Текст книги "Викинги – люди саги. Жизнь и нравы"
Автор книги: Ада Сванидзе
Жанры:
Культурология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 71 страниц)
Роль родовой элиты в эпоху викингов была очень велика. Многое для ее понимания дают именно саги. Так, очевидно, что в догосударственный период она скрепляла, цементировала, защищала и представляла вовне свою местную общность, которую возглавляла. В период же создания ранних государственных образований, их укрепления и постепенного сплачивания вокруг единого центра роль родовой знати стала противоречивой, поскольку старая знать держалась за свою независимость от центра, за непререкаемую власть на местах. Поэтому она часто была в оппозиции к короне и ее нововведениям, о чем полно и выразительно свидетельствуют саги. В Скандинавии это противоречие между родовой элитой и политическим центром, как показано ниже, было постепенно (но не полностью) снято путем включения большей части родовитых семей в состав новой, служилой знати.
Как следует из всего предыдущего изложения, до эпохи викингов земля не рассматривалась в качестве источника высокого или, скажем, устойчивого личного дохода и богатства. Такие источники на исходе родо-племенного строя и в ранний период государственного строительства скандинавы видели в захвате военной добычи, прямом внешнем грабеже, крупной морской торговле, обладании сокровищами, хорошим оружием, скотом, рабами и кораблем. Что касается земли, то владение ею и хозяйствование на ней скорее были показателями важнейшего статуса – статуса самостоятельного хозяина, отчасти способом завоевания определенной репутации.
На протяжении эпохи викингов, как показывают саги, отношение к земельным владениям менялось. Они играют все большую роль и как источник дохода, и как важный показатель социального статуса. А судя по законам XII–XIII вв., с окончанием эпохи викингов и почти сразу же после нее земельная собственность и доступ к доходам с чужой земли путем участия во власти все более решительно занимают первые планы в мозаике социальных отношений, в эволюции скандинавских обществ.
Мне представляется, что при создании системы феодально-средневекового землевладения и менталитета скандинавов эпоха викингов сыграла прежде всего «накопительную» роль, но включала четкий начальный этап новых социальных устоев. Скандинавы благодаря ей оценили значение земли как источника богатства и как опоры власти. Они существенно расширили свои представления об использовании несвободной рабочей силы, в результате чего подсобное домашнее рабство начало трансформироваться в многообразный труд в разной степени несвободных лично работников. Скандинавы оценили роль системы наделов для получения ренты в виде как барщины, так и оброка. Они все решительнее склоняются к личному освобождению работников, пусть не вполне полному, но более удобному при большом разбросе держательских участков и трудностях подхода к ним. Все выше ценя землю, они далеко не всегда наделяют ею рабов при освобождении тех от полной личной зависимости, в результате чего многие вольноотпущенники уходят из сельского хозяйства в промыслы[1230] 1230
О другом важном последствии освобождения рабов без земли см. в части 5.
[Закрыть].
А главное то, что именно в эпоху викингов скандинавская знать накопила материальные средства и выработала сознание, необходимое для построения не только поместной и ленной системы, но и новых социальных отношений в целом. Накопила прежде всего за счет расширения опыта и знаний, далеких путешествий и колонизации, грабежа, даней, широкой торговли, которая в этот период приняла трансконтинентальный характер, а также постепенного подчинения и все более интенсивного ограбления бондов.
Что касается самих землевладельцев, то саги дают полное основание сделать вывод, что в подавляющем большинстве случаев наиболее успешно богатели, расширяли свои владения те представители родовой знати, которые были успешными викингами, а на исходе эпохи вошли в знать служилую; ее образование в этот период вокруг правителей складывающихся Скандинавских государств – один из интереснейших политико-социальных сюжетов эпохи викингов.
Материал саг, посвященный родовой знати и ее иерархии в обществе людей того времени, особенно интересен, когда речь идет об Исландии, где под нажимом норвежского короля (и вследствие скудости условий острова, и малочисленности его населения) не сложилась собственная монархия. И мы воочию видим, как саморегулировалось это постепенно выходящее из родо-племенного строя общество, в котором независимые и самодостаточные хозяева-бонды управлялись родовой знатью.
