Текст книги "Невыдуманные приключения Свена Хедина"

Автор книги: Аксель Одельберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

Кашгар,
6 мая 1894 года

Хедин положил перед собой ручку и бумагу и склонился над письменным столом в павильоне в саду русского консульства. В Кашгаре уже было лето, тридцать два градуса тепла. После холодной памирской зимы это было особенно приятно. Глаз уже почти не беспокоил.

«Кашгар, 6 мая 1894. Дорогие папа и мама! После Памирского поста и двадцати четырех дней в седле вечером первого мая я приехал сюда и встретил самый сердечный прием у Петровского и его жены».

Далее Хедин написал о своих проблемах – в первую очередь с караванщиком Рехим-баем, нанятым по рекомендации генерала Громбчевского. Свен счел его совершенно бесполезным.

«Едва мы выехали с Памирского поста, как он заболел и не мог выполнять свои обязанности. Его пришлось медленно и осторожно везти на верблюде, и мы опасались, что Рехим-бай умрет. Через несколько дней ему стало лучше, но выглядел он как ходячий труп. Но, даже когда Рехим-бай пребывал в полном здравии, он был плохим караванщиком».

Хедин сравнивал его с Ислам-баем, нанятым им в свое время погонщиком: «Замечательный человек, высокий, сильный, спокойный и добродушный. Он оказал мне просто неоценимые услуги». Свен считал, что Ислам-бай сгорает от нетерпения последовать за ним на Тибет.

По своему первоначальному плану Хедин из Кашгара хотел ехать в Ладак и оттуда на восток, через Тибет до Лхасы, далее – Пекин, и потом быстрое возвращение домой. На всё про всё, по прикидкам Хедина, должен был потребоваться год.

Но прошло семь месяцев, а из-за трудностей передвижения по зимнему Памиру Свен добрался только до Кашгара. Петровский предложил Свену воспользоваться весенним таянием снегов в горах и спуститься по реке Тарим до озера Лобнор. Идея понравилась Свену, фантазия заработала, и мысленно он уже плыл по Тариму во главе целого флота. В письме домой Хедин даже описал этот флот, как он его представлял, но оставил проект «на потом».

Хедин оставался у Петровского до конца июня. Он читал, писал письма и статьи и заводил знакомства. Свен наладил контакте китайским губернатором в Кашгаре и пожаловался на трудности с представителями китайских властей, с которыми ему довелось встретиться на Памире.

Стоит упомянуть, в каком виде Хедин отправился в резиденцию губернатора: он надел смокинг, нацепил ордена, водрузил на голову белую русскую офицерскую фуражку без кокарды; в резиденцию он въехал на белой лошади под желтым английским седлом.

Губернатор встретил его дружелюбно, осудил поведение своих соотечественников и пригласил отужинать. Трапеза состояла из сорока шести блюд, которые, как утверждал Хедин, надолго вывели его из строя из-за болей в животе. В частности, была подана утка по-китайски, ласточкины гнезда и прочая экзотика, от которой, по словам Свена, половина французских гастрономов залилась бы слезами, а остальных бы стошнило. Впрочем, впоследствии Хедин полюбил китайскую кухню.

В сумерках 21 июня Свен выехал из Кашгара. Караванщиком был проверенный спутник Ислам-бай. Хедин также взял с собой китайского переводчика, двух проводников-киргизов, новообращенного миссионера Иоганна, проучившегося два года в шведской библейской школе, и погонщиков с лошадьми.

Озеро Малый Каракуль,
12 июля 1894 года

Озеро Малый Каракуль кажется изумрудом на серо-коричневом фоне высокогорной долины. К югу от озера вздымается заснеженный массив Мустагаты. На востоке возвышается на семь тысяч семьсот девятнадцать метров Конгур.

Хедин разбил лагерь на южном берегу озера 12 июля 1894 года. На следующий день он перенес лагерь восточнее, где земля была не такой высохшей и росла трава. Свену помогали киргизы-кочевники, накануне устроившие в его честь состязание. Всадники на всем скаку старались завладеть козой, отнимая ее друг у друга. Потом несчастное животное стало ужином.

Несколько недель Хедин картографировал местность и занимался ледниками вокруг Мустагаты. 6 августа он предпринял новую попытку покорения горы. Свен ехал на яке в сопровождении шестерых киргизов. На высоте шесть тысяч триста метров им пришлось повернуть назад из-за опасности схода лавины.

Одиннадцатого августа Хедин в третий раз попытался достичь вершины. Он выбрал новый маршрут, но и на этот раз пришлось вернуться. В конце дня на высоте 5800 метров они попали на ледник, изрезанный расщелинами, совершенно незаметными под двадцатисантиметровым слоем снега. В расщелины упали два яка и один из киргизов, всех, правда с большим трудом, удалось вытащить. Хедин утешал себя тем, что не зря с картографической точки зрения потратил время.

На следующий день Свен отдыхал в своей юрте на высоте 3700 метров. Он проснулся, посмотрел на барометр и термометр, потом Ислам-бай принес поднос с завтраком: мясо, рис, хлеб и молоко яка.

Это меню было практически неизмененным неделя за неделей, месяц за месяцем. Хедину настолько осточертела жареная баранина, что он довольствовался только чаем, хлебом и рисом. Лишь время от времени он позволял себе побаловаться вкусненьким, открыв банку консервов.

Одним из немногих удовольствий было курение, и Свен постоянно попыхивал трубкой или сигаретой. Его экспедиция была частным предприятием и осуществлялась на средства меценатов, так что приходилось экономить – в первую очередь на приятных вещах и удобствах.

Это отличало его от других известных путешественников Центральной Азии – таких, как Пржевальский и Юнгусбэнд. Они были офицерами, их поддерживали правительства, и у них были все необходимые ресурсы: деньги и люди. Хедин путешествовал один, ему постоянно приходилось экономить и нанимать людей на месте. Личное обаяние и лингвистические таланты позволяли ему легко сходиться с людьми. Он говорил на их языке, ел ту же еду, что и они, и платил им, когда ему была нужна помощь. Очень важно было и то, что Хедин путешествовал сам по себе, а не ехал, как коллеги, во главе отряда солдат.

Новое восхождение было назначено на 16 августа. Хедин приготовился провести два дня на горе. Он начал подъем вместе с Ислам-баем и шестью киргизами. Он хотел проехать как можно дальше, точнее, выше на яках, чтобы сберечь силы в разреженном воздухе. Был выбран тот же маршрут, что и во время двух первых попыток. Они добрались до высоты 6300 метров, откуда им пришлось возвращаться десятью днями ранее; после совещания с киргизами Хедин решил разбить лагерь для ночевки.

В маленькой палатке Хедина разожгли крохотный костерок из «горошков» яков, он давал тепло, но палатка моментально наполнилась вонью и едким дымом. Хедин вылез наружу. Взошла луна. Он полюбовался пейзажем и постарался его запомнить. Все вокруг было покрыто снегом, посеребренным лунным светом. Было жутко холодно. Из ноздрей яков вырывался пар, морды покрылись изморозью. Киргизы сбились в кучу возле палатки. Спали они на коленях, опустив головы, как будто молились.

Свен посмотрел на подсвеченную луной горную панораму и констатировал, что сейчас находится на высоте двадцати одной Эйфелевой башни и намного выше вершины Монблана. Потом он вернулся в палатку.

Это была тяжелая ночь, бессонная, несмотря на усталость. Свен промерз настолько, что в прямом смысле стучал зубами. А что же тогда говорить о киргизах снаружи? Они едва не замерзли насмерть.

Взошло солнце, и вместе с ним пришел ураган с запада. Все были измучены холодом, головной болью, бессонницей, никто не хотел есть. Яки, плотно сбившись вместе для тепла, стояли на том же месте, где их оставили накануне. Вершину Мустагаты укутывало облако. Хедин понял, что и на этот раз восхождение не удастся.

Впрочем, он поднялся на высоту 6300 метров и побил неофициальный шведский рекорд, продержавшийся десять лет.

Кашгар,
5 января 1895 года

Пятого января в Кашгаре в сопровождении жены, родственника, слуги и фокстерьера объявился британский путешественник Джордж Литлдейл. [12]12
  12 В некоторых русских источниках – Георг Литледэль. – Прим. ред.


[Закрыть]После Кашгара Литлдейлы собирались ехать на восток, затем повернуть на юг, к городу Черчен, и через Тибет добраться до Лхасы. В Кашгаре они остановились у британского консула Джорджа Маккартни.

– Я думаю, Литлдейлы шпионы, – объявил русский консул Петровский, – раньше англичане, я точно знаю, засылали в Туркестан индусов, а теперь на смену им пожаловали вот эти…

– Судя по их маршруту в Лхасу, вряд ли, – возразил Хедин.

Свен счел Литлдейла человеком симпатичным, но весьма своеобразным. Тот путешествовал бесцельно, просто так, и возил с собой кучу инструментов, которыми не умел пользоваться. Мадам Литлдейл сильно ему не понравилась.

– Старая, занудная кошелка, длинная как каланча. Я думаю, она служит мужу вроде пугала – как только бандиты ее видят, тут же врассыпную.

Но хотя Хедин довольно пренебрежительно отнесся к Литлдейлу, он все же увидел в англичанине конкурента.

«Я не хочу, чтобы они заполнили это (Тибет) белое пятно на карте, я хочу быть первым», – написал 11 января родителям Свен.

Для Хедина белые пятна на карте обладали непреодолимой притягательной силой. Путешествовать там, где до него не бывал ни один европеец, и отражать на картах неведомые края – в этом Свен видел смысл жизни.

После возвращения с Памира Хедина в Кашгаре, у консула Петровского, ожидала кипа корреспонденции. В первую очередь он жадно набросился на письма из дома. После того как почта была прочитана, надо было проявить фотопластинки, каталогизировать геологические образцы, ответить на письма и написать статьи.

Когда Свен не работал, он общался с немногими кашгарскими европейцами: консулом Петровским, делившимся с ним русскими правительственными секретами; британским агентом Маккартни – другом-соперником, собиравшимся летом подняться на Мустагату с командой швейцарских альпинистов, и миссионером Хёгбергом.

Последнего Хедин презирал и считал «тупицей и невеждой», но об этом знали только его близкие; общался же он с Хёгбергом как настоящий благовоспитанный джентльмен. Свен Хедин принципиально не ссорился с другими людьми. Одним из немногих исключений был Стриндберг, но об этой вражде Свен сожалел до конца жизни.

Хедин в целом скептически относился к деятельности христианских миссионеров в Азии. По этому поводу он писал: «Что бы вы подумали, если в ваш дом ввалится фанатичный невежественный мулла и нагло заявит, что Христос был совратителем душ?»

Свен редко болел, но в середине ноября 1894 года заполучил высокую температуру с головной болью и познал радости запора. «После клизмы мне стало намного лучше, какое облегчение», – осчастливил он родителей в письме.

Другая неприятность могла стоить Хедину жизни. Как-то он пошел в баню консульства, слишком там задержался, и казаки пошли проверить, все ли в порядке. Свен лежал без сознания на полу под обломками обвалившейся трубы. Если бы не казаки, дело могло кончиться плохо.

В Кашгаре Хедин узнал о судьбе французского офицера и исследователя Дютрейля де Рина. Четверо его спутников приехали в Кашгар и рассказали, что де Рина убили тибетцы. Одного из четверки, русского солдата, тут же привели к Петровскому.

Обстоятельства убийства были весьма мутными, но постепенно удалось выяснить, что вина лежит не на сопровождавших и помощниках, а в первую очередь на соотечественнике и компаньоне де Рина – Фернане Гренаре. Впоследствии Хедин написал если не обвинительную, то, скажем так, критическую статью о Гренаре в одну из французских газет.

Литлдейл покинул Кашгар 22 января 1895 года. Хедин медлил до 17 февраля. В одиннадцать утра арба с Хедином, запряженная четверкой лошадей, выехала из ворот в толстенной стене, окружавшей Кашгар. Во второй арбе ехал незаменимый Ислам-бай. Все эти два с половиной месяца Хедин держал его при себе, хотя и не нуждался в его услугах, и платил ему жалованье.

Рядом бежали примкнувшие к ним собаки: Джолдаш и Хамра. Хедин любил собак и зачастую общался с ними с большей охотой, чем с людьми.

Арбой Хедина правил Иоганн, он с радостью принял на себя обязанности помощника Хедина, чтобы оказаться подальше от своего коллеги миссионера Хёгберга.

Высоченные колеса постукивали по каменистой дороге. Хедин перелистывал «Руководство путешественника» профессора Рихтгофена и сквозь проем в приоткрытом тенте посматривал на пыльный пейзаж. На голых ветвях тополей не было ни листика. Хедин еще не знал, что он на пути к своему самому опасному и самому знаменитому приключению.

Меркит,
10 апреля 1895 года

Улочки деревни Меркит в верхнем течении Яркенд-дарьи были полны народа. Люди с любопытством смотрели на восьмерку верблюдов, со спокойной важностью вышагивавших через деревню. Передовой верблюд был самый представительный: крупный, сильный и белый, на шее побрякивали колокольчики.

На пятом верблюде между горбами уютно устроился Свен Хедин, первый европеец в Мерките.

– Они никогда не вернутся обратно, – зловеще выкрикнул из толпы какой-то местный Нострадамус.

– Верблюды слишком перегружены, они не смогут идти по глубокому песку, – провозгласил другой умник.

Было десятое апреля 1895 года, наступала весна, пригревало солнце, деревья начали зеленеть. Поля вокруг Меркита были засажены и политы, пели птицы. С отъезда Хедина из Кашгара в феврале прошло почти два месяца, то есть намного больше, чем он запланировал. Очень много времени ушло на то, чтобы найти восемь хороших верблюдов за приемлемую цену. Ислам-бай в итоге купил их в Яркенде, заплатив за каждого по сто двадцать крон (шесть тысяч крон сегодня).

Пока помощники покупали верблюдов, Хедин осматривал окрестности и слушал рассказы местных крестьян о заброшенных древних городах в пустыне Такла-Макан. Там, рассказывали ему, лежат груды золота и серебра, но если кто-то пытается взять сокровища, то его навсегда забирает колдовство пустыни. Это была довольно популярная в местных деревнях история. Прежде Хедину доводилось читать ее в «Путешествиях Марко Поло». Так что рассказу было по меньшей мере шестьсот пятьдесят лет.

Кроме Ислам-бая, он нанял еще трех помощников – погонщиков верблюдов: Магомет-шаха, пятидесяти пяти лет, с окладистой седой бородой, Касим-ахуна, сорока восьми лет, и Джолчи из Меркита, которого пришлось нанять из-за того, что Иоганн стушевался. Хедин глубоко презирал его за слабость и трусость.

«Святой Иоганн возвращается, я не буду по нему скучать. Как ему не хватает мужества без колебаний предать себя воле Господа, какая огромная разница с моим верным мусульманином Ислам-баем!» – записал Хедин в дневнике.

Из-за того что Иоганн дезертировал в последний момент, его преемника выбирали без должной тщательности. На первый взгляд Джолчи подходил для работы: каждый год он уезжал в пустыню искать золото, у него даже было прозвище Джолчи-проводник. Но скоро, хотя и слишком поздно, выяснилось, что о нем ходит дурная слава. Выбор Джолчи едва не стал роковым.

Первый день они ехали на восток до появления дюн. Затем повернули на северо-восток в направлении горного массива Мазартаг. Никто не знал точно, но идол Хедина Пржевальский считал, что Мазартаг простирается через всю пустыню в юго-восточном направлении до Хотандарьи, и так положил его на своей карте.

Хедин считал, что сможет пересечь пустыню вдоль пологого склона Мазартага. Он надеялся найти там источники и твердую почву, а не песок, а возможно, даже и остатки древних городов.

Он подремывал и фантазировал, покачиваясь на спине верблюда.

Мазартаг,
21 апреля 1895 года

Английская офицерская палатка Хедина стояла среди деревьев рядом с озером. Он получил палатку от Маккартни, а тому она досталась от английского лейтенанта, умершего на пути из Памира в Кашмир. Пол был застелен пестрым ковром, вдоль стен стояли сундуки, сумки с инструментами и складная кровать.

Озеро лежало у подножия Мазартага. Хедин забрался на ближайшую скалу, чтобы осмотреться.

То, что он увидел, опровергало предположения Пржевальского. Никакой горной гряды, пересекавшей пустыню, не было. С востока до юго-запада был лишь один песок.

Таким образом, Хедин стал первооткрывателем. Но то, что он открыл, ничего хорошего его предприятию не сулило.

Он посовещался со своими спутниками и решил отдохнуть у озера один день. Возможно, это был последний шанс пополнить запасы воды. Впереди он видел только пустыню.

– Хотан-дарья – в четырех днях пути, и мы найдем воду по дороге, – уверял Джолчи.

– Наберите воды на десять дней, – распорядился Хедин.

Джолчи и Касим занялись водой; из своей палатки Хедин слышал, как они заливают канистры. Жужжали мухи. Хедину не нравилось, что Джолчи ссорится с остальными. Проводнику не нравилось подчиняться Ислам-баю.

Они выехали рано утром на следующий день. Под копытами верблюдов была ровная степь. Сидя между горбами, Хедин, как обычно, считал верблюжьи шаги, чтобы определить пройденную дистанцию, и тщательно записывал свои наблюдения.

В тот день они покрыли расстояние в двадцать семь с половиной километров. Сухая плоская глинистая степь постепенно сменялась все более высокими и труднопроходимыми дюнами. С гребней барханов, достигавших иногда высоты тридцати метров, они видели лишь неохватную панораму пустыни: огромные песчаные волны среди моря желтого песка до самого горизонта.

Нормальный человек на месте Хедина, возможно, заколебался бы при виде безжизненного выжженного солнцем песчаного океана. Но Свен верил в свою удачу, она всегда была с ним. Он хотел добиться славы и известности. Он не собирался поворачивать назад.

Зато, по-видимому, повернула собака Хамра. Когда они разбили лагерь на небольшом куске твердой почвы между дюнами, обнаружилось, что она куда-то исчезла. Верный Джолдаш следовал за своим хозяином навстречу катастрофе.

Такла-Макан,
25 апреля 1895 года

Когда канистры с водой утром 25 апреля грузили на верблюдов, Хедину показалось, что они почти пустые. Свен проверил, и оказалось, что воды осталось на два дня. Но прошло только двое суток после того, как они пополнили запас у озера – воды должно было хватить еще на восемь дней. Рассерженный Свен повернулся к своим людям и спросил:

– Почему вы не набрали воды на десять дней, как я распорядился?

– Это Джолчи решил, господин.

– Как ты мог? – обратился он к проводнику, но тот лишь беспечно отмахнулся:

– Успокойтесь, господин, нам до воды осталось два дня пути. Хедин постарался заставить себя довольствоваться этим объяснением – все, что прежде говорил Джолчи насчет дороги и воды, было верно. Свен не видел причин сомневаться и на этот раз. К тому же он был готов безрассудно положиться на судьбу. В Мерките его нагнало письмо из Стокгольма, в котором сообщалось, что Милле Бруман выходит замуж.

Если бы известие о Милле не добралось до него, возможно, Свен перенес бы экспедицию на другое, менее сухое, время года. Но словно в ответ на свое унижение он решил не отступать и теперь стоял посреди песчаного моря, форсировать которое оказалось намного сложнее, чем он представлял: наверху полыхало солнце, а запас воды не оставлял выбора – оставалось лишь верить в то, что Джолчи не ошибается.

Воду строго экономили. Хедин, как и его люди, пошел пешком, чтобы не утомлять верблюдов. Вдруг один из верблюдов начал спотыкаться, а потом лег. Его поклажу переложили на других верблюдов. Затем еще один из верблюдов отказался идти дальше.

На рассвете следующего дня Хедин пошел вперед один. Шаг за шагом вверх и вниз по барханам, которые теперь были по пятьдесят-шестьдесят метров высотой, по глубокому засасывающему песку. Через тринадцать километров он упал, обессилевший от жары и жажды, и его нагнали остальные. Вместе они прошли еще несколько километров и разбили лагерь.

Касим взял лопату и начал копать, пытаясь найти воду. Джолчи стал смеяться над ним, но замолчал, когда его спросили, где же Хотан-дарья, до которой, по его словам, они уже должны были дойти.

На глубине одного метра песок стал влажным. Все начали по очереди копать с удвоенной энергией, даже Джолчи. Когда стало совсем темно, зажгли лампы и поставили их в углублениях в стенках импровизированного колодца. Проходили часы, и чем глубже они копали, тем влажнее и прохладнее становился песок.

Яма достигла трехметровой глубины. Касим снизу поднял блестящее от пота лицо и отбросил лопату.

– Господин, песок сухой, – сказал он.

Верблюды, от которых зависела жизнь, слабели на глазах. Чтобы сберечь силы оставшихся животных, Хедин решил оставить на месте как можно больше груза: провиант на несколько месяцев, масло, хлеб, сахар, крупа, консервы, керосин – все было сложено на ковер. Рядом воткнули шест с экземпляром «Нюа даглит аллеханда» вместо флага. Они собирались позже вернуться и все забрать. Тем вечером они пировали: шампиньоны, супы, омар, сардины и другие консервы, содержащие жидкости. Тайком, чтобы его не застукали непьющие мусульмане, Хедин попробовал утолить жажду китайским спиртом, предназначавшимся для спиртовки, но стало только хуже.

На всех оставалось четыре литра воды в двух жестяных банках. Но когда они утром собирались в путь, оказалось, что одна из жестянок пуста. А на следующее утро Исламбай застал Джолчи, когда тот украдкой пил воду из жестянки. Ислам-бай наградил его увесистой оплеухой. В банке было теперь лишь полтора литра, которые Хедин собирался разделить вечером, по триста грамм на каждого.

Главный вопрос сейчас звучал для них просто: сколько дней человек может жить без воды? Магомет-шах сказал, что однажды в Тибете не пил тринадцать суток, но добавил, что было прохладно.

Когда караван расположился на ночлег вечером и Хедин собрался разделить оставшуюся воду, банка оказалась пустой. На этот раз воду выпили Магомет-шах и Касим. Джолчи отстал, все подумали, что, наверное, он уже умер, и не очень горевали по этому поводу. «Господи, помоги нам!» – написал Хедин в дневнике.