Текст книги "Мужей много не бывает"
Автор книги: Адель Паркс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)
20. ТЫ МЕНЯ БОЛЬШЕ НЕ ЛЮБИШЬ
Стиви
Черт побери… Черт меня побери! Белинда Макдоннел. Белинда вдрызг Макдоннел. Моя жена – уже бывшая, я так полагаю – протягивает мне… И что же такое она мне протягивает? Я выхожу из ступора и беру у нее из рук тарелку склизких улиток. Выглядят они примерно как выделения из носа при очень сильной простуде – еще и с игрушечными вилочками. Устрицы? Белинда Макдоннел кормит устрицами друзей, пришедших к ней в гости в субботу вечером?
Поначалу я решил, что ошибся. Эта – как ее там – Белла смотрела на меня как на совершенно незнакомого человека. Так что я засомневался. Это не могла быть моя давным-давно пропавшая жена. Конечно, некоторое сходство есть, но, как я успел уже убедиться, на Белинду похожи многие женщины. За долгие годы разлуки я встречал женщин с точно такой же походкой, ростом или цветом волос, как у нее. Я слышал похожий смех. Я бежал за женщинами и трогал их за плечо – но, когда они оборачивались, иллюзия рассыпалась в прах.
Я бесчисленное количество раз представлял себе, как встречусь со своей женой, и всегда думал, что мы столкнемся нос к носу где-нибудь на концерте или в библиотеке. Или, может быть, за границей – например, на Парфеноне. Да, это было бы неплохо. Или во время грозы, под проливным дождем – согласитесь, гром и молния имеют в себе нечто драматическое. В общем, хотя я и разыграл мысленно не меньше тысячи различных сценариев, но мне и в голову не приходило, что я встречу Белинду на ступенях большого дома в Уимблдоне. И что я в этот момент буду гостем, а она – хозяйкой, закатывающей званый ужин. Начать хотя бы с того, что Белинда Макдоннел вообще не умела готовить.
Потом мне пришло в голову, что эта элегантная леди может оказаться родственницей моей жены, – потому что эта Белла замужем за Филипом, приятным дядькой средних лет, а Белинда, насколько я знаю, до сих пор замужем за мной. Господи боже мой. Неужели мы уже в разводе, а я об этом не знаю? Я много переезжаю с места на место, почта не всегда меня находит. Так что хоть я и воображал себе этот момент почти каждый день в течение восьми лет, но когда на самом деле встретил жену, то засомневался. На какую-то долю секунды то, чего я хотел больше всего на свете, превратилось в то, во что я верил меньше всего на свете. Но затем она обняла меня.
Она была совершенно такой же, как раньше. Все мои сомнения развеялись в тот же миг. Тело Белинды соприкоснулось с моим и влилось в него. Ее притянуло к моему боку, словно магнит к железу, – будто там была пустота, которую могла заполнить только она. Я и не подозревал, что все эти годы ношу в себе некую впадину или брешь. Хотя, возможно, подозревал.
Она сильно изменилась. Раньше на голове у нее красовалась шапка прерафаэлитских кудряшек, а теперь ее прямые волосы похожи на лист полированного стекла. И они стали темнее – видимо, давно не видели «Сан-Ин». Черты лица утончились, потеряв свою детскую пухлость. Моя Белинда Макдоннел была хорошенькой, эта Белла – как там ее – просто сногсшибательна. Самая красивая женщина из всех, что я видел в последнее время.
Когда она обняла меня, я вздохнул, наполнив легкие ее ароматом. Теперь она пользуется другими духами – что-то пряное и утонченное. Они ей идут. Когда она отстранилась (и почему это меня так расстроило?), я обратил внимание на ее одежду. Во всех придуманных мной сценариях нашего воссоединения на ней были ботинки «Док Мартенс», толстые шерстяные колготки, мешковатый джемпер, короткая юбка в складку и большие серьги в виде колец. Может, это было слишком – ведь это даже негигиенично, не говоря уже о том, что немодно. Ничего не могу сказать – она удивительно хорошо выглядит в этом сексапильном черном платье. В этом, без сомнения, дорогом платье. В магазины, где продаются такие платья, я даже не захожу – в них всегда полно неулыбчивых женщин, которые смотрят на тебя презрительным взглядом, будто ты настолько деревенщина, что у тебя нет ни одного шанса стать их деревенщиной. Интересно, какую часть моего годового дохода я бы за него выложил?
Я не ожидал, что она уйдет так далеко. Так далеко от меня. Возможно, это немного наивно с моей стороны – принимая во внимание обстоятельства. Кто-то мог бы напомнить мне, что именно этого она и хотела – уйти от меня как можно дальше.
Пока Белинда общается с гостями и накладывает им еду, у меня есть возможность спокойно рассмотреть ее и подумать.
Раньше у Белинды, как и у всех жителей северо-востока Шотландии, был сильный акцент, а теперь она разговаривает как королева Великобритании.
– Как думаешь, булочки не слишком горячие для того, чтобы их можно было подавать с устрицами? – спрашивает она у улыбчивой Амели. Та равнодушно пожимает плечами – это означает, что с ней все нормально. Мне лично кажется, что у женщины, которая беспокоится о том, не слишком ли горячи булочки для того, чтобы их можно было подавать с устрицами, определенно что-то не так с головой. Она же не всерьез, а? Ведь напротив нее сижу я, ее муж из прошлой жизни, – здесь, в этом доме, в котором она живет с мужем из нынешней жизни, – а она беспокоится, не слишком ли горячи булочки!
Чем дольше я наблюдаю за ней, тем больше убеждаюсь в том, что она изменилась просто до неузнаваемости. И не только дорогое дизайнерское платье и стильная прическа выделяют ее из массы обычных женщин. Не только то, что она поменяла акцент, имя и цвет волос. Она изменилась и внутренне. Она стала куда жестче, чем ее прекрасные, ухоженные ногти. Я весь сжимаюсь.
Ужин проходит как в тумане. Кто-то передает мне бокал вина. Затем на столе передо мной оказывается другой – опять полный. Я сижу рядом с Лаурой, напротив Белинды. Кто-то наливает мне еще бокал. Да кто же их пьет? Для меня это слишком. Я нашел ее и потерял – и все в один вечер. Она замужем за Филипом. У нее на пальце его обручальное кольцо – платиновое с бриллиантами. А скромного золотого – того, которое ей когда-то подарил я, – нигде не видно. Не то чтобы она постоянно его носила, когда мы были вместе, – чаще всего оно лежало в шкафчике в ванной. Белинда боялась, что его кто-нибудь увидит, – и тогда раскроется тайна нашего семейного положения. И когда же я, позвольте спросить, развелся?
Когда Лаура в третий раз пихает меня в ребра, я наконец понимаю, что с треском провалил роль интересного и забавного в общении парня.
– Ты слышал? – спрашивает она. – Филип только что спросил, как получилось, что ты начал выступать как двойник Элвиса?
Мне каким-то образом, на автопилоте, удается выдавить из себя подходящий ответ. Восхитительная Лаура, несомненно, решит, что я веду себя как куль с мукой только потому, что нервничаю в незнакомой компании. Она ведь даже не представляет, как хорошо я знаю ее лучшую подругу.
Восхитительная Лаура. Господи, ну что я за урод. Восхитительная Лаура. Я называю ее так, потому что она и правда такая. И потому что мне нравится это слово. Одно слово – а означает столько всего. Красивая, обаятельная, нежная, милая, добрая, любящая. Все это – Лаура. А я был женат на ее лучшей подруге – и, очевидно, она ничего об этом не знает. Лаура очень живая и веселая девушка, и она хочет, чтобы я считал ее таковой. Но я также знаю, что она очень уязвимая и легко ранимая девушка. Я не хочу причинить ей боль. Может быть, я должен что-нибудь сказать? Постучать вилкой по стакану – хрусталь, судя по всему; кто бы мог подумать, что у Белинды когда-нибудь появится что-нибудь блестящее, и это будет не заколка для волос, – и сказать: «Извините, что прерываю такой замечательный вечер, но, Филип, дружище, дело в том, что я был женат на твоей жене. Я просто подумал, что тебе следует это знать. Ведь так оно и есть – да, Белинда? Лаура, прости. Все извините. Мне очень жаль».
Я тянусь к вилке.
– Стиви, ты не любишь устрицы?
С того памятного момента, когда Белинда предупредила меня, чтобы я держал язык за зубами, она в первый раз обращается непосредственно ко мне. Я невольно задумываюсь, не прочла ли она мои мысли, – уж больно вовремя был задан вопрос. Воспоминание о нашей прошлой близости возбуждает в моем теле электрический разряд, а во мне самом пробуждает добрые чувства. Все эти годы я помнил о ней – ну конечно, а как же иначе? Целую вечность я ни о чем, кроме нее, вообще не думал, но в последнее время я редко заглядываю в прошлое. С ней все получилось так глупо, так чертовски… печально. Иногда я задумывался, как она живет без меня, – но теперь я уже не вспоминаю о нас с ней, о том, как мы любили друг друга. Или, точнее, я не позволяю себе вспоминать. Ведь она была мне… отрадой.
Да-да, она была мне отрадой. Уносясь разумом в прошлое, я, кажется, почти чувствую запах солнечного света – такие яркие у меня воспоминания о том времени. Такие живые и радостные.
Я не могу сделать признание, когда она просила меня хранить молчание. Я обязан дать ей шанс все объяснить.
– Э… да. Меня смущает… текстура.
– К ним нужно привыкнуть. Это требует некоторых усилий. В первый раз никому не нравится.
– Да, но стоит ли к ним привыкать? – спрашиваю я. Лаура толкает меня в колено. Ясно, что я хамлю. Ну и черт с ним. Вспоминания воспоминаниями, но Белинда относится ко мне явно свысока. Я помню, как она красила «Тайпексом» шпильки на туфлях, – так кто она такая, чтобы указывать, к чему мне нужно привыкнуть? Мне уже хватит пить. Надо брать себя в руки.
Белинда наклоняется через стол и забирает мою тарелку.
– Я могу предложить тебе что-нибудь другое. Что бы ты предпочел – яичницу? Салат?
– Нет, спасибо. – Я встречаюсь с ней взглядом. – Если честно, мне что-то не очень хочется есть.
– Это, наверное, из-за жары, – говорит Лаура. Она берет со стола пробковую подстилку под тарелку и начинает без энтузиазма ею обмахиваться. – Не подумайте, что я жалуюсь. В Лондоне не так часто бывает хорошая погода. Для начала июня это просто отлично.
Лаура слегка краснеет. Виной тому может быть алкоголь, жара или стыд за то, что ей приходится разговаривать о погоде с лучшими друзьями. Бедная Лаура! Конечно, она переживает – она ведь хочет, чтобы мы все понравились друг другу. Когда мы только ехали сюда, она вскользь упомянула о том, что Белла (под этим именем она знает Белинду) почему-то не в восторге оттого, что мы начали встречаться, – и она никак не может понять почему. Ну вот, тайна и раскрылась.
– Стиви, ты мне не поможешь на кухне? – говорит Белинда.
– Дорогая, зачем ты просишь Стиви? Он ведь гость. Давай я тебе помогу, – привстает Филип. Хороший вроде бы мужик, но явно под каблуком у жены.
– Нет, ты сиди. – Белинда решительно кладет руку ему на плечо и усаживает на место. Вот вам прямое доказательство – она справляется с ним и без применения каблука. Мне становится смешно. Интересно, а Белинде мое наблюдение показалось бы забавным или нет? Раньше я мог рассмешить ее в любое время дня и ночи.
Я встаю из-за стола и иду за ней – и слышу, как за моей спиной Амели говорит Лауре:
– Не волнуйся. Она будет нарезать рокфор, а не Стиви. Он слишком красив для этого.
При обычных обстоятельствах я бы, наверное, обиделся или загордился, но сейчас у меня настолько все перепуталось в голове, что эта фраза не вызывает абсолютно никакой реакции.
Вчера ночью мы с Лаурой занимались любовью. Именно занимались любовью, а не просто переспали, перепихнулись или трахнулись. Ничего такого мы не делали. Мы действительно любили друг друга. Мне и до этого было ясно, что у нас с Лаурой очень много точек эмоционального соприкосновения, и я долго не решался закрутить с ней на всю катушку. Она еще не полностью оправилась от потрясения, вызванного разводом, и она слишком мила для того, чтобы я чувствовал себя вправе просто мутить воду. Не то чтобы я был принципиально против такого вида взаимоотношений – я только хочу сказать, что с некоторыми девушками это просто – повстречались-разбежались, – а с другими совсем нельзя. Если у тебя что-то начинается с такой женщиной, как Лаура, но ты не чувствуешь, что вот-вот влюбишься в нее, – тогда лучше оставь ее в покое.
А прошлой ночью я мог бы поклясться, что люблю ее.
И надо сказать, я почти сказал это вслух. Когда мы лежали, прижавшись друг к другу, в нашем общем тепле, соках и поту, утомленные и сытые друг другом, я находился всего на волосок от того, чтобы прошептать эти три коротких слова. И не только потому, что ее рот оказался самым замечательным из всех, что когда-либо дарили мне наслаждение. И не потому, что мы перебрали большую часть позиций Камасутры с уверенностью, присущей лишь устоявшимся парам. Я две недели провел с этой женщиной и ее сыном. Она смешная, милая, заботливая и веселая. Мне она кажется идеальной матерью, и Эдди, похоже, разделяет мое мнение. Я имел возможность наблюдать, как она держит себя с рабочими, которые делают ремонт у нее в квартире, соседями, продавцами в магазинах, мамашами у ворот детского сада, – и не нашел к чему придраться. Она ценит хорошую шутку, но никогда не позволяет насмехаться над собой. Я уже понял, что иногда, когда она устает или просто поддается плохому настроению, она имеет склонность считать себя жертвой, но ее отношение к окружающему миру изобличает в ней победительницу. Я восхищаюсь этой смесью внутреннего неверия в свои силы и внешнего напора. Как-то она даже уговорила полицейского не выписывать мне штраф. Никогда раньше такого не видел.
Прошлой ночью я чуть не сказал ей, что люблю ее. Или, по крайней мере, если бы у меня не хватило решимости сказать это напрямую, я бы по-мужски извернулся и придумал что-нибудь вроде: «Кажется, я начинаю в тебя влюбляться». Но кое-что меня остановило. Не риск выставить себя полным дураком и не опасность того, что она рассмеется мне в лицо. И даже не тот факт, что мы знакомы всего две недели и поэтому я мог ее этим спугнуть. Мена остановила мысль о Белинде Макдоннел.
Как сказать девушке, что ты не уверен в собственном семейном положении? Я не знаю. Правда не знаю. Я ломал голову над этой задачей несколько лет – с перерывами, конечно. Из-за своего неопределенного статуса я всегда старался следить за тем, чтобы мои отношения с девушками не заходили слишком далеко, – и до настоящего момента это не представляло особой проблемы. Но прошлой ночью я пришел к мысли, что начинаю любить Лауру, что она идеальная девушка для меня. Эта мысль не отпускала меня все утро и продолжает жужжать в голове даже сейчас.
Тогда почему, идя за Белиндой в кухню, я спрашиваю себя, не бросимся ли мы друг другу в объятия, как только останемся наедине?
Не такая уж странная мысль, принимая во внимание обстоятельства сегодняшнего вечера. Я не хочу, чтобы это случилось, но, когда я вижу ее аккуратную попку, покачивающуюся в шаге впереди меня, и родинку на плече, которую я целовал бесчисленное множество раз, я ощущаю в штанах некое трепетание. Мне стыдно, и я злюсь. Злюсь на то, что она до сих пор имеет надо мной такую власть. Поэтому, как только мы оказываемся одни, я делаю все от меня зависящее, чтобы вместо взаимных объятий мы принялись за другую нашу старую привычку.
– Послушай, Белинда, ты, случайно, не хочешь объяснить мне, что здесь вообще происходит? – резко спрашиваю я.
– Я не могу – не сейчас, не здесь, – шипит она, косясь на дверь.
– Тебе придется сделать это.
– Стиви, мне очень жаль…
– Жаль? И чего тебе жаль? Что мы когда-то имели глупость пожениться? Что ты развелась со мной, даже не сочтя нужным спросить моего согласия? Кстати, а когда мы развелись? Разве я не должен был получить адвокатское извещение или что-либо подобное?
Краска сбегает с ее лица. Румяна на мертвенно-бледных щеках напоминают кровоподтеки. Резко выделяется полоска ярко-красной помады на губах. На секунду ее лицо лишается всякой красоты и становится похожим на клоунскую маску.
– Мы не в разводе, – бормочет она.
– Мы – что?!
Я слепо шарю вокруг себя, натыкаюсь на табурет и падаю на него. Какого черта я доволен? Она была моей женщиной, но я потерял ее. Сегодня я нашел ее, но тут же потерял снова, так как решил, что раз она замужем за Филипом, то больше не замужем за мной. В течение какой-то доли секунды, когда я отказывался от всех фантазий, касавшихся нашего счастливого воссоединения, я чувствовал по этому поводу глубокую, искреннюю печаль. А на самом деле Белинда мне не нужна – у меня ведь теперь есть Лаура. Встреча с Белиндой вообще-то все кошмарно и непредсказуемо усложняет. Так какого черта я доволен?
– Но ты же замужем за…
– За Филипом. Да.
– Тогда это называется…
– Двоемужие. Я знаю, – шепчет Белинда. Она садится на соседний табурет и берет меня за руку. – Стиви, посмотри на меня. Это важно. У нас очень мало времени.
Я смотрю на нее. Утонченная женщина, которая только что с каменным спокойствием поглощала устрицы, исчезла без следа. Там, в столовой, было несколько моментов, когда я почти ненавидел Беллу Эдвардс. Она казалась такой холодной и самодовольной. Смятение, в котором я находился, будто не имело к ней ровно никакого отношения, – а ведь именно она являлась его причиной. Но сейчас спокойствие и самоуверенность покинули ее. Я оказался лицом к лицу с Белиндой. Я узнаю этот испуганный, неуверенный взгляд. Что-то во мне взрывается – и не только в штанах. Я чувствую прилив нежности и желание защитить ее. Господи, сними меня с этих качелей – мне совсем тут не нравится…
– Ничего никому не говори, прошу тебя. Пожалуйста, дай мне немного времени. Мы встретимся, и я все объясню. Мы попали в такую переделку!
– Мы ни в какую переделку не попали. Это ты попала, – уточняю я.
– А как же Лаура? Неужели она для тебя ничего не значит? – И опять она Белла – холодная и старающаяся сохранить контроль над ситуацией. Все мои теплые чувства к ней тут же улетучиваются. Ей не нужно, чтобы я был на ее стороне; ей нужен побежденный противник. Она отлично понимает, что я уже нахожусь в слабой позиции, ведь я молчал весь вечер и, значит, оказался ее соучастником. Возможно, в этом и состоял ее план. Я всегда чувствовал, что в Белинде присутствует какая-то скрытая жестокость.
– Лаура для меня очень много значит. Слушай, а что, если я сейчас выйду в столовую и повторю перед всеми все, что ты только что сказала?
– Ты этого не сделаешь.
– Почему же?
– Потому что Лаура этого не перенесет. Что бы у вас там ни началось – оно разобьется вдребезги.
А вот тут она, возможно, права. Лаура – хрупкая девушка. Я не хочу причинить ей боль и еще меньше хочу ее потерять.
– И…
– Да?
– Я прошу тебя молчать.
Я бесстрастно смотрю на нее.
– Умоляю тебя об этом. Ради всего, что у нас с тобой было, дай мне шанс все объяснить, – добавляет она.
– Не знаю, что и делать. – Я приглаживаю ладонью волосы – жест, эквивалентный чесанию в затылке.
– Тогда просто напиши мне адрес школы, где ты работаешь, и я буду ждать тебя у ворот в понедельник, в четыре пятнадцать. – Она подает мне ручку и блокнот с отрывными листами. На верхнем листе – список продуктов. Я не понимаю, что означают большинство названий.
Белла берет в руки большую соусницу и идет к двери. Прежде чем открыть ее, она оборачивается и говорит:
– Стиви, прости меня. Мне правда очень жаль. Не знаю, чему и верить.
21. В ПОИСКАХ ТЕБЯ
Филип
– Ну и как тебе вечер? – спрашиваю я, когда Белла наконец приходит в спальню. Она убрала и вымыла всю посуду, оставшуюся после ужина, мотивировав это тем, что утром ей будет противно спускаться вниз навстречу настоявшемуся за ночь затхлому запаху, исходящему от оставшихся на столе грязных тарелок. Меня она загнала в постель, сказав, что в выходные я должен отсыпаться. Это, конечно, правда, но ее объяснение не убедило меня в том, что она хочет убрать все одна из чистого человеколюбия. Мне показалось, что ей просто нужно было, чтобы я не путался у нее под ногами. Когда она поднялась наверх и увидела, что я еще не сплю, – я читал «Ньюсуик», – в ее глазах мелькнуло разочарование, в то время как на губах заиграла приветливая улыбка. – Ну и как тебе вечер? – снова спрашиваю я.
Не обратив внимания на мой вопрос, она говорит:
– Я хочу выполнить свои упражнения. Может быть, мне перейти в другую комнату? Я не хочу тебе мешать.
– Иди в постель, Белла. Нельзя качать пресс на полный желудок. – Я откидываю одеяло. Белла вздыхает и залезает в постель. – Ты не сняла трусики, – замечаю я. – Почему?
Обычно мы спим обнаженными. Мне это очень нравится. Я считаю, что это является индикатором близости наших отношений. Это показывает, что мы открыты друг для друга – и для секса, разумеется. Иногда Белла надевает фривольное, сексуальное белье – это ясно говорит мне о том, что она не намерена, оказавшись в постели, тотчас уснуть. Однако сейчас на ней шортики, которые она носит только во время месячных. Но ведь у нее сейчас нет месячных. Интересно, чем это можно объяснить.
– Как ты сам сказал, из-за полного желудка. Я такая толстая, – говорит она.
Это просто смешно. Ты красивая, как никогда.
– Неправда, – заявляет Белла и поворачивается ко мне спиной.
Я вздыхаю, откладываю журнал в сторону, гашу верхний свет и придвигаюсь к ней ближе. Я испытываю облегчение, когда она тыкается попой мне в пах. Это значит, что хотя Белла и не в духе, но виноват в этом не я. Теперь задача номер один – выяснить, кто в этом виноват или что в этом виновато.
– Ну так как тебе вечер? – спрашиваю я в третий раз.
– Неплохо.
– И только?
– Да. Неплохо.
Я сбит с толку. Обычно после вечеринки ей требуется целая вечность для того, чтобы успокоиться. Она долго болтает о том, кто что сказал, кто в чем пришел и понравилась ли гостям наша еда. Ведь правда же, пудинг был вкусный? Разве у нас не замечательные друзья? И разве мы не самая счастливая пара в мире? Я полагал, что сегодня она устроит мне допрос с пристрастием на предмет того, что я думаю о Стиви, затем проведет систематизацию своих собственных впечатлений и в заключение сделает железный вывод относительно жизнеспособности их с Лаурой отношений. Я даже уже отрепетировал свою речь, так как Белла часто пилит меня за то, что я, по ее мнению, недостаточно заинтересован в предмете. Мне слегка обидно лишаться возможности озвучить свои мысли по этому поводу.
– Замечательный ужин, любовь моя, – говорю я, имея целью придать начальный импульс разговору.
– Спасибо.
– Жаль, что Стиви не понравились устрицы.
– Да. Перевод ценного продукта.
– Приятный парень, ты не находишь? Тишина.
– Разве что излишне скромный – или, может, он просто нервничал?
– С чего ему было нервничать? – вскидывается Белла.
– Ну, встреча со старыми друзьями новой девушки – это всегда нелегкое предприятие. Мы все стремимся оберегать Лауру. Это, наверное, сильно напоминает процедуру знакомства с родителями невесты.
Белла фыркает.
– А тебе он понравился? – продолжаю я.
– Не знаю. Я почти с ним не говорила.
– Он упомянул, что учился в университете в Шотландии. Ты, случайно, не…
– В Шотландии целая куча университетов. С чего ты взял, что он учился в моем?
– Белла, я знаю, что Шотландия – это обширная территория, а не горная деревушка. Я просто хотел спросить, не знаешь ли ты, случайно, в каком именно университете он учился.
Беллу очень болезненно относится к английскому высокомерию по отношению ко всему шотландскому, и ее раздражает общепринятое среди лондонцев мнение, что раз в Шотландии мало больших городов, то там все друг друга знают. Я увожу разговор от больной темы:
– Он здорово выглядит.
– Разве?
– Ну брось, неужели ты не заметила? – Я игриво сжимаю ладонью ее ягодицу. Я ничего не имею против того, чтобы она смотрела на красивых мужчин, а она в свою очередь не обижается, когда я обращаю внимание на привлекательных женщин. Мы состоим в браке, но это означает, что мы пара, а не что у нас нет глаз. – Вот Лаура точно считает его очень сексапильным мужчиной. Она от него без ума.
– Только это и имеет значение.
Белла по-прежнему лежит ко мне спиной и, несмотря на мои усилия, не желает завязывать настоящий разговор. Я мог бы прямо спросить, что у нее не так, но я знаю, что единственное, чего я смогу добиться с помощью прямого противостояния, – это что Белла окончательно замкнется в себе. Поэтому вместо лобовой атаки я совершаю обходной маневр:
– Интересно, он играет в гольф?
– Нет, не играет.
– Откуда ты знаешь?
– Я… не знаю. Я предполагаю. Он просто не похож на того, кто играет в гольф.
– Но ведь он некоторое время жил в Шотландии, поэтому более чем вероятно, что он все же играет. Я попробую пригласить его на партию к себе в клуб.
– Зачем?
– Чтобы показать свое дружеское расположение к нему. Как-нибудь в субботу вы с Лаурой могли бы отправиться по магазинам – как раньше, – а мы со Стиви обошли бы лунки.
– Не думаю, что это хорошая идея.
– Почему?
– Возможно, у них это ненадолго.
– Ну, если так, то мое сердце не будет разбито, если я потеряю нового партнера по гольфу; а если нет, то было бы неплохо сойтись с ним поближе.
– Хватит, Филип! – Белла рывком поворачивается ко мне. – Хватит об этом! Ее лицо, обычно такое спокойное, сочится раздражением.
– И чего ты его так невзлюбила? – спрашиваю я.
– Я его не невзлюбила. – Белла опирается на меня и выключает лампу, стоящую на столике у кровати. – У меня болит голова. И сейчас я бы хотела просто уснуть.
Лежа в темноте, я считаю на пальцах, сколько дней ей осталось до начала месячных. Еще ни разу за всю нашу совместную жизнь я не наблюдал у нее такого сильного приступа предменструального синдрома.
