Текст книги "Фронтовые повести"
Автор книги: Адий Шарипов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)
Рассказ Вали заставил Владимира задуматься.
– Ты же сама немного работала там. Знала ты этого переводчика? Что он собой представляет?
Ничего определенного об этом человеке Валя сказать не могла. В то время она на каждого, кто пошел служить к немцам, смотрела как на предателя. Такое же отношение было у нее и к тихому вежливому переводчику. Она всячески избегала разговоров с ним, хотя он неизменно здоровался с Валей, видимо, помня тот день, когда она впервые пришла наниматься на завод. А что сказать о переводчике сейчас? У Вали сложилось твердое убеждение, что он сам пошел на службу и служит добросовестно.
– Плохо, – озабоченно сказал Володя. – Но Нина сама говорила мне, что ненавидит какую-то официантку, которая путается с немецкими офицерами.
– Да, я знаю. Работали вместе. Девка похожа на цыганку. С Ниной они уже ругались.
– Ладно, это тебя не должно беспокоить, – оборвал Володя неприятный разговор. – У тебя сейчас самое главное – вот, – и он указал на карту. – Ты же понимаешь, что кроме тебя ее некому заполнить. Давай, принимайся. Это будет самое лучшее, чем мы можем сейчас помочь нашим под Москвой.
Генерал Рихтер был немногословным человеком. Подчиненные, однако, знали всю силу «красноречия» его медлительного взгляда. Генеральский взгляд умел приказывать, налагать взыскания, а также награждать. И офицеры штаба научились превосходно расшифровывать все оттенки настроения своего молчаливого шефа.
Валя не попала в число тех, кого генерал обычно отличал в большой толпе своих подчиненных. И все же, начиная с того дня, когда она впервые доставила генералу ужин на аэродром, Валя стала замечать, что холодный взгляд Рихтера ужо не минует ее, словно бездушную вещь привычной обстановки. А раз так, к ней сразу же изменилось и отношение штабных работников. Особенно это было заметно по поведению адъютанта. И Валя решила воспользоваться этим. Однажды она попросила адъютанта, чтобы он позволил ей взять помощницу. Работы на кухне становится все больше, пожаловалась Валя, и она боится своей нерасторопностью навлечь на себя недовольство генерала. Адъютант помялся, но согласился. Валя успокоила его, что в помощницы возьмет свою двоюродную сестренку.
Через несколько дней Валя повезла на аэродром богато приготовленный обед. Рядом с ней в генеральской машине ехала «помощница» – Майя Белкина.
Докладывая о своем очередном успехе, Валя пошутила:
– Володя, ты что-то говорил о трех аршинах под землей!
Удача с Майей Белкиной доставила радость не одному Володе. Иметь двух своих людей на важной вражеской авиабазе – об этом можно только мечтать! Алтай немедленно отправил сообщение в партизанский отряд. Оттуда отвечали, что в назначенный день в Велиславль явится человек за обещанной картой. Напоминание о карте словно подстегнуло группу.
– Под землю вам заглядывать пока незачем, – сказал Володя. – Может быть, потом, со временем, пока же получше рассмотрите то, что на земле.
И вот черная генеральская машина летит по прямой дороге. Солдат за рулем смотрит прямо перед собой. Валя, покачиваясь на мягком сиденье, рассеянно поглядывает в окошко. Пока что все знакомо и привычно: высокие сосны, снег на ветках, изредка над самым лесом пролетит ворона. Далеко впереди показывается шлагбаум контрольно-пропускного пункта. Солдаты, завидев машину, суетятся. Полосатый брус, перекрывающий дорогу, медленно ползет вверх. Машина, не сбавляя скорости, проносится мимо. Валя успевает заметить легкий пар от дыхания караульного солдата. Она незаметно подталкивает Майю в бок. Начинается территория авиационной базы. Теперь надо быть внимательной.
Аэродром жил своей обычной напряженной жизнью. Девушки видели, как к темно-зеленому «юнкерсу» подкатила тележка с бомбами. Затем раздалась какая-то команда, взлетела ракета, и солдат-стартер замахал флажками, завывая моторами, бомбардировщик вырулил на взлетной полосу. Валя машинально отметила, что на фюзеляже самолета крупно нарисованы буква и цифра: ф 5. Видимо, это тоже важно.
Описав широкий полукруг, машина подкатывает к зданию штаба. На бетонке, присыпанной снежком, остается четкий автомобильный след.
Вылезая из машины и забирая судки с обедом, Валя шепнула подруге:
– Считай с левой стороны.
Обед генерала затянулся. Майя успела не только сосчитать количество самолетов на левой стороне аэродрома. Дожидаясь Валю, она понемногу вглядывалась в суетливую жизнь вражеской авиабазы. Тяжелые военные грузовики везут что-то со склада на аэродром. Из вагонов быстро выгружают какие-то ящики и мешки. Девушка заметила, что на ящиках намалеваны большие черные орлы. Искусно прикрытые деревьями, тянутся в лес три железнодорожных колеи. Это тоже надо бы запомнить… Чуть поодаль, в секторах, идут ремонтные работы. В другой стороне слышатся свистки фельдфебеля, проводящего учение с солдатами. И, покрывая все звуки, ревут моторы самолетов.
Мглистое небо низко висело над землей. Вдали, там, где чернела кромка леса, оно, казалось, задевало верхушки столетних сосен. Нудно принимался сыпать редкий колючий снежок. Холодный ветер, гулявший на открытом пространстве авиабазы, крутил поземку, забивая снегом щели между огромными бетонными плитами. В этом году осеннее ненастье быстро сменилось резкими холодами. Ожидалось, что зима будет суровой и долгой, с лютыми трескучими морозами.
Медленно тянулись минуты ожидания. Наблюдая за жизнью авиабазы, Майя совсем забыла о том, что сидит в машине не одна, – настолько тих и неподвижен был замерший на своем месте истукан-шофер. Неожиданно в нагретой машине раздался громкий человеческий вздох, и водитель зашевелился. Он залез в карман шинели, достал пачку сигарет. Опустив на своей стороне стекло, прикурил и стал украдкой выдувать табачный дым в окошко. Его бритая крестьянская шея покраснела от удовольствия. Взглянув в зеркальце над ветровым стеклом, Майя поймала настороженный взгляд, – солдат боялся ее, как свидетельницы его вольности. Майя сделала равнодушное лицо и отвернулась.
Из-за угла штаба, держась руками за стынущие уши, выбежал офицер. Завидев его, водитель скомкал в кулаке горящую сигарету и положил обе руки на баранку. Топая сапогами, чтобы сбить налипший снег, офицер взбежал на крыльцо и в дверях посторонился – из штаба с пустыми судками в руках показалась Валя. Она свалилась на сиденье рядом с Майей и устало проговорила: – Поехали.
Машина понеслась в город.
Вернувшись с аэродрома, девушки нетерпеливо развернули хрустящую карту. Майя была удивлена, что, занятая своими делами, Валя сумела заметить многое из того, на что она не обратила внимания. На карту легли обозначения штаба и казарм, складов и мастерских, расположение зениток и прожекторов.
День за днем составляли точный и подробный план авиабазы. Девушки наносили на карту авиационные ангары, дома офицеров и летного состава, управление технического обслуживания, аварийную службу, склады горючего, смазочных материалов, боеприпасов, оборудования и продовольствия, строительный батальон, клуб, казино, кинозал.
Постоянно прислушиваясь к тому, о чем разговаривали офицеры, Валя узнала, что командиры фронтовых частей все свои заявки о поддержке «люфтваффе» направляли в пункт управления авиацией. С общего командного пункта приказ поступал на базу. Через некоторое время на фронтовые участки, где требовалась поддержка авиации, вылетали бомбардировщики и истребители, экипажи которых дежурили на аэродроме в кабинах самолетов.
Иногда на авиабазу поступали более серьезные заявки– с командного пункта штаба 2-го воздушного флота генерал-фельдмаршала Кессельринга или же из штаба группы армий «Центр». Тогда на аэродроме начиналась лихорадочная спешка. Офицеры, подгоняемые короткими приказами генерала и его ледяными взглядами, нервничали. Шла заправка самолетов горючим, подвешивались бомбы. Тяжелые машины разгонялись и, оторвавшись от земли, уходили в сторону русской столицы.
Всякий раз, когда Вале приходилось наблюдать за взлетом до предела загруженных самолетов, она представляла себе запомнившиеся улицы и площади Москвы. Ведь это для них предназначался смертельный бомбовый груз в отсеках вражеских машин. Есть ли у Москвы достаточно сильное воздушное прикрытие? Хоть бы зенитчики стреляли поточней!
Налеты немецкой авиации на советскую столицу не проходили безнаказанно. Иногда Вале приходилось видеть, как бомбардировочные эскадры возвращались на базу. В действие приходила сложная система сигнализации – ракетами и наземными огнями. Первыми на самом отдаленном поле приземлялись истребители прикрытия. Затем, рокоча моторами, утомленно плюхались бомбардировщики. И вот в эти минуты Валя испытывала радость, убеждаясь в том, насколько поредел строй вражеских машин, в каком потрепанном виде добирались до своей базы некоторые самолеты. Часто, очень часто к выруливавшим на стоянку бомбардировщикам спешили санитарные машины, из люков вытаскивали трупы убитых летчиков. Нет, советская столица дралась и наносила вражеским стервятникам ощутимый урон! И эти свидетельства несгибаемого мужества защитников Москвы придавали Вале и ее товарищам новые силы.
Теперь, взглянув на карту, испещренную условными обозначениями, любой специалист мог с точностью определить, что у немцев действует мощная авиабаза с первоклассным постоянным аэродромом, обладающим большой пропускной способностью. Четко обозначены были все три зоны аэродрома – летная, служебная и жилая. В летной зоне видны были границы летного поля, места стоянок самолетов, районы воздушных подходов, две пересекающихся бетонированных полосы для взлета и посадки. Девушки заметили также, что с наступлением зимы немцы используют сборные покрытия из металлических решеток, по которым взлетают самолеты. Они выяснили, что служебная зона, связанная с железной дорогой трехколенной веткой, имеет командно-диспетчерский пункт. В заключение Валя приблизительно раскрыла строго секретную светосигнальную систему аэродрома, указав расположение прожекторов, огней приближения, световых посадочных знаков и заградительного огня. Недаром же она так внимательно наблюдала за взлетом и посадками немецких бомбардировщиков.
Однажды адъютант отменил поездку девушек на аэродром. Не смогли они поехать и на следующий день. Валя забеспокоилась, не зная, чем объяснить неожиданный запрет. Выяснилось, что в эти дни на базу прилетал из Германии майор фон Бюлов, адъютант Гитлера по авиационным вопросам. Но его приезд уже не мог помешать подпольщикам. Вместе с Володей они нанесли на карту последние обозначения, причем Володя настоял, чтобы указать расположение вагоноремонтного завода, а главное – тот угол заводского двора, где недавно были составлены и укрыты брезентом новенькие станки, прибывшие из Германии.
– Новые станки? – удивилась Валя. – Зачем они понадобились? Им что, старых не хватает?
– Не хватает, – кивнул Володя. – Немцы хотят расширить завод. Через наш город идет основной поток военных грузов под Москву. На фронте немцы нервничают, что срываются поставки. А срываются они потому, что не хватает порожняка. Чтобы отремонтировать вагон, его нужно гнать в Германию. Время-то идет. Теперь они рассчитывают ремонтировать их здесь, у нас.
– Обозначь-ка тогда этот угол со станками позаметнее, – попросила Валя, рассматривая разрисованную карту.
– Поймут и так, – заметил Володя и аккуратно свернул приготовленную карту. – Где Майя? Уснула? Буднее. Пора трогаться.
– Жалко будить. Совсем вымоталась девчонка. Володя взглянул на часы.
– Ничего не попишешь. Буди. Времени в обрез. Я провожу ее.
С тех пор, как Майе Белкиной удалось устроиться помощницей к Вале, она снова стала жить у своего дяди Ильи Филипповича в переулке Нижнем. Переулок был глухой, огородами выходивший на пустырь. Провожая ее, Володя еще раз предупредил, что за картой явится связной. Он может прийти в любое время суток, скорее всего ночью. Пароль связного: «Веер».
– Запомнишь? – спросил Володя.
– На стенке вон напиши! – сердито ответила Майя. В темноте Володя не видел ее лица. Девушка шагала быстро, словно желая поскорее избавиться от своего провожатого. «Обиделась?»– подумал он. Но даже это не омрачило его радостного настроения. День выдался особенно удачный. Помимо завершения работы над картой, Володя узнал новость, которая касалась дальнейшего расширения подпольной деятельности: из леса сообщили, что с Большой земли получена долгожданная шифровка. Все данные документа, переданные Рудольфом, немцем из Петровки, подтвердились полностью. Этому человеку следовало доверять и привлекать его к активной работе…
Илья Филиппович Орлов спать ложился рано. С приходом немцев эта привычка оказалась как нельзя более кстати. Во-первых, экономия керосина, которого теперь нельзя было достать ни за какие деньги, во-вторых, и это, пожалуй, главное, хозяева дома, где понапрасну не засиживаются допоздна, вызывали меньше подозрений у полиции.
Поздним вечером, когда в доме уже спали, Майя проснулась от громкого стука в дверь. Встав с постели, дядя подошел к окну, приподнял занавеску. Стук повторился еще настойчивей и громче.
Не открывая, Илья Филиппович спросил:
– Кого там бог прислал?
– Открывай! – грубо потребовал незнакомый голос– Полиция.
У Майи перехватило дыхание. Что привело их в тихий, уснувший дом? А может быть, за домом уже давно налажена слежка? Пока растерянный Илья Филиппович топтался в сенках, Майя сунула руку под подушку, где она хранила драгоценную карту. А вдруг обыск? Если полиция найдет карту, это гибель, причем не только ей одной, но и всем. Порвать? Выбросить? Но ведь столько затрачено труда! И эту карту так ждут, она так необходима нашим летчикам!
– Да открывай же! – гудел с улицы голос. В дверь грубо пнули ногой.
Илья Филиппович загремел задвижкой.
«Все! – мелькнуло в голове Майи. – Поздно!» Она сунула карту под рубашку и, натянув одеяло, затаилась. Придется сказаться больной. Дядя знает, что она прячет под подушкой. Если вдруг начнется обыск, он догадается перенести ее на другую кровать. Надежда, правда, слабенькая, но ничего другого не оставалось.
В темных сенях хлопнула дверь. Кто-то вошел с улицы.
– Стучишь, стучишь… – недовольно выговаривал человек, требовавший открыть.
– Извините… Больные в доме. «Молодец дядя!» – похвалила Майя.
– Свети, – приказал вошедший. – Не стоять же здесь! Показывай куда идти.
Дверь распахнулась, и на пороге показался громадного роста человек с винтовкой. При свете лампы Майя разглядела на рукаве ночного гостя белую повязку. Это был самый обычный городской полицай, вооруженный трофейной русской трехлинейкой.
Загораживая ладонью свет, Илья Филиппович разглядывал неожиданного посетителя. Полицай был в подпитии и угрюмо шарил по углам глазами.
– Кто еще в доме? – спросил полицай.
– Племянница. – Илья Филиппович переступил босыми ногами на холодном полу.
– Вижу, – процедил сквозь зубы страж порядка.
Он скользнул глазами по затаившейся под одеялом девушке, плотнее прикрыл дверь и уселся за стол, поставив винтовку между колен.
«Что привело его? – недоумевала Майя, со страхом наблюдая за ним. – И почему один?» Обычно полиция вваливалась целой оравой. И все же ни дядя, ни мало что соображавшая Майя не ждали от одинокого полицая ничего хорошего. Поэтому они не поверили своим ушам, когда ночной гость вдруг произнес: «Веер». С минуту в комнате стояло напряженное молчание.
– Простите… – проговорила наконец Майя, спуская с постели ноги.
Полицейский, дружелюбно поглядев на изумленных хозяев, снова, но уже мягче, повторил условный пароль.
– Господи… – только и проговорила Майя, переводя дух.
– Дайте-ка напиться, – попросил полицейский, поставив к стене винтовку. Он стянул с головы шапку и приготовился передохнуть как человек, проделавший трудный путь.
Илья Филиппович схватил ковшик и направился в сени, полицейский окликнул его:
– Простынешь. Надень хоть калоши, – и указал на его босые ноги.
– А ведь и то правда! – спохватился Илья Филиппович, доставая с печки подшитые валенки. – Напугал-то, черт! Я уж и вправду подумал – полиция.
Полицейский жадно вытянул целый ковш ледяной воды.
– Может, еще? – спросил Илья Филиппович, желая угодить гостю.
Полицейский искоса взглянул на него.
– Шутишь, дядя? Давайте-ка, что у вас там. Долго сидеть некогда.
– Служба?
– Дела, – ответил полицейский.
Майя нырнула под одеяло и, покраснев, попросила:
– Отвернитесь, пожалуйста!
Гость изумился, но послушно переместил на табуретке свое большое тело.
– Вот еще! – проговорил он, удивляясь непонятной прихоти молодой хозяйки.
Достав карту, Майя протянула ее полицейскому.
– Пойду, – густым голосом проговорил он, натягивая шапку и вскидывая винтовку на плечо.
Спросить о чем-либо посланца Майя не имела права, однако изумление ее было так велико, что даже провожая уходившего в ночь связного, она все время таращила глаза на ненавистную белую повязку – клеймо иуды.
Впоследствии она узнала, что связным, приходившим ночной порой на квартиру за картой, был комсомолец Сергей Стародубов, по заданию подпольщиков поступивший на работу в полицию.
Чтобы получить нарукавную повязку полицая, следовало задобрить секретаря волостной управы. И хоть Сергей знал, что секретарем работает тоже подпольщик, его бывший учитель Михаил Тарусин, он стал добиваться благосклонности начальства: «сунул» ему через знакомого полицейского взятку – сто оккупационных марок. Взятка «возымела действие». Тарусин сам продиктовал ему подробную анкету: где учился, работал. Затем Сергей написал заявление: «Желаю служить великой Германии…»
– Черт знает что! – выругался он, с отвращением бросая ручку.
– Пиши-пиши, не болтай! – прикрикнул на него секретарь управы.
– Как только наши двинутся, нам же первым соседи головы поснимают!
– Глупости ты говоришь, – упрекнул своего ученика бывший учитель Михаил Тарусин, разбирая накопившиеся на столе бумаги. – Кому положено, те о нас все знают.
– А до того времени не укокают?
Не поднимая головы, Тарусин спокойно ответил:
– Могут.
«Шутит?»– удивился Сергей, поглядывая на невозмутимого чиновника. Но Тарусин не был расположен к шуткам.
– Не в дом же отдыха устраиваешься, – сказал он новоиспеченному полицаю. – Сам понимать должен.
– Да я ничего, – забормотал Сергей. – Обидно все же от своих гибнуть.
– Иди слушай, ступай! – поморщился Тарусин. – Некогда мне с тобой…
В тоне секретаря волостной управы прозвучали знакомые учительские нотки.
– С завтрашнего дня на работу, – предупредил он Сергея, когда тот направился к двери. – И учти – к начальству отвыкай соваться. А то привыкли: «Михал Андреич, Михал Андреич»… Я теперь для вас не Михал Андреич, а… словом, сам понимать должен. Власть переменилась! – Не выдержав, он подмигнул Сергею. – Трепет, трепет должны испытывать перед начальством! Ясно?.. А теперь – шагом марш! Когда понадобишься, сам вызову.
У секретаря управы забот по горло. Немецкие власти требовали исправного взимания налогов, присылали разнарядки на сбор среди населения теплых вещей, постоянно напоминали, что великой Германии требуются рабочие руки. День Михаила Тарусина проходил на глазах односельчан: он исправно нес свою службу. Однако с наступлением темноты, когда деревня погружалась в сон, секретарь управы собирал своих тайных единомышленников. Подпольная организация начинала действовать.
Михаил Тарусин начал сколачивание своей группы с того, что спрятал у себя радиоприемник. Собираясь у него по ночам, ребята слушали и записывали сводки Советского информбюро. Наутро полицейские с руганью сдирали со стен рукописные листовки, в которых рассказывалось о положении на фронте. Скоро таким же ревностным сдирателем собственных листовок стал и полицейский Сергей Стародубов.
Белая повязка помогла Сергею беспрепятственно посещать Велиславль. Той ночью, вломившись в уснувший домик Орлова, комсомолец Стародубов благополучно вынес драгоценную карту из города, пришел в Березовку и передал ее дальше по цепочке. Из партизанского отряда карта была немедленно переправлена на Большую землю и вскоре легла на стол Героя Советского Союза М. И. Громова, прославленного советского летчика, командующего воздушной армией.
В ближайшую же ночь небо над Велиславлем задрожало от гула тяжелых бомбардировщиков. Со стороны вокзала залаял скорострельный зенитный пулемет. Захлопали зенитки. По небу беспорядочно заметались щупальца прожекторов. Грозный гул надолго повис над городом. Затем послышались методические гулкие взрывы. Это рвались на аэродроме тяжелые бомбы. На этот раз смертоносный груз с советских бомбардировщиков ложился точно в намеченные цели. Горели казармы, высоко в небе полыхнуло пламя над складом авиационного бензина. На вспаханном бомбами летном поле взрывались заправленные, готовые к вылету тяжелые машины.
На город поползли клубы черного маслянистого дыма. Он смешался с густым султаном гари, поднявшимся над территорией вагоноремонтного завода.
Ночные налеты советских бомбардировщиков случались и прежде, и население Велиславля уже привыкло к глухим взрывам бомб, к стрекоту пулеметов и выстрелам зениток. Ничего особенного как будто не произошло и нынешней ночью. И лишь несколько человек, посвященных в тайну, с замиранием сердца прислушивались к звукам бомбежки. Вале казалось даже, что отдаленные взрывы на этот раз совсем не похожи на те, что ей приходилось слышать раньше. Ей мерещился скрежет искусно замаскированных целей, поражаемых тяжелыми фугасками. Она едва дождалась наступления дня.
Приготовив обед, Валя с нетерпением ждала вызова. И вот наконец подана генеральская машина. С привычной ношей, по привычной дороге Валя мчится на знакомую авиабазу. Однако то, что открылось ее глазам, ничуть не напоминало привычную картину.
Сегодняшний ночной налет причинил оккупантам огромный ущерб. Валя слышала, как сокрушались штабные офицеры. По их подсчетам крупная база стратегической авиации вышла из строя самое малое на неделю. И это в самый разгар боев у стен русской столицы!
Аскетическое лицо генерала Рихтера выглядело изможденным. Валя старалась не показываться ему на глаза. Она боялась, что ледяной взгляд генерала проникнет в ее мысли и угадает ее большую затаенную радость. Когда она своими глазами увидела разбитый аэродром, исковерканные самолеты, взорванные склады, Валя впервые ощутила глубокое удовлетворение, как человек, закончивший нелегкую, но чрезвычайно полезную работу.
Да, работа далась нелегко, но результаты были поразительными. В штабе говорили, что сгорело больше двадцати бомбардировщиков, примерно столько же серьезно повреждено. Несколько вражеских самолетов было сбито в тот момент, когда они собирались взлетать.
Обедая с офицерами штаба, генерал Рихтер выразил удивление, что на этот раз ни одной бомбы не упало на ложный аэродром. Офицеры удрученно молчали. Только один из них осторожно произнес:
– Да, похоже, что удар кем-то скорректирован…
Продолжения разговора Валя не слышала, но она поняла, что с нынешнего дня ее работа становится особенно опасной.
Удача подпольной организации, позволившая вывести из строя крупную базу стратегической авиации, насторожила гестапо. Привыкшие заглядывать в суть явлений, гестаповские офицеры нисколько не сомневались, что поразительная точность попаданий объясняется не чем иным, как незаметной, скрупулезной подготовительной работой. И в этом случае приходилось сделать неутешительный вывод: под самым носом немецких карательных органов русские сумели наладить весьма результативную деятельность своих разведывательных групп.
Если генерал Рихтер мог лишь констатировать разрушительную работу советских бомбардировщиков, то руководитель гестапо города Велиславля Зихерт обязан был обрисовать причины такого невиданного успеха русских. Берлин, как это сразу почувствовал Зихерт, реагировал нервно: последние месяцы на Восточном фронте не принесли ожидаемых успехов, и в той напряженной обстановке, которая складывалась под Москвой, важна была любая мелочь. А Зихерт, хоть и не считал себя армейским стратегом, все же прекрасно понимал, что значило вывести из строя целую авиационную базу.
Опыт прежней работы подсказывал руководителю гестапо, что на оккупированной территории неизменно поднимают голову силы сопротивления. Стремясь парализовать подпольную деятельность в самом зародыше, Зихерт с первых же дней установил в захваченном городе жесточайший террор. Он взыскивал и с жандармерии, и с окружной полиции, и все же, как пришлось убедиться, страх оказался бессильным подавить способность русских к борьбе. Зихерт вынужден был признать существование в городе девственных подпольных групп. Теперь предстояла долгая, изнурительная борьба. Начинался хитрый, неторопливый поединок. Зихерт был опытным гестаповцем и понимал всю тяжесть этого поединка. Полностью отдавали себе отчет в трудностях своей дальнейшей работы и подпольщики. Удачное начало воодушевило их, а вскоре разразилось событие, прогремевшее на весь мир.
Новый год гитлеровцы намеревались праздновать в Москве. Среди офицеров тылового штаба генерал-фельдмаршала фон Клюге, разместившегося в Велиславле, ходили разговоры о том, что войска группы «Центр» наносят последние сокрушительные удары по русской столице из районов Можайска и Серпухова. Немецкая солдатня горланила:
– Мы идем на восток, на восток!
Геббельсовская пропаганда подстегивала: «Солдаты! Последний удар – и за вами победа!», «Завоеватели мира! Ускорьте шаг! Фюрер приглашает вас в Москву!».
Способность русских к сопротивлению исчислялась днями. На восточный фронт прибыли сотни вагонов с вином из Франции и Германии. Счастливый миг победы ощутимо реял над полчищами стынущих в снегах захватчиков. Желанная цель была близка. В простой полевой бинокль немецкие офицеры разглядывали улицы осажденного города.
И вдруг над войсками, маршировавшими в свое время по городам Дании и Норвегии, по площадям Парижа, Гааги и Брюсселя, разразилась катастрофа. Случилось то, чего никто из гитлеровских стратегов не ожидал. Русский фронт, обескровленный, прижатый к самым стенам Москвы, ожил. Началось беспримерное наступление «чудом воскресшей» армии Советов.
Спесивый генерал фон Клюге под Малоярославцем едва не попал в плен вместе со своим штабом. Взбешенный, вернулся он в Велиславль. Его войска под мощными ударами наступающих неудержимо откатывались назад, панически отдавая города и села. Снова ожило шоссе, пропуская потрепанные в боях части «завоевателей мира». Через аэродром, кое-как приведенный в порядок, вывозили раненых и обмороженных офицеров.
Тыловой Велиславль вновь стал прифронтовым городом.
В головах немецких офицеров никак не укладывался размер постигшей армию катастрофы. Ведь победа была так близка! Что же произошло? Как это вообще могло случиться? Уж не судьба ли Наполеона поднялась из мрачных заснеженных полей Подмосковья?
Генерал Блюментрит, начальник штаба 4-й армии, впоследствии писал:
«Страх за свою судьбу охватил не только часть войск, но и многих представителей командования. То там, то здесь выражались сомнения в способностях политических и военных руководителей. К моральному кризису в войсках прибавился моральный кризис среди командования. Появилось сомнение в возможности вообще удержать огромный фронт силами все более слабеющих соединений при условии, когда почти не имелось резервов и не было серьезных оборонительных рубежей.
В войсках теперь с возмущением вспоминали напыщенные заявления немецкого министерства пропаганды.
Глубоко в нашем тылу, в огромных лесах и болотистых районах, начали действовать первые партизанские отряды. У нас не было достаточных сил и средств для борьбы с ними. Они нападали на транспортные колонны и поезда с предметами снабжения, заставляя наши войска на фронте терпеть большие лишения».
Вторично, как и в 1812 году, от стен Москвы начался трагический исход завоевателей. «Меч возмездия был обнажен, – писал гитлеровский генерал Типпельскирх. – Быстротечная операция, в ходе которой Советская Россия должна была быть побеждена, – провалилась…»
Жизнь прифронтового города, каким снова стал с недавних пор Велиславль, усложняла работу подпольщиков. Жестокая рука карательных органов становилась все ощутимей. Гестапо терпеливо ждало момента, когда неопытность кого-либо из подпольщиков позволит уцепиться хотя бы за кончик ниточки.
Руководитель гестапо Зихерт не был обескуражен неудачей немецких армий под Москвой. Война есть война, размышлял он, хотя провал хвастливых заверений Гитлера плохо вязался с привычными представлениями о божественной миссии фюрера. В минуты откровенности Зихерт вынужден был признаться, что и сам он во многом попадал под влияние официальной пропаганды. Этим он в какой-то мере объяснял свою досадную оплошность в борьбе с подпольем в Велиславле. Как и все, он с нетерпением ждал известий о падении Москвы и рассуждал примерно так: глупо, в самом деле, надеяться на жалкие силы партизан, если главный город страны вот-вот падет! Зихерт прекрасно знал, что на русскую столицу нацелены самые отборные, самые боеспособные части немецких вооруженных сил. Их возглавляют наиболее опытные военачальники. А чем располагают русские? В своем отчаянном сопротивлении они в состоянии лишь на немного отсрочить свой последний час. Шутка сказать – имея приказ фюрера о захвате Москвы, немецкие войска получили тройное превосходство в танках и полуторное в артиллерии!
Удивительное контрнаступление русских под Москвой поставило Зихерта перед серьезными размышлениями. Он понял, что противник еще силен, обладает какими-то скрытыми, неучтенными ранее резервами. А по мере того, как будет складываться борьба на фронте, возрастет и напряжение в городе. И вот это больше всего беспокоило опытного гестаповца.
После того, как перед самым Новым годом советские войска освободили Калугу – южные ворота столицы – и вбили мощный клин между армией фон Клюге и танковой армией Гудериана, Зихерт понял, что поединок его с подпольными силами вступил в решающую стадию.
Откатившись от Москвы, немецкие войска намеревались спокойно перезимовать и сосредоточить силы для летнего наступления. Однако и в глубоком тылу их ждало фронтовое напряжение. Весть о разгроме под Москвой неудержимой волной прокатилась по районам, захваченным фашистами. Население все активнее поднималось на борьбу с поработителями.
В такой напряженной войне, когда фронт протянулся на несколько тысяч километров, от Баренцева моря до Черного, при такой сосредоточенности огромных сил важное значение приобретала любая мелочь: вовремя не поданный под погрузку порожняк срывал график передислокации воинских частей, взорванный эшелон с горючим задерживал на аэродроме самолеты, замеченная переброска танков и пехоты позволяла советскому командованию разгадать скрытый замысел противника и своевременно принять меры. В таких войнах накапливание мелочей вело в конце концов к выигрышу больших сражений.
