Текст книги "Фронтовые повести"
Автор книги: Адий Шарипов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)
Ася призналась, что машина принадлежит коменданту города Хольберу. Да, это он сам любезно подвез ее к дому. Да, она с ним знакома. И вообще… Но тут заносчивость ее пропала: она расплакалась, призналась, что ей невмоготу было переносить постоянные приставания офицеров. Каждый из них почему-то считал ее чем-то вроде вещи, у которой нет хозяина. Поэтому, когда на нее случайно обратил внимание Хольбер, заезжавший зачем-то в железнодорожную комендатуру, она не стала привередничать. Не обошлось тут и без угроз…
Сестренка плакала, уткнув лицо в колени Вали. Все ее худенькое тело сотрясалось. Валя, слушая эти горькие признания, машинально гладила ее по спине. Она молчала. Да и что в таких случаях скажешь? Ругаться на нее и грозить? Стыдить? Толку-то. Она чувствовала себя убитой, лишенной сил. Иногда ей казалось, что это сон, нелепый и страшный сон, и стоит только сделать над собой усилие, как все прояснится и станет на свои места. Но ведь не отмахнешься же так просто от стоявшего в ушах шума подъехавшей машины и громкого стука захлопнувшейся дверцы, не забудешь истуканом сидевшего за рулем немецкого солдата, и уж, конечно, не призрак в высокой офицерской фуражке померещился ей в глубине черной машины!
Да, так, видимо, и было, как рассказывала Ася, но ведь от этого не легче!
Всхлипывания стали тише, Ася подняла голову и кулачонками, как обиженный ребенок, принялась утирать мокрые щеки. От этого ребячьего жеста у Вали больно сжалось сердце. А Ася, будто утешая ее, вдруг залепетала, что Хольбер, в общем-то, не такой уж плохой, он, в общем-то, лучше, чем все эти вокруг…
Зачем она говорила, зачем она оправдывалась? Валя готова была закричать, затопать ногами, броситься с кулаками.
– Хватит! – сказала она, преодолевая свое желание. – Ложись спать. Поздно уже.
Посмотреть Вале прямо в глаза у Аси не хватило сил.
Той ночью Валя почти не спала. Она вспомнила, как отец, садясь в эшелон, наказывал ей смотреть за младшей сестренкой – ведь она старшая, а значит, должна быть Асе за отца и за мать. И вот… Поднявшись, чтобы напиться, Валя долго стояла у изголовья Аси. Сестра спала беспокойно разметавшись. Сейчас, во сне, она была похожа на ту девчонку, которую Валя знала всю свою жизнь. Казалось, страшные события в городе, в стране нисколько не затронули ее, счастливо обошли стороной. А между тем… Что она скажет отцу, когда он вернется? Что скажет товарищам?
Мысль о товарищах по подполью тревожила Валю. Как они посмотрят на случившееся? Не оттолкнет ли это их от Вали? Не исключено, что они в своем справедливом гневе… Но о дальнейшем Валя боялась думать. Прежде всего она, конечно, поговорит с Володей. Жаль, что не получилось разговора сегодня. Однако в следующую встречу она непременно соберется с силами и все ему расскажет. От соратников по борьбе у нее не должно быть никаких секретов. Тем более таких. Доверяя ей, товарищи имеют право требовать от нее полнейшей откровенности.
Судя по напряжению, царившему в летной части генерала Рихтера, Валя догадывалась о событиях на фронте. В редкие минуты встреч с товарищами по подполью она с жадностью читала коротенькие сводки Советского информбюро. Шла великая битва за Москву.
Немецкие офицеры, как могла заключить Валя из подслушанных разговоров, были настроены оптимистически. Однажды летчики угощали какого-то офицера, прилетевшего из Берлина. Гость привез последние столичные новости. Подвыпив, он разглагольствовал, что Геббельс уже оповестил иностранных журналистов, аккредитованных в Берлине, чтобы те никуда не отлучались– ожидается сообщение о параде вермахта на Красной площади в Москве. Этот же офицер хвалился, что собственными глазами видел карту русской столицы, составленную главным квартирмейстером вермахта. На карте точно указано, где в Москве будут располагаться оккупационные части группы армий «Центр» и 2-го воздушного флота. Гауляйтером Москвы фюрер назначил Эриха Коха, высшим начальником СС и полиции называют группенфюрера фон дем Баха. Гость из Берлина поздравил летчиков с тем, что их часть будет базироваться не то на Центральном, не то на Тушинском аэродроме.
Невозможно было представить, что враг подошел к самым стенам столицы. Школьницей Валя вместе со своими одноклассниками в зимние каникулы ездила в Москву на экскурсию. Она на всю жизнь запомнила, как они гурьбой толкались у вагонных окон и не отрываясь смотрели на мелькание деревянных подмосковных дачек. Как потом, зачарованные, бродили по городу…
Валя молча обслуживала пирующих офицеров. Лицо ее словно окаменело. Ни один из тех, что сидят за столом, не должен заметить, насколько насторожен ее слух. Она подает, уносит пустую посуду, без надобности ни на секунду не задерживается в комнате. И все же как ей трудно сдерживать себя, слыша знакомые московские названия на грубом чужом языке.
Ликование за столом достигло предела. Пили за победу, пили за фюрера, пили за здоровье гостя, приехавшего со столь важными новостями. Берлинский гость был польщен. Скоро он совсем почувствовал себя как дома, расстегнул мундир и, покачиваясь на стуле, предался воспоминаниям о «великом летчике Германии» бароне Рихтгофене. В воздушных боях барон сбил восемьдесят самолетов врага. Его называли «небесным уланом». Генерал Людендорф сказал о лихом бароне: «Он стоит трех дивизий». Кстати, вместе с генералом барон Рихтгофен ездил в Брест-Литовск, где Германия принудила молодую Советскую Россию подписать условия мира, продиктованные Людендорфом.
Унося из комнаты целый ворох грязной посуды, Валя услышала шум отодвигаемых стульев и догадалась, что офицеры встают. Она с трудом удержалась, чтобы не оглянуться, и ограничилась тем, что оставила приоткрытой дверь. Все, что будет сказано, она отлично услышит и из кухни. Поставив посуду, Валя напрягла слух. Нет, ничего интересного. Кто-то из офицеров провозгласил тост за такую же вот теплую дружескую встречу, но уже в Москве, и закончил скабрезными замечаниями о московских девушках, о которых он наслышался от своего друга, бывшего до войны помощником военно-воздушного атташе в России.
Послышался негромкий голос генерала Рихтера. Валя подошла к двери, но ничего не расслышала. В комнате раздался взрыв смеха, и Валя поняла, что и генерал не удержался от какого-то «пикантного» высказывания. Офицеры восторженно сдвинули бокалы и заговорили разом. Кажется, кто-то хлопнул бокал об пол.
Пьяная похвальба не интересовала Валю. Но то, что она услышала в самом начале обеда, внушало серьезное беспокойство. Немцы уверены в неминуемом падении русской столицы и готовятся праздновать свою победу.
Тревожное сообщение доставила и Нина Карпова, которую Валя устроила на свое место в столовую маслозавода. Нине удалось узнать, что штаб фон Клюге, командующего 4-й армией, уже перебрался из Велиславля в Спас-Демянск, поближе к Москве. В Велиславле остался лишь небольшой тыловой штаб.
Несколько раз аэродром в Велиславле подвергался налетам советской авиации, однако серьезных разрушений нанести не удалось. Неподалеку от основного аэродрома немцы хитроумно оборудовали ложный, с макетами тяжелых бомбардировщиков. Этот ложный аэродром и служил «громоотводом» при воздушных налетах.
И все же в последнюю бомбардировку была повреждена электростанция. Свет повсюду погас, и генерал Рихтер распорядился подключить здание штаба к аварийному движку.
В тот вечер генерал, похоже, совсем забыл об ужине, и Валя попросила адъютанта связаться с шефом. Может быть, господину генералу доставить ужин прямо на аэродром?
Вышколенный, затянутый в новенький мундир адъютант отослал Валю к себе и взялся за телефон. Через несколько минут он появился на кухне. Указывая на девушку шоферу генеральской машины он коротко приказал:
– К генералу.
Водитель в солдатской форме, ни о чем не спрашивая, повернулся и, громко топая сапогами, пошел к машине. Валя знала, что сейчас он сядет за руль и заведет мотор. Едва она захлопнет за собой дворцу, машина тронется с места. Это было отработано до автоматизма. Генерал Рихтер во всем любил четкость.
Перекладывая обед в судки, Валя не торопилась. Она знала о пунктуальности генерала, но знала также и то, что Рихтер выйдет из себя, если обнаружит, что стол накрыт не по правилам. Он и воевать привык со всеми удобствами. Валя несколько раз слышала, как Рихтер хвалил время, проведенное во Франции и Бельгии. В России, по его мнению, воевать хуже – нет тех удобств, к которым он привык в Европе.
Длинная черная машина ожидала у подъезда. Глухо, еле слышно урчал мощный мотор. Шофер, положив руки на баранку, смотрел прямо перед собой. Валя заботливо составила все, что захватила, и в последний раз мысленно проверила, не забыла ли чего. Нет, кажется, все в порядке. Она нырнула в дверцу, и автомобиль тронулся. Валя опрокинулась на мягкую спинку.
Выехав на дорогу, шофер включил сильный свет. Шоссе стремительно неслось под колеса. Щупальцы света выхватывали стволы сосен, стоявших по обеим сторонам дороги.
Изредка Валя поглядывала в окошко, но ничего не могла различить. А ведь где-то здесь, в тех местах, мимо которых неслась машина, стояли в укрытиях зенитные батареи, были расположены склады авиабомб и боеприпасов. В конце концов она решила, что сегодняшняя поездка на аэродром не последняя, и в следующий раз, быть может, она повезет не ужин, а обед и, значит, сумеет кое-что увидеть и запомнить.
В штабе горел свет, напряжение дня спадало. Генерал Рихтер пригласил к столу нескольких офицеров. Валя не спрашивая поставила на стол водку, кто-то из офицеров не удержался и аппетитно потер ладонями. Генерал усмехнулся и задержал на молчаливой девушке одобрительный взгляд.
За ужином офицеры разговаривали об ожидаемой инспекции из Берлина. Должен приехать знаменитый полковник Мольдерс, представитель самого Геринга, выдающийся ас «люфтваффе», сбивший в воздушных боях сто пятнадцать самолетов и награжденный фюрером рыцарским крестом и дубовыми листьями, мечами и бриллиантами. Упоминался также какой-то генерал, правая рука Геринга.
Настроение офицеров было приподнятым: скоро они покутят в русской столице.
Поздно вечером генеральская машина доставила Валю в город. Поблагодарив шофера, она торопливо зашагала домой, но скоро ее остановил немецкий патруль. Офицер в сопровождении двух солдат размеренно вышагивал по пустынной улице. Он держал руки за спиной и неторопливо попыхивал сигаретой.
Завидев офицера с солдатами, Валя перепрыгнула через кювет и пошла навстречу. Проверка документов нисколько не пугала ее. Она вообще забыла время, когда один вид немецкого солдата приводил ее в трепет.
Все так же попыхивая сигаретой и держа руки за спиной, офицер загородил Вале дорогу. Как ангелы-хранители остановились по обе стороны от него солдаты с автоматами поперек груди. В руке офицера вспыхнул фонарь, мазнул светом по застывшей зелени, по солдатским тупоносым сапогам с короткими голенищами, быстро осветил тротуары с той и другой стороны дороги.
– Папир! – требовательно произнес офицер, освещая Валю сильным лучом карманного фонаря.
Яркий свет ослепил ее, она невольно закрыла глаза рукой и достала из кармана «аусвайс», удостоверение, которое всегда держала наготове.
Взглянув в документ, офицер обронил:
– Простите, – и погасил фонарь.
Приближаясь к дому, Валя с удивлением увидела во всех окнах яркий свет. Что там происходит? Обыск? Нагрянули полицаи, гестаповцы? Но, не застав ее и ожидая в засаде, они не устроили бы такой «иллюминации». С колотящимся сердцем она подошла к дверям, прислушалась. Тихо в доме. Осторожно толкнула дверь, неслышными шагами прошла по темным сенцам. Решительно распахнула вторую дверь и, ошеломленная, замерла у порога: за столом – немецкий офицер, а на его коленях – Ася… Немец лениво поднялся со стула, провел пятерней по редеющей шевелюре.
– Познакомься, Валечка, – зардевшись, пролепетала Ася, – господин Хольбер…
Офицер галантно поклонился, протянул руку.
После взаимных «дежурных» вопросов разговор иссяк. Валя почувствовала себя лишней в доме: немец уходить не собирался.
– Мне пора, – сказала Валя, – я заскочила на минутку. У меня столько дел…
– Но ты же вернешься? – спросила Ася, переглянувшись с комендантом.
– Не скоро…
– Возьмите мой велосипед, – предложил Хольбер, покачиваясь на длинных ногах. – Ездить на велосипеде – это очень полезно.
– Валя говорит по-немецки, – не без гордости заметила Ася.
– О! Это хорошо, – одобрительно отозвался Хольбер, но продолжал говорить по-русски. – Возьмите мой велосипед, фрейлен. Мне будет приятно.
Вале ничего не оставалось, как поблагодарить.
– Валечка, – окликнула ее Ася, – только ты не слишком задерживайся. Мы будем ждать.
– Постараюсь. – Валя сильно хлопнула дверью.
На душе у Вали было тяжело. Она все больше понимала, что младшая сестра становится совсем чужим человеком. Отношения с Хольбером уже нисколько не тяготили ее, скорее наоборот – она гордилась таким покровителем. Комендант города! Шутка сказать… Видимо, такие же, как она, отчаянно завидуют ее удаче. «Такие же…»– грустно усмехнулась Валя. Для таких в городе давно уже установлена позорная, как клеймо, кличка «немецкие овчарки». И это клеймо навечно, на всю жизнь…
Решив немедленно ехать к Рае Беловой, Валя знала, что на этот раз расскажет товарищам все. Молчать она больше не имеет права.
Велосипед коменданта стоял во дворе, у крылечка. Торопясь домой, Валя его и не заметила. Она пошире растворила калитку и вывела велосипед на тротуар.
На улицах Валю несколько раз останавливали патрули. Она обратила внимание, что за последние дни количество патрулей увеличилось. Видимо, и в самом деле в Велиславле ожидается приезд каких-то важных гостей из Берлина. Валя не могла не заметить, что велосипед, на котором она ехала, вызывал недоумение у патрульных офицеров. Впрочем, один или два раза лучшим документом для нее послужил именно велосипед. Она догадалась, что немецким офицерам знакома причуда городского коменданта Хольбера, часто ездившего для укрепления здоровья на велосипеде.
На явочной квартире Валя, к своему удивлению, застала почти всю подпольную группу. Володя поспешил объяснить ей, что они не стали приглашать ее, чтобы не подвергать лишний раз опасности. Она вообще должна видеться с кем-либо из группы только в самых необходимых случаях. Из всех, кто сейчас действует в Велиславле, Валя занимает наиболее важную позицию. Глупо, если она «сгорит» на каком-нибудь пустяке.
Помимо знакомых лиц Валя увидела в комнате новичка, невысокого парня с полным скуластым лицом. «Татарин», – решила Валя.
– Знакомься, – Володя подвел ее к «татарину». – Это наш.
Оказалось, что Валя ошиблась: новичок был казахом.
– А, земляк Джамбула? – улыбнулась Валя.
– Совершенно верно! – удивился новенький. – Значит, вы тоже читали?
– Да, в свое время. Я помню портреты Джамбула. Симпатичный такой старичок.
– Я вижу, – сказал Володя, – вам есть о чем поговорить. А я на минутку отойду. Мы ждем одного товарища из Петровки.
– Иди, конечно, – отпустил его новичок. – Только учти, что мне скоро уходить.
– Успеешь, – успокоил его Володя. – У нас быстро…
Как заключила Валя из первых его слов, молодой земляк Джамбула не был здесь таким уж новичком. С Володей он держался на дружеской ноге, как с человеком давно знакомым. А вообще он своими уверенными манерами, своим костюмом выгодно отличался от всех подпольщиков. За время оккупации местные жители изрядно обносились и были одеты, как говорится, из последнего, на госте же был новенький костюм, начищенные штиблеты.
«Кто он такой? – размышляла Валя, посматривая на полное лицо гостя. – Откуда он? Странная манера у Володи – ни о чем не предупредит, ничего не скажет…»
Гость сам завел разговор и рассказал Вале о себе. Оказывается, этот молодой симпатичный казах появился в Велиславле из леса, из партизанского отряда.
– Вот уж никогда не подумала бы! – удивилась Валя. – Странные какие-то пошли партизаны! Вы не находите?
Парень рассмеялся:
– Подождите, имейте терпение. Я же не сейчас из леса. – И он продолжил рассказ.
Перед войной Алтай Сырымбетов окончил институт иностранных языков. На руках было направление на работу, но… Война, мобилизация, фронт. В боях под Вязьмой часть, в которой служил Алтай, попала в окружение.
– О том, что было дальше – долго рассказывать, – сказал Алтай. – В конце концов попал к партизанам.
Как человека, знающего немецкий язык, партизаны послали его в Велиславль с заданием легализироваться и установить связь с разрозненными группами подпольщиков. После множества мытарств ему удалось устроиться на работу в городскую управу переводчиком. Это он считает большой удачей. Недавно случай свел его с молодым инженером вагоноремонтного завода Володей Ольховым…
В тот вечер из Петровки на явочную квартиру пришла Майя Серова. Новость, рассказанная ею, всех взволновала.
Руководителем торфопредприятия в Петровке работал немец по имени Рудольф. Однажды он явился в кабинет к фельдшерице и как бы между прочим обронил, что в 1937 году побывал в составе рабочей делегации в Москве. Майя «первая» немедленно побежала к Майе «второй»– Белкиной. С какой целью он сделал свое признание? Чего он добивается? Не провокация ли это? О многом передумали тогда обе Майи и все-таки решили еще раз встретиться с немцем. Будь что будет! И Майя Белкина пошла на риск.
Рудольф, казалось, был откровенен. Он сказал, что советские люди еще не до конца представляют себе зверский облик фашизма. Если Гитлер победит в России, мир постигнет настоящая беда, и вот тогда люди содрогнутся от ужаса. Победа фашистов в России явится настоящей катастрофой для мира.
Немецкий офицер сидел в полной форме, он не снял даже своей высокой фуражки. Рука его постоянно лежала в кармане реглана. Сначала Майя чувствовала себя скованно – слишком хорошо запомнились ей немецкие офицеры по тому незабываемому случаю, когда она лишь чудом избежала виселицы! Этот немец как будто отличался от тех, и все же Майя в первые минуты разговора не могла побороть в себе неприязни к его начищенным сапогам, к кожаному реглану, к фуражке… Так одевались враги, и сейчас один из них сидел перед ней и вел странный разговор – враги так не говорят. Но тогда кто он – друг? Тоже не верилось.
Своими рассуждениями о фашизме немецкий офицер поколебал подозрения Майи Белкиной, и она предложила Рудольфу подписать один документ.
– Какой? – насторожился немец.
Майя молча протянула ему небольшой исписанный листок. Рудольф взял его и стал внимательно читать. «Присяга красного партизана.
Я, гражданин великого Советского Союза, верный сын героического русского народа, клянусь, что не выпущу из рук оружия, пока последний фашистский гад на нашей земле не будет уничтожен.
Я обязуюсь беспрекословно выполнять приказы всех своих командиров и начальников, строго соблюдать воинскую дисциплину.
За сожженные города и села, за смерть женщин и детей наших, за пытки, насилия и издевательства над моим народом я клянусь мстить врагу жестоко, беспощадно и неустанно.
Кровь, за кровь, смерть за смерть!
Я клянусь всеми средствами помогать Красной Армии уничтожать бешеных гитлеровских псов, не щадя своей крови и своей жизни.
Я клянусь, что скорее умру в жестоком бою с врагом, чем отдам себя, свою семью и весь советский народ в рабство кровавому фашизму.
Если же по своей слабости, трусости или по злой воле я нарушу эту свою присягу и предам интересы народа, пусть умру я позорной смертью от руки своих товарищей».
Пока офицер, отвалившись на спинку стула, внимательно читал «Присягу», Майя наблюдала за его лицом. Вот, думала она, как раз то, о чем он только что говорил. Он предупреждал о беде, которая обрушится на мир в случав победы Гитлера над Советской Россией, так пусть поможет не допустить этой беды. Разговоры разговорами, а дело делом.
Майя Серова, провожая ее, советовала не торопить событий. Достаточно будет, если выяснится просто позиция Рудольфа. Руководитель немецкого предприятия, офицер – такой союзник был бы очень полезен. Майя «первая» не знала, что подруга ее захватила с собой «Присягу красного партизана».
Закончив чтение, Рудольф надолго задумался. Майя ждала.
– Нет, товарищ, – сказал он наконец, возвращая девушке листок, – этого я не подпишу. Я не партизан, я немец. И я люблю свою родину. Но я против фашизма, и я буду вам помогать.
Он поднялся во весь свой рост и стал ждать, что скажет ему худенькая девушка с изможденным лицом. Результат встречи, как его понимала Майя, можно было считать удовлетворительным. Правда, Рудольф уклонился от решительного шага и возвратил ей «Присягу», но он перестал говорить намеками и заявил напрямик о своем желании помогать.
Майя сложила листок и спрятала его в карман. – Хорошо, я сообщу кому следует, – сказала она, давая понять, что дальнейшее уже зависит не от нее. Офицер повернулся и вышел.
Через несколько дней Рудольф признался, что в визите Майи Белкиной и начатом ею разговоре он заподозрил провокацию гестапо и всю ночь просидел с пистолетом в руке. Он решил застрелиться, чтобы только не попасть в застенок. Ему было хорошо известно, к каким методам допросов прибегают гестаповские следователи. В этом случае скорая смерть представлялась лучшим выходом.
Вскоре Рудольф доказал свое обещание на деле. Под тем предлогом, что у него болят зубы, он пришел в медпункт и, зайдя в кабинет фельдшера, передал Майе Серовой небольшой клочок бумаги, где были записаны номера немецких воинских частей, стоявших в Велиславле. Этот важный документ Майя и принесла сегодня на квартиру Раи Беловой.
– Проверим, – сказал Володя, пряча бумагу. – Алтай доставит это в партизанский отряд. А оттуда свяжутся с Большой землей. Здорово бы получилось, если бы он действительно оказался нашим человеком!
У меня еще… – немного замявшись, призналась Майя Серова и, сходив на кухню, принесла большой, сложенный в несколько раз плотный лист. Развернула – топографическая карта города и окрестностей!
– Майечка, – обрадовался Володя, – ты где достала это сокровище?
Слегка смутившись, Майя призналась, что стащила карту у офицера, ночевавшего у ее хозяйки. Утром офицер уехал, не заметив пропажи.
Увидев новенькую армейскую карту, не выдержал даже невозмутимый Алтай. От его сдержанности не осталось и следа.
– Вы не представляете себе, что это значит! – заявил он членам группы, нервно прохаживаясь по комнате. – У нас в отряде всего одна единственная карта, да и та уже на ладан дышит – боязно разворачивать! И нигде не достать. У соседей, я знаю, вообще карт нет. Начертили что-то сами– и все. А тут… – И он еще раз с восхищением подержал в руках новенький хрустящий лист.
– Названия только немецкие, – предупредила Майя.
– Это не беда! – рассмеялся Алтай. – Разберемся. Карта отличная. У немцев, черт возьми, вообще хорошие карты. К войне готовились давно, все продумали. Видите, – обозначено все, чуть не до последнего хутора. Но как ты ее протащила в город? Ведь это не иголка! Не боялась обыска?
Доставить карту в город на самом деле оказалось не так-то просто. Нести ее за пазухой Майя побоялась – опасно. Любой патруль мог забрать женщину и отвести в жандармерию. А там неминуемый обыск. Майя догадалась спрятать карту между пеленками, в которые завернула своего грудного ребенка. По дороге ее несколько раз останавливали патрули. Она объясняла, что несет в город, к доктору, заболевшего ребенка. Один офицер приказал ей развернуть пеленки. Верхние, чистые, он небрежно разворошил пальцем, однако когда дошел до грязных, под которыми находилась карта, то брезгливо сморщился и махнул женщине рукой: ладно, иди.
Последняя проверка, когда дотошный офицер патруля едва не добрался до спрятанной карты, довела Майю до нервного озноба. А если бы ребенок в тот момент заворочался в пеленках и патрульные услышали бы бумажный хруст?..
Остаток пути Майя проделала в каком-то забытьи. И только радость Алтая, увидевшего карту, вернула ей душевное равновесие. Выходит, она не зря рисковала!
Карта была свеженькая, лишь с несколькими нанесенными обозначениями. Решено было оставить ее на подпольной квартире, чтобы постепенно, в ближайшие дни, нанести все замеченные объекты.
– Вот, – Алтай постучал по карте и провел пальцем по двум дорогам, – Заовражный лес с севера на юг и на юго-запад пересекается Мглинским и Хотимским большаками. Они нас очень интересуют. По Хотимскому большаку движение слабое, в основном здесь гражданские. Но по Мглинскому день и ночь идут войска и техника. Здесь нужно постоянное наблюдение. Да и вообще, – добавил Алтай, – следует замечать как можно больше – пока что это наша основная задача.
– Надо подумать, – сказала Валя, вглядываясь в контуры карты.
– Я думаю, – заметил Володя и со значением посмотрел на Валю, – у нас сейчас огромные возможности. Наша Валя как будто имеет постоянный допуск на аэродром. Чего же еще лучше? Если быть повнимательнее, можно многое увидеть. Досадно, в самом деле, что наши самолеты бомбят впустую. Мы просто обязаны навести их на цель. Представляете, что они натворят, если хоть один раз отбомбят по целям?
– Вчера, – сказала Валя, – я ездила на аэродром днем. Просто зло берет! Ведь ложный аэродром оборудован совсем открыто. Как наши не догадаются, что это просто ловушка?
– А больше ты ничего не заметила? – спросил Алтай.
– Особенно разглядывать было опасно. Так, краешком глаза. Но с дороги много видно. Зенитки, железнодорожные пути. Замаскировано все здорово, сверху едва ли увидишь.
– В следующий раз запоминай получше, – сказал Володя. – Постепенно мы нарисуем для наших полную картину. Ах, если бы тебе еще кого-нибудь! В четыре глаза вы там заглянули бы на три аршина под землю!
– Значит, так договоримся, – подвел итог Алтай. – Ровно через неделю к вам обратится один человек. Ничему не удивляйтесь. Он скажет пароль: «Веер». Запомнили? Карту нужно будет отдать ему. А сейчас, извените, мне пора. Нет-нет, провожать меня не надо.
Он ушел.
Послушав, как затихают за окнами шаги Алтая, Майя сказала:
– Молодой, а спокойный какой. Как ему работается в управе? Не жалуется?
Володя пожал плечами:
– Сейчас не время жаловаться. Самое тяжелое для него то, что приходится иногда присутствовать при допросах.
– Представляю…
Скоро засобиралась и покинула квартиру Майя Серова. К утру, пока не рассвело, ей необходимо пробраться обратно в Петровку. Она заботливо укутала уснувшего ребенка и распрощалась.
Володя и Валя остались одни.
В комнате громко тикали ходики. Валя сидела, опустив голову, и напряженно рассматривала носки поношенных туфель. Она ждала, что первым заговорит Володя. Ей показалось, что на этот раз они разговорятся о чем-нибудь ином, не имеющем никакого отношения к их опасным обязанностям в тылу врага. Ведь все это время, что они находились в оккупированном городе, у них не было возможности даже вспомнить о тех безмятежных днях, когда они встречались у памятного им обоим «Чертова моста».
Вошла Рая Белова, внимательно посмотрела на обоих.
– Что примолкли?
Володя натянуто рассмеялся и встал со стула.
– Да так, что-то взгрустнулось. Идти пора, Раенька. Валя, иди сначала ты.
– Нет-нет, – возразила Валя. – Первый ты. У меня велосипед. Я быстро.
Упоминание о велосипеде прозвучало некстати. Володя вздохнул. О том, что Ася «путается» с комендантом Хольбером, знала теперь вся группа. Сначала товарищи возмутились: как, симпатичная молоденькая сестренка Вали пошла в «немецкие овчарки»? Валя молчала и ждала приговора товарищей. В конце концов пришли к выводу, что изменить в создавшемся положении все равно уже ничего не удастся и лучше всего будет, если и в этой ситуации подпольщики получат хоть какую-нибудь выгоду. И вот Валя уже разъезжает по ночному, усиленно патрулируемому городу на велосипеде коменданта. Кто знает, может быть, в дальнейшем от коменданта будет более ощутимая польза!
– Алтай просил достать пропуска для хождения по городу, – сказал Володя, когда Рая вышла из комнаты. – Партизанам необходимо иметь своих людей в городе. Самому Алтаю заниматься этим опасно. Он вообще избегает знакомств в городской управе. Там все следят друг за другом и «стучат» в гестапо. Выслуживаются!
– Ты считаешь… – тихо спросила Валя и, не договорив, посмотрела Володе в глаза. Она, конечно, сразу же подумала об Асе и Хольбере.
– Пусть попробует, – сказал Володя. – Ей это легче сделать.
– Я поговорю, – согласилась Валя.
При известной ловкости, рассуждала она, Асе ничего не стоит вытянуть у Хольбера несколько пропусков для хождения по ночному городу. Только как заговорить с ней об атом, как намекнуть? Выдумать что-нибудь правдоподобное? Не наделать бы хуже! Не такая уж она дурочка, чтобы не разгадать обмана! Может быть, стоит дать ей понять, для чего требуются эти пропуска? Всего, конечно, не выкладывать, лишь чуть-чуть намекнуть. Должна же она понимать всю глубину своего падения и позора! Неужели у нее нет никакого желания хоть чем-то загладить вину?
– Не опасно это? – спросил Володя, словно угадав ее мысли.
Опасность, разумеется, была, и немалая, и все же Валя ответила:
– По-моему, она согласится. Должна согласиться!
Затем она вспомнила о Нине Карповой. Сообщения Нины о подслушанных в столовой разговорах всегда интересны и важны. Гитлеровских летчиков Нина презрительно называет индюками с моноклями. Они бахвалятся победами в Польше, Франции, Англии и хвастают, что только в первые дни войны с Россией уничтожили на земле и в воздухе несколько тысяч советских самолетов, почти всю русскую авиацию. Нина слышит разговоры о том, как беспощадно бомбят Москву. От Кремля, говорят, не осталось камня на камне. Летчики бранятся, что исход войны давно был бы решен, если бы пехота не застряла в болотах и снегах под Москвой. Снабжают летчиков превосходно: французские вина, шоколад, португальские сардины…
Заговорив о Нине, Валя поделилась своими опасениями. Замечено было, что Нина постоянно встречается с одним молодым человеком в штатском. Валя установила, что это тот самый чернявый переводчик, которого она видела, когда приходила наниматься на работу. Валю беспокоило не само знакомство с переводчиком, а то, что она упорно скрывала это от своих товарищей-подпольщиков. Такая скрытность настораживала. Откровенность со своими товарищами, какой бы она ни была тяжелой, входила в понятие дисциплины, а дисциплина для подпольщика – основное правило. Опасная совместная деятельность на краю пропасти возможна только при условии полнейшего взаимного доверия. Рискуя жизнью каждый день, каждую минуту, члены подпольной организации имеют право знать даже мысли своих сподвижников.
