Текст книги "Мастера детектива. Выпуск 5"

Автор книги: Агата Кристи

Соавторы: Рекс Стаут,Жорж Сименон,Джон Кризи,Сирил Хейр
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 54 страниц)

– Я ничего не имею против твоей Лиги свободы и справедливости…

– Очень мило с твоей стороны. Я расскажу об этом своим, когда вернусь в Лондон. У них просто камень с души спадет.

Камилла пренебрегла этим замечанием.

– Будь ты черт знает кем, если тебе угодно, лишь бы это был ты, а не эта ужасная, циничная карикатура на тебя, – упорствовала она.

– Ты говоришь глупости!

– Роберт! – Камилла схватила его за руку. – Роберт, посмотри на меня! Мы знаем друг друга достаточно хорошо – с самого детства. Незачем пытаться уверить меня, что ничего не случилось, когда и слепой увидит, что ты глубоко несчастен. Дай мне помочь тебе, Роберт! Ведь я же немногого от тебя прошу. Мы ведь так дружили – я… я готова сделать что угодно, лишь бы тебе помочь. Да понимаешь ли ты, что я хочу сказать, Роберт? Все, что угодно! Я просто не в силах вынести, если так будет и дальше. Посмотри на меня, Бога ради, посмотри на меня!

– Пусти меня, Камилла! – процедил Роберт, стиснув зубы. – Предупреждаю тебя, пусти меня!

– Не раньше, чем скажешь, что с тобой случилось. Если хочешь, скажи, что ненавидишь меня, но только объясни отчего. Видит Бог, я не хочу ничем обидеть тебя. Я только хочу тебе помочь. Хочу… Хочу…

– Хочешь, хочешь! – Роберт внезапно набросился на нее. Его сильные руки схватили ее за плечи, лицо оказалось в нескольких дюймах от ее лица. – Знаю, чего ты хочешь, прекрасно знаю. Нечего тут сантименты разводить. Ты хочешь мужчину. Вот зачем ты явилась сюда, разве нет? Ладно, тебе представляется случай. Хочешь, я запру дверь и потушу свет? Мы можем пристроиться на диване.

– Роберт, мне больно! Пусти меня.

– Или ты предпочитаешь подождать до ночи, когда ты упьешься шампанским, чтобы преодолеть девичью застенчивость? Ты только что сама сказала, что собираешься вдрызг напиться, разве нет? Пожалуй, это будет самое лучшее, и я тоже хвачу, чтобы мы сравнялись. Ну, так как? Может, подождать до тех пор?

– Роберт, ты сошел с ума! Ради Бога, отпусти меня.

– Тогда по рукам, детка! По крайней мере хоть один из нас справит как следует Рождество. А прежде чем ты уйдешь… вот тебе на память.

Он поцеловал ее три или четыре раза, неистово, грубо, причиняя ей боль.

– Пока все, – сказал он, отпуская ее. – Надеюсь, ты удовлетворена?

Бледная от гнева, Камилла отшатнулась от него.

– Я тебя ненавижу, ненавижу, – рыдала она. – Скотина, мерзкая скотина! Убила бы тебя за это!

Она изо всех сил закатила ему пощечину и, прежде чем он опомнился, выбежала из комнаты.

VI
Гости в буфетной

Буфетная в Уорбек–холле, как отметил д–р Ботвинк в разговоре с Бриггсом, являлась частью первоначального здания, независимо оттого, имел ли легендарный Перкин отношение к его постройке или не имел. Когда–то от огромного зала, служившего в Средние века гостиной, отделили перегородкой узкую длинную комнату с несоразмерно высоким потолком. Только вымощенный каменными плитами пол да узенькие стрельчатые окна, прорезанные в толстенной наружной стене, свидетельствовали о ее древности. Вдоль стен тянулись шкафы и полки, на которых с дотошной аккуратностью были расставлены серебро, хрусталь, тут же лежали всякие препараты для чистки посуды и прочие достижения техники, представлявшиеся необходимыми дворецкому. Здесь были владения Бриггса – холодные, строгие и педантически чистые, – и здесь Бриггс, уложив своего господина в постель, без фрака, в байковом переднике, повязанном вокруг внушительного стана, отдался всепоглощающей работе, начищая ложки и вилки к предстоящему обеду. Его лысая голова блестела в ярком свете не затененной абажуром электрической лампочки. Его дыхание сгущалось паром в холодном воздухе, пропитанном запахом порошка для чистки.

