Текст книги "Невыдуманные приключения Свена Хедина"

Автор книги: Аксель Одельберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Стокгольм,
19 декабря 1923 года

Девятнадцатого декабря 1923 года в половине одиннадцатого финский корабль «Хебе» подходил к Шеппсбрун. На пристани толпились журналисты и фотографы. На палубе первого класса стояли Энгстрём в настоящей русской меховой ушанке и Хедин в черной персидской каракулевой шапке. Справа от Хедина стояла еще одна знаменитость – директор банка Улоф Ашберг, по прозвищу Красный банкир.

Таможенники осмотрели багаж Хедина, взяли пошлину – банку русской икры, и Свен сошел на берег к семье, друзьям и журналистам. Высказывания Хедина в Москве вызывали у всех любопытство и вопросы.

Что случилось со старым русофобом и сторонником сильной Швеции Хедином? Что он имел в виду? Неужели он полностью изменил свое мнение? Хедин стал большевиком? Газетчики жаждали интервью. Свен старательно избегал разговоров о политике, но охотно и даже с энтузиазмом говорил о своих впечатлениях от Советской России.

«Россия – страна, устремленная в будущее, с большими возможностями, намного большими, чем у Америки», – сказал он в интервью «Вестманландской краевой газете».

Корреспонденту «Афтонбладет» Хедин рассказал о том, что Россия сейчас намного более свободная страна, нежели в царское время: «Когда вы раньше ехали в Сибирском экспрессе, то повсюду были жандармы, а если вы что-то записывали или фотографировали, то тут же оказывались под подозрением как шпион. В этот раз ничего подобного не было».

«Свен Хедин сегодня настолько же заядлый русофил, насколько в прошлом – русофоб», – констатировал корреспондент газеты «Арбетарен» («Рабочий») после встречи с Хедином и отметил, что «к радости Ленина, доктор Хедин стал его поклонником».

Панегирик Хедина новой России вызвал моментальную реакцию: буржуазная пресса, которая обыкновенно стояла за него горой, встретила его высказывания со скепсисом. Так, «Новое ежедневное обозрение» писало о рекламе русского туризма с безвкусными преувеличениями, но одновременно выражало понимание поведения Хедина в отношениях с властями новой России. «Париж стоит мессы, а даровые казачьи эскорты и караваны верблюдов для исследователя Азии, безусловно, значат очень много», – комментировало «Новое ежедневное обозрение».

«Эстерсунд-постен» в редакционной статье несколько иронически замечала: «Еще со времен Екатерины и Потемкина власть имущие в России были хорошими режиссерами, особенно в тех случаях, когда надо было пустить пыль в глаза иностранцам». «Гётеборг постен» указывала на то, что никогда еще не была настолько уверена в политической слепоте Хедина. Левая пресса вовсю веселилась по поводу всего этого.

Не замедлила «поддержать» Свена и Милле Линдстрём: «Я не понимаю, как ты счел возможным такое сказать и сделать. Ничто теперь тебе не поможет. Сколько бы ты книг ни написал и сколько бы докладов ни сделал – это непоправимо. Как человек политики ты мертв. Ты не вернешь доверия. В глазах большинства ты стал большевистским агентом. Ты выстрелил в спину своим друзьям, которым ты стольким обязан. Никто, кроме тебя, не добился такого положения в науке и одновременно в политике. Но ты испугался, что тебя забудут, ты опять захотел шумихи. Советы задурили тебе голову лестью…»

Хедин считал своих критиков идиотами, извращающими его слова и не понимающими его мотивов. В связи с «потемкинскими деревнями», которыми большевики якобы зашорили ему глаза, Свен напомнил, что семнадцать раз был в России, бегло говорит по-русски и сам планировал свои передвижения.

Хедин подчеркивал важность добрососедских отношений с Россией в свете неизбежной, по его мнению, новой войны из-за Версальского мира. Он также напоминал о гигантском коммерческом потенциале России для шведских предпринимателей.

Если Свен надеялся, что его объяснения угомонят критиков, то ему пришлось в этом разочароваться.

Социал-демократ Артур Энгберг в январе 1924 года позволил себе в адрес Хедина в газете «Арбетет» («Труд») такие высказывания: «Мы, шведы, просим прощения у господина Хедина за то, что нас раздражает пара полуевреев его пошиба, которые раз за разом выступают в присвоенной ими роли наставников нации и манипулируют величием Швеции. Шведский народ обойдется без дирижерской палочки царского агента с восточными взглядами и менталитетом».