Домочадцы и маргиналы саг
Персонажи саги – это преимущественно самостоятельные хозяева. Легко заметить, что авторы и составители саг скрупулезно называют имена своих персонажей, часто прослеживают их родословную. Когда же дело касается представителей знати, то предков перечисляют подчас до четвертого колена. В тени хозяев разного ранга и состояния, обычно обеспеченных и «самостоятельных», остается весьма значительная, но почти безымянная масса тех, кто не интересовал авторов саг, не играл сколько-нибудь заметной общественной роли, следовательно, и роли в их повествованиях. Сага кардинально отделяет лично-наследственных самостоятельных хозяев от разного рода «несамостоятельных людей», которые в сагах занимают низшие ступени социального пространства и являются там как бы маргиналами. В каких-то случаях, редко и походя, из этой категории извлекается и называется по имени тот или иной человек, обычно чем-то особо примечательный или нужный для сюжета данного повествования[1231] 1231
Например, в «Саге о Ньяле» приводится имя раба – Малькольм, даже сообщается, что он был ирландцем; примечателен же он был тем, что его не любили, потому что он был весьма непорядочным человеком. А это является обстоятельством, важным для развития сюжета саги (гл. XLVII) (ИС I. С. 522).
[Закрыть].
«Низшие слои» сложны по составу, и, судя по всему, они были намного многочисленнее тех «самостоятельных» людей, к числу которых относится подавляющее большинство персонажей саг, не говоря уже об их героях. Именно в этой безликой массе теряется, во-первых, значительная и пестрая по составу часть населения, которую саги называют «домочадцы» или «люди [некоего лица]», а во-вторых, отдельно живущие люди, по своему состоянию и образу жизни не входившие в разряд самостоятельных хозяев. Социальный облик последней категории особенно разнообразен. Наряду со всевозможными бродягами к ней относили, например, и бродячих артистов. Скальд Эйнар сын Скули в своей так называемой «Отдельной висе» писал:
Такое же презрительное отношение к «скоморохам» выражает и последняя глава первой редакции Вестгёталага[1234] 1234
Интересно, что уже в «Хронике Эрика» (первая треть XIV в.) неоднократно повторяется совсем иной мотив: артистов после пира хорошо награждают, и не только за доставленное развлечение, но, видимо, и с тем, чтобы они разнесли по свету молву о щедрости принимавших их знатных хозяев.
[Закрыть].
В сагах говорится о бродягах, они считались способными на разбой и действительно им занимались. Особенно много сведений такого рода в сагах XIII в., которые, как и областные законы, фиксируют резкое ухудшение положения бондов. Старший Вестгёталаг отводит специальное место «бессемейнóму народу», т. е. людям, не обрабатывающим пашню. Но и в эпоху викингов «бродяги и бедняки», судя по «Саге о Храфнкеле годи Фрейра» и другим сагам, не были редкостью.
Но прежде всего – о домочадцах. Как уже отмечалось выше, к числу домочадцев, проживавших вместе с хозяином на его хуторе, саги относят прежде всего его семью, а также родичей и других иждивенцев, о которых речь заходит не часто, а в деталях и вовсе редко. Но значительную, а в состоятельных домах, которые обычно находятся в центре внимания саг, большую часть домочадцев составляла челядь: рабы и оставшиеся в доме вольноотпущенники, постоянные батраки и работники, нанятые на время. Благодаря домочадцам хуторская общность и предстает как знакомая с древности familia, домовая община.
«У него много домочадцев и работников, каждый занят своим делом», – свидетельствует «Сага о людях из Лососьей Долины». «Десятки слуг и служанок у Сигурда», – говорится в «Саге об Олаве Святом». Работники и домочадцы наполняют усадьбы Эгиля и его соседей, для которых «люди» добывают припасы, ловят сельдь, бьют тюленей, собирают птичьи яйца. Люди состоятельных хозяев ухаживают за скотом, убирают сено, трудятся на гумне. Работники и рабы Эгиля и Торстейна пасут скот[1235] 1235
ИС I. С. 35, 236.
[Закрыть] и т. д.
