Текст книги "Невыдуманные приключения Свена Хедина"

Автор книги: Аксель Одельберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

Тегеран,
24 мая 1890 года

Свен Хедин с любопытством разглядывал трон. Он думал, что этот огромный раззолоченный и усыпанный драгоценными камнями монстр смахивает на бильярдный стол, которому, однако, из-за тяжести необходимо минимум шесть ножек. На спинке трона красовались сияющий солнечный диск и два павлина.

К подножию трона вели две ступеньки, но царь царей шах Насреддин изволили стоять на собственных ногах перед троном. По своему обыкновению, Хедин описывает шаха высоким, величественным и приписывает его облику благородные качества. На самом деле шах Насреддин соответствовал представлению о восточном самодержце: он был хитрым, капризным, злобным, бессовестным деспотом. Сейчас шах должен был получить королевский орден Серафимов. Это означало, что королю Оскару и шведскому правительству пришлось толковать положение об ордене не столь уж буквально. Там было совершенно определенно сказано: «Вручается иностранным высшим особам за выдающиеся заслуги». Шаху Насреддину этот орден явно не подходил.

Посольство короля Оскара состояло из четырех человек. Возглавлял его камергер двора Фредерик Вильхельм Тресков. Военным атташе посольства был граф Клаес Левенхаупт, лейтенант гвардейских гусар, а секретарем – камергер Карл Эммануэль фон Геер, единственный среди них профессиональный дипломат. Свена Хедина для пущей важности удостоили звания консула. Ему пришлось заказать консульский мундир, чтобы не испортить впечатление.

Посольство покинуло Стокгольм 12 апреля 1890 года. Они ехали через Берлин, Вену, Будапешт, Белград, Софию и Стамбул. Время их путешествия пришлось на Рамадан, и они приняли приглашение турецкого султана Абдул-Хамида на ифтар – ужин после заката солнца, когда можно прервать дневное воздержание от пищи и питья. После недели пребывания в Стамбуле они пересекли Черное море и сошли на берег в Батуме, где сели на поезд до Баку и далее – на корабль, доставивший их через Каспийское море до Энсели на персидском побережье.

Вся поездка из Стокгольма до Тегерана заняла примерно пять недель. Шведское посольство поселили во дворце Эмарет-Сепа-Салар. Через два дня, 24 мая, шах дал им аудиенцию в своем дворце.

На шахе был длинный черный халат, который сверкал, как рождественская елка: на нем переливалось огнями сорок восемь крупных бриллиантов. На эполетах светились изумруды. Еще один здоровенный бриллиант сверкал на золотом кушаке где-то в районе пупа. Бриллианты были и на шелковом тюрбане. На левом боку болталась кривая сабля в золотых ножнах, также украшенная бриллиантами и другими драгоценными камнями.

Шведские посланники переступили порог зала для аудиенций и низко поклонились. Еще раз они повторили эту процедуру, дойдя до середины зала, и третий раз – за три шага до персоны Его Величества. Насреддин взирал на послов, не беспокоя себя какими-либо приветствиями, – все согласно этикету.

«Он выглядит сильным, величественным, у него орлиный нос, пытливый взгляд, роскошные густые усы», – восхищался Свен, рассмотрев шаха после третьего поклона.

На шахе были синие очки в золотой оправе, которые он изволил снять, когда посланники приблизились. Толмач принялся истово растолковывать шаху то, что тот прекрасно знал и сам: эти четверо – посланники от короля Швеции и Норвегии. Затем глава посольства Тресков сделал шаг вперед и произнес речь по-французски, речь синхронно переводилась на фарси. Затем шаху были переданы письмо от короля Оскара и золотая шкатулка с орденом Серафимов.

В этот момент шведские посланники с содроганием вспомнили о том, что случилось две недели назад между Тбилиси и Баку. Поезд остановился на полчаса, и они решили поужинать в станционном ресторане. Сумку с золотым, инкрустированным драгоценными камнями орденом, в опасении кражи, взяли с собой.