Он проработал уже довольно долго, когда за спиной у него бесшумно отворилась дверь и в нее просунулась голова молодой женщины. У нее было хорошенькое, хотя и ничем не примечательное личико, несколько искаженное выражением тревоги, – уголки ее рта были все время опущены. Ее огненно–рыжие волосы контрастировали с бледностью щек. Внимательно оглядевшись, она в конце концов вошла в комнату и тихо подошла к столу, за которым стоял дворецкий.

– Папа! – нежно прошептала она. – Папа!

Не оборачиваясь и не приостанавливая ни на миг работу, Бриггс сказал:

– Сюзанна, я не звал тебя сюда, детка. Ты простудишься насмерть. Я ведь говорил тебе, чтоб ты сидела наверху у камина.

– Извини, папа, но я не могла дождаться тебя. Ты… ты говорил с ним, папа?

– Да, я поговорил с ним.

– И что же он сказал? Что он собирается предпринять?

Бриггс поднес к свету рыбный нож времен Георгов, подышал на него, энергично протер его замшей и лишь тогда ответил:

– Не могу сказать точно. Нас вскоре прервали. Но что–то надо предпринять, и притом быстро. Это я выложил ему напрямик.

– Ах, да что толку во всех этих разговорах! – воскликнула девушка сердито. – Значит, ты опять дал ему увильнуть, и теперь он опять пойдет вилять и оттягивать, так же как до сих пор.

– И все–таки я думаю, что на этот раз он так не поступит, – сказал Бриггс хмуро, обращаясь, видимо, к солонке, которую держал в руке.

– Меня так и тянет плюнуть на все и рассказать его светлости, – продолжала Сюзанна. – Вот он подскочил бы!

– Брось глупости, слышишь? – Бриггс повернулся и первый раз взглянул на дочь. У него был такой суровый вид, что она невольно подалась назад.

– Извини, папа, – пробормотала она. – Я не всерьез говорила, право.

– Надо полагать, что не всерьез. Я служу в этом доме сорок пять лет не для того, чтобы послужить причиной такого удара, который сведет его светлость в могилу. Будь жива твоя бедная мать, она сказала бы то же самое.

– Разве он так плох?

– Думаю, что никто, кроме меня и его светлости, не знает, как он плох, – ответил Бриггс серьезно. – Небольшое потрясение, и ему конец – вот так. – Бриггс щелкнул пальцами и опять принялся за свою работу.

– Чудно все–таки, а? – заметила Сюзанна, обращаясь к спине отца. – Странно, что он там, а я здесь. Несправедливо. У меня есть права, такие же, как у других, ведь так?

– У тебя они есть, дочка, и в свое время ты их добьешься, – уверил ее Бриггс. – А теперь марш наверх.

Сюзанна направилась к двери, но на полпути остановилась:

– Папа!

– Ну, что еще?

– Правда ли, что он и я – мы вроде как двоюродные?

Дворецкий обернулся еще раз и взглянул на нее молча.

– Слушала сплетни, – сказал он наконец.

– Ну и ладно, так это правда?

– У тебя подходящий цвет, – сказал Бриггс, глядя на волосы дочери. – И больше я ничего не скажу. Сестра твоей прабабки любила намекать на разные делишки во времена шестого виконта, но я никогда не обращал на это внимания и тебе не советую. Тебе и без того довольно. Но если это тебе помогает чувствовать себя как–то ближе к его светлости, я не возражаю. А теперь уходи! Я вовсе не хочу, чтоб тебя здесь застали.

Сюзанна исчезла, а Бриггс, закончив работу, начал расставлять серебро на подносе. Он проверял, всели на месте, когда дверь буфетной отворилась снова.

– Ах, Бриггс, извините, что беспокою вас. – Это была Камилла, раскрасневшаяся и необычно взволнованная.

– Нисколько, миледи. Вам что–нибудь угодно? – сказал Бриггс, поспешно снимая передник и надевая фрак.

– Да. Так глупо, я, оказывается, забыла взять с собой рожок для ботинок. А я знаю, вы здесь храните всякие сокровища. Вы можете одолжить мне рожок?

