Текст книги "Покажи мне звезды (СИ)"
Автор книги: Агата Аргер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Глава 12
Холодная капля пота скатилась по виску.
Иван вытер лицо о предплечье и на несколько секунд закрыл глаза. Сколько он был здесь точно не знал. Пару часов, не меньше…
Нужно было выплеснуть эмоции, клубком скрутившие его внутренности. Нужно было отвлечься, чтобы не наделать глупостей и привести мысли в норму. Но главное, Воронову было необходимо переключиться на что-то. Что-то, что выгнало бы из его тела чувства – кипящую злость и отравляющую кровь беспомощность…
Сегодня он снова был в больнице.
Прошло всего два дня после того, как он нашел ее, но они показались вечностью. За это время Иван изучил материалы, добытые Ниной, прочитал все доступные Верины публикации, прошерстил Интернет, пытаясь вникнуть в то, о чём она писала. Сначала удивлялся, усмехался, потом злился, когда из целого абзаца понимал лишь несколько слов и, чертыхаясь, опять открывал поисковую строку.
В конце же… гордился.
Как только закончилась встреча он сорвался из офиса и рванул к ней. Снова спешил, снова переживал… Руки подрагивали, грудь вздымалась от частых вдохов. Знал, что это временно. Ей нельзя было показывать свое беспокойство и переживания. Рядом с ней нужно держать себя в руках. Для нее нужно быть сильным.
Стоя на перекрестке Иван заметил, что улыбается. Едва приподняв уголки губ, но все же… Думает о ней и улыбается. А потом неожиданно нажимает кнопку «аварийки» и прямо на дороге, стоя во второй полосе, открывает дверь и выбегает наружу. Оставив двигатель включенным, он спешит к цветочному киоску. Внутри оглядывается, словно ищет что-то особенное. Улыбается шире, отыскав, рассчитывается, выходит и садится в салон. Не обращая внимания на сигналящие позади машины, образовавшуюся пробку и давно загоревшийся зеленый. Лишь растягивает губы в улыбке, убежденный в том, что ей понравится.
А спустя два часа безудержно и яростно избивает грушу…
Удар.
Еще один.
Пот уже ручьем течет по лицу. Промокшая майка неприятно липнет к телу. Бинты развязались, костяшки ноют – сбиты. Тело ломит от больших нагрузок, но хорошо отвлекает от мыслей.
Удар, разворот, еще удар.
Желтые лепестки на полу… смятые ботинком стебли…
Удар.
Крики…
Еще удар.
И еще…
Через десять минут Иван остановился, обнял руками грушу, уперся лбом о холодную кожу. Дышал. Медленно, пытаясь выровнять и успокоить рвущийся наружу ураган. Если не помогало, сильнее сжимал пальцы, зажмуривал глаза.
Которые пришлось открыть, когда он почувствовал легкое касание мягкой шерсти к ногам. Воронов посмотрел на щенка, тот на него – умоляюще, будто прося. Что хотела собака понять было легко, но сил не осталось. Через мгновение касания стали заметнее, настойчивее. Теперь щенок упрямо тыкал холодным носом в голень, вилял хвостом и тихо скулил… Упрямый.
Иван вздохнул, отпустил грушу, сам присел сначала на корточки, потом на пол. Собака, не теряя времени, скользнула в раскрытые объятия.
– Прости, что бросил тебя, ушел так надолго и не предупредил, – хриплый голос шел сверху, а горячие руки поглаживали за ухом. – Испугался? – щенок ткнулся носом в ладонь, Иван усмехнулся. – Не бойся, друг. Тебя я точно не оставлю. Не поступлю так, как с ней.
* * *
Больница встретила его знакомым белым цветом стен и недовольным взглядом персонала.
На этот раз он сразу поднялся на нужный этаж и попросил, чтобы его провели в изолятор. Медсестра, сидящая на посту, видела его впервые, растерялась и переспросила фамилию пациента.
Иван горько усмехнулся – это было не удивительно. К Измайловой уже несколько лет не приходили посетители кроме ее врача и отчима. В прошлый же раз дежурил другой персонал. Быстро взяв себя в руки, девушка в белом халате попросила подождать и схватила телефон, набирая номер лечащего врача.
Иван понимал, что это всего лишь правила, которые необходимо соблюдать. Но стоять у поста, когда всего в нескольких метрах от него, за закрытой дверью с маленьким окошком находилась Вера, было сложно.
Но и отказать ему не могли, Иван детально изучил всю информацию о разрешенном времени для посещений и приехал как раз вовремя. Единственный нюанс состоял в том, что пациентам из изолятора встречи не разрешались. Только Воронов знал, стоит медсестре произнести в трубку его фамилию и двери отроются.
Девушка говорила мало, больше слушала и отвечала отрывистыми фразами, поглядывая на Ивана из-под опущенных ресниц. Ожидание начало раздражать, но Воронов лишь сильнее сжал пальцы вокруг длинных стеблей. Терпел, понимая, что через несколько минут наконец увидит ее.
– Виктор Васильевич сейчас занят. Он попросил подождать его, – девушка закончила разговор и обратилась к посетителю, привстав со своего места.
– Он запретил мне навещать Измайлову?
– Нет… но он просил подождать, – медсестра замялась и неуверенно попыталась возразить.
– В таком случае я подожду его внутри изолятора. Если не возражаете вы?
– Нет, нет… наверное, – девушка покраснела и опустила глаза, не выдержав напора, направленного на нее взгляда. – Я вас проведу, – поднялась и двинулась по коридору.
Иван шел за ней и ощущал, как внутри что-то сжимается, воздуха резко становится мало, так, что пришлось поправить ворот рубашки, затянутый узлом галстука. Звуки шагов глухим эхом растекались между белых стен, отскакивали от закрытых на замок дверей и возвращались, зависая над потолком.
В прошлый раз Иван плохо запомнил этот коридор. Теперь же, оглядываясь по сторонам, он заметил и довольно просторный холл перед постом персонала, и в противовес ему неуютно узкий проход к изоляторам. Таблички на дверях не давали никакой важной информации: процедурный кабинет, еще один, смотровая и изоляторы – всего пять или шесть.
Остановившись у нужной двери Иван сглотнул и крепче сжал букет. Опустил взгляд, посмотрел на желтые лепестки и улыбнулся. Ей понравится…
Звук открывающегося замка ворвался в голову, перемешавшись с громкими ударами сердца. Медсестра вошла в помещение и шагнула вправо, освобождая Ивану проход. Быстро взглянула на него и повернула голову к кровати.
В одиннадцать лет Воронов чуть не утонул.
Тогда он ступил по неокрепшему льду и провалился под воду. Холодную, ледяную, которая колола детское тело острыми шипами. Вода за секунду пропитала одежду, и Иван пошел ко дну.
Он четко помнил тот момент: тело скованно, легкие горят от нехватки воздуха, а время… оно словно замерло. Он помнил, как быстро поверхность воды затягивалась льдом, как идеально ровные круглые пузырьки воздуха спешили наверх, как отдалялся свет солнца, пробивающийся сквозь непроглядную толщу.
Сейчас он словно перенесся во времени. Потому что для него оно вновь остановилось.
Вера лежала на той же кровати с тонким матрасом, в знакомой уже бесформенной пижаме поверх одеяла. Хотя нет, одеяла и вовсе не было. Подушка была укрыта ее волосами, грудь и бедра зафиксированы широкими лентами… На запястьях и лодыжках кожаные браслеты…
– Что все это значит? – Иван сглотнул.
– Она может причинить себе вред. У Измайловой был приступ два дня назад.
– Она два дня находится в таком состоянии⁈ – злость клокотала внутри, свободная рука сложилась в кулак.
– Мы все делали по протоколу, Иван Дмитриевич. Такие правила.
– Ясно.
– Вы обо всем сможете поговорить с Виктором Васильевичем, когда он придет.
– Ясно. Она на седативных?
Иван слышал, как изменился его голос, стал жёстче и требовательнее. И медсестра слышала, разнервничалась, испугано поглядывая на Воронова.
– Д-да, но лучше вам все же поговорить с доктором.
– Хорошо, спасибо. Я могу остаться с ней наедине?
– Это не по правилам, Иван Дмитриевич… – девушка попыталась возразить, но взглянув на Ивана сперва побледнела, а после ее щеки покрылись краской.
– Измайлова привязана, плюс она находится под действием лекарств. Она может причинить какой-либо вред себе или мне?
– Нет, но…
– Я могу постоять за себя, если потребуется. Сообщите врачу, что я подожду его здесь. Пожалуйста.
Иван умел пользоваться своим голосом, знал, когда необходимо изменить тембр и громкость. И сейчас услышав настойчивый, уверенный, бескомпромиссный тон девушка не смогла противостоять ему. Вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Оставшись наедине с Верой Иван растерялся. Злился еще, но теперь его злость переросла в жалость. Он тихо выдохнул и медленно подошел к кровати. Взглянул на тонкие запястья с проступившими под ремнями синяками, острые ключицы, длинную шею с темной полоской набухшей вены…
Вера лежала с закрытыми глазами. Трудно было понять спала она или нет. Ресницы едва заметно дрожали, отбрасывая тени на бледные щеки. Иван присел на край кровати, убедившись, что не задел привязанные руки. Их почему-то было страшно трогать…
– Вера, – позвал и не услышав ответа, сделал это еще раз. – Вер, это я. Слышишь меня?
Девушка молчала, но Воронов заметил, как ресницы задрожали быстрее, а под тонкой кожей век задвигались глазные яблоки.
Она слышала.
– Вера, посмотри на меня, пожалуйста. Поговори со мной. Я… цветы тебе принес.
Иван хотел сказать еще что-то, но увидев медленно открывающиеся глаза, замолчал, завороженно наблюдая. А потом застыл, наконец встретившись с ней взглядом.
Холод ее глаз острым лезвием прорвал кожу, раскрошил кости грудины, чуть сдвинулся и вонзился в самое сердце. А потом взорвался прямо там, жгучими осколками врезавшись в жизненно важные органы.
Но это было не важно. Боль Иван научился терпеть. Безразличие тоже…
Но пустота… Она пугала. А в глазах его воробья было сплошная пустота.
– Смотри, это подсолнухи, – Иван поднял руку и показал букет с яркими желтыми шапочками. – Мне показалось, что они похожи на звезды. Твои любимые звезды, Вер…
Девушка долго всматривалась в мужские глаза, потом медленно сместила взгляд чуть ниже, уперевшись им в цветы.
Пустота затягивала… Она была кристально чистой, почти прозрачной, что в ее глазах, словно в зеркале, Иван увидел удерживаемые им же цветы. А потом, кажется, в них промелькнула еще что-то… Всего на секунду, но Воронову этого хватило.
– Вера, я хочу помочь, слышишь? Я вытащу тебя отсюда. Обещаю, – чтобы пообещать то, о чем он боялся даже думать. Но, оказалось, отчаянно хотел.
Девушка на миг опустила веки, а подняв их вновь, заглянула в самую душу. А потом ее губы зашевелились.
– Зачем? – прошептали и вновь закрылись.
– Я. Тебя. Не оставлю.
– Ты не можешь… Не должен… Не ты…
– Все будет хорошо. Я обещаю. Обещаю, воробышек, – Иван сдавленно прошептал, одновременно сглатывая колючий ком в горле.
Хотелось улыбаться от осознания того, что в ее пустоте осталось место для него. Пусть не сейчас, пусть не сразу, но Иван вдруг понял – это было именно тем, для чего он сюда и пришел.
Забрать ее.
Воронов опустил голову, чтобы спрятать от Веры свой взгляд и им же наткнулся на широкие браслеты. В миг разозлился, чтоб не сорваться сцепил зубы. Он медленно поднял руку и легонько провел пальцами по тонкой коже.
Вера вздрогнула. Хотела вырваться, но не смогла. Ремни врезались в ее запястья, явно причиняя боль – девушка тихо замычала.
– Не шевелись. Тебе будет больно. Я поговорю с врачом и разберусь с этим. Слышишь меня?
Но Вера, кажется, не слышала и не понимала. Очнувшись, она начала медленно – превозмогая действие лекарств – крутить головой, словно таким образом пыталась сказать осточертевшее «нет».
– Вер…
– Нет… пожалуйста, нет. Так не должно быть… Ты не должен быть здесь. Не мучай меня. Я не смогу больше… Отпусти меня… Нет…
Шепот становился громче…
Еще громче…
И еще…
Пока не превратился в крик. Такой же, что и в прошлый раз.
Вера кричала, повторяя на репите ненавистное Ивану «нет», а он растеряно стоял у кровати рядом с выпавшим из рук букетом подсолнухов.
Через мгновение в помещении открылась дверь и забежали люди: медсестра, санитар и врач, который бросил на Ивана раздраженный взгляд и метнулся к кровати, держа в руках уже приготовленный шприц.
Все происходило словно в тумане.
Крик…
Желтые лепестки на полу от сброшенного на него букета…
Смятые ботинками персонала стебли…
Снова крик…
И еще один…
Иван не выдержал – вышел из изолятора. Ожидая возвращения врача, измерял узкий коридор шагами. Нервно проводил руками по волосам и крепко зажмуривал глаза, слыша утихающие Верины крики.
* * *
– Я ничего не мог сделать. Понимаешь? Ничего.
Иван вытер ладонями лицо, скользнул ими на затылок, со всей силы сжал его. Хотелось рвать на себе волосы, только бы не чувствовать эту чертовую беспомощность. А она крыла… Наступала, как волна на берег, делая песок влажным и проникала на метры вглубь. Ненадолго уходила, но не отпускала полностью. И через мгновение вновь накрывала с головой, не давая возможности вдохнуть.
Щенок поднял морду и промычал что-то, заставив Воронова опустить лицо. Потом поднять руку и провести по холке. Собака снова подала голос – на этот раз громче – привлекая внимание. Ладонь, блуждающая по шерсти, замерла, Иван заглянул в направленные на него глаза и усмехнулся.
– Ты прав, друг. Я мог попробовать.
Глава 13
Одним из ярких воспоминаний детства для Ивана был момент, когда мама укладывала его спать. Аккуратно подбивала одеяло, укрывала им, целовала и шептала на ухо, что любит. Сильнее всех…
До самых дальних звезд…
А еще говорила, что даже очень большая проблема с новым днем покажется не такой уж и большой. Нужно всего лишь закрыть глаза. Пройдет ночь, а на утро с восходом солнца эмоции утихнут, и ты обязательно найдешь спасительный выход.
Этим утром, когда Иван проснулся от настойчивых касаний холодного носа к его щеке, проблемы не ушли. Не уменьшились, не исчезли вовсе. Наоборот, казалось, что они стали видны еще более отчетливо, подсвечиваемые лучами проникающего в комнату только что взошедшего солнца.
Щенок, заметив, что хозяин проснулся, лизнул уже мокрую щеку и тихо заскулил.
– Ты рано, друг. Что, не спится?
Иван прохрипел, собака согласно вильнула хвостом.
– А вот я бы еще поспал, – Воронов ответил, взглянув на стоявшие у прикроватной тумбы часы. Вздохнул притворно грустно, в то время как рука ласково поглаживала по холке.
Пора было вставать. Пусть слишком рано, пусть без особого желания, но проветриться не помешало бы не только собаке, но и ему самому.
Утренняя свежесть пробралась под толстовку, стоило только шагнуть из подъезда.
Глубоко вдохнув полной грудью, Иван набросил на голову капюшон и усмехнулся, заметив, как собака дернулась, испугавшись вырвавшегося облачка пара из раскрытой пасти. Подняла морду, уставилась на хозяина, будто спрашивая и возмущаясь одновременно.
– Пойдем, трусишка. Прогуляемся.
Иван нажал на кнопку, чуть распустил поводок и шагнул в сторону набережной – последнее время они гуляли только там. Утро было слишком ранним. Улицы пустовали, за редким исключением можно было встретить вдалеке одинокого сонного прохожего.
Воронов шел неторопливо. Смотрел на бредущего впереди щенка, с любопытством обнюхивающего каждый куст, дерево, скамейку попадающиеся на пути. Улыбнулся, когда собака задергала мордой, пытаясь стряхнуть с носа холодную росу.
Он был забавный – молодой, глупый, доверчивый… За свою короткую собачью жизнь, уже успевший пожить на улице, без дома и хозяина. Но не растерявший ту самую веру в людей, о которой когда-то говорила Вера.
Иван нахмурился, глубокая морщина залегла между бровей. Последние дни все его мысли были заняты ею. Иногда светлые, хорошие, но это не значит, что и они не причиняли боли…
Щенок остановился у парапета, сел на тротуарную плитку и просунул любопытный нос между прутьев кованного ограждения. Иван стал рядом. Отсюда открывался прекрасный вид. Дома подсвечивались еще пока спокойным солнечным светом, вода ловила отсветы оранжевых лучей.
– Я говорил тебе, что ее зовут Вера? – Иван опустил голову, задал вопрос. В ответ получил вопросительный взгляд черных пуговок-глаз. – Красиво, правда. Ве-ра… – проговорил еще раз, словно пробуя ее имя на вкус. – Нужно и тебе что-то придумать. А то все друг, да друг… Или тебе нравится? – очередной вопрос и удивленное мычание в ответ.
Иван усмехнулся. Снова сместил взгляд на воду, мазнул по мерной глади и прикрыл глаза.
– Я не знаю, что делать, дружок. Впервые в жизни не знаю… Я всегда доверял только фактам. А они у них есть, понимаешь? К тому же то, что я видел… – он вздохнул, дернул головой и устало провел по затылку ладонью. – Сложно не верить своим глазам. Тем более, когда привык доверять им всегда.
* * *
Прошла неделя после того, как Иван видел Веру в последний раз.
Тогда в коридоре он еще долго приходил в себя стоя у палаты, из которой доносились крики. Глубоко дышал, со всей силы закрывал глаза, глупо и по-детски надеясь, что, открыв их вновь, все прекратится. Если бы это помогло, он бы еще и уши прикрыл… Только это было трусостью. Вся его реакция – сплошная трусость.
Он не смог дождаться возвращения врача, не смог больше находиться так близко и одновременно так далеко от той, к которой рвалась душа. И рядом с ней рвалась. А еще два месяца назад ему казалось, что и души-то не осталось…
Все, на что его хватило, это оставить свои контакты той самой медсестре и попросить звонить ему каждый день. Воронов не знал, что подействовало убедительнее: указания свыше или его горящие глаза, но, чтобы это ни было, оно помогло.
Алена, так звали девушку, звонила Ивану дважды в день – утром и вечером. Всегда четко и по-делу, без глупых ненужных фраз. Но Ивана устраивала эта профессиональная сухость, ему было важнее услышать: «Состояние стабилизировалось, срывов не было» или простое: «Без изменений».
Он держался. Ради этих слов держался. Потому что знал – хотя не понимал до конца, почему – кто виноват в ее срывах…
А на восьмой день Алена сообщила, что Веру перевели из изолятора в палату. И тогда он сорвался…
На этот раз цветов не было.
И излишней нервозности тоже. Иван был спокоен, когда ехал в машине в сторону больницы, когда поднимался по уже знакомым ступеням… Он просто хотел ее увидеть.
А еще у него было время подготовиться. Ко всему… К очередному срыву, к неадекватной реакции, к ее отрицанию.
Только и в этот раз он увидел то, чего совсем не ожидал.
Ступая по коридору вслед за медсестрой, которая встретила его у поста, Иван старался удержать в себе тот стержень спокойствия, который помогал ему прожить всю эту неделю. И получалось… Только руки почему-то стали влажными и сердце гулко застучало в груди. Его биение смешалось со стуком каблуков по плитке коридора.
Из открытой двери справа от Ивана были слышны голоса. Он заглянул в щель и увидел людей – мужчин и женщин, молодых и пожилых… Разных, только все были одеты в брючные костюмы в бело-голубую полоску.
В глубине зала были слышны звуки музыки, люди сидели за столами, ходили, разговаривали о чем-то… Жили. Вот так, для кого-то странно и непонятно, но жили.
– Здесь проходят занятия для наших пациентов, – медсестра заметила, что Иван остановился у двери. – Терапия. Кто-то играет на фортепиано, если умеет конечно, другие в шахматы или шашки. На групповых сеансах они иногда лепят из пластилина или рисуют.
– Это помогает им?
– Чаще всего, да. Но если и нет, мы обязаны попробовать, – Алена подошла ближе и тоже заглянула в приоткрытую дверь. – Вам раньше приходилось бывать в таких местах, Иван Дмитриевич?
– Нет.
– Здесь может быть страшно, неуютно, иногда жутко тоскливо… Но это их жизнь. А мы должны помочь им и научить жить заново. Пусть так, но все же…
Иван посмотрел на медсестру, задумчиво рассматривающую пациентов, а затем снова словил взглядом бело-голубые полоски.
– Измайлова здесь?
– Нет, – девушка покачала головой и, развернувшись, двинулась вперёд по коридору. – После изолятора ей всегда нужно время, прежде чем снова возвращаться к привычному режиму. Она любит быть одна, отказывается от прогулок. Хотя они полезны очень… А еще чаще молчит, но это другое молчание. Не то, с которым ее привели сюда после побега. Кстати, вас просил зайти к себе Виктор Васильевич, когда вы придете в следующий раз.
– Хорошо, я зайду.
Алена остановилась у одной из дверей, и Иван понял, что они пришли. Внутрь девушка не стала заходить, бросила напоследок: «зовите, если понадоблюсь» и ушла. Дверь поддалась легко, открылась с тихим скрипом.
Воронов выдохнул, стараясь успокоить сорвавшееся сердце, и медленно вошел.
* * *
Lina Lee – «Помоги»
ПС: очень советую послушать композицию во время прочтения
Палата мало чем отличалась от изолятора.
У нее была одноместная. С такой же хлипкой металлической кроватью и тонким матрасом, почти без мебели. Бросалось в глаза лишь одно – большое окно у стены. Старое, с потрескавшейся краской и кованной решеткой снаружи, но окно…
И сразу как-то легче, и спокойнее на душе…
Будто бы…
Вера сидела в кресле у окна. Обе ноги были заброшены на сиденье, она обхватила руками колени и откинула голову на спинку. Выглядела спокойной…
Сегодня ее волосы были расчесаны и аккуратной волной лежали на плечах, спадая на спину. Снова бледная, с синяками под глазами.
Иван подошел ближе, присел на корточки у ее ног, сглотнул.
– Здравствуй, – сказал, рассматривая спокойное лицо с пушистыми ресницами. Заметил легкое движение головой и улыбнулся – слышала. – Давно не виделись, Вер. Прости, что не приходил… Я… Как ты? – он растерялся и замолчал, надеясь, наконец, услышать ее голос. Пусть хоть одно слово, но этого бы хватило. Вера молчала, Иван вздохнул и признался. – Я плохо… Скучаю по нашим разговорам, представляешь? – усмехнулся, покачал головой и вновь попытался заглянуть в глаза. – Поговори со мной, Вера. Пожалуйста.
Девушка не ответила. Смотрела прямо перед собой, изредка моргала.
– А ты знаешь, что даже если мы с тобой будем находиться в одном и том же месте нашей планеты на протяжении некоторого времени и смотреть на небо каждый день, то в разные месяцы года мы будем видеть разные участки звездного неба? Земля обращается вокруг Солнца, и как бы нам не хотелось, в одном и том же месте мы можем увидеть только определённые созвездия.
Что-то изменилось. Девушка моргнула дважды, а тонкие пальцы чуть сильнее сжали низ костюмного верха.
– Я много прочитал за эти дни. О небе, звездах… Хотелось хоть так стать чуть ближе к тебе, Вер.
Иван еще много хотел рассказать. О том, что узнал за эти дни: о космосе и кометах… Ее работах и достижениях… О бескрайнем небе и сияющих звездах…
Но не сумел, язык словно прилип к небу. Он затаил дыхание, сглотнул. В тишине палаты казалось было слышно, как нервно дернулся его кадык.
– Знаешь, ты сегодня очень красивая.
А потом не сдержался – прошептал, глядя на воробышка. Побыв всего несколько минут рядом с ней, понял, что в миг растерял все свое спокойствие и выдержку. Она упала к ногам и разбилась на мелкие осколки, стоило только вновь вдохнуть ее запах, увидеть огромные глаза на бледном лице, такие любимые им волосы, рассыпавшиеся по плечам. Пытаясь заглушить покалывание в пальцах Иван медленно потянулся рукой к волосам.
Вера отпрянула…
Не отрывая взгляда от окна, абсолютно безэмоционально, но решительно…
Иван застыл. Всматривался в встревоженное лицо, пытаясь понять, что сделал неправильно. Выдохнул негромкое «прости» и поднялся. Стал у окна и спрятал руки в карманах брюк, вскинул голову и посмотрел на небо.
Ему было сложно без нее…
Проходить вечером мимо их любимой скамейки и не видеть сидящую на ней хрупкую фигуру в черном.
Варить себе кофе и отдергивать руку, когда та тянулась к холодильнику за молоком.
Выгуливать собаку и не вспоминать их вечер на набережной.
Но сложнее всего было видеть ее здесь – среди белых стен.
И если в первые разы Ивана волновали ее срывы, то теперь… Тишина была не лучше. А еще пустота в глазах – апатичная, беспросветная, с погасшими огнями жизни внутри…
Хотелось думать, что это действие лекарств… Но безумные мысли просачивались через намертво закрытые двери… А что, если?.. Задавать себе эти вопросы он запрещал, но рациональная часть мозга упорно пыталась победить в неравной схватке чувств и фактов.
– Не знаю, что стало отправной точкой, но что-то изменилось, Вер. Хотя, нет, не так… Все изменилось. И меня это пугает. Наверное, нельзя говорить тебе такое, но я боюсь. Всего этого… – голос Ивана звучал глухо. Отскакивал от пустых стен, бродил по маленькой комнате и вновь возвращался. – Взрослый мужик, но боюсь. Не знаю, поняла ли ты, но я не отступаю от того, что задумал. Я пообещал тебе, что вытащу отсюда и сделаю… Но… Ты молчишь. Меня это тревожит. А они в один голос твердят, что ты в норме. Я ведь видел тебя другой и это не норма…
Иван обернулся, пробежал взглядом по бледному лицу, выдохнул и зажал пальцами переносицу. Опустил руку, опустился сам и снова оказался на корточках у ее ног. И это было мелочью… Он готов каждый день проводить вот так, сидя у острых коленок. Только бы не молчала…
– Так скажи мне Вера: где ты настоящая? Я не хочу верить в то, что оказался обманутым. Я верю только в то, что не ошибся тогда.
Сложно разговаривать с пустотой. Но как бы Воронов не убеждал себя в обратном, сейчас он был в палате один. Не физически, но…
Вера молчала. Все также упрямо и апатично смотрела перед собой, прожигала взглядом окно. Не видела ничего или не хотела видеть…
По сути это было не важно для Ивана. Но сложно.
Он посидел еще немного у Вериных ног… Уходить не хотелось. Пусть так, пусть в тишине, но он был рядом. Смотрел на нее, впитывал…
А еще безумно хотел притронуться. Поддаться чуть вперёд, сдвинуть пальцы, лежащие на подлокотниках кресла и коснуться ее… Всего на миг, на чертовые миллисекунды!
Но он понимал, что этого не будет.
Поэтому вдохнул еще раз – глубоко и медленно, наполняя легкие ее запахом – прикрыл на мгновение глаза, запоминая в голове каждую черточку, чтобы после, дома в темноте ночи вспоминать и поднялся.
А потом почувствовал касание к своей руке. Едва заметное, почти невесомое…
Иван опустил взгляд – в глаза отчего-то сразу бросилась разница между бледностью ее ладони и темным цветом его пиджака, – мазнул по тонким пальцам, поднялся выше, двигаясь от запястья к локтю, предплечью… Затем еще выше к ключице и острым скулам. Пока не наткнулся на колющий взгляд бездонных глаз.
Вера шепнула что-то, Иван внутренне вздрогнул. Даже не расслышал ее слов, но от осознания того, что она заговорила, его передернуло.
Интуитивно он понял, что громче она не скажет поэтому склонился, подставляя ухо к ее губам. В голове шумело, кровь так сильно стучала в висках, что, казалось, вот-вот прорвет кожу. Иван боролся с самим собой, стараясь не обращать внимание на то, что воробышек была всего в нескольких сантиметрах от него. Что он дышал ее воздухом. На то, что сто́ило чуть сдвинуть голову, и он коснулся бы носом ее скулы…
А потом Иван резко отпрянул со сложенными в кулаки ладонями, на которых бугрились вены. Наконец расслышав…