Через несколько дней Хедин прочитал о себе в газете «Бранд» («Пожар»): «Хедина характеризует не его обаятельная сияющая улыбка, а крючковатый нос, вынюхивающий поживу!»

В общественном мнении Европы того времени большевизм и еврейство слились в единое понятие. Между евреем и большевиком ставился знак равенства. С этикеткой «еврей» причины славословий Хедина в адрес новой России становились легко объяснимы.

Газеты соревновались между собой, рассуждая, насколько сильна в Хедине еврейская кровь. 2 июля 1924 года газета «Гнистан» («Искра») опубликовала гигантскую статью, препарирующую генеалогическое древо Хединов. Газета сообщила, что евреем был дедушка отца мамы Свена, следовательно, Хедин был евреем на шесть процентов. Но по мнению газеты Хедин внешне и внутренне типичный еврей. «Никто не осмелится отрицать наличие у Хедина специфических еврейских черт: его слабость к званиям и наградам, громогласная самореклама, переменчивость во взглядах, что продемонстрировала его поездка в Москву, когда он переметнулся к «красным».

1924 год явно был не из лучших в жизни Свена Хедина. Тибетская экспедиция откладывалась на неопределенный срок. Путевые записки «Из Пекина в Москву» были довольно прохладно встречены рецензентами. Он закончил книгу «Моя жизнь исследователя» для Лайврайта. Вышла также книга о Большом каньоне, но это мало что изменило.

Стокгольм,
19 февраля 1925 года

Девятнадцатого февраля 1925 года в квартире Хедина ступить было негде. Множество гостей приехали поздравить его с шестидесятилетием. Принц Вильгельм преподнес Свену его портрет маслом, написанный профессором Эмилем Эстерманом два года назад. Этот портрет принц и другие друзья Хедина выкупили, чтобы подарить юбиляру.

Скульптор Карл Миллее подарил Свену свою работу. Еще одну скульптуру, бюст Гёте, Хедину подарил немецкий поверенный в делах. Альма вручила брату рукопись книги «Мой брат Свен», позже изданную издательством «Бонниер».

Вскоре после юбилея Хедина умер Ялмар Брантинг. Социал-демократ Брантинг и Хедин были политическими противниками и стояли по разные стороны баррикады, но это не мешало симпатии, которую они испытывали друг к другу. 25 февраля в газете «Социал-демократ» была напечатана статья Свена в память Брантинга. «Даже схватившись с Брантингом, – писал он, – вы чувствовали, что сражаетесь с джентльменом. Мы были друзьями в паузах между боями».

В конце апреля, заболев коклюшем, умерла мама Хедина, немного не дожив до восьмидесяти семи лет. Анна Хедин очень много значила для своих семи детей.

Двадцать девятого августа 1925 года на вилле Хединов в Лидингё, где они жили летом, зазвонил телефон. Знакомый офицер сообщил Свену, что с ним хочет встретиться адмирал фон Леветцов. [32]32
  32 Магнус фон Леветцов (1884–1972) – во время Первой мировой войны руководил оперативным отделом германского флота.


[Закрыть]Адмирал выполнял просьбу немецкого изобретателя и авиастроителя Гуго Юнкерса.

Дессау,
5 сентября 1925 года

Большой трехмоторный цельнометаллический «Юнкерс-23» поднялся в воздух с аэродрома Булльтофта. На борту были Хедин, адмирал Леветцов и несколько других пассажиров. Через три с половиной часа пилот должен был посадить машину в Германии на аэродроме завода Юнкерса возле Дессау.

Но над Лолландом [33]33
  33 Датский остров между Швецией и материковой Данией.


[Закрыть]все три мотора остановились. Пассажиры застыли от неожиданности. Адмирал показал Свену, как потуже затянуть ремень безопасности. Самолет планировал к земле, было слышно, как крылья со свистом режут воздух. Пилот вертел головой, высматривая подходящую площадку для вынужденной посадки.

Приземлились удачно. Летчик осмотрел машину, все было в полном порядке. Двигатели легко завелись, и самолет снова поднялся в воздух.

Летели в плотной облачности, шел дождь. Потом «Юнкере» поднялся над облаками, и опять засияло солнце.

Летчик пошел на снижение, ему надо было сориентироваться. Они пролетали над Любеком. Вдруг, так же внезапно, как и в прошлый раз, моторы остановились. Пилот опять удачно посадил самолет, осмотрел двигатели и проверил подачу топлива. Все было в порядке. Взлетели.

