Текст книги "Викинги – люди саги. Жизнь и нравы"

Автор книги: Ада Сванидзе

– Что же произойдет? – спрашивает Торстейн.

– Дровяным топором нанесет тебе удар по голове самый низкий из людей, и таким образом твое высокомерие и твоя несправедливость будут сокрушены.

На это ответил родич Торстейна Торкель:

– Это дурное предсказание, и мы надеемся, что оно не сбудется».

Вскоре Торкель отправился на корабле домой, хотя погода была дурная, и Торстейн отговаривал его, говоря, что «эта поездка будет роковой». Так и случилось: Торкель и его спутники утонули. Его жена Гудрун была набожной христианкой и «первой женщиной в Исландии, которая выучила псалтирь». Она подошла к церкви в тот момент, когда Торкель утонул, и увидела призраки его и его спутников, возвращавшихся домой, но при этом «морская вода стекала с их одежды». И Гудрун поняла, что Торкель погиб. Ночами она много молилась, лежа ничком на полу церкви, ее сопровождала внучка Хердис. Девушка вскоре увидела сон: неприятная на вид женщина сказала ей, что она «сгорает» от слез лежащей над ней Гудрун. Узнав об этом, Гудрун велела разрыть в этом месте пол церкви; там действительно нашли «черные и страшные кости», «нагрудные украшения и большой колдовской жезл». Из этого заключили, что «там была погребена какая-то колдунья», кости которой затем перехоронили в безлюдном месте[914] 914
  ИС I. С. 432–436. Этот эпизод примечателен также тем, что обнаруживает четкие следы авторской или редакторской правки XIII в. – там, где говорится о великой приверженности Гудрун к христианской церкви и ее буквальном знании Псалтири (см. ниже).


[Закрыть].

Из этих историй, между тем, видно, что, делая свои предсказания, люди зачастую руководствовались житейским опытом. Так, гибель Торкеля была весьма возможной, поскольку море сильно волновалось. Предсказание о смерти Торстейна от «дровяного топора» основывалось, судя по дальнейшим его переговорам, на том, что за спиной Торстейна стоял приближенный Халльдора (скорее всего, раб: «самый низкий из людей») с поднятым колуном, ожидая хозяйского сигнала пустить его в ход, который, к счастью для нашего героя, не последовал.

Что касается легенд – о потревоженных костях колдуньи и других легенд, описанных выше, – то они нередко вводились в саги в качестве реальных эпизодов, объясняющих то или иное явление. Так, в «Саге об Инглингах» (гл. XIV) рассказывается, что в этой королевской семье некогда отец-конунг и два его сына поссорились из-за вено королевы и матери последних, а это было большое богатство: три больших двора и золотая гривна. Колдунья Хульд пообещала сыновьям помочь убить отца, что и произошло. «И с тех пор убийства родичей станут постоянно совершаться в роду Инглингов»[915] 915
  КЗ. С. 18.


[Закрыть]. Так нашлось объяснение той череде убийств, которая бесконечно продолжалась в королевских семьях еще и в XIII–XIV столетиях.

В «Саге о Харальде Серая Шкура» рассказывается легенда о датском короле Харальде Синезубом, который умер примерно в 986/987 г. По преданиям (и судя по известному руническому камню), не только сам он смолоду принял крещение, но и крестил свою страну. Так вот, он будто бы послал в Исландию колдуна, который принял образ кита (или, наоборот, кит был колдуном). Но когда тот достиг берегов Исландии, в Широком Фьорде ему навстречу вышел огромный бык, который своим громким ревом испугал кита. С тех пор тамошний могущественный хёвдинг, который как бы «переколдовал» пришлого колдуна, получил прозвище Торд Ревун, из чего следует, что он, по логике саги, владел искусством перевоплощения[916] 916
  Впрочем, по поводу происхождения этого прозвища существуют другие версии.


[Закрыть].

Отношение к колдунам было двойственным. С одной стороны, колдуна или колдунью могли забить камнями, как это произошло с Катли[917] 917
  Ср. также: ИС I. С. 337,


[Закрыть]. В «Саге о людях из Лососьей Долины» (гл. XXXV) рассказывается, что один из персонажей Торд утонул в результате волшебных заклинаний и зловредных песнопений неких колдунов, которых за это изгнали[918] 918
  Там же. С. 330.


[Закрыть]. Одной женщине, обвиненной в ведьмачестве, пришлось оправдываться на тинге при помощи соприсяжников[919] 919
  ИС II:2. С. 37.


[Закрыть], и т. д.

С другой стороны, колдун и колдунья вызывали страх и почтение. Вот, к примеру, краткая, но емкая и яркая характеристика, данная в «Саге о Харальде Прекрасноволосом» (гл. XLIII) не какой-то обычной женщине, а королеве и матери королей Гуннхильд, чье колдовство неизбежно должно было иметь политическую окраску, а потому было значимым для многих: «очень красивая, умная и сведущая в колдовстве… Сладкоречивая, но коварна и жестока»[920] 920
  КЗ. С. 67.


