Текст книги "Повелительница львов"

Автор книги: Алан Савадж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

Глава 11

Пока в Йоркшире происходили все эти важнейшие события, я пыталась заручиться благорасположением шотландцев.

Шотландцы – народ очень дикий и свирепый, чья дикость и свирепость растёт по мере удаления от центров цивилизации, а таковых в этой тёмной и невежественной стране очень мало. Одеваются они престранно: мужчины в некоторых местах носят очень короткие юбки, как будто мужскому или женскому полу приличествует выставлять ноги напоказ; женщины кутаются в яркие узорчатые шали и плащи. Лица у них всех с багровым оттенком – то ли от природы, то ли от постоянно дующих в этих краях воющих холодных ветров, а самое вероятное, от янтарного цвета напитка, который они употребляют все без исключения – мужчины, женщины и дети; от этого напитка волосы встают дыбом, в животе разгорается жар, а кое-кто даже валяется в бесчувствии.

Они так же задиристы и воинственны, как ирландцы, с которыми, как считают люди сведущие, они состоят в родстве. Ирландцы ненавидят англичан, но их отделяет от нас бурное море, шотландцы же, ненавидящие англичан, отделены от нас всего несколькими холмами. Поэтому они с незапамятных времён являли собой сущее бедствие для тех моих людей, что живут на севере. Любого англичанина, переходящего через границу, они грабят и убивают, та же участь постигает и всех англичанок, с той только разницей, что предварительно их насилуют.

В дополнение ко всем этим недостаткам они говорят на каком-то совершенно непонятном языке, который не имеет себе родственных и мешает им освоить цивилизованный язык, поэтому, когда они пытаются говорить по-английски или по-французски, их очень трудно понять.

Таковы были эти дикари, в чьи руки я добровольно отдала самое себя. После нескольких дней плавания по Ирландскому морю я чувствовала себя отвратительно, вся окоченела, но едва мы высадились на берег, как нас тут же схватили, обращаясь с нами так, словно мы были, потерпевшими крушение мореплавателями, к тому же английскими мореплавателями, посланными, казалось, самой судьбой для ограбления.

Однако мы, точнее сказать я обладала скрытой силой. Я была француженкой. Как ни свирепы шотландцы, в численности они уступают своим южным соседям. Время от времени английские короли вторгались сюда во главе своих армий, чтобы подвергнуть насилиям и грабежу местных жителей. Относительно немногочисленным шотландцам, среди аристократов которых шли бесконечные клановые распри, лишь изредка удавалось успешно противостоять этим вторжениям. Они всё ещё ностальгически говорят о сражении около деревни Баннокбёрн, где их бессмертный король Роберт Брюс нанёс поражение огромной английской армии, но надо заметить, этой армией командовал бездарный английский король Эдуард II. Однако ещё более живо, с внутренним трепетом, они вспоминают нашествия Эдуарда I, отца Эдуарда II, прозванного ими Бичом шотландцев, а также поражения, нанесённые им Эдуардом III, сыном Эдуарда II и приверженцами Генри Болингброка, моего свойственника. Поэтому им всегда требовались союзники, которые могли бы помочь или, по крайней мере, отвлечь силы их врагов. Так как французы по отношению к англичанам находились примерно в таком же положении, обе нации, по крайней мере их королевские дома, подсознательно тяготели друг к другу. В надежде упрочить узы, соединяющие две семьи, сестра Якова II была выдана замуж за сына Карла VII. Связи такого рода обычно прерываются со смертью, но связующее звено всё же осталось, и тот факт, что я была английской королевой и беглянкой, как бы перечёркивался тем фактом, что я была французской принцессой и беглянкой. Это объясняет, почему меня и моих спутников тут же не убили. А я даже не была изнасилована!

