Текст книги "Мастера детектива. Выпуск 5"

Автор книги: Агата Кристи

Соавторы: Рекс Стаут,Жорж Сименон,Джон Кризи,Сирил Хейр
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 54 страниц)

– Ботвинк? Это еще кто такой?

– Очень интересный человечек. Ты его сейчас сам увидишь. Он занимается изысканиями в нашем фамильном архиве. Он не в твоем вкусе, но мне он нравится.

– Фамилия у него смахивает на еврейскую, – сказал Роберт с отвращением.

– Я его не спрашивал, но не удивился бы, если б так оно и оказалось. А какое это имеет значение? Но пожалуй, мне не надо было бы задавать тебе такой вопрос.

Роберт молчал, потом невесело засмеялся.

– Вот забавно, – сказал он. – Я приезжаю в Уорбек–холл на Рождество и оказываюсь в компании с Джулиусом и каким–то жидом! Нечего сказать, веселенькое сборище!

– Жаль, что ты так к этому относишься, мой мальчик, – сказал лорд Уорбек серьезно. – Между прочим, доктор Ботвинк присутствует здесь чисто случайно. Но ты ведь будешь не только с ним. В наше время трудно позволить себе широкое гостеприимство, но кое–что мы все же можем сделать.

С видом человека, готового к худшему, Роберт сказал:

– Понимаю. А кто же остальные гости?

– Мне не под силу устраивать большой прием, как прежде, Роберт. Я ведь сказал тебе, что это всего лишь последняя встреча в семейном кругу. Немного осталось людей, которые подходят под это определение. Прежде всего, конечно, миссис Карстерс…

– Миссис Карстерс! – простонал Роберт. – И как это я забыл!

– Давний друг твоей матери, Роберт. Она была и крестной матерью твоего бедного брата, если память мне не изменяет. Совестно было бы не пригласить ее.

– Что за дело до того, кем она была? Мне не нравится, кто она теперь. Она жена Аллана Карстерса и только и знает что проталкивать этого грязного политика вверх по грязной политической лестнице. К тому же избави Бог от этакой трещотки и зануды, – добавил он.

– Что ж, – сказал лорд Уорбек покорно, – скажем спасибо, что грязный политик сейчас за границей и не появится здесь, чтобы тебя огорчать. Будет еще одна гостья, – продолжал он. – Надеюсь, что она компенсирует тебе остальных.

В отблеске огня щеки Роберта пылали. Он закусил губу, и прошло еще некоторое время, прежде чем он повернулся и взглянул на отца.

– Камилла? – спросил он.

– Да, Камилла. Надеюсь, ты доволен.

– Я… я давно с ней не виделся.

– Так я и думал. И надеялся, что тебе будет тем более приятно увидеться с ней.

– Как хорошо, что ты подумал обо мне, папа.

– У меня за последнее время довольно досуга для раздумий. Это одно из преимуществ инвалидов перед здоровыми людьми. А вы – ты и Камилла – занимали мои мысли очень много.

Роберт не отвечал.

– Люблю я эту девушку, – с нежностью в голосе продолжал отец. – Она влюблена в тебя, если только я не ошибаюсь. Я привык к мысли, что и ты любишь ее. Ты сильно переменился за последний год или два, но я надеялся, что хоть в этом перемены не произошло. Не такой уж я чудак, чтобы думать, что в наше время родители могут распоряжаться судьбой своих детей, но для меня было бы большим утешением узнать перед смертью, что твое будущее устроено. Почему ты не сделаешь ей предложение, Роберт? Устрой нынче счастливое Рождество для нас обоих, а мне предоставь заниматься остальными гостями.

Роберт ответил не сразу. Он зажег папиросу и нервно сбрасывал пепел в огонь.

– Послушай, папа, – выговорил он наконец. – Я давно хотел потолковать с тобой о… об этом деле, но это трудно. Я…

Он осекся, потому что открылась дверь и вошел Бриггс.

– Подать чай, милорд? – спросил он.

– Я сказал, Бриггс, что мы подождем.

– Они только что прибыли, милорд. Их задержал снег, как я понял.

– Тогда будем пить чай сразу же. Передайте это сэру Джулиусу и спросите доктора Ботвинка, не хочет ли он присоединиться к нам.

– Слушаюсь, милорд. Кажется, я слышу, что леди идут сюда.

Он вышел, но тут же вернулся и объявил:

– Леди Камилла Прендергест и миссис Карстерс.

IV
Чай на шесть персон

Казалось, всю комнату вдруг заполнили женщины. В спокойную мужскую атмосферу библиотеки, пропахшую дымом горящих поленьев и запахом старых кожаных переплетов, проникла новая беспокойная стихия, – дамские духи и голоса. Роберт почувствовал, что они с отцом оказались в ничтожном меньшинстве. Никак не укладывалось в голове, что на самом деле здесь были всего две женщины и к тому же одна из них вполне тихая. Но недостаток самоуверенности у нее более чем искупался ее спутницей.

Когда о миссис Карстерс говорили ее друзья, в ее характеристику непременно вкрадывалась фраза о том, что она сама «всем заправляет, заправляла и будет заправлять», и именно эту фразу подхватывали и менее дружественно настроенные комментаторы. Эту характеристику, несомненно, подтверждало ее нашествие на библиотеку лорда Уорбека. Миссис Карстерс заняла ее, как оккупирующая армия, которая ведет огонь направо и налево и повергает жителей в состояние остолбенения.

– Дорогой лорд Уорбек! – воскликнула она, врываясь в комнату. – Как чудесно опять оказаться в милом старом доме! Как мило с вашей стороны, что вы не забыли меня пригласить, в особенности теперь, когда вам так плохо… Но теперь вам лучше, не правда ли? Я получала такие плохие известия о вас, что одно время я положительно встревожилась. Когда я получила ваше письмо с приглашением, я сначала просто глазам своим не могла поверить, но мне надо бы помнить, что вы никогда не забываете старых друзей, даже если наши пути уже столько лет как разошлись. А, Роберт, голубчик, как поживаете? С первого взгляда видно, что у вас все в порядке. Боже мой, боюсь, что наши пути разошлись начисто. Не беда, мы постараемся позабыть больные вопросы ради Рождества, правда ведь? Я всегда считала, что Рождество существует не только для воспоминаний, но и для забвения. Ах, дайте мне сесть поближе да поуютнее к огню и оттаять. Я совершенно замерзла!

В какой–то момент лорду Уорбеку удалось вклинить в этот монолог вопрос о том, как она доехала.

– Ужасно, ужасно! Если бы меня не ждал впереди дорогой мой Уорбек–холл, не знаю, как бы я это перенесла. Поезд, конечно, опоздал, а в нем такой холодище! Мне было показалось, что мы вернулись к старым недобрым дням до национализации… но я думаю, что в те дни мы бы просто–напросто не добрались! А потом эта кошмарная поездка со станции. На Телеграфном холме снегу намело столько, что не знаю, как мы проехали. К счастью, шофер оказался расторопным парнем, у него были с собой цепи, и он…

Решительно комнату заполнили женщины. Но общее внимание привлекла не миссис Карстерс, несмотря на всю ее болтовню. Пока она безжалостно изливала весь этот поток тривиальностей, Камилла Прендергест спокойно подошла к софе и склонилась к лорду Уорбеку. Они обменялись еле слышными словами, раздался звук двух поцелуев, потом она выпрямилась и подошла к Роберту. Он стоял у окна, и на его красивом лице была маска безразличия.

– Ну, Роберт, как поживаешь?

– Спасибо, хорошо. А ты?

– Спасибо, и я тоже.

В последовавшую паузу миссис Карстерс успела довести свой рассказ с вершины Телеграфного холма до заносов в долине Тэнгли. Камилла засмеялась:

– Похоже, что нам не о чем говорить, верно?

– Да, не о чем.

Она посмотрела через его плечо в окно. Большие хлопья снега залепляли стекла.

– Посмотри на снег! – сказала она. – Сыплет так, будто ему нет конца. Роберт, а ты не подумал, какой был бы ужас, если б мы оказались здесь взаперти на много дней и нам нечего было бы сказать друг другу, кроме «как поживаешь»?

Роберт не смотрел на снег. Вместо этого он глядел в упор на Камиллу. Неожиданно он усмехнулся, но на самом ли деле ему стало весело или нет, сказать было трудно.

– Ужас, – ответил он.

Появление Бриггса с подносом привело разговор – если это можно было назвать так – к концу. Следом за Бриггсом вошел сэр Джулиус, потирая руки и источая добродушие.

– Чай! – воскликнул он с видом человека, которому предложили неожиданное угощение. – Великолепно! Вот что нужно в такой холодный день, как нынче!

– Надеюсь, что на сегодня ты кончил прижимать к ногтю богачей, Джулиус, – сказал лорд Уорбек. – Здесь тебя не надо ни с кем знакомить, я полагаю.

– Меня знакомить! – воскликнул сэр Джулиус с преувеличенным изумлением. – Надеюсь, что нет! Камилла, моя дорогая, вы выглядите очаровательней, чем когда–либо.

– Благодарю вас! Знаете, я уже начинала бояться, что никто этого не заметит.

– Дорогая леди, я не могу поверить, чтобы кто–нибудь был так слеп! Будь я чуть–чуть помоложе, я бы… А, миссис Карстерс! Вот поистине удовольствие! Мы встречаемся как раз кстати. Я только что прочел блестящий доклад одного известного джентльмена из Вашингтона – совершенно блестящий, даю вам слово. Ваш супруг делает там большое дело. Он просто удивил нас всех.

– Меня он не удивил, сэр Джулиус, – прервала его миссис Карстерс с некоторой резкостью. – Я давно знаю, что у него лучший финансовый ум в парламенте – в стране, могу сказать, даже если…

– Даже если – э? – Хорошее настроение сэра Джулиуса нисколько не нарушилось. – Даже если – скажем так – известное лицо является министром финансов, а мистер Карстерс – нет? Не беспокойтесь, его час придет. Всякому овощу свое время, и все мы смертны. Скажите ему, чтоб он не проявлял нетерпения. Это золотое правило политиков.

Что–то очень похожее на смешок донеслось из оконной амбразуры, и сэр Джулиус быстро повернулся в ту сторону.

– А, Роберт! – сказал он явно более холодным тоном. – Я не заметил вас там, у окна. Здравствуйте.

– Здравствуйте, – ответил Роберт так же холодно.

– Вы, по–видимому, только что приехали?

– Да, у меня вчера была важная встреча в Лондоне.

– Понятно. Лига свободы и справедливости, по всей вероятности?

– Допустим, что так. А разве вас это касается?

– Я думаю, что в нашей стране это касается каждого мыслящего мужчины и каждой мыслящей женщины, которые думают о демократии.

– А я думаю, что то, что вам угодно называть демократией…

– Камилла, по–моему, вы не знакомы с доктором Ботвинком, – прервал начавшееся препирательство спокойный голос лорда Уорбека. – Он так любезен, что не жалеет своего времени на наш архив. Доктор Ботвинк, позвольте представить вас леди Камилле Прендергест… миссис Карстерс… мой сын Роберт. С сэром Джулиусом вы уже знакомы. А теперь мы, кажется, все в сборе. Непохоже, чтоб кто–нибудь еще забрел к нам в такой день, как нынешний. Задерните портьеры, Бриггс. Камилла, ты разольешь чай?

Напряжение разрядилось. Пока Камилла, заваривая чай, возилась с монументальным серебряным чайником, который Бриггс счел подходящим для данного случая, ей вспомнился полузабытый детский стишок:

Поставили чайник, и мало–помалу

Все счастливы стали опять.

На минуту по крайней мере воцарился мир. Вид сахарницы натолкнул миссис Карстерс на детальное обсуждение с сэром Джулиусом вопроса о пошлинах на колониальный тростниковый сахар. Роберт увлекся разговором с отцом на такую же безобидную тему. Камилла обнаружила, что д–р Ботвинк робко стоит подле нее.

– Может быть, мне отнести лорду Уорбеку его чай? – предложил он. – Все остальные, кажется, заняты.

Он неловко принял чашку, которую Камилла протянула ему, и чуть не уронил ее.

– Я должен извиниться за свою косолапость, – сказал он серьезно, – но дело в том, что пальцы у меня немного окоченели.

Благополучно вручив лорду Уорбеку чай, он возвратился на свое место. Камилла заметила, что Роберт игнорирует его существование почти с наглым вызовом. Она сознательно решила быть особенно вежливой с этим заброшенным человечком.

– Неужели вы работаете в неотапливаемом архиве? – спросила она. – Вы же погибнете!

– Человек не погибает от холода, пока может раздобыть пищу, – ответил д–р Ботвинк наставительно. – По крайней мере таков мой личный опыт. Но там действительно ужасный холод! Ученые говорят, что существует состояние, именуемое абсолютным холодом, и я склонен думать, что помещение архива недалеко ушло от этого состояния.

– Вы прекрасно говорите по–английски, – сказала Камилла рассеянно. Она смотрела мимо него на Роберта. С каким–то извращенным удовольствием она заметила, что он бросает в ее сторону сердитые взгляды, как будто ее дружеское отношение к иностранцу раздражает его. «По крайней мере хоть настолько–то я его интересую», – подумала она. Она не могла противиться побуждению сердить его и дальше. Вмешавшись в его разговор с отцом, она сказала: – Дядя Том, доктор Ботвинк рассказывает мне об абсолютном холоде. Знаете, что это такое?

– Нет, Камилла, но уверен, что это нечто чрезвычайно неприятное.

– Это, кажется, что–то похожее на помещение архива.

– Очень сожалею, – сказал лорд Уорбек учтиво, обращаясь к историку. – Боюсь, что в наши дни мне трудно доставить гостям такие удобства, как мне бы хотелось.

– Право, лорд Уорбек, это пустяки, уверяю вас. Мне не следовало так говорить, даже в шутку. Мне много раз приходилось мерзнуть еще сильнее, повторяю, это пустяки. – Д–р Ботвинк покраснел от смущения.

Роберт впервые обратился прямо к нему.

– Без сомнения, вам показалось холодней на вашей собственной родине, – сказал он медленно. – А где ваша родина, разрешите спросить?

Перед лицом такой намеренной грубости д–р Ботвинк опять стал совершенно спокойным.

– На это трудно ответить точно, – ответил он. – По подданству я был австрийцем, чехом и немцем – в таком порядке. Но я немного и русский, а случилось так, что родился я в Венгрии. Так что во мне много ингредиентов.

– Включая еврейский ингредиент, вероятно?

– Конечно, – сказал д–р Ботвинк с вежливой улыбкой.

– Доктор Ботвинк, позвольте обеспокоить вас просьбой передать мне вон то печенье, – вмешался лорд Уорбек. – Благодарю вас. Вы не представляете себе, как я стал завидовать людям, которые могут есть сидя. Питаться лежа – самое противное дело, какое я только знаю.

Камилла поправила подушки за его спиной.

– Бедный дядя Том! – сказала она. – Значит ли это, что вы не сможете обедать с нами сегодня вечером?

– Вот именно, Камилла. Вероятно, я лягу спать гораздо раньше, чем вы встретите Рождество. Роберт будет за хозяина. Надо думать, что вы ничего не имеете против.

Камилла взглянула на Роберта. Он слегка покраснел и отвел глаза.

– Надеюсь, что Роберт ничего не имеет против, – сказала она мягко. – Миссис Карстерс, можно вам налить еще чаю?

– Спасибо, дорогая, только не слишком крепкого. Как я сказала, сэр Джулиус, мой муж глубоко убежден, что колониальные сахарозаводчики…

– Лорд Уорбек, – сказал д–р Ботвинк неуверенно, – может быть, при сложившихся обстоятельствах предпочтительней, чтоб я не принимал вашего любезного приглашения обедать с вашим семейством сегодня вечером? Мне кажется, что…

– Глупости, голубчик, – ответил лорд Уорбек ласково. – Я настаиваю, чтобы вы обедали с нами. Вы должны считать себя таким же гостем в доме, как и все другие.

– Но…

– Разумеется, вы должны отобедать с нами, – вставила Камилла. – Без вас мне не с кем будет разговаривать. Еще чаю, Роберт? – прибавила она с невинным видом.

– Нет, спасибо тебе, – сказал Роберт с ударением. Он поднялся. – Раз уж мне предстоит руководить сегодняшним торжеством, я лучше переговорю с Бриггсом о том, что мы будем пить.

И он важно вышел из комнаты.

После его ухода наступила неловкая пауза. Миссис Карстерс, которая временно исчерпала проблему колониального сахара, наблюдала за тем, как он выходил, с выражением возмущенного неодобрения. Лицо лорда Уорбека покраснело от гнева, д–р Ботвинк был очень бледен, а у Камиллы так дрожали руки, что она поставила свою чашку на стол со стуком, который показался громким во внезапно наступившей тишине. Один только сэр Джулиус, глубоко увлеченный кексом с изюмом, по–видимому, не заметил, что произошло нечто из ряда вон выходящее.

Первым заговорил лорд Уорбек. Он тяжело дышал и с трудом произносил слова.

– Мне… мне очень жаль, – удалось ему сказать. – Мой единственный сын… гость в доме… мне стыдно…

– Не расстраивайтесь, милорд, прошу вас, – сказал д–р Ботвинк быстро, причем его английский язык при создавшейся натянутости стал еще более церемонным, чем обычно. – Я прекрасно понимаю положение. Этого прискорбного маленького инцидента следовало ожидать. Он подтверждает мое мнение, что мне не следует присутствовать на обеде сегодня вечером. Собственно говоря, я уже указал на это вчера вашему славному Бриггсу. Это не значит, что я не ценю вашего гостеприимства, но там, где замешана политика…

– Никакой политики в этом доме, – еле произнес лорд Уорбек.

– Идите сюда на минутку, – твердо сказала Камилла. – Мне нужно поговорить с вами. – Она взяла сбитого с толку Ботвинка за руку и отвела его в глубь комнаты. – Послушайте, – сказала она, – я понимаю ваши чувства, но вы просто обязаны помочь нам провести этот вечер. Все будет и так ужасно, но без вас выйдет еще хуже, да еще учитывая настроение Роберта.

– Хуже, леди Камилла? Я не понимаю. Как может быть хуже, если он во всем винит меня?

– О, не воображайте, что только вас! Вы послужили предлогом для его грубостей. Он ненавидит сэра Джулиуса так же, даже больше, пожалуй, потому что он считает, что это человек из его класса, который переметнулся на другую сторону. По той же причине он не переносит миссис Карстерс.

– А вас, миледи? Он ненавидит и вас? И если так, то по какой причине?

– Именно это, – сказала Камилла медленно, – я и приехала узнать.

– Я понял вас.

– Благодарю. Я так и думала, что вы поймете. Вы, по–видимому… человек проницательный.

Д–р Ботвинк на минуту замолчал. Потом, взглянув в сторону софы, сказал:

– Мой отказ огорчил бы лорда Уорбека, не правда ли?

– Да, он очень расстроился бы. Этот рождественский прием – всецело его идея, а он вряд ли доживет до следующего.

Д–р Ботвинк вздохнул.

– Я многим обязан его светлости, – сказал он. – Я присоединюсь к обществу сегодня вечером, леди Камилла.

– Спасибо. Я искренне благодарна вам за это.

– И все–таки, – сказал д–р Ботвинк горестно, – я опасаюсь, что в лучшем случае буду чувствовать себя рыбой, вытащенной из воды. Не говоря уже о том, что я вызываю неудовольствие мистера Роберта, между мной и остальными гостями так мало общего.

– Я уверена, что вы можете поладить с кем угодно.

Д–р Ботвинк покачал головой.

– Нет, нет, – сказал он. – У меня довольно узкий круг интересов. Я с нетерпением предвкушал знакомство с вашим министром финансов, потому что надеялся выяснить у него известные пункты в теории и истории конституции, имеющие отношение к его министерству. Но когда я затронул эту тему за завтраком, он не проявил никакого интереса и, я бы даже сказал, осведомленности.

Камилла засмеялась.

– Какое простодушие, доктор Ботвинк, – сказала она. – Неужели вы действительно ожидали, что министры знают хоть что–нибудь из истории конституции? Они слишком заняты делами своего министерства, чтобы беспокоиться о чем–либо подобном.

– Боюсь, что я все еще плохо понимаю Англию, – сказал историк кротко. – На континенте нередко случается встретить на министерском посту профессора истории.

– Во всяком случае, вы зря думаете, что расшевелите гостей, расспрашивая Джулиуса о британской конституции, – сказала Камилла твердо. – Как бы там ни было, он терпеть не может профессиональных разговоров. Разве вы не видели, как миссис Карстерс только что надоедала ему своими разговорами о пошлинах на сахар? Нет, если вы хотите заставить его разговориться, попробуйте гольф или рыбную ловлю. Если что его действительно интересует, так только это.

– Гольф и рыбная ловля, – повторил д–р Ботвинк серьезно. – Благодарю вас, леди Камилла. Буду помнить. Может быть, с вашей помощью я даже пойму в конце концов английскую общественную жизнь.

V
Роберт запутался

Роберт закрыл за собой дверь библиотеки и вышел в коридор со вздохом облегчения. Чтобы попасть в помещение для слуг, ему надо было повернуть налево, но вместо этого после минутного колебания он пошел в обратную сторону. Не сделав и нескольких шагов, он остановился в изумлении. В углу коридора, у стены, стоял человек, по–видимому, всерьез занятый созерцанием портрета шестого лорда Уорбека в охотничьем костюме, верхом на коне, со сворой мидмаркширских гончих. Одетый в аккуратный костюм из серого твида, незнакомец, несмотря на свой большой рост, ухитрялся казаться незаметным. По–видимому, он чувствовал себя совершенно свободно и при приближении Роберта посторонился с видом человека, уверенного, что его присутствие здесь вполне в порядке вещей.

Роберт был не в таком настроении, чтобы считать чье–то присутствие в порядке вещей. Он чувствовал, что Рождество в Уорбек–холле преподносит ему один неприятный сюрприз за другим. При виде еще одного неизвестного ему гостя он почувствовал, что чаша его терпения переполнилась.

– Кто вы такой, черт возьми? – спросил он воинственно.

– Меня зовут Роджерс, сэр, – ответил верзила учтиво. Голос его звучал как–то безлично, словно исходил из хорошо налаженной машины.

– Зачем вы тут околачиваетесь?

– Видите ли, сэр, околачиваться, собственно говоря, – моя профессия. Вот моя карточка, сэр.

В руке у Роберта вдруг оказалась маленькая четырехугольная карточка.

«Лондонское управление полиции, – прочел он. – Особый отдел. Сим удостоверяется, что Джеймс Артур Роджерс служит в Лондонском управлении полиции в чине сержанта. Настоящим подтверждается его полномочие на исполнение служебных обязанностей».

– Понимаю. – Он возвратил карточку владельцу, держа ее кончиками пальцев, как будто даже прикасаться к ней было противно. – Значит, вы из этих? Я как будто вас раньше встречал?

– Так точно, сэр. В воскресенье двадцатого сентября, между восемью и десятью часами вечера.

– Ну?

– Митинг на улице. Лига свободы и справедливости, сэр. Я был на дежурстве.

– Так вот в чем дело! А теперь вас послали сюда продолжать шпионить за мной?

– Нет, нет, сэр, я здесь по службе охраны – приставлен к сэру Джулиусу.

Роберт откинул голову и захохотал.

– Охрана! – сказал он. – Вот здорово! Нужна она ему! Ну так вот что я вам скажу, а вы, вернувшись в Скотланд–Ярд, можете передать это вашему начальству, – когда наше движение захватит власть, молодчики вроде вас потеряют работу.

– Никоим образом, сэр, – ответил сыщик невозмутимо. – То же самое в прежнее время говорили сэр Джулиус и его сторонники, когда я присутствовал на их митингах. Вам тоже понадобится охрана. Всем она нужна.

Осторожное покашливание за спиной заставило Роберта круто повернуться.

– Извините, сэр… – Бриггс говорил достаточно почтительно, но вид у него был неодобрительный. Очевидно, беседа между сыном хозяина дома и полицейским не предусматривалась традициями Уорбек–холла. Он обратился к сержанту Роджерсу. – Чай для вас приготовлен в комнате экономки, мистер Роджерс, – быстро проговорил он.

– Благодарю вас, мистер Бриггс.

– Я вас не задерживаю, сержант, – язвительно сказал Роберт.

– Весьма признателен, сэр, – ответил Роджерс по–прежнему благодушно и удалился.

Роберт смотрел ему вслед с отвращением.

– Вот с чем нам теперь приходится мириться, Бриггс, – заметил он.

– Вот именно. – Дворецкий кашлянул опять. – Извините меня, мистер Роберт, но не смогли бы вы поговорить со мной сейчас?

Роберт повернулся и молча посмотрел на него. Бриггс стоял в почтительной позе, к которой его приучила многолетняя дисциплина, но его взгляд неуклонно выдерживал взгляд хозяйского сына, и в конце концов Роберт отвел глаза.

Бриггс продолжал тем же почтительным тоном:

– Я затопил камин в курительной, сэр. Пожалуй, там будет всего удобней.

Роберт по–прежнему молча зашагал по коридору, прошел в дверь, которую Бриггс открыл перед ним, и бросился в кресло у камина. Дворецкий, как и положено дворецкому, остался стоять на ковре посредине комнаты, пока Роберт, вытянув длинные ноги, угрюмо смотрел на носки своих ботинок. Молчание стало невыносимым, и наконец Роберт не выдержал. Подняв глаза, он вдруг буркнул:

– Ну, Бриггс? Что же вы ничего не говорите?

– Я надеялся, сэр, что услышу какое–нибудь предложение от вас.

– Мне нечего предлагать.

– В таком случае, сэр, позвольте обратить ваше внимание на то, что моя дочь Сюзанна в настоящее время…

– Вот что, Бриггс! – Роберт вскочил. Его великолепный атлетический торс высился над смиренной фигуркой, стоявшей перед ним. – Какой толк опять подымать всю эту историю теперь? Вы знаете положение дел так же хорошо, как и я. Мы обсуждали его не раз и не два. Я мог думать, что уж кто–кто, а вы можете мне доверять. Я обещал вам раньше и могу обещать вам сейчас…

– Обещания, конечно, дело хорошее, мистер Роберт, – сказал дворецкий твердо. – Но это было уже давно, а теперь нужно подумать о двоих, не считая меня. Давно пора что–либо предпринять.

– Неужели вы в самом деле считаете, что сейчас, когда мой отец опасно болен и в доме полно народу, пора что–то предпринять, как вы выразились. Вы крайне безрассудны, Бриггс. Пока все должно идти, как шло до сих пор. Когда мне подвернется случай поговорить с отцом, я это сделаю.

– Боюсь, сэр, что меня это не устроит.

– Бриггс! – Тон Роберта стал угрожающим. – Вы пытаетесь запугать меня?

– Я не хотел бы быть понятым так, сэр.

– Это наше дело – мое и Сюзанны. Она взрослая и вполне способна сама о себе позаботиться. Если бы ее не удовлетворяло теперешнее положение, она приехала бы сюда и так мне и сказала.

– Она здесь, сэр, – ответил Бриггс спокойно.

– Здесь? – Роберт был явно поражен. – Вы хотите сказать мне, что она сейчас действительно здесь, в этом доме?

– Именно, сэр.

Роберт молчал целых полминуты. Потом сказал тоном человека, признающего свое поражение:

– Вероятно, она хочет меня видеть?

– Нет, сэр. – Бриггс говорил так бесстрастно, словно обсуждал, какой ликер подать после обеда. – Она несколько стесняется видеться с кем–либо в своем теперешнем положении. Это одна из причин, почему она чувствует… мы чувствуем, что было бы желательно выяснить положение как можно скорее.

– Понимаю… понимаю. – Голос Роберта опять стал жестким. – И вы привезли ее сюда с целью поднажать на меня дополнительно? Чистейшей воды шантаж, Бриггс, честное слово.

– Против этого выражения позволю себе протестовать, сэр.

– А что же это такое, как не шантаж? У вас, насколько мне известно, нет другого предлога, чтобы привезти ее сюда.

– Послушайте, сэр, – сказал Бриггс, впервые проявляя какие–то эмоции, – Рождество – время семейных встреч даже для дворецких. Что же касается нажима, то я верю, что он не понадобится. Мы до сих пор полагаемся на то, что вы во всех отношениях поступите как джентльмен.

Слово «джентльмен» в устах Бриггса обладало силой и убедительностью, которые на несколько секунд лишили Роберта дара речи. Может быть, только человек, занимающий такое социальное положение, мог употребить это слово в подобном смысле. Не будучи сам джентльменом, но присягнувший служить знати, он взывал к знамени, под которым он и его товарищи прожили свой век и без которого их служба выродилась бы в простое прислужничество. Как бы Роберт ни был разгневан и встревожен, до него все же дошло, какими глубокими чувствами была вызвана спокойная речь дворецкого. Он с трудом направил беседу вновь на деловой путь.

– Вы только что сказали, что Сюзанна не хочет никого видеть. Но несомненно, другие слуги в доме…

– Я был вынужден довериться кухарке и старшей горничной, сэр, но, разумеется, не в полной мере. Им известно, что она моя дочь, но не больше. Я не мешал им думать, что она вдова. Как мне ни неприятны эти увертки, сэр, но это, по–видимому, лучший путь.

– Понимаю… Бриггс, мне нужно все обдумать. Я буду…

Слабое звяканье в отдалении перебило его заикающуюся речь. Бриггс сразу насторожился. До этого он слушал Роберта с напряженным вниманием, но тут бесцеремонно прервал его:

– Извините меня, сэр. Кажется, это звонит его светлость.

Он подошел к двери. Не успел он взяться за ручку, как дверь отворилась и на пороге появилась Камилла. Бриггс едва не налетел на нее. Порозовев от смущения, он отступил, бормоча:

– Простите, миледи! У меня и в мыслях не было…

– Ничего, Бриггс, – сказала чуть запыхавшаяся Камилла. – Его светлость просит вас помочь ему подняться наверх. Он решил пойти спать.

– Слушаюсь, миледи.

Бриггс исчез с неторопливой быстротой, которая составляет профессиональную тайну дворецких, а Камилла обратилась к Роберту.

– Дай мне папиросу, – сказала она отрывисто.

Роберт протянул ей свой портсигар и дал закурить. Камилла стояла у камина: она поставила ногу на низкую решетку, рукой оперлась на каминную доску и смотрела вниз, на пламя. Поза была привлекательная, и мерцающий свет, исходивший от догоревших поленьев, придавал яркость и живость чертам, которые знаток, наверное, счел бы чуть–чуть холодноватыми и бесстрастными. Если Роберт и заметил это, то постарался не показать виду. Он ждал и, лишь когда Камилла выкурила половину папиросы, нарушил молчание.

– Я думая, что отец посидит подольше, – сказал он. – Ему не стало плохо, нет?

– Нет, с ним все благополучно. Он жаловался только на усталость.

– Неудивительно, что он устал, если он слушал, как Джулиус и миссис Карстерс разговаривают о сахаре.

– Во всяком случае, он выдержал дольше, чем ты, Роберт, – заметила Камилла со слабой усмешкой.

Разговор опять оборвался, и Роберт не обнаруживал никакого желания возобновить его. Наконец Камилла бросила окурок в огонь и повернулась к Роберту.

– Ну? – спросила она. – До чего вы с Бриггсом дотолковались?

– Дотолковались? – Роберт сразу перешел в оборону. – Что ты хочешь сказать? О чем я должен был с ним толковать?

– О выборе вин на сегодняшний вечер, – ответила Камилла с видом невинного удивления. – Я думала, что именно для этой дискуссии ты с таким трудом оторвался от чая.

– Ах вот ты о чем! Да, с выпивкой все в порядке.

– Надеюсь, что вина хватит, – сказала Камилла с внезапной вспышкой злости. – Я собиралась сегодня много выпить. Собиралась по–настоящему, вдрызг напиться.

– От этого ты станешь еще прелестней.

– А мне и надо быть прелестней. Разве нет? Я хочу сказать, что мои прелести пока не произвели особого впечатления.

– Наоборот, Джулиус сделал тебе очень милый комплимент, а своего нового еврейского дружка ты, кажется, совсем пленила. Он еще не предлагал тебе поехать с ним в Палестину?

– Бедный Роберт!

– А я и не знал, что нуждаюсь в жалости.

– Не знал? Может быть, и так, но от этого ты только еще больше вызываешь жалость. Раньше ты был скорей человеком добродушным, теперь ты ожесточился и зол на весь мир. Что с тобой случилось?

– Насколько мне известно, ничего.

– Роберт, это чушь. Не может человек измениться так, как ты, и притом не знать, что с ним что–то случилось.

– Я не вижу, при чем здесь перемены. Я никогда не любил евреев и социалистов, не люблю их и сейчас.

Камилла нетерпеливо вздохнула.

– Нельзя ли оставить политику в стороне? – спросила она.

– Пожалуйста. Я ведь не просил тебя заводить о ней разговор, не правда ли?