Текст книги "Мужей много не бывает"
Автор книги: Адель Паркс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)
– Откуда ты это знаешь? – изумленно спрашиваю я.
– Прочел вот на этом спичечном коробке, – честно признается Стиви. Он пожимает плечами и бросает мне коробок. Я читаю надпись и незаметно прячу коробок в сумочку. Я уже знаю, что хотела бы сохранить несколько сувениров, напоминающих о таком дне, как сегодня.
Я пригубливаю холодного шампанского и думаю о том, насколько точно выразил свои ощущения слепой монах Дом Периньон. Жизнь прекрасна. Я окидываю взглядом стоящие у столика огромные пакеты с покупками. В своем стремлении к приобретению материальных благ мы в основном ограничились забавными и недорогими предметами – подарками для Эдди и детишек Амели, – но Стиви все же настоял на том, чтобы купить мне платье в «Армани эксчейдж». Я упиралась изо всех сил, доказывая, что сама поездка в Лас-Вегас является для меня достаточным подарком и поэтому Стиви совершенно не обязательно покупать мне дизайнерские вещи.
– Вряд ли они дизайнерские, дорогая. Это диффузионный бренд, – с улыбкой возразил Стиви. Он мягко пародировал Беллу, которая только сегодня объяснила нам, что такое «диффузионные бренды». Будучи полными невеждами в вопросах, связанных с дизайнерским бизнесом, мы не знали, что они представляют собой «более доступную» (то есть более дешевую) продукцию сторонних фирм, имеющих право маркировать свои изделия лейблом известного дизайнерского дома.
– Все равно. Ты же учитель, а не сын миллионера. Если ты начнешь покупать мне такие вещи, тебе жить будет не на что, – настаивала я.
– Это будет подарок и мне тоже, – сказал Стиви, – когда я увижу тебя в нем.
Обсуждаемое платье представляло собой хлопчатобумажный летний сарафан без рукавов и с открытой спиной. Я не нашла в себе сил притвориться, будто оно мне не нравится.
Пианист играет какую-то меланхоличную, отлично подходящую к обстановке мелодию – такую спокойную, ненавязчивую музыку сейчас называют лаунж. Внизу мерцают неоновые огни – из-за них Вегас похож на гигантскую мастерскую Санта-Клауса. От холодного шампанского у меня запотел фужер. Стиви красив как бог. Все так здорово. Время, место и настроение, соединившись, создают исключительно романтичный момент. В такие моменты влюбленные говорят о своей любви. Я делаю глубокий вдох.
– Стиви, я хочу сказать тебе…
– Привет, ребята! Как оно все идет? На свете столько городов, а в этих городах столько баров – и надо же, вы оказались именно в этом! – Хамфри Богарт из Филипа никакой, хотя мы и понимаем, что он пытается изобразить именно его.
Несмотря на то что Филип прервал меня на полуслове, я стараюсь показать, что рада неожиданной встрече, – в конце концов, ведь это моя идея пригласить Фила и Беллу поехать с нами, и в основном для того, чтобы дать им и Стиви возможность подружиться. С моей стороны будет невежливо полностью отстраниться от них, прихватив с собой Стиви. Просто мы так хорошо погуляли вдвоем, так хорошо провели время. Я улыбаюсь и говорю себе, что нам и всем вместе будет неплохо. Филип тоже улыбается. Белла и Стиви – нет.
– Разрешите к вам присоединиться? – спрашивает Филип и, не дожидаясь ответа, подтаскивает еще два стула к нашему столику.
Белла садится рядом со Стиви. Она выглядит просто сногсшибательно. На ней новое дизайнерское платье, в котором определенно нет ничего «диффузионного» – ни одной нитки. Глядя на нее, можно подумать, что она только что побывала в спа-салоне и парикмахерской. А глядя на меня, можно подумать, будто я полдня бродила по жаркому пыльному городу, – что, собственно, и происходило. Я мысленно проклинаю себя за то, что забыла в номере помаду.
– Ну, ребята, рассказывайте, чем сегодня занимались, – говорит Филип.
Я кратко рассказываю ему о наших сегодняшних похождениях, потом из вежливости спрашиваю:
– А вы с Беллой что делали?
– Ну, я все это время сидел возле бассейна, уткнув нос в книгу, а Белла ходила в спа-салон и парикмахерскую. Верно, дорогая?
Наблюдательность меня не подвела.
– В последнее время солнце меня почему-то нервирует, и поэтому я редко загораю на воздухе. Лучше уж пойти в солярий, – говорит Белла. Думаю, ей самой понятно, что это звучит неубедительно, поскольку она бросает нервный взгляд на Стиви. – Ну и к тому же я не хотела перегружать себя событиями в первый день. У меня заболела голова, как только мы вышли из самолета. Наверное, это все из-за Лас-Вегаса, из-за его постоянного звяканья.
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Стиви.
– Бесконечный звон монет, падающих в щели игровых автоматов. Он доносится отовсюду. Это просто кошмар.
Я отпиваю шампанского и думаю, что если разговор и дальше пойдет в таком ключе, то на приятное продолжение вечера можно и не надеяться.
29. ЧУДО В ТЕБЕ
Стиви
Знаете, я верю в Бога. Но по мне так он совсем не похож на добродушного старикана, воплощающего в себе черты любимого дядюшки и Санта-Клауса. Потому что если бы он был добродушным стариканом, то на земле не было бы ни войн, ни голода, ни творчества Селин Дион. Бог, в которого я верю, остроумен, как Оскар Уайльд, и суров, как Саймон Коуэлл. Филип попал в точку, когда сказал: «На свете столько городов…»
Я с искренним интересом и изумлением наблюдаю за своей женой. Она как хамелеон. Вот она мотается со мной по пабам, смеется и болтает, вытаскивает на свет божий старые, давным-давно отправленные на чердак воспоминания, заставляет меня снова испытывать выброшенные на помойку чувства. А вот она сидит холодной, бесчувственной статуей. Или, может быть, я использовал не то слово? Сдается мне, определение «хамелеон» слишком возвышенно для нее. Может, она просто шлюха?
Ясно, что для нас обоих это нелегкая ситуация и в ней трудно вести себя раскованно. Я бы еще понял, если бы она нервничала и запиналась при разговоре. Но ведь нет же. Она спокойна, холодна и уверена в себе. Ее способность к перевоплощению вызывает во мне гнев и зависть. Неужели я правда для нее всего лишь ненужная тряпка? Белла – это ледяная гора, настоящий айсберг. У айсбергов, как известно, над поверхностью воды находится всего пять процентов всей массы льда, остальное же скрыто в темных холодных глубинах. А я обреченный на гибель злосчастный «Титаник».
Лаура, наоборот, – как открытая книга, источает цельность и искренность. Она интересна в общении, хороша в постели. Она умная и скромная. Тогда почему, черт возьми, я весь ужин периодически ловлю себя на том, что разглядываю грудь Белинды (умело и соблазнительно поднятую с помощью бюстгальтера)?
Мы слегка ужинаем и поглощаем целое море выпивки. То есть пьем мы трое – кроме Белинды. Лаура и Филип не ограничивают себя, потому что они на отдыхе и им в этом нет никакого резона. А я пью порцию за порцией, потому что оказался в центре какого-то дьявольского кошмара и не обладаю достаточной моральной стойкостью (или банальной наглостью), чтобы выдержать его без помощи спиртного. Полагаю, что Белла – потому что, честно, сегодня я не видел даже краешка Белинды – не пьет с целью показать мне, как она может, в отличие от меня, владеть собой в трудных ситуациях.
Меня обижает и злит, что она выказывает такое неуважение ко мне в присутствии своего «мужа». Она ведет себя так, будто я вообще пустое место. Несмотря на то что они попали сюда благодаря мне, она и не подумала поздравить меня с победой в британском конкурсе двойников Элвиса. Она не беспокоится даже о том, чтобы хотя бы вежливым смешком отвечать на мои попытки шутить. Сама она, естественно, за весь ужин и двух слов не сказала. Я понимаю, что, возможно, ей и не доставят удовольствие такие темы, как, например, при каких обстоятельствах я пережил самый романтический момент в моей жизни, был ли я женат или кто была та женщина, которая первой разбила мне сердце. Это принимается. Но ей же никто не запрещал говорить о всех бесчисленных отвлеченных предметах, о которых обычно говорят друзья, – о погоде, футболе, о том, как следует делать коктейль из виски с лимонным соком.
Виски с лимонным соком. Отличная мысль. Возьму-ка я двойной, вдогонку к этой – уже второй – бутылке шампанского.
И что за властью обладает надо мной Белинда Макдоннел? Теперешняя ситуация напоминает мне то время, когда она, как дурак с писаной торбой, носилась с ребяческой идеей «куда-нибудь сбежать» (насчет того, куда именно, она не очень задумывалась), а я был просто болваном, который во всем с ней соглашался. Почему я немедленно согласился врать Лауре – только для того, чтобы помочь Белле выбраться из ее личного, никак меня не касающегося тупика? Как ей удалось настолько заморочить мне мозги, что я решил, будто между нами может вновь возникнуть нечто подобное искренней дружбе? А вот почему – только не смейтесь, господа, прошу вас: я думал, что я для нее что-нибудь значу. Когда мы сидели в «Олл-Бар-Уан» – алкогольном эквиваленте «Старбакса», насквозь стандартном, но все же приличном заведении, – я верил в то, что между нами существует какая-то связь. Мне казалось, что между нами начали протягиваться паутинки простого, безо всяких корыстных целей, общения, которые, сплетаясь воедино, дают начало настоящим дружеским взаимоотношениям. Но на самом деле ничего не было. Никаких паутинок. Я впал в заблуждение. Белла Эдвардс – жесткая бездушная сука, манипулирующая людьми. А я – слабый, глупый и доверчивый идиот. У нее очень красивые ноги.
Для ее возраста – просто фантастические. Они будто даже стали еще лучше. В женских ногах мне всегда особенно нравилась задняя поверхность колена и голени. У Беллы она имеет практически совершенную форму.
Был полный стакан виски с лимонным соком. Стал пустой стакан. Я выпил уже слишком много.
– Сколько ты уже выпил? – будто прочитав мои мысли, шепотом спрашивает Белла.
Признаться, я не ожидал, что она еще способна на такие экстрасенсорные штучки. Филип болтает с пианистом, а Лаура ушла в туалет, поэтому у Беллы и появилась возможность прицепиться ко мне со своими вопросами.
– Пока еще недостаточно, – угрюмо отвечаю я.
– А я думаю, что тебе уже хватит.
– А мне глубоко наплевать, что ты там думаешь. Похоже, мой ответ выбил Беллу из колеи. Я испытываю мрачное удовлетворение. Да кто она такая, чтобы указывать, сколько мне пить? В основном назло ей я заказываю еще и пива.
Лаура возвращается к столику. Улыбаясь, она говорит:
– Стиви, детка, тебе не стоит больше пить. У тебя завтра фотосессия. Ты же не хочешь с утра мучиться похмельем?
– Возможно, ты права, моя сладкая. – Я наклоняюсь через стол и целую ее – совершенно бесстыдно и, что называется, взасос. Нежно покусываю ее нижнюю губу и засовываю язык ей в рот. Недвусмысленно касаюсь стаканом с пивом ее груди. Не знаю, от кого я хочу такими действиями добиться реакции – от Лауры или от Беллы. Я слишком пьян, чтобы задумываться над этим. К столику возвращается Филип.
– Ух ты! Сразу видно, что между вами искреннее чувство.
– Это точно, – с ухмылкой соглашаюсь я.
Я еще не говорил Лауре, что люблю ее. То есть прямо не говорил, этими тремя словами. Но я не играю с ней в игры, как вы, наверное, могли подумать. Напротив. Я просто не хочу жестко определять свою позицию, пока не разберусь с Белиндой. Лаура не играет со мной в игры, ей даже в голову это не приходит. Она удивительно, восхитительно проста.
Интересно, почему женщины всегда все усложняют? Я не имею в виду Белинду – когда дело касается создания ненужных трудностей себе самой и тем людям, кому не повезло быть каким-либо образом с ней связанными, она гарантированно вне конкуренции – но и остальные птички не намного лучше. Они походя врут о том, сколько им лет, сколько они весят и со сколькими мужчинами они занимались сексом. Не моргнув глазом вешают вам лапшу на уши о том, как им нравятся женатые мужчины, богатые мужчины и мужчины, с которыми встречаются их подруги. Рассказывают небылицы о том, как могут килограммами есть шоколад и не толстеть. Без зазрения совести лгут о том, какой у них естественный цвет волос и сколько раз в неделю они ходят в спортзал. Это так бессмысленно, что хоть плачь. Мы знаем, что вы врете. Все, даже самые глупые мужчины знают, что вы врете!
Но Лаура не такая. У нее мужской образ мышления. В тот самый первый наш вечер, когда мы прошлись по барам после выступления в «Колоколе и длинном колосе», она сказала, что сблизиться с другим человеком – и так непростая задача и глупо усложнять ее до крайности, обманывая окружающих и притворяясь таким человеком, каким на самом деле не являешься. Услышав эту фразу, я чуть не захлебнулся пивом. На все сто процентов правильно. На все сто процентов просто и очевидно. Ее жизненные убеждения диаметрально противоположны тем принципам, которых всегда придерживалась Белла.
И если уж на то пошло, и тем принципам, которых придерживаюсь я. К чертям собачьим. Неутешительная мысль.
– Стиви, дружище, я рассказал им, кто ты такой, – говорит Филип и машет рукой в сторону пианиста.
– А кто я такой? – тупо спрашиваю я. Дьявол возьми, кто я такой? Бойфренд Лауры или муж Белинды? Голова кругом идет.
– Финалист Европейского конкурса двойников Элвиса. На пианиста это произвело впечатление.
Я скромно пожимаю плечами.
– Он просит тебя спеть что-нибудь.
– Давай, детка! Покажи им, что ты можешь! – подбадривает меня Лаура.
Я возражаю:
– Нет, лучше не надо. Я слишком пьян.
– Я никогда не слышал, как ты поешь, – говорит Филип. – А честно, очень хотелось бы.
– Просим, просим, просим! – Лаура возбужденно хихикает.
Сидящие по соседству посетители слышат, в чем дело, и присоединяются к уговорам. Они начинают выкрикивать названия песен, которые хотели бы услышать. Ни один исполнитель не может сказать, что равнодушно воспринял бы такой ажиотаж вокруг собственной персоны. В Англии я сталкивался с такими ситуациями на свадьбах – они неизбежно возникают, как только гости в достаточной мере подогреют себя спиртным. Часто на конкурсах зрители, что называется, отрываются, и в зале бывает довольно шумно, но по части раскованности в выражении своих чувств американцы дадут англичанам сто очков вперед. В отличие от англичан они совершенно не стесняются аплодировать исполнителю и подбадривать его криками. Это удивительно освежает. Примечательно, что Белла не просит меня подняться на сцену, – такого никогда не случалось даже в те времена, когда мы были вместе. И ее молчание подстегивает меня сильнее, чем раздающиеся вокруг крики, аплодисменты и свист.
Я направляюсь к сцене. Меня слегка шатает, но это от выпитого, а не от волнения.
Все песни Элвиса кажутся мне сейчас исполненными глубокого смысла и особенного значения. Я сразу же отметаю «Люби меня нежно», «Не будь жестока» и «Упрямая женщина», хотя последний вариант заставляет меня мысленно скривить губы. И еще важно понять, кому из них я буду петь: Лауре или Белинде? И та и другая непременно решит, что я пою только для нее. Вне зависимости от того, выберу ли я быстрый рок-н-ролл или слезливую балладу, они облекут песню в одежды ложной значительности. Они же женщины – обязательно отыщут глубокий смысл там, где его никто не предполагал. Так что выбор песни очень важен. Жаль, я не знаю слов песни «Старый пастуший пес» – кажется, из всего репертуара Элвиса сейчас только она стопроцентно безопасна.
Я смотрю в сторону нашего столика. Лаура вскочила с места. Непринужденной грацией она напоминает амазонку. Она улыбается, машет мне рукой, потом засовывает указательный палец и мизинец в рот и свистит. Она гордится мною и гордится тем, что она со мной. Вся она – одно сплошное счастье и радость жизни. Я улыбаюсь ей в ответ и перевожу взгляд на Белинду. Лицо той выдает внутреннее напряжение и нервозность. Заметив мой взгляд, она опускает глаза и будто съеживается. Вся она – сожаление, страх и неуверенность.
Обе эти женщины волнуют меня и вызывают душевный трепет.
Начиная «Чудо в тебе», я и понятия не имею, кому из них я пою эту песню.
30. РОК-Н-РОЛЛЬНЫЙ ВЕЧЕР
Филип
– Как этот парень умеет держать ноту!
– Да, он неплох, – соглашается Белла.
– Честно, я просто в восхищении.
Я расстегиваю рубашку, аккуратно складываю ее и кладу в мешок для грязного белья, под который выделено место на самой нижней полке гардероба. У нас такой красивый и чистый номер, я не хочу его захламлять. Белла далека от подобных проблем – в ванной комнате меня встречают нестройные ряды косметических пузырьков и тюбиков. Они разбрелись по всему помещению, некоторые лежат на боку, а их содержимое разноцветными пятнами покрывает белоснежную керамическую поверхность раковины. Белле и в голову не приходит закрыть флакон пробкой. Я возвращаю несчастным тюбикам и банкам их колпачки, затем стираю с раковины скользкие косметические пятна. Занимаясь этим, я тихонько напеваю «Чудо в тебе» – песню, которую Стиви пел в баре. Мелодия прочно засела у меня в голове. Слова я точно не помню, но что-то там про то, что ее любовь – это все для него и что рядом с ней он чувствует себя королем. Хорошие слова. Простые, точные и сильные.
Стиви талантлив, и в гораздо большей степени, чем я ожидал. Не то чтобы я такой знаток выступлений двойников Элвиса, но я видел пару-тройку таких шоу: один раз в университете, еще раз как-то на корпоративной вечеринке. Больше всего мне запомнился выводок Элвисов-китайцев, которые по очереди пели на сцене и разносили еду в стильном (если китч считать стилем) ресторане в Клапаме. Но Стиви – птица совсем другого полета. Трибьют-исполнителя такого класса я еще в жизни не видел, даже по телевизору.
Внешне Стиви совсем не похож на Элвиса, но, когда он взял в руки микрофон и начал петь, мне вдруг показалось, что король рок-н-ролла вернулся из царства мертвых. Это впечатление быстро прошло, но, все равно, представьте – подумать, что Элвис снова с нами! Забавно. Стиви смог совершенно точно воспроизвести манеру пения, сделавшую Элвиса Пресли легендой поп-музыки, – манеру, в которой смешивались сладкая мелодичная мольба и задушевная искренность. В горле у меня образовался комок, и некоторое время я не мог глотать, пришлось даже отставить фужер в сторону – и я не думаю, что в этом было виновато шампанское.
Я напеваю:
– Ла-ла, ла-а, ла.
– Фил, перестань. Хватит уже, – говорит Белла, заходя в ванную. Вне всякого сомнения, она имеет в виду мои певческие экзерсисы, а не выполнение работы горничной.
Я замолкаю, но мотив продолжает звучать у меня в голове. Ванная комната большая, в ней две раковины и два зеркала. Мы стоим плечом к плечу – она чистит зубы, я – раковину. Мне нравится, как Белла чистит зубы. Она делает это аккуратно, тщательно, неторопливо и никогда не тратит на эту процедуру меньше трех минут.
– Хочу по-быстрому принять душ, – говорит она. – Удивительно, сколько тут люди курят. Я полагала, в Соединенных Штатах сейчас развернута кампания против курения.
Белла не выносит табачного дыма и не сможет заснуть, не смыв с тела и волос затхлого, словно репей цепляющегося к человеку сигаретного запаха. Я забираюсь в постель и жду ее.
Через пятнадцать минут она присоединяется ко мне. На ней легкая пижама сиреневого цвета. В ней она выглядит скорее пикантно, чем сексуально. В последнее время она редко ложится спать обнаженной. Я говорю себе, что здесь ждать этого от нее было бы даже глупо, – за окном жарко, но в номере свирепствует кондиционер. Никому не захочется простудиться на отдыхе. Я откладываю в сторону путеводитель по Лас-Вегасу и спрашиваю:
– Как тебе сегодняшний вечер?
– Неплохо. Даже хорошо. А что? – отвечает она, намазывая руки кремом.
– Даже несмотря на то что все шампанское прошло мимо тебя?
– Да.
– А почему ты не захотела ничего пить?
– Просто не захотела.
– Все еще болит голова?
– Что-то вроде этого.
Я решаю не продолжать больше расспросы. У Беллы действительно может болеть голова. Она жаловалась на постоянный многоголосый звон работающих игровых автоматов и доносящуюся из дверей казино неблагозвучную электронную музыку. Но почему тогда у меня такое чувство, будто ее беспокоит нечто большее, чем головная боль?
В последнее время она подвержена резким, почти истерическим сменам настроения. Она то раздражается по мелочам, то уходит в себя и становится угрюмой и неразговорчивой; то порхает, как птичка, то у нее глаза на мокром месте. Обычно Белла спокойная и уравновешенная, но сейчас я будто женат на двух женщинах сразу: верной, доброй, понимающей, невозмутимой Белле и истеричной, язвительной, вечно всем недовольной незнакомке.
Я очень много думал на эту тему и в конце концов пришел к выводу, что объяснить ее состояние можно только тем, что ей тяжело быть ничем не занятой. Возможно, Белла и не смогла найти себе дело по душе и не преуспела в продвижении по карьерной лестнице, но она серьезно относится к труду и добыванию хлеба насущного. Мне трудно и больно говорить об этом, но в последнее время Белла демонстрирует некоторые классические симптомы депрессии. Временами она чересчур возбуждена, временами – чересчур апатична; иногда бывает слишком радостна, а большую часть времени слишком печальна.
Я полагаю, что то чувство ненужности и бесполезности, которое овладевает современными людьми, является результатом нашего суматошного и поверхностного образа жизни и еще того, что теперь мы чаще всего живем отдельно от родителей и родственников. Старое как мир и необходимое, как вода, искусство беседы умирает, и для того, чтобы это понять, не надо обращаться к специалисту. Или, может быть, как раз надо – раз люди больше не разговаривают друг с другом.
Но я все же хочу найти способ ей помочь и поэтому спрашиваю:
– Что не так, Белла?
– Не так? Ничего. – Она улыбается. – А почему ты думаешь, что что-то не так?
– Не знаю. Просто у меня такое чувство, что тебя что-то тревожит. Что бы это ни было, я помогу. Понимаешь? Скажи мне, в чем дело, и я помогу.
– Это очень мило с твоей стороны, – говорит она и небрежно целует меня в щеку.
Я чувствую себя челсийским пенсионером, только что предложившим ей свою помощь в пересечении автомагистрали. Грустно вздохнув, я меняю тему:
– Лаура, по-моему, очень счастлива.
– Да.
– По всем признакам, она без ума от Стиви.
– Да.
– И хотя я, как правило, не слежу за личной жизнью своих друзей – на мой взгляд, это не мужское дело, – я рад заметить, что Стиви, без сомнения, тоже в нее влюблен. Как ты думаешь? Это же очевидно. А?
– Знаешь, Фил, мне очень хочется спать. Давай я выключу свет. Мне кажется, если я как следует высплюсь, то и голова у меня пройдет. Ты не против?
Оказалось, что не имеет никакого значения, против я или нет, потому что Белла опять мимоходом целует меня в щеку и гасит свет. Комната погружается во мрак.
Вот так вот. Ясно, что Лаура без ума от Стиви, но столь же ясно, что Белла терпеть его не может. Ей удается скрывать это почти ото всех, но я-то знаю. Единственное, что мне непонятно, – это почему. Белла наложила вето на мою идею сыграть с ним в гольф – а я, собственно, предложил это только для того, чтобы дать им с Лаурой возможность сходить куда-нибудь одним, без мужского эскорта. Я думал, что она будет в восторге, но она неожиданно уперлась всеми копытами. Ко всему прочему, она и сюда ехать не хотела – она привела несколько слабых и неубедительных аргументов в пользу отказа от поездки, и мы бы так и остались в Лондоне, если бы я уже не принял любезное приглашение Лауры. Я искренне полагал, что перемена обстановки пойдет ей на пользу. У меня сложилось впечатление, что она застряла в ежедневной рутине праздной городской жизни и не может выбрать, в какую сторону двигаться. Новые положительные впечатления должны стимулировать ее нервную систему и помочь ей определиться с дальнейшими шагами в жизни, или, по крайней мере, с их помощью она должна справиться с приступами дурного настроения.
Причина яростной неприязни моей жены к Стиви остается для меня загадкой. Мне он кажется вполне симпатичным парнем, несмотря на его страсть к ношению белых с серебром лайкровых костюмов – а они, насколько я знаю, такие тесные, что при желании можно рассмотреть гусиную кожу на бедрах исполнителя. Тот факт, что он выступает в таком наряде перед живой аудиторией, по крайней мере доказывает, что у него все в порядке с чувством юмора.
– Знаешь, что я сегодня выяснил? – Мой вопрос адресован к замершему под одеялом средних размеров бугру – это Белла так изображает, что спит.
– Что? – бормочет она.
– Стиви тоже учился в Абердинском университете. Ну, в том, который и ты закончила.
Белла никак не реагирует.
– Ты, случайно, не знаешь, сколько ему лет?
– Не знаю, – отвечает она.
– На вид ему примерно столько же, сколько тебе.
– А мне кажется, что он значительно моложе. Наверное, он просто хочет казаться старше.
– Интересно, что он изучал? Как думаешь, не могло случиться так, что ваши пути пересекались? По крайней мере, у вас точно должны быть общие знакомые. – Я пытаюсь найти для Стиви и Беллы точки соприкосновения. Как мне кажется, их очень немного.
Белла очень сдержанна в разговорах о своем прошлом по сравнению с другими женщинами, которых хлебом не корми – дай поговорить о себе, любимой, – большее удовольствие они находят, похоже, только в обсуждении своих «бывших». Белла не страдает отсутствием ума и такта и отлично понимает, что мне совершенно неинтересно, какие сексуальные партнеры были у нее до меня. Но в то же время я был бы не прочь познакомиться с ее старыми друзьями.
– Вроде бы он изучал музыку. Эти ребята варятся в собственном соку и не особенно пересекаются со студентами других факультетов. Думаю, если бы мы виделись когда-нибудь, я бы запомнила.
– Особенно если он и в то время носил баки и золотые очки, – шучу я.
– Да уж, – соглашается Белла.
А затем она делает то, чего я никак не мог ждать после ее решительного заявления, что ей очень хочется спать. Вдруг моих губ касается ее теплое дыхание, затем я чувствую ее мягкий рот. Она принимается целовать меня. Медленные, долгие, сладостные поцелуи. Одним быстрым мягким прыжком она оказывается на мне. Белла такая худенькая, что обычно я едва ощущаю ее вес, но сегодня она наваливается на меня всем телом, будто стараясь вдавиться в меня целиком. Я чувствую, как ее соски твердеют под пижамной сорочкой. Несомненно, и она чувствует животом, как напрягается мой член. Я обнимаю ее и прижимаю к себе. Ее пальцы теребят мои волосы, а мои гладят ее плоть. Она целует меня в губы, затем за ухом, затем в шею, осыпает поцелуями грудь. Ее рука движется вниз, она направляет мой член в цель, и больше мы не разговариваем. Даже если бы она и захотела сказать что-нибудь, то не смогла бы – ее рот занят.