И всё же мы вряд ли могли выбрать менее удачный момент, чтобы, высадившись в Шотландии, просить помощи у шотландского короля. Всего несколько месяцев назад, когда я скрывалась в Уэльсе, Яков II выступил против одного из своих мятежных аристократов и с мощнейшей армией, в вооружение которой входили даже пушки, осадил крепость Роксборо, где тот находился. Лучше бы ему этого не делать! Его бомбарды отбивали большие камни от крепостных стен, и надо же так случиться, что один из этих камней угодил в наблюдавшего за канонадой короля и убил его на месте. Бедному малому не исполнилось ещё и тридцати; он был всего на несколько месяцев моложе меня, но как венценосец успел уже прославиться своими успехами и пользовался большой популярностью. Поэтому страной, в чьей помощи я так отчаянно нуждалась, управлял мальчик, а вернее регентша – вдова короля, Мария Гельдернская[31]31
  Г е л ь д е р н – герцогство на территории Нидерландов.


[Закрыть].

Нетрудно себе представить, сколько пищи для размышлений дало мне это сообщение. Стало быть, дикие шотландские лаэрды[32]32
  Богатые землевладельцы.


[Закрыть] и их кланы без колебаний вручили судьбу своей страны в руки женщины, по своей национальности ещё более чуждой им, чем я – англичанам. Как сильно это отличается от поведения моих английских лордов! Или, может быть, эта Мария Гельдернская совершенно исключительная женщина? Я имела о ней довольно поверхностные сведения, но она явно уступала мне своим происхождением. Её мать, однако, была сестрой Филиппа, нынешнего герцога Бургундского, который в своё время предлагал сочетать меня браком с его сыном Карлом, графом Шароле (позднее с графом Неверским). Я не могла вновь не задуматься над причудами истории. Выйди я замуж за Карла, королева шотландцев стала бы моей родственницей.

Я поняла, что она на несколько лет моложе меня, ибо дата её рождения была не очень широко известна. Но ей вряд ли исполнилось больше пятнадцати, когда, с одобрения дяди Шарля в 1449 году вышла замуж за Якова, короля Шотландского.

Семейная жизнь этой женщины разительно отличалась от моей. Её муж был сильным, энергичным и воинственным королём, тогда как мой муж – полным ничтожеством, на чьей голове корона оказалась по чистой случайности. От своего мужа она родила четверых здоровых детей, тогда как мне пришлось искать посторонней помощи. Она потеряла своего мужа в сражении, мой же муж не имел ни достаточной смелости, ни ума, чтобы выступить с мечом в руке и победить либо умереть; она была регентшей и осуществляла высшую власть в стране, ставшей для неё второй родиной, тогда как я в своей стране оказалась беглянкой, лишённой какой бы то ни было власти. Если мы и имели в чём-либо сходство, то только в том, что обе были молоды, обе хороши собой – так мне сказали – и обе от природы воинственны. Когда летящий обломок стены поразил Якова, Мария, всегда сопровождавшая своего мужа, приняла на себя командование и довела осаду до победного завершения.

Такова была женщина, которую мне, невзирая на свои личные чувства, предстояло просить о помощи. И с каждым днём эта необходимость ощущалась всё острее. Ибо галлоуэйские шотландцы, убедившись, что я действительно королева Англии и, следовательно, меня нельзя изнасиловать и убить, сочли, что я, должно быть, очень богата и меня следует всячески обирать. Когда я объяснила им, что у меня нет ни гроша и если они не будут кормить меня и мою свиту, наша смерть окажется на их совести, они сильно помрачнели.

Однако они всё же понимали, что я могу так или иначе им пригодиться, и послали гонцов к Марии, в результате чего после Рождества, которое мы так и не отпраздновали, я получила приглашение, вернее приказ прибыть со своими людьми в аббатство Линклуден. Там мне предоставлялось убежище, и там шотландская королева собиралась дать мне аудиенцию.

Всё во мне восставало против такого пренебрежительного отношения, но у меня не было никакой другой надежды получить помощь. Мне не оставалось ничего иного, как отправиться в Линклуден вместе с принцем и небольшой свитой – Генри Сомерсетом и моим верным Джоном Комбом. Там и произошёл один из замечательнейших эпизодов в моей жизни.