Обилие домочадцев не только свидетельствует о состоятельности хозяина, его способности прокормить десятки людей. Прежде всего, это неотъемлемое свойство развивающегося вширь производства, это житейская необходимость при господстве экстенсивной экономики, особенно в Исландии, во многих районах Норвегии, в некоторых районах Швеции, где можно было выжить, лишь ведя многоотраслевое, нередко многопромысловое хозяйство. Для ведения такого хозяйства требовалось известное внутридворовое разделение труда и много рабочих рук. Не случайно также, что необходимость вести такое хозяйство тормозила распад отношений как личной зависимости, так и большой семьи, консервировала родовые связи. Наличие же внесемейных насельников в гарде свидетельствует и о том, что многие люди, не имеющие собственного домохозяйства, добывали хлеб насущный ценой тяжелого и, что еще важнее, в разной степени подневольного труда. Даже зависимые от бонда родичи в реальной жизни хутора все же занимали приниженное положение. Не случайно сага упоминает, что во время самостоятельного викинга знаменитый Гуннар размещался с бондами на одном корабле, а его домочадцы – на другом (гл. ХХIХ)[1236] 1236
Впрочем, возможно, что в данном случае такое раздельное размещение было продиктовано военно-тактическими соображениями. О домочадцах, ходивших в викинг вместе с хозяином, см.: ИС I. С. 489.
[Закрыть].
В то же время среди домочадцев, в том числе несвободных, могли находиться и особо доверенные люди. Таким был, например, Торгильс Крикун, домочадец богатого и знатного Торольва («Сага об Эгиле», гл. XIII, XXV, XLIII), который управлял хозяйством в отсутствие господина, а в викинге, будучи сильным и храбрым воином, он стоял на носу корабля и держал знамя. Знаменосец Торольва (merkismaðr) был очень доверенным лицом. Торольв всегда брал его с собой в морские походы, для которых отбирал самых сильных и отважных соседей и домочадцев. Остальные его «люди», рабы и вольноотпущенники, ловили треску и сельдь[1237] 1237
Там же. С. 83, 89, 97, 104, 136.
[Закрыть]. Еще один такой же пример: некто Альвир, уже немолодой, но крепкий человек, «был домочадцем Торира и управлял его хозяйством… был также его казначеем и собирал долги»[1238] 1238
Там же. С. 136.
[Закрыть].
Но если домочадцы-родичи были лично свободными людьми, хотя и работали на хозяина усадьбы, где кормились и жили, то челядь в основном состояла из людей, лично в той или иной мере несвободных, и главное место в этой среде занимали рабы.
Сложность, которая возникает при анализе положения разных групп насельников, составлявших домовую общину, заключается в том, что в сагах далеко не всегда определен социальный статус того или иного домочадца. Различить их почти невозможно и по функциям, ведь наемные работники, рабы, свободные домочадцы, особенно молодые, зачастую выполняли одинаковую работу. Особенно это было характерно, конечно, не для крупных имений, а для средних и, тем более, мелких хозяйств. И Торгильс Крикун, и Альвир вполне могли быть рабами своих хозяев. Не случайно, судя по «Саге об Инглингах», управляющих считали и называли «рабами» (гл. CXXXVIII). В сагах вполне возможны и нередки такие высказывания: «Работники-рабы пасли скот…»[1239] 1239
Там же. С. 236 и др.
[Закрыть] или «Десятки работников и множество рабов у конунга Олава» («Сага об Олаве Святом», гл. LVII). Служанка знатного человека на богатом пире разносит брагу – не рабыня ли она? У одного богатого бонда был пастух, и, когда его убили, вира оказалась большой – целая марка серебра[1240] 1240
Там же. С. 30.
[Закрыть]; так вот, был ли этот пастух рабом? Более того, домочадцы и работники разного правового положения по существу выполняли ту же работу, что сам хозяин и члены его семьи, во многих случаях обладая теми же трудовыми навыками, но при этом не пользовались правовой самодостаточностью.
Поэтому с уверенностью судить о принятых хозяином в его дом родичах, о рабах, вольноотпущенниках, наемных работниках в имениях разного размера и состояния можно лишь в том случае, если в саге прямо или иным способом указано, о ком из них идет речь.
Домочадцы-родственникиНа хуторах частенько проживали родичи, свойственники и друзья хозяев. Среди них могли быть состарившиеся отец и/или мать, взрослые неженатые братья и незамужние сестры, племянники, внуки, воспитанники, старые боевые товарищи хозяина или воспитатели его детей. Эти люди тоже находились под покровительством бонда – хозяина хутора и поэтому не обладали всей полнотой прав: в частности, не могли распоряжаться хозяйским имуществом, находившимся на хуторе, включая движимость, их голос не всегда принимался во внимание при решении домашних дел и работали они (конечно, в меру возраста и сил) в соответствии с указаниями хозяина и хозяйки. Но это были лично свободные люди, которые обладали собственным статусом и правовой самостоятельностью. Они сами представляли себя на тинге, им не требовался посредник для решения судебных дел. Они платили и получали в соответствующих случаях виру. Иногда – судя по сагам, не слишком часто – они имели собственные семьи, хотя и «урезанные»: например, бонд давал приют овдовевшей жене брата с детьми. Составляя как бы некую отдельную ячейку личного права, эти малые коллективы входили в домовую общину, так или иначе подпадали под власть бонда-владельца гарда и осознавали свою принадлежность к подворью, единство с ним. Хозяин заботился о них: выдавал сестру замуж, женил брата, племянника и воспитанника, хоронил родителей. Вместе с тем их свобода все же была ограничена, поскольку они находились под покровительством хозяина дома. Например, родственница Ньяля, проживавшая в его доме и работавшая в домашнем хозяйстве, собираясь выйти замуж, должна была испросить у него разрешение на брак, т. е. самостоятельно решить свою личную судьбу опасалась или не имела права.
Но сведения об этих людях в сагах столь незначительны, сообщаются настолько мельком, что дают читателю лишь самые общие представления на этот счет.
Рабы-трэлиГораздо больше сведений в сагах о частично или целиком несвободных насельниках гардов; пожалуй, главное место среди них занимают рабы.
Время возникновения рабовладельческого уклада у скандинавов неизвестно, но в начале нашей эры он был уже вполне сложившимся. Это видно из хрестоматийного описания «свеонов» (свеев) у Корнелия Тацита, где среди других кратких сведений о социально-правовых разрядах в среде свеонов называются вольноотпущенники (libertini) и рабы (servi)[1241] 1241
Тацит. Т. I. Гл. 44.
[Закрыть]. Это картина типична для переходного к цивилизации родо-племенного общества. Примечательно, что, судя по Тациту, рабы выполняли у свеев не только домашние, но и некоторые публичные функции: так, например, именно рабу, видимо, своему доверенному лицу-министериалу, «царь» поручал стеречь оружие племени, запертое в особом помещении[1242] 1242
Там же. С. 369.
[Закрыть].
Следующее по времени сведение о рабах у скандинавов находится, как известно, в «Старшей Эдде», в знаменитой «Песни о Риге», где неприглядный на вид раб, который ютится в хижине и питается хлебом с мякиной, занят на грязной работе по уходу за скотом, является «хлевником».
Раб (трэль, дрэль) и рабыня (амбат) в сагах выглядят иначе, чем в «Песни о Риге». Прежде всего, в сагах фигурируют в буквальном смысле слова домашние рабы, в том числе слуги и служанки – дворня. Они жили преимущественно в господском доме, жилых или подсобных помещениях хозяина и выполняли в хозяйстве самую различную работу, в том числе по уходу за скотом, полевую, на сенокосе, на промыслах, а также прислуживая в доме, подобно тому как это было заведено в двух хуторах Арнкетиля, который и сам был трудолюбив, и рабов заставлял работать от зари до зари[1243] 1243
ИС II:2. С. 77, 79.
[Закрыть].
То, что рабы у скандинавов появились намного раньше наемных слуг и служанок, явствует из того, что, судя по сагам, описывающим эпоху викингов, в этих обществах сплошь и рядом не делали различий между рабом и слугой, рабыней и служанкой или содержанкой, считая всякую неквалифицированную или черную работу, всякие личные услуги «рабьим делом». Не случайно знатную девушку долго уговаривают выйти замуж за знатного же человека, мать которого, дочь ирландского малого короля, была, однако, пленницей викингов и содержанкой отца жениха. Греттир (из саги о нем, гл. XIV) в десятилетнем возрасте отказывается осенью пасти гусей и гусят, потому что это «презренная рабья работа»; то же самое он говорит, когда его посылают помыть отцовскую лошадь, хотя, в общем, уход за лошадьми является чем-то, по его мнению, «получше».
В эпоху викингов, судя опять же по сагам, рабов держали практически во всех гардах, в том числе арендуемых, т. е. хозяева самого разного социального статуса и имущественного положения. Только совершенно обедневшие, кое-как перебивавшиеся и нищие люди не имели рабов. Рабы присутствуют во всех сагах, в том числе «королевских»[1244] 1244
КЗ. С. 19, 63, 269 и мн. др.
[Закрыть]. Владелец раба всюду обозначен словом «бонд» – опять же «хозяин». В первой, ранней редакции Вестгёталага он носит название lavarÞer (ср. англ. «лорд») – «господин», «хозяин»; в Гуталаге он также «хозяин», господин (drotin, herre)[1245] 1245
Напомню, что термин «лавардер» имеет, возможно, и еще одно примечательное значение: «раздающий хлеб», т. е. кормилец.
[Закрыть].
Нередко в сагах о рабах и их обязанностях говорится в общем виде, например: годи Торгрим имел «большой годорд, родичей… раба-работника, женщину-работницу…»[1246] 1246
ИС II:1. С. 173. Ср.: КЗ. С. 186; ИС II:2. Cн. 293.
[Закрыть]
Чаще всего рабы упоминаются в связи с уходом за скотом: «Два раба Торарина гнали скот» («Сага о людях с Песчаного Берега»); работники-рабы в «Саге о Ньяле» ухаживают за скотом, пастух рассказывает хозяину о грозящих ему опасности и бесчестье и мн. др.
Однако рабам поручались и другие работы. В сагах встречаются сведения о занятии рабынь прядением. Рабыня из «Второй песни о Хельги убийце Хундинга» (ст. 3) молола зерно. Рабы Халльстайна из «Саги о людях с Песчаного Берега» добывали соль[1247] 1247
Ср.: ИС II:2. С. 293, прим. 24.
[Закрыть]. В надписи на шведском руническом камне упоминается «мой кузнец» (min smi[Þ]r), видимо, раб[1248] 1248
Камень из Сёдерманданда – Sö, № 18.
[Закрыть]. Рабы Снорри рубили лес и складывали бревна для просушки, а потом хозяин с тремя рабами и провожатым связали бревна и погрузили их на лошадей, чтобы отвезти домой[1249] 1249
ИС II:2. С. 75.
[Закрыть].
Рабов посылали с поручениями. Из «Саги об Олаве сыне Трюггви» узнаем, что ярл Хакон однажды послал своих рабов к самостоятельному хозяину Орму, чтобы они привели к нему жену Орма, красавицу Гудрун. Орм был оскорблен вдвойне: из-за беззаконного и непристойного предложения ярла и из-за того, что оно было передано с рабами.
Как уже говорилось, рабам нередко поручали должность управителя-брюти. В «Саге о Херде и островитянах» говорится: «Болли звался раб [Орма], смотревший за всем хозяйством, пока Орма не было дома» (гл. XXVII). В надписи на руническом камне из Упланда (Швеция) упоминается королевский брюти[1250] 1250
UС. № 11.
[Закрыть]. В той же «Саге об Олаве Святом» сообщается, что королевский управитель Торир Тюлень был из рабов. Очень высоко стоял, но… раб! – резюмирует сага (гл. CXIV и cл.). И здесь же: «Управляющие в знатных домах часто были из рабов, и это было не в почете» (гл. CXVIII). Пользующаяся доверием рабыня «носит ключи хозяйки» – ключи от всех погребов, чуланов и шкафчиков, которые обычно хозяйка хутора вешала на свой пояс, о чем свидетельствует еще «Песнь о Риге». Такая служанка является как бы экономкой, доверенным лицом хозяйки, это высокое положение в имении. Среди привилегированных дворовых рабов, «старших» и «лучших», управляющих делами – брюти и «доверенных служанок» или экономок, преобладали, скорее всего, наследственные рабы, т. е. родившиеся и выросшие в этом доме.
В окружении уже знакомого нам богатого и знатного Эрлинга Скьяльгессона из «Саги об Олаве Святом», викинга, домо– и кораблевладельца и торговца, помимо дружины и других свободных людей было множество рабов. Часть из них, обслуживая домен Эрлинга, в той или иной мере вела и собственное хозяйство: «Вечером и ночью, – говорится в саге, – Эрлинг давал возможность тем из них, кто хотел, работать на себя. Он давал рабам землю, они сеяли хлеб и снимали урожай», т. е. в имении Эрлинга были также рабы, посаженные на землю, которые по римской традиции становились колонами и были обязаны господину барщиной.
Иначе говоря, рабы в эпоху викингов определенно использовались в сельском хозяйстве, в том числе на полевых работах, а будучи посаженными на землю, превращались в лично и поземельно зависимых крестьян. В той же саге говорится, что при желании рабы могли откупиться на волю «и на эти деньги Эрлинг покупал себе других рабов». Откупившись, человек оставался в зависимости от бывшего хозяина, фактически исполнял для него барщину: промысловую или полевую. Например, вольноотпущенников Эрлинг «посылал на ловлю сельди или отправлял на другие промыслы». Кроме того, он позволял им на принадлежащей ему территории расчищать участки залежных земель и селиться там. Это замечание саги также заслуживает особого внимания: ведь такой способ посадить рабов на землю в Средние века стал одним из важных направлений внутренней колонизации. Некоторым из лично зависимых от него людей Эрлинг поручал торговые дела, например продажу зерна и солода[1251] 1251
КЗ. С. 172 и др.
[Закрыть].
О возникновении первоначальной поместной системы в Скандинавии, даже в малоземельной Норвегии, что появилась там в виде «старой вотчины» – собственности с доменом, где использовался труд рабов и вообще лично зависимых людей, уже говорилось выше. Отмечалось также, что одновременно с ней существовала и практика сдачи земельных участков в аренду, причем контингент таких лично (в той или иной мере) зависимых держателей земли зачастую формировался за счет рабов, посаженных на землю, но не имеющих на нее прав. При этом часть из них получала надел вдали от двора хозяина, на целине, на выселках, что способствовало и личному освобождению таких людей, и новым земельным расчисткам, т. е. внутренней колонизации.
Очевидно, что с развитием вотчины рабы начинают подразделяться на домашних слуг, дворовую челядь и лично-поземельно зависимых держателей земли или хотя бы жилища, с обязательством нести сельскохозяйственные, промысловые или ремесленные повинности в пользу господина.
В имении богатого человека рабы не только ухаживали за скотом, занимались промыслами и домашними делами, но и обрабатывали землю. И фрагмент текста, касающийся Эрлинга, – отнюдь не единственное свидетельство в сагах о применении рабского труда в аграрном хозяйстве. Несомненно, что по мере повышения в Скандинавии значения земли как универсального, всеобщего средства производства и с расширением аграрных занятий повышалась и роль сельскохозяйственных работников, изменились условия и формы организации их труда. И становится все более очевидной большая разница между трудом и местом рабов в «Песни о Риге», где на них возлагали подсобный и наиболее грязный труд, и их ролью в обществе людей саги, где они становятся важной производительной силой. Без них уже нельзя обойтись при самых разнообразных, в том числе сельскохозяйственных, работах даже в почти неаграрной Исландии и в малоаграрной Норвегии.
Очевидно, что в эпоху саг в Скандинавии было все еще распространено домашнее рабство, причем рабы составляли особый социальный слой, достаточно многочисленный. Но превращение трэлей в зависимых крестьян уже повсеместно происходит.
В сагах подчас можно найти хвалу некоторым рабам – за умения, трудолюбие, преданность хозяевам, даже приятную внешность. Раб из «Саги о людях с Лососьей Долины» служил хозяину верой и правдой, был рослый и работящий; хотя он являлся рабом, не многие свободные могли сравниться с ним[1252] 1252
ИС I. С. 266–267.
[Закрыть]. Или (из «Саги о Вёлсунгах»): «властен и велик» Скади, а его раб Бреди «разумен во всем, за что ему приходилось браться»; например, когда он ездил со своим хозяином на звериный лов, то добывал, бывало, больше него[1253] 1253
КИ. С. 177.
[Закрыть]. Некоторым рабам оказывали исключительное доверие. Так, чтобы обмануть преследователей, Скули меняется одеждой с рабом, а его жена – с дочерью этого раба.
В обществе людей саги считалось нормальным предоставить возможность знатному гостю на пире, например ярлу Хакону, провести ночь с приглянувшейся ему хозяйской рабыней или вольноотпущенницей («служанкой низкого происхождения»). Между прочим, родившегося в результате этой ночи бастарда «низкого происхождения» Эйрика отец не только признал своим сыном, но и отдал на воспитание другу, могущественному и мудрому исландцу («Сага о Харальде Серая Шкура», гл. VIII)[1254] 1254
КЗ. С. 92–93.
[Закрыть]. Некий бонд одно время побыл ярлом, правда неудачно; по матери он был «из рабов», и ему это припоминают («Сага о Харальде Прекрасноволосом», гл. XXVII).
Хозяева нередко привлекали рабов, видимо доверенных, к участию в своих воинских предприятиях и к решению разных, в том числе щекотливых, дел. Так, рабы ходили вместе со своими господами в ледунг, например, впередсмотрящим на корабле Харальда Прекрасноволосого был раб Коль[1255] 1255
СОДВ. С. 50–57.
[Закрыть]. Упоминается раб, «советчик ярла Скули», который был «силен, как 12 человек»[1256] 1256
Там же. С. 523.
[Закрыть]. Согласно «Саге о Хромунде Хромом» (гл. VI), экипаж корабля Хельги насчитывал 12 викингов, «свободнорожденных людей», «не считая слуг». В «Саге о Магнусе сыне Эрлинга» рассказывается, что рабы участвовали в битвах, а после их завершения раздевали поверженных врагов (гл. XIV)[1257] 1257
КЗ. С. 561.
[Закрыть]. Об участии рабов в битвах вместе со своими хозяевами в сагах говорится неоднократно[1258] 1258
ИС I. С. 156, 245 и др.
[Закрыть]. Рабов использовали и в пеших ополчениях, особенно во время междоусобиц, когда они следовали за своими господами.
Когда Олав Святой начал с обширной свитой ездить по малым конунгам, вынуждая их устраивать ему разорявшие их пиры, а кроме того вытаптывая поля, богатый и знатный Эйнар Брюхотряс велел «свободным и рабам собраться в полном вооружении» и выступить против конунга. Бонды сначала было приготовились драться, но потом раздумали и решили подчиниться конунгу Олаву. Как поступили рабы, в саге не сказано, и остается неясным, были ли это люди Эйнара, или они пришли вместе с хозяевами-бондами («Сага об Олаве Святом», гл. XXXIX и XL).
То, что рабам до поры позволялось носить оружие, давало возможность господам использовать их для сведения счетов друг с другом и для прочих неблаговидных дел, вовлекать их в различные стычки, в которых рабы эпохи саг принимали активное участие по приказу своих хозяев, сражаясь на их стороне, а подчас и по своей инициативе. Об этом свидетельствуют и «Сага об Инглингах» (гл. XVIII), и «Сага о людях из Лососьей Долины» (гл. XIX). Более того, нередко хозяева прямо толкали своих рабов на преступления или услуги темного свойства, обещая, а подчас и даруя за это свободу. Поссорившись с соседом из-за лучших пастбищ, завистливый Торстейн дал своему рабу «секиру с лезвием почти в локоть» и послал его убить соседа. Преступление не состоялось только потому, что сосед сам сумел убить этого раба[1259] 1259
Там же. С. 236.
[Закрыть]. Торгейр тоже поручил рабу убить человека, с которым он поссорился из-за земельных владений («Сага о Греттире», гл. XI) и т. д.
У Торольва, о котором говорилось выше, было много работников-рабов, он даже устраивал для них иногда попойки. Во время сенокоса, когда рабы возили сено с луга, Торольв приказал прихватить заодно и сено соседа Ульвара, человека уважаемого и почтенного, назвав его при этом «рабом, который и без этого слишком богат», т. е. нанеся и словесное оскорбление. Сын Торольва добровольно расплатился вирой за поступок отца, но тот не успокоился и подбивал шестерых рабов сжечь соседа в его доме, обещая за это дать им свободу. И здесь снова вмешался сын: ради добрососедских отношений он повесил (!) посланных отцом на преступление рабов, так что эта история не получила дальнейшего продолжения[1260] 1260
ИС II:2. С. 67, 68.
[Закрыть].
Во время борьбы за власть между конунгом Магнусом и его родным дядей (братом покойного отца конунга Сигурда) Харальдом Гилли последнему удалось захватить Магнуса в плен. «Он созвал тогда своих советников и попросил у них совета. В конце концов было решено так низвести Магнуса с престола, чтобы он больше не мог называться конунгом. Его отдали в руки рабов конунга (Харальда. – А.С.), и те искалечили его – выкололи глаза, отрубили одну ногу, а потом еще оскопили». Двоих бывших с ним приближенных убили («Сага о Магнусе Слепом и Харальде Гилли», гл. VIII)[1261] 1261
КЗ. С. 505–506.
[Закрыть].
В «Саге о сыновьях Дроплауг» рассказывается о рабе Торгильсе, который был хорошим овчаром, а также выполнял и другую работу. Пасынок его хозяина Хельги подговорил его убить отчима, а потом убил и его самого. Так что недаром «об этом Хельги сыне Дроплауг шла дурная молва»[1262] 1262
ИС II:1. С. 225.
[Закрыть]. Раб Олава сына Трюггви хотел ударить Хокона Старого, побить его, но не получилось[1263] 1263
КЗ. С. 100.
[Закрыть]. Когда к некой девице Тордис стал наведываться нежелательный семье Тормод, ее мать послала своего, вооруженного тесаком раба, «здоровенного Кольбейна», который тяжело ранил Тормода[1264] 1264
ИС II:1. С. 144.
[Закрыть].
В сагах фигурирует тип раба, которого постоянно нанимают в качестве убийцы даже посторонние люди. Саги называют такого типа «мерзейшим из рабов»[1265] 1265
Ср. «Сагу о Торарине Дерзком», где речь идет о наемном убийце. Судя по «Саге о Названых Братьях», этот «мерзейший из рабов» совершал убийства неоднократно. См. там же вису Тормода, а также: Там же. С. 211.
[Закрыть].
Характерно, что согласно областным законам XIII в. люди несвободного происхождения не имели права самостоятельно участвовать в ледунге, вероятно из-за нежелания хозяев давать им в руки оружие. То же самое происходило и в отношении пешего войска. Однако хозяева все еще брали своих рабов в качестве слуг и в пешее ополчение, и в морские походы.
Рабы упоминаются в сагах XIII в., а на датском острове Зеландия в XIII столетии было даже особое «Право о рабах». Но для сколько-нибудь ясного представления о категориях рабов и самом понятии «рабства» в обществе людей саги приходится, как видно из предыдущего текста, прибегать к помощи более поздних материалов, особенно областных законов ХII – ХIII вв. Корни этих записей обычного права уходят в эпоху викингов и позволяют многое понять в художественном повествовании саг[1266] 1266
Мне уже приходилось писать об этом. См.: Сванидзе, 1987.
[Закрыть]. В сагах понятие «трэльдум», рабство, тaк часто фигурирующее в грамотах и, особенно, в областных законах XIII в., мне не встретилось. Именно в этом определении заключалось основное социально-правовое отличие неправомочных рабов от низших слоев свободнорожденных и правоспособных людей, которых Тацит называл «плебс» или «популюс», а в скандинавских законах они фигурируют как «имеющие свой род», «свободнорожденные» (ætboren, fri þætta, fribоrеn).
Но некоторые признаки, позволяющие определить категорию раба, рабское состояние, в сагах встречаются. Например, собственно трэли жили преимущественно на самом хуторе, в жилом доме или хозяйственных помещениях, где составляли домовую челядь, но также и в своих хижинах. Занимались они трудоемкими, «грубыми» работами и, судя по всему, не имели ни земли, ни инвентаря.
Управляющие, они же брюти, о которых говорится в сагах, упоминаются и в рунических надписях, в том числе в двух рунических надписях XI в., обнаруженных в Швеции, а также практически во всех кодифицированных областных законах, в том числе наиболее древних[1267] 1267
Sö № 42; U № l1; ÄVgL Ä 4:2; 12; 17.
[Закрыть]. Как и повсюду в Европе, они первоначально были как бы «старшими рабами», надсмотрщиками над рабами, которые пользовались особым доверием хозяина, могли стать и управляющими хозяйством.