[Закрыть].

Против колдовства, помимо ответного колдовства, применялись обереги. Это были либо предметы, растения (например, ветки орешника, рябины или лук-порей, который нередко бросали в братину с напитком[921] 921
  КИ. С. 213.


[Закрыть]), либо некие действия. Словесный оберег – заклинание сопровождался определенным ритуалом[922] 922
  ИС II:1. С. 328.


[Закрыть]. В «Саге о Битве на Пустоши» приемная мать Барди, главы отряда, произносит магическую формулу оберега, возлагая на героя руки (что ему как христианину было потом поставлено в вину, см. гл. XXX)[923] 923
  См. ритуал возложения рук Одином как оберег – КЗ. С. 11.


[Закрыть]. И, судя по «Речи Высокого» (№ 104), очень важную роль играла клятва, особенно на круглом предмете – кольце или запястье.

В «Саге о Вёлсунгах» (гл. XXIV) называются магические предметы и символы, с помощью которых можно уберечься от мести («чтоб худа не помнить»), избавиться от «беды и боли», узнать ближайшее будущее. Для всего этого в ход шли напитки, приготовленные на морской воде; жилы оленьи и жженые желуди; внутренности жертвенных животных («жертв») и печень кабана; различные корни; роса после пожара («росы огненные»); и не в последнюю очередь – волшебные руны, «трудные для чтения», вырезанные на роге для питья.

Как уже очевидно, сильным средством была вербальная магия: заклятия и заговоры. Люди очень верили в творящую силу произнесенных слов, причем не только ритуально-магических, не только заклятий, но и просто стихов и песнопений. За любовные стихи, посвященные женщине либо девушке, полагалось наказание, поскольку, как тогда считали, они могли служить приворотом. Столь же наказуемыми были и хулительные стихи (ниды), которые несли, как сказали бы мы, отрицательную энергию, наносящую адресату вред. Иначе говоря, люди саги очень верили в действенную силу слова, в том числе – или, возможно, в первую очередь – стихотворного.

В этом плане интересна драматическая история (отчасти затронутая выше), центром которой является любовный треугольник и которая излагается в одной из саг. Скальд Тормод ухаживал за пригожей девушкой Торбьёрг, которая отличалась черными бровями. Он написал в ее честь красивую вису, за что получил прозвище Скальд Чернобровой. Но потом увлекся другой девушкой и подарил эту вису ей. И вот однажды Торбьёрг Черная Бровь пришла во сне к изменившему ей Тормоду и пригрозила отомстить[924] 924
  ИС II:1. С. 150.


[Закрыть]. Проснувшись, он ощутил сильную боль в глазах и почувствовал, что они «выскочат» из глазниц, если он не объявит, кому его виса предназначалась первоначально. Он, конечно, это сделал – и полностью излечился. Есть в саге и другие чудеса[925] 925
  Там же. С. 120, 126, 150–151, 168, 195.


[Закрыть]. Однако здесь проявилась также вера скандинавов в возмездие, которое настигает того, кто совершил злое дело, несправедливость. Так же точно они верили в реальность заклятия и проклятия[926] 926
  ИС I. С. 337.


[Закрыть].

В «Гимне Кэдмона» богу-хранителю и в «Речах Высокого» (ст. 145–162) перечислено более двух десятков случаев, когда применяются заклятия: от помощи при болезни или в битве до привораживания и от бесплодия до колотья в боку и нападения пчелиного роя. На самом деле таких заклятий на разные случаи было, вероятно, гораздо больше.

Путем заговора, заклятия можно было приворожить мужчину, мужа («Сага о Ньяле», гл. LXVII). Плач жены по мужу мог спасти ему жизнь (ср. плач Ярославны!). Заклятие можно было наложить, например, на захоронение, чтобы уберечь его от грабителей. Такое «заклятье великое», адресованное Земле и подземному Змею, приводится в поэме «Беовульф»: оно налагается на курган, где спрятана казна дружины, вместе с пластинами золота, которые были «достоянием кольцедарителя», т. е. захороненного там конунга (ст. 2240–2248):

 
Земля! Отныне
храни драгоценности,
в тебе добытые,
коль скоро люди
хранить их не могут.
 

Увы, это заклятие не помогло: курган был разграблен.

Интересны и, вероятно, были широко известными в свое время медицинские советы. Так, судя по «Саге о Вёлсунгах», существовали «повивальные руны», которые должны были помочь роженице, для чего их писали на ее ладонях и вокруг тела, вознося при этом молитву дисам[927] 927
  КИ. С. 23.


[Закрыть]. Для лечения применяли «руны леса», которые вырезались на лыке, на листьях, стволе и ветвях деревьев[928] 928
  Там же. С. 214.


[Закрыть]. А вот медицинские советы из «Речей Высокого» (ст. 136):

 
Если ты охмелел, исцеляйся землею.
От земли хмель минует, болезнь от огня.
Дуб хорош от запора и колос от порчи,
Спорынья против грыжи, свет месяца против падучей,
Выгон против чесотки скота, заговор от отравы,
От влаги излечит земля[929] 929
  С. Свириденко делится по поводу медицинских советов скандинавов следующими сведениями. В Южной Германии долго существовало средство от опьянения – нюхать землю; спорынья у ряда народов считается хорошим внутренним средством при трудных родах и грыже; дубовый отвар крепит; старое наименование падучей – morbus lunaticus, из чего следует, что ее приступы связывали с фазами Луны. Прочие советы, возможно, связаны с особыми заговорами. (Впрочем, кое-что в этом тексте противоречит поучениям Высокого, например сведения относительно дубового отвара.)


[Закрыть].
 

Особое место в поэме занимают 18 стихов, где речь идет о заклинаниях (заклятиях). Высокий перечисляет беды, заклинания от которых существуют, но лишь он один их знает:

 
Заклинанья я знаю, что людям неведомы,
Даже знатным и женам князей (!).
 

Какие напасти умел (и рекомендовал) Высокий отводить заклинаниями?

«Имя первому – Помощь», это универсальное заклинание: «от обид и скорбей и забот». Второе – полезно тем людям, «что причастны искусству врачей». Третье поможет «врага волшебством оковать», так что его оружие затупится, «не сможет разить его меч». Четвертое используется, когда враги сковали человека: при помощи заклятия «узы снимутся с рук, и веревки с ног». Пятое помогает отвести направленную в человека стрелу. Шестое – средство от отравы, «против кореньев», которыми «недруг лихой» вздумает навредить. Седьмым является «слово мощное от пожара». Восьмое водворяет мир, «если распря меж храбрыми вдруг разгорится». Девятое усмиряет «бешенство бури» на море, позволяя сохранить корабль и жизнь людей. «Десятое – ведьмам на гибель». Одиннадцатое предназначено «для боя»: если его «прокричать в щит» перед началом сражения, все «воротятся здравыми с бранных полей». Двенадцатое позволяет при помощи рун снять труп повешенного, да так, что, сойдя с дерева, «он со мною начнет говорить». Тринадцатое заклинание произносят, «когда освящают младенца водой» (т. е. при наречении его именем), с тем чтобы он был неуязвим в сражениях. Четырнадцатое состоит в том, чтобы перечислить всех богов, и «это может лишь мудрый иметь» (видимо, знание имен всех богов было желательно, но по силам не всем, кто просил у них помощи). Пятнадцатое заклятие придает мудрость и мощь. Шестнадцатым «я склоняю равнодушную деву к любви», а семнадцатым «охраню я от измены красавицы милой себя». Что касается восемнадцатого, самого ценного заклятия, то Высокий не хочет сказать о его назначении никому, кроме той, «с кем ложе делю, или той, что сестра мне родная» (ст. 145–163).

Высокий не приводит самих заклинаний, только их перечисляет, но и перечень этот достаточно выразителен: названы почти все важные случаи, когда смертному требовалась помощь богов. Здесь и сражения, и враги, и бурное море, здесь – ведьмы и любовь…

Широко применялась также знаковая магия: были особые изображения, рисунки, но, прежде всего, руническое письмо.

В колдовскую силу рун скандинавы верили абсолютно. Известна норвежская надпись рунами от V в.: «Я неуязвимый для колдовства». И шведские надписи рунами от VI в.: «Коварным называюсь, вороном называюсь, я эриль (колдун. – А.С.), вырезаю руны», и «Я эриль, хитрым называюсь».

О рунах, которые широко применялись при заклинаниях[930] 930
  Ср.: Поучения Высокого. С. 139, 141–163.


[Закрыть], в сагах говорится неоднократно. Их использовали в надписях на рунических камнях, прося Тора «освятить эти руны» и наказать тех, кто порушит камень. И Высокий особо говорит о волшебной силе рун (ст. 142–144, 156). Знание и понимание рун – трудное дело, утверждается там, ведь даже Одину «тяжко достались вещие знания мировой мудрости и волшебства». А между тем – «Руны… что в дерево вделаны / с силой великой, / с силой целебной».

 
Знаешь ли, как надо резать?
Знаешь ли ты, как разгадывать?
Знаешь ли, как надо красить?
Знаешь ли, как вопрошать?
Знаешь ли ты, как молиться?
Как приносить надо жертвы??
Знаешь ли ты, как закласть?
Знаешь ли, как сожигать?
 

Так что, «коль знакомца нашел, в мудрых рунах искусного, / Им прилежно учись, хоть всю жизнь», – заключает Высокