Текст книги "Скорость. Дарьяльский дрифт (СИ)"

Автор книги: Адам Хлебов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Глава 25

Помятуя дробовик в руках громилы из банды старика в папахе, я вовсе не собирался пропусткать стадо и дожидаться пока братья догонят нас.

Река, а точнее канал через который был перекинут мост напоминал большой арык с пологими бетонными берегами

Мост перед нами был забит стадом под завязку – триста голов рыжей, чёрной, пёстрой скотины, медленно перетекающих с одного берега на другой.

Стадо напоминало песочные часы, где переправа была узким местом.

Помятуя про дробовик в руках громилы из банды старика в папахе, я вовсе не собирался пропускать стадо и дожидаться, пока братья догонят нас.

Река, а точнее канал, через который был перекинут мост, напоминал большой арык с пологими бетонными берегами.

Мост перед нами был забит стадом под завязку – триста голов рыжей, чёрной, пёстрой скотины, медленно перетекающих с одного берега на другой.

Стадо напоминало песочные часы, где переправа была узким местом.

На въезде скотину пропускал трактор «Беларусь» с заглушенным двигателем – водила, куря на крыле, даже не повернул головы в нашу сторону. Жирные бока коров обтекали, словно вода, его технику.

– Через них? – Лёня выпучил глаза.

– Будем расталкивать? – добавил он.

Я взглянул в зеркало: в нескольких сотнях метров позади пылила «пятёрка» преследователей. Видно, они уже приноровились к тряске. У нас было минуты три, не больше.

– Не через них, а рядом с ними, – уточнил я.

Канал под мостом – семь метров шириной, с бетонными берегами, уходящими под тридцать градусов вниз. Вода мутная, но неглубокая – выше ступицы, но ниже крышки капота.

– Через воду? – спросил Лёня.

Я кивнул в ответ и направил машину к каналу, объезжая хвост стада. Потом Дуремар с рёвом свернул с дороги, рыскнул вниз по откосу.

Я притормозил, и бампер погрузился в воду. Главное – не нарваться на какую-нибудь корягу на дне.

– Не застрять бы… – беспокоился Лёня.

Типун тебе на язык, напарник, но я сосредоточенно молчал.

Мотор будто собирался захлебнуться, но не заглох. Мы шли медленно, как танк, поднимая волну.

Вода поднялась до ручки двери.

Ледяной поток хлынул через пороги, заливая пол. Лёня инстинктивно втянул ноги наверх:

– Бляха-муха! – выругался он.

Но дальше вода не поднималась, а через метра два начала спадать – значит, дно пошло на подъём.

В зеркале – «пятёрка» уже тормозила у моста. Из неё выскочили двое, отчаянно жестикулируя руками. Они по-кавказски не смогли скрыть досады.

Дуремар, тужась, медленно полз в подъём.

– Двери открывай! – скомандовал я.

Лёня распахнул свою – поток воды хлынул наружу. Я сделал то же самое. Машина сразу стала легче.

– Давай, родной! – воскликнул я, вдавив педаль в пол.

УАЗ взревел, как раненый бык на корриде, и полез вверх. Вода стекала с него ручьями.

– Мы их сделали, – Лёня не удержался и показал неприличный жест рукой.

– Вот вам, дырку от бублика, а не Саню с Лёней! – добавил он.

Наш экипаж оставил за спиной коровий мост и ревущую «пятёрку», но расслабляться было рано. Дорога виляла вдоль реки Хаталдон, то подбираясь к самой воде, то уходя вверх по склону.

– Ну, гонщик, ек-макарек, – Лёня встряхнул мокрую карту, – считай, мы официально участвуем в ралли.

Я покосился на часы. Стрелки безжалостно показывали, что мы уже на грани отсечки.

– На сколько отстали? – спросил я.

– Минут сорок, если верить расчётам. Но… – он прищурился, тыча пальцем в размытые линии на карте.

– Если рвануть напрямик через старую насыпь, можем выиграть минут пятнадцать, – добавил он.

– И потерять глушитель. Или подвеску, – возразил я.

– Альтернатива – ехать по правилам и вылететь с гонки на первом же КП, – парировал Лёня.

Двигатель Дуремара хрипел, но держался. Вода из салона уже вытекла, оставив после мокрые разводы под ногами и запах речной тины.

Дорога пошла вверх, петляя между скальных выступов. Через некоторое время впереди показался столб с флажками – КП1А. Два судьи в потрёпанных куртках лениво курили у стола, но при нашем приближении оживились.

Мы подкатили, подняв тучи пыли. Один из судей, щурясь, посмотрел на часы, потом на нас:

– Экипаж тридцать третий? Опаздываете, ребята, – сказал он.

– Зато красиво, – брякнул Лёня, вылезая из машины и отжимая подол куртки.

Судья хмыкнул, открывая журнал.

– Минута в зачёт не идёт, но вообще-то вы должны были быть тут ещё полчаса назад, – заметил он.

– Мы по живописному маршруту ехали, – сказал я, наблюдая, как второй судья обходит Дуремара, отмечая повреждения.

– Вижу, – он ткнул пальцем в погнутый порог, – особенно вот этот участок впечатляет, в речке купались? Ага!

Лёня наклонился ко мне, понизив голос:

– Слушай, если рвануть сейчас без остановки, до темноты можем догнать пару экипажей, – прошептал он.

– Если не развалимся, – ответил я.

– Ну, так-то да. Но если не попробуем – точно проиграем, – возразил Лёня.

Судья протянул мне журнал.

– Распишитесь. И удачи. Хотя… – он оглядел наш потрёпанный УАЗ, – вам, кажется, и так везёт по-крупному.

Я расписался, плюхнулся назад в кресло. Лёня уже сидел с картой на коленях, чертя маркером новую трассу.

– Поехали? – спросил он.

– Поехали, – ответил я.

Дуремар фыркнул, будто в ответ, и рванул вперёд. Гонка продолжилась.

Горы пожимались вокруг нас коричневыми складками, а Дуремар бодро бежал по пыльной дороге, наматывая километры до КП2.

Лёня, всматриваясь в карту и в окно, кричал мне повороты, а я давил на газ там, где это было безопасно.

– На двенадцать минут сократили отставание! – Лёня стукнул кулаком по торпедо.

– Если так пойдёт, к ночи будем в середине таблицы! – воскликнул он.

– Только бы не сломаться, – пробормотал я, чувствуя, как где-то внизу звякает разболтавшаяся балка.

– Эй, ты же знаешь, в ралли не скорость главная? – Лёня повернулся ко мне, отвлекаясь от карты.

– Точность! Чёрт возьми, секунды решают всё! – добавил он.

Я кивнул. Мы не соревновались с другими экипажами в прямом смысле. На каждом участке – своя норма, и если уложишься – получишь баллы. Опоздал – штраф.

В этот момент за поворотом показался перевёрнутый ГАЗ-69 с номером 17. Машина лежала на боку в кювете, колёса беспомощно болтались в воздухе. Двое мужиков – один коренастый, с моржовыми усами, другой худой, с перекошенной кепкой – пытались раскачать и поставить машину на колёса.

– Остановка! Поможем? – Лёня схватил меня за плечо.

– Конечно.

Я притормозил.

– Ребята, помощь нужна? – крикнул я, открывая дверь.

– Да мы сами! – буркнул усатый, видимо, пилот. Его напарник, тот что в кепке, только махнул рукой.

– Блин, – вздохнул я, – Лёня, пошли, будем вытаскивать, – решил я.

– Время-то идёт! – возразил он.

– И у них тоже, – парировал я.

Развернулись. Лёня быстро вылез, достал домкрат и прилаживал к раме перевёртыша.

– Как звать-то? – спросил я у усатого, пока Лёня возился со вторым.

– Виктор, – буркнул он.

– А это Саня, – добавил он, кивнув на напарника.

– Ну, держитесь, Виктор с Саней, – ободрил я их, – давайте навалимся!

Через минуту машина стояла на четырёх колёсах, но всё ещё в кювете.

– Ребята, есть лебёдка, давайте вас дёрнем? – крикнул я, открывая дверь Дуремара.

– Да мы сами! – буркнул усатый, видимо, пилот. Его напарник, тот что в кепке, только махнул рукой.

Мы сели в машину.

Я уже собирался ехать дальше, но в зеркале заметил – их лебёдка заела. Трос натянулся, как струна, но ГАЗ даже не шелохнулся.

Мы вернулись и зацепили своей лебёдкой.

Дуремар рыкнул, трос натянулся – и ГАЗ со скрежетом выбрался на дорогу.

– Спасибо, – пробормотал Виктор, отряхиваясь.

– Теперь мы вам должны, – добавил он.

– В следующий раз вы нас вытащите, – ухмыльнулся Лёня, сматывая трос.

– Да хрен там! Не вздумайте переворачиваться! – рассмеялся Виктор.

Мы рванули дальше, теряя драгоценные минуты, но оба в душе понимали – это того стоило.

– Теперь они нас сделают, – вздохнул Лёня, глядя на часы.

– Зато с чистой совестью, – ответил я, давя на газ.

Горы молчаливо наблюдали за нами, будто одобряя наш выбор. Впереди был следующий пункт контроля времени. Подъезжая к КП2, мы увидели у обочины чёрный УАЗ-469, увешанный вымпелами и значками.

Это был экипаж №10 – Артём Барсагин и Лева Захарян, те самые, кого в раллийных кругах называли «Пеле» и «Гаринча» за их фирменные финты на трассе.

Их машина дышала историей – потёртые наклейки с прошлых гонок, самодельный кенгурятник из нержавеющих труб, и главное – тот самый номер «10», нарисованный от руки на двери. Сейчас они возились у капота, откуда валил пар.

– Ну нам сегодня прям везёт. Сань, тормозни-ка, посмотрим на бедствующих звёзд, – фыркнул Лёня, но в его глазах читалось уважение.

Мы получили отметки у судей и подошли к экипажу.

– Поломались? – спросил я.

– Да так, мелочь, – Артём вытер масляные руки о комбинезон, – камушек радиатор пробил. Дыра – с кулак. А в остальном прекрасная маркиза, дальше сами знаете… – пояснил он.

Лева, его штурман, показал пальцем на зияющую пробоину.

– Пытались залатать, но… – он развёл руками.

Я вспомнил, как перед стартом Заур навязал мне запасной радиатор со словами: «Возьми, пригодится».

– У нас есть запасной, – сказал я.

Лёня аж подпрыгнул:

– Что⁈ Ты… – начал он возмущаться.

Но я уже шёл к багажнику.

– Спасибо, браток, – Артём пожал мне руку, – в следующий раз мы тебе…

– В следующий раз вы нас просто не обгоните, – ухмыльнулся я.

Артём весело подмигнул:

– Откуда будешь?

Пришлось рассказывать про Академию Наук и нашу команду по кольцевым гонкам.

Пока мы помогали им менять радиатор, Лёня не удержался:

– Правда, что вы в бензин коньяк подмешиваете? Ну, так говорят, – спросил он.

Лева рассмеялся:

– Только в тормозуху! – пошутил он.

Через двадцать минут их УАЗ ожил. Артём завёл мотор, дал газу – всё чисто.

– До финиша, пацаны! – крикнули мы экипажу десятки и рванули, оставляя их в облаке пыли.

Дорога стелилась перед нами ровной грунтовкой, и Дуремар наконец-то бежал бодро, без тряски. Я уже начал расслабляться, как вдруг в зеркале заднего вида – резкий блик фар.

– Опять они! – Лёня впился пальцами в сиденье, – да это же «пятёрка»! Братья турки-то не угомонятся! – воскликнул он.

Я прибавил газу, но знал – на прямой нам от них не оторваться.

– Спокойно, – сквозь зубы процедил я, – сейчас пройдём деревню. Там и… – начал я.

Не успел договорить, как мы влетели в посёлок. И тут – словно по заказу – из переулка выскочила чёрная «Волга».

– Опа! – Лёня аж подпрыгнул.

– Да это ж… – начал он, – тот самый, наша госбезопасность.

Джапаридзе. Его машина метнулась вперёд, подрезая «пятёрку». Братья не успели среагировать – их автомобиль врезался в «Волгу», отлетел к забору и прочертил в нём глубокую борозду с дурацким скрежетом металла.

– Ты видел? – Лёня вытаращил глаза.

– Похоже, они приехали, – ответил я, притормозив и наблюдая в зеркало, как Джапаридзе невозмутимо выходит из машины, поправляя галстук.

– Ну хоть какая-то от них польза, – Лёня облегчённо выдохнул.

Я начал притормаживать, собираясь развернуться, но Джапаридзе лишь махнул рукой – мол, езжайте. Его каменное лицо даже не дрогнуло, когда он подошёл к «пятёрке» со стволом в руке.

– Ну что, – Лёня хлопнул по приборной панели, – эти охреневшие рожи нейтрализованы. Теперь хоть до КП3 спокойно доедем, – сказал он.

Я кивнул и снова тронулся в путь. Деревня осталась позади, а вместе с ней – и наши преследователи. Впереди была только дорога, горы и гонка.

– Ты думаешь, он специально за нами следил? – Лёня покусывал карандаш, разглядывая карту.

– Не за нами. За кинжалом, – уточнил я.

Дуремар бодро бежал вперёд, словно понимая, что нельзя расслабляться.

Дорога к КП3 вилась между холмов, как змеиная кожа – плавные повороты, редкие камни, идеальный участок, чтобы наверстать время. Движок работал ровно, мурлыча на оборотах, будто забыв про все пережитые передряги.

Лёня, уткнувшись в стенограмму, бубнил себе под нос:

– Через триста метров… правый… нет, стоп… левый на пять… – бормотал он.

– Пять налево или направо? – переспросил я.

Я расслабился, доверившись его чтению.

– Прааавый на пять! – вдруг рявкнул он.

Довернул руль, но в последний момент Лёня ахнул:

– Бляха-муха! Нет! Левый! Саня ле-е-е-вый! – закричал он.

В последний момент рву руль в обратную сторону. Дуремар взвыл, срываясь в занос.

– Ты… – начал я.

Не успел договорить. Сначала мы плавно взмыли в воздух, как на американских горках. Лёня успел схватиться за поручень, я – за руль, хотя толку от этого было ноль.

– Вот… сучьи потроха! – заорал Лёня, и его голос растянулся в странной вибрации, пока машина медленно, почти грациозно, плыла над дорогой.

Капот нырнул вниз. Удар. Дуремар приземлился на все четыре, подпрыгнул, как мячик, и плюхнулся в мелкий кустарник. Двигатель заглох. В салоне повисла тишина, нарушаемая только шипением радиатора.

– Ты… живой? – спросил я, ожидая, пока вокруг машины осядет пыль.

– Живой. Если не считать того, что я сейчас чуть не влетел переносицей в косяк… да, – Лёня потер лоб.

– Тогда вылезай.

Мы выбрались наружу. Дуремар стоял, гордо задрав задницу вверх – передние колёса в кювете, задние едва касались земли.

– Ну что, – Лёня отчаянно пнул колесо, – застряли? Опять придём в хвосте на следующую контрольку?

– Всё будет хорошо, нагоним. Сейчас попробуем поднять домкратом, под колёса камней натаскаем.

Каким-то чудом машина осталась цела – только брюхо село на валуны, крепко зацепив днище камнями.

Я уже полез за домкратом, когда Лёня вдруг замер и указал вдаль:

– Смотри-ка… – прошептал он.

На гребне холма впереди чёрный УАЗ №10 резко затормозил, развернулся и понёсся обратно – прямо к нам.

– Откуда они нас увидели? – удивился я.

Не успели глазом моргнуть, как сзади подкатил ещё один знакомый ГАЗ-69 с номером «17» – те самые Виктор с Саней, которых мы вытаскивали ранее.

– Ну что, орлы, помощь нужна? – высунулся Виктор, его усы шевелились от усмешки.

– Да мы сами… – начал я, но Лёня тут же перебил:

– Да чёрта с два мы сами! Камни под днищем. Мы встряли, – воскликнул мой штурман.

Ребята рассмеялись и вылезли из машины. В тот же момент подъехал Артём с Левой.

– Ну и дела, – Артём осмотрел нашу посадку, – красиво устроились.

Пока они организовывали спасательную операцию – Виктор с тросом, Саня подкладывал камни под колёса, Артём руководил процессом, – Лёня не выдержал:

– Спасибо, ребят. Даже не знаю, как вам отплатить? – спросил он.

– Кодекс ралли Кавказ, – Артём хлопнул его по плечу, – первый пункт: всегда помогать другим экипажам. Второй пункт: будь бдителен, проверяй, что пишут судьи в протокол. Победитель получает бидон араки домашней. Третий: победитель получает бидон араки домашней, – пояснил он.

С грохотом и скрежетом Дуремар наконец съехал с валунов. Виктор отряхнул руки:

– В следующий раз вас из кратера вытащим, – пообещал Лёня.

Чёрный УАЗ и ГАЗ рванули дальше, а мы остались у своей машины, осматривая свежие царапины.

– Заводи Дуремара, – Лёня разложил в салон на коленях карту, – теперь мы знаем про кодекс, и у нас в любом случае есть четвертак.

– Ни хрена, у нас есть бидон араки на финише, а двадцать пять рублей тебе придётся вернуть Джанаеву, – усмехнулся я, – дежься, давай.

УАЗ снова ринулся в гонку. Горная погода, как капризная невеста, могла сменить настроение десять раз за день.

И теперь она диктовала новые условия. Когда мы подъехали к перевалу, увидели стоящие машины участников.

У перевала нас встретил экипаж Десятки. Артём и Лева вышли из своей машины и махнули нам рукой:

– Туман! Лучше переждать! – крикнули они, когда я притормозил рядом с ними и высунулся из окна:

– Официальный запрет есть? – спросил я.

– Нет, но ехать – чистое безумие! – ответил Артём.

Мы отставали на пятнадцать минут от графика и, скорее всего, шли предпоследними. Теперь у меня есть шанс.

Я рассмеялся и хлопнул по рулю:

– Безумие? Меня часто называют сумасшедшим! – воскликнул я.

Мы с Лёней переглянулись. Без слов поняли друг друга, двигатель взревел – Дуремар рванул в молочную пелену.

Глава 26

Туман сгущался с каждой секундой. Видимость упала до нуля. Только стрелка спидометра, подрагивая, напоминала, что мы ещё движемся.

Лёня сидел, вцепившись в стенограмму так, что бумага хрустела под его пальцами.

Его дыхание было частым, прерывистым – будто он бежал, а не сидел на месте.

– Через пятьдесят метров резкий левый поворот, сразу после – сужение. Внешний борт – обрыв, помнишь? – его голос почти дрожал, хотя он пытался говорить ровно.

Я не отвечал. Мои руки сами помнили этот участок. Каждый камень, каждый выступ скалы, каждый коварный изгиб дороги, где грунт внезапно становился рыхлым, как песок.

– Саня, ты вообще что-нибудь видишь? – Лёня резко повернулся ко мне, и я почувствовал, как его колено дёргается в такт сердцу.

– Нет.

– Тогда какого чёрта мы сюда полезли⁈

Машина накренилась – правое колесо провалилось в промоину, и Дуремар на секунду замер, будто задумавшись: «А стоит ли?»

Но я чувствовал дорогу.

Не видел – чувствовал.

Сейчас будет поворот.

Руль влево, сброс газа, лёгкий подхват – и колёса цепляются за грунт, скользят, но держат.

– Ты с ума сошёл! – Лёня вжался в сиденье, когда мы прошли в сантиметрах от края.

Я не сводил глаз с белой пелены перед капотом.

– Сейчас будет резкий подъём, камни под колёсами – скользкие! – Лёня почти прошептал это сдавленным голосом.

Дуремар взревел, взбираясь вверх. Камни выскакивали из-под колёс, с грохотом улетая в пропасть. Лёня зажмурился.

– Мы сейчас перевернёмся…

Но я уже знал это место.

– Спокойно, Лёнь, не перевернёмся.

Мой уверенный голос немного успокаивает его.

Снова работают физика, математика и точный расчёт.

Газ – ровно столько, чтобы не сорваться в пробуксовку.

Руль – чуть левее, чтобы компенсировать занос.

И…

– Мы на вершине, – я сказал это тихо, но Лёня услышал.

Он открыл глаза.

Туман вдруг стал редеть.

Сначала показались контуры скал, потом – кусочек неба.

Мы прошли самый опасный участок вслепую!

Я с напарником улыбались.

А потом…

Мир вокруг будто вырвался из молочной пелены тумана, и вдруг – тень.

Огромная, расплывчатая, но чётко очерченная – фигура всадника, отражённая на облачной дымке, будто призрак, проступивший из самого воздуха. Сердце ёкнуло.

Мозг лихорадочно искал объяснение. Суеверие? Мираж? Галлюцинация?

Я остановился и начал осматривать окрестности. Повернул голову – и увидел его.

На вершине ближайшего склона, чёткий, как вырезанный из камня, всадник. Пастух верхом на лошади.

Я сразу узнал его. Мой спутник. Тот самый – с круглой папахой, сдвинутой набекрень, и длинным кнутом, свободно свисающим с запястья.

Он не двигался, лишь следил за нами – словно ждал, когда мы выедем из тумана.

Солнце било ему в спину, и лучи, преломляясь в кристаллах влажного воздуха, растягивали его силуэт в гигантскую тень – ту самую, что колыхалась на облаках.

Сам он казался не человеком, а духом гор, на мгновение явившимся из легенд. Я хотел было помахать ему рукой и крикнуть.

Но в этот момент лошадь встряхнула гривой, развернулась и неспешно унесла всадника прочь.

Мы с Лёней молчали. Тишина звенела в ушах. Через пару секунд я стал слышать своё дыхание, хриплое, как у загнанного зверя.

А потом ощутил боль в руках.

Пальцы.

Они всё ещё сжимали руль с такой силой, что суставы побелели, будто вросли в руль. Я попытался разжать их – но они не слушались, застыв в мёртвой хватке.

Лёня перевёл взгляд с места, где только что стоял всадник, на меня и на руки на руле.

Потом медленно опустил стенограмму на колени.

Лёня, не говоря ни слова, схватил мою кисть и начал методично разгибать один палец за другим. Суставы медленно поддавались.

– Вот чёрт… – я скривился, но уже чувствовал, как кровь возвращается в онемевшие руки.

– Думаешь, это был чёрт?

Я покачал головой.

– Наоборот.

– Что это было?

– Насколько я понимаю, пастух. Такое явление называется гало, хотя я в этом не уверен.

– Чтобы это ни было, я такое никогда не забуду, – пробормотал Лёня.

Он был очень озадачен. Потом штурман хлопнул меня по плечу:

– Братан, ты живой?

– Пока да.

– Тогда чего стоим, как бараны?

Мы переглянулись – и вдруг оба рассмеялись. Смех был нервным, срывающимся, но это был смех тех, кто только что вырвался из пасти смерти.

Толпа ревела. Кто-то кричал, кто-то свистел, кто-то просто размахивал руками, не веря своим глазам.

Люди встречала нас гулким ропотом, который нарастал, как волна перед штормом.

Сотни глаз – любопытных, восхищённых, завистливых – впились в наш израненный Дуремар.

Двое держали транспарант «Да здравствует советский автоспорт», над столом судей висел щит со свежей надписью: «Приветствуем участников ралли – Орджоникидзе 1982».

Рядом духовой оркестр.

До этого они сидели на ящиках из-под снаряжения, курили и лениво переговаривались.

Но как только мы подкатили к судейскому столу, дирижёр – сухопарый мужчина с седыми усами – резко вскочил, взмахнул палочкой, и…

Тишина.

На секунду.

Потом медь оркестра взорвалась маршем.

Трубач, красный как рак, выдавил из своего инструмента победный клич, барабанщик мощно забил в бас-барабан.

А тромбонист – толстяк с лицом запорожского казака – так рьяно заиграл, что у него слетела фуражка.

Звук разнёсся по ущелью, отражаясь от скал, будто сам Кавказ заиграл в нашу честь.

Какой-то дед размахивал своей «аэродромно-осетинской» кепкой гигантских размеров.

– Смотри-ка, – Лёня ткнул меня локтем в бок.

Я поднял глаза. Она.

Дзерасса.

Она стояла чуть в стороне. Высокая, стройная, нежная, как цветущая сакура с тонкими, как ветви, линиями.

Её тёмные глаза пылали – не восторгом, нет. Чем-то другим. Вызовом? Гордостью?

– Вон твоя подруга, – Лёня усмехнулся.

– А вон твои, – я кивнул в сторону, где улыбающаяся Марина, усыпанная веснушками, махала нам руками.

Рядом с ней – Маруся, скрестив руки, смотрела на Лёню с таким выражением, будто собиралась то ли задушить, то ли расцеловать.

– Ох, ёк-макарёк… – Лёня мгновенно сполз вниз, будто пытался провалиться под сиденье.

– От победы не уйдёшь, – я хлопнул его по плечу – вылезай. Победа любит смелых. И, кажется, не только победа.

Джанаев стоял чуть поодаль, бледный, с лицом, будто высеченным из гранита. Его глаза – чёрные, узкие – пожирали нас с ненавистью, в которой читалось одно: «Как вы посмели?»

А рядом – Кац. Худой, как жердь, самодовольный, с сигаретой в зубах.

Он то высокомерно улыбался, глядя в сторону руководителя оргкомитета ралли, своего заклятого врага, то ловил мой взгляд и кивал, будто говорил: «Я в вас не ошибся, парни! Я всегда знал, что утру нос этому ублюдку.»

Я не успел открыть дверь, как ко мне подлетел профессор.

– Ну что, герои? Живы, целы? Поздравляю с победой!

Я внимательно окинул взглядом толпу, но никого из наших недоброжелателей не обнаружил.

– Всё в порядке, профессор, – я достал из-под сиденья свёрток с кинжалом и передал ему.

Профессор засиял, будто солнце.

Лёня вздохнул, вылез из машины и, поправив куртку:

– Профессор, извините, гонка ещё не закончена.

Мы направились к медпункту, где прошли осмотр, а потом к судейскому посту.

Джанаев шёл рядом с нами к судьям, его лицо горело чёрной злобой. Его план рушился. Цель, ради которой он столько старался, вот-вот растворится в небытие.

– Вы очень пожалеете, что не сдержали слово. Вам не засчитают результат.

Я было хотел сказать, что ничего ему не обещал.

Но вдруг на пути, как тень, возник Кац.

– Товарищ Джанаев! – его голос был сладким, как патока, но глаза не улыбались. – Вот, посмотрите… Здесь у меня я имею интересные для вас материалы.

Он сунул Джанаеву в руки пачку фотографий. Те самые – где председатель оргкомитета в обнимку с молоденькой секретаршей, а на следующем снимке – с другой, и ещё с одной…

И подборка писем в Народный контроль с аккуратными пометками: «Прошу рассмотреть в срочном порядке».

Джанаев побледнел. Его пальцы сжали фотографии так, что уголки смялись.

– Как вы считаете, победа нашего ДОСААФОВСКОГО экипажа… заслуженна? Ребята соблюли все правила? Нигде не нарушили регламента? – Кац наклонился чуть ближе, будто делился секретом.

Джанаев заскрипел зубами. Он попытался сунуть пачку обратно, но Кац лишь усмехнулся:

– О, нет-нет, оставьте себе. У меня… есть ещё. И не только эти. Я просто постеснялся пикантные показывать при народе. Ну, вы меня понимаете.

– О чём вы?

– Э-э-э, ну как вы целуете ножки актрисе варьете и пьёте из её туфельки.

– Не было такого!

Кац заулыбался:

– Ну, может, и не было. Что насчёт победы и регламента?

На мгновение Джанаев замер, будто решая, броситься ли на Каца с кулаками или сделать вид, что ничего не произошло. Но потом резко развернулся и, не глядя на нас, зашагал прочь от судейского столика, сжимая в кулаке компромат.

Через несколько минут судьи вручили нам карточку с результатами – жирная печать, подписи, и главное – надпись:

«Первое место. КАМЕНЕВ/ЛЕОНОВ ЭКИПАЖ №33 ДОСААФ, Аэроклуб, г. Орджоникидзе».

Кац проводил уходящих судей взглядом, потом обернулся к нам.

– Ну что, герои? – его голос снова стал бархатным. – Кажется, справедливость не пропьёшь. Не пора ли бахнуть конячку?

– Я пас. За рулём.

– Ну, пас так пас.

– Победа любит не только смелых. Но и… предусмотрительных. А вы, Леонид?

Лёня переводил взгляд с меня на Каца и косился в сторону. К нам приближались улыбающиеся Маруся и Марина.

– А я, пожалуй, бахну!

В душе я ликовал, но усталость и напряжение не позволяли мне эмоции.

Мы с Лёней сохранили кинжал Чёрного Всадника и умудрились занять первое место.

– Награждение после финиша всех участников, – сухо сообщил секретарь, указывая на палатки с полевой кухней. – Можете отдохнуть, поесть.

Но отдохнуть нам не дали.

Марина ворвалась первой – вся в веснушках, смехе и летящих рыжих волосах.

– Мальчишки, вы просто космос! – Марина вцепилась в Лёню, чуть не повалив его на капот, и звонко чмокнула в щёку.

А потом повторила то же самое со мной.

Маруся подошла степеннее, но глаза её горели.

– Ну что, герои? Как самочувствие? Поздравляем с победой!

– Спасибо, девчонки!

Я отступил назад, отдавая Лёню им на растерзание. Он выпучил глаза, в которых читалось обвинение в предательстве.

Но мне уже было не до этого.

Я уже поймал на себе взгляд кареглазой красавицы. На меня смотрела улыбающаяся Дзерасса.

Она стояла чуть поодаль, в окружении своих братьев – трёх статных осетин с каменными лицами.

Но её карие глаза светились – гордостью, теплом, и чем-то ещё… таким, от чего сердце вдруг застучало чаще.

Оркестр грянул туш. Где-то хлопнула пробка шампанского.

– Саня, идём! – Лёня вырвался из объятий, красный, как рак, – пошли, поздороваемся.

– Девушки, простите. Мы на минуту, – кивнул я Марусе с Мариной.

Дзерасса не шевелилась. Просто смотрела с лёгкой улыбкой.

Я сжимал в руке карточку победителей – и ругал себя за гордыню.

Мне хотелось, чтобы она думала обо мне что-то типа «какой парень!»

Братья вышли навстречу мне и Лёне. Они по очереди пожали нам руки особым образом.

Когда в Осетии хотят выразить уважение, то совершают рукопожатие двумя руками.

– Поздравляю, – сказал старший из них, – если честно, я проспорил поляну, помимо обещанного тебе барана. Я был уверен, что если вы и доедете до финиша, то «первыми» с конца.

Он дружелюбно улыбнулся.

На что Лёня развёл руками и тут же ответил:

– Ну, извини, дорогой, если бы знали, то ехали бы чуть медленнее.

Слушавшие разговор тоже заулыбались.

– Да нет, нормально. Мы в долгу у Саши, поэтому завтра приглашаем вас и всех ваших друзей на куфт.

Я всё время смотрел в глаза Дзерассы и не мог налюбоваться их красотой.

К моему удивлению, она взгляда не отводила.

– Э… Что такое куфт? – поинтересовался Лёня.

– Это праздник в честь вашей победы и не только.

– А сколько друзей могут прийти? – он оглядывался на своих дам, будто надеялся, что сейчас ему скажут, что «женщинам на праздник вход запрещён».

Но его надежды не оправдались.

– Мы приглашаем всех ваших друзей. Приезжайте со всеми, кто у вас есть в Осетии, приезжайте хоть всей экспедицией, можете ещё всю Архонку с собой захватить.

Муся заулыбалась и потянула руку вверх, как ученица:

– Архонка здесь! Завтра будем.

Марина тоже не растерялась, она игриво посмотрела на Леонида:

– Археологическая экспедиция во главе с профессором тоже будет.

Лёня выглядел как побитый пёс.

Девушки засмеялись, глядя на моего штурмана, по-моему, они всё между собой выяснили и прекрасно ладили между собой.

Интересно, куда сегодня он поедет ночевать – в Архонку или в лагерь. Такое ощущение, что он бы готов прямо сейчас сбежать в Москву.

Потом нас обступила ватага местных мальчишек и стала просить автографы, самые бойкие уже оказались в кабине и на капоте Дуремара.

Пацанва играла в «гонщиков», нацепив себе на голову наши шлемы.

Младший из братьев цыкнул на них, и они испарились в мгновение ока.

– Да ладно, пусть. Ключи-то у меня. Главное, что ручник и передачи не трогали. Надо им объяснить.

– Даже не думай, – услышал я приятный девичий голос за спиной, – если не хочешь, чтобы они подняли тебя на смех.

Я обернулся. Девушка стояла сзади со сложенными на груди руками и задорно улыбалась.

– Они чуть ли не с пелёнок умеют водить, дай им волю – они сейчас твой УАЗ разберут и соберут до винтика. Поздравляю с победой, и спасибо за тот раз.

Марина с Мусей прям изменились в лице от любопытства, что было «в тот раз»?

Детвора, услышав, что я не против их игр, снова оккупировала Дуремара.

К финишу одна за одной стали подъезжать отставшие экипажи.

Снова заиграл оркестр, толпа хлынула к судейскому столику.

– Ты не ответил на приглашение. Придёшь? – спросила та, которая волновала моё сердце и тело.

Братья, вежливо отступившие чуть назад и слышавшие до этого каждое наше слово, теперь сердито озирались на источник громкой духовой музыки.

Улучив минуту, я приблизился и ответил девушке на ухо.

– Конечно, с удовольствием! У тебя очень красивые глаза, и вообще ты безумно красивая!

Сказав это, я почувствовал необыкновенную лёгкость.

– Безумно? – она рассмеялась, – по-моему, было безумием ехать в туман по сухому руслу.

– Всё потому, что кое-кто меня сводит с ума.

– Приезжайте завтра, я буду тебя ждать. Нам пора возвращаться, мы и так задержались чуть больше положенного.

Я попрощался с девушкой и её братьями и отправился к столу, где Лёня уже набрал всем еды.

Экипаж Заура и Артёма пришли к финишу почти одновременно.

У меня отлегло от сердца. По сравнению с Дуремаром машина Заура совсем не выглядела убитой.

Наш архонский УАЗик выглядел намного хуже.

После получения карточек с результатами соревнований у судей, Заур направился в нашу сторону.

– Спасибо тебе, дружище! Я у тебя в огромном долгу! Ты даже не представляешь, как сильно ты помог.

Я обнял своего друга и усадил рядом за стол. Вокруг сновали люди, шумели, шутили.

Многие почти бесцеремонно разглядывали нас с Лёней и показывали пальцем. Мы теперь были кем-то вроде местных знаменитостей.