– Рожок для ботинок? – На миг Бриггс задумался. – Да, думаю, что могу.

Он открыл дверь одного шкафа и почти сразу достал изящный серебряный рожок, который, прежде чем вручить ей, протер замшей.

– Какая прелестная вещица! – воскликнула Камилла. – Откуда она?

– Подарок к совершеннолетию его покойной светлости, – объяснил Бриггс. – Им, пожалуй, никогда и не пользовались.

– Вы прямо волшебник, Бриггс. Откуда вы знаете, где что лежит?

– Я долго прожил среди этих вещей, миледи. Я приводил в порядок эти полки, когда был еще мальчиком в буфетной, и мне кажется, я могу сразу найти все, что нужно.

Камилла прошлась по комнате, открывая один шкаф за другим.

– Чудеса! – повторила она. – Словно ничто не изменилось с тех пор, как я еще ребенком приходила сюда и мешала вам работать.

– И вправду, все серебро цело, миледи, да и хрусталя разбили мало.

– Как красиво! Это вилки времен королевы Анны?

– Уильяма и Марии, миледи… Извините меня, миледи, но мне надо отнести все это в столовую, чтоб накрыть на стол.

– Конечно, Бриггс. Вот и опять я мешаю вам, совсем как бывало раньше. В котором часу обед?

– В восемь, миледи.

– Значит, пока еще не нужно идти наверх и переодеваться. Вы разрешите мне покопаться в серебре? Я уж и забыла, как когда–то здесь все пленяло меня.

– Разумеется, миледи, – ответил Бриггс, поднимая тяжелый поднос. Уже в дверях он остановился и сказал: – Вы изволили упомянуть о переодевании к обеду. Осмелюсь заметить, что на сегодняшний вечер не стоит надевать платье без рукавов. В столовой, боюсь, будет холодновато.

Когда он через четверть часа вернулся в буфетную, Камилла уже ушла, но служебные помещения не были пусты – там оказался еще один гость, из другой части дома. Бриггс услышал стук высоких каблуков по вымощенному каменными плитами проходу, ведущему на кухню, и до него долетел голос миссис Карстерс.

– Милый мой Уорбек–холл! – услышал он. – Простите меня, голубушка, но я не могла удержаться, чтоб не сунуть сюда нос! Я весь дом обегала, предаваясь воспоминаниям. Боже ты мой! И сколько же вкусных блюд приготовлялось у меня на глазах в вашей чудесной старой кухне!

Из бормотания, которое донеслось до Бриггса, он заключил, что заигрывания миссис Карстерс были приняты вежливо, но холодно. Кухарку, которая не являлась, как он, местным старожилом, видно, слишком заботило приготовление обеда к сочельнику на древней плите, чтобы она позволила себе прервать работу. Вскоре миссис Карстерс отказалась от попыток сойти за своего человека и вернулась восвояси. Она остановилась в дверях буфетной, чтобы облагодетельствовать своим присутствием Бриггса.

– О Бриггс, я только что рассказывала кухарке, как я рыскала по всему этому милому старому дому! И право же, мне кажется, что вам – слугам – досталась лучшая его часть. В этом крыле чувствуется неповторимая атмосфера старины.

– Чересчур холодная атмосфера в такую погоду, мадам, – ответил дворецкий сухо.

– Да, да, конечно, я знаю. И одни переносят холод хуже, чем другие. А все–таки, Бриггс, вы должны признать, что работать в старинном Уорбек–холле, в комнате, которую построил сам Перкин Уорбек, – это привилегия, и…

– Вот уж нет, мадам, тут я должен возразить вам! Это миф, сочиненный составителями путеводителей. Он лишен всяких исторических оснований.

Эти слова раздались за спиной у миссис Карстерс, и она в изумлении обернулась:

– Мистер Ботлинг! Вы меня перепугали!

– Моя фамилия – Ботвинк, мадам.

– Ах да! Я ужасно бестолкова насчет имен, особенно иностранных. Я и понятия не имела, что вы здесь. Откуда вы взялись?

Д–р Ботвинк показал наверх.

– Из архива, – объяснил он. – Он прямо у нас над головой. Эта маленькая лестница за моей спиной ведет прямо туда.

– Ну конечно, как же это я могла про нее забыть! Мы называли ее «Перкинова лестница». Вероятно, вы скажете, что и это неверно?

– К сожалению, мадам, как это ни огорчает вас и Бриггса, но это совершенно неверно. Тем не менее буфетная – весьма любопытная старинная постройка. Вы знаете, что здесь остался кусочек первоначальной полотняной обивки?

– Вот уж никогда не думала, что об Уорбек–холле мне что–нибудь расскажет иностранец, – сказала миссис Карстерс раздраженно. – Уверена, что вы ошибаетесь, мистер… э… доктор…

– И все–таки он остался, мадам. Совсем маленький кусочек на стенке шкафа возле раковины. Смотреть там особенно не на что – он очень поврежден, за последние столетия его не раз закрашивали, но это, несомненно, подлинный обрывок полотняной обивки, тех же времен, что и само здание. Если вам интересно, я сейчас вам его покажу.

– Раз он в таком состоянии, вряд ли стоит терять время, чтобы на него смотреть, – сухо сказала миссис Карстерс.

– Вы правы, мадам. Он не представляет особого интереса, если не считать, что он в отличие от Перкина Уорбека не подделка. – И, пустив эту парфянскую стрелу, историк удалился.

– Ну, знаете ли! – Миссис Карстерс задыхалась от негодования. – Этот джентльмен, по–видимому, чересчур вольничает в вашей буфетной, Бриггс! Мне это кажется весьма неуместным. В комнате, полной ценностей, как эта, бог весть что может случиться.

– Видите ли, мадам, – сказал Бриггс снисходительно, – приходится идти на компромисс. Этот джентльмен все–таки иностранец. Он в самом деле помешался на всем действительно старинном и устарелом. Он говорил мне, что именно поэтому он так интересуется британской конституцией.

– Вот этого никогда не понять иностранцам! – воскликнула миссис Карстерс. – Они воображают, что мы все еще живем в прошлом. Не понимают тех великих перемен, которые произошли в нашей стране за последние годы, и еще больших перемен, которые произойдут в будущем.

– Так точно, мадам, – сказал Бриггс с заметным отсутствием энтузиазма.

– Обед, вероятно, как всегда, в восемь?

– Да, мадам. Гонг к переодеванию будет в половине восьмого.

Различие в отношении Бриггса к двум дамам выразилось в том, что он дал миссис Карстерс уйти, не предупредив, какой холод ожидает ее в столовой.

До обеда оставалась еще уйма дел – прежде всего дворецкому надо было спуститься в погреб. Он вернулся минут через пять, бережно держа в руках бутылку, густо оплетенную паутиной, и сердце у него упало, когда он увидел в буфетной еще одного посетителя. Он вздохнул с облегчением, увидев, что это всего–навсего сержант Роджерс.

– Извините, что беспокою вас, мистер Бриггс, – сказал Роджерс, – не видели ли вы где–нибудь здесь моего?

– Насколько мне известно, мистер Роджерс, сэр Джулиус сюда не заходил – в отличие от остальных.

– Странно. Ему, видно, удалось ускользнуть от меня. Готов поклясться, что видел, как он шел сюда. Трудное дело – уследить за человеком в таком большом доме, как этот, вы не находите, мистер Бриггс?

– Рад сказать, что слежка за людьми не входит в мои обязанности, мистер Роджерс. Мне и без того дел хватает.

Бриггс достал с полки бутыль.

– Что ж, – произнес Роджерс задумчиво. – полагаю, что с ним ничего не стрясется, если он немножко побудет один. А приятно выглядит этот портвейн, мистер Бриггс.

– Это, – отпарировал Бриггс, – если хотите знать, мистер Роджерс, предпоследняя бутылка его светлости от 1878 года.

– Что вы говорите, мистер Бриггс! Прафиллоксера!

Бриггс посмотрел на него с внезапным уважением:

– Вы, стало быть, понимаете толк в портвейне, мистер Роджерс?

– Самую малость, мистер Бриггс. Самую малость.

– В таком случае, мистер Роджерс, может быть, вы будете добры и поможете мне перелить его в графин?

– Мне будет лестно помочь вам, мистер Бриггс, – ответил сыщик. Когда Бриггс достал пробочник, он забеспокоился: – Вы уверены, что пробка цела? А не лучше ли с вином такого возраста поступить иначе – отбить горлышко бутылки?

– Не нужно, мистер Роджерс. Покойный лорд переменил пробку недавно, в 1913 году, так что мы откроем бутылку без затруднений.

Бриггс оказался прав. Пробку вытащили без осложнений, и драгоценная жидкость была уверенной рукой перелита в графин, причем Роджерс держал под горлышком бутылки свечу, чтоб выявить, не попала ли в вино соринка.

– Ну вот! – сказал дворецкий, подымая бутылку, когда обряд был выполнен. – Даже чайной ложечки осадка на дне не осталось. Очень обязан вам, мистер Роджерс.

Оба в восхищении посмотрели на графин.

– Его светлость выпьет рюмочку с бисквитом, – пробормотал Бриггс. – Доктор не позволил бы ему этого, если б знал. Сомневаюсь, чтоб гости в столовой справились с полбутылкой. Разумеется, дамам – это не в коня корм… Думаю, что если вы составите мне компанию после обеда, мистер Роджерс, то будет и нам по паре рюмок на брата.

– Что ж, мистер Бриггс, – сказал Роджерс рассудительно, – интересно было бы узнать, каково его качество через столько лет.

И на этом замечании оба знатока расстались.

VII
Рождественский обед

Без десяти восемь Бриггс понес в гостиную поднос с графином хереса и бокалами. Ровно в восемь он ударил в большой китайский гонг в холле. Это была совершенно ненужная часть ритуала, поскольку он уже видел, что все пять гостей в сборе; но как часть ритуала она доставляла ему удовольствие. Низкие звуки меди прокатились по огромному полупустому дому, проникая в обветшалые комнаты, не видевшие гостей со времени Первой мировой войны, и пробуждая эхо в помещениях для слуг, где, по всей вероятности, никогда больше не поселятся слуги. Как ни странно, но единственный, кто, по–видимому, наслаждался вместе с Бриггсом этими звуками, был сэр Джулиус, который на миг попал во власть очарования прошлого.

– Замечательный звук у этого старого гонга, – сказал он леди Камилле. – Я вспоминаю, что при открытых окнах он слышен на другой стороне парка. Китайцы лучше всех делают такие вещи. Помню, отец рассказывал мне, что он из вещей, награбленных в Зимнем дворце [61]61
  Во время подавления Боксерского восстания в 1900 году подвергся разграблению Летний дворец, а не Зимний.


[Закрыть]в Пекине. Великие времена! Великие времена! – И он выпил, смакуя, несколько глотков хереса.

– Не хотите ли вы сказать, сэр Джулиус, что разграбление Зимнего дворца – похвальный эпизод в нашей истории? – вмешалась миссис Карстерс.

– Дорогая леди, я просто констатирую факт, что гонг привезли из Зимнего дворца в Пекине, – возразил сэр Джулиус довольно раздраженно.

– Извините, – сказал д–р Ботвинк почтительно Камилле, в то время как шла язвительная дискуссия о событиях, связанных с Боксерским восстанием 1900 года, – но откуда бы ни происходил этот инструмент, не прав ли я, полагая, что он возвещает время обеда?

– Конечно, – ответила Камилла. – Так оно и есть.

– А почему же мы не внимаем призыву и не направляемся в столовую?

– Это никак нельзя! Бриггс еще не объявил, что обед подан. Он всегда выжидает три минуты.

– Понимаю… Так как язык гонга неясен – на то он и китайский, – необходимо, чтобы он был подкреплен объявлением, сделанным на простом английском языке.

– Простом английском, доктор Ботвинк? – не удержалась Камилла. «Странно, – подумала она, – что единственный из всех присутствующих, с кем мне легко говорить, – этот иностранец со своими забавными педантичными суждениями. Джулиус – напыщенный эгоист, миссис Карстерс – зануда, а Роберт…» Она посмотрела туда, где он стоял.

Он молча выпил три стакана хереса подряд и теперь нарочито не замечал ее.

