Текст книги "Скорость. Дарьяльский дрифт (СИ)"
Автор книги: Адам Хлебов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
Глава 4
– Э-э-э, мужики, вы что? – с кавказским акцентом сказал один из них примирительно, выставив руки перед собой, когда увидел монтировку в руках у Лёни. – Мы из института археологии, вы же едете в экспедицию с Ковалёвым?
– Ну, допустим, а что, вы кто такие?
Второй хмурился и переминался с ноги на ногу. Он ответил на вопрос:
– Мы из Северо-Кавказского отделения археологической партии. Нам нужно срочно посылку передать в Орджоникидзе, у нас грузовая машина под Звенигородом сломалась. Выручите нас по-братски.
У меня немного отлегло от сердца. Это не люди Комиссарова.
Они совсем не были похожи на археологов и совершенно не внушали нам доверия.
– Что за посылка? – спросил Лёня.
– Оборудование, – первый отошёл к машине, открыл багажник и указал на ящик средних размеров.
– А конкретнее?
Двое «археологов» переглянулись.
– Наш профессор лично вашего просил, это геологический указатель местоположения.
– Что за хрень? Этот ваш указатель?
– Да просто прибор. Типа морского буя.
– Большой?
– Ящик, килограмм на тридцать. Вы кунг откройте, мы сами загрузим.
Я смотрел на говорящего и пытался запомнить его черты лица.
Бывают видные люди, а бывают буквально безликие. Этот был из последних. Зацепиться не за что.
Одним словом, неброская внешность, как у шпионов в фильмах про войну.
Познакомишься – и через минуту забудешь, как выглядит, не узнаешь, если снова встретишь.
А вот второй имел мелкие черты лица, близко посаженные глаза.
– Мужики, помогите ради науки!
Мы с напарником переглянулись.
– Вы можете позвонить своему профессору и уточнить, знает ли он нашего Левитина, – первый жестикулировал, пытаясь убедить в своей правдивости.
Я обратил внимание на его руки. Для археолога его кожа была слишком светлой – нестыковочка. Они работают «в полях». Да и неоткуда нам было звонить и выяснять правдивость их слов.
– Что думаешь, Саш?
Лёня смотрел вопрошающе.
– Да ладно, давай, поможем ради науки.
Моя «отзывчивость» вовсе не была вызвана желанием помочь. Напротив, я действовал из принципа «не навреди».
Сначала я обрадовался, когда увидел вместо людей Комиссарова абреков.
Но, заметив на заднем сидении два ствола в кобуре, понял, что вероятность получить неприятности далека от нулевой.
– Вот это совсем другой разговор! Откроете кунг?
– Э, нет. Машина опечатана. Не имею права снимать пломбу. Есть у меня над баком одно местечко.
– Туда не влезет, – недовольно пробурчал узколицый.
– Влезет, тащите ваш пипидастр.
«Археологи» недовольно переглянулись, будто оценивали, не оскорбили ли их, но, решив, что всё в порядке, взялись за деревянные ручки и довольно проворно перетащили ящик к ГАЗ-66.
Через пятнадцать секунд оборудование было размещено и закреплено.
– Документы есть?
– А как же!
Узколицый что-то сказал на своём языке второму, тот метнулся к машине и вернулся.
Лёне протянули бумагу. Он посмотрел и тыкнул пальцем.
– Вот здесь адрес и телефон встречающей стороны черкните, генацвале.
– Мы не грузины, – ответил узколицый. Судя по всему, несмотря на свой маленький рост, в этой паре он был пошустрее и имел больший вес.
– Так я же ничего плохого не имел в виду, уважаемый. Вы осетины?
Двое мужчин недовольно переглянулись и неуверенно кивнули.
Лёня взял обратно накладную и посмотрел на надпись на обороте.
– Можете не переживать за ваше оборудование. Доставим в лучшем виде.
Мы распрощались. Легковушка с «археологами» поморгала нам на прощание левым поворотником, тронулась и скрылась.
– Ты знаешь, что такое пипидастр? – я удивлённо смотрел на Лёню.
– Знаю. Это мохнатая метёлка для снятия пыли. Ещё я знаю, что что-то тут неладно. Полезай в кабину.
Я обошёл машину спереди и взобрался на своё место.
– Видел у них стволы на заднем сидении? – спросил я напарника.
