Текст книги "Повелительница львов"

Автор книги: Алан Савадж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Недолгое возвышение Жанны д’Арк и последующий подъём французского национализма создали серьёзные проблемы для англичан. Мой дорогой граф Суффолк оказался как раз тем человеком, который вынужден был снять осаду Орлеана, склонившись перед гордо реющими знамёнами Жанны д’Арк. И только доблестный Бедфорд смог отплатить за это поражение. Но с 1435 года, когда Бедфорд умер, могучая английская военная машина стала давать ощутимые сбои.

Молодому английскому королю было в то время четырнадцать лет, столько же, сколько и мне, когда меня выдали замуж. Немало его столь же молодых предков надевали доспехи и во главе своей армии отправлялись на войну. Но Генрих VI оказался не таков. Управление королевством было Доверено Большому совету, в котором главные роли играли соперничавшие между собой Хамфри, герцог Глостерский, Джон Бедфорд, брат Генриха V и, следовательно, дядя моего будущего супруга, а также кардинал Генри Бофор, его двоюродный дед. С обоими этими джентльменами я впоследствии весьма близко познакомилась. Достаточно сказать, что они представляли_; совершенно противоположные точки зрения. «Добрый» герцог Хамфри – убей меня Бог, если я понимаю, почему его так называли, – настаивал на продолжении войны с Францией, тогда как кардинал желал закончить её почётным для обеих сторон миром.

Для достижения своих целей обе партии употребляли самые разнообразные средства. Замысел, который вынашивал кардинал, был предельно прост: женить молодого короля на французской принцессе и тем самым положить конец войне, слишком дорого обходившейся обеим сторонам. Ещё в 1439 году для этого к дяде Шарли было тайно направлено посольство, но кардинал столкнулся с неожиданной трудностью: отсутствием подходящей принцессы. Хотя дядя Шарли был, как я подозреваю, полубезумен, а потому лишён здравого смысла, ему никак нельзя было отказать в хитрости. Конечно же, у него есть принцесса на выданье, причём по воспитанию и происхождению она настоящая француженка, как-никак его собственная племянница... и к тому же очень хороша собой.

И вот его замысел принёс желанные плоды. Так я, по крайней мере, предполагала.

Если я и питала глупую надежду, что меня тотчас же отведут в Англию, где я принесу свою девственность в дар могучему красивому королю и, как я мечтала, пылкому возлюбленному, то вскоре от неё не осталось и следа. Дядя Шарль вёл очередную свою войну. Да и был ли когда-нибудь перерыв между его войнами? В то время он сражался против герцогства Мец и сделал перерыв лишь на зимний период. Его приезд в Тур, где он улаживал мои дела, был не чем иным как прелюдией к возобновлению кампании. Он призвал участвовать в осаде Меца и моего папа, а поскольку дядя Шарли оплачивал все наши расходы, папа вынужден был подчиниться. Поэтому мой отъезд в Англию отложили до окончания кампании, то есть на несколько месяцев.

Эта отсрочка, очевидно, вполне устраивала Суффолка, который, ни с кем не советуясь, принял столь смелое решение и теперь должен был вернуться, в Англию и сообщить королю и его приближённым о помолвке. Кроме всего прочего, королевская женитьба отнюдь не ограничивается принесением клятвы в верности. Она всегда тесно связана с государственными делами, и, соглашаясь на мою помолвку с английским королём, дядя Шарль сделал графу определённые предложения, которые тот принял. В то время я не знала, каковы эти предложения, в противном случае не чувствовала бы уверенности в своём, будущем.

Суффолк, однако, не проявлял никаких колебаний или сомнений. Как доверенное лицо моего будущего супруга, перед отъездом он навестил меня, чтобы попрощаться.

   – Я вернусь ещё до истечения года, – заверил он меня, – чтобы с подобающим столь торжественному случаю эскортом сопровождать вас в Англию.

   – Мой супруг не приедет сам, милорд? – поинтересовалась я.

   – Весьма сомневаюсь. Он может прибыть во Францию лишь во главе армии, а именно этого мы все стараемся избежать. Не тревожьтесь, ваша светлость, он будет ожидать вас в Англии со всем нетерпением молодого сердца.

Я схватила его за руку.

   – Расскажите мне о нём. Высокого ли он роста?

   – Высокого, ваша светлость.

   – Столь же высокого, как и вы, милорд?

   – Нет, не столь высокого, ваша светлость.

   – Широк ли в плечах?

   – Достаточно широк, ваша светлость.

   – Так же широк, как и вы, милорд?

Нет, ваша светлость. Но ведь он вдвое моложе.

   – Какие у него волосы – золотистые?

   – Нет, скорее рыжие.

   – Как и ваши, милорд?

   – Да, ваша светлость.

   – Носит ли он бороду?

   – Сейчас нет, ваша светлость.

Я была разочарована, так как находила весьма привлекательной бороду Суффолка.

   – Расскажите мне, отважен ли он, – попросила я графа. – Искусно ли владеет копьём и мечом?

   – Как сказать... – Граф явно пребывал в смущении. – Во всём христианском мире ни у кого нет более прочных доспехов, чем у него.

Я была не в настроении обдумывать его ответы.

   – Насколько он преуспел в искусстве верховой езды?

– Его светлость – превосходный наездник.

   – Во многих ли турнирах принимает он участие?

Смущение графа стало ещё более очевидным.

   – Его светлость – очень учёный человек, – сказал он.

   – Часто ли он выезжает на охоту? Здесь, во Франции, если позволяет погода, мы охотимся каждый день.

   – Его светлость – очень набожный человек.

Поразмыслив над этими словами, я задала жизненно важный для меня вопрос.

   – Смогу ли я полюбить его, милорд, так же сильно, как?.. – Я прикусила язык и залилась румянцем, осознав, что чуть было не проговорилась.

Суффолк был не из тех людей, что упускают возможность обрести, преимущество, пусть самое незначительное.

   – Так же сильно, как... кого, ваша светлость?

   – Есть много мужчин, которых я могла бы полюбить, милорд, – сказала я, – если таковы предначертания судьбы.

Граф быстро оглянулся, чтобы удостовериться, одни ли мы, и поцеловал мои пальцы.

   – Милая Мег, есть лишь одна женщина, которую я мог бы и хотел полюбить, даже вопреки предначертаниям судьбы.

Суффолк поднял голову и посмотрел на меня в упор. Он был втрое старше меня, женат, имел детей. Но так ли это важно, если тебе четырнадцать и ты влюблена? Девушки в четырнадцать лет влюбляются пылко и страстно, и пусть эта влюблённость частенько проходит за несколько недель или даже дней, но пока они влюблены, всем своим существом стремятся к предмету своего обожания. Хорошо, если предмет обожания отгорожен от них высокой стеной и они видят его лишь издали, что отнюдь не мешает им тяжело вздыхать, а порой и лишаться чувств.

Мне, однако, не повезло. Предмет моего обожания стоял Передо мной, мы были одни, он держал меня за руку и медленно, но властно привлекал всё ближе и ближе к себе.

   – О Мег! – воскликнул он. – Мег, Мег, Мег! Я полюбил вас, как только увидел ваше лицо. Но когда я увидел вас купающейся, увидел ваше блистательное тело...

Существовал только один способ прекратить это безумство, а именно – закрыть ему рот. Что я и сделала... своим ртом.

Не уверена, но, видимо, пока мы говорили, граф тесно прижал меня к себе, знаю только, что несколько секунд наши языки искали друг друга, а его руки ощупывали моё, к счастью, прикрытое до самых лодыжек платьем тело, и я испытывала самые восхитительные ощущения.

Затем он вдруг отпустил меня, видимо осознав, что сделал, и его лицо стало пепельно-серым.

   – Ваша светлость... Он упал на колени.

Прошло несколько секунд, прежде чем я смогла обрести дар речи. Я порывалась вновь броситься в его объятия, но благоразумие пришло мне на выручку. Суффолк продолжал стоять на коленях, с опущенной головой, без сомнения ожидая, что я немедленно призову стражу, заключу его в тюрьму и обреку на жестокую казнь. Я положила руку ему на плечо, и он резко поднял голову.

   – Полагаю, нам лучше всего забыть эти последние пять минут, милорд, – сказала я.

   – Да, – пробормотал он, жадно вглядываясь в моё лицо. – Да.

   – И ни одна живая душа не должна знать о том, что произошло между нами.

   – Да, ваша светлость. Клянусь блюсти молчание.

   – Тогда поцелуйте мою руку, уходите и возвращайтесь лишь после того, как ваш король будет готов принять меня.

Он схватил мою руку.

   – Мег!

   – Уходите, – повторила я, – вы должны уйти, милорд.

Его пальцы на мгновение сжали мои, но он тут же отпустил мою руку и поклонился.

   – Я буду считать каждую секунду до нашей новой встречи, ваша светлость.

Мне хотелось проводить его до дверей и махать рукой, пока он не скроется вдали, но это было слишком рискованно. У меня бешено колотилось сердце, щёки горели, и мне требовалось, по крайней мере, несколько минут, чтобы успокоиться и обрести свой обычный вид.

Но этих нескольких минут и не оказалось в моём распоряжении. Прежде чем я успела перевести дух, появилась маман.

   – Что он сказал? – спросила она.

   – Попрощался со мной.

Маман пронзила меня испытующим взглядом.

   – И ничего больше?

   – А что ещё он мог сказать, маман?

Маман по-прежнему не отводила от меня глаз; она всячески кривила рот, как обычно, когда пребывала в нерешительности. Но между нами никогда не было истинной близости. Пока она расходовала свои силы на то, чтобы отвоевать владения мужа, я находилась на попечении бабушки. Эта милая испанская гранд-дама воспитывала меня до самой своей смерти, а умерла она лишь за восемнадцать месяцев до тех событий, с которых я начала своё повествование. Невзирая на глубокую старость, бабушка до последних дней сохраняла бодрое расположение духа и неизменно обо мне заботилась.

Она много рассказывала мне о диком Арагоне, о его лесистых горах, обрывистом морском побережье и красивых обитателях. Рассказывала и о сражениях с маврами. Не то чтобы ей случилось быть их очевидцем, – к тому времени, когда бабушка родилась, Реконкиста[6]6
  Реконкиста – отвоевание испанцами и португальцами земель, захваченных арабами (маврами).


[Закрыть] уже почти завершилась, и оставшиеся мавры, как и ныне, проживали в небольшом Гранадском королевстве в юго-восточной части Иберийского полуострова, – но говорила она так убедительно, как будто сама лично присутствовала при этих столкновениях, продолжавшихся несколько столетий.

Я любила бабушку и горько оплакивала её кончину. Но мне в то время исполнилось уже двенадцать лет, и я понимала, что раз родилась женщиной, то должна терпеливо сносить свою женскую долю. Возвратившаяся как раз в это время маман всячески пыталась меня утешить, но оказалось, что мы стали чужими друг другу. Мы пытались преодолеть эту отчуждённость, но в то время, как я отличалась серьёзностью, проявляла живейший интерес к делам этого мира, маман, с её фривольным характером, думала лишь о своём очередном увлечении. Зная мораль французского двора, я предпочитаю не задумываться над тем, насколько далеко заходили эти увлечения. Поэтому, повторяю, между нами так и не возникло истинной близости, я подозреваю даже, что маман побаивалась меня, внезапных вспышек моего гнева.

Вот и теперь, желая предостеречь меня от необузданных желаний, маман не находила подходящих слов.

   – Граф, без сомнения, порядочный человек, достойно представляющий своего великого повелителя. Надеюсь, ты высоко ценишь выпавшее на твою долю счастье, Мег? – только и сказала она.

   – Да, маман, ценю, – заверила я её.

Уединившись в своей комнате, я спокойно обдумала всё происшедшее. До сих пор меня никогда не целовали, по крайней мере так страстно. Даже дядя Шарли, который не упускал случая обласкать меня, не осмеливался притрагиваться своим языком к моему. Меня охватило такое чувство, будто я лишилась целомудрия. Впрочем, я и в самом деле потеряла бы его, не найди в себе силы вовремя оттолкнуть графа.

Разумеется, я была прекрасно осведомлена о том, что происходит между мужчиной и женщиной в постели; об этом позаботилась в своё время моя бабушка. Но, как, вероятно, и большинству молодых девушек, мне не терпелось испытать ещё неизведанные ощущения, хотя я и отдавала себе полный отчёт в том, что для сохранения своей репутации, которая в противном случае окажется безнадёжно загубленной, в первый раз необходимо совершать это запретное действо со своим мужем.

Столь же хорошо я знала и о том, что адюльтер с королевой может рассматриваться как государственная измена, со всеми вытекающими отсюда последствиями для его участников. В нашей французской королевской семье такое уже случалось. Всего за сто лет до моего рождения король Людовик X женился на венгерке по имени Клеменция, которую застали в объятиях одного из пажей. Несчастный юноша был разорван на части четырьмя лошадьми; забеременевшей же Клеменции позволили родить, после чего удушили её в темнице. Никто не решился оспаривать отцовство ребёнка – а это был сын, – и он прожил менее года, причём некоторое время официально считался королём Франции.

Равным образом я была осведомлена и о том, что помолвка влечёт за собой такую же ответственность, как и бракосочетание. В глазах всего мира я уже была королевой Англии, и ни один человек на свете не мог этого изменить, хотя, Бог – свидетель, многие и пытались это сделать.

Иначе говоря, мне было над чем подумать, но я влюбилась и не могла подавить в себе это чувство, как не могла прекратить дышать. Ещё до истечения года мой возлюбленный должен вернуться, чтобы отвезти меня к другому человеку. Удивительно ли, что всё во мне кипело, когда я размышляла над перипетиями своей судьбы.

С охватившим меня чувством следовало немедленно покончить, да только я не знала, как это осуществить. И вот тут-то мне на помощь пришла бабушкина мудрость. Спасибо доброй женщине за воспитание. В раннем детстве я до безумия обожала мёд; заметив это, бабушка целую неделю трижды в день пичкала меня излюбленным лакомством и излечила мою нездоровую страсть. С тех пор миновало несколько лет, прежде чем я вновь притронулась к мёду. В случае с Суффолком я, совершенно очевидно, не могла применить это лекарство. И дело даже не в том, что меня страшили ужасающие последствия – просто графа не было рядом. Зато он постоянно пребывал в моих мыслях, и я, следуя бабушкиной методе, принялась усиленно думать о нём. Всё это бесконечно длинное, нудное лето я денно и нощно изводила себя мыслями о нём. Выйдя из дома, я представляла, что он идёт рядом. Воображала, словно именно он прислуживает мне во время трапезы. А когда преклоняла колени в церкви, заставляла себя думать, да простит меня Пресвятая Богородица, будто и он стоит тут же, коленопреклонённый.

А уж по ночам в постели – это было труднее всего вынести. Бабушка объяснила мне, чего следует ожидать от мужчины, но она, естественно, не могла проиллюстрировать свои слова. А когда однажды я случайно наткнулась на пажа, справлявшего малую нужду, предмет, который вызывал мой интерес и который я с большим удовольствием ощупала бы, был поспешно упрятан в гульфик.

Однако природа наделила меня богатым воображением, и в конце концов я смогла поздравить себя с успехом своего замысла: к тому времени, когда воюющие армии разошлись по своим зимним квартирам, граф был изгнан из моего сердца.

Не следует думать, будто всё то лето я только тем и занималась, что думала о графе Суффолкском. Дел у меня было по горло.

Прежде всего следовало готовить приданое. Требовалось множество хуппеландов[7]7
  Широкие плащи.


[Закрыть] и сюркотов[8]8
  Верхняя одежда, накидки.


[Закрыть], а также особенно модных при французском дворе платьев с глубоким декольте. Эти платья шились из бархата, парчи или шёлка, в зависимости от времени года, для которого они предназначались; причём преимущество отдавалось самым ярким цветам. И сколько ещё всего прочего! Тёплые платья, у которых ворот, манжеты и подол оторочены мехом. Сетчатые головные уборы и остроконечные колпаки-хеннины, очень неудобные для ношения, потому что их легко мог сорвать ветер, и, когда требовалось войти в дверь, они цеплялись за притолоку. Золотые сетчатые нижние рубашки, надеваемые под платья. И в довершение ко всему – большое количество драгоценностей, многие из которых я получила в виде подарков: золотые пояса, цепочки, ожерелья, броши, наперсные кресты, ковчежцы, конечно же, кольца всевозможных форм, размеров и самой разной ценности.

В связи с помолвкой мне преподнесли сотни подарков, но самым среди них любимым, возможно, потому, что этот подарок оказался совершенно неожиданным и необычным, был львёнок, посланный мне самим герцогом Бургундским. Уж не знаю, сделано ли это было с каким-нибудь хитроумным намёком, но так как мой характер был ещё никому, включая и меня самое, неизвестен, полагаю, что герцог просто не захотел походить на других. Я обожала игривого маленького проказника, которого нарекла Альбионом, одним из прежних названий страны, которая должна была стать моей второй родиной.

Заботы перемежались двумя моими любимыми развлечениями. Я либо охотилась, либо, свернувшись клубочком, читала какую-нибудь хорошую книгу, чаще всего новеллы Боккаччо. Сто раз перечитывала я эти замечательные рассказы, где меня восхищало буквально каждое слово.

Я также старалась быть в курсе всего происходящего в мире и вокруг меня; как раз в то время не случалось ничего особенного, но ведь никогда нельзя знать наперёд, какую пикантную сплетню услышишь при нашем маленьком дворе.

Четыре года назад, например, один из знатнейших людей Франции, Жиль де Рэ, был посажен на кол и сожжён как колдун. Говорили, будто он заманивал маленьких детишек обоих полов к себе в замок, тешил свою плоть, а затем зверски убивал несчастных. Если судить по тем слухам, что доходили до наших ушей, повергая нас в изумление и трепет, он тешил свою плоть даже с мёртвыми, не зная никакой меры в своём стремлении к наслаждениям.

Представьте же себе мои чувства, когда я узнала об этих несчастных существах, мальчиках и девочках, возможно, моих сверстниках, которые попадали в мрачный замок де Рэ, где их безжалостно насиловали, а затем умерщвляли самыми ужасными способами. Естественно, я не могла не задумываться над своей будущей судьбой, ведь мне предстояло уехать из моей дорогой Франций в страну с отвратительным климатом, населённую свирепыми людьми, единственным развлечением которых, по моим сведениям, была война.

Какая же участь постигнет меня? Теперь, возвращаясь к прошлому, я должна сказать, что у меня были все основания хорошенько задуматься. Но всякий раз я вспоминала о благородном Суффолке, и на душе у меня становилось легче.

Лето близилось к концу, и я с нетерпением ожидала начала осенних дождей. Но по независящим от меня обстоятельствам мои девичьи мечты и замыслы не осуществились. В тот год выдалась погожая осень, и военные действия продолжались куда дольше обычного. Но если я была только раздосадована, то герцог де Мец впал в отчаяние: кое-как продержавшись летом, он мечтал поскорее отвести армию на зимние квартиры, пополнить запасы провианта и обзавестись новой амуницией, да и вообще приготовиться к продолжению войны в следующем году.

Дядя Шарли (или, что более вероятно, его военные советники, ибо сам он ничего не смыслил в воинском искусстве), сознавая, что город плохо защищён, решил воспользоваться хорошей погодой для продолжения боевых действий, впредь до полной победы.

Всё это, казалось, не должно было иметь ко мне отношения, но когда в декабре граф Суффолкский пересёк Ла-Манш и доехал до границы английских владений во Франции, вместо того чтобы направиться на юг, в Сомюр, где я ожидала его, или позвать меня в Тур, он прибыл в Нанси, где размещались штаб-квартира и двор дяди Шарли. Я надеялась, что и меня пригласят в Нанси, но никакого приглашения не последовало. Не оставалось ничего иного как торчать в опостылевшем Сомюре. А ведь я не сомневалась, что свадьба уже решённое дело, вряд ли обе стороны стали бы упорно торговаться из-за моего приданого или каких-либо преимуществ, которые мой брак мог принести одной из сторон.

Меня раздосадовало известие, что вместе с графом приехало множество красивых рыцарей и ещё более прекрасных дам, в честь которых устраиваются великолепные балы, пиршества и турниры. Но ещё больше то, что на этот раз граф прибыл не один, а с женой. Я тотчас же почувствовала неприязнь к этой счастливой женщине.

Рождественский праздник прошёл в Сомюре очень скучно.

Наконец в феврале последовало долгожданное предложение. Переговоры закончились; маман и я должны были присоединиться к папа, находившемуся в Нанси.

К этому времени зима уже полностью вступила в свои права, и поездка оказалась достаточно трудной. Но меня подбадривало радостное предвкушение грядущего счастья. Плоды созрели, наступила пора их сбора.

И мои ожидания оправдались. К концу месяца мы прибыли в Нанси, где нас ожидало приятное известие о взятии Меца. По этому случаю были устроены весёлые празднества, которые послужили лишь прелюдией к другому куда более радостному празднику, свадебному.

Неделю спустя мой брак с Генрихом VI был торжественно скреплён епископом Луи де Эранкуром в кафедральном соборе в Нанси. На церемонии присутствовало множество знатных особ.

Вместе с другими братьями прибыл и мой старший брат Жан, которого титуловали герцогом Калабрийским. Хотя он никогда не был в южной Италии, но титул этот принадлежал ему по праву, как старшему сыну и наследнику Неаполитанского короля, точно так же, как наследника английского престола называют принцем Уэльским, и не важно, что в действительности папа никогда не восседал на неаполитанском троне.

Я всегда преклонялась перед Жаном, убеждённая, что не могу и рассчитывать на столь высокое, как у него, положение. Но всего за один год всё резко переменилось. Я стала самой важной представительницей нашей семьи и встретила великолепного мужчину, равного которому мне ещё не доводилось видеть.

Маркиз Суффолкский, удостоенный этого высокого титула в награду за удачно выполненное поручение, и я не имели времени, чтобы увидеться перед церемонией, лишь издали обменялись взглядами. В кафедральном соборе, однако, он взял меня за руку, действуя как доверенное лицо моего мужа, которого я так и не видела. Я думаю, мы оба дрожали, когда он надел на мой палец обручальное кольцо, а по окончании службы, склонив голову, запечатлел поцелуй на моей щеке. Но, вероятно, он так же, как и я, прилагал все усилия, чтобы изгнать меня из своего сердца, и поэтому мы держались отчуждённо.

Однако с началом недели развлечений – турниров, пиршеств и балов – мы уже не могли сторониться друг друга. Перед каждым поединком английская королева должна была привязывать шарф к копью своего «мужа» и вместе с ним открывать все балы. Поэтому мы сближались день ото дня. Я улыбалась маркизу, протягивающему мне копьё, в страхе сплетала пальцы, когда он, пришпорив коня, мчался на своего противника и, трепеща, льнула к нему в танцевальном зале.

Надобно напомнить, что события эти происходили в начале марта. Трудно представить себе более холодное и слякотное время года, а потому совершенно не подходящее для рыцарских турниров. Даже маркиз несколько раз падал, когда его конь скользил на влажной почве ристалища, и всё же Суффолк неизменно оказывался победителем.

Не радовал теплом и уютом и замок, хотя во всех каминах и пылал огонь, по залам по-хозяйски разгуливали сквозняки, поэтому те, кто располагались рядом с камином, буквально поджаривались, тогда как сидящие поодаль дрожали от холода. Мне даже пришлось отказаться от купаний. Но я испытывала поистине небесное блаженство от общества маркиза. Эта неделя оказалась одной из самых памятных в моей жизни, ничто не омрачало счастья. Поверенный английского короля даже не пытался пробраться ко мне тайком, а я довольствовалась ожиданием. Скоро я поеду в Англию, к своему мужу, моя французская семья останется позади, а маркиз Суффолкский будет совсем рядом.