В аббатстве нам предоставили удобные просторные покои; настоятель сообщил мне, что его аббатство – одна из любимых резиденций шотландской королевы. Я была рада это слышать. Мне понравились лесистые окрестности с приятном видом на отдалённое море. Я была заинтригована и озадачена словами настоятеля: неужели я приехала в Шотландию для того, чтобы встретиться со вторым Генрихом – только в женском платье?

   – Её величество – женщина очень набожная? – обеспокоенно спросила я.

Он ответил не сразу, а по некотором размышлении:

   – Нет ни малейшего сомнения, что её величество верит в Бога.

Приходилось быть терпеливой. Всё это время меня кормили очень сытно и вкусно, я поглощала большое количество этого замечательного шотландского напитка – виски, поэтому чувствовала себя как никогда более здоровой и бодрой. Узнав о скором прибытии королевы, я велела моим людям, прежде всего Эдуарду и Генри, нарядиться во всё лучшее, то же самое с помощью Байи сделала и я сама, хотя все мои одежды были уже ношеные.

Затем я вышла в квадратный двор аббатства и стала ожидать, королеву шотландцев. Был ранний январь, и холод стоял пронизывающий. Я испытывала такое чувство, будто вновь жестоко обманута. Но я сохраняла выдержку, а когда Мария наконец появилась, это было для меня большим сюрпризом.

Она въехала во двор на лошади, сопровождаемая вооружённым эскортом и своими фрейлинами. Должна сказать, что посадка у неё была превосходная, столь же превосходно она управляла и лошадью, и я не могла не подивиться изяществу, с которым она соскользнула с седла на поставленный для неё приступок. Изумлённая, я едва не вытаращила глаза: впечатление было такое, будто я нахожусь в присутствии северной богини.

Мария оказалась очень высокой женщиной, почти шести футов без обуви, а на этот раз она была в сапожках на каблуках. При всём том она не имела ни одной унции лишнего веса, а её телосложение отличалось пропорциональностью. Я знаю, есть люди, находящие сорокадвухдюймовый бюст чрезмерно большим, но в сочетании с плоским животом, широкими бёдрами и длинными сильными ногами такой бюст смотрится прекрасно. Разумеется, сейчас все эти достоинства были скрыты шитой золотом одеждой, столь же экстравагантной, как и всё, что было с ней связано, но я не понимала, что употребить по отношению к ней слово «чувственная» – значит ничего не сказать.

Все эти её восхитительные прелести полностью открылись мне лишь впоследствии, пока же я любовалась её лицом и волосами. Вьющиеся золотые волосы Марии ниспадали локонами за плечи. Черты лица были крупные, что вполне, соответствовало всему её телу, и при этом просто великолепные: высокий лоб свидетельствовал об уме, широко расставленные глаза – о зоркости зрения, прямой нос – о повелительном характере, широкий рот – о щедрости, а квадратный подбородок – о силе воли. Из этого описания можно сделать справедливый вывод, что я нашла шотландскую королеву весьма привлекательной.

К счастью, и она проявила подобное же восхищение.

– Ваша светлость, – воскликнула она, – да вы, оказывается, ещё красивее, чем утверждает молва!

Измученная с дороги, в запачкавшихся одеждах я выглядела далеко не лучшим образом и восприняла её слова как самый приятный комплимент. Однако моя радость немного поубавилась, когда я стала представлять королеве Марии свою свиту и заметила, с каким интересом она рассматривает Генри Сомерсета, который был ещё более красивым мужчиной, чем его отец. Однако я пожертвовала бы всем, лишь бы заручиться помощью этой женщины, могла даже, в случае надобности, пожертвовать и Генри, уступив его, как я надеялась, лишь на некоторое время.

В действительности мне пришлось пожертвовать гораздо большим, чем я предполагала; в этом я очень скоро убедилась. После очередной обильной трапезы, сопровождаемой ещё более обильными возлияниями, ибо королева шотландцев очень хорошо усвоила обычаи страны, которая стала для неё новой родиной, она заявила во всеуслышание, что мы с ней должны поговорить наедине, выяснить, каковы наши общие интересы. Я поддержала её предложение, подозревая, что мне предстоят трудные переговоры, но я не имела даже отдалённейшего понятия о том, что меня ждёт.