Шведы спокойно подкреплялись, как вдруг паровоз загудел об отправлении. Они расплатились на бегу и выскочили на перрон. На полпути к поезду Хедин внезапно крикнул: «Сумка!» – и ринулся обратно в ресторан, битком набитый потенциальными ворами.

Но сумка с высшим шведско-норвежским королевским орденом все так же стояла под скамейкой, где ее оставили. Хедин схватил сумку и помчался за поездом. Ему удалось ухватиться за поручень последнего вагона и взобраться на тормозную площадку. Катастрофы удалось избежать, но остальные об этом еще не знали. Между вагонами не было переходов, и Хедин только на следующей станции осчастливил своих спутников, оплакивавших исчезновение ордена.

Шах открыл шкатулку и принялся рассматривать награду.

– Очень хорошо, очень хорошо, – сказал он и добавил: – Я убежден, что это посольство еще больше укрепит дружеские отношения между нашими странами.

Затем шах поинтересовался, есть ли железная дорога между Стокгольмом и Кристианией. Разъяснив для себя этот сложный вопрос, Насреддин спросил, как проложена железная дорога через шведские озера: по мостам над водой или вокруг. Получив ответ, он поблагодарил короля Оскара за гостеприимство, оказанное персидским посланникам в Швеции, что позволило Трескову в свою очередь поблагодарить шаха за радушный прием. Вдруг шах указал на Хедина и спросил, кто он такой.

Тресков сказал, что Хедин жил в Баку и побывал в Персии. Тогда Насреддин спросил у Хедина:

– Ты понимаешь азербайджанский?

Когда он получил ответ, последовал следующий вопрос: где и как Хедин выучил язык? Хедин не мог понять, к чему шах клонит, и вдруг в конце разговора Насреддин спросил, что Хедин думает о Ширазе и Исфахане. Свен мгновенно ответил:

– Я видел несколько восточных стран, но Персия прекраснее всех.

Шах кивнул и подал знак, что аудиенция закончена. Четверо посланцев короля Оскара попятились из зала…

Посольство оставалось в Тегеране еще четырнадцать дней. В знак особой милости шах показал им свой личный, обычно закрытый для посетителей, музей.

В череде просторных залов, освещенных хрустальными люстрами, хранились драгоценные камни, оружие в золотых ножнах, ордена, золотые, серебряные и фарфоровые сервизы, полученные в дар от других монархов, портреты маслом германского императора Вильгельма I, итальянского короля Виктора-Эммануила II, русского царя Александра II и т. п. Среди прочего там находился большой глобус, выложенный разноцветными драгоценными камнями, с координатной сеткой из золота.

Хедин в консульском мундире во время посольства в Персию. 1890 год.

Второго июня шах дал прощальную аудиенцию посланникам короля Оскара. Настало время возвращаться обратно, но не для Хедина-он отправлялся в Бухару и Самарканд.

В телеграмме королю Оскару он попросил формальной отставки с дипломатической должности. Король не возражал, более того – он взял на себя все расходы, связанные с поездкой Хедина.

Башня молчания,
26 июня 1890 года

Со слезами на глазах Хедин попрощался с Тресковом, фон Геером и Левенхауптом. Он сдружился с ними за время поездки.

С дипломатической службой покончено. Но прежде Хедин должен был выполнить просьбу профессора антропологии Густава Ретциуса – раздобыть несколько черепов парсов.

Парсы исповедовали зороастризм и не смешивались ни с арабами, ни с прочими завоевателями Ближнего Востока. Ретциус предполагал, что они сохранили чистую индоевропейскую кровь и являются ярко выраженными арийцами.

Какое-то время Хедин жил у немецкого офицера, инструктора персидской армии, позже переехал к своему старому другу Бертрану Хюбеннет-хану.

Но легко сказать – раздобыть черепа. Не на базаре же спрашивать. Многие, понимая, чем эта затея может обернуться, попросту бы отказались, но только не Хедин. Он знал место, где черепов было полно. 26 июня вместе с Бертраном Хюбеннетом, хорошо знавшим Тегеран и окрестности, Хедин отправился на охоту за черепами.

Парсы не закапывали мертвецов в землю, не сжигали, а оставляли под открытым небом на радость воронью. Веселое местечко для этого называлось весьма поэтично – Башня молчания. Располагалась она километрах в десяти от Тегерана, в безлюдной каменистой местности; туда-то и направили стопы Хедин и Хюбеннет. В половине третьего дня, когда температура была около сорока градусов и солнечные лучи раскаленными гвоздями вбивались в землю, они добрались до цели.

Башня молчания представляла собой место диаметром шестьдесят восемь метров, ограниченное белой каменной стеной в семь метров высотой, – Хедин сам тщательно все измерил и запротоколировал. Чтобы перебраться через стену, они запаслись в ближайшей деревушке шаткой лестницей. Хедин, взяв сумку, приготовленную для черепов, вскарабкался на стену. Все скрипело, трещало, вокруг стояла вонь от запаха гниющих на жаре трупов. Широкая каменная лестница с крутыми ступеньками вела вниз, к эпицентру ароматов. На дне Хедин насчитал шестьдесят один каменный прямоугольник – каждый два метра в длину, метр в ширину, с двадцатисантиметровым углублением; в десяти, по меньшей мере, лежали тела как наглядные пособия разных стадий разложения.

Следом на стену влез Хюбеннет. Они спустился по ступенькам вниз, Хедин осмотрел останки и выбрал труп примерно недельной давности. Глаза выклеваны, большая часть тела уже съедена стервятниками. Когда Хедин отделил от тела череп, на землю плюхнулся мозг. Вонь усилилась, и его стошнило.

Однако он уложил череп в сумку и подобрал еще один, уже высохший. Третий череп прихватил Хюбеннет. Затем Хедин достал блокнот и, несмотря на вонь и жару, зарисовал одну из могил с телом внутри и сделал наброски всего захоронения…

Только дома у Хюбеннета они перевели дух. Их предприятие оказалось непростым и, кроме того, могло принести кучу неприятностей, если бы выяснилось, что они осквернили прах и взяли черепа.

Добычу свою они выварили в молоке и выбелили как слоновую кость. Ныне эти черепа можно увидеть в Этнографическом музее в Стокгольме.

Демавенд,
11 июля 1890 года

Хедин задержался в Тегеране намного дольше, чем рассчитывал. Уезжая из Стокгольма в апреле, он предполагал вернуться домой уже в середине июля, но в августе написал родным, что, вероятно, приедет к Рождеству.

Свен ожидал разрешения от русских властей на поездку в завоеванные царской империей ханства, он мечтал осмотреть легендарные города Мерв, Бухару и знакомый по сказкам каждому европейцу Самарканд. Бюрократическая канитель затянулась на два месяца.

Долгое ожидание имело свои плюсы: Хедин получил возможность последовать за шахом на «летние квартиры». Каждый год, когда летняя жара в Тегеране становилась непереносимой, персидский аристократ номер один собирал придворных, министров, гарем, слуг и отправлялся к северу от столицы, где воздух был прохладнее и здоровее.

Приглашение для Хедина добыл Хюбеннет. Кроме того, стоматолог Его Величества одолжил Свену лошадь.

На дороге, ведущей в предгорье, была неправдоподобная толчея. Тысяча двести человек, восемьсот лошадей, шестьсот верблюдов и шестьсот мулов. «Это больше похоже на восточную армию в боевом походе», – думал Хедин, разглядывая бесконечную череду всадников и вьючных животных. Карету шаха везли верблюды, украшенные большими заметными плюмажами.

Первая стоянка была организована в долине подле бурлящего ручья. На большой поляне раскинулся настоящий палаточный город. Хюбеннету и Хедину предоставили три палатки: одна для отдыха, другая в качестве гостиной и третья-столовая.

Шах расположился в гигантском ярко-красном шатре, который яркой горой возвышался над палатками с его приближенными и гаремом.