Неподалеку от Потсдама моторы остановились в третий раз. И летчик снова сумел посадить тяжелую машину на вовремя подвернувшееся поле.

Вечером они долетели-таки до аэродрома назначения. Полет занял восемь с половиной часов. Их встречал сам Гуго Юнкере.

– Господин доктор, это что-то неслыханное! Три вынужденные посадки и восемь часов вместо трех. Представляю, что вы думаете о нас и наших машинах.

– Не беспокойтесь, профессор. Путешествие было замечательным. Я получил особенное удовольствие от того, как уверенно и элегантно пилот сажал самолет.

Для географических исследований появление авиации означало настоящую революцию. С воздуха можно было за короткое время осмотреть и положить на карту большие территории. Кроме того, с воздуха хорошо просматривались археологические объекты.

Юнкере планировал создать трансконтинентальную сеть воздушных сообщений, распространявшуюся, разумеется, и на Азию, что весьма заинтересовало Хедина.

После ужина дома у Юнкерса Хедин показывал на карте районы, которые он хотел рассмотреть с самолета.

– Господин доктор, когда с вашей экспедицией все утрясется, я предоставлю в ваше распоряжение два самолета с экипажами, топливом и запчастями. Вы сами решите, как долго вы будете пользоваться самолетами. Все расходы я беру на себя, – сказал Юнкере.

Идеи переполняли Свена. Он хотел пролететь над долиной Брахмапутры, пролететь вдоль Желтой реки, провести аэрофотосъемку Куньлуня.

Но люди предполагают, а Господь располагает. Дела Юнкерса ухудшились. Ему грозило банкротство, и в итоге правительство Германии национализировало заводы Гуго Юнкерса.

Стокгольм,
30 августа 1926 года

Хедин нашел для себя утешение в поездке к бывшему кайзеру Вильгельму II. Кайзер прочно засел в замке Доорн в Нидерландах, откуда лидеры Антанты безуспешно пытались его выкурить. С благословения Вильгельма Хедин написал эксклюзивный репортаж об этом визите, напечатанный шведскими и иностранными газетами.

Хедину не сиделось на месте. Он подумывал о лекционном турне по Аргентине, Чили и Перу. [34]34
  34 В этот период попечительством шведского судовладельца А. А. Йонссона шведские писатели, художники и литераторы могли бесплатно путешествовать в Южную Америку на его судах. Такую поездку совершил, в частности, Эверт Таубе – известнейший поэт, чьи песни поет вся Скандинавия. – Прим. автора и пер.


[Закрыть]Кроме того, он задумал новую книгу «Мои британские друзья» – своего рода портретные зарисовки выдающихся британцев, с которыми ему довелось лично познакомиться.

К величайшему счастью Хедина, впервые за все долгие послевоенные годы его приехали навестить старые английские друзья – исследователь Тибета Чарлз Белл с женой; вскоре после них в гостях у него побывал нобелевский лауреат писатель Рабиндранат Тагор.

Тридцатого августа Свен получил приглашение из германского представительства в Стокгольме. Хедина встречал шеф представительства фон Розенберг. Он представил ему советника министерства Бранденбурга и советника правительства Мюлиг-Хоффмана, представлявшего государственную воз душную компанию «Дойче Люфтганза» («Немецкая воздушная компания»).

Хедин у бывшего кайзера Германии Вильгельма II. Замок Доорн, Голландия, весна 1926 года.

– Господин доктор, мы понимаем, насколько вы огорчены и разочарованы в связи с тем, что ваша договоренность с профессором Юнкерсом оказалась нарушенной, – начал разговор Бранденбург, намекая на майскую статью Хедина в «Берлинер тагеблатт» («Берлинский ежедневник») – гневную отповедь немецкому правительству за то, что довели до жизни такой Юнкерса и его предприятия. – Правительство Германии приняло решение: поскольку «Дойче Люфтганза» является прямым преемником компании профессора Юнкерса, она выполнит его обязательства перед вами.

Это был один из счастливейших моментов в жизни Хедина.

«Люфтганза» намеревалась открыть воздушную линию Берлин – Пекин через русский Туркестан, Синьцзян и Монголию. Но для этого надо было провести разведку и найти подходящие места для аэродромов, дозаправки и обслуживания самолетов.

Эту рекогносцировку и было предложено возглавить Свену. Причем он мог взять с собой специалистов по своему выбору и параллельно с изысканиями для авиакомпании вести свои собственные.

В конце октября все было готово к отправлению, а 20 ноября родные получили телеграмму от Хедина из Пекина: «Только что приехал. Все великолепно. Комната очаровательна».

События в Китае после падения императорской власти в 1911 году принимали все более хаотический характер. В 1926 году в стране шла гражданская война. Многочисленные армии воевали друг с другом. В Пекине, Северном Китае и Маньчжурии разбойничал Чанг Тсолин.

Разрешение на проведение научных работ Хедин должен был получить у него. Через несколько недель Свену удалось добиться принципиального согласия. Он обязался взять с собой «в поле» двух китайских геологов, а его экспедиция стала называться «китайско-шведской».

Штаб-квартира экспедиции Свена находилась в Баотоу во Внутренней Монголии, примерно в пятистах километрах к северо-западу от Пекина. Главным караванщиком Хедин назначил своего старого знакомого Хертига Ларссона.

В начале марта, когда волокита и бумагомарание, казалось, закончились, Свен телеграммой велел Ларссону купить двести верблюдов и готовиться в путь.

И тут опять возникли проблемы.

Часть седьмая
Путешественник-исследователь
(1927–1935)

Пекин,
6 марта 1927 года

Войска националистической партии Гоминьдан под предводительством генерала Чан Кайши победоносно продвигались на север Китая. Главным лозунгом Гоминьдана было избавление Поднебесной от иностранного владычества. Жажда национального реванша быстро охватила и академические круги в Пекине.

Шестого марта к Хедину пришел огорченный Андерсон. Накануне состоялось собрание пекинской научной общественности, и китайцы решили «принять меры» против иностранных научных экспедиций.

Но Хедин не собирался сдаваться. Почти два месяца он уговаривал, интриговал, использовал связи и дипломатию. 27 апреля было подписано «Соглашение между ассоциацией китайских научных учреждений и доктором Хедином о научной миссии на северо-западе Китая».

Предприятие Свена не случайно было названо в документе «миссией», а не «экспедицией». Это было одним из требований китайской стороны. Дескать, экспедиции проводят только в нецивилизованных краях, населенных дикарями.

В девятнадцати пунктах соглашения все было подробно расписано: финансирование, сбор материалов и образцов и порядок обращения с ними. Хедин должен был включить в «миссию» десять китайских специалистов и студентов и получал китайского «соруководителя».

Девятого мая Свен наконец выехал из Пекина в Баотоу, где его ожидали Хертиг Ларссон и еще пятнадцать европейцев.

Хучерту – Гол,
22 июля 1927 года

Примерно в ста пятидесяти километрах к северу от Баотоу у реки Хучерту стоял палаточный лагерь экспедиции Хедина. Верблюды нагуливали жир на зеленых холмах. По округе рыскали волки. Ларссону удалось подстрелить одного с расстояния пятьсот метров.

Двадцать второго июля все было готово. Самая большая научная экспедиция в истории Азии двинулась в путь: пять шведов, одиннадцать немцев, десять китайцев, переводчики, монгольские и китайские работники и погонщики. Сорок тонн экспедиционного оборудования везли двести восемьдесят девять верблюдов.

Перед отправлением Хедин собрал людей и жестко обозначил, что в экспедиции запрещаются любые проявления расовой и политической розни.

– Мы должны показать на деле, что белые и желтые могут прекрасно жить и работать вместе и что наука выше политических рамок и расовых предрассудков.

Чтобы все участники экспедиции были в равном положении, Хедин отклонил предложение китайской стороны оплачивать содержание своих сограждан. Свен назначил китайцам равную с европейцами плату.

Его опасения насчет китайского «соруководителя» Сю Пинчанга быстро развеялись. Тот оказался разумным, доброжелательным малым и не вмешивался куда не надо.

Основную группу в сто пятьдесят верблюдов, груженных большей частью припасов, вел Хертиг Ларссон. Ему помогали десять погонщиков-монголов. Верблюды Ларссону не нравились: из-за слишком долгого безделья на вольном выпасе верблюды одичали.

Ларссон как в воду смотрел. В мгновение ока степенно вышагивающий караван превратился в стадо диких животных, разбегающихся в разные стороны. Хертигу и монголам с трудом удалось поймать тринадцать верблюдов. Прочие удалились за горизонт вместе с кассой экспедиции.

Верблюдов, кладь и кассу пришлось разыскивать два дня. Четыре «корабля пустыни» все же исчезли безвозвратно.

Двадцать восьмого сентября «Бродячий университет», как прозвал экспедицию Хедин, вышел к реке Эдзин-Гол. Было невероятно приятно оказаться возле изобилия воды после долгого пути по степи. В тени раскидистых тополей разбили лагерь, состоящий из двадцати шести синих с белым орнаментом монгольских юрт, подбитых пухом.

По вечерам люди собирались вокруг лагерного костра: разговаривали, пели, слушали граммофон. До начала ноября этот лагерь должен был выполнять роль базового.

Эдзин-Гол получила свое название по имени города Эдзин. Марко Поло побывал там в 1274 году. В те времена путешественники закупали в городе припасы перед долгими странствованиями через пустыню. Теперь лишь руины, засыпанные песком, остались на месте когда-то процветавшего города. Эдзин нашел Петр Козлов в 1909 году. Прекрасно сохранившиеся в пустыне росписи, предметы быта, искусства и, что самое важное, множество манускриптов представляли фантастическую научную ценность. [35]35
  35 Находки Козлова в Эдзине, или Хара-Хото, как называли его монголы, выставлены в Эрмитаже, в специальном зале. – Прим. автора.


[Закрыть]

Восьмого ноября экспедиция разделилась на три группы. Точкой сбора был выбран караванный город Хами, в семистах километрах на запад.

Предстояло пройти весьма непростой маршрут. Эту часть пустыни монголы прозвали Черная Гоби. Корма для верблюдов здесь было крайне мало, а расстояние между колодцами, напротив, очень большое.

Через четыре дня после выхода с Эдзин-Гол отряд Хедина накрыла песчаная буря. Два дня пришлось пережидать. Всё и все были буквально пропитаны песком. Через неделю пути опять налетела буря. Вдобавок стало смертельно холодно.

Хедин с Хертигом Ларссоном.

Из палатки выглядывают другие участники экспедиции.

Вскоре выяснилось, что Хертиг Ларссон не запас достаточно корма. Это была серьезная ошибка. Животные голодали и теряли силы на глазах.

Шестого декабря температура опустилась ниже минус двадцати. Приходилось идти пешком, ведя верблюдов в поводу. Они очень ослабли.

С трудом добрались до колодца Себистей, на полпути между Эдзин-Голом и Хами. Здесь Хедина скрутило от боли из-за камней в желчном пузыре. Основная часть экспедиции пошла дальше, а Хедин решил остановиться и дожидаться помощи. С ним остались врач и ботаник Дэвид Хуммель, археолог Фольке Бергман, геолог Эрик Норин и повар Чанг.

Ожидание оказалось долгим. Прошло Рождество, наступил Новый год. Холод был страшный, непрестанно дул пронизывающий ветер.

Когда боли становились особенно сильными, Хуммель делал Хедину уколы морфия. Совсем плохо было с едой. Остались лишь концентрат горохового супа и какао. Правда, однажды Фольке Бергману удалось подстрелить антилопу.

Помощь пришла через двадцать четыре дня. Хедина усадили в импровизированное кресло, привязанное между двумя верблюдами. 23 января 1928 года экспедиция вновь собралась в Хами в полном составе. Еще через две недели вышли в направлении Урумчи, столицы провинции Синьцзян, и 19 февраля добрались до Турфана, древнего города на Великом шелковом пути.

Турфан,
20 февраля 1928 года

В Турфане Хедин и познакомился с Токта-ахуном, местным торговцем скотом. Они долго разговаривали, хотя Свен без малого четверть века не говорил на уйгурском языке. Токта-ахун рассказал Хедину, как он переплывал реку.

Свен впервые услышал о реке в этом районе.

– Семь лет назад, – рассказывал торговец, – Конче-дарья ушла из своего старого русла и обводнила прежде сухую Курук-дарью. Новая река течет на восток. Теперь там зелень, тополя растут.

Хедин почувствовал себя Коперником, получившим подтверждение гелиоцентрической теории. Еще в 1905 году в книге «Научные результаты путешествия в Центральную Азию» он написал: «Возвращение воды в ныне высохшее русло Курук-дарьи – лишь вопрос времени».

Рассказ Токта-ахуна подтверждал теорию Хедина о передвигающемся озере Лобнор. Этот процесс перехода уже начался, что было невероятной удачей, принимая во внимание длительные временные промежутки между «блужданиями» озера.