Королева проводила меня в свою опочивальню и отпустила всех своих служанок. Мы остались одни. В камине жарко полыхал огонь, и, пользуясь этим, она стала сбрасывать с себя одежды, одну за другой; я наблюдала за её раздеванием с изумлением, смешанным с некоторой завистью, ибо она была с избытком наделена красотой и статью, даже волос на лобке было с избытком. Раздевшись донага, она принялась сладострастно перекатываться по постели; заметив, что я с некоторым опасением наблюдаю за ней, Мария села, утонув в облаке золотых волос, и сказала, как бы оправдываясь:

– Так я разогреваюсь. Почему бы вам не последовать моему примеру, милая Мег?

Вину за всё последующее я возлагаю на виски. Естественно, я не хочу вдаваться в подробности, но, одурманенная крепким напитком, я не увидела ничего предосудительного в том, чтобы принять её предложение; катаясь нагишом перед пылающим камином, я и в самом деле разогрелась, тем более что и Мария продолжала кататься. Кровать оказалась не так уж широка, и через несколько мгновений она лежала на мне, точно была мужчиной.

В скором времени, измученная этими эротическими кувырканиями, я крепко уснула; примерно через час я проснулась с раскалывающейся от боли головой, но с чувством приятного томления во всём теле. Когда я присела на кровати и, придя в себя, стала вспоминать о происшедшем, меня вдруг охватило ужасающее чувство вины. Оглянувшись, я увидела, что моя, хозяйка сидит в кресле перед пылающим камином, во всём великолепии своей наготы, и, потягивая виски из кубка, наблюдает за мной. Увидев, что я проснулась, она спросила:

   – У вас болит голова?

   – Просто разламывается.

   – Обычная история, если спишь днём, – согласилась она. – Однако если не спать, голова трещит ещё сильнее. – Она наполнила ещё один кубок и принесла мне – впечатляющее зрелище. – Выпейте, и вам станет лучше.

Так-то так, подумала я, но что будет, когда действие вина кончится. Но так как я была в её руках в самом буквальном смысле, я не видела другого выхода, кроме как подчиниться. Когда же я осушила кубок, всё кругом снова представилось мне в розовом свете. Она села рядом и, лаская меня, сказала:

   – Нам надо поговорить.

Я не знала, что мы можем сказать друг другу, но Мария снова удивила меня.

   – Вам нужны люди и деньги, – заметила она.

   – Да, конечно, – ответила я, отвечая ласками на её ласки. Именно этого она; очевидно, хотела, и тут было ещё много возможностей.

   – Думаю, я могла бы вам помочь, – сказала она неожиданно.

   – Я была бы вам вечно признательна.

   – Насколько признательна? – спросила Мария, слегка ущипнув меня в самом важном месте.

Мои глаза, всё это время закрытые, сразу открылись. Мне подумалось, что как раз в этот момент я проявляю свою благодарность, со всей возможной щедростью предоставив в полное её распоряжение своё тело. Но я сочла, что высказать эту мысль вслух – неразумно.

   – Скажите мне, чего вы хотите.

   – Я ищу надёжности и спокойствия.

Ещё один сюрприз. Я готова была бы поклясться, что меня держит в руках самая ненадёжная и беспокойная женщина на свете.

   – Для нас обеих, – добавила Мария.

Я потёрлась носом о её шею. Удивительно, как быстро может изменяться ситуация.

   – Договор о вечной дружбе между нашими народами, – пробормотала Мария и тоже потёрлась о меня носом, но, гораздо ниже, чем я. – И любовь между её правителями, которая будет закреплена женитьбой принца Уэльского на моей дочери Марии.

Так как Эдуарду только что исполнилось семь лет, а принцесса Мария была на четыре года моложе, это условие показалось мне вполне приемлемым.

   – Да, конечно.

   – Нам отойдут также крепости Берик, Алник и Бамборо.

Это предложение, произнесённое на уровне моего пупка, настолько меня ошеломило, что мышцы моего тела сразу напряглись и колени вздёрнулись к её голове. Подняв голову, Мария укоризненно посмотрела на меня: она не любила, чтобы её прерывали, когда она предавалась чувственным удовольствиям или занималась делами.

   – Мои лорды никогда не согласятся, – сказала я.

   – Дражайшая Мег, если я и помогу вам вернуть себе власть, то только для того, чтобы вы пользовались ею неограниченно. – Это предположение прозвучало весьма заманчиво. – К тому же, – продолжала она, возобновляя исследование моего тела, – если мы будем вечными союзниками, какое это имеет значение?

Вести переговоры в таких условиях оказалось весьма трудно, требовались титанические усилия, чтобы сосредоточиться. Дражайшая Мария, очевидно, имела богатый опыт в подобного рода делах; я поняла, что мои девические развлечения с Беллой – почти невинная забава. И я согласилась отдать крепости, если полностью возвращу себе власть.

   – Вот и отлично, – сказала Мария. – Я знаю, что до конца жизни мы будем очень нежно любить друг друга, милая Мег. И ещё одно дело. – Она снова высасывала из меня все силы. Я с закрытыми глазами откинулась головой на подушку, потеряв всякий интерес к государственным делам. – Ваш молодой Сомерсет, – с неожиданной застенчивостью продолжила Мария, – очень красивый малый.

Мои глаза вновь широко раскрылись от удивления. Эта женщина поистине ненасытна... и всеядна. Она почувствовала необходимость в дополнительных объяснениях.

   – Хорошо, – сказала она, – разумеется, он не столь красив, как вы. С другой стороны, дражайшая Мег, я бедная одинокая вдова. Но будем откровенны друг с другом, есть нечто, чего вы не можете сделать для меня. – Никогда ещё я не чувствовала себя такой беспомощной. – Ни я для вас, – великодушно добавила она. – К тому же, деля одного любовника, мы станем ещё ближе друг другу, не правда ли?

Вся следующая неделя прошла как одна непрекращающаяся оргия. Не сомневаюсь, что все знали о происходящем, но и духовенство, и слуги королевы шотландцев, казалось, воспринимали наше противоестественное поведение как вполне естественное, тогда как Генри Сомерсет чувствовал себя на седьмом небе, проводя время с двумя из трёх самых красивых, чувственных и жаждущих мужской ласки женщин в Европе, готовых поделиться всем, что имеют. Что бы ни творилось вокруг Марии, она никогда не теряла головы и не забывала о делах, поэтому в своё время я получила договор, условия которого были уже обговорены нами: он предусматривал помолвку принца Эдуарда и принцессы Марии, заключение вечного союза между Англией и Шотландией и передачу крепостей Берик, Алник и Бамборо. Войти в силу этот договор должен был сразу же после того, как я верну себе власть. Я поставила свою подпись не колеблясь, мне важно было вернуть власть, а всё остальное – дело второстепенное.

Я чувствовала себя счастливой, исключительно беззаботно проводя время, и всей душой отдыхала от пережитых испытаний и треволнений, которые выпали на мою долю в течение последних шести лет; боюсь, что я никогда так и не оставила бы аббатство Линклуден, если бы с такой же властностью, как Мария, меня не потребовали бы к себе государственные дела. Джаспер Тюдор сообщил мне о замечательной победе под Уэйкфилдом.

Сначала мы были ошеломлены, но затем почувствовали большую радость. Однако Мария выглядела не слишком довольной, ибо полученное известие означало, что у меня уже нет необходимости полагаться исключительно на её помощь. Но я всё ещё не имела никаких денежных средств и, хотя мечтала, присоединившись к своей победоносной армии, довершить уничтожение йоркистов, знала, что моим солдатам необходимо оплатить их ратный труд. Мария дала мне денег, правда не в достаточном количестве, но на великие дела денег никогда не бывает достаточно. Она также послала со мной в качестве телохранителей отряд шотландских горцев, самых необузданных людей, которых я когда-либо видела. Они ходили в юбках, обнажавших их багровые костлявые колени, не носили доспехов и были вооружены небольшими палашами-клейморами, маленькими круглыми щитами, и ещё более маленькими кинжалами-скеандху. Редко бывая трезвыми, они не слушались приказов, то и дело дрались между собой, но, невзирая на всё это, не терпели, чтобы их задевали. Я подозреваю, что королева шотландцев отдала мне этих головорезов для того, чтобы избавиться от них.

Последний долгий час перед расставанием, мы провели, катаясь в объятиях друг друга, на её постели, затем, заливаясь слезами, расстались. Я, как надеялась, отправилась, чтобы увенчать себя славой и вознести на прежнюю высоту Ланкастерский Дом.

Путешествие на юг, где, стоя лагерем, меня ожидала моя армия, заняло около недели и было сопряжено с немалыми трудностями. Дороги и погода оказались скверными, а когда шотландские горцы перешли через границу, мне лишь с большим усилием удавалось удерживать их от насилий и грабежей. И всё же моя репутация пострадала от нескольких неприятных происшествий. В Йорке, однако, меня приняли очень радостно; Клиффорд, Уилтшир и Джаспер проводили меня к городским воротам и показали на разлагающиеся головы Йорка и Солсбери, увенчанные бумажными коронами. Сознаюсь, зрелище довольно омерзительное, но принц Эдуард захлопал в ладоши, и я не решилась упрекнуть его, ибо хотела воспитать в своём сыне воинственный дух, начисто отсутствующий в его номинальном отце.

Я прибыла в Йорк 20 января и решила сразу же, пока йоркисты, как мне сообщили, всё ещё в смятении, направиться на Лондон, вызволить короля и снова обрести все наши королевские прерогативы. Мои лорды также склонялись к такому решению, однако указали, что старший сын и наследник Йорка, граф Марч, находящийся на западе, всё ещё на свободе и, судя по донесениям, собрал большую армию, чтобы отомстить за смерть отца: Этого юношу я время от времени встречала, когда он был совсем ещё ребёнком. Но я не видела его несколько лет, да и сейчас не испытывала желания видеть; хотя до меня и доходили слухи, будто он изрядно подрос, стал высоким, сильным и красивым молодым человеком, не думаю, что я заслуживаю порицаний за то, что не усмотрела в этом девятнадцатилетнем юноше, совершенно неопытным в военных делах, сколько-нибудь серьёзную угрозу моим честолюбивым устремлениям. Тем не менее, уступая советам моих лордов, я отправила часть моей армии под командованием Джаспера Тюдора, чтобы расправиться с молодым графом. Остальная часть армии продолжала двигаться на юг, ибо я хотела не только захватить Лондон, но и освободить короля, а заодно расправиться с последним сколько-нибудь значительным вождём йоркистов – Уориком, который, как явствовало из донесений моих лазутчиков, двигался на север, навстречу мне.

Более того, я узнала, что он захватил тот самый город Сент-Олбанс, где нашему делу был нанесён тяжёлый удар. Мои военачальники, само собой, составляли планы и давали рекомендации, как обойти Уорика и отрезать его от Лондона, как провести с ним переговоры... Я решила игнорировать их мнение. Я жаждала сражения.

Однако я не могла не сознавать, что не знаю ни численности армии графа, ни её расположения, и всё время, пока мы двигались на юг, это тревожило меня. Но тут неожиданно мы получили чудесное и, как оказалось, очень ценное подкрепление. К нам присоединился отряд в сто солдат, возглавляемый Джоном Греем Гроуби в сопровождении Беллы!

Целых шесть месяцев я не видела её прекрасного лица, и как богаты событиями были для меня эти шесть месяцев! Оказалось, что и на её долю выпало немало приключений. Пока я сжимала её в объятиях, она рассказала мне о некоторых из них. Пребывание в Шотландии значительно раздвинуло мои горизонты, но какую бы важную роль ни сыграла в моей жизни Мария Гельдернская, уже по одной той причине, что мы обе были королевами и в то время она имела надо мной преимущество, она никак не могла надеяться заменить милейшую Беллу в моём сердце. Белла, в свою очередь, была столь же рада оказаться в моих объятиях, возможно, даже ещё более рада, чём я, ибо всё это время имела дело исключительно с мужчинами.

Подробности, естественно, я узнала, когда мы стали делиться всем пережитым за эти шесть месяцев; в этих разговорах я, понятно, не могла не затронуть некоторых своих проблем.

   – Вам нужна информация о графе Уорике, ваша светлость? – Глаза моей подруги зажглись воинственным пылом. – Я раздобуду её для вас.

   – Вы? – с тревогой вскричала я.

Она рассказала мне о том, что произошло во время нашей разлуки. После поражения в Нортгемптоне она и Грей бежали домой, в поместье её матери. Там Белла и осталась, её же доблестный муж отправился узнать, что он может сделать для нашего дела. То, что Белла была одной из моих фрейлин, причём самой любимой, разумеется, знали многие. Чтобы выяснить моё местонахождение, отряды йоркистов отправились в Экслхолл, рыскали и в различных других направлениях; победители сочли нужным заглянуть и в Графтон.

Возглавлял этот отряд сам Уорик, жаждавший наложить на меня руки, и не только в фигуральном смысле. Меня там не оказалось, зато оказалась Белла. Если верить ей, а я вполне верила (не только потому, что последующее подтвердило её слова, но и потому, что было невероятно, чтобы какой-нибудь мужчина – за исключением, может быть, моего мужа, – фактически захватив Беллу в плен, не вспомнил о своей принадлежности к сильному полу), граф проявил некоторую склонность к насилию и грабежу, ища утешения в тех дивных белых полушариях, которые сейчас были прижаты к моим.

   – Негодяй! – вскричала я. – И ему удалось добиться своей конечной цели?

Белла очень мило покраснела.

   – Что я могла поделать, ваша светлость? Мой муж отсутствовал, мать очень стара, сыновья ещё малы... А вообще этот Уорик просто коротышка.

Это замечание не смягчило моего сердца, но я с интересом выслушала рассказ Беллы. Переспав несколько раз с прелестной девушкой, Уорик отбыл, но о том, что он не забыл доставленного ему удовольствия, свидетельствовали многочисленные презенты, полученные Беллой в последующие шесть месяцев.

Нетрудно догадаться, какие чувства испытывала Белла, её оскорблённая женственность взывала к возмездию. Она прежде всего добивалась полного падения Уорика; в этом отношении она оставалась постоянной всю свою жизнь, но так как она по-прежнему живёт и процветает, правильнее было бы сказать всю его жизнь. Для его разгрома она прилагала все усилия. Её план был прост. Уорик ещё никак не мог знать, что Грей Гроуби уже присоединился к моим войскам. Но он отлично знал, что Грей является сторонником Ланкастерского Дома. Белла не сомневалась, что если прибудет в Сент-Олбанс, якобы ища неведомо куда уехавшего мужа, то Уорик встретит её с распростёртыми объятьями и с тёплым ложем... так что у неё будет неплохая возможность выяснить численность его войск, их расположение, а также его намерения.

Я с ужасом думала о риске, которому Белла намерена себя подвергнуть. Но она с таким воодушевлением хотела сыграть роль лазутчицы, что я в конце концов согласилась, сомневаясь, однако, что Уорик и в самом деле так сильно оскорбил её женственность, как она мне поведала. Как бы там ни было, она уехала и через несколько дней вернулась, слегка растрёпанная, но ликующая. Всё произошло именно так, как она и предполагала: в течение трёх ночей граф осквернял её тело, но зато три дня она собирала необходимую информацию.

