Текст книги "Скорость. Дарьяльский дрифт (СИ)"

Автор книги: Адам Хлебов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– Да, механиком. Как жаль, как жаль.

Кац остановился и, схватившись за подбородок, хитро прищурился.

– А нет ли у вас знакомого раллиста в Орджоникидзе? – но, увидев мой растерянный взгляд, поправился. – Ну хотя бы профессионального водителя? А?

Я тут же подумал о Лёне.

– Водитель может быть и есть, но я не понимаю…

– Прекрасно! Половина дела сделана, у нас есть команда. Водитель и штурман-механик. Осталась вторая половина.

– Товарищ Кац, вы простите меня, но я не знаю, сможет ли водитель помочь вам. Если честно, я не знаю, смогу ли сам вам помочь. Мне нужно поговорить с начальством. Вы можете всё-таки объяснить, что случилось?

– Ах, Александр. Беда у нас случилась. Ну, то есть никто не умер, но наш раллист и штурман заболели гепатитом. Желтухой. Они в инфекционке. В смысле, в больнице, в инфекционном отделении. Я ищу замену и уже отчаялся кого-либо найти.

– Но…

Он не дал мне договорить.

– Понимаю. Вам вовсе не обязательно выигрывать ралли. Достаточно просто доехать до финиша.

– Ну, хорошо, допустим, мы сумеем убедить наше начальство отпустить нас на соревнования. Хотя это под большим вопросом, – я вспомнил, как Ковалёв назвал ралли «несерьёзной игрой в машинки». – Вы сказали, что водитель и штурман – это половина решения проблемы.

– Да, это так.

Кац явно занервничал. Я не очень понимал, как ему можно было поручать организацию чего-либо в принципе.

– Что насчёт второй половины?

– У вас есть машина?

– Вы спрашиваете, есть ли у нас гоночная машина, пригодная для соревнований по ралли в горной местности?

Глава 6

Фактически мне нужно было решить три сложноразрешимые задачи.

Уговорить Лёню участвовать в ралли.

Договориться с профессором об отгулах на время соревнований для нас обоих.

И, наконец, найти и подготовить особую машину в чужом городе.

А всё дело в том, что экипаж раллистов команды Аэроклуба города Орджоникидзе не только заболел желтухой, но и лишился автомобиля. По злосчастному стечению обстоятельств ребята умудрились потерять машину на горном перевале. Она у них скатилась в обрыв во время остановки по непонятным причинам и восстановлению не подлежала.

Соревнования организовывались для авто класса грузопассажирских внедорожников. То есть наша «шишига» не подходила для этих соревнований. Нужно было найти УАЗ, ГАЗ-69 или на худой конец ЛИАЗ.

Если первая задача была разрешима – я был уверен, что смогу уговорить Лёню, то с отгулами, одобренными профессором, и поиском подходящей машины меня наверняка ждали большие трудности.

– Ну как, договорился? Едешь на ралли? Погнали в станицу Архонскую?

Лёня задал сразу три вопроса, когда я заскочил в кабину нашей «шишиги» и захлопнул за собой дверь.

– Похоже, что ситуация изменилась. Скорее всего на ралли мы поедем вдвоём. Если ты не против.

Лёня удивлённо приподнял одну бровь:

– В каком смысле вдвоём?

Из его намёков и рассказов о предыдущих экспедициях я понял, что в его планы не входил труд ни в какой форме. Он собирался выгрузиться в лагере, устроиться, помозолить глаза начальству. А потом тихой сапой свалить на свой архонский «островок», а всю водительскую работу свалить на меня.

Другие типы активности его не интересовали.

Я рассказал о сложившейся ситуации, не утаивая факта отсутствия машины для ралли.

– Ну это ещё бабушка надвое сказала. Где мы найдём в Орджоникидзе машину? Да и профессор вряд ли нас двоих отпустит, я это тебе сразу говорю.

– Думаешь? Мне показалось, что я с ним нашёл язык. Попробую уговорить.

– Валяй. Он только с виду весь такой интеллигентный. На самом деле, он о-о-очень жёсткий мужик, имей это в виду.

– Лёнь, ты не ответил насчёт участия в ралли. Мне без тебя никак. Ты знаешь эти горы как свои пять пальцев. Не хуже местных.

Мы стояли на светофоре, он потянулся и зевнул:

– Я, в общем-то, не против. Но нужно смотреть по обстоятельствам. Сомневаюсь я, что мы сможем машину найти.

– Ну вот и отлично. Поехали в твою Архонку.

Станица не была похожа на типичную советскую деревню или село. Всюду асфальтированные дороги, тротуары, как в городах, аккуратно подметённые улицы, чистота и порядок. Видно, что местный сельсовет строго за этим следил.

Лёня высадился у казачьей избы, неплохо сохранившейся с прошлого столетия. Белые мазаные стены, низенькие ровные заборчики, окна и рамы синего цвета, соломенная крыша – словно переместились сюда из кинофильма про казаков. Таких домов в станице было много. Они сильно отличались по стилю от других построек в сельской местности, которые мне уже пришлось видеть здесь на Кавказе.

Я с удивлением разглядывал окружающий пейзаж. Было в нём что-то и безмятежное, и воинственное.

Жители, которых мы встречали по пути, в большинстве своём имели славянские черты.

Заметив мой взгляд, Лёня прокомментировал:

– Что, удивлён?

– В станице живут русские? Я не думал, что их здесь так много.

– Казаки. Наши здесь уже несколько столетий мирно живут с горцами.

– Несколько – это сколько?

– Четыре века, считай. Первые казачьи поселения на Кавказе появились в шестнадцатом веке. Из города Гребни с Дона пришли. Их так и называли – гребенские казаки. Пойдём в дом.

– Нет, в следующий раз. Давай сегодня без меня.

Я перелез за руль прямо в кабине через крышку капота над двигателем.

– Ну как знаешь. А то, может, пойдём? Маруся моя наверняка уже и стол накрыла.

– Да нет же, иди утоляй жажду любви, Ромео. К утру в семь буду здесь. Не опаздывай.

Он протянул мне кисть для рукопожатия.

– Не по-комсомольски вы, Александр, конечно поступаете, но Бог с вами. Ты это за стрелкой на температурном датчике следи. Если повышается, то лучше остановись, дай остыть воде в системе охлаждения.

– Будет сделано в лучшем виде, можете не сомневаться, товарищ герой-любовник, – отшутился я в ответ.

– Ну-ка, бибикни, чтобы дать понять, что я приехал.

Я трижды коротко просигналил, помахал рукой на прощание, врубил со скрипом передачу и тронулся. Краешком глаза я заметил, как на окне отодвинулся и тут же упал обратно краешек занавески.

Уже отъехав, я увидел в зеркало, как к Лёне вышла улыбающаяся молодая женщина с крупной костью и широким лицом. Та, перед которой Лёня не смог устоять.

Дебёлая, с пышной грудью и волосами цвета спелой пшеницы. Настоящая казачка. Крепкая, с молочной кожей, румяная, ядрёная.

Мысль об оборудовании, которое нам загрузили те два типа на трассе, не давала мне покоя. И вместо того чтобы ехать гулять по городу, я решил всё же найти филиал Северо-Кавказской археологической экспедиции в Орджоникидзе.

Когда я в конце концов сориентировался и добрался до адреса, то к своему недоумению обнаружил только старенького сторожа, который по-русски с улыбкой объяснил мне, что никого нет и не будет до конца месяца.

Поинтересовавшись, кто я и откуда, сторож ответил:

– Уехали все, дорогой. Приезжай через месяц.

– Куда уехали, отец?

– Откуда мне знать. Кто куда. Кто в отпуск, кто в поле на раскопки. Мне не докладывают.

Старик отвечал с неизменной улыбкой.

– А если нужно срочно найти ваше начальство? Как вы поступаете?

– Мне искать начальство ни к чему. Если надо, оно само меня находит.

– Я не могу через месяц. Мне сейчас археологи нужны.

Он посмотрел на моё озадаченное лицо.

– Тогда поспрашивай в Университете, если кого-нибудь там застанешь, на кафедре истории. Больше тебе, сынок, ничем помочь не могу.

– Спасибо, адрес подскажете?

Поблагодарив старика, я отправился на улицу Ватутина, где располагался СОГУ – Северо-Осетинский государственный университет.

Правда, перед этим я заехал в местное кафе, расположенное в одной из гостиниц. В довольно чистой туалетной комнате я умылся после долгой дороги, побрился, сменил одежду на свежую, надушился импортным одеколоном, купленным в Риге, а после позавтракал.

Затем, уточнив маршрут у таксиста, отправился в вуз.

Кафедру истории я нашёл быстро. Но секретарь, так же как и сторож, мне ничем не могла помочь и направила к преподавателю в аудиторию.

– Если вам кто-то и сможет помочь, то это Заурбек Константинович, у него начинается лекция в аудитории номер двадцать девять через пятнадцать минут. Думаю, вы успеете его перехватить, если поторопитесь.

По большому зданию университета на перемене шныряла молодёжь, студентки прогуливались под ручку по коридорам, то и дело бросая исподтишка взгляды на парней. Они тут же с улыбками опускали глаза или отворачивались, как только замечали внимание в обратную сторону.

Парни раздували грудь, выпрямляли спины, немного расставляя в стороны руки, чтобы казаться мужественнее и крупнее в глазах сокурсниц.

Любопытные девичьи взгляды скользили и по мне. Видимо, мой необычный, не местный внешний вид привлекал любопытные взгляды. Но стоило мне только попробовать отыскать одушевлённый источник внимания к моей скромной персоне, я сразу же утыкался в множество «безразличных» мордашек противоположного пола.

Я чувствовал интерес к себе по тому, как парни синхронно меняли угол зрения с девчонок в мою сторону. Некоторые хмурились и провожали меня недобрыми взглядами, другие просто отворачивались после секундного изучения моей физической кондиции.

Наконец я дошёл до нужной аудитории, где собирался подловить нужного преподавателя. Двери помещения были открыты, и я решил заглянуть внутрь.

Мне пришлось проскочить в аудиторию, которая пустела. Студенты уже шумно толпились у выхода. Я окинул глазами присутствующих в поисках нужного преподавателя и тут же обомлел.

Я увидел Её.

Можно сказать, что я на несколько минут забыл, как дышать. В огромном Советском Союзе хватало красивых девушек. Даже в этом университете их было более чем достаточно. Но эта…

Эта девушка была совершенно неземной. Она была ослепительна. Складывалось впечатление, что она просто сияла, как луч солнца, пробивающийся сквозь тучи Северного Кавказа.

Она выделялась среди всех своей поразительной, броской, яркой красотой. Густые блестящие чёрные волосы цвета воронова крыла ниспадали на плечи, словно шёлк. Глаза – тёмные, как горный каштановый мёд с золотистыми искорками-звёздочками у зрачков, смотри в них – век не насмотришься.

Они смотрели на меня открыто, с любопытством, чуть насмешливо, будто знали обо мне какую-то особую тайну, недоступную простым смертным.

Скулы – высокие и резкие, как у древней аланской княжны, – придавали её лицу особую стать и утончённость. Белая кожа, почти молочного оттенка. Губы – полные, чуть прикрытые, готовые то ли улыбнуться, то ли произнести нечто дерзкое. Тонкая красивая шея.

А фигура… Под тоненьким тёмным платьем в мелкий цветочек угадывались плавные линии: стройные округлые бёдра, изящные икры и щиколотки, тонкая талия. Грудь средних размеров, подчёркнутая скромным вырезом, но от этого выглядевшая только соблазнительнее.

Когда она двигалась, в её походке чувствовалась дикая грация. Совсем не похожая на городскую жеманность. В её движениях читалась энергия вольных горных рек, природная гибкость и лёгкость девушек, что веками рождались среди скал и суровых гор.

«Каналья… Таких не бывает. Или бывают, но не в жизни. А где-то в журналах, на картинах или в кино», – промелькнула мысль в голове.

В груди застучало, по плечам пробежал холодок, а за ним – мурашки.

Я снова задышал. В этот момент она улыбнулась. Но не мне. А соседке, идущей рядом. От этой улыбки и от её красоты внутри будто всё перевернулось.

Улыбка будто бы обжигала моё тело. Кровь взволновалась и пошла от солнечного сплетения вниз до стоп, а потом поднялась обратно и уже прилила к голове.

Мне захотелось, чтобы она улыбнулась мне. На рассвете или на закате. Неважно. Лишь бы эти губы улыбались мне.

Она что-то говорила своей подруге, громко. Совсем без хлёсткого кавказского акцента, к которому я уже привык за полдня. В её словах чувствовалась уверенность, которая мне нравилась и заводила меня не меньше, чем её фигура.

Девушка жестикулировала, и маленький шарик на браслете метался в разные стороны, поблёскивая серебристыми боками. Второй рукой она прижимала к себе папку с бумагами. Лекции или ведомости? Староста?

Она продолжала говорить. Я не слышал слов, но мне казалось, что она могла убедить кого угодно в чём угодно.

Я смотрел на неё заворожённый.

И тут она поймала на себе мой взгляд, задержавшись зрачками на моём лице на долю мгновенья, и вдруг умолкла, опустила глаза. Этот внезапный переход от уверенности, почти дерзости к покорности шокировал меня не меньше, чем первые секунды, когда я её увидел.

Боже, да что же она такое умеет творить с теми, кто на неё просто смотрит! Без слов!

Её губы, ещё секунду назад растянутые в насмешливой улыбке, теперь были собраны. Она будто сожалела о каком-то недостойном поступке.

Каналья! Эта девушка – как весенний горный поток. Сверху – бурлящий, сметающий всё на своём пути, а внутри, где-то на глубине – чистый и прозрачный. Почти беззащитный.

Я представил, как она сердится, и улыбнулся.

«То орлица, то голубка. То гроза средь облаков!»

Я уже знал, что познакомлюсь и заговорю с ней, чего бы мне это ни стоило.

Большая часть студентов уже вышла из аудитории. Девушка с подругой приближались ко мне.

Я шагнул вправо, пропуская её к выходу, – и она одновременно двинулась в ту же сторону. Я даже не успел заметить, как допустил оплошность, перегородив ей путь. Произошла неловкость. Мы столкнулись, задев друг друга плечами.

От неожиданности папка с бумагами выскользнула из её рук. Листы разлетелись по полу.

– Простите меня, пожалуйста! – я быстро опустился на корточки, чтобы собрать её бумаги.

И тут произошло вообще неожиданное. Её пальцы встретились с моими над упавшим листком. Этого мимолётного касания хватило, чтобы меня будто пробрало током. По всему телу прошла волна.

Девушка же резко одёрнула руку, словно обожглась.

– Мужчины не должны ничего подбирать с пола, – строго сказала она, продолжая смотреть вниз. Но в уголках её губ дрожала улыбка. – И вообще, порядок – не ваше дело. А уж тем более…

Она наклонилась чуть ближе, и я только теперь уловил тончайший аромат духов. Одурманили ли они меня? Нет, просто лишили дара речи.

– … тем более касаться незнакомых девушек. У нас это не принято.

Я молча помогал собирать бумаги, не зная, что ответить. Вдруг, подняв последний листок, я замер.

На листке был карандашный эскиз кавказского кинжала с узором на рукояти, напоминающим сплетённых змей. Я невольно стал вглядываться.

На ножнах были изображены надписи, которые мне было сложно прочесть. Они одновременно напоминали арабскую вязь, руны, кельтские орнаменты и греческую письменность.

Но это ещё не всё – на листе имелся ещё один карандашный набросок: обнажённая женщина, одетая в длинный балахон на голое тело и танцующая в свете костра. Руки женщины были раскинуты, спина выгнута. А лицо с широко раскрытыми глазами запрокинуто вверх, словно в экстазе.

Под рисунком надпись: «Жрица. Ритуал. Чёрный Всадник».

– Это… аланский мотив? – ко мне неожиданно вернулся дар речи. Я не мог оторвать глаз от эскизов. Чувствовал, что она аккуратно тянет бумагу к себе.

Наши глаза встретились. Она мягко улыбнулась, вытянула у меня лист и резко перевернула рисунок, не давая мне его рассмотреть до конца. А потом зарделась краской.

Понятно. Не хочет, чтобы я видел её рисунки. Слишком личное.

Мы оба встали.

– Археологические зарисовки.

Она засмеялась и убрала бумаги в папку.

– Вы археолог? Занимаетесь археологией? Я ищу Заурбека Константиновича… – спросил я, не сводя с неё глаз.

Она от этого засмеялась звонким приятным голосом ещё раз, нисколько не смутившись.

– Археолог – это громко сказано, я учусь на историческом.

– Это здорово. Вы классно рисуете, это же ваши эскизы. Они меня очень впечатлили.

Девушка закивала.

– Спасибо.

– Скажите, кто этот Чёрный Всадник? Этот эскиз кинжала имеет к нему отношение? Очень интересная вязь на ножнах.

Её лицо стало серьёзным, она задумалась, прежде чем ответить.

– А вы археолог?

Мне хотелось соврать, что да, я археолог, лишь бы продолжить нашу беседу, но всё же я сказал правду:

– Не совсем. Я водитель, приехал из Москвы в археологическую экспедицию.

Это её нисколько не разочаровало, но повлияло на ответ.

– Забудьте. Это местные, мало кому интересные мифы. Рисунки – это просто игра моего воображения.

Я чувствовал, что здесь что-то не так. Эти эскизы скрывали какую-то загадку.

Но на тот момент я ещё не знал, что, несмотря на восьмидесятые на дворе и на Советскую власть, давно победившую на Кавказе, женщинам запрещается говорить на определённые темы и называть вслух имена некоторых мифических персонажей.

Это может показаться очень странным и даже невероятным тем людям, которые не живут на Кавказе, но тем не менее это культурная действительность, и с ней нельзя не считаться.

– Я хотел бы попросить у вас прощения, – вежливо продолжил я.

– За что? – она снова игриво и даже дерзко смотрела мне в глаза.

– Вы сказали, что у вас непринято прикасаться к незнакомым девушкам.

– Не стоит, вам не за что просить прощения. Просто будьте внимательны в следующий раз, – она дружелюбно улыбалась. – Не хочу вас пугать, но если бы мои братья увидели, то они…

– Меня бы четвертовали, – я не дал ей договорить.

– Что-то типа того, – она засмеялась и посмотрела на свою подругу, которая всё это время стояла рядом.

– Вы знаете, я совсем не боюсь. Ваши братья могут меня четвертовать, колесовать, порезать на кусочки, но оно того стоило.

– Что? Я не поняла.

Многие однокурсники девушки вышли в коридор и ревниво, с недовольным выражением лица, наблюдали за нашим общением. Было видно, что парни относятся ко мне неодобрительно.

Я ответил им равнодушным взглядом, потом повернулся к ней и произнёс:

– Прикосновение к вашей руке.

Она снова заулыбалась и как-то по-другому – сентиментально и заинтересованно – посмотрела на меня. Было видно, что мои слова её тронули.

Вот оно! Моя душа ликовала! Я смог несколько раз вызвать улыбку на её лице и даже немного растрогать её.

– Нам нужно бежать на следующую пару, а Заурбек Константинович скоро подойдёт, мне нужно бежать.

Она, не оборачиваясь, направилась в коридор.

– Простите, я не спросил, как вас зовут. Скажите, как ваше имя…

Но девушка ко мне больше не повернулась. Подруга, стоявшая рядом, смерила меня с ног до головы и сообщила:

– У нас девушки сами не представляются. Да и вы не представились. Вам стоит поинтересоваться нашим этикетом. Её зовут Дзерасса, уменьшительно – Дзера…

Глава 7

На утро я, жутко невыспавшийся – в кабине ГАЗ-66 спать было неудобно, можно сказать, что почти невозможно из-за наступившей духоты и атак целых полчищ комаров, – стоял у дома подруги Лёни с шести утра.

Тело ломило. Скорее бы в дорогу. Но тревожить Лёню с его подругой, нарушать их «нежную идиллию», «сплетение тел и слияние душ» мне не хотелось. Мужская солидарность, как же иначе!

Поэтому я разглядывал улицы просыпающейся казачьей станицы. Портупеи, шашки, папахи, бурки с газырями – кармашками для патронов остались в прошлом. Но дух этого места сохранился. Будто поколения свободных и отважных людей, военно-земледельческое сословие царской России, многие века оберегавшие дальние рубежи Империи, незримо присутствовали там в то утро.

Они оставили и вполне зримые следы. Лучи солнца ярко освещали белые стены местного клуба, который являлся ничем иным, как зданием бывшей станичной церкви без куполов и крестов.

На стене рядом с выщербленными каменными ступенями, в некоторых местах натёртыми до глянцевого блеска, висела афиша с плакатом. Расписание танцев и кинофильмов. А чуть выше афиши, правее, над арочным входом в здание читалась полустёртая надпись: «Съ нами Богъ».

Такая связь времён. А ещё у двухэтажного сельсовета я увидел старый казацкий трофей. Небольшую осадную пищаль, подпертую камнем и ржавеющую – видимо, стоящую тут со времён Кавказской войны.

Наверно, когда-то дом принадлежал станичному атаману. Воздух в шесть утра уже был густой и сладкий от цветущих лип и нагретой за прошлый день земли. Да, уж днём будет марево.

Скрипнул колодец-журавль. Это бабка в цветном платке набирала воду. Она легко закинула коромысло с полными вёдрами на плечи. Этакая постаревшая Аксинья, сошедшая в станицу Архонская прямо из фильма.

Почти одновременно из двух соседних хат, будто сговорившись, на улицу вышли двое мужчин возрастом за сорок. Судя по замасленным рабочим комбинезонам – механизаторы. На их строгих славянских лицах всё те же прямые носы, колючие глаза и жёсткие складки у рта.

Одного из них вышла провожать на порог жена в белом платке, широкой юбке, покрытой передником. Проводив их взглядом, она вернулась в дом.

Я подумал о вчерашнем дне. Встреча с преподавателем кафедры истории, Заурбеком Константиновичем, не привнесла ясности в ситуацию с загруженным нам дополнительным оборудованием.

Можно было со спокойной совестью ехать в лагерь археологов. Я сделал всё, что мог. К тому же если бы я не поехал, то не увидел бы Её. Я посчитал, что встреча с Дзерассой стала мне наградой за мои проблемы и потери последних дней и сложности с Комиссаровым и Комитетом госбезопасности.

Сердце приятно поднывало, проваливалось в небытие, когда я вспоминал о девушке.

Как ни странно, но Лёня со своей подругой проснулись рано, почти сразу после того, как я подъехал. Буквально через четверть часа я завтракал в двухкомнатной казацкой избе Маруси или Муси, как её называл Лёня.

Улыбчивая и гостеприимная хозяйка, мне она понравилась. Красивая, чуть полноватая. Но совсем чуть-чуть. Настолько, что полнота её не портила, а наоборот делала более женственной.

Её пышные оладьи с мёдом и деревенской сметаной, в которой «стоит» ложка, заставили меня забыть мои мучения и бессонную ночь.

Мы засобирались в дорогу.

– Мусь, а ты эта… Совсем забыл спросить, председатель-то ваш, не даст нам свой УАЗик для гонок? Поспрашиваешь его?

– Каких гонок?

– Да вот, Саня у нас спортсмен, автогонщик. Я тебе говорил же?

– Да, помню, – она посмотрела на меня своими большими голубыми глазами.

– Его на ралли «Кавказ» приглашают, заодно и меня. Машина нужна. Мы заодно её подшманим, вернём в лучшем виде, ты меня знаешь.

– Ой, спросить надо. Что-то не уверена я, что он согласится.

Я вмешался в разговор.

– Простите, Мария, можно вопрос?

– Ты не важничай, Саш, давай, на ты, вопрос можно.

– А чего в вашем колхозе не хватает?

Она опустила подбородок в груди, подняла брови и, как бы изумлясь моему вопросу, ответила:

– Да что ты такое говоришь? У нас всего хватает. Наш колхоз-миллионер. У нас знаешь, мужики какие крепкие, хозяйственные?

– Ну обычно в колхозах присутствует дефицит. Может, запчасти, удобрения, топливо?

– Нет, у нас всё есть. Заправка своя, запчастей завались, техника самая новая и лучшая, вон в прошлом году с «Россельмаша» новый комбайн пригнали, так по телевизору по центральному каналу показывали в «Сельском часе». Один такой на всю Республику. Нет. У нас с обеспечением порядок. Есть всё. Мы даже другим колхозам помогаем.

– Жаль… Ну то есть, здорово, что всё есть. Просто я думал, что с председателем можно договориться если…

Мои надежды на «бартер» таяли на глазах.

Но Муся не дала мне договорить.

– Хотя есть одна потреба, – она сощурилась и внимательно посмотрела на меня, – кино сможешь достать?

– Кино? – теперь на лоб полезли мои глаза.

– Да, фильму. Короче, слушай, Саша, суть. Есть у нас отдел культуры, наш председатель с их руководством крепко поцапался. Они нам второй месяц в клуб фильмы не привозят.

Надежда снова начала теплиться в груди. Пожалуй, с фильмами можно что-то придумать.

– Так вот, если сможешь договориться в Орджоникидзе, в республиканском филиале «Госкино», то пожалуй с вашими гонками можно будет к нему обращаться. Может, и даст он вам машину за такие заслуги.

– Это разные конторы? «Госкино» и отдел культуры?

– Конечно, он всё сам грозится съездить в город. Но сейчас у него дел невпроворот – посевная, заготовительная и всё такое прочее. Не до фильмов ему.

– Мария, ты гений! – я улыбнулся радушной хозяйке, – какие фильмы предпочитаешь?

– Я-то ладно. Мне любое подойдёт. А вот жена председателя, Наталья Григорьевна, больше по индийским фильмам страдает. Как привезут, так все бабы во главе с ней потом два дня рыдают.

– Про индийские понял, и всё же какие фильмы любишь ты?

Я ещё не знал как, но уже был точно уверен, что смогу раздобыть фильмы.

Муся немного подумала и ответила:

– Ну мне чтобы про любовь и деревню было, – а потом молодая женщина засмущалась и зарделась.

Лёня поднял палец вверх.

– О, как! Про любовь!

Он подкатил и попробовал поцеловать хлебосольную казачку в щёчку, но Муся оттолкнула его и со смехом огрела влажным рушником со своего плеча.

– Иди ты, Лёнька! Люди смотрят!

Наверно под «людьми» она подразумевала меня, за неимением других кандидатур в хате.

– Это не люди, Муся. Это Александр Каменев! Свой человек! Мой напарник и боевой товарищ!

На улице уже действительно было людно. Станица проснулась. Мимо наших окон проходили люди. Бабы выгоняли коров со дворов на дорогу.

Животные, покачивая головами, как по команде, двигались в сторону двух пастушков на лошадях.

Это были босые мальчишки лет четырнадцати, заправски гарцующие на своих нетерпеливых скакунах.

Лошади нарезали круги на месте, перебирая ногами и встряхивая гривами.

На подростков было приятно смотреть, потому что казалось, что они составляли с лошадью единое целое и будто родились в седле.

Один из них, привстав в стременах, пустился вдоль центральной улицы галопом. Он метеором пронёсся мимо нашей хаты, а потом со свистом и гиканьем стал подгонять коров от хвоста к голове стада.

Рогатые стали двигаться быстрее, поднимая пыль.

Пастушки знали свою работу и умело управляли стадом.

В естественных, красивых осанках мальчишек читалось генетическое прошлое их казачьих предков.

– Ну, Мусь, мы погнали. Нам теперь в Дарьял. Не знаю, когда вырвусь, но постараюсь поскорее.

Он попробовал ещё раз обнять Марусю за талию, но та сумела очень женственно выскользнуть и отстранить своего ухажёра.

Выходит, наши русские казаки и казачки так же, как и кавказцы, строги во всём, что касается физического контакта между мужчиной и женщиной.

Когда пастушки угнали стадо на пастбище, мы вышли к машине.

Лёня забрался за руль, а я на пассажирское место. «Шишига» без проблем завелась, будто соскучилась по дороге.

Мне виделось в зеркало, как Муся ещё долго махала платком с дороги.

Теперь я ехал с каким-то новым ощущением мира, который едва приоткрылся мне. Но я уже чувствовал, что там, в столице, в Москве, совсем другие отношения между людьми.

Здесь, в провинции, это напоминает любовь, а там сделку. Тут беседа, в которой можно допустить ошибку и тебе её простят, а там экзамен, который ты боишься провалить.

Я не хотел сказать, что мои отношения с родными, друзьями или Трубецким, направившим меня в эту экспедицию, были корыстными. Нет. Наоборот, они тоже были полны любви и человеческого соучастия.

Речь о другом. Скорее я говорю об отношении между незнакомыми или малознакомыми людьми.

И так, наверно, везде в Советской провинции.

Мы быстро проскочили город Орджоникидзе, проехав по его свободным и широким проспектам. А затем направились на юг, в сторону Дарьяльского ущелья.

Того самого, которое так красочно описывал мой великий тезка Александр Сергеевич Пушкин в своём «Путешествии в Арзрум».

И того самого, где летал знаменитый «Демон» Лермонтова и Врубеля.

Двигатель «шишиги» задорно поёт, машина глотает прерывистую разметку.

Лёня в хорошем настроении после ночных приключений и топит тапку на прямой.

Мы идём на одной скорости с легковушками.

Окна открыты, в кабину врывается ветерок, который треплет нам волосы.

Наконец появились горы. Лёня сбрасывает до сорока, потому что прямая дорога начинает вилять. Словно змейка, она сменяет правые повороты на левые.

Местные начинают нас обгонять, но без агрессии, многие дружелюбно машут нам руками при обгоне.

Воздух как-то сразу становится резким, холодным. Несмотря на звуки нашего выхлопа, я слышу гул.

Это Терек. Дорога идёт по берегу, такое ощущение, что под водой тысячи предков – казаков, осетин, грузин, кабардинцев и других народов – шепчут хором слова напутствий из-под воды. Или слова молитв.

Шёпот десятков тысяч сливается в гул – голос грозного Терека.

Это величественная река. В ней заключена огромная сила природы, горе тому, кто обманывается её глубиной и с пренебрежением отнесётся к её мощи.

Терек будто разрезает скалы. Впереди видна вершина Казбека, слева и справа острые базальтовые зубы скал чёрного цвета.

Мне кажется, что пахнет снегом, несмотря на солнечную погоду.

Бирюзовая вода в Тереке бьётся о громадные валуны и вспенивается до молочного цвета.

Гул усиливается. Я вглядываюсь в небо и вижу парящих там птиц. Это орлы. Замечаю на вершине одной из скал руины. То ли замок, то ли сторожевая башня.

– Красиво, правда? – спрашивает Лёня.

– Если честно – охренительно красиво!

Суровая природа Кавказа красива. Склоны его гор изрезаны бесчисленными ущельями. Нетающие снежные шапки на вершинах горных пиков кое-где были укрыты облаками.

Не знаю, что там в Швейцарии, в Альпах, но здесь, у нас на Кавказе, человеческий глаз смотрит и смотрит и не может напитаться красотой.

Дорога, шедшая то вверх, то вниз, то вправо, то влево, в конце концов привела нас в лагерь археологов в Дарьяльском ущелье.

Мы подъехали к нему почти в полдень. Археологи, стажёры, практиканты стекались ручейками на обед.

Лагерь состоял из пёстрых палаток, разбитых у скалы, защищающей лагерь от ветра.

На верёвках между палатками сушилось бельё. Застиранные рубахи, выцветшие штаны, носки крепко держались за счёт прищепок.

По центру лагеря – костровище, сложенное из плоских речных камней: внутри потухшие угли, над которыми на треноге висел закопчённый чайник.

Видимо, члены экспедиции коротали здесь вечера, попивая чай из горных трав и слушая песни под гитару.

Тут же импровизированная «столовая» под натянутым брезентовым тентом, служащим укрытием от дождя и солнечных лучей.

Скамейки и столы, сбитые из грубых досок. На столах эмалированные миски, кружки и алюминиевые ложки.

Лабаз – палатка с надписью «склад», в которой, видимо, хранилась посуда, продукты и инвентарь.

Над самой большой палаткой развевался красный флаг с серпом и молотом. Тут же рядом я заметил доску с надписью, сделанной масляной краской от руки: «Археологический музей под открытым небом».

Прямо на камнях у палатки были разложены черепки с орнаментом, наконечники стрел, какие-то ржавые загогулины, напоминающие элементы конской упряжи.

Но всё это богатство совсем не волновало.

– А мы вовремя! – сказал Лёня, спрыгивая с подножки.