Текст книги "Капитан Брингдаун и книга пророка (СИ)"

Автор книги: Аду Нил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Тем временем мой хозяин заготовил новую речь.

– Я идти. Ты идти, где я идти.

Уточнять, куда я идти, было бесполезно. Если мой крепкоголовый друг и захочет ответить, то сначала будет очень долго думать, как это сказать. А я ещё дольше буду разгадывать, что он сказал. Уж лучше пойти и самому посмотреть. Очень даже возможно, что получится быстрее.

Насколько я мог судить, мы двигались в прямо противоположном от моего флайера направлении. Что само по себе уже не радовало. Но ещё хуже было то, что я даже приблизительно не мог определить пройденное расстояние. Навигатор по-прежнему не подавал признаков жизни, а в подсчёте шагов я очень быстро начал сбиваться. Да и не помогло бы всё равно. Пробираться по лесной чаще – совсем не то же самое, что идти по ровной дороге. Шаги получаются короче, да ещё и разной длины. По ощущениям мы никак не могли пройти меньше десяти миль, но не исключено, что я, не имея должной сноровки, просто уставал больше обычного. И голове моей за этот день изрядно досталось. Так что можно смело делить десятку пополам, и получится более или менее близкое к реальности расстояние.

Лес на протяжении всего пути почти не менялся, а вот подлесок проявлял больше разнообразия. Сначала папоротники сменились весёленькими фиолетовыми ёлочками, которые на самом деле были какой-то разновидностью хвоща. Потом появились мясистые стебли алоэ, с такими же, как у настоящих, колючками, но растущие не от общего ствола, а каждый поодиночке. Затем мы двигались под сенью гигантских нежно-голубых лопухов, издававших резкий неприятный запах рыбного отсека продуктового склада при неисправном кондиционере. И я успел вдоволь им надышаться, прежде чем лопухи уступили место уже знакомым мне подорожникам с высокими зернистыми стеблями и длинными стелющимися низко над землёй листьями.

С ними тоже пришлось изрядно помучиться. И перепрыгнуть тяжело, и наступить никак не получается, нога соскальзывает. Мой спутник ухитрялся как-то отодвигать их в сторону коленями. Я попробовал повторить этот трюк, но только обжёг себе кожу об жёсткий край листа. Даже сквозь комбинезон. Неудивительно, что вскоре я начал обходить их стороной, предпочитая сделать крюк, лишь бы снова не испытать их коварство. И внимательно смотрел под ноги, если и оглядываясь по сторонам, то лишь затем, чтобы вовремя обнаружить очередное препятствие.

Как раз в такой ответственный момент что-то вдруг цапнуло меня сзади за ногу. Я едва успел выставить руки, чтобы в очередной раз не упасть лицом в грязь. Не помогло. Неведомый враг потянул меня за ногу, мои ладони проскользнули, и я всё-таки исполнил задуманное. Свободной ногой попытался отразить атаку, но безрезультатно. Только ещё пару раз обжёгся об листья подорожника. А тем временем из-под них выскочил брат-близнец моего "хозяина" и с радостным воплем "Поймать!" навалился на меня.

Всё произошло настолько быстро и неожиданно, что я ничего не успел предпринять. Крепкие шершавые пальцы туземца ухватились за моё горло, и даже дышать я теперь мог только с его согласия.

– Отпусти, дурак! Задушишь, – прохрипел я, но туземец, если и расслышал мои слова, то никак на них не отреагировал.

К счастью, на шум уже прибежал мой первый победитель. Увидев, какое безобразие здесь творится, он от всей души приложил конкурента по спине древком своей косы и заорал:

– Ты поймать нет. Я поймать. Давно.

Судя по ничуть не ослабшему захвату на моей шее, удар не причинил новому туземцу особых неприятностей. А вот слова его сильно удивили. Он отпустил меня, поднялся, повернулся к соплеменнику и рявкнул:

– Я поймать сейчас. Ты поймать, я не видеть. Я он хозяин.

В ответ мой знакомый снова поведал увлекательную историю о том, как "я победить он" и поделился планами по дальнейшему использованию меня в хозяйстве, которых я оценить по достоинству не смог, поскольку оратор откровенно затруднялся в выборе слов и вскоре совсем умолк.

Странные они всё-таки ребята. Ведь не из уважения ко мне они разговаривают на чужом, малознакомом языке? Тогда зачем? Нет, я не возражаю, просто непонятно как-то.

Второй туземец тем временем почесал круглую макушку и упрямо прохрипел:

– Ты он поймать нет. Я видеть нет. Я поймать, ты видеть да.

– Я поймать, – не сдавался первый, ударив себя для убедительности по груди.

– Ты поймать нет, – не согласился второй, нагнулся и нашарил в траве свою косу.

Я понял, что по-хорошему они не договорятся, и решил предотвратить конфликт. Не из любви к справедливости, а по своим корыстным соображениям. Предположим, подерутся они сейчас и перебьют один другого. И кто меня тогда до деревни доведёт?

– Он я поймать, – авторитетно заявил я и ткнул пальцем в первого претендента. И добавил для ясности, – Давно.

Удивительно, но моё вмешательство рассердило обоих спорщиков. А может, им просто не понравилось, как я говорю на их языке.

– Мы говорить, ты молчать, – грозно прорычал первый и оттолкнул меня в заросли подорожника. – Ты ждать.

Второй одобрительно кивнул головой. И, похоже, возмущение моей бестактностью примирило противников. Их, если можно так выразиться, разговор принял более спокойный характер.

– Идти Фасимба, – предложил второй после продолжительных прений. – Мы говорить, Фасимба думать. Фасимба говорить, мы делать.

Ну, вот, это уже лучше. Выходит, у них тут есть специально обученный думать Фасимба. И более того, остальные его, судя по всему, слушаются. Меня такой поворот дела устраивает.

– Идти Фасимба, – согласился я и вопросительно посмотрел на туземцев. – Где?

В ответ я получил ещё один тычок в спину.

– Ты молчать. Мы говорить. Фасимба спросить, ты говорить.

Да ладно, ребята, я же не против. Говорите вы. Просто мне показалось, что вам это тяжело даётся.

Фасимба не производил впечатления великого вождя. Ни ожерелья из клыков хищников на шее, ни роскошного букета птичьих перьев на голове, ни какой-нибудь замысловатой татуировки на теле. Невзрачный такой мужичонка, с морщинистым серым лицом, мелкими, жёлтыми зубами вразвалку и неподвижными светло-серыми глазами. Даже чешуя на нём была какая-то блеклая. Мои пленители оказались гораздо выше ростом и физически сильнее своего вождя. Да чего там, даже среди туземных женщин, составлявших явное большинство в собравшейся вокруг дома вождя толпе, нашлось бы немало таких, что не уступят ему в силе. Но зато он действительно о чём-то думал, когда выслушивал претензии спорщиков.

И это было особенно заметно на фоне других зрителей. Те просто тупо глазели на выступавших, или на меня, когда кто-то из двоих указывал в мою сторону пальцем. И не единого комментария, ни одной вылетевшей из толпы шутки, почти неизбежных в подобных случаях. Даже если предположить, что они помалкивали из уважения к вождю, то всё равно должны были перешёптываться с соседями. Я бы, во всяком случае, перешёптывался.

А Фасимба задавал уточняющие вопросы. На почти нормальном английском языке. И делал какие-то выводы. Приблизительно так:

– Ты, связал чужого, когда поймал? Нет? Значит, он не знал, что ты поймал чужого? Он думал, что чужого никто не поймал. Так?

Предположить, о чём в это время думал другой человек, охотнику было вно не по силам. Он растерянно чесал макушку и ждал, когда вождь сам всё решит. А я решил помочь ему. Им всем.

– Да, мистер Фасимба! Второй охотник не знал, что первый уже поймал меня.

Толпа удивлённо уставилась на меня. Но по-прежнему не проронила ни звука. Вождь тоже не ожидал от меня подобной дерзости. Или он просто удивился, что я говорю иначе, чем его соплеменники?

Вождь подошёл ко мне, протянул руку к моим волосам, потрогал их и отпустил, издав нечленораздельное, но явно неодобрительное восклицание. Вот здесь я был с ним полностью согласен. За сегодняшний день мне пришлось долго продираться сквозь джунгли, валяться без сознания в грязи и два раза попадать в плен. Неудивительно, что все эти обстоятельства сказались на моей причёске. То есть, на месте вождя кто-нибудь другой, лучше знакомый с сельским хозяйством, мог бы сказать, что я выгляжу как пугало огородное. И мне пришло в голову, что нужно скомпенсировать непрезентабельный внешний вид изысканностью манер.

– Простите, мистер Фасимба, я забыл представиться, – элегантный кивок головой. – Меня зовут Брингдаун. Капитан Грэм Брингдаун.

Мои слова почему-то удивили туземца. Он ещё раз внимательно посмотрел на меня, вернулся к своему трону и только потом спросил с акцентом на слове "тебя":

– У тебя есть имя?

– Разумеется. А что в этом удивительного?

Вместо ответа вождь задал новый вопрос, вызвавший удивление уже у меня:

– А откуда оно у тебя?

– Так меня в детстве назвали родители.

– А где живёт твоё племя? – вопросы Фасимба задавал в ему одному понятной логической последовательности.

– У меня нет племени. Я живу один, сам по себе.

Пусть это и не совсем правда, но ведь и не откровенная ложь. Я никогда не причислял Марвина и Эллен к своему племени. Да и вообще мало кого причислял. Но это слишком длинная и запутанная история, чтобы рассказывать её сейчас вождю дикарей.

– Тогда зачем тебе имя?

Забавный вопрос. Даже не знаю, что и ответить. У нас как-то принято всем людям давать имена. А здесь, похоже, это вовсе не обязательно.

– Чтобы отличаться от других людей, наверное, – предположил я. – Чтобы другие люди, когда услышат что-то обо мне, знали, что это говорят именно обо мне.

Однако Фасимба был незаурядным мыслителем, по сравнению с остальными присутствующими. И он быстро нашёл провал в моей логике.

– Но ведь ты сказал, что живёшь один? Тогда кто и с кем может о тебе говорить?

Кажется, этот туземец решил превзойти меня в искусстве спора. Что ж, посмотрим.

– А разве вы, мистер Фасимба, сейчас не говорите обо мне?

– Чтобы говорить о тебе, мне не нужно твоё имя, – возразил он. – Я просто покажу на тебя пальцем и скажу "он". И все поймут.

– Но если бы меня здесь не было, вы не смогли бы объяснить, о ком говорите, – задал я вождю новую загадку.

– Если бы тебя здесь не было, я бы не стал о тебе говорить, – легко разобрался с ней Фасимба.

А ведь он по-своему прав. Какое ему дело до тех, кого он ни разу не видел? До Шэррика, например. Он же для туземцев просто не существует. А если вдруг здесь появится, так можно будет и так объясниться. "Я ты поймать" и так далее. Однако нужно дать понять этому философу, что я не такой, как его соплеменники. Что ко мне нельзя подходить со здешними мерками.

– Там, где я живу, у всех есть имена, мистер Фасимба.

Туземец задумался. В его картину мира мои сведения явно не вписывались. Но он мужественно боролся с противоречиями.

– Значит, ты не вождь? – сделал он вывод.

Вообще-то я капитан. Но, наверное, это не совсем то же самое, что вождь.

– Нет, – честно признался я.

И напрасно. Фасимба сразу потерял ко мне всякий интерес и повернулся обратно спорщикам. Уж и не знаю, какое он получал удовольствие от этого разговора. Ответы обоих охотников разнообразием не отличались, и кажется, пошли уже по третьему кругу. Правда, слов они теперь использовали больше, видимо, почерпнув что-то из наших с Фасимбой выступлений. Но связывать слова между собой по-прежнему отказывались.

– Я связать чужой нет. Он видеть я нет. Он думать чужой идти один.

В конце концов, вождю тоже надоело. Он встал с покрытого шкурой камня, на котором восседал в продолжение всего следствия, и объявил вердикт.

– Ты поймал чужого честно, – обратился он к первому охотнику. – Но ты не связал чужого. Значит, он – палец Фасимбы вытянулся в направлении второго, – тоже поймал чужого честно. Но вас двое, а чужой один. Значит, вы будете драться. Кто победит, возьмёт себе чужого.

Не сказал бы, что решение вождя обрадовало претендентов, но оно хотя бы подсказало выход из положения. Простой и понятный любому дикарю.

– Я драться, – сказал первый и поднял руки ладонями вперёд.

– Я драться тоже, – второй блеснул более глубоким знанием языка и повторил жест первого.

Толпа радостно загудела, предвкушая развлечение. А я задумался. Получается, что тот жест, которым я надеялся убедить туземца в своих мирных намерениях, здесь трактуется как вызов на поединок. По-видимому, на поединок без оружия. Вот почему так обрадовался мой приятель. Я предоставил ему возможность захватить пленника живьём, что явно ценится выше, чем просто труп врага. Впрочем, не стоит расстраиваться. Если бы он внезапно напал и убил меня, было бы ещё хуже.

Тем временем толпа чуть подалась назад, противники разошлись в стороны и остановились шагах в двадцати друг от друга. Фасимба поднял руку, и все послушно замолчали. Даже дети, сбежавшиеся со всех сторон, как только вождь объявил о предстоящем поединке, перестали галдеть, подпрыгивать и толкать соседей в борьбе за более выгодное место. Но, разумеется, долго тишина не продержалась бы, и вождь поспешил дать сигнал к бою.

– Деритесь!

Бойцы одновременно рванулись вперёд, низко наклонив головы, и прежде чем я чётко сформулировал для себя, на что это похоже и чем должно завершиться, с глухим, но героическим стуком столкнулись. Головами, конечно же. Ведь именно так и сразил меня недавно один из соперников. И моя челюсть до сих пор помнит те ощущения.

Мне приходилось читать, что во времена древних войн на Земле пилоты боевых летательных аппаратов сознательно сталкивали свои машины с неприятельскими. Существовал даже специальный термин – "лобовая атака". Но мне кажется, он никогда не предполагал настолько буквального понимания.

А удалась атака на славу. Оба бойца после соития повалились навзничь и пока не спешили подниматься. И я, как никто другой, прекрасно их понимал. Хотя, не исключено, что каждый из присутствующих здесь мужчин хотя бы раз сам испытал это незабываемое ощущение. За исключением, может быть, Фасимбы.

Вождя ничуть не тронули проблемы спорщиков. Он уже принял решение и тут объявил народу:

– Племя Фасимбы! – да уж, скромно, ничего не скажешь. – Вы видели, никто не победил. Никто не получит чужого. Я забираю его себе. Так сказал Фасимба!

Вероятно, последняя фраза означала, что возражения не принимаются. А никто и не собирался возражать. Зрители начали расходиться по своим делам, потеряв всякий интерес к лежащим на земле дуэлянтам. Ничего, они ребята крепкие, привычные. А вот почему моей персоной никто не интересуется? Тот же вождь, например. Обещал ведь забрать себе, ну так и забирай!

– Мистер Фасимба! – ужасно хотелось добавить "сэр", но я сдержался. – Можно вас на пару слов? У меня к вам важное дело.

– Завтра, – не оборачиваясь, ответил туземец.

– А сегодня никак нельзя?

Он всё-таки остановился, подал знак двум внушительного вида слугам, тут же взявшим меня под руки, и повторил:

– Завтра будет важное дело. Фасимба уговорил Небо не гневаться на людей. Но Фасимба не может успокоить Небо навсегда. Фасимба должен кого-нибудь приблизить к Небу. И Фасимба выбрал тебя.

Скрюченный палец вождя упёрся мне в грудь. А я с интересом его разглядывал. Ноготь занимал всю верхнюю фалангу пальца с внешней стороны, и ещё залезал на внутреннюю. Наверно, такими руками удобно хвататься за выступы скалы, раздирать волокна древесины, разрывать мясо, живую плоть несчастной жертвы. Знаешь что, уважаемый, не надо меня приближать к Небу. Не нравится мне эта идея.

– Мистер Фасимба! – закричал я, безуспешно пытаясь вырваться из объятий туземцев. – Мне нужно с вами поговорить. Очень нужно!

– Завтра ты сможешь говорить с самим Небом, – пообещал вождь и скрылся в своём доме.

А меня повели на окраину поселения, где росло то ли дерево, от ствола которого на высоте человеческого колена веером расходились толстые, крепкие ветки, то ли куст, с большим общим корнем, выступавшим высоко над землёй. Так или иначе, но часть побегов была срублена, а ствол или корень тщательно подрезан в горизонтальной плоскости, образуя подобие кресла со спинкой. В это кресло меня и усадили, да ещё и привязали к спинке прочной длинной лианой на случай если я вдруг начну падать, или, допустим, захочу куда-то уйти.

Великий космос, а что ж я такой весёлый-то, а? Туземцы ведь шуток не понимают. Того и гляди, они и в самом деле принесут меня в жертву. А воскресителей у них здесь, скорее всего, нет, и оживлять меня никто не собирается. Чего ж я тут расселся? Надо же что-то делать, как-то втолковать им, что со мной так нельзя. Я же, в конце концов, живая легенда, Торговец Со Звёзд и Друг Границ. Спейстрейдеров нельзя обижать, это всей Галактике известно.

– Эй, ребята, подождите! Вы неправильно поняли. Я...

Грязная тряпка, пахнущая несвежими плодами дуриана, выслушала мои предложения, но наружу их так и не выпустила. Ребята убедились, что выплюнуть кляп мне не удастся, и ушли отдыхать. А я остался.

Сидеть было неудобно, верёвка резала предплечья, тряпка мешала дышать. Но ничего, это скоро пройдёт. Скоро, чёрт меня подери, всё пройдёт. Совсем...

Не знаю, может это у туземцев настолько прочная кожа? Может, они не знают, как больно кусаются те твари, что весь день ползали по земле, а на ночь дружно переместились на меня? А если и не кусают, так норовят забраться в самые сокровенные уголки моей души и тела. Я даже где-то благодарен ребятам, заткнувшим мне рот. Теперь туда никто не сможет проникнуть. Но остаются ещё ноздри, глаза, уши...

Глаза можно прикрыть, ноздрями можно фыркать и отпугивать посетителей, но вот ушами я ничего делать не умею. И они лезут, лезут, лезут. Я безостановочно мотал головой, наверное, в течении часа, но особых успехов не добился. Заползут в ушную раковину, убедятся, что ничего съедобного там нет, и отправляются дальше. Это в лучшем случае.

Я бы ещё понял, если бы это мне такую казнь назначили. Так ведь нет, казнить, то есть, приносить в жертву, меня ещё только собираются. А мучения начались уже с вечера. И к утру тревога за дальнейшую судьбу отошла для меня на второй план. Будь что будет, а сейчас мне бы поспать хоть часок. Но как только взошло солнце, как только липкие кусачие твари расползлись по своим делам, аборигены тут же подняли такой шум, что о сне пришлось забыть.

Интересно, из чего они делают свои тамтамы? Звук получается такой резкий, пронзительный, будто на другом конце деревни уже начали пытать какого-то другого беднягу, и тот, не выдержав издевательств, заорал благим матом. Но и тут я ошибся. Орут здесь ещё противнее. Особенно, если происходит это в двух шагах от тебя. А с другой стороны, где ж ещё стоять зазывале, если он приглашает публику на мой прощальный концерт? Только они ж и так знают, можно было и не надрываться.

Господи, ну почему ж никто не догадался ещё и голову мою к дереву привязать? А то ведь падает, проклятая! Никак не держится. И бьётся обо что ни попадя. Скорей бы уж всё это заканчивалось!

Но вот и сам Фасимба пожаловал. И раздражающий шум быстро затих. Но лишь затем, чтобы уважаемый вождь мог пошуметь в своё удовольствие и без помех. И он старался, но явно уступал в мощности голосовых связок молодым соплеменникам.

– Племя Фасимбы! – бодро начал он. – Вы помните, как Небо разгневалось на нас. Вы помните, как силён и страшен был гнев Неба. Никто не мог ему противиться. Вы лежали на земле и беспомощно ждали, когда Небо перестанет гневаться.

Несколько голосов подтвердили, что именно так всё и было. А я очень хотел задуматься над тем, что подразумевал мудрый вождь под "гневом Неба". Но никак не получалось. Наверное, эти твари прогрызли за ночь дырку в моей голове, и мысли там абсолютно не задерживались.

А вождь тем временем продолжал выступление.

– Только Фасимба не лежал и не ждал. Фасимба говорил Священные Слова, которые когда-то принёс людям Первый Фасимба и передал Второму Фасимбе. Священные слова, которые Фасимба услышал от прежнего Фасимбы и никогда не забывал. И теперь Фасимба говорил Священные Слова и успокоил Небо.

Множество голосов завыли в восхищении, как будто вождь только что у них на глазах совершил тот подвиг, о котором так скромно рассказывал. И от шума у меня опять разболелась голова, как тогда в лесу у покинутой деревни. Может, этот случай и имел в виду вождь? Я ведь тоже тогда лежал на земле, только не ждал, когда прекратится "гнев Неба", как поступили туземцы, а просто выключился. Очень похоже, что я угадал, но сейчас это не имеет принципиального значения. Гораздо важнее, и намного хуже, что заканчивать проповедь вождь не собирается.

– Племя Фасимбы! – снова взвыл он. – Слушайте Священные Слова и радуйтесь, что Небо больше не гневается.

И тут он понёс такую околесицу, что я даже кое-что запомнил.

– "Какой из рисунков?" – спросила Сапасхи, посмотрев на стену. Тибинга притворился, что забыл. "Горшок Гараглы". – Он быстро и ловко повернулся и показал на дальнюю стену. Там был большой, в человеческий рост рисунок спрятанного ужина. Точно такой же, только маленький, Сапасхи уже видела. – "Да, это он". – Сапасхи подумала, что плохо поняла. – "Ты мне этот рисунок уже показывал". – Он весело подмигнул ей. – "Знаю, но большой рисунок интересней. Так?" – Сапасхи повернулась к Лагданге. – "Не могу понять". – Он улыбнулся. – "Я понял, горшок Гараглы можно увидеть на спрятанном ужине. Ландарда нарисовал его". – "Подожди, – перебила его Сапасхи. – Ты сам сказал, что Гарагла – женщина. А на спрятанном ужине нарисовано много мужчин". – "Так? – Тибинга хитро улыбнулся. – А ты хорошо посмотри!

О, Боги, давно забытые и ещё не придуманные! За что мне всё это? Сапасхи, Тибинга, Лагданга. Прямо "Бхагават-Гита" какая-то! Да будь я на месте Неба, не только бы не прекратил гневаться, услышав такое, но ещё и прибавил. Дабы неповадно было.

А туземцы слушают, раскрыв рты, как будто что-то понимают. Ну, хоть не переспрашивают, и на том спасибо.

– Тибинга недовольно фыркнул, будто ему сказали обидное слово. – "Нет. Мадлинда не такая. Люди думали так, как им сказали раньше в большом доме Хисторсы. Живущие в доме придумали сказать неправду про Мадлинду. Чтобы спрятать опасную вещь. Она играла с Гараглой". – "Играла!" – "Я говорил, – объяснил Тибинга. – Люди из большого дома говорили, что Хистосра не может умереть, потому что он сын Неба. И не говорили ни слова о том, что Хистосра жил как простой человек. Но тут говорившие ошиблись, одно слово всё-таки люди слышали. – Слово Мадлинда. – Он замолчал. – Имя жены Хистосры". – "Я не поняла", – Сапасхи удивилась, потом посмотрела на Ландангу и Тибингу.

Вот и я ничего не понял. Разве что про спрятанный ужин. Покормить меня вчера вечером забыли. И сегодня, похоже, не собираются. Может, они и правы, может, мне теперь и ни к чему, но я всё равно перекусил бы чем-нибудь. Авось, не так противно было бы всё это слушать.

– Это слово запомнили, – сказал Тибинга. – И Дадинча знал его. Спрятанный ужин говорит людям: смотрите Мадлинда – хорошая жена для Хистосры.

Ну, вот, теперь ещё и Дадинча какой-то! Который всё знал. Совсем как Фасимба. У них даже имена похожие – Фасимба и Дадинча. Хотя нет, это имя мне ещё что-то напоминает. Дадинча, Дадинча...

Постойте, а не да Винчи ли это часом? Там ещё и Ландарда был, который нарисовал спрятанный ужин. Точно – Леонардо да Винчи, исковерканный под местный диалект. И нарисовал он, между прочим, "Тайную вечерю". Тогда, получается, что Хистосра – это Христос. А большой дом Хистосры – христианская церковь. Ну, а кто же такая Мадлинда, жена Хистосры? Неужели?..

Нет, быть такого не может. Блудница Мария Магдалина – жена Иисуса Христа. Бред! Ересь! Хотя...

В тех сведениях, что передала мне Эллен, как раз и говорилось о том, что секта магдалинитов выступала против традиционного христианства. И называлась она... Да, именно так – Истинная святая церковь Иисуса Христа и Марии Магдалины. Их обоих. И вполне может статься, что сектанты считали Иисуса и Марию мужем и женой. И значит...

Значит, я всё-таки нашёл эту книгу! Ну, не совсем книгу, но текст, слова я слышал. Эх, записать бы, да руки связаны!

Чёрт, я ж совсем забыл! Мне сейчас не про книгу думать нужно! Меня же в жертву принести собрались. Совсем уже собрались. Фасимба закончил литературные чтения и направился в мою сторону. Опять загремели тамтамы. Кто-то услужливо сунул в руки вождю косу. Маленькую такую, чуть ли не вдвое меньшую, чем была у того парня, который меня поймал. Но перерезать горло нетрудно и такой. Эй, парень, ты это брось! Пошутили, и хватит. Слышишь?

– Племя Фасимбы! Небо больше не гневается на нас, – объявил вождь, потрясая косой. – Но Фасимба должен думать о будущем. И сейчас Фасимба подарит Небу этого чужака. Смотрите, люди Фасимбы! И пусть Небо тоже смотрит.

Тамтамы всё громче отбивали ритм дьявольского танца. Я сделал последнюю отчаянную попытку освободиться. Но путы за ночь нисколько не ослабли.

Нет, это уже совсем глупо – найти то, что искал, зачем прилетел на эту проклятую планету, вернуть надежду на свободу, на возвращение своего корабля, и тут же потерять всё. Нет, не хочу! Господи, когда-нибудь в другой раз, но только не сейчас! Ну, не Господь, так кто-нибудь ещё, хоть чёрт в юбке!

Но не я один обращался сейчас к высшим силам. И у Фасимбы получалось намного лучше, хотя бы потому, что рот его не был заткнут вонючей тряпкой. Да и не только поэтому. Если и есть кто-то, кто решает человеческие судьбы, то он скорее поможет этому дикарю. Потому что Фасимба верит, что его кто-то слышит. А я...

Я только теперь понял, что это не шутка. Что прямо сейчас всё закончится. Когда-то давно, я знал, что умру. Но потом выяснилось, что это вовсе не обязательно, что это не неизбежность, а всего лишь дело случая. И за тысячи лет привык думать, что со мной такой несчастный случай никогда не произойдёт. И забывал благодарить судьбу, бога, закон случайных чисел, наконец, за свою удачу. А дикарь не забывал. И сейчас он отблагодарит Небо, зарезав меня. А Небо примет его жертву. И правильно сделает.

– Смотри, Небо! – крикнул вождь, с торжественно-сосредоченным видом поднимая косу. – Тебе отдаёт чужака Фасимба.

И вдруг он опустил оружие и замер в недоумении.

Я повернул голову в ту сторону, куда смотрел вождь. Там под звуки тантама танцевала какая-то светловолосая женщина. Впрочем, звуки тут же стихли, видимо, музыканты тоже не ожидали такого поворота дела. Но танец продолжался. В нём чувствовалось что-то знакомое, но лишь когда женщина повернулась лицом, я узнал и танец, и саму исполнительницу.

Эллен! Разумеется, это могла быть только она. А я мог бы сразу догадаться. И по фигуре, слишком тонкой и грациозной для туземок. И по золотистым волосам. У местных женщин волос на голове не больше, чем у мужчин. И даже шоковое состояние не может извинить мою бестолковость. Не узнать Эллен – это ж надо!

Мне бы очень хотелось узнать, как она здесь оказалась, но сейчас явно не время для проявления любопытства. Своим появлением она отвлекла вождя, и я уже начал догадываться, что случится дальше. Это был особый танец. Я и не предполагал, что его умеет исполнять кто-либо другой, кроме Жриц Наслаждения с Розы Долороса. Но у Эллен получалось ничуть не хуже.

Фасимба забыл обо всём на свете и жадно ловил каждое движение, каждый изгиб тела танцовщицы. Благо, одежда женщины позволял насладиться ими в полной мере. Мне-то уже приходилось видеть умопомрачительные фасоны платьев Эллен, а каково сейчас было дикарю? Танцовщица приближалась всё ближе и ближе, и Фасимба наверняка уже учуял божественный аромат, исходящий от белоснежной, нежнейшей кожи, так ненадёжно скрытой под тонким слоем кристаллошёлка.

Смешно сказать, я всё знал про Эллен, но сейчас хотел её, хотел больше, чем в первую нашу встречу. А дикарь... его мне было просто жаль.

– Кто ты? – прохрипел Фасимба, находившийся на грани обморока.

– Неужели ты не узнал меня? – остановившись, рассмеялась Эллен. И её звонкий, мелодичный, чуть холодноватый смех только усилил мучения туземца. – Я – Элейла, дочь Неба. Ты звал меня, и я пришла.

И сейчас, глядя на неё, я готов был поверить этим словам. А уж для Фасимбы, всю жизнь общавшегося с невзрачными, неуклюжими самками своего племени, и вовсе не могло возникнуть никаких сомнений.

– Ты... пришла... ко мне? – выдавил из себя ошеломлённый дикарь.

– Я пришла на твой зов, – поправила она.

Но Фасимба-то имел в виду не это. И тут же уточнил:

– Ты будешь... моей женщиной?

Да, просто так в вожди не пробиваются даже на отсталых планетах. Туземец на удивление быстро сориентировался и даже сам попытался перейти в наступление. Но и Эллен оказалась готова к этому вопросу.

– Я отвечу на твой вопрос позже, – величественно и бесстрастно, как на дипломатическом приёме, произнесла она. – Сначала ты должен отпустить моего слугу.

– Это твой слуга? – растерялся вождь.

– А чей же?! Разве ты не заметил, что он не похож на людей твоего племени?

– Но... но почему он не сказал, что служит дочери Неба? – виновато пробурчал Фасимба.

– А как он может что-то сказать, если ты заткнул ему рот? – усмехнулась Эллен и тут же приняла суровый вид. – Немедленно отпусти его!

Спорить вождь не посмел. Перспектива стать возлюбленным дочери Неба перевешивала неприятную обязанность выполнять её приказы. Он только робко спросил.

– А он не убежит?

– Он не может уйти без меня. Иначе его бы здесь давно не было. – Забавно, среди всей этой божественной галиматьи вдруг прозвучала почти правда. – Вытащи скорей изо рта моего слуги эту тряпку! Я хочу поговорить с ним.

Фасимба молча повиновался. То есть, подал знак своим слугам, и я после долгого перерыва обрёл дар речи. И первым делом замысловато выругался.

– Что он говорит? – немедленно поинтересовался Фасимба.

– Он благодарит тебя и просит отойти в сторону, – перевела Эллен, едва сдерживая смех. – Мы должны обсудить с ним небесные дела, о которых людям знать не положено.

Дикарь неохотно отошёл на несколько шагов. Эллен оглянулась и строго посмотрела на него. Вождь вынужден был продолжить отступление.

– Ну, как ты? – быстро спросила она, как только убедилась, что Фасимба не сможет нас подслушать. Как мне показалось, спросила с неподдельной тревогой.

– Спасибо, уже лучше, – честно признался я. – Но как ты здесь очутилась?

– Не сейчас, Грэм, – нетерпеливо скривила губы Эллен. – Нельзя мне это чудо надолго одного оставлять. Пока у Фасимбы в голове одна мысль, да и та про меня, постараюсь как можно больше обещаний из него вытянуть. А потом уже поздно отказываться будет.

Я удивлённо посмотрел на Эллен. Неужели она в самом деле собирается переспать с дикарём?

– Ты... – начал было я, но осёкся под её ледяным взглядом.

– Что?

А действительно, мне-то что за дело? Или так – неужели у меня нет других дел, кроме как обсуждать её личную жизнь? Но этот проклятый, этот волшебный танец и у меня в голове всё опустошил. Что-то ведь я должен ей сказать, что я знаю, а она – ещё нет... Или да?.. Ах, да! Дадинча!