Вот что она мне рассказала. Уорика в основном поддерживают герцог Норфолк, герцог Суффолк и граф Арундейл, зато других вождей йоркистов на его стороне очень мало. У него большая армия, – по оценке Беллы, около тридцати тысяч человек, почти столько же, сколько и у меня с тех пор, как я отослала Джаспера, – но она состоит главным образом из неопытных новобранцев и почти нет артиллерии. Она также сказала мне, что Уорик отнюдь не собирается безвылазно сидеть в Сент-Олбансе, что мы так неудачно пытались сделать шесть лет назад, а услышав о нашем приближении, выведет своих солдат из города на плоское возвышение перед домами и блокирует северную дорогу, по которой я, по его предположениям, буду двигаться. Там он и даст мне сражение, если только я не отойду прочь, испугавшись кровопролития. Он до сих пор считает меня никчёмной маленькой женщиной, памятуя, с какой лёгкостью одержал верх при Нортгемптоне. Пожалуй, самым важным из всего рассказанного мне Беллой было то, что король находится в лагере Уорика.

Мои лорды, как и следовало ожидать, тут же затеяли ожесточённую перепалку, высказывая противоречивые мнения. Могу заверить, что редко собирался более оживлённый совет, куда входили бы столь знатные вельможи, справедливо гордившиеся своей голубой кровью. Вокруг меня стояли графы Эксетерский, Сомерсетский, Девонширский, Нортумберлендский и Шрусберийский, не говоря уже о лордах Клиффорде, Фицхью, Грее Коднорском, Грейстоуке, Русе, Уэллсе, Уиллоуби и Грее Гроуби, который ещё не был возведён в сан рыцаря, но уже прославился своим военным талантом. Почти все эти люди присутствовали в Уэйкфилде, что должно было внушить им уверенность в себе, но всё же явно колебались, пока я не прекратила их спор, изложив мой план.

Я тешу себя мыслью, что этот план был так же прост, как и то, что предложила Белла, и отличался такой же целеустремлённостью, как планы Цезаря, во всяком случае, оказался не менее успешным. Некоторые мои военачальники выступали за то, чтобы сразиться с Уориком на его проклятой Вересковой пустоши, другие – за обход врага. Мой неопытный, но проницательный ум не видел никакой причины, почему бы нам не выполнить оба эти манёвра одновременно, посеяв смятение во вражеских рядах. Намерение моё повергло всех в ужас, но я не слушала никаких возражений, и на другой день две трети моей армии, направившись на запад, стали обходить противника с фланга, тогда как оставшаяся треть во главе с Сомерсетом – сюда входили и свирепые шотландские горцы – двинулась прямо по дороге.

Сомерсет получил приказ двигаться как можно медленнее, тогда как я всячески торопила свои войска. Однако йоркисты, очевидно, разгадали наш замысел. Этого-то и опасались мои лорды, предполагая, что враг может вторгнуться в пространство между двумя частями армии и разбить их до отдельности. Но я знала Уорика. Он не только бездарный военачальник, обязанный своими-успехами скорее случайности, чем способностям, но к тому же имеет одну роковую слабость: боится поставить на карту всё, включая и свою жизнь, предприняв смелое нападение, если у него есть какая-то возможность добиться победы с помощью оборонительных мер. Кроме того, в его лагере находился король, который, как ни испытывала его судьба, всё же оставался единственным законным оправданием для захвата йоркистами власти. Будущий Делатель Королей опасался потерять своего туза.

Я в точности предвидела его действия во время сражения. Он не мог оставаться там, где был, ибо ему грозило нападение сразу с двух сторон; он боялся двинуться вперёд и поставить всё на одну карту, поэтому решил отступить в мнимую безопасность Сент-Олбанса. И это перед лицом грозно надвигающегося противника. Как только я увидела, что его знамёна, колыхаясь, двинулись назад, сразу поняла, что победа будет за нами. Я сделала для этого всё, что от меня зависело. Отъехала на своей лошади в сторону и сказала Клиффорду, командовавшему моей частью армии: