Текст книги "Филогенез"

Автор книги: Алан Дин Фостер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 41 страниц)

Глава пятнадцатая

Он был высокого роста, с бронзовой кожей, королевской осанкой, идеальной мускулатурой, безупречным поведением и очаровательной улыбкой. Где бы он ни проходил, на него все оборачивались. Мужчины с восхищением, женщины – переполненные эмоциями, которых они стеснялись, но не в состоянии были скрыть. Другими словами, он являлся типичным образцом мужчины-пайтара, который ничем особо не отличался отсвоих соплеменников. Идя рядом с ним, Надуровина чувствовала себя неуверенно, но это чувство не переходило границ, за которыми начинался благоговейный страх.

Его звали Дмис-Атель. Третий по старшинству в юго-восточном отделе посольства пайтаров. Он прилетел на Новую Ирландию по приглашению властей, чтобы засвидетельствовать свое почтение человеку, который, как ему сказали, оказался единственным выжившим в бойне на Привале. В ответ на возмущенные вопросы пайтаров, почему раньше их не поставили в известность о выживших, через наиболее засекреченные каналы пришел ответ, что, возможно, этот человек является единственным исключением. Но, даже если это не так, было бы очень любезно с их стороны просто лично выразить ему свои искренние соболезнования. Кроме того, поскольку есть большая вероятность фальшивки, умело сфабрикованной некими беспринципными людьми в своих аморальных целях, возможно, восприимчивые пайтары сумеют пролить свет на ситуацию, увидев ее с точки зрения, отличной от человеческой.

Когда дело подали таким образом, пайтары не стали особо раздумывать. Они забронировали место на первом попавшемся транспортнике, летевшем в нужном направлении, и отправили туда Дмиса, дав указания либо проявить должное сострадание, либо сделать то, что он сочтет нужным,– смотря по обстоятельствам. В аэропорту пришельца встретил Ротенбург, который проводил его до госпиталя и сдал на руки невозмутимой Надуровиной.

– Мне не терпится увидеть этого человека,– сказал пай-тар.

Он шел легко и грациозно. Со стороны казалось, что он плывет над землей. Возникало сильное желание нагнуться и проверить, касаются ли его ноги почвы. Все, что делали эти существа, получалось у них без видимых усилий. Надуровина поддавалась этому очарованию ничуть не меньше остальных землян. И только прирожденный профессионализм в такого рода вопросах позволял ей сохранять необходимую отстраненность. «Интересно,– подумала она,– убивали ли они своих невинных жертв так же легко и непринужденно?»

– Он не знает о предстоящем визите,– пояснила женщина, проходя через двойные двери с надписью «Вход запрещен – только для персонала». За каждым их шагом следило множество скрытых сканирующих устройств, которые регистрировали все, начиная с материала одежды и кончая содержимым пищеварительной системы. Работали детекторы обнаружения взрывчатых веществ в кровотоке и ядов в слюнных железах. К тому времени, как они подошли к двери палаты в северо-западном углу на пятом этаже здания, тщательное обследование на предмет возможности агрессивных действий, проведенное по последнему слову земной техники, закончилось. Это происходило несмотря на то, что Надуровина и ее коллеги были уверены – пайтар не станет пытаться причинить вред пациенту. Поступить так означало признать свою виновность или, по крайней мере, основательно запятнать свою репутацию чуть ли не праведников. В любом случае, поблизости находились хорошо вооруженные тренированные охранники, готовые вмешаться при малейших признаках агрессии.

Пайтар не выказывал никаких признаков беспокойства или напряжения. Впрочем, никто никогда не видел, чтобы эти существа вели себя по-другому. Даже самый внимательный наблюдатель при самом удачном стечении обстоятельств с трудом мог угадать, что у них на уме. Они никогда не теряли самоконтроля, не разражались неудержимым смехом. Их поведение было таким же безупречным, как и внешность.

Они ехали в лифте одни. Надуровина знала, что в соседней с палатой комнате сидит толпа наблюдателей, а еще больше людей приковались взглядами к мониторам в разных концах планеты. Каждое движение, слово или перемена выражения лица пайтара сразу будет разложено на составляющие и тщательно проанализировано.

Впереди показалась дверь палаты. Пайтар посмотрел на нее, потом обернулся к Надуровиной и улыбнулся.

– Эти люди охраняют нас или человека внутри?

– Они охраняют его. Вы, я думаю, понимаете, как сильно нас интересует, что он сможет рассказать о гибели мира, в котором жил.

– И что же он рассказал вам?

На лице, достойном античной статуи, не отразилось ни малейшего беспокойства, в движениях не было ни намека на волнение.

Военный психиатр улыбнулась в ответ.

– Вы сможете спросить его об этом сами.

Они прошли идентификацию у охранников, и им разрешили войти.

– Думаю, он вас заинтересует.

Опять никакой видимой реакции. Да и могла ли она надеяться на что-то другое? Надуровина вошла первой.

Мэллори сидел на кровати. Цзе – рядом на стуле. За прошедшую неделю такая картина уже стала привычной для Надуровиной. За это время пациент прибавил в весе и начал восстанавливать утраченный мышечный тонус. В чем была большая доля заслуги медсестры, беззаветная преданность которой своему пациенту превосходила все желаемое.

Вот и он, момент противостояния.

Надуровина почти физически ощущала множество взглядов, устремленных на мониторы, соединенные с многочисленными скрытыми камерами, установленными в комнате. Множество людей внимательно смотрели и ждали, что же произойдет.

– Доброе утро, мистер Мэллори и мисс Цзе. Я надеюсь, вы не обидитесь, что я привела к вам гостя.

Мэллори перевел взгляд на них. Он увидел пайтара. И, что более важно, пайтар увидел его. Надуровина затаила дыхание, готовая вмешаться, отпрыгнуть в сторону или позвать подмогу, если что-нибудь произойдет. Она не знала, чего можно ожидать в такой ситуации. Никто не знал. Ей оставалось только надеяться, что при предварительном обсуждении нынешней операции со своими коллегами они предусмотрели и проанализировали все возможные варианты развития событий.

Они ошиблись.

– Пайтар,– сказал Мэллори. Его голос был спокойным и бесстрастным. В нем не прозвучало ни капли страха или паники.– Здесь,– он перевел взгляд на психиатра, и на его лице проявились хоть какие-то эмоции. Он улыбнулся.– Еще один из ваших тестов? Решили немного поэкспериментировать?

– Дмис– член делегации, разместившейся в Ломбоке,– представила она гостя.– Он настоящий пайтар, а не загримированный актер.

– Я уже понял.

Стал ли его тон несколько мрачнее, или Надуровина просто приписала пациенту то, что ожидали увидеть она и ее коллеги?

– Я знаю, как выглядят пайтары.

Когда инопланетянин двинулся в сторону кровати, она напряглась, но не сдвинулась с места. Надуровина знала, что за стеной сидит отряд до зубов вооруженных коммандос, которые автоматически перешли на полную готовность с появлением здесь инопланетянина. Она расслабилась лишь тогда, когда Дмис остановился в ногах кровати.

– Итак, вы и есть тот самый человек, который выжил во время возмутительных событий, произошедших на Аргусе-5?

– Правда. Я так и сделал.– Мэллори твердо встретил непроницаемый взгляд инопланетянина.– И видел, что там произошло.

Пайтар сделал неуловимый жест, значения которого не понял никто из находившихся в комнате.

– Мои соплеменники очень озабочены тем, что там случилось.

Мэллори сжал губы в одну тонкую линию. Надуровина не заметила дрожи в его движениях. Глянув на приборы, отслеживавшие состояние пациента, она увидела, что их показания незначительно изменились. Достаточно слабо, чтобы не принимать это во внимание.

– Я уверен, именно так.

– Что же вы там видели?

Сидя рядом с Мэллори, Цзе спокойно следила за беседой, положив руку на его предплечье. Мэллори приподнялся, его лицо приняло рассеянное выражение.

– Я не совсем уверен… О да, припоминаю. Видите ли, я видел там ваших соплеменников,– сказал он, еще раз фальшиво улыбнувшись.

Лицо пайтара окаменело? В этом психиатр не могла быть уверена. Она стояла в стороне и наблюдала за тем, что походило на шахматную партию. Только фигуры в ней были живые.

– Да, точно. Ваши соплеменники. Теперь я вспомнил совершенно отчетливо. Они убивали всех подряд. Разрушали все, что могло бы зарегистрировать или каким-либо другим образом дать понять, что это сделали именно они. Ваши соплеменники работали очень аккуратно. Очень аккуратные ублюдки.

– Будьте добры, мистер Мэллори! Дмис – дипломат, один из представителей пайтаров на Земле,– сказала Надуровина. Она решила, что настало время играть ту роль, которую она для себя разработала.

– Это нонсенс, док. О какой дипломатии может идти речь, когда дело касается пайтаров?

Выражение лица инопланетянина не изменилось. Пациент, казалось, не расстроил, а заинтересовал его.

– У вас очень хорошее воображение, мистер Мэллори. И изобретательное. Пайтары не убивают. Только в целях самозащиты. Я не врач, но думаю, что ужасные испытания, которым вы, безусловно, подверглись, должно быть, расстроили ваш рассудок. Я не знаю, почему мои соплеменники фигурируют в качестве объекта ваших галлюцинаций, но это не очень льстит мне.

– Я не страдаю галлюцинациями. И никогда не страдал. Я точно знаю, что видел. Ваши соплеменники напали без предупреждения, воспользовавшись нашим дружелюбием, которое пайтары целенаправленно завоевывали все пять лет добрососедских отношений. Это позволило вам напасть абсолютно неожиданно. Вы убили всех поголовно. Я не понимал причины тогда и не понимаю сейчас.

– Ох. Ваше предположение только подтверждает диагноз,– вполголоса проговорил Дмис.

– Нет, вы меня не поняли. Я не понимаю, зачем вам нужны были репродуктивные органы земных женщин. Я видел, как их извлекали из одной женщины за другой, хирургическим путем, и аккуратно складывали в то, что, как я теперь понимаю, было криогенными контейнерами. Что вы с ними делаете? Едите? Поклоняетесь им? Или используете в каком-нибудь непредставимо варварском концептуальном искусстве? Скажите мне, дипломат Дмис. Мне действительно очень интересно.

– Что до меня,– ответил пайтар,– то мне очень интересно узнать, какой же вид человеческого разума породил подобный вздор.

– Если это слишком задевает вас, Дмис, мы можем уйти отсюда,– перебила его Надуровина.

– Нет-нет,– казалось, инопланетянина ничуть не тронули оскорбления.– Мне интересно. Как и все мои соплеменники, я хочу как можно больше узнать о людях. Даже о том, какие у них бывают психические расстройства. Это весьма удобный случай.

– Для меня тоже,– согласился Мэллори.– Поскольку я тоже хочу как можно больше узнать о пайтарах. Чтобы выяснить, как легче вас убивать.

– Должен сказать, мистер Мэллори, я хорошо понимаю происходящее и искренне сочувствую вам. Я уверен, при соответствующем уходе ваше состояние со временем улучшится. В то же время меня чрезвычайно заинтересовали ваши ошибочные представления,– Дмис улыбнулся Надуровиной.– Я могу чем-нибудь помочь?

– Да,– не задумываясь, заявил Мэллори.

Он в красках описал действие, которое было анатомически невозможно выполнить даже имеющему более длинные ноги и руки пайтару. Надуровина поперхнулась, но инопланетянин никак не ответил на выпад.

– Еще одна замысловатая фантазия. Естественно, у вас есть доказательства, которые подтверждают ваши домыслы. Снимки, записи изображений, или голоса, или еще один свидетель, который подтвердит ваши слова.

– Нет,– прошептал человек, лежащий в кровати.– Вы прекрасно знаете, что нет. Иначе вы бы не стояли здесь, ухмыляясь, как недокормленный Будда. Вас не стали бы даже приводить сюда. Вас бы пристрелил первый землянин, кому вы попались бы на глаза,– он широко улыбнулся.– Я бы с удовольствием сделал это сам, но куча «специалистов» вокруг оказалась заодно с вами и наверняка предусмотрела подобную возможность. Я могу прямо сейчас выпрыгнуть из кровати, вцепиться руками в твое безукоризненное горло и сжимать его до тех пор, пока в тебе не исчезнут последние признаки жизни.

Надуровина снова напряглась.

– Я не думаю, что даже если бы вы были здоровы, вы смогли бы привести свою угрозу в исполнение,– холодно ответил высокий широкоплечий Дмис – А в данный момент вы слишком слабы после пережитого. Кроме того, я безусловно превосхожу вас размерами и силой.

– Знаю. А вот вы ничего не знаете о силе, которую может придать человеческому существу неконтролируемая ярость,– он посмотрел на обеспокоенного психиатра.– Не волнуйтесь, док. Я пока не собираюсь покидать эту кровать, даже на время. Даже ради такого удовольствия, как ощущение пайтарской шеи под своими пальцами,– он снова обернулся к инопланетянину.– Я пока поберегу себя, понимаешь? Я мечтаю о гораздо большем, чем смерть одного из вас.

– Надеюсь, мистер Мэллори получает медицинское обслуживание, адекватное его состоянию. Мне не хочется думать, что когда-нибудь он может напасть на кого-нибудь, приняв его за пайтара,– обратился Дмис к Надуровиной.

– Уверяю вас, персонал, работающий с ним, учитывает все возможные варианты,– ответила та чистейшую правду и не вдаваясь в подробности.

– Это было чрезвычайно интересно,– пайтар слегка поклонился в сторону Мэллори и мягко улыбнулся.– Когда вы придумаете какие-нибудь доказательства ваших впечатляющих галлюцинаций, проследите, чтобы меня оповестили. Будет очень поучительно продолжить нашу дискуссию. Поскольку сейчас нам более не о чем говорить, я должен вернуться в дипломатическую миссию и сделать доклад,– сделав шаг назад, он повернулся к психиатрам.– Я хотел бы быть в курсе дел относительно процесса выздоровления мистера Мэллори. Очень печально видеть разумное существо столь глубоко погруженным в свои иллюзии. Но это вполне понятно. Среди моих соплеменников такое тоже нередко случается: пациент окружает стеной выдумок воспоминания о действительно случившихся с ним кошмарах, чтобы таким образом защититься. При отсутствии правдивой информации он начинает безудержно фантазировать, пытаясь избежать столкновения с пугающим его провалом в памяти. Я уверен, с течением времени и при хорошем уходе ваши галлюцинации постепенно исчезнут.

– Я уверена, что мистер Мэллори продолжит выздоравливать,– ответила женщина уклончиво, сделав жест в сторону двери. Пайтар вышел первым.

Девять с половиной часов спустя Ирен Цзе в панике выбежала из палаты. Оттуда доносился грохот и скрежет ломаемых и разбиваемых на куски приборов и мебели. Но еще громче было нечеловеческое завывание, последние жалобные стенания человеческого ума на грани полного помешательства.

Надуровину эта весть застала в ее штаб-квартире, когда она с мужем собралась поужинать. Она села в свою машину и помчалась в госпиталь на такой скорости, что наземобиль едва сохранял равновесие. Женщина ворвалась в госпиталь и побежала наверх, провожаемая изумленными взглядами сотрудников.

Протолкавшись сквозь начавшую собираться толпу, она увидела Цзе и без церемоний подошла к ней. Хотя Надуровина не была одета в форму, санитар, занимавшийся оказанием помощи Ирен, узнал офицера и отошел в сторону.

Цзе дрожала, уткнувшись лицом в ладони. На правом рукаве ее больничного халата виднелось пятно уже почти засохшей крови, которая текла из глубокого пореза. Встав позади нее, санитар начал обрабатывать рану.

У Надуровиной не было времени на любезности.

– Что произошло? – она схватила молодую женщину за запястья и оторвала ее ладони от лица.– Посмотрите мне в глаза, сестра!

Цзе повернула свое заплаканное лицо в сторону психиатра.

– Я… я не знаю. Просто что-то случилось. За минуту до этого все было нормально. Я относила обеденный поднос, когда все началось.

Надуровина посмотрела в сторону комнаты, но не увидела там ничего, кроме снующих туда-сюда людей.

«Если сейчас там царит хаос, то что же творилось десять минут назад?» – подумала она.

– Так что же произошло? Ответьте мне, медсестра. Это… пайтары?…

– Пайтары? – моргнув, Цзе вытерла глаза тем рукавом халата, который остался чистым.– Какие пайтары? Здесь не было никаких пайтаров,– ее взгляд стал более осмысленным.

Надуровина вздохнула с облегчением. Несмотря на все меры предосторожности, круглосуточное дежурство опытных охранников, всегда оставалась вероятность того, что инопланетяне действительно были виновны в том, о чем рассказал Мэллори. Или он просто вызвал у них сильную неприязнь, и они нашли способ добраться до него. Но, очевидно, причину следовало искать не в этом.

С другой стороны, то, что пришельцев в госпитале не было и все случившееся в палате произошло без их участия, с точки зрения беспристрастного судьи говорило об их невиновности, подтверждая слова Дмиса.

– Он просто взбесился. Минуту назад доел мороженое и отдал мне поднос, довольный и улыбающийся, а потом…– Она медленно покачала головой, словно не веря в то, что произошло.– Как будто в нем взорвалась бомба.

– Он… он в порядке? – Поскольку самые худшие опасения развеялись, Надуровина постаралась проявить сочувствие.

– Наверное. Я не знаю,– молодая женщина умоляюще посмотрела на нее.– Я хотела помочь ему, пыталась успокоить, но было такое впечатление, что он меня не слышит. Он начал расшвыривать и ломать все вокруг.– Словно не веря в происходящее, она потрогала порез, который заканчивал обрабатывать санитар.– Я убежала, чтобы уцелеть и позвать на помощь,– она посмотрела на дверь комнаты.– Через некоторое время там стало тихо, наверное, они нашли способ успокоить его. Я надеюсь… надеюсь, для этого не пришлось применить грубую силу.

– Сменяя друг друга, с ним работают лучшие из персонала этой больницы,– сказала женщина-психиатр, стараясь, чтобы ее слова прозвучали максимально убедительно.– Я уверена, с ним все будет в порядке.

– Что же случилось, доктор?

– Я тоже не знаю, Ирен. Но могу предположить. Это могла быть задержанная по времени психологическая реакция на визит пайтара. Вы видели, насколько сдержанно Мэллори вел себя в его присутствии. Я даже не могла предположить такого варианта, независимо от того, правдива его история или нет. Каким-то образом ему удавалось целиком и полностью держать под контролем свое поведение и эмоции. Затем, как я полагаю, он попытался обо всем забыть. И продолжал пытаться, пока его нервная система не взбунтовалась. Когда вы сказали, что внутри него взорвалась бомба, вы были намного ближе к истине, чем думаете.– Надуровина покачала головой.– Люди считают, что наибольшая разрушительная мощь в мире свойственна термоядерному синтезу. Я же остаюсь при убеждении, что она скрыта здесь,– она коснулась пальцами лба. Нахмурившись, опустилась на колени рядом с потрясенной женщиной и положила руку на ее колено, пытаясь успокоить.– Если вы хотите отказаться от дальнейшей работы с ним, я отдам соответствующие приказания.

Цзе проглотила комок в горле и снова вытерла глаза рукавом.

– Нет. Я останусь.

Во взгляде Надуровиной мелькнуло восхищение.

– Ваша самоотверженная преданность делу достойна одобрения. Я прослежу, чтобы ее соответствующим образом вознаградили.

– Я остаюсь здесь не из-за преданности делу,– ответила Цзе, глядя на нее снизу вверх.

Надуровина задумалась.

– О. Так вот оно что.

Молодая женщина кивнула.

– Да.

– Это непрофессионально. Я не могу такого одобрить,– напряженно произнесла Надуровина.

Цзе неуверенно усмехнулась.

– Могли бы и не говорить. Вы же понимаете, я не нарочно. Я не могла предположить, что такое случится.

– Я не думаю, дорогая, что хоть кто-нибудь из нас мог предположить такое,– вздохнула Надуровина.– Больше я ничего не могу сказать. Пока ваши чувства не мешают исполнению профессионального долга, я не буду возражать, чтобы вы продолжали с ним работать.

– Спасибо,– ответила Цзе, взяв ее за руку и искренне улыбнувшись.

Надуровина кивнула и начала пробираться сквозь толпу к двери в палату. На этот раз охранник попытался задержать ее, но, очевидно, Чимбу увидел, что происходит, поскольку голос врача приказал охраннику пропустить офицера.

Палата вы глядела так, как будто внутри нее и впрямь взорвалась бомба. Пациента нигде не было видно.

– Мы перевели его в палату номер пятьдесят два,– сказал Чимбу. Он выглядел очень уставшим.– Вместе со всем уцелевшим оборудованием. Мы ввели ему седативное, и сейчас он спит.

Разрушения выглядели впечатляюще. Трудно было себе представить, чтобы невысокий, изнуренный голодом больной, прошедший только половину курса реабилитации, оказался способен за столь короткое время произвести такие разрушения.

– Медсестра Цзе вызвала персонал без промедления,– Чимбу увидел вопросительное выражение лица женщины-офицера.– Однако они не сразу решились вмешаться, опасаясь, что тогда больной может что-нибудь сделать с собой. Через несколько минут прибыл дежурный врач и отдал распоряжения. За это время у пациента не убавилось сил. Потребовались четко скоординированные действия пяти санитаров, чтобы повалить его на пол и сделать инъекцию седативного препарата. Они решились броситься на него только тогда, когда он, похоже, собрался выпрыгнуть в окно.

Надуровина задумчиво посмотрела на бронированное стекло. Достаточно прочное, чтобы выдержать взрыв ручной фанаты. Она поймала себя на том, что размышляет, остановило бы такое стекло взбешенного Мэллори. Окно было закрыто.

– Он успел что-нибудь с собой сделать?

– Ничего особенного. Небольшие ссадины и кровоподтеки. Я разговаривал с Цзе и совершенно не понимаю, что вывело его из равновесия.

– Я тоже с ней говорила,– кивнула женщина-психиатр.

Разговаривая с Чимбу, она продолжала осматривать комнату. Дорогое оборудование, разбитое вдребезги, кабели, вырванные из стен и мониторов, поломанная мебель. Погнутый стул, похожий на выброшенную на берег актинию, валялся в углу. Даже от постельного белья остались одни клочья. Она нагнулась и подобрала пластиковую чашку. С обгрызенным краем. Ураган, дремавший в голове Элвина Мэллори, снова ожил. Вспомнив дрожащую от страха медсестру, Надуровина подумала: «Как хорошо, что никто не пострадал».

Что будет делать Мэллори, когда действие седативного препарата кончится и он проснется? Сотрудники госпиталя уже установили и включили большую часть нового комплекта медицинской аппаратуры. Нет никакой гарантии, что пациент не очнется в таком же буйном и разрушительном состоянии, опасный для окружающих и себя самого. В подобном случае решающим фактором будет влияние на него Цзе.

Собравшись с силами, Надуровина вышла в коридор, чтобы поговорить с медсестрой.

Но ее сила убеждения оказалась невостребованной. Цзе сама стремилась снова оказаться рядом с Мэллори. Она спокойно выслушала инструкции, которыми снабдила ее Надуровина, приняв к сведению те, которые показались ей и впрямь полезными, и молча проигнорировав остальные. Ей казалось, что она понимает Элвина лучше, чем кто угодно другой. В любом случае, когда он проснется, ей первой придется принимать решения, от которых будет зависеть все.

Мебель и оборудование комнаты пятьдесят два полностью повторяли интерьер той, которую в припадке бешенства разгромил Мэллори. Под воздействием мощного седативного препарата он проспал остаток дня и всю ночь. Цзе задремала рядом с ним, даже не воспользовавшись надувной кроватью, поставленной для нее. Когда она проснулась, в окно начали проникать первые лучи солнца. Пациент лежал на кровати с открытыми глазами и молча смотрел на нее.

Удивленная, женщина начала было вставать, но, увидев его улыбку, расслабилась.

– Я вел себя, как дрянной мальчишка, не так ли, медсестра?

– Как ты себя чувствуешь?

Не дожидаясь ответа, она машинально просмотрела показания приборов рядом с кроватью. Цзе заранее знала, что все более-менее в норме. Если бы произошло что-то серьезное, доктора и медсестры непременно вмешались бы, и при этом она обязательно бы проснулась. Но она должна была задать такой вопрос.

– Устал. Немного першит в горле.– Подняв руку, он ощупал прозрачный эпидермальный пластырь, закрывавший порез на лбу.– Я не очень-то много помню. Только много шума.

– Ты разнес в другой комнате вдребезги все, до чего смог дотянуться,– укоризненно сказала она.

– В другой комнате? – переспросил он. Приподнявшись, огляделся вокруг и сообразил, что все вокруг выглядит совершенно иным, и пейзаж за окном тоже изменился.– Я не помню, чтобы меня куда-то переносили.

– Им пришлось вырубить тебя. Для этого потребовалось пять санитаров.

– Пять, да? – спросил он с довольным видом.– Представляю, насколько это раздует мой счет за лечение.

Ирен прикрыла рот рукой, не в силах сдержать смех. По идее, моменту полагалось быть абсолютно серьезным – медсестра, укоряющая больного за его неприемлемое поведение, убеждающая его больше никогда так не делать. Вместо этого она хихикала и улыбалась каждой новой фразе невыносимого пациента. Более того, поняла, что ей нет никакого дела до тех, кто сейчас смотрит на их изображения на экранах мониторов.

– Мне кажется, твое пребывание здесь будет целиком оплачено правительством.

– Да ну? – Опершись на локти, он сел.– Тогда я чуть попозже разнесу и эту комнату. Ага, одна комната в неделю. Как раз соответствует моему внутреннему состоянию.

Пытаясь выглядеть серьезной, она погрозила ему пальцем.

– Я бы дважды подумала, прежде чем такое сделать. Если дело так дальше пойдет, большую часть времени ты будешь проводить, напичканный успокоительным. В подобном состоянии ты вряд ли кому-нибудь понравишься.

– А кому какое до этого дело? – спросил он, глядя в сторону. Улыбка исчезла с его лица.

– Мне,– бесхитростно ответила она.

Такой ответ заставил его снова повернуться к сестре. Снаружи быстро поднималось экваториальное солнце, заполняя комнату рассеянным светом. Оконное стекло слегка потемнело, ослабляя силу освещения и регулируя температуру в комнате.

– Могу только сказать, что стоило пройти через все, что я испытал, и даже еще через более худшее, чтобы услышать одно-единственное это слово,– глухо произнес он.

Ирен положила ладонь на его руку.

– Я не рассчитывала на такую похвалу. Да она мне и не нужна.

– Значит, ты веришь мне? – несмотря на показную браваду, в его голосе прозвучали нотки отчаяния.

– Я тебе верю,– ответила она с участием,– но чтобы убедить остальных, одних твоих слов недостаточно. Ты же видишь, в каком они положении. Нельзя обвинить целую расу в геноциде и других невероятных действиях, основываясь на словах единственного человека. Ты не должен чувствовать себя одиноким.

– Но я чувствую себя одиноким. Я сейчас в полном одиночестве. Я выжил. Единственный выживший. Почему я? Почему не кто-нибудь другой, с характером получше или с большим талантом? Композитор, писатель, мать с тремя детьми. Я – циничный мизантроп, несдержанный сукин сын на пенсии. Если во вселенной есть хоть какая-то справедливость, мне следовало бы умереть одним из первых.

– Было бы очень жаль, если б такое случилось.

Его глаза слегка сузились.

– Да? Почему?

– Потому что сейчас мы бы здесь не сидели и не разговаривали друг с другом,– она сжала его руку крепче.

Он посмотрел на нее и заплакал. Не беззвучно, как после своего первого рассказа, и не захлебываясь. Нормальным плачем человека, охваченного сильными эмоциями. И эта обыкновенность доставила ей огромное облегчение.

Он перестал плакать так резко, что она забеспокоилась.

– Элвин, в чем дело, что-то не так?

– Ничего,– он со злостью вытер глаза, как будто пытаясь наказать их за то, что они его выдали.– Я просто кое-что вспомнил.

– Нечто важное?

– Думаю, да,– он медленно кивнул.– Вспомнил, что у меня есть доказательства.

Надуровина не была первой, кто вбежал в палату. Ротенбург оказался проворнее. Следом за ними явился Чимбу в сопровождении санитара. К ним хотели присоединиться и другие, но главный врач запретил остальным входить в комнату. Помня о недавней вспышке бешенства у пациента, Чимбу не хотел, чтобы Мэллори снова почувствовал себя неуютно в окружении слишком большого числа людей.

Сидя на кровати, Мэллори задумчиво и понимающе кивнул.

– Видимо, пара минут с кем-нибудь наедине – тот максимум личной жизни, который я пока могу себе позволить.

Ротенбург не обратил внимания на подковырку.

– Вы сказали, что вспомнили про доказательство. Я слышал. Абсолютно четко. Какое доказательство?

Мэллори твердо посмотрел на офицера разведки.

– Вы думаете, я выдумал историю с пайтарами. Вы все воображаете, будто я идиот и мой мозг создает галлюцинации, чтобы защититься от реальности. Этот пайтарский ублюдок, которого вы сюда притащили, чтобы столкнуть нас нос к носу, наверняка радуется вашему мнению.

– Переубедите нас,– бросил Ротенбург, игнорируя предостерегающие взгляды Надуровиной.– Выставьте нас идиотами. Давайте, вперед! Поставьте меня перед фактами!

Мэллори секунду смотрел ему в глаза, потом опустил взгляд и уставился на постель.

– Не могу. Пока что.

– Почему нет? – раздраженно спросила Надуровина, стараясь не повышать голос– Вы же сказали, у вас было доказательство.

– Правильная формулировка, полковник. «Было» – ключевое слово.

Ротенбургу очень хотелось рвануться вперед, оттолкнуть медсестру и затрясти этого человека, который как будто нарочно злил его,– и трясти до тех пор, пока тот не скажет что-нибудь вразумительное.

– Хорошо. У вас «было» доказательство. Какого рода? Оно должно быть весьма убедительным.

Мэллори холодно посмотрел на разъяренного офицера.

– Как насчет поддающейся проверке трехмерной записи длительностью несколько часов с пайтарами, опустошающими Привал? Расстреливающими детей и взрослых, разносящими на куски дома, марширующими по улице в защитных доспехах? Хирургические бригады, потрошащие женщин и складывающие их органы в криогенные контейнеры? – его голос снова начал дрожать, но тело оставалось неподвижным.– Как насчет этого, майор? Такое вы сочтете достаточным «доказательством»?

– Да,– Ротенбург выпрямился.– Да, после проверки на возможную фальсификацию и профессионального исследования такого будет достаточно. Где оно?

– Не знаю,– лежавший в кровати человек медленно покачал головой.

– Вы не?…– начал было Ротенбург, но сдержался, когда Надуровина крепко сжала его плечо.

– Я имею в виду,– тихо, как будто про себя, проговорил Мэллори,– знаю, но не в точности. Я думаю, что сумею его найти,– он беспомощно посмотрел на людей.– Я его спрятал.

Взглянув на небольшое пятнышко на потолке, где скрывались камера и микрофон, Ротенбург начал выкрикивать приказы.

– Проверка безопасности! Не только эта комната, но и все здание должно находиться под защитой от сканирования. Немедленно! – когда из скрытого динамика послышался голос, подтверждающий выполнение приказа, он резко кивнул и обернулся обратно к Мэллори.– Очень хорошо. У вас была запись, но вы ее где-то спрятали. Вы думаете, что сможете ее найти. Где искать?