Текст книги "Невыдуманные приключения Свена Хедина"

Автор книги: Аксель Одельберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Фалун,
9 сентября 1913 года

Неожиданно командующий войсками в провинции Даларна полковник Фредрик Бьёркман пригласил его на офицерское собрание. И вот Хедин пытается собраться с мыслями и сымпровизировать речь.

Только что полковник Бьёркман превозносил Свена до небес, благодарил за мужество, проявленное в дебатах по вопросам обороны, сравнивал с Карлом XII и уверял в полной поддержке всего офицерского корпуса. Этикет требовал от Свена ответной речи.

Около тридцати офицеров и несколько гражданских ожидали, что он скажет. За несколько последних месяцев Хедин проехал на автомобиле по Швеции более трех тысяч километров. Он хотел собрать свежие впечатления перед речью в шведской Академии наук, предложившей ему место в президиуме.

Хедин подошел к столу с пуншем, постучал по бокалу и заговорил. Его речь звучала национально-романтическим панегириком Швеции. Потихоньку она перетекла в политическую полемику с теми, кто не хочет пожертвовать деньги на укрепление обороны.

Неужели эта страна не заслуживает того, чтобы ее защищать? – риторически вопрошал Хедин. – Мы сталкиваемся с различными вариациями национального самоубийства, которое называется социалистическим разоружением и антимилитаристской агитацией. Мы видим, как находящийся у власти блок представителей нашего народа ставит на карту свободу отчизны и, пренебрегая обороной, играет в орлянку нашей независимостью…

На переднем плане: Хедин флиртует с баронессой Фалькенберг. Слева его сестра Альма. Справа от баронессы Фалькенберг – Роальд Амундсен, покоритель Южного полюса.

Стокгольм,
1913 год

Четыре недели спустя Хедин произнес речь об оборонительной политике на собрании Общества трезвости в церкви Большая Шедви в Даларне. Так же как и в Фалуне, он говорил восторженно и патриотично. Затем последовала атака на правительство и левых и напоминание о русской угрозе. Закончил Хедин словами:

– Мы, единый христианский народ, никогда не опустим наши знамена. Боже, храни отчизну! Боже, храни короля!

Эта речь вызвала оживленные дебаты в прессе. Не успели они утихнуть, как Хедин еще раз выступил в офицерском собрании в Даларне и призвал к завоеванию Норвегии и части территории Дании – Северной Зеландии. Об этом стало известно благодаря военному музыканту юнкеру Йохану Герхаалу. Во время выступления Хедина юнкер был в соседней комнате и делал записи, которые стали достоянием прессы.

Из крупных газет первой об этом написала стокгольмская «Вечерняя газета». Публикация вызвала грандиозный резонанс. Согласно Герхаалу, Хедин сказал: «Если я однажды протрублю в трубу и призову вас, надеюсь, что вы будете готовы и поймете меня». Это истолковали, как призыв готовиться к перевороту.

Хедин назвал записи юнкера «полным идиотизмом». Это, однако, не помешало прессе, как шведской, так и датской и норвежской, день заднем пережевывать и склонять на все лады приписываемые Хедину поджигательские высказывания.

Тем временем у Хедина появился своеобразный военный советник – лейтенант Карл Беннедик, который оказал на него изрядное влияние. Первая речь, сочиненная ими вместе, была произнесена Свеном в начале декабря на собрании Христианского союза молодежи. Когда Хедин с нажимом произнес: «Все поймут меня, когда я однажды протрублю в трубу», его слова были встречены бурной овацией.

Две недели спустя Хедин вновь держал речь, на этот раз перед собранием стокгольмского Женского социал-демократического союза. Ему впервые предстояло выступить перед враждебно настроенной аудиторией.

Стокгольм,
14 декабря 1913 года

Речь Хедину вновь помогал писать Беннедик. Они просидели несколько вечеров и ночей дома у лейтенанта. Хедин выучил написанное наизусть. Оппонировать ему должен был Фредрик Стрём, секретарь парии социал-демократов.

Хедин и Стрём вместе поднялись на трибуну. Зал был забит людьми. Первым выступил Стрём. Он был искушенным оратором и выступал перед единомышленниками.

– Да, – говорил Стрём, – необходимо вооружаться, но не против внешних врагов, а против бедности и капитализма!

Его проводили шквалом аплодисментов.

Настала очередь Хедина. Его друзья опасались, что ничем хорошим это мероприятие не закончится. Показательно поведение доброго друга Свена – Эрика фон Розена, который держался возле Хедина с револьвером в кармане, дабы уберечь его, если, не дай Бог, на него нападут. Тут же находился домашний врач Хедина, готовый в случае необходимости оказать ему медицинскую помощь.

Сам же источник беспокойства не ведал об этих приготовлениях. После многих лет среди киргизов, туркестанцев, тибетцев и монголов Хедин был уверен, что в Стокгольме ему нечего бояться.

Он говорил без малого два часа. Время от времени из зала доносились недовольные возгласы, но револьвер фон Розена и докторский саквояж не понадобились.

Главным врагом Швеции Хедин, разумеется, называл Россию, но доставалось и Норвегии, которая полностью зависела от Англии, союзника опять-таки России. Бедолаги пильщики и точильщики, приезжавшие в Швецию на заработки, теперь в интерпретации Хедина стали зловещим признаком притязаний России на Швецию. Поэтому Хедин требовал больше броненосцев и увеличения срока службы призывников.

– В современном мире, – иронизировал Хедин, – полным-полно волков, не питающих ни малейшего уважения к социал-демократическим овцам.

– Да здравствует республика! – закричал кто-то, но другие слушатели заставили его замолчать.

Когда публика расходилась, Свен услышал обмен мнениями.

– Да он сам дьявол, этот Хедин.

– Насчет дьявола не знаю, но черт наверняка.

Хедина такие реплики только радовали. Как он и рассчитывал, выдержки из его выступления были опубликованы всеми крупными шведскими газетами и впоследствии долго обсуждались.

На фоне всего этого почти незамеченным прошло избрание Свена в президиум шведской Академии наук.

Стокгольм,
6 февраля 1914 года

В политической истории Швеции 6 февраля 1914 года стало особенной датой. Никогда прежде вмешательство в политику частного лица не вызывало таких скорых и серьезных последствий.

Утром 6 февраля церкви Стокгольма заполонили тысячи крестьян с сине-желтыми значками, явившиеся со всей Швеции. После заутрени они собрались на площади Густава-Адольфа. Без четверти одиннадцать крестьянская масса пришла в движение и потянулась к королевскому дворцу. Крестьяне разбились в группы по губерниям, каждая под своим флагом. Здесь была вся Швеция: от Лапландии на севере до Сконе на юге.

Идея провести манифестацию, чтобы продемонстрировать единение народа и короля, возникла у проповедника Нюберга и оптовика Фрюкберга. Хедин непосредственного участия в подготовке мероприятия не принимал, но в стороне не остался; именно он способствовал тому, что манифестация оказалась вписана в историю Швеции.

Пока площадь перед дворцом заполнялась крестьянами, оркестр королевских гвардейцев исполнял марш. Ветер полоскал знамена. Наконец из ворот дворца вышел король. Все сняли шапки и запели здравицу.

От имени крестьян выступил Уно Нюберг:

– Мы далеки от партий и политики, но мы хотим сказать нашему королю о нашем общем желании и надежде на то, что защита родины, нашей земли, на которой с незапамятных времен трудились наши предки, будет надежной и что мы и наши потомки сохраним нашу свободу и независимость.

Затем на трибуну взошел король. На солнце сверкал его шлем с пышным желтым плюмажем. Справа от Его Величества, у подножия трибуны, затянутой темно-синей тканью с вышитыми желтыми коронами, стояли принцы.

Затаив дыхание, Хедин слушал королевскую речь.

«Никаких поправок, – с удовольствием подумал он, когда Его Величество закончил. – Практически слово в слово».

Речь, только что произнесенную королем Швеции, написали они с Беннедиком.

Свен Хедин, как, впрочем, и многие другие, довольно пренебрежительно относился к Густаву V. Он считал, что король слаб и пренебрегает своими обязанностями. Союзником номер один в королевском доме у Хедина была королева Виктория, немка по происхождению. К ней Свен относился со всем уважением.

В письме профессору Харальду Йерне в середине декабря 1913 года Хедин писал: «Я считаю, что наш король заслуживает порицания в полной мере. Забывая о своем долге, занимая такой пост, он совершает смертный грех. Я написал ему два длиннющих письма и совершенно ясно и четко высказался насчет того, что ему надо делать и чего Швеция и шведы ожидают от него сейчас. Король меня поблагодарил. Но что он сделал?»

Месяцем позже ситуация изменилась. 21 января 1914 года, за две недели до манифестации крестьян, Хедин был у короля. На следующий день он послал письмо Габриэлю Хеденгрену, тому самому офицеру, который вдохновил его на «Слово предупреждения» и, собственно, втянул в политику. Хедин писал: «Его Величество в порядке. Я был у него вчера. Он в восторге от плана крестьянской манифестации, прием будет роскошным».

Это была почти победа или, точнее, полпобеды. Нужно было, чтобы крестьяне услышали ответное слово короля, соответствующее их чаяниям. Хедин призвал Беннедика. Благодаря Фрюкбергу он был информирован о том, с какими просьбами крестьяне обратятся к королю. Оставалось только собраться с мыслями и написать королевский ответ.

Королевское слово должно быть мудрым, выражать силу и волю. Король обязан соответствовать образу отца отчизны, главного военачальника, который безгранично доверяет своему народу, верящему, в свою очередь, в короля и готовому выполнить в трудное время свой долг.

Хедин и Беннедик засучили рукава и приступили к сочинительству. Через три дня Свен позвонил своему старинному-еще по персидскому посольству – знакомцу Клаесу Левенхаупту, камергеру королевского кабинета.

– Я хочу встретиться с королем, – сказал Хедин.

Левенхаупт попросил подождать, потом перезвонил:

– Приходи прямо сейчас, он примет тебя в одиннадцать.

От квартиры Свена на Бласиехольмен до дворца было рукой подать. Король ожидал Хедина в кабинете.

– Ты о чем-то хотел поговорить?

– Крестьяне ожидают услышать от своего короля речь настоящего монарха, и я позволил себе, с помощью военного советника, написать то, что, я убежден, их порадует, – сказал Свен, протягивая рукопись королю.

Густав V прочитал очень внимательно, сложил листы, убрал во внутренний карман и сказал:

– Это я скажу крестьянам!

– Наверное, можно что-то улучшить или поправить, – предложил Свен.

– Нет, здесь не надо ничего ни добавлять, ни улучшать. Зайди, пожалуйста, к Трюггеру (Эрнст Трюггер – лидер правых), пусть он прочитает. Я жду тебя здесь завтра в два часа, расскажешь мне, что думает Эрнст.

– Блестяще, вот что я думаю, – сказал Трюггер. – То самое королевское слово, которого ожидают крестьяне. Но какую позицию займет правительство? Король играет по-крупному и рискует, тут нельзя колебаться и идти на попятный. Ты не боишься, что короля уболтают его настырные советники и он даст слабину?

Трюггер как в воду глядел. Едва ли не накануне манифестации Хедин был приглашен к Густаву на обед. За столом, помимо Его Величества и Свена Хедина, собрались королева Виктория, кронпринц Густав-Адольф и просто принцы – Карл и Евген. Принцы уговаривали короля смягчить речь: нынешние формулировки, по их мнению, почти наверняка могли вызвать правительственный кризис.

Король позволил себя уговорить и попробовал склонить Хедина к изменению текста.

– Ваше Величество, как я могу менять те слова, которые, как вы сами раньше сказали, вы должны сказать крестьянам? – парировал Свен.

Прения продолжились. Принцы упорствовали, король колебался, но тут вмешалась королева.

– Густав, – сказала с заметным немецким акцентом Виктория, вставая из-за стола, – если ты отступишь, то тебе придется обходиться без меня.

Король бросился к жене с криком:

– Сядь, Виктория, ради Бога сядь! Я скажу эту речь!

Манифестация крестьян вызвала бурную активизацию политической деятельности по всей стране. Везде собирались митинги, произносились речи, проходили демонстрации. Ялмар Брантинг – однокашник короля по Бесковской школе [22]22
  22 Известная частная стокгольмская школа для детей из видных семей.


[Закрыть]– организовал социал-демократическое шествие в поддержку правительства Стааффа, причем умудрился собрать больше народа, чем Нюберг и Фрюкберг.

Стаафф потребовал от короля, чтобы он заранее информировал правительство о своих политических выступлениях, но Густав V возразил:

– Я не хочу лишаться права свободно общаться с моим народом.

Стаафф подал в отставку 10 февраля.

Очень немногие знали правду об авторстве знаменитой речи на дворцовой площади – это оставалось секретом до 1951 года. [23]23
  23 Из уважения к Густаву V до его смерти Хедин не разглашал то, что речь написали они с Беннедиком.


[Закрыть]

В конце марта Хедин написал новую брошюру «Второе слово предупреждения», также напечатанную миллионным тиражом. Карл Стаафф заметил в связи со «Вторым словом предупреждения»: «У Хедина лучше получалось распространять цивилизацию в варварских странах, чем варварство в нашей цивилизованной Швеции».

Лето семья Хедин проводила на вилле Клиппуден в Лидингё. 25 июля Хедин стоял во дворе виллы и смотрел, как к Стокгольму подходит французская эскадра.

На борту одного из судов был президент Франции Раймон Пуанкаре, который завернул в Швецию на обратном пути из Санкт-Петербурга после встречи с Николаем II. Вечером король давал банкет в честь высокого французского гостя, и Хедин, разумеется, был в числе приглашенных. После того как Густав V и президент Франции обменялись приветственными речами, король представил Свена французскому президенту. Пуанкаре с чувством пожал Хедину руку.

Во время банкета министру иностранных дел Франции Вивиани несколько раз приносили телеграммы, заметно нервничая, он их читал тут же, в зале. После последней телеграммы Вивиани подошел к Пуанкаре, о чем-то с ним переговорил, и вскоре французские гости покинули зал. У самого дворца внизу лестницы их ожидали шлюпки. Светлой шведской ночью французские суда ушли в свое последнее мирное плавание. До начала мировой войны оставалось три дня.

Новости, которые заставили французскую эскадру спешно поднять якоря, моментально изменили ситуацию и в Швеции. Предложения по укреплению обороны были приняты. Хедин чувствовал себя триумфатором.

«Мировая история не знает ничего столь грандиозного, как эта немецкая война против почти всей Европы, и ничего более скандального, чем политика Англии», – написал он своему немецкому издателю Альберту Брокхаусу вскоре после начала войны. Свен принял немецкую точку зрения на войну целиком и полностью.

Он не мог понять, равно как и простить, британского альянса с Россией против Германии. Разве его старый друг лорд Керзон не предупреждал все время о русской угрозе Индии и разве не Керзон всего два месяца назад написал Свену письмо, самым лестным образом отзываясь о политической и патриотической деятельности Хедина «в укреплении скандинавского единства против общей опасности», то есть России?

А сейчас Англия Керзона вступила в союз с этой Россией «в борьбе против германской культуры» – как охарактеризовал Свен происшедшее. Кроме Швеции три страны многое значили для него, а теперь две из них были в состоянии войны против третьей. Прогерманская позиция была для Хедина само собой разумеющимся делом. Нигде он не был так популярен и почитаем, как в Германии. Именно Германия была той единственной силой, которая могла удержать Россию от экспансии на запад. Так думал Хедин, так рассуждало большинство русофобов в Швеции.

Как и многие шведы, Свен был уверен в том, что Германия победит в войне. Преисполненный великошведского романтизма, Хедин видел шанс в том, чтобы, следуя в кильватере победоносной Германии, вернуть Швеции земли и честь, отнятые Россией.

Часть четвертая
Фронтовой репортер
(1914–1917)

Люксембург,
19 сентября 1914

«Кажется, в комнате светлеет, когда встречаешь взгляд eгo спокойных голубых глаз», – подумал очарованный Хедин, когда германский кайзер вышел к приглашенным к обеду гостям. Свен смотрел в глаза Вильгельма II как загипнотизированный. «Кажется, его взгляд обладает магнетической силой, в нем неколебимая воля, решительность и мощная энергетика, быстрота мысли, юмор, доброта, искренность и уверенность».

Кайзер крепко пожал Хедину руку, поприветствовал и усадил рядом с собой за просто сервированный стол. Было 19 сентября 1914 года, завтракали в немецком представительстве в Люксембурге, теперь превратившемся в ставку немецкого военного командования. В нескольких десятках километров к югу, по другую сторону границы с Францией, шла позиционная окопная война.

Хедин хотел побывать на войне и попросил разрешения поехать на Западный фронт. Очень быстро, еще в Стокгольме, он получил разрешение. Несколько дней Свен провел в Берлине, потом отправился в поездку на автомобиле с шофером, предоставленным в его распоряжение немцами. Два дня он провел в Трире на Мозеле, родном городе Карла Маркса, посетил там полевой госпиталь. Затем приехал в Люксембург и остановился неподалеку от немецкого штаба на Западном фронте. От начальника штаба фон Мольтке он получил все необходимые пропуска и приглашение на обед к кайзеру.

Сейчас он сидел за обеденным столом рядом с кайзером и, хотя был голоден, едва попробовал бифштекс, равно как и десерт, и лишь пригубил красное вино. Хедину было не до того: он смотрел на Вильгельма и слушал. Но когда Свен вернулся в гостиницу, он тут же заказал себе в комнату бутерброды.

Большинство тех, кто хотел поехать на фронт, получали отказ, но Хедина в Германии обожали. В Германии известие о его поездке восприняли с восторгом, реакция дома, в Швеции, была значительно более сдержанной.

«Зачем Свен Хедин едет в Германию? – вопрошала либеральная «Карлстадс тиднинген» и сама же отвечала: – Он едет для того, вероятно, чтобы втянуть нас в войну. Несмотря на ясно выраженную правительством, риксдагом и всем шведским народом волю сохранять полный нейтралитет, он вынашивает свои планы, противные интересам страны».

Статья была перепечатана всеми газетами. Поднялась волна слухов; за комментариями журналисты обратились к министру иностранных дел Валленбергу.

– Доктор Хедин перед своим отъездом в Германию уверил меня в том, что придерживается политики нейтралитета, – сказал Валленберг. – Его поездка целиком и полностью носит частный характер и предпринимается для того, чтобы ознакомиться с боевыми действиями, что необходимо для его книги, которая, вероятно, выйдет из печати к Рождеству.

Хедина, похоже, все это не очень интересовало. Он ездил вдоль линии Западного фронта, вооруженный блокнотом для зарисовок, фотокамерой и записной книжкой. Он побывал в госпиталях, интервьюировал французских военнопленных, разговаривал с людьми в занятой немцами Северной Франции, повидал разрушенные войной города и деревни, разговаривал с немецкими офицерами, попадал под артиллерийский и минометный обстрел, вникал в то, что такое окопная война, и съездил в оккупированную Бельгию.

Во всем, что Свен видел, он замечал немецкое превосходство-в организации, оружии, обучении солдат, мотивации и даже в полевой форме. Немецкая была серой, малозаметной, а французские солдаты по-прежнему были в старых мундирах: синий китель и ярко-красные бриджи.

Еще до отъезда из дома Хедин был уверен в том, что Германия победит в войне. И эта убежденность лишь укрепилась, когда ему довелось увидеть немецкую военную машину в действии. Для Германии он был просто идеальным фронтовым репортером.

В середине октября три шведские газеты одновременно опубликовали текст, который представлялся как частное письмо от Свена Хедина другу в Швеции. Письмо, которое было не более приватным, чем и сам «друг», которым оказался редактор «Афтонбладет» Сольман, вызвало заметную реакцию как в Швеции, так и за границей, особенно во Франции.

Оценка была не особо лестной для Хедина. Шведская «Блекингё лэнс тиднинген» («Краевая газета Блекингё») заметила: «Это письмо писал не швед, его писал немец».

Хедин взваливал всю ответственность за войну на государства Антанты. «Германия никогда бы не тронула ни одну деревню на французской земле и никогда бы не послала ни одну пулю через границу, если бы ее не принудили к этому против ее воли», – писал он. Утверждения газет о том, что немцы обращаются с французскими военнопленными жестоко, он полностью отвергал. «Я своей честью клянусь в том, что эти утверждения ложь. За линией огня жизни французов ничего не угрожает, насколько это в человеческих силах».

Он продолжал: «Мир никогда еще не сталкивался с подобной гекатомбой лавины лжи, как во время этой войны. Всех собак вешают на Германию, ее поливают ложью».

Датское правительство запретило статью, сочтя ее пристрастной. Во Франции тон комментариев варьировался от иронии до негодования. Газеты перепечатывали сообщения о решении датской цензуры. Председатель французского Географического общества, который лично награждал Хедина в 1903 году орденом командора Почетного легиона, опубликовал резкое открытое письмо Хедину в «Фигаро».

Хедин тем временем отдыхал на знаменитом бельгийском водном курорте Остенде. Элегантная набережная Остенде теперь была линией фронта. Море патрулировали британские миноносцы. Из окна своей комнаты в гостинице «Литораль» Хедин слышал пушечные выстрелы – это британские военные корабли обстреливали германские береговые позиции.

Вообще-то Свен собирался остановиться в «Маджестике», но все номера там были заняты. И Хедину следовало поблагодарить за это Господа, потому что через несколько дней снаряд с английского миноносца угодил в ресторан гостиницы как раз во время обеда, разукрасив внутренностями и кровью обедающих стены и потолок.

Спустя два месяца Хедин вернулся в Стокгольм. Его возвращению домой предшествовало интервью в Берлине. Его перепечатала газета «Эресундс постен» («Эресундская почта») под заголовком «Скандальные военные призывы. Свен Хедин призывает Швецию броситься в военный водоворот».

«В Германии действуют, на Севере говорят. Высшим достоянием считают формальный мир, который на самом деле – смертельный удар. Сейчас весь мир противостоит свободе и настоящему миру. Если наш народ не ощущает своего долга и своего места в борьбе германцев за существование, то его дни сочтены».

Но хотел ли Хедин на самом деле, чтобы Швеция вступила в войну во имя пангерманизма? Когда Свен вернулся домой, его тут же спросили об этом во время интервью.

– Я никогда не говорил, что мы должны ввязываться в войну, – ответил он. – Я лишь сказал, что мы должны осознавать наше положение, исполнять свой долг и быть готовы защищать наш нейтралитет. Если Германия будет разбита, то мы будем порабощены Россией.

Хедин также сказал, что собирается написать книгу о своих фронтовых впечатлениях.

Книга под названием «С Западного фронта» появилась на прилавках книжных магазинов в середине февраля. В Германии она вышла в двух изданиях: одно оригинальное, полное, и второе – сокращенное, специально для солдат-фронтовиков. Германское издание Хедин посвятил немецким солдатам. Посвящение на шведском издании было довольно провокационно: «Тем из моих соотечественников, которым нужно лучше понять народ, знающий свой долг». Посвящение задало тон всей книге и вполне могло заставить рецензентов и читателей закрыть ее, едва начав читать.

Свен Хедин – военный корреспондент. Восточный фронт, 1915 год.

Тех же, кто продолжал чтение, ожидало захватывающее повествование, несмотря на буквально пародийное, доходящее до смешного, восхваление всего немецкого. Славословия Германии и кайзеру не имели границ. Что же касается обвинений немцев в жестоком обращении с военнопленными, то в изложении Хедина ангелоподобные немцы с пленными едва не нянчились.

Книга «С Западного фронта» – это и путевые заметки, и военный репортаж. Хедин не приукрашивал войну: смерть, горе, разрушения. Он писал об отстреленных языках, разорванных телах, разбросанных мозгах и сырых скользких окопах, смердящих дерьмом. Но при этом он изображал войну как нечто великое, прекрасное и благородное. В конце концов, если верить ему, шла борьба за существование немецкой культуры.

Своих русских друзей Хедин потерял, когда написал «Слово предупреждения». Своим прогерманским энтузиазмом в войне он оттолкнул от себя своих французских и британских друзей. Франция лишила его ордена Почетного легиона, французское Географическое общество и Королевское географическое общество лишили его звания почетного члена. Хедин воспринял это как оскорбление.