Текст книги "Мастера детектива. Выпуск 5"

Автор книги: Агата Кристи

Соавторы: Рекс Стаут,Жорж Сименон,Джон Кризи,Сирил Хейр
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 54 страниц)

Глава 27

Пауза продолжалась минуты две. Ее нарушила мисс Марпл.

– Чрезвычайно интересно! – произнесла она светским тоном.

Бесс Седжвик обратилась к ней:

– Вы нисколько не удивлены, мисс Марпл?

– Нет. Не удивлена. Здесь происходило множество странных вещей, трудно поддающихся объяснению. Все было слишком хорошо, чтобы быть настоящим. Вы понимаете, что я хочу сказать? В театральных кругах это называется прекрасно поставленным спектаклем. И это был именно спектакль. Ну и, кроме того, тут было очень легко обознаться. Вам кажется, что это ваш знакомый, а на самом деле оказывается, что вы ошиблись.

– Такое случается, – поддержал ее старший инспектор, – но здесь это случалось уж слишком часто, так ведь, мисс Марпл?

– Да, – согласилась мисс Марпл. – Такие, как Седина Хейзи, часто попадали впросак. Но это случалось не только с ней – со многими. Трудно было этого не заметить.

– Она многое замечает! – сказал Дэви, обращаясь к Бесс таким тоном, будто мисс Марпл была его любимая дрессированная собачка.

– Что вы имели в виду, – резко спросила Бесс, – говоря, что тут штаб преступного синдиката? Я бы сказала, что отель «Бертрам» – самое респектабельное место на всем свете.

– Вот именно. Таким он и должен быть. Сколько ж было затрачено денег, времени и ума, чтобы сделать этот отель именно таким, каким он стал! Настоящее и поддельное здесь чрезвычайно тонко перемешаны. У вас тут великолепный режиссер – Генри. И еще этот малый весьма пристойного вида – Хамфрис. В Англии за ним ничего не числится, однако за границей он был замешан в весьма подозрительных аферах, связанных с отелями. Есть тут и очень неплохие актеры, исполняющие разные характерные роли. Признаться, я восхищен организацией! Однако она обошлась стране в миллионы фунтов! Работники Скотленд–Ярда и провинциальной полиции платили за нее бессонными ночами. Каждый раз, когда нам удавалось напасть на след, выяснялось, что он никуда не ведет, ни с чем не связан. Но мы продолжали работать… Что–то замечено тут, что–то – там… Гараж с запасом поддельных номерных знаков. Фирма, поставляющая любые фургоны – мясные, овощные и почтовые. Автогонщик, покрывающий на гоночном автомобиле неслыханные расстояния в неслыханные сроки, и тут же старый священник, который трясется по дорогам на потрепанном «Моррис–Оксфорде». Коттедж, где проживает огородник, оказывающий, когда нужно, первую помощь и имеющий связь именно с тем врачом, какой требуется. Нет надобности все это перечислять, разветвления организации бесчисленны! Но это лишь половина дела. Другая половина – постояльцы отеля «Бертрам», иностранцы. Большинство приезжало сюда из Америки или из доминионов. Респектабельные богатые люди, вне всяких подозрений, они привозили с собой роскошные чемоданы и уезжали как будто с ними же, а они хоть и были похожи на привезенные, но на самом деле были другие! Состоятельные туристы из Франции, которых не слишком беспокоит таможня, ибо таможня снисходительна к туристам, когда те везут деньги в страну. Одни и те же туристы не ездят слишком часто – не следует кувшину часто по воду ходить… Не так все это просто доказать, связать, но мы своего добьемся. Мы уже начали. Вот, к примеру, супруги Кэбот…

– Что такое насчет Кэботов? – перебила Бесс.

– А, вы помните их? Премилые американцы! Они тут жили в прошлом году и недавно останавливались снова. В третий раз они бы уже не приехали. Так вот, мы их арестовали, когда они прибыли в Кале. Очень удобный у них кофр! В нем было триста тысяч фунтов, аккуратными пачками. Результат ограбления поезда в Бедхэмптоне. Разумеется, это лишь капля в море… Отель «Бертрам», повторяю, штаб организации. В ней работает половина служащих отеля. И ряд постояльцев. Некоторые из них являются теми, за кого себя выдают, другие – нет. Настоящие Кэботы, к примеру, находятся сейчас у себя в Штатах, в Юкатане. Ну а еще эти переодевания… Возьмем судью Ладгроува. Запоминающееся лицо – нос картошкой, бородавка. Нетрудно под него загримироваться. Каноник Пеннифазер. Тихий священник из провинции с копной седых волос, всем известно, какой он рассеянный. Его жесты, его манера глядеть поверх очков – все это нетрудно сымитировать хорошему актеру.

– А смысл? – спросила Бесс.

– Это вы меня спрашиваете? Разве неясно? Судью Ладгроува видели рядом с только что ограбленным банком. Кто–то узнал его, сообщил нам. Мы начинаем разбираться. И оказывается, что произошла ошибка и он был в это время в суде. Нам не сразу удалось разгадать, что нас намеренно вводили в заблуждение. Около тех мест, где только что совершались ограбления, видели судью Высокого суда, архидьякона, адмирала, генерал–майора, наконец! А в результате – сплошная путаница. После нападения на экспресс, по крайней мере, четыре автомашины занимались доставкой добычи в Лондон. В ней приняли участие гоночный автомобиль Малиновского, грузовик для перевозки металлолома, старомодный «даймлер» с адмиралом за рулем и, наконец, старенький «Моррис–Оксфорд», который вел священник с копной седых волос. Великолепно задуманная и проведенная операция! Но однажды это преступное сообщество постигла неудача. Этот старый путаник Пеннифазер, вместо того чтобы благополучно улететь в Люцерн, вернулся после полуночи в отель, открыл номер ключом, который забыл сдать, и остолбенел, увидев самого себя, сидящего на стуле лицом к двери. Двойник каноника как раз собирался отправиться в Бедхэмптон, а тут появляется сам оригинал! Бандиты растерялись, но один быстро нашелся. Подозреваю, что это был Хамфрис. Он стукнул старика по голове, и тот упал, потеряв сознание. Полагаю, что кто–то этим был чрезвычайно рассержен. Чрезвычайно! Однако, осмотрев упавшего, они поняли, что он жив, и продолжили свое дело. Двойник каноника вышел из номера, затем из отеля и отправился туда, где должен был играть назначенную ему роль. Что они сделали с настоящим каноником, не знаю. Могу лишь догадываться. Думаю, что позже, той же ночью его отвезли на автомобиле к домику огородника, который жил неподалеку от того места, где должно было совершиться нападение на поезд и где имелся поблизости врач. Следовательно, если бы прошел слух, что каноника видели в тех местах, это бы сыграло им на руку. Им, конечно, пришлось поволноваться, пока каноник не пришел в себя и не стало понятно, что, по крайней мере, три дня выпали из его памяти.

– А иначе они убили бы его? – спросила мисс Марпл.

– Нет, – ответил Дед. – Не думаю. Кое–кто не допустил бы этого. Давно уже стало ясно, что тот, кто возглавляет эти операции, не является сторонником убийств.

– Потрясающе! – сказала Бесс Седжвик. – Фантастика!

Но я не верю, что у вас есть хоть что–то доказывающее участие Ладислава Малиновского во всей этой белиберде!

– У меня немало свидетельств против Малиновского, – сказал Дед. – Он, знаете ли, неосторожен, вертелся вокруг отеля, чего не должен был делать. В первый раз он явился сюда, чтобы установить связь с вашей дочерью. Согласно разработанному ими коду.

– Чепуха! Она сама вам сказала, что незнакома с ним.

– Сказала, но это была ложь. Она в него влюблена. И хочет, чтобы он женился на ней.

– Не верю!

– Вам не положено было это знать. Малиновский не тот человек, который готов распахнуть душу, а свою дочь вы вообще не знаете. Сами же говорили. Вы ведь очень рассердились на Малиновского, когда тот явился в «Бертрам», так ведь?

– Почему я должна была рассердиться?

– А потому что вы возглавляете это предприятие! Вы и Генри. Финансовой стороной дела занимаются братья Хоффман. Они держат связь с банками на континенте и все такое, но глава синдиката, мозг, который задумывает и проводит операции, это ваш мозг, леди Седжвик.

Бесс Седжвик взглянула на старшего инспектора и рассмеялась.

– В жизни не слышала ничего более курьезного!

– Что вы, это совсем не смешно! Вы женщина умная, смелая и отчаянная. Вы многое в жизни перепробовали и решили наконец заняться преступной деятельностью. Тут и волнение, и риск. Вас не деньги прельщали, вам нужна была сама игра, острые ощущения. Но вы не допускали ни убийств, ни избиений, лишь в случае острой необходимости соглашались на то, чтобы жертву оглушили – тихо и вполне профессионально. А знаете, вы интереснейшая женщина! И в самом деле мало найдется среди преступников столь замечательных личностей!

Несколько минут длилось молчание. Затем Бесс Седжвик поднялась с места.

– Я думаю, вы сошли с ума! – Она протянула руку к телефону.

– Хотите позвонить своему адвокату? Самое время, пока не сболтнули что–нибудь лишнее.

Резким жестом она швырнула трубку на место.

– Вообще–то я терпеть не могу адвокатов… Ладно. Будь по–вашему! Да, я стояла во главе этого дела. Вы правильно поняли, что для меня это была игра. До чего ж это интересно! До чего весело грабить банки, поезда и так называемые охраняемые фургоны! Какое упоение – все это обдумывать, смаковать, решать, и я рада, что испытала его! Не следует кувшину часто по воду ходить. Так вы, кажется, сказали? Видимо, это справедливо. А вот насчет того, что Малиновский убил Майкла Гормана, – тут вы ошиблись. Он этого не делал. Это сделала я! – Она засмеялась коротким, нервным смешком. – Не важно, угрожал он мне или… Я сказала ему, что убью его – мисс Марпл это слышала, – и убила. Сделала то, что, по вашему предположению, сделал Малиновский. Спряталась в цветнике. Увидев Эльвиру, выстрелила в воздух, а когда она закричала и к ней подбежал Микки, выстрелила вновь – уже в него. У меня, конечно, есть ключи от всех входных дверей отеля. Через черный ход я проскользнула в свой номер. Мне и в голову не пришло, что вы узнаете, кому принадлежит пистолет и заподозрите Малиновского. Я взяла пистолет из его машины, о чем он и понятия не имел! И, уверяю вас, без всякого желания навлечь на него подозрение! – Она повернулась к мисс Марпл:

– Помните, вы, свидетельница, вы слышали мои слова. Я убила Гормана!

– А быть может, вы это говорите, потому что влюблены в Малиновского? – предположил Дед.

– Я в него не влюблена! – резко отозвалась она. – Он мне друг, и ничего больше. Ну да, мы с ним были любовниками, это так, между прочим, но влюблена в него я не была. За всю мою жизнь я любила лишь одного человека – Джона Седжвика! – И вновь, когда она произнесла это имя, голос ее смягчился. – Но Ладислав – мой друг. Не желаю, чтобы его хватали за то, чего он не делал. Я убила Майкла Гормана. Я уже сказала это, и мисс Марпл меня слышала. Ну а теперь, дорогой инспектор.,. – Бесс Седжвик повысила голос и захохотала. – А теперь – поймайте меня, если сумеете!

Молниеносным движением она разбила окно тяжелым телефонным аппаратом и, прежде чем Дед успел встать на ноги, была уже снаружи, стремительно продвигаясь по узкому карнизу. С прытью, удивительной для его телосложения, Дед подбежал к другому окну и распахнул его. Одновременно он извлек из кармана свисток и громко засвистел.

Мисс Марпл, которой не удалось подняться со стула с той же легкостью, присоединилась к Деду через секунду–другую. Оба они смотрели на фасад «Бертрама».