– На простом английском языке, – повторил д–р Ботвинк. – Я знаю, что вы хотите сказать, леди Камилла. Это язык, хотелось бы вам сказать, о котором я не имею права судить. Языком Шекспира и Джонсона я, может быть, и овладел. Но то, что вы называете простым английским языком, – это ряд мычаний и вариаций одного–единственного гласного звука, при помощи которого общаются девять десятых жителей этого острова…

– Обед подан! – торжественно возвестил Бриггс, спасая историка от труда закончить предложение, которое быстро уходило из–под его власти.

– Пойдем в столовую? – сказал Роберт, заговорив в первый раз.

Обеденный стол представлял собой маленький островок в обширной комнате, и в ней, как и предсказал Бриггс, было холодно. Разношерстная компания села за стол в подавленном настроении. Роберт сел во главе стола, но не обнаруживал далее никакого желания выполнять обязанности хозяина. Он ел то, что перед ним ставили, много пил и молчал. Он не скрывал, что ему до смерти скучно, и его поведение дало тон всему рождественскому обеду, обещавшему быть на редкость нерадостным. Однако мало–помалу еда и напитки оказали свое действие. Вслед за миссис Карстерс, болтливость которой ничто не могло обуздать, гости ухитрялись поддерживать то и дело прерывавшийся разговор. И все же чувствовалась напряженность, от которой трудно было отделаться. Долгие паузы между короткими вспышками беседы были наполнены смутным тревожным предчувствием, вызванным не только холодом в столовой.

Под конец положение спас д–р Ботвинк; он сумел сделать так, что обед завершился почти оживленно, на что никак нельзя было надеяться вначале. Очевидно, вспомнив совет Камиллы, он умудрился задать сэру Джулиусу вопрос относительно ловли рыбы на мушку. Государственный деятель посмотрел на него с нескрываемым изумлением. Неужели в этом забавном иностранце – ясно читалось на его лице – есть что–то человеческое?

– А вы рыболов? – спросил он недоверчиво.

– В молодости я очень увлекался этим спортом, – сказал д–р Ботвинк кротко. – На моей родине есть недурные ручьи с форелями; конечно, – добавил он извиняющимся тоном, – их нельзя сравнить с вашими маркширскими реками, но по–своему они недурны.

– Интересно, – сказал сэр Джулиус, одним пожатием плеч сбросив со счетов все воды Центральной Европы. – Я вспоминаю…

Камилла кинула на историка благодарный взгляд. Она знала, что на тему рыбной ловли сэр Джулиус мог распространяться бесконечно долго и скучно, зато можно было рассчитывать, что хоть ненадолго прекратится это гнетущее молчание. Она не ошиблась. Джулиус тут же пустился в рассуждения о технике, трудностях и достоинствах этого спорта с точки зрения измученного государственного деятеля, отдыхающего от своих трудов. Он сравнил себя с покойным лордом Грэем, не совсем к выгоде последнего, и проиллюстрировал эту тему несколькими случаями из своего личного опыта, столь же увлекательными для слушателей, как и все рассказы рыболовов. Когда он предоставил своей аудитории поразмыслить над необычностью одного случая, д–р Ботвинк, который, казалось, слушал его лекцию с захватывающим вниманием, заметил:

– Ловля форели очень напоминает любовное приключение, не правда ли?

– То есть? – Сэр Джулиус явно был озадачен.

Миссис Карстерс, которая уделяла его монологу мало внимания, оцепенела. Даже Роберт поднял глаза от индейки и удостоил д–ра Ботвинка взглядом.

– Неужели это никогда не приходило вам в голову, сэр Джулиус? Это сравнение всегда представлялось мне исключительно точным. Посмотрите. – Он поднял руку и стал перечислять свои доказательства, загибая пальцы: – Согласитесь, что в обоих случаях вы поставлены перед необходимостью для начала пойти на хлопоты и значительные расходы, в особенности на покупку наживок и дорогих приманок, многие из которых в конце концов оказываются лишними. Затем, когда стадия подготовки закончена, за ней следует – не так ли? – период мечтаний, когда накануне событий вы предвкушаете несказанное блаженство. Третья стадия: свидание состоялось – на берегу или в другом месте, как придется, смотря по обстоятельствам. Ваша добыча перед вами, вы переживаете восхитительную агонию предвкушения и неуверенности. Но подумайте о трудностях и разочарованиях, с которыми вы можете столкнуться, и о роковых ошибках, которые вы можете совершить вплоть до последнего момента, когда успех кажется несомненным. И прежде всего не забывайте, что, как бы вы ни были искусны, вы можете потерпеть поражение из–за пассивности и робости вашей жертвы, если только не подойдете к этой задаче с тем сочетанием пыла и осторожности, которое и является даром любовника. И наконец – высший миг триумфа. Как великолепно – и как коротко!

Он закончил свою речь, осушив во внезапно наступившем молчании бокал шампанского.

– Ну, знаете ли! – воскликнула миссис Карстерс. Она покраснела и сидела еще более прямо, чем обычно.

Д–р Ботвинк посмотрел на нее с тревогой. Неужели, читалось на его лице, он опять оскорбил этих непостижимых англичан? Отведя взгляд от вида оскорбленной добродетели, он сказал примирительно:

– Боюсь, что вы не совсем согласны с моим сравнением, сэр Джулиус?

– Нет, – сказал сэр Джулиус, – нет.

Его любимое развлечение предстало перед ним в новом свете, и он еще не мог понять, обижает это его или забавляет. Чтоб оттянуть время, он тоже выпил шампанского, и вино великодушно решило за него.

– Не вполне, – продолжал он. – Потому что мне случалось поймать до полудюжины рыб за двадцать минут, а я никогда не слышал о мужчине, который…

– Сэр Джулиус! – загремела миссис Карстерс и как–то зловеще замолчала.

Камилла невольно рассмеялась, скорее всего от облегчения, и совсем неожиданно вслед за ней закатился хохотом Роберт.

Когда несколько минут спустя Бриггс подал рождественский пудинг, он застал гостей, как потом доложил Роджерсу, «такими веселыми, что и не поверишь».

Неожиданно воцарившееся хорошее настроение продержалось до конца обеда. По общему соглашению, дамы остались после десерта в столовой и видели, как драгоценному портвейну 1878 года крепко досталось от Джулиуса и еще крепче от Роберта.

Вошел Бриггс спросить, подавать ли кофе в гостиную. Его строгое лицо выразило неодобрение, когда он увидел, как Роберт выливает последние капли из графина в свой бокал. Камилла заметила это, но поняла неправильно. Роберт действительно выпил достаточно. От полной молчаливости он перешел к крайней болтливости. В известной мере это было к лучшему. В нем она узнавала того Роберта, каким он был в прошлом, – остроумного, простого и дружелюбного. Он подшучивал над политическими взглядами сэра Джулиуса и миссис Карстерс и даже был вежлив с д–ром Ботвинком. Но грань между тем, когда от выпивки добреют и когда снова впадают в озлобленность, неуловима. Ее можно перейти, и Роберт мог сказать или сделать что–нибудь совершенно непростительное.

– Кофе, наверное, в гостиной, – сказал Роберт. Последние капли невозвратного полувекового вина исчезли у него в горле. – И разложите карточный стол. Мы сыграем в бридж.

– Слушаюсь, мистер Роберт.

По дороге в гостиную д–р Ботвинк отвел Камиллу в сторону.

– Пожалуй, сейчас настал удобный случай удалиться с вашего позволения, – сказал он. – Вы сыграете вашу партию в бридж без меня, я буду только лишним.

– Глупости, – возразила Камилла твердо. – Вы не можете покинуть нас теперь. Кроме того… – Она бросила взгляд в сторону Роберта, который шел впереди с преувеличенной осторожностью пьяного.

– Он слегка опьянел, правда. – спокойно констатировал д–р Ботвинк. – Так вы думаете, что мое дальнейшее присутствие может оказаться полезным?

– Полезным? Дорогой мой, неужели вы не понимаете, что вы буквально спасли положение за обедом?

– Ах вот оно что! – Историк тонко усмехнулся. – Но это было очень легко. Я просто вспомнил знаменитое изречение сэра Роберта Уолполя относительно застольных бесед и поступил в соответствии с ним.

– Может, оно и знаменитое, но я никогда о нем не слышала. А что сказал сэр Роберт Уолполь?

Д–р Ботвинк заколебался.

– Пожалуй, мне не следует цитировать его, – сказал он. – Вероятно, его не включают в учебники истории для молодых девиц.