Текст книги "Скорость. Дарьяльский дрифт (СИ)"

Автор книги: Адам Хлебов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 14

Я прикрыл локтями лицо и зажмурил на мгновение глаза, чтобы уберечь их от осколков. Темнота.

А потом влетел в подъезд и угодил коленом в челюсть одного из преследователей, опрокинув его бездыханное тело на спину.

В ушах стоял звон разбивающегося стекла.

Первое, что ударило в нос – запах пыли, смешанный с железным привкусом крови во рту.

Воздух был тяжёлым, словно пропитанным электричеством перед грозой.

Где-то в подъезде хлопнула дверь – я не смотрел в ту стордеону, обернулся. Не было времени.

Второй, не обращая на меня внимания, бежал за Дзерой. Я бросился за ним.

Он проворно свернул за угол в длинный коридор, окутанный полумраком.

Где-то в подъезде хлопнула дверь – я не смотрел в ту сторону, обернулся.

Впереди, у крайней по счёту двери справа, мелькнул силуэт.

Дзерасса.

Её лицо бледное, глаза широко раскрыты – в них читался не страх, а ясное, холодное понимание, что нужно выбираться.

Она прижалась к стене и что-то судорожно искала в недрах своей дамской сумочке.

Наконец она вытащила складной нож средних размеров, отбросила сумку, раскрыла его и выставила перед собой.

В этот момент она была прекрасна. Её нахмуренные брови подчёркивали глаза, сверкающие яростью.

Черты лица на мгновение расслабились. Она увидела меня.

Спина преследователя неожиданно начала разворачиваться, он всё же решил сначала разобраться со мной.

Дальше по коридору тупик. Дзере бежать некуда.

Похоже, что я не разглядел его там на дороге как следует.

Передо мной возникла целая гора.

Высокий, широкоплечий, но не грузный.

Движения – как у большого кота: плавные, без лишнего напряжения. Его глаза были пусты. Ни злости, ни азарта – только работа.

– Идиот, не лезь не в своё дело! – он сказал это с каким-то незнакомым акцентом.

Его голос прозвучал глухо, будто сквозь вату.

Я не ответил. Моё сердце билось ровно, но каждая мышца была натянута, как тетива. В ушах – приглушённый звон. Нет, не от разбитого стекла.

Я знал этот звук. Так бывает перед входом в ринг.

Он стоял в трёх шагах. В узком коридоре, постелен дешёвый советский линолеум с мытищинского завода.

Справа – дверь в квартиру, слева – тоже. За его спиной, за Дзерассой окно. Один выход, который за спиной меня.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Это не страх – расчёт.

Мой противник не спешил. Он изучал меня так же, как я его. В руке клинок.

Его взгляд скользнул вниз – к моим рукам, к ремню, к ногам. Искал слабое место.

Я сделал микроскопический шаг влево.

Его пальцы дрогнули.

Сейчас.

В следующее мгновение он рванулся вперёд.

Время застыло.

Его нож сверкает – тонкая полоска света, прочертившая воздух.

Я едва успеваю отклониться, почувствовав, как лезвие чиркнуло по одежде. Холодок скользит по коже, но боли нет.

Ни минуты покоя. Ни секунды покоя.

Не могу без тебя. Не могу без тебя.

В голове заиграла песня Лещенко. За спиной у громилы раздаётся резкий вдох – Дзерасса.

Не крик, не предупреждение, просто короткий, сдавленный звук.

Я не вижу её лица, но знаю: она переживает за меня, замерла у стены, пальцы впились в рану, глаза – два тёмных пятна в полумраке.

От того и этот вздох. Но он меня бодрит.

Противник не даёт передышки. Его второй удар идёт снизу – быстрый, как кобра.

Я отскакиваю назад, пяткой натыкаюсь на стопку книг. Кто-то выставил излишки своей библиотеки в коридор.

Тело само находит выход: рука хватает первую попавшуюся вещь – толстый фолиант в кожаном переплёте.

Удар!

Книга раскрылась. Страницы мелькают, как стая испуганных птиц.

Этого времени хватает, чтобы засадить ему ногой снизу в пах.

Тут не до джентльменства, передо мной профессионал, хладнокровный убийца.

На миг нападавший ослеп – я увидел, как его веки рефлекторно дрогнули.

Но он был сделан будто из стали.

Если он и чувствует боль, то не показывает.

Только сомкнутые на секунду веки свидетельствуют о том, что он что-то ощущает.

Я не теряю времени.

Сейчас, уважаемый.

Почти одним ударом наотмашь вламываю ему тяжёлой книгой в лицо, а потом, продолжая движение, выбиваю нож из его рук.

Два глухих хлопка. Художественная литература на такое обращение с собой не рассчитывала.

Переплёт распадается, страницы разлетаются.

Громила отшатывается в сторону, но не падает.

У него рассечение. Ну хоть так. Капли крови сочатся с его брови, растеклись по скуле.

Его глаза на секунду встречаются с моими – и в них нет ни боли, ни злости.

Только холодный расчёт. Скорее даже горечь от того, что раньше меня не прирезал.

Он ответил мгновенно.

Его кулак вонзился мне в рёбра. Воздух вырвался из лёгких со стоном. Мои веки тоже вздрогнули от удара, но я не упал.

Не мог.

Ведь за его спиной Дзерасса с широко раскрытыми глазами, полными надежды на меня.

Сквозь туман в голове слышу, как Дзера хотела предупредить, двинулась. Шорох одежды, сдавленное:

– Саша!

Противник уже шарил взглядом по полу в поисках обронённого ножа. Вот-вот он занесёт руку, чтобы его подобрать.

Я бросаюсь вперёд, врезаясь в него плечом.

Мы валимся на пол, его нож далеко, он не успевает его подобрать.

Тела сплетаются в яростной схватке, локти, колени – всё стало оружием.

Впервые жалею, что любил только бокс и не занимался боевым самбо.

Он попытался навалиться сверху, но я успеваю упереться ногой в живот и с невероятной силой отшвыриваю его назад.

Он прямо впечатывается в стену, покрашенную в зелёную масляную краску, со звонким шлёпком.

Со стены с грохотом падает полка, на которой стоят горшки с фикусами.

Керамика разбивается, оставляя горки земли на линолеуме.

Он снова прыгает на меня.

Тень мелькает в периферии – Дзера рванулась к двери. Стучит но никто не открывает. Наверно все на работе.

Противник замечает. Его рука тянется к поясу – второй нож? Пистолет?

Я не даю ему выбора.

Хватаю осколок керамического горшка с пола – и бью ему куда-то в лицо. Хруст. Кровь брызнула на стену.

Пауза. Время снова потекло нормально. Но где-то в подсознании уже звенит тревожный звонок:

Это только начало, не расслабляйся.

Не вижу, как он разворачивается и отшвыривает.

Стена ударила меня в спину. Она ледяная, чувствую даже сквозь одежду.

Вижу его удар, микрошаг в сторону. Его кулак просвистел в сантиметре от моего виска.

Ух, сердце замирает, понимаю, что если бы он попал, то в лучшем случае я остался бы инвалидом.

Дзера бросается на него со спины, но он отшвыривает её как собачонку.

Ах, ты ж тварь. Тебе пиздец!

Слышу хриплый кашель Дзеры из коридора. Она пытается что-то сказать, но вместо слов вырывается только сдавленный стон.

Моё сердце бешено колотится – не от страха, нет. От ярости. Ты должен заплатить за это высокую цену.

Противник опять бросается вперёд и выкидывает мне в голову двойку.

Уклоняюсь, но подскальзываюсь на линолеуме, залитом каплями крови, и грохаюсь на корточки.

Третий удар мимо. Его кулак разрезает воздух надо мной.

Рука схватила первое, что попалось – дешёвый обломок цветочной полки.

Противник раскрывается, готовясь бить, пока я стою на коленях.

Ноги, как пружины, выбрасывают тело вверх.

Удар снизу-вверх. ДСП вонзился и раскроил ему подбородок. Кровь брызнула на потолок.

Он даже не застонал. Просто качается, затем резко выплёвывает красную слюну и бросается снова.

Его кисти впиваются мне в горло, большие пальцы ищут сонную артерию. Ещё чуть-чуть – и у меня поплывёт зрение.

Ну уж хрен тебе, кем бы там ни был. Так ты меня не задушишь.

Я бью головой ему в нос.

Хруст. Хватка ослабла. Воспользовавшись моментом, засаживаю ему две кружки под рёбра и вырываюсь.

Рука снова нащупала остатки горшка.

Осколок вонзается ему в щёку. Он пятится, на мгновение потеряв равновесие. Я не даю ему опомниться – хватаю за волосы и со всей дури бью его лицом о стенку.

Он грузно опускается на колени. Кровь стекает по его лицу ручьями, смешиваясь с потом на одежде. Один глаз уже заплыл, но правая рука всё ещё тянется к ножу на полу.

Я не колеблюсь ни на секунду. Или он меня убьёт, или я его вырублю.

Шаг вперёд. Удар коленом. Он попробовал прикрыться ладонью от второго удара.

Резкий рывок вверх – его запястье хрустнуло, как сухая ветка. Противник впервые за весь бой издал звук – короткий, сдавленный хрип.

Я повторяю удар коленом – точно в цель, в челюсть. Его тело обмякло, но я знал – такие, как он, не сдаются с первого раза.

Моё животное нутро в этот момент подсказывает, что его нужно добить, нависаю над ним, замахиваюсь, чтобы всадить ему в челюсть, но кто-то хватает мою руку сзади.

Слышк нежный голос

– Ты вырубил его. Он в отключке. Больше не надо…

Дзера.

Останавливаюсь. Время возвращается к естественному ходу. Поединок длился от силы секунд десять.

Я поднял голову. Наши взгляды встретились. В её глазах не было осуждения – только понимание. Она знала: моё желание добить врага – это не изуверство. Это необходимость.

– Он получил своё, – её голос был хриплым, но твёрдым.

Я кивнул. Она бросилась в мои объятия.

– Ты цела? – Она прижималась ко мне. Я не обнимал её, за плечи прикасаюсь к её шелковистым волосам.

– Спасибо, Саша, со мной всё в порядке.

Я переживал, что могу испачкать её платье в крови, но, казалось, её это вовсе и не волновало.

– Нам лучше двигаться, всё-таки с минуты на минуту приедет милиция. Мне кажется, нам не стоит оставаться.

Всё ещё разгорячённый схваткой, я пока не чувствовал боли, но ссадины на кулаках понемногу начинали саднить.

– У тебя здесь кровь. – Дзера достала платочек, ароматно надушенный, и бережно промокнула мне уголок губ. Я заметил маленький шрам на ее запястье, похожий на те, которые надрезают во время братания.

– Не переживай. Ну, до свадьбы заживёт. Что за шрам?

Она не ответила и посмотрела на меня с тревогой. Ее больше беспокоило мое состояние, чем старый шрамик.

Соседская дверь со скрипом открылась, и из неё высунулась морщинистая старуха.

Та качала головой и цокала, оглядывая разгромленный коридор. Потом внимательно посмотрела на нас.

– Здравствуйте. Извините нас, – обратилась девушка к старухе, а потом тихо прошептала мне на ухо, – ты прав, надо уходить как можно скорее.

Мы оба почувствовали неловкость.

И она отстранилась и грациозно высвободилась из моих объятий.

Я не ожидал, что она так густо покраснеет.

Наверное, она чувствовала то же самое, что и я: дикий прилив адреналина и лёгкое возбуждение, вызванное прикосновением противоположного пола.

Но было и другое – то, о чём я не признался бы вслух.

О том, как её тело, лёгкое и тёплое, на миг стало частью меня. Казалось, что объятия с ней оставляют на мне следы везде, где мы соприкасались.

Как ощутил горячую волну – прилив крови к лицу.

Как ладонь будто впитывала линии, запоминая изгиб её талии, будто боясь забыть.

И главное – эта глупая, животная радость: «Она не оттолкнула, значит и ей приятно».

Всё внутри кричало, что нужно притянуть её снова, сильнее, но я лишь обтёр солёную кровь на губе и сделал шаг назад.

Мы выскочили на улицу и быстрым шагом направились в сторону от рынка.

Я мельком осмотрел улицы и окружающий пейзаж и вдруг увидел ту самую белую Волгу, следившую за нами по дороге в Невинномысск.

Водитель и его пожилой пассажир в высокой папахе сидели в припаркованной у площади машине и наблюдали за нами.

Каналья! Меня напрягло их присутствие, хотя в их позах и действиях не наблюдалось агрессивных намерений.

Я не стал показывать Дзере своё беспокойство.

– Ты знаешь тех, кто напал на тебя?

Она отрицательно помотала головой на ходу.

– Даже не догадываешься, что они от тебя хотели?

– Догадываюсь. Они хотели меня украсть.

– Что значит украсть? Вот так среди бела дня? Разве такое возможно?

– Возможно. У нас до сих пор девушек крадут, – она снова улыбалась, и это для меня дорого стоило, – когда нет возможности сыграть свадьбу. Как правило, это бывает по договорённости с девушкой.

– Вот как?

– Да, если, например, в семье траур, его придерживаются год. Или нет сейчас денег на большую свадьбу. У нас это в порядке вещей.

– Поэтому никто не вмешался, когда они преследовали тебя?

Дзера пожала плечами.

– Ты собираешься замуж?

– Нет, конечно, ты что?

Её лицо смеялось, как бы говоря: «Ты что, сдурел?». Но из врожденного уважения к мужчинам, она не позволила себе продолжить фразу.

– Тогда почему ты решила, что они хотят тебя похитить?

– Они бы потребовали у моей семьи обменять меня на кинжал.

– Так он всё-таки у вас? Это из-за кинжала?

Я заметил, что в нашу сторону быстрым уверенным шагом двигались два крепких молодых парня.

Их лица были сосредоточены и злы.

Вот блин! Я глянул на свои ссадины на руках. Придётся схлестнуться и с ними.

Я поискал глазами, что можно использовать как оружие, и уже собирался выдернуть кусок трубы из импровизированного забора.

Но Дзера меня остановила.

– Всё в порядке, это мои братья.

Они подскочили к нам и стали эмоционально выговаривать сестре на осетинском.

Они то и дело зло поглядывали на меня, но девушка так же эмоционально отвечала. Такая может за себя постоять в словесной перепалке.

Из всего сказанного я разобрал только «Шау Бараг» – Чёрный всадник.

Она указывала в меня пальцем, а потом обернулась и показала на дом, где только недавно завершилась наша схватка.

– Идите в машину, – сказал один из них, указывая на припаркованную белую «шестёрку» с осетинскими номерами, в которой сидел третий брат.

– Извините, уважаемый. Я не могу. Я сам за рулём.

– Сослан, – протянул он мне руку, – спасибо, что защитил нашу сестру. Мы у тебя в неоплатном долгу.

– Вы бы видели, как он дрался, – восхищённо отозвалась обо мне Дзерасса. Она стояла, держа двумя руками перед собой сумочку, которую успела подобрать, – как лев. Вы бы заценили!

– Да брось, – мне почему-то стало неловко.

Второй представился Хетагом и тоже поблагодарил меня.

– Пустяки, так на моём месте поступил бы любой.

– Не любой. Хетаг, сходи, посмотри, чтобы всё было чисто, – распорядился Сослан. Брат кивнул и тут же собрался удалиться.

– Осторожнее, там серьёзные ребята. У одного точно есть нож, – предупредил его я.

Хетаг кивнул и пошёл.

– Хетаг, чемпион России по самбо, не переживай за него, он может разобраться – с улыбкой ответила Дзера, – мы решим с профессором, нам есть что ему предложить, и приедем на ралли поболеть за тебя.

Впервые нахмуренное лицо Сослана расслабилось.

– Ты что, раллист?

– Что-то типа того.

– Он гонщик и занимал первые места на союзных кольцевых гонках, – сообщила своему брату Дзера, – пригласил нас болельщиками на ралли. Мне пора.

Она так прощалась. Мы снова встретились глазами, она задержала свой взгляд в моих зрачках чуть дольше, чем позволяли местные приличия.

Этот взгляд выжигал всё внутри.

Сослан хотел было сделать сестре змечание, но сдержался. Теперь он смотрел на меня с неподдельным уважением.

– Раз пригласил, то мы обязательно приедем. Если победишь – с меня баран, арака и поездка в горы.

* * *

Теперь мне нужно было выяснить, что за хрень происходит между ДОСААФ и оргкомитетом ралли «Кавказ», поэтому, попрощавшись с братьями и Дзерассой, я направился в контору Каца.

– Александр, ну заходи, заходи, – Кац поднял на меня усталые глаза, отодвигая папку с надписью: «Личное дело», – я так и знал, что ты примчишься после вчерашнего визита.

– Ты знал, что к нам придут эти ублюдки? – я швырнул на стол, помятый техрегламент, – они предлагали нам слить гонку!

Кац вздохнул, достал из нижнего ящика бутылку «Арарата» и два потёртых стакана.

– Выпьем для храбрости? – он налил по сорок грамм, – дело, Саш, не в тебе и не в гонке. Ты просто попал под раздачу.

– Нет, спасибо я за рулем. Это что за херня? – я придвинулся ближе, – кто эти люди?

– Оргкомитет? – Кац криво усмехнулся, – да там одни марионетки. Настоящие кукловоды сидят в обкоме.

– И что им от нас нужно?

– Видишь ли, – Кац понизил голос, – в позапрошлом году нам запретили полеты, из-за одного идиота парапланериста. Он чуть не устроил катастрофу. Два года не летаем. Техника летать должна, по-другому сколько не следи, она ветшает. В этом году после ралли мы снова должны проходить аттестацию на соответствие требованиям безопасности полетов.

– И при чем тут мы?

– Ты слушай, если мы не пройдем комиссию, то летное поле вернется в оборот облисполкома. Местный спорт комитет хочет прибрать его к рукам и строить там большой спортивный комплекс. Если мы проиграем, то спорт комитет скажет, что ДОСААФ совершенно бестолковая организационная структура, ни тебе полетов, ни нормальных гонщиков не готовят, а финансирование получают. Там много еще всякого.

Он взглянул на меня с опаской, но я не собирался копаться в его делах

– Так, и что?

– Вообщем, если их план реализуется пройдёт – они получат зелёный свет на строительство стадиона в Гизели, где у нас расположен аэропорт. Плакали тогда наша единственная школа планеристов на Кавказе аэроклуба.

– А если мы покажем хорошее время?

– Тогда их схема накроется, – Кац сделал выразительную паузу, – потому что докажешь, что ДОСААФ. Еще ого-го! Чего-то стоит.

– И поэтому они хотят, чтобы мы специально проиграли?

– Не просто проиграли, – Кац обвёл кабинет взглядом, будто проверяя, не подслушивает ли кто, – им нужно, чтобы ты и ещё пара экипажей показали откровенно слабый результат. Тогда они смогут сказать, что трасса безопасная, просто гонщики ДОСААФ так себе.

– А если мы не согласимся?

Кац тяжело вздохнул, его пальцы нервно постукивали по столу.

– Тогда, дружок, у тебя могут внезапно найтись проблемы с допуском. Или машина загадочным образом сломается перед стартом. Или… – он сделал многозначительную паузу, – тебя просто снимут с дистанции по надуманной причине.

– И что, мы должны сдаться?

– Я не говорю «сдаться», – Кац вдруг оживился, – я говорю – будь умнее. Если ты хочешь их победить, нужно играть по их правилам, но лучше их.

– Каким ещё правилам?

– Правилу «кто сильнее давит», – Кац достал из стола потрёпанную записную книжку, – у меня есть кое-какие козыри. Например, знаешь ли ты, что председатель оргкомитета…

Глава 15

– Например, знаешь ли ты, что председатель оргкомитета…

(продолжение)

…у меня на крючке. Кацу нельзя делать больно. Кац всегда может ответить больнее.

– На крючке? – я придвинулся ближе, разглядывая потёртый стол с выщербленной кромкой. Что он имел в виду?

Кац усмехнулся, доставая из ящика записную книжку в кожаном переплёте с едва видным гербом ДОСААФ.

– Знаешь, как фамилия председателя оргкомитета, который вчера к вам приезжал?

– Нет.

– Джанаев. Он на нас давит, а мы ему противопоставим…

Он сделал паузу, хитро прищурился, проводя пальцем по поверхности стола, оставляя чёткую цифру «3».

– Три чего?

Кац показал на своей худой груди две выпуклости.

– Три жёны?

– Как бы не так, жена у него одна. Три любовницы, – поправил Кац, – и все на содержании! Одна – бухгалтер в его же конторе, вторая – преподавательница в спортшколе, а третья… – он хитро прищурился, – работает официанткой в ресторане «Кавказ», куда он списывает все приёмы гостей, а бухгалтер ему подпевает.

– Это как списывает приёмы?

– Ну якобы проводит банкеты для гостей из Москвы, ну или, к примеру, гонщиков и механиков из соцлагеря.

– В прошлом месяце там «провели» банкет на пятьсот рублей – для «иностранных гостей». Только вот гости-то оказались его родственниками из Нальчика!

– Да вы просто Шерлок Холмс, товарищ Кац!

– Не то слово.

Моя похвала приободрила Каца. Он шлёпнул ладонью по столу, отчего в кабинет заскочила секретарша и поинтересовалась, всё ли у нас в порядке.

Я огляделся: на стене висел пожелтевший плакат «Слава КПСС!», рядом – календарь 1981 года с перечёркнутыми днями. Его никто не удосужился заменить с прошлого года. Будто этот кабинет находился вне времени.

– Всё в порядке, Людочка. Идите.

Секретарша затворила за собой дверь, но я был уверен, что она подслушивает снаружи.

– Они думают, что если Кац ходит пешком и ездит на трамвае, то они на коне! Чёрта с два! – Кац развязал шнурок на папке и вытащил фотографию.

– Вот, полюбуйся, Александр! У всех рыльце в пушку, а этого Джанаева не только рыльце – и совсем не в пушку!

Он посмотрел на меня, понял, что последняя фраза звучит двусмысленно, тут же поправился:

– Конечно же, я имею в виду, пардон, его задницу.

На снимке Джанаев засовывал купюры в сценический костюм актрисе варьете, приезжающей в Орджоникидзе на гастроли.

– Живёт на широкую ногу. Трёх баб, пардон, женщин нужно как-то содержать? А откуда финансы? А? Я спрашиваю.

Кацу нужно было играть в театре. Сейчас он примеривал на себя роль прокурора.

– А вот это? – Кац достал другой кадр, – посмотрите на это безобразие! На фото его племянник заправляет свою «Волгу». Видишь цистерну?

Кац ткнул указательным пальцем в снимок.

– Это не просто бензин – это списанное топливо для спортивных соревнований, в том числе и для наших ралли! И самое смешное… – он ткнул пальцем в третий снимок, где два джигита укладывали в багажник авто со ставропольскими номерами зимнюю резину, – эти покрышки числились на складе оргкомитета. Пока вдруг не произошёл фокус-покус. Вместо них на складе валяются старые.

Я перебирал фотографии, думая о том, насколько они нам помогут.

– Ладно, компромат есть, – сказал я. – Но что с ним делать?

Кац медленно откинулся в кресле, и оно жалобно скрипнуло.

– Это не компромат! – сказал он с уверенностью и посмотрел на меня с видом генерального прокурора.

– А что же ещё? – удивился я.

– Это доказательства его нечистоплотности и непорядочности. Советский человек не может себе позволить такой разврат и воровство.

– Пойдёте в милицию?

– Нет, зачем? Есть способы поэффективнее. Всё просто. Если Джанаев начнёт давить – покажем ему эти снимки. Если заартачится – отправим копии в партком. А если вздумает жаловаться «наверх»… – он постучал по папке, – мы всё это продублируем в «Народный контроль».

– Хорошо, я правильно понимаю, что перед стартом принимаю все их условия, а потом выступаю на соревнованиях, показывая всё, на что способен наш экипаж и машина.

– Именно так, Александр.

– Если он начинает вставлять палки в колёса, то мы ему отправляем копию всей папки с заявлением в партком и Народный контроль?

– Зачем всю папку? Тут у меня есть ещё кое-что. Например, отчёт о «использованных» стройматериалах для детской спортшколы, которые вдруг оказались на его даче.

– Думаете, это сработает? Сломает им планы?

– Народный контроль и не таких ломал! Нужно просто знать, где рычаг. Как говорил Архимед: «Дайте мне рычаг, и переверну всю эту халабуду в дребезги пополам».

– Там вроде было про точку опоры и Землю.

– Это одно и то же в нашем случае.

– Не хотел бы я с вами конфликтовать, Лев Абрамович.

– Ты очень умен, Александр. В отличие от Джанаева. Он не понимает, что если вы отдавили Кацу ботинок, то Кац не просто отдавит вам оба сапога – он разует вас на площади, заставит пройтись босиком по битому стеклу, а потом пришлёт счёт за новый асфальт.

Я улыбнулся. Кац хоть и казался хлюпиком, но ДОСААФ и свой экипаж в обиду не даст. Значит, можно заняться подготовкой машины.

– И это будет ещё самый гуманный вариант, молодой человек! Потому что следующий шаг против Каца означает, что ваши собственные ботинки начнут свидетельствовать против вас в парткоме.

Я посмотрел на побелевшие стены с трещинами и на пыльный портрет Брежнева, висящий над металлическим сейфом зелёного цвета.

Генсек наш как бы обещал сделать так, чтобы у всех были покрышки, никому не приходилось бы воровать бензин и стройматериалы для дачи.

– Хорошо, я понял. Как у нас с запчастями?

Кац тяжело вздохнул и развёл руками.

– До сентября полный голяк.

Было видно, что он врёт, не стоило ему сообщать, что мы так быстро нашли машину. Он посчитал, что раз я такой шустрый, то и помогать нам не нужно.

– Лев Абрамович, машина чужая. Во-первых, я у приятеля займу запчасти, необходимые нам для подготовки к ралли. А во-вторых, если на ней что-то сломается или повредится, запчасти всё же придётся отдавать из фондов ДОСААФ.

– Ну, это конечно, – он откинулся назад и забасил, – какой вопрос…

– Потом не откажете?

– Моё слово крепче железа. Обижаешь, ты за кого меня принимаешь? Хочешь расписку напишу?

Брежнев на портрете будто поднял одну из своих густых бровей.

Я очень хотел расписку, но решил, если понадобится, я с него и так стрясу запчасти.

Пусть пишет на меня в Народный Контроль или партком. Мне всё равно, по барабану.

– Я вам верю на слово и надеюсь, что напоминать не придётся.

Шины, зеркала, огнетушитель, фары – люстра.

– Выходи, москвич, гостем будешь, – Аслан постучал по капоту моего новенького УАЗ-469, когда я подъехал к участку механизации колхоза «Имени Пятидесятилетия Октября» в Новом Батаке. – У нас для твоего «Дуремара» всё найдётся.

Аслан – местный снабженец и кладовщик, к которому меня направил Заур.

Я вышел, оглядывая аккуратные ряды колхозных складов, ремонтных мастерских и гаражей.

Свежая зелёная краска на табличке «Склад №3» блестела на солнце.

Дверь была приоткрыта, и я увидел знакомый импортный логотип и название.

– В Москве на спортивную копейку месяц бегал за амортизаторами «Кони», – начал я, – а тут…

– А тут бери не хочу, – весело продолжил Аслан, широко распахивая складские ворота, – только посмотри!

Моя челюсть непроизвольно опустилась. Стеллажи ломились от запчастей:

– Да это же…

– Рай для шофёра, верно? – закончил за меня Аслан, довольный эффектом. – Двигатели, коробки, мосты – всё как на подбор.

Он ловко подцепил фанерный ящик с надписью: «УАЗ-469, Александр, москвич, Заурбек» и поставил передо мной:

– Поршневая группа, шестерни ГП, сальники – свежие, с завода. Масла, рессоры, тут по мелочи, запасной крепёж и всё такое. Ну как, берёшь?

Ни хрена себе мелочи, да тут ещё один УАЗ можно собрать.

– Это точно всё мне?

– Точно.

– Как вам вообще удаётся? – я провёл рукой по идеально упакованным деталям. – В столице за этими прокладками очереди на месяц вперёд…

– Что удаётся?

Аслан хитро прищурился, доставая пачку «Космоса».

– Вот это всё раздобыть? – стеллажам с запчастями не было конца, на складе пахло топливом и свежей автомобильной резиной.

– Секрет прост, парень. Мы не ждём милостей от министерства.

Он сделал паузу, закуривая:

– Видишь вон те красные ящики?

– Да, а что в них?

– Золотой запас. Коньяк из Грузии – в Осетию, оттуда вместе с чурчхелой – в Ростов-на-Дону, Ульяновск, Москву. А оттуда…

– Запчасти, – догадался я.

– Быстро соображаешь, парень, – Аслан одобрительно хлопнул меня по плечу. – Видишь, всё просто. Только не говори никому.

В дальнем углу блеснули хромированные детали. Я подошёл ближе:

– Да это же спортивные кресла! «Recaro»!

– Для Заура были, – кивнул Аслан, – но он велел тебе отдать.

– Почему?

– Не знаю, говорит, что тебя высшие силы прислали. Ты для Осетии что-то хорошее делаешь.

Я вспомнил наш разговор про златокрылого белого всадника, но промолчал.

– На Кавказе не забывают добро, – пояснил Аслан, вытирая руки о ветошь. – Ковши не новые, хочешь посмотреть? Или будем грузить?

– А чего их смотреть? Грузить, конечно.

Я не верил своему счастью.

Он схватился за одно кресло и кивнул на второе.

– Бери, потащили. Последние. Как раз на твой «Дуремар».

– Нет ну снимаю шляпу. Вы монстры, если всё это удается доставать, – я не мог сдержать восхищения.

Аслан задумался, потом тихо сказал:

– Знаешь, у нас тут в ходу поговорка: «Хочешь жить – умей вертеться».

– Выходит, вы очень хотите жить.

– Выходит так. Что-нибудь ещё нужно?

– Мне бы «люстру», конечно… Но боюсь, я уже перешёл черту за которой на обед одна гречка. Не смогу расплатиться, у меня нет столько денег.

Аслан молча отвернулся и куда-то пошёл.

Он вернулся через минуту с новыми фарами на тележке и небольшой картонной коробкой.

– По деньгам это не со мной, всё решай с Зауром. Он сказал выдать тебе всё, что ты попросишь.

Потом ткнул пальцем в коробку.

– Для люстры понадобится новый генератор, помощнее. Это итальянский. Заказывали в Италии в фирме братьев Марторелли. Они наши машины под Европу переделывают.

– Официально заказывали?

– Ну, наполовину, как всё. Через Совстрансавто.

– Что ещё нужно?

Каналья, раз мне так прет, то нужно пользоваться по полной.

– Вездеходные шины, зеркала, 126 карбюратор на Волгу, есть импортный антифриз? Огнетушитель на два литра.

Я вспомнил, что в техрегламенте единичка вручную была подправлена на двойку.

Он снова удалился.

– Вот, гляди.

На телеге лежало всё, кроме колёс. Но я и без колёс был счастлив, как слон.

– Есть кому карбюратор приладить и настроить? С ним море возни.

– Напарник мой Лёня. Штурман разбирается.

Аслан довольно кивнул.

– Если что, то у нас тоже есть спец. Приезжайте, если будут вопросы. Только пораньше. Днём у него работы невпроворот, со всей округи к нему едут.

– Насчёт шин. Я советую сто девяносто вторую, ярославскую. Она, конечно, не быстроходная, но зато широкая – по нашим горным дорогам и бездорожью самое оно.

– А можно? – бляха муха. Мне круто везет.

Это чем же я так задобрил судьбу. Уж не сегодняшней дракой в подъезде? Я там одной социалистической собственности разнес в пух и прах рублей на пятьсот.

– Как у вас говорят, можно Машку за лужку. Нужно!

– Влезет ли всё в салон?

– Влезет. Не переживай. Что-то ещё?

– Уже будет наглостью.

– Не будет. Говори.

– Вроде всё.

– Запасной радиатор. Возите с собой. Их часто ваш брат пробивает. Не понадобится – вернёшь.

– Я не могу…

– Можешь.

Аслан сунул коробку с радиатором в салон

Как мне тебя отблагодарить, добрый человек?

– Благодари Заура. А мне пустяк, и то не обязателно. Если в Москве с оказией попадутся пластиковые солдатики – индейцы и ковбои, передай с поездом, я встречу. Буду благодарен, для сына. У нас дефицит. Всё по-честному.

Когда я заводил «Дуремар», Аслан стоял у ворот и махал рукой и улыбался. Я был уверен, что его сын получит солдатиков.

– Давай, Саша, крути баранку, только гайки не теряй! Желаю победы на соревнованиях.

Его голос долго звучал в ушах, пока я ехал по дороге в сторону лагеря.

Сказать, что я был шокирован – ничего не сказать.

Новые детали лежали аккуратно упакованные в багажнике.

Они достались нам каким-то чудом.

Ещё чуть-чуть – и я действительно начну верить в этих их небесных покровителей.

В Белых и Чёрных всадников.

* * *

Бело-жёлтый УАЗ-469, прозванный своим хозяином Дуремаром, ревел, как раненый зверь, взбираясь по серпантину.

Двигатель, хоть и не гоночный, а обычный колхозный, выжимал все соки, сопротивляясь крутизне подъёма.

Дорога была ровной, с обоих сторон скалы – срываться некуда, поэтому я, стиснув зубы, держал обороты на грани.

При этом пытаясь понять, в какой момент машина сорвётся в пробуксовку.

Казалось, вот-вот.

– Держись, старик! – подбодрив Дуремара, ударив по педали сцепления, снова переключаясь на вторую.

Мотор взвыл, колёса на миг потеряли сцепление, выбросив из-под себя гравий, но затем Дуремар рванул вперёд, подчиняясь моим грубым приказам.