Жить в палаточном городе рядом с шахом и ловить форель в горном ручье было, конечно, заманчиво, но у Хедина имелись свои планы – он хотел подняться на гору Демавенд – самую высокую в Персии, 5700 метров. Это был потухший вулкан в семидесяти километрах к северо-востоку от Тегерана, с нетающими вечными снегами на вершине.

Хюбеннет собирался составить Хедину компанию, но шах запретил ему это, сказав, что не хотел бы, если с Хюбеннетом что-нибудь случится, искать себе нового стоматолога. «Восхождение на Демавенд дело, во-первых, трудное, во-вторых, опасное», – заявил шах, который сам однажды попытался покорить гору, но был вынужден повернуть назад. При этом Его Величество велел своим подданным оказывать Свену всяческое содействие и даже подписал письменное распоряжение, адресованное старосте деревни, откуда должно было начаться восхождение. Шах также велел одному из своих людей по имени Джафар сопровождать Свена во время восхождения.

Утром 10 июля они отравились в путь. В своем багаже Хедин вез теплую одежду, провиант (яйца, огурцы, хлеб, соль), одеяла, матрац, измерительные приборы, блокнот для зарисовок и тетрадь для записей.

Джафар взгромоздился на мула, который тащил багаж Свена. К радости мула они подолгу останавливались, чтобы Хедин мог сделать зарисовки. В деревню у подножия горы они прибыли в три часа дня. Свен тут же достал инструменты и измерил высоту над уровнем моря – 2110 метров.

Согласно полученным указаниям староста предоставил Хедину двух проводников: одного звали Али, а другого – Кербелай-Таги. Они уже раз тридцать бывали на вершине.

– В этом году много снега, подъем будет трудным, – предупредили проводники.

Около пяти часов маленькая экспедиция отправилась покорять вершину. Хедин и Джафар ехали верхом, а их проводники шагали на своих двоих. Староста советовал им подождать до следующего утра, но Свен хотел начать как можно скорее. Собственно восхождение должно было начаться по достижении ими южного склона.

Через пару часов Хедин измерил высоту – 2900 метров. Температура упала до минус 13 градусов. Солнце исчезло за горными вершинами на западе, смеркалось. Они добрались до пещеры, где устроились на ночь пятеро пастухов.

Али и Кербелай-Таги предложили присоединиться к пастухам, но Хедин хотел двигаться дальше. Кто-то в деревне сказал ему, что на полпути к вершине есть удобное место для лагеря, и он наметил дойти туда. Проводники возражали, они говорили, что на это потребуется около трех часов, что ближе к вершине нет корма для животных и будет очень холодно ночью.

Но Хедин стоял на своем, и с неохотой проводники продолжили продвижение наверх уже в темноте. В начале девятого они добрались до небольшого ручейка. Даже Свену к этому моменту стало ясно, что пора остановиться.

Проводники развели огонь, приготовили ужин. После еды все сидели вокруг костра и курили трубки. Хедин выпил немного коньяка, другие отказались. Когда огонь погас и превратился в угли, Свен измерил высоту и температуру – 3220 метров над уровнем моря, 10 градусов. Потом Хедин завернулся в два одеяла и улегся на расстеленное на земле Джафаром теплое покрывало, положил под голову дорожную сумку и быстро заснул.

Али разбудил его в четыре часа утра. Было холодно и сыро. Посовещавшись, решили, что дальше пойдут Хедин и проводники, а Джафар спустится вместе с животными вниз.

С минимальной поклажей они продолжили восхождение. Хедин нес термометры, блокнот, записную книжку. Он все рассовал по карманам, чтобы руки были свободными.

Примерно через час они были на высоте 3500 метров. Поначалу восхождение было довольно легким, светило солнце, но постепенно Свен почувствовал нехватку кислорода. Его подташнивало, пришлось остановиться и передохнуть. До вершины оставалось более двух тысяч метров.