– Но она упадет! Она карабкается по водосточной трубе! – воскликнула мисс Марпл. – Зачем наверх?

– На крышу. В этом ее единственный выход, и она это понимает. Боже мой, посмотрите на нее! Лазает как кошка! Она похожа сейчас на муху, ползущую по стене! Ничего не боится!

– Она упадет, – пробормотала мисс Марпл, прикрывая глаза от солнца. – Она не удержится…

Женщина, за которой они наблюдали, исчезла из их поля зрения. Дед отошел от окна. Мисс Марпл спросила его:

– Разве вы не собираетесь пойти и…

– Что я могу, с моим–то весом? – покачал головой Дед. – Там внизу мои люди, готовые ко всяким случайностям, вроде вот этой. Однако не удивлюсь, если ей удастся их провести! Таких, как она, встретишь нечасто! – Он вздохнул. – Сумасбродная, неуправляемая натура. Таких невозможно приручить, заставить жить в обществе, подчиняясь порядку и закону. Они сами выбирают свой путь. Есть среди них и святые. Те идут ухаживать за прокаженными или принимают мученическую смерть за веру. Если же берет верх дурная природа, они становятся способны на поступки такой жестокости, что и говорить об этом не хочется. Но попадаются и просто отчаянные. Им бы родиться в ином веке, когда каждый отвечал за себя и сражался за свою жизнь. Случайности подстерегали их на каждом шагу, опасности – тоже. И сами они были опасны для других. Тот мир им был под стать. Этот – не подходит.

– А вы знали, что она задумала?

– Не очень–то. Никогда не знаешь, чего от нее ждать, это – один из ее талантов. Она все обдумала заранее. Знала, что ей предстоит. Сидела, глядела на нас, поддерживая разговор, и думала, смекала, соображала. Мне кажется… – Дед замолчал – с улицы донесся автомобильный выхлоп, свист шин и рычание могучего мотора гоночной машины. Он высунулся в окно. – Ей это удалось, она добралась до своей машины!

Взвыв еще раз, машина вылетела из–за угла на двух левых колесах, и вот уже элегантное белое чудище неслось по улице.

– Она убьет кого–нибудь! – воскликнул Дед. – Если только не себя… Великолепно водит машину, великолепно… Ох, она чуть не…

Они слышали отдаляющийся вой и гудение клаксона, а потом – крики, вопли, скрежет тормозов, гудки встречных машин и, наконец, скрежет шин, выхлоп и…

– Разбилась, – констатировал Дед.

Он терпеливо ожидал, и это спокойствие, эта несуетливость удивительно шли к его массивной фигуре. Мисс Марпл молча стояла рядом. И тут какое–то известие стало передаваться по улице из уст в уста, как эстафета. Человек, стоявший на тротуаре напротив отеля, взглянул на старшего инспектора и принялся быстро жестикулировать обеими руками.

– Добилась своего, – мрачно заметил Дед. – Мертва. Врезалась в ограду парка на скорости девяносто миль в час. Других жертв нет, только мелкие повреждения. Да, она бесподобно водила машину! Мертва. – Он повернулся к мисс Марпл:

– Вы слышали ее признание?

– Слышала. – Мисс Марпл помолчала и спокойно добавила:

– Это, разумеется, не правда.

– Вы что ж, ей не поверили?

– А вы?

– Нет, – сказал Дед. – Она солгала. Она все обдумала и решила, что мы поверим, но это – ложь. Не она убила Майкла Гормана. А кто его убил, вы случайно не знаете?

– Разумеется, знаю. Ее дочь.

– А! И когда вы догадались?

– Я давно начала подозревать…

– Я тоже, – сказал Дед. – Уж больно она была перепугана в тот вечер. И лгала как–то неумело. Но сначала я никак не мог найти причину…

– Это и меня смущало, – откликнулась мисс Марпл. – Она узнала, что брак ее родителей был незаконным, но разве современная девушка станет убивать из–за этого? Тут, видимо, замешаны деньги?

– Да, деньги, – сказал старший инспектор. – Отец оставил ей колоссальное состояние. Когда она узнала, что ее мать была женой Майкла Гормана, она поняла, что второй брак Бесс незаконный. И решила, что раз так, то она незаконная дочь и не имеет права на наследство. А между тем она ошибалась! У нас было однажды дело, похожее на это. Все зависит от того, как составлено завещание. Конистон оставил свои деньги именно ей, назвав в завещании ее имя. Она бы получила наследство, но она этого не знала.

– А зачем ей так нужны деньги? – спросила мисс Марпл.

– Чтобы купить Ладислава Малиновского, – сурово отозвался старший инспектор. – Без этих денег он на ней не женится. Девчонка это прекрасно понимает, она же не дурочка. Но она хотела его получить на любых условиях. Она в него страстно влюблена.

– Знаю, – отозвалась мисс Марпл. – Я видела ее лицо в тот день в парке Бэттерси.

– Понимая, что потеряет Малиновского, если лишится наследства, она замыслила убийство. Она, конечно, и не думала прятаться в цветнике. Там никого не было. Она просто встала у ограды, выстрелила в воздух, закричала, а когда Майкл Горман к ней кинулся, выстрелила в него и продолжала кричать. Действовала она чрезвычайно хладнокровно. У нее и в мыслях не было бросить тень подозрения на Малиновского. Она похитила у него пистолет, ибо не имела другой возможности достать оружие, но ей в голову не приходило, что он в тот вечер был где–то рядом, и что его могут заподозрить в убийстве. Она думала, что все свалят на какого–нибудь грабителя, который решил воспользоваться туманом. Да, хладнокровия ей не занимать! Однако потом, позже, она была чрезвычайно перепугана. А мать боялась за нее…

– Ну а теперь что вы собираетесь делать? – Мисс Марпл взглянула на Дэви.

– Я знаю, что убила она, – сказал Дед, – но доказательств у меня нет. Быть может, ей и удастся вывернуться. Опытный защитник может устроить на суде эдакий душещипательный спектакль: она так юна, ее не правильно воспитывали, к тому же она хороша собой, и так далее…

– Да, – сказала мисс Марпл. – Исчадия ада часто бывают красивы. И, как известно, они нередко процветают в этой жизни.

– Но даже до суда дело может не дойти. Нет свидетелей! Вот вас, например, пригласят, и вам придется повторить то, что вы слышали от ее матери, а ее мать призналась в убийстве.

– Знаю, – отозвалась мисс Марпл. – Она это повторила не один раз. Ведь так? Ценой жизни она заплатила за свободу дочери. И признание, свидетельницей которого я была, это ее последняя воля…

Дверь в соседнюю комнату открылась. Вошла Эльвира Блейк. На ней было простенькое платье бледно–голубого цвета. Светлые волосы обрамляли лицо. Она была похожа на одного из ангелов раннего итальянского Возрождения.

Она взглянула сначала на старшего инспектора, потом на мисс Марпл. Затем сказала:

– Я слышала шум автомобиля, какой–то грохот и крики… Авария?

– Должен с прискорбием сообщить вам, мисс Блейк, – официальным тоном произнес старший инспектор Дэви, – что ваша мать скончалась.

Эльвира тихо охнула:

– Ой, нет!

Это был слабый, неуверенный протест.

– Перед тем как сбежать, – продолжал Дэви, – ибо ей именно пришлось бежать, она созналась в убийстве Майкла Гормана.

– То есть она сказала, что это она?..

– Да, так, она сказала. Не хотите ли вы что–нибудь добавить?

Эльвира посмотрела на него долгим взглядом, потом слабо качнула головой.

– Нет, мне нечего добавить.

Она повернулась и вышла из комнаты.

– Ну и как? – произнесла мисс Марпл. – Неужели вы допустите, чтобы ей это сошло с рук?

Наступила пауза, потом Дед с силой грохнул кулаком по столу.

– Нет, – прорычал он. – Нет, видит Бог, не допущу!

Мисс Марпл медленно наклонила голову.

– Господи, смилуйся над ее душой, – произнесла она.

Сирил Хейр
Чисто английское убийство

I
Дворецкий и профессор

Уорбек–холл слывет самым древним жилым зданием в Маркшире. Помещение фамильного архива в северо–восточном крыле, вероятно, самая древняя его часть и, уж во всяком случае, самая холодная. Д–р Венцеслав Ботвинк, д–р философии Гейдельбергского университета, почетный д–р литературы Оксфордского, внештатный профессор новейшей истории в Пражском университете, член–корреспондент полудюжины научных обществ от Лейдена до Чикаго, сидел, склонившись над грудой выцветших рукописей, время от времени прерывая чтение, чтобы угловатым иностранным почерком выписать из них несколько строк, и чувствовал, как холод пронизывает сто до костей. Он привык к холоду. Холодно было в его студенческом обиталище в Гейдельберге, еще холоднее в Праге в зиму 1917 года, а холоднее всего в концентрационном лагере в Третьем рейхе. Профессор сознавал, что зябнет, но, пока закоченевшие пальцы могли еще держать перо, он не позволял холоду нарушать свою обычную сосредоточенность. Холод для него был не больше, чем утомительной обстановкой работы. Что ему действительно мешало и что раздражало его – это варварский почерк третьего виконта Уорбека, которым тот испещрял интимные письма, написанные ему лордом Бьютом в первые три года царствования Георга III. Ох уж эти маргиналии [55]55
  Заметки на полях. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть]! Эти корявые, недописанные вставки между строчками! У д–ра Ботвинка зрела личная обида на этого аристократа восемнадцатого века. Человек, который являлся адресатом таких важных сообщений, а следовательно, и хранителем государственных тайн такой неизмеримой ценности для последующих поколений, должен был бы, кажется, иметь достаточно чувства ответственности перед потомством, чтобы сохранить все это в неприкосновенности, а он предпочел драгоценнейшие сообщения излагать неразборчивыми каракулями – вот что было несносно! Всецело по вине третьего виконта Уорбека исследование документов рода Уорбеков заняло вдвое больше времени, чем он предполагал. А для стареющего ученого, здоровье которого уже не прежнее, время так дорого! На совести виконта останется, если работа, которой предстояло показать, как эволюционировала английская конституция в период 1750–1784 годов, будет не закончена из–за смерти ее автора. Бессильно негодуя, д–р Ботвинк смотрел на лежащие перед ним загадочные каракули и через пропасть двух столетий вполголоса ругал виконта Уорбека и клял его плохо очиненное гусиное перо.

Раздался деликатный стук в дверь, и, не ожидая ответа, вошел слуга. Это был коренастый пожилой человек с бесстрастным лицом и выражением готовности, столь частым у дворецких из хорошего дома.

– Я принес вам чай, сэр, – сказал он, поставив поднос на круглый стол.

– Спасибо, Бриггс, – ответил д–р Ботвинк. – Очень любезно с вашей стороны, но, право, не стоило беспокоиться.

– Никакого беспокойства, сэр. Я сам пью чай в эти часы, а мне из буфетной – сюда рукой подать: один пролет.

Д–р Ботвинк серьезно кивнул. Он был достаточно знаком с английскими обычаями, чтобы знать, что даже в наше время дворецкий, подавая гостю чай, не станет, как правило, приводить для этого основания. И лишь оттого, что д–р Ботвинк находился не вполне на положении гостя, Бриггс нашел нужным объяснить, почему для него не составило беспокойства подняться на один пролет. И д–р Ботвинк отметил это тонкое социальное различие с кислым удовлетворением.

– И все–таки это любезно с вашей стороны, Бриггс, – настаивал он, тщательно подбирая английские выражения. – Даже если мы с вами такие близкие соседи. Между нами говоря, мы с вами единственные обитатели этой старейшей части Уорбек–холла?

– Именно так. Эта часть дома на самом деле была построена самим Перкином Уорбеком в тысяча…

– Ну нет, Бриггс! – Д–р Ботвинк, чтобы поправить дворецкого, даже перестал наливать себе чай. – Рассказывайте такие истории посетителям и туристам, но не мне. Ведь Перкин Уорбек – миф, не исторический миф, я имею в виду, а по отношению к роду лорда Уорбека. Между ними нет никакой связи. Эта ветвь рода Уорбеков совсем другого происхождения, и гораздо более высокого, смею вас уверить. Все это имеется вот здесь, в документах. – И он кивнул на дубовый шкаф, стоявший позади него у стены.

– Так–то оно так, сэр, – ответил Бриггс вежливо, – а только у нас в Маркшире на этот счет говорят по–своему.

Может быть, д–р Ботвинк и хотел возразить, но сдержался. Он только тихо пробормотал про себя: «А только у нас в Маркшире говорят по–своему» – и отхлебнул чаю. А вслух сказал:

– Вкусный у вас чай, Бриггс. Косточки распаривает. – И он не без гордости посмотрел, оценил ли дворецкий его знание английских оборотов речи.

Бриггс позволил себе намек на улыбку.

– Точно так, сэр, – сказал он. – Очень холодно. Похоже, что пойдет снег. Судя по прогнозу погоды, можно ждать белого Рождества.

– Рождества! – Д–р Ботвинк поставил чашку на стол. – Неужели год уже идет к концу? В таком месте, как здесь, и дням счет потеряешь. В самом деле, скоро Рождество?

– Послезавтра, сэр.

– А у меня и из головы вон! С этой работой я провозился куда дольше, чем думал. Я слишком злоупотребляю гостеприимством лорда Уорбека. Может быть, в такой момент мое пребывание здесь будет ему неудобно? Надо бы мне спросить его.

– Я только что позволил себе смелость, сэр, задать этот вопрос его светлости, когда подавал ему чай, и он выразил желание, чтобы вы, если вам угодно, оставались его гостем и на праздники.

– Очень любезно с его стороны. Не премину поблагодарить его лично, если он в состоянии меня принять. Кстати, как он чувствует себя сегодня?

– Его светлости лучше, благодарю вас. Он уже на ногах, но еще не сходит.

– На ногах, но еще не сходит, – повторил д–р Ботвинк задумчиво. – На ногах, но не сходит! Английский язык невероятно выразителен.

– Именно так, сэр.

– Кстати, Бриггс, вы только что говорили о праздниках. Полагаю, что при нынешних обстоятельствах празднество будет носить чисто номинальный характер?

– Как вы изволили сказать, сэр?

– Я думаю, что в действительности не будет никакого торжества, никакого, – он в нетерпении щелкнул пальцами, не находя нужного слова, – никакого пира горой?

– Не могу сказать, сэр, в точности, как именно будут праздновать, но надо полагать, что Рождество пройдет тихо. Его светлость пригласил только немногих из родни.

– А! Значит, будут гости? Кто же, например?

– Нынче вечером приезжает сэр Джулиус, а завтра…

– Сэр Джулиус?

– Сэр Джулиус Уорбек, сэр.

– Но ведь он министр финансов в нынешнем правительстве [56]56
  То есть лейбористском.


[Закрыть]?

– Совершенно верно, сэр.

– А я, исходя из моих разговоров с лордом Уорбеком, думал, что у него совершенно иные политические взгляды.

– Политические, сэр? Сэр Джулиус приезжает сюда, как я понимаю, только в качестве брата лорда Уорбека.

Д–р Ботвинк вздохнул.

– Прожив столько лет в Англии, – сказал он, – я иногда чувствую, что так никогда ее и не пойму. Никогда.

– Могу еще чем–нибудь вам служить, сэр?

– Извините меня, Бриггс. Мое пошлое любопытство иностранца отвлекает вас от дел.

– Отнюдь нет, сэр.

– Если вы можете выдержать в этом погребе еще несколько минут, мне хотелось бы услышать от вас нечто в известной мере важное для меня. Каково будет мое положение в доме на рождественские праздники?

– Как это, сэр?

– Мне, наверно, лучше всего будет держаться в стороне, верно? Лорд Уорбек был так добр, что рассматривал меня как гостя, но, разумеется, я не рассчитываю, что меня будут принимать как близкого родственника – в особенности когда его светлость на ногах, но еще не сходит. Положение довольно щекотливое, а, Бриггс?

Дворецкий кашлянул.

– Вы хотите знать, как будет с едой, сэр?

– Да, как будет с едой – вот в чем, по–моему, загвоздка. А в другое время у меня хватит чем заняться и здесь. Что вы мне посоветуете?

– Я только что осмелился коснуться этого вопроса в разговоре с его светлостью. Трудность, как вы сами разумеете, сэр, заключается в обслуживающем персонале.

– Признаться, я не вполне уразумел, в чем она заключается.

– В прежние времена, сэр, – продолжал Бриггс, погружаясь в воспоминания, – не возникло бы никаких затруднений. На кухне было бы четверо, да два лакея у меня под началом, ну и слуги, которых привозят с собой гости, тоже были бы на подмоге. А уж теперь, когда я один за всех и на все руки, у меня сил не хватит подавать кушанья на разные столы, о чем я и сказал его светлости. Подавать в столовой и в людской – с этим я еще управлюсь, ну и, ясное дело, к его светлости наверх с подносом… Так что, если вас не стеснит, сэр…

– Все ясно, Бриггс. Пока здесь гости, я буду иметь честь сидеть за столом с вами.

– Да нет, сэр! Я вовсе не то хотел сказать. Мне и в голову не пришло бы сделать подобный намек его светлости.

Д–р Ботвинк увидел, что вопреки всем своим стараниям он еще раз промахнулся, сделав faux pas [57]57
  Ложный шаг, неловкость (фр.).


[Закрыть].

– Хорошо, – сказал он покорно, – я в ваших руках, Бриггс. Значит, мне предстоит сидеть за столом в семейном кругу?

– Если вас это не стеснит, сэр.

– Стеснит? Каким образом? Лишь бы это их не стеснило. Во всяком случае, я буду очень рад познакомиться с сэром Джулиусом. Он сможет разъяснить мне некоторые моменты в конституционной практике, которые пока остаются для меня несколько темными.

– Будут две дамы, сэр. Леди Камилла Прендергест и миссис Карстерс.

– Леди Прендергест тоже член семьи?

– Не леди Прендергест, сэр, а леди Камилла Прендергест. Это титул по обычаю. Не величают леди Камилла, поскольку она графская дочь. Она племянница первого супруга покойной леди. Мы считаем ее за члена семьи. Миссис Карстерс не состоит в родстве, но ее отец много лет был пастором в здешнем приходе, и она, так сказать, выросла в этом доме. Вот и все гости, не считая мистера Роберта, ясное дело.

– Мистер Роберт Уорбек, сын хозяина дома, – он будет здесь на Рождество?

– Само собой разумеется, сэр.

«Ну да! – Д–р Ботвинк говорил про себя. – Полагаю, что это само собой разумеется. Как же это я о нем не вспомнил!» И он обратился к дворецкому:

– Бриггс, а никак не возможно будет все же устроить, чтобы я столовался в людской?

– Как это, сэр?

– Вряд ли мне доставит большое удовольствие сидеть за столом вместе с мистером Робертом Уорбеком.

– То есть как?

– Ах, я вас шокирую, Бриггс, а этого мне не следовало бы делать. Но вы ведь знаете, кто такой мистер Роберт?

– Конечно, знаю, сэр. Сын его светлости и наследник.

– Я имею в виду не это. Разве вы не знаете, что он председатель организации, которая именует себя Лигой свободы и справедливости?

– Насколько мне известно, это так, сэр.

– Лига свободы и справедливости, Бриггс, – проговорил д–р Ботвинк с подчеркнутой отчетливостью, – фашистская организация.

– В самом деле, сэр?

– Вас это не интересует, Бриггс?

– Я никогда особенно не интересовался политикой, сэр.

– О, Бриггс, Бриггс, – сказал историк, качая головой и с восхищением, и с сожалением, – если бы вы только знали, какой вы счастливец, что можете так сказать!