Лёня кивнул, потянулся за ручкой двери и дёрнул её на себя. Та со страшным скрипом и лязгом захлопнулась.
– Никакие они не осетины.
– А кто?
– Похоже, ингуши.
– С чего ты взял?
– В армии служили со мной двое ингушей, я их говор из тысячи других узнаю.
Он завёл двигатель, и наш грузовичок-вездеход двинулся в дальнейший путь.
– Думаешь, они археологи?
– Не знаю, мутные они какие-то.
– Не знаешь? Разве археологи таскают с собой стволы?
– Нет, археологи – нет, но геологам, например, положены ружья. И потом, у кавказцев иное отношение к оружию.
– Какое?
– С детства приучены. У них иметь оружие – не преступление, а честь.
ГАЗ-66 ревел, а мы продолжили движение, покачиваясь вверх-вниз на упругих пружинах сидений.
– А милиция?
– А что милиция? Думаешь, их инопланетяне воспитывали? Они сами такие же. Поколениями в этих условиях росли, поэтому смотрят на всё это сквозь пальцы.
– Как это? Ну, я понимаю, раньше, до революции, но сейчас, в советское время?
– А вот так. Да. В советское время. В этом смысле, считай, что для них закон не писан – у каждого второго ствол или обрез.
– Это что же получается, они так и пристрелить кого угодно могут? И всё сойдёт с рук?
– Э, нет, браток. Тут всё сложнее. Без настоящего повода никто к стволу не прикоснётся. Одно дело – иметь ствол, другое дело – палить из него просто так. Бездумно. За такое свои же старшие товарищи тут же голову такому идиоту открутят. Не сомневайся.
– Выходит, держит их не страх перед законом, а страх перед отцом?
– Не совсем перед отцом. У них есть старшие рода, старики уважаемые. Вот те всю молодую поросль в кулаке в строгости держат, так что тебе и не снилось. Никому не охота перед всем родом отвечать.
– Это ты про ингушей?
– Они все так примерно и живут. Я как-то видел однажды, как мужиков сорок на коленях двигаются и прощения просят. Как я понял, там представитель их рода по пьяни сбил женщину насмерть. Представь картину – сорок мужиков сурового вида стоят, и сорок к ним на коленях. Думаю, тому, кто сбил, потом очень несладко было.
– Дикость какая-то. Средневековье.
– Дикость не дикость, а только так порядок издревле и сохраняется. Прощения просят, чтобы не было кровной мести.
– Ну, какой порядок? Вон до сих пор невест воруют.
– Это спектакль. Воруют по договорённости с невестой. Иначе посягательство на честь или жизнь девушки расценивается как двойная кровь.
На меня рассказ Лёни произвёл впечатление. Мне казалось, что такие пережитки прошлого уже давно изжили себя и им нет места в жизни советского человека. Я этими соображениями поделился с Лёней.
– Понимаешь, люди жили так веками. Сознательность не сразу приходит. Вон всего лишь шестьдесят лет прошло с Революции. Считай, только два поколения сменилось. Людям объяснять надо, работать с ними. Тогда и заживут по-современному.
– Как спереть что-нибудь или передавать геологические буи, так у них с сознательностью всё в порядке.
– Это точно.
– Кажется, что им что-то в кунге нужно было. Интуиция подсказывает, что не зря они так в кузов рвались.
Лёня кивнул.
– Ага, мне тоже так показалось.
– С другой стороны, если бы им прямо что-то так нужно было, то ехали бы потихоньку за нами и, улучив момент, залезли бы на стоянке.
– Ну, вообще-то, мы вполне можем ехать без остановки, сменяя друг друга на заправках. Ты грузовую водишь?
Мы сменяли друг друга через каждые пять часов и успевали за это время проехать примерно по двести пятьдесят километров.
С самого начала я честно признался, что мой опыт вождения грузовых машин ограничивается практикой и сдачей экзамена по вождению на автокомбинате, но при этом я описал свой спортивный путь, давая понять, что непрочь освоить ремесло водителя «шишиги».
– Категория есть?
– Я кивнул.
– Не ссы, всему научу. На трассе ничего сложного. Вот в горах – да!
Мы отмотали уже тысячу вёрст (так Лёня называл километры, и не сильно ошибался – в одной версте тысяча шестьдесят шесть метров).
Добрая половина пути осталась за спиной. Мы ехали и болтали о водительских байках, жизни и предстоящей археологической экспедиции.
Лёня оказался смешливым и общительным парнем. Он был лентяем, заядлым рыбаком, немного бабником, немного футбольным болельщиком.
– Вот смотри, Саш. Это только кажется, что рыбалка – отдых. Мол, сидишь, удочку дёргаешь, водочку попиваешь? Хрен там, Саш! На самом деле – работа. Тяжкий труд. Сплошные нервы. Какой там отдых?
– Да ну? Сидишь же в тишине, природа…
– Сидишь, говоришь? Вот тебе расписание нормальной рыбалки: в четыре утра встал, будто по гудку на завод. Аккуратненько так тихо-тихо сваливаешь, пока жена не проснулась и не вспомнила, что ты уже месяц обещаешь на выходные в ванной полку повесить. Тот ещё аттракцион.
Я ухмыльнулся, представляя, как Лёня в трусах на цыпочках крадётся мимо жены.
– В пять утра взмыленный подходишь к пруду или речке с удочками, садком, стульчиком, термосом и свежевыкопанными червями. А там знаешь что?
– Что?
– А там деды, все хорошие места уже с вечера заняли. И эти сволочи, у меня нет других слов, уже рыбу ловят. Конечно, им же работать не надо, они на смене в пятницу не пахали. Днём дрыхнут, гады, с вечера все клёвые места занимают. Наплевать им, пенсионерам хрёновым, на то, что рабочий человек тоже поудить рыбу хочет!
Лёня не на шутку расходился в своём гневе, я же еле держался, стараясь не рассмеяться. У меня плохо получалось, и через некоторое время мы оба ржали в голос, как кони.
– А потом самое весёлое. Сидишь, как дурак, на плохом месте, проклинаешь пенсионеров, кормишь комаров. У всех клюёт, а у тебя нет. Мучаешься, терпишь, терпишь. Плюёшь, меняешь дислокацию. Утренний клёв вот-вот кончится. Восьмой час уже. Солнце встаёт. Отходишь метров на двадцать. На твоё место тут же пристраивается другой такой же, как ты, только опоздавший. Злорадствуешь, мол, посиди и ты, покорми комаров.
– Дальше понял, что происходит?
– Неа.
– Через пять минут этот урод начинает один за другим вытаскивать трёх подлещиков вот такого размера. Чтоб ему пусто было.
Лёня повернул ладонь вверх и показал рыбину размером с локоть.
– Так вообще ты ничего не поймал в тот раз?
– Лучше было бы, если не поймал. У меня тоже клюнуло, так я так дёрнул с досады, что рыба с крючком улетела в кусты. Я ползаю по колючкам, ругаюсь благим матом, ищу улов. Деды ржут, клянусь себе, что больше никогда не буду ловить рыбу на этом чёртовом пруду. Потом иду домой, жена с жалостью смотрит на хренова пескаря размером с гулькину пипку, потом на меня, вздыхает и уходит на кухню. Обидно не это.
– А что?
– То, что точно знаю: вернусь после экспедиции – первым делом пойду туда рыбачить.
– Жена у тебя, как мне кажется, строгая.
В салоне пахло бензином и табачным дымом, крышка над двигателем нагрелась так, что к ней нельзя было прикасаться. Я случайно облокотился локтем и тут же отдёрнул руку.
– Точно как моя, – заулыбался Лёня, – строгая, но очень горячая. Можно обжечься.
– Ну ты сравнил.
– А что? Вообще, для меня лично бабы – как машины. Лада – первая любовь. Всё как будто понарошку, не по-настоящему, несолидно как-то, но приятно. Тесновато, трясёт, но как заведётся – мчит, аж дух захватывает.
– А жена? «Волга», что ли?
– Нет, «Волга» – это как тёща. Строгая и солидная. Снаружи лак, хром, все дела. Я тёщу уважаю и побаиваюсь больше, чем начальство.
Лёнька хитро улыбнулся и продолжил:
– «Чайка» – это как недоступная артистка, ну там, как Андрейченко, Алфёрова, Варлей, Неёлова.
– Неёлова?
Сложно сказать, что привлекло в ней Лёню. Но он тут же нашёлся и, будто прочитав мои мысли, эмоционально отреагировал:
– Да, ты видел, какие у неё сиськи? Во! – Лёня показал ладонями два больших шара у своей груди. – Короче, «Чайка» – машина красивая во всех смыслах, но недоступная нам с тобой, брат. Даже если каким-то чудом окажешься рядом – прикоснуться боишься, а о том, чтобы водить, не может идти и речи.
– Ну а «шишига»?
– «Шишига» – это и есть жена.
Он нежно погладил рукой по потрёпанной обивке панели приборов:
– Я каждый её закоулочек, складочку знаю, всю облазил своими руками. Пусть я видел её немного ворчливой, потной, зато родная. Всегда выручит, коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт, как говорится. Пока она с нами – мы хоть куда на ней доедем: хоть на Кавказ, хоть на Северный Полюс.
Его простые сравнения и образы казались мне живой энциклопедией дорожной мудрости. Они были настоящими, как простые, но очень ёмкие слова из стихов и песен Высоцкого.
– А ты что, на Севере на «шишиге» ездил?
– Ну, не на самые Северы, но в Архангельской области бывал. Там, кстати, на озере Лача отличная рыбалка с лодки. Есть в Академии наук одна бойкая женщина – Ошибкина Светлана Валерьевна, она чёрта из-под земли достанет. Вот с ней и посчастливилось работать.
– Нашли что-то интересное?
– Для них, учёных, там все черепки интересные. Как по мне – так ловить язя на озере куда интереснее. Но по факту там все были счастливы. Вот для тебя что такое счастье?
– Я не знаю. Наверное, победа в гонках, хорошая машина под задницей, друзья рядом. А для тебя?
– Хех, – он ухмыльнулся, – тут комплекс, понимаешь.
Я продолжал слушать.
– Счастье – это когда в пятницу вечером ты в экспедиции, зарплата в кармане, водка во фляге, удочка в руке, червяк на крючке, поплавок на воде. Рыба в садке, ты тихо (так, чтобы не распугать рыбу) слушаешь приёмник, по которому передают трансляцию хоккейного матча «ЦСКА» – «Спартак».
Я сидел за рулём, два луча фар из-под армейских накладок-ресничек уверенно освещали почти пустую трассу.
Двигатель мерно отрабатывал поршнями.
В глазах Лёни будто отразилась эта картинка из прошлого. Он улыбался, глядя сквозь лобовое стекло в окружавшую нашу «шишигу» ночь.
– А как же жена?
– Жена? А жена где-то далеко, думает о тебе и скучает. Не дала бы она мне, зараза, нормально матч послушать. Все уши протарахтела бы. А так – вдалеке в самый раз!
– А ты за кого болеешь: за «ЦСКА» или «Спартак»?
– Я за «Торпедо».
– «Торпедо» из Горького? Они ж в полуфинал вышли.
– Нет, браток, я из Ярославля, за свою родную команду болею. «Торпедо» Ярославль. Они себя ещё покажут!
– Я уверен, что так и будет! – ответил я с улыбкой.
– Издеваешься? – Лёня с подозрением смотрел мне в глаза.
– Нет, что ты? Я не сомневаюсь, что ребята из «Торпедо» Ярославль когда-нибудь порвут всех, как Тузик грелку, и станут чемпионами страны!
Лёня успокоился и откинулся на спинку.
– Помяни моё слово! Может, не при моей жизни, но ещё себя покажут!
Он так увлечённо рассказывал о своём мужском счастье, что я на мгновение даже немного позавидовал ему.
На душе было тепло от этих простых, ни к чему не обязывающих дорожных разговоров.
– А ты что, помирать собрался?
– Нет, ещё рано, но когда помру – знаю, что напишут на моей плите.
– Что?
– Здесь лежит Лёня, который просто хотел всем добра и прожить жизнь как можно лучше!
Я добавил:
– Но получилось, как всегда.
– Зато Лёня пытался. Лёня любил баб, хоккей и машины. Старался никого не обижать и не давать себя в обиду.
Он снова засмеялся.
Какая-то особая мужская ностальгия, рождённая разговором, скрывалась за этими словами о женщинах, рыбалке и машинах.
Никаких масок, пафоса, понтов или важности. Только честный, грубоватый стёб. За шутками, историями и словами проглядывалось живое доверие.
Я ощущал атмосферу нарождающейся мужской дружбы, несмотря на то, что мы с Лёней были очень разными.
В какой-то момент я ощутил духоту и жар в кабине. Тут же поймал себя на мысли, что совсем не смотрю на тускло освещённые показания приборов на панели.
Стрелка температуры воды была на пределе. А сигнальная лампочка перегрева двигателя то загоралась, то затухала.
– Вот трындец! – выкрикнул я и, включив правый поворотник, стал спешно съезжать на обочину.
Когда я остановился, из-под крышки капота, в салоне и спереди от решётки радиатора повалил густой белый пар.
Глава 5
– Каналья! Что за хрень?
Я присел на корточки перед капотом и заглянул под днище.
Из-под капота на дорогу потекла жидкость.
Это было крайне неприятно. Ведь прежде машина так хорошо себя вела в дороге. Отмахали тысяча триста километров. Колёса «шишиги» преодолели расстояние без сучка и задоринки.
Сначала я подумал, что это происки врагов. Один из тех двоих оставался вне поля зрения, когда мы грузили ящик с их «пипидастром».
Он легко мог немного надрезать патрубок системы охлаждения, пока мы укутывали его прорезиненным брезентом, чтобы уберечь от возможной влаги в дороге.
Но Лёня развеял мои подозрения.
– Вот, блин! Это я виноват! Забыл про пробку радиатора. Не предупредил тебя, что перед тем как переть в горочку, нужно поколдовать с крышкой. Заболтался. Придётся ждать, пока остынет. Потом снимать. Вода ещё нужна.
Он посмотрел в обе стороны дороги в надежде увидеть ближайший населённый пункт.
– А что не так с крышкой?
– Тут целая наука. Я термостат снял.
– Зачем?
– Как зачем? – усмехнулся Лёня и закурил. – Известно зачем – морозы. Чтобы не прихватило радиатор зимой. На всех «шишигах» так. Зимой утром воду заливаешь, вечером сливаешь. Ну и термостат воду гонит.
– Как это гонит?
– Короче, с термостатом только глушишь двигатель – сразу выкидывает пару литров воды через пробку. А из-за этого в пробке радиатора, ну то есть в крышке, пружинам кирдык приходит. Там два клапана – впускной и выпускной.
– Может, помпа?
– Не-е. Термостат – это все водилы «шишиг» знают. Если бы помпа, то на ходу от нагрузки на движок шпарило бы. А от оборотов двигателя это никак не зависело. На ходу всё было нормально. У нас раньше в гараже две «шишиги» стояло, такая же байда была на второй машине.
– А вода есть?
– Есть, но боюсь, не хватит.
Мимо нас медленно проезжала белая «Волга». Водитель лёг грудью на руль и внимательно нас разглядывал, почти прильнув лицом к лобовому стеклу.
На пассажирском месте сидел старик с острой аккуратной бородой в высокой каракулевой папахе. Белая кожа под стать волосам будто светилась из салона машины. Его худощавое лицо с характерными для горских стариков чертами подчёркивали выпирающие скулы.
Колючий взгляд под нахмуренными бровями оценивающе изучал нас с Леонидом.
Машина остановилась рядом с нами на проезжей части. Пассажирское стекло опустилось, и из-за него показалась физиономия водителя:
– Помощь нужна? – поинтересовался он.
– Нет, спасибо, справимся сами, – ответил на предложение Лёня.
– Ну как знаете, удачи.
– И вам хорошей дороги.
Белая машина медленно тронулась.
– Может, надо было с ними за водой доехать?
– Нет уж, сами раздобудем. Не доверю я этим аксакалам, видел, как старик на нас смотрел?
Действительно, во взгляде пассажира белой «Волги» я не увидел ни тени дружелюбия.
– После тех гастролёров со стволами как-то не хочется оставлять машину.
«Волга» проехала ещё метров четыреста, потом в темноте вспыхнули стоп-сигнальные фонари, ярко осветив ночную округу.
«Двадцатьчетвёрка» резко развернулась и поехала обратно в нашем направлении.
– Я же говорил… Зараза. Да что это за рейс такой! —
Лёня полез в кабину за монтировкой, а я остался стоять на дороге, сложив руки на груди.
Сзади послышался звук приближающегося грузовика. По звуку турбины я угадал свистящую работу МАЗовского движка.
Оглянувшись, я увидел синюю кабину порожнего панелевоза, напоминающую голову муравья.
МАЗ-5549 включил оранжевый поворотник и тоже съехал на обочину. Наконец засвистел, зашипел всеми тормозными компрессорами и встал сразу за нами.
Из распахнувшейся дверцы выпрыгнул кучерявый улыбающийся блондин со славянскими веснушками на носу.
– Чё у вас тут, пацаны? Закипели?
Лёня обернулся к нему и сразу расслабился. Они оба безошибочно определили друг в друге «своих».
Дорожный кодекс шофёрского братства строго предписывал помогать любому нуждающемуся на пути.
– Есть такое дело. Водицей не поделишься, браток?
Мы пожали друг другу руки в то время, как белая «Волга» снова поравнялась с нами.
Мы представились друг другу, парня звали Иваном.
Водитель МАЗа заметил наши взгляды и тоже обернулся.
– Проблемы? – спросил он, всё ещё стоя вполоборота и пожимая мне руку.
Мужики в «Волге» на этот раз не стали останавливаться рядом, а просто внимательно смотрели в нашу сторону, проезжая мимо.
– Да хрен их тут поймёшь. Они то туда ездят, то сюда.
Мы втроём проводили взглядом «Волгу».
– Куда путь держите, братва? Курить есть? А то мои кончились.
МАЗовский водила был в хорошем расположении духа, он уже достал дефицитную пластиковую канистру с водой.
– До Орджоникидзе. А там куда направят.
Лёня достал из своих закромов пачку «Салюта» и протянул своему коллеге по профессии:
– Держи.
– Не, это мне много, я парочку возьму…
– Бери, бери от души! У меня ещё есть.
– Ну раз такое дело, то спасибо! «Академия наук»! – прочитал на эмблеме на двери водитель панелевоза, закуривая и затягиваясь дымом. – Так вы с Москвы, значит?
– Из неё, из Златоглавой.
– Бывал я в вашей Москве. Большая деревня.
Мы с Лёней улыбнулись. Люди из глубинки любили называть столицу деревней по разным причинам.
Москва действительно была со всех сторон окружена деревнями, которые по мере расширения городской застройки поглощались и становились частью столицы.
Но для меня это скорее был комплимент, нежели презрительное оскорбление.
Фраза, брошенная Екатериной Второй и подхваченная героем Толстого Ларреем, говорила о том, что город скорее по своей чистоте и опрятности больше похож на благообразный пригород Парижа, чем на французскую столицу, где нечистоты выливали из окон прямо на мостовую на головы прохожих.
Ну а люди… люди даже не знают, откуда идёт выражение. Так у нас в России часто бывает.
В обиход входят выражения типа «пролетел, как фанера над Парижем», а достоверных источников никто не знает.
Пока они общались, я успел заметить, что «Волга», выключив фары, снова развернулась и встала на обочине на нашей стороне примерно в полукилометре ниже.
– Это точно, деревня, – поддержал его Лёня, – и очень большая, чем дальше, тем больше. Сам-то откуда?
– Из Ставрополя. Сейчас еду в Невинномысск на завод за панелями. Встал пораньше, чтобы первым в очереди быть. Там после десяти утра не протолкнуться. Опять же, начинают свои лезть, их по блату без очереди грузят.
– До Орджоникидзе ещё далеко, Иван? – спросил Лёня.
Иван полез в нагрудный карман и достал оттуда портативный калькулятор «Электроника».
– Ни хрена себе! – удивился Лёня. – У нас такие только у академиков, и то не у всех. Продай!
Вырвалось у моего напарника.
– Нет, не могу. Такой аппарат нужен самому. Толиво считать, денежки. Я-то ещё в такую рань почему еду: быстро загружусь, быстро вгружусь, авось какую халтурку возьму. Ну, ты понял.
Иван проникновенно смотрел на Лёню. Тот закивал в ответ.
– А завгар-то не прищучит?
– Завгар-то? Завгар свой человек. Я зря что ль ему в прошлом году две тонны вина по осени подогнал?
Лёня сжал губы и понимающе покивал.
– То-то же. Вам тут совсем ничего – километров триста пятьдесят. До Пятигорска считай сто тридцать, от Пятигорска до Нальчика девяносто, там по горам, сто двадцать считай по прямой до Орджоникидзе.
Водители грузовиков, как правило, досконально знали расстояния и держали в голове сотни маршрутов, охотно делясь информацией.
– Спасибо.
– В Нальчике аккуратнее. Там менты на каждом шагу, не превышайте. До каждой буковки докапываются, пока трояк не отдашь. Особенно к иногородним цепляются.
– Плавали, знаем. Куда уж нам превышать.
Лёня показал на «шишигу».
– Ну, бывайте, мне двигаться надо, опоздаю на загрузку – халтура мимо уплывёт.
– А канистру? Обожди, пока налью, забери. Радиатор уже остыл.
Иван махнул рукой, как бы демонстрируя свою щедрость.
– Оставь, пользуйся на здоровье, ты же мне пачку курева отвалил, а это у нас на трассе дорого стоит. Будете Ваню из Ставрополя вспоминать.
– Ну уважил, спасибо.
– Бывайте, пацаны!
Он вскочил в МАЗ так же легко, как и выпрыгнул из него, завёл машину и тронулся с рывками. Продудев в мощный клаксон, стал набирать мимо нас скорость.
Лёня времени даром не терял, он уже снял крышку, постучал ею об бампер «шишиги», прокрутил пружину, продул клапаны и поставил на место.
– Дальше поеду я, ты уж не обессудь. Там горы, я режимы движка по звуку знаю.
– Нет вопросов. Машина твоя, тем более в Нальчике менты.
Я всё ещё немного опасался, что Комиссаров может объявить меня в розыск на постах. Однако зря.
В Северо-Осетинскую Автономную Республику мы въехали без приключений. Я даже успел немного поспать.
Я ожидал, что после Нальчика дорога начнёт резко уходить в горы, но оказалось, что мы ехали по равнинной части.
А небольшой горный массив в Эльхотово я бессовестно проспал.
Конечно, где-то вдали виднелись высокие холмы, горами бы я их не назвал.
Светало. Было солнечно. Обезлюдевшая ночью трасса понемногу оживала.
«Волги» я больше не видел – если она и ехала позади, то где-то очень далеко.
Трасса почти прямой лентой стремилась к горизонту. Иногда наша «шишига» входила в плавные повороты.
В сёлах понемногу появлялась сельскохозяйственная техника.
Большой проблемой оказались небольшие стада скота, неспеша двигающиеся по проезжей части и обочине.
Коровы, овцы и козы, направляемые пастухами на лошадях, не торопились уступать дорогу автомобилям.
Местные показывали пример недюжинной выдержки, медленно раздвигая кузовами ватаги животных.
Никто не сигналил и не возмущался, не требовал от пастухов убрать животных с дороги.
– Ты смотри, какие спокойные, – прокомментировал я двух трактористов, медленно плетущихся впереди. – Никто не сигналит.
– Коров можно распугать сигналом – перестанут молоко давать, – философски заметил Лёня. – Мы не можем контролировать вымя коровы, но можем контролировать звуки, которые долетают до её ушей.
Тем не менее местность была довольно живописной, несмотря на задержки в пути, и я получал большое удовольствие от дороги до самого города Орджоникидзе.
На северном въезде в город нас встречала статуя женщины в национальном костюме, которая держала в руках солнце.
От Орджоникидзе, который раньше назывался Владикавказом, берёт начало Военно-Грузинская дорога.
– Можем заехать в местный ДОСААФ, мне там про соревнования нужно узнать?
– Соревнования?
– Ага, меня там должны взять в команду.
– Какую?
– Точно не знаю. Через две недели ралли «Орджоникидзе». За меня просили.
– Гм. Ну ты даёшь, – удивился Лёня. – Что же раньше молчал, что ты у нас раллист?
– Да меня вроде только механиком могут.
– Давай так: сначала завезём этот пердимонокль, – он кивнул в сторону дверцы, имея в виду посылку, – а потом поедем в ДОСААФ.
– Добро.
– Нас раньше завтрашнего утра никто всё равно на базе не ждёт. Никто же не знал, что мы с тобой так шустро, меняясь на пару, поведём «шишигу». Есть дело.
– Какое?
– Тут это… Ты мне, я тебе. Я тебя в ДОСААФ, а потом сам хочу к подруге в Архонку заскочить. Идёт? Ты где-нибудь перекантуешься? Город посмотришь?
Ах, вот оно что. Ну жук жирный. Всё сделал, чтобы к бабе слинять.
– Я-то перекантуюсь, а как же жена?
– А что жена? Я в экспедиции три месяца буду, что же мне на дерево лезть?
Какое моё дело, в конце-то концов. Сам не лучший образец.
– Я тебя не сужу. Не суди – и судим не будешь, говорят.
– Понимаешь, подруга в Архонке – это как вершина айсберга.
– Я даже боюсь спрашивать, что под водой.
– Как что? Под водой – оставшаяся жизнь моя – жена! Архонка – это маленький островок, куда меня прибило силами природы, штормами. А жена – это мой материк!
Он для пущей убедительности развёл в стороны руки по максимуму.
– Ты на островок до вечера или до утра?
– Думаю, к утру управлюсь.
– Машину оставишь?
– Какой разговор, конечно!
Лёня широко улыбался.
– Поехали по адресу. Довезём «пипидастр» или «пердимонокль»?
Но, доехав до адреса, мы поняли, что нас ждал неприятный сюрприз.
По адресу находился пустырь. Местные рассказали, что здание снесли пару лет назад и пока ничего нового не построили.
По телефону, оставленному на обороте накладной, отвечали, что мы ошиблись.
Да и сама накладная оказалась липовой. Очень скоро выяснилось, что указанного грузополучателя – Орджоникидзевской археологической инспекции – не существует в природе.
– Говорил я, что мутные эти ребята. Что делать будем, Сань?
Я пожал плечами.
– Может, ментам сдать?
– Не-е, ты что? Нас первыми же и прихлопнут за перевозку неучтённого груза, – он показал пальцами «решётку».
– Тогда может в местное отделение Академии наук съездить. Может там что знают. Так бывает. Может, у людей данные устаревшие.
– Давай лучше оставим как есть, а завтра доедем в лагерь, всё как есть расскажем профессору Ковалёву – пусть начальство само разбирается.
– Где там твой ДОСААФ?
Я назвал адрес, и мы нашли его на карте.
– Рули, штурман, – Лёня передал мне развёрнутый план города.
Меньше чем через десять минут мы были на месте – на улице Гайданова.
Парковаться грузовой особо было негде, Лёня высадил меня у точки, а сам поехал искать, где приткнуться.
Меня направили на верхний этаж длинного двухэтажного особняка, который оказался зданием местного Аэроклуба ДОСААФ.
Найдя нужный кабинет, я осторожно постучался и приоткрыл дверь.
– Можно?
– У нас не приёмный день, молодой человек, приходите в четверг.
Мужчина мельком взглянул в мою сторону и продолжил чтение газеты.
– Скажите, а здесь штаб по организации Орджоникидзевского отборочного этапа на ралли «Кавказ»? Мне нужен Гогаев Сослан Ирланович.
Мужчина немного опустил газету и уставился на меня поверх очков.
– Что вы хотели, молодой человек?
– Я от Трубецкого Игоря Николаевича из Москвы. Из Академии наук. Мне сказали, что может для меня найдётся местечко в городской команде.
Мужчина лет сорока порывисто встал. Он был худощав, маленького роста и тщедушного телосложения. С большими ушами, тёмными волосами и носом с горбинкой, но совсем не похожий на кавказца.
– Это вы! Мне про вас говорили, я совсем забыл! Где вас черти носят? Проходите, проходите скорее!
Меня озадачил вопрос. Но я вошёл в комнату и продолжил:
– Вообще-то я должен был приехать к вам только через неделю, но у меня выдалось немного времени, и я решил заскочить к вам сегодня.
– Прекрасно! Вы-то мне и нужны. Мммм, как вас, молодой человек, простите… Присаживайтесь.
Мужчина указал на стул.
Он был очень возбуждён и ходил из одного конца комнаты в другой.
– Александр. Меня зовут Александр Каменев. А вы Сослан Ирланович?
– Нет. Гогаев в отъезде. Я Кац. Тут вот какое дело… Нет, всё-таки он существует!
– Кто?
Мужчина приложил один указательный палец к губам, а второй поднял вверх. Я пока ничего не понимал.
– Короче говоря, мне вас послали небеса. Хотя я не знаю, получится ли у вас нам помочь.
– Товарищ Кац, вы не могли объяснить попонятнее?
– Да-да. Дело в том, что ралли на носу, а наша команда сошла, так сказать, с дистанции, ещё не начав. Вы раллист?
– Если честно, то мне сказали, что меня могут взять механиком. Ну, максимум штурманом.