Через полчаса сделали еще одну остановку у горного ручья. Хедин напился и присел отдохнуть, но проводники не позволили:

– Господин, путь долгий, мы не доберемся до верха раньше вечера, если не поторопимся, и тогда нам придется ночевать на снегу.

Час за часом они взбирались выше и выше. Хедин с огорчением думал о том, как медленно они движутся. Ни на камнях, ни на земле уже ничего не росло.

Под ними проплывали облака, вершина тоже была укутана облаками. Прищуриваясь, они брели по покрытым снегом камням и скалам. Хедин надел солнечные очки, чтобы не ослепнуть. Около полудня облака сгустились. Солнца больше не было видно.

Рисунок, сделанный Хедином на вершине горы Демавенд. 1890 год.

«Мы, должно быть, выше, чем Монблан», – подумал Хедин. Было около двух часов. Он мучился от усталости и жажды, болела голова, холод пронизывал до костей, сильный ветер дул в лицо. В конце концов он упал прямо в снег и начал спрашивать себя, какого черта его понесло на эту гору?

– Мы можем не успеть вернуться до темноты. Лучше спуститься вниз прямо сейчас, пока есть время, – сказали проводники, заметив, в каком состоянии Хедин.

– Я пойду дальше, пусть даже придется спать в снегу. Если вы хотите возвращаться, то возвращайтесь, я пойду один. Но за последствия вы будете отвечать сами, – сказал Хедин, с усилием поднялся и сделал шаг к вершине.

Идти было все труднее и труднее. Хедин едва сознавал себя. Болело в груди, было тяжело дышать, иногда ему казалось, что легкие вот-вот выскочат наружу. Ноги то скользили по наледям, то увязали в глубоком снегу.

Перед самой вершиной Хедин оступился и с большим трудом задержался на самом краю обрыва. Но вот наконец – край кратера вулкана. Было 11 июля 1890 года, половина пятого. На восхождение потребовалось двенадцать часов.

На вершине был туман. Минусовая температура, сильный ветер швырял им в лица снежную крошку. Ни погода, ни время не располагали к отдыху. Гипсометр – прибор для измерения высоты над уровнем моря – показал 5715 метров.

Вдруг в облаках открылись просветы. Внезапно они увидели окрестности на десятки километров. На севере просматривалось Каспийское море, на юго-западе – Тегеран, а внизу под ними – палаточный лагерь шаха – белые точечки на зеленом фоне. Потом облака стянулись снова, и ветер опять начал засыпать вершину снегом.

Хедин открыл блокнот, чтобы зарисовать глыбы серы на краю кратера. От первоначальной идеи измерить диаметр кратера он отказался. Годом раньше это уже сделали двое русских из посольства. В четверть шестого, проведя сорок пять минут на вершине, они двинулись вниз.

Они спускались очень быстро, временами используя известный суворовский способ при переходе через Альпы – съезжая на собственной пятой точке. И так километр за километром. Снег набивался куда можно и куда нельзя: за ворот, в карманы, в рукава. Штаны промокли насквозь. Но впереди их ожидало тепло. В семь часов они уже были ниже границы вечных снегов. Воздух стал густым, дышалось легче. Через полчаса они встретили мальчишку с лошадью, высланного им навстречу Джафаром. Свен забрался в седло, и через два часа езды в темноте добрался до пещеры, где его дожидался Джафар в компании пастухов.

На следующее утро он уже подъезжал к палатке Хюбеннета. Двумя днями позже Свена позвали к шаху, который хотел расспросить его о восхождении и посмотреть сделанные на вершине рисунки.

Семнадцатого июля они вернулись на виллу Хюбеннета. Еще через две недели пришло долгожданное разрешение из Санкт-Петербурга. 5 сентября шах дал ему прощальную аудиенцию, а еще через четыре дня Хедин направился в Масхад – святой город на северо-востоке Персии.

Кашгар,
14 декабря 1890 года

Капитану Фрэнсису Юнгусбэнду было лишь 27 лет, но он уже прослыл опытным путешественником и исследователем Центральной Азии. В 1887 году он предпринял и осуществил замечательное путешествие из Пекина на запад через пустыню Гоби и Синьцзян до Кашгара и далее на юг через горные цепи Куньлунь и Каракорум до Шринагара в Кашмире. Путешествие заняло семь месяцев и дало Британской империи новые знания о дорогах, на которые не ступал ни один европеец со времен Марко Поло.

Летом 1890 года Юнгусбэнд организовал еще одну экспедицию. В этот раз на «крышу мира» Памир, где соединяются высочайшие горные системы мира: Куньлунь, Каракорум, Гималаи, Тянь-Шань и Гиндукуш. Памир был также местом соперничества британцев и русских за влияние и контроль над сердцем азиатского континента. Тот факт, что в результате русских завоеваний в Туркестане Российская империя добралась до Памира, последнего оставшегося барьера между Россией и британской Индией, не мог не беспокоить англичан. Русский офицер, которого Юнгусбэнд встретил в зоне британских интересов в долине Хундзы в 1889 году, весьма поспособствовал нервозности британцев, когда заявил, что рано или поздно русские навалятся на Индию.

Таким образом, заданием Юнгусбэнда было выяснить географические и политические возможности русского нападения через Памир. Месяц за месяцем он беседовал с памирскими кочевниками, путешествуя по величественному, но негостеприимному краю. В ноябре он со своим небольшим разведывательным отрядом из гуркхов и афганцев спустился вниз к Кашгару.

Он сидел, попивая грог, в большой удобной юрте. Потрескивала печка. Было 14 декабря 1890 года. Сгущались вечерние сумерки. И тут в дверь постучали. Вошли два господина.

Старший был давний знакомец – Николай Петровский, русский консул в Кашгаре и противник в «Большой игре». Он поздоровался с англичанином и представил своего спутника.

– Это Свен Хедин, молодой шведский путешественник, который только что приехал из Тегерана, – сказал Петровский.

Хедин добрался до Кашгара несколькими часами ранее в тот же день. Прошло около трех месяцев после отъезда из Тегерана. Расстояние от персидской столицы до самого западного аванпоста Китая составляло примерно три тысячи километров. Это было тяжелое и рискованное путешествие через пустыни, степи и переплетения горных проходов. Хедин ехал в сопровождении всего лишь одного спутника. В их маленьком караване постоянно было три лошади, которых они меняли на постоялых дворах.

Все вещи помещались в двух седельных сумках: в одной – одежда и небольшой коврик, который Хедин подстилал под себя ночью, в другой – шоколад, чай, сахар, несколько бутылок вина, фляжка коньяка, табак, стеариновые свечи, записные книжки, блокнот для рисования и инструменты. Карты и то, что всегда должно было быть под рукой, он держал в наплечной сумке.

Его путь проходил через края с многотысячелетней историей. Здесь побывали Александр Великий и Марко Поло.

Хедин прочитал все, что можно, о своих великих предшественниках.

Он добрался до Масхада через месяц. Вооруженный, как обычно, пачкой рекомендательных писем, он нашел русского консула Власова, который встретил его с распростертыми объятиями и предложил стол и кров. У Власова Хедина ожидали письма и газеты из Швеции. После месяца ночевок в караван-сараях Свен наслаждался в консульстве европейским комфортом. Шампанское и омары, водка и икра. Дважды его приглашали на ужины к британскому консулу.

Власов рассказал Хедину, что персов волнует, не собирается ли царь присоединить их страну к своей империи – так, как Россия уже поступила с другими странами Центральной Азии. «Возможно, так все и будет, и, может быть, очень скоро», – подумал Хедин. Он считал это вполне естественным следствием усиления русских, с одной стороны, и упадка Персии – с другой. Когда-то Персия играла важную роль в развитии мировой цивилизации, но сейчас она угасала. Ей, по мнению Хедина, только пошла бы на пользу русская инъекция и соответственно модернизация.

Он оставался в Масхаде около недели, потом направился на север. Тремя днями позже, 19 октября, он оказался в месте, которое после распада Советского Союза превратилось в независимый Туркменистан. Переход границы прошел без проблем. Но чуть позже Хедин едва не расстался с жизнью. Его лошадь оступилась, и Свен, как камень из катапульты, вылетел из седла, грохнулся о землю и на мгновение потерял сознание.

Несколькими часами позже он все же добрался до оазиса Качка в Каракумской пустыне; здесь была станция недавно построенной русскими железной дороги, которая соединила восточное побережье Каспийского моря и Самарканд, город в нынешнем Узбекистане.

Хедин купил билет до Ашхабада, где хотел встретиться с военным губернатором провинции, знаменитым в то время генералом Куропаткиным. Любой другой двадцатипятилетний турист с меньшим самомнением задался бы вопросом: а зачем военному губернатору встречаться с ним? Но Хедин в такие вещи не вдавался, и, может быть, именно поэтому ему многое удавалось. Куропаткин не отказал ему в аудиенции. Он встретил Свена при полном параде – через несколько минут ему предстояла важная церемония. Позже Хедин опубликует в английской «Таймс» очерк о Куропаткине.

Он несколько дней осматривал Ашхабад, а затем продолжил свой путь по железной дороге. Русские владения в Центральной Азии значительно увеличились с 1884 года, когда царь взял под свою руку целый регион вплоть до границ с Китаем и Афганистаном. Одним из предлогов для этого была борьба с рабством в ханствах и эмиратах.

Транскаспийскую железную дорогу протяженностью в 1450 километров начали строить в 1880 году и закончили через восемь лет. Она революционно преобразовала жизнь Центральной Азии. Но это было побочным эффектом. В первую очередь Транскаспийская железная дорога была очередным ходом в «Большой игре». Ее проектировали военные инженеры, оплачивало военное министерство, ее начальство заседало в Генеральном штабе. Англичане не сомневались, что русские построили железную дорогу в безжизненных пустынях Центральной Азии, дабы быстро перебрасывать солдат и военные материалы к британской Индии.

Хедин думал обо всем этом, пока поезд вез его через каракумские песчаные барханы к Самарканду.

Несколько дней он провел в Бухаре. Посмотрел дворец эмира, походил по базарам и побывал в тюрьме-«клоповнике», где содержали двух британских агентов – полковника Чарлза Стоддарта и капитана Артура Конолли, того самого, что придумал название «Большая игра». В «клоповник» в 1842 году их засадил эмир Насрулла.

В то время русские еще не воспользовались армией для того, чтобы завоевать Бухару. Россия и Англия соревновались, добиваясь благосклонности эмира более скромными средствами. Но Насрулла был подозрителен. Стоддарт и Конолли приехали совершенно открыто как посланники британского правительства, но он встретил их как шпионов, бросил в тюрьму, кишащую паразитами, а потом повесил.

Это событие вызвало заметную реакцию в Европе. Сейчас, тридцатью восьмью годами позже, власть в Бухаре принадлежала русским, но «клоповник» не пустовал…

Из Бухары он отправился в Самарканд, где посетил могилу Тамерлана. Здесь железная дорога заканчивалась. До туркестанской столицы Ташкента можно было добраться верхом или в тарантасе. Хедин выпросил тарантас у русского генерала. Он отправился в путь десятого ноября. Двести пятьдесят километров через так называемую Голодную степь он проехал за три дня.

Тринадцатого ноября он нанес визит генерал-губернатору Туркестана барону фон Вревскому, чтобы попросить содействия для путешествия через горы в Кашгар.

– Поездка может оказаться очень трудной, время года сейчас самое не подходящее для перехода через Тянь-Шань. Но это возможно, – сказал Вревский и пообещал помочь Хедину с паспортом, рекомендательными письмами, слугами и точными картами. Более того, Вревский предложил Хедину остановиться в своем доме.

Из Ташкента Хедин выехал на русском почтовом дилижансе, который направлялся по Ферганской долине через города Маргелан и Андижан в Ош. В Маргелане Хедин оказался в разгар праздника в честь дня рождения русской царицы и был приглашен на бал; танцы продолжались всю ночь. В Оше он предъявил свои рекомендательные письма от фон Вревского командующему местного гарнизона полковнику Дюбнеру. Полковник принялся отговаривать его от перехода через перевал Терек-Даван (4000 метров высотой!) в середине зимы.

– Даже местные не ходят там в это время года, – предупреждал Дюбнер.

– Меня отговаривали и от подъема на Демавенд, – ответил Хедин.

Когда Дюбнер понял, что Хедин настроен решительно, он сделал все, чтобы его предприятие удалось. Полковник снабдил его лошадьми, проводником, поваром и специальным человеком, который двигался впереди Хедина – находил подходящее место для ночевки и ставил палатку.

Они выехали первого декабря и девятью днями позже, преодолев заснеженный перевал, подъехали к русскому консульству в Кашгаре. Хедин достал визитную карточку и попросил казака передать ее консулу Петровскому.

Хедин разместился в одной из комнат консульства, отдохнул и отмылся после поездки; вечером его и Петровского пригласил в свою юрту Фрэнсис Юнгусбэнд.

Пол в юрте был выстлан красивыми восточными коврами, а стены скрывались за дорогим шитьем из Кашмира. Посередине находился стол с книгами, лампой и курительными принадлежностями; вокруг стола стояли маленькие, но удобные походные стулья. Возле стен – столы поменьше с индийским и китайским фарфором и медными вещицами.

Юнгусбэнд выглядел типичным английским джентльменом: достоинство, вежливость и гостеприимство. Англичанин пригласил их сесть и раскурил кальян, затем появился афганский слуга Юнгусбэнда – долговязый малый в красном мундире и с саблей. Он принес печенье, ликер и виски.

В скором времени в юрту вошел молодой человек – судя по всему китайского происхождения – Джордж Маккартни, [11]11
  11 В некоторых источниках, посвященных исследованиям С. Хедина, его фамилия транслитерирована на русский язык как Мэкэртней – так ее было принято писать до 1917 г. – Прим. ред.


[Закрыть]сотрудник британского колониального правительства в Индии, спутник и переводчик Юнгусбэнда. Маккартни был сыном служащего английского посольства в Пекине. Узкий восточный разрез глаз достался ему от мамы-китаянки.

Русско-британские трения и слухи о возможных военных действиях не мешали общаться русским и англичанам в Центральной Азии. Обхождение было вполне джентльменским, но обеим сторонам случалось лгать, что называется, на благо родины.

Разговор за столом у Юнгусбэнда шел на французском, поскольку Петровский не говорил по-английски. В остальном русский был прекрасно образован и начитан, и на все у него была своя точка зрения. Весьма критично Петровский рассуждал о том, как британцы обращаются с населением своих колоний:

– Вы совершенно от них отстраняетесь, вы слишком холодные и недоступные.

Юнгусбэнд соглашался, но отмечал в свою очередь нежелание русских учить другие языки:

– Это скорее исключение, чем правило, когда русский офицер в Туркестане говорит на местном языке.

Хедин в основном сидел и помалкивал. Ему нравился Юнгусбэнд; их симпатия была взаимной. Юнгусбэнд считал Хедина прирожденным путешественником; он завидовал языковым способностям Хедина, таланту художника и научной подготовке. Кроме того, Хедин был уверен в себе и умел молчать – эти качества Юнгусбэнд полагал истинно нордическими.

Хедин не захотел возвращаться назад тем же маршрутом и, как обычно против всех рекомендаций, выбрал самый трудный путь – через перевал Торугарт (ныне территория Киргизстана). От озера Иссык-Куль он повернул на запад, рождественскую ночь провел в караван-сарае, а Новый год встретил в маленькой горной деревушке.

При этом он сделал крюк в двести километров к восточной оконечности Иссык-Куля, чтобы посетить могилу Николая Пржевальского. Выдающийся исследователь Азии Пржевальский умер от тифа в возрасте сорока девяти лет двумя годами ранее – 20 октября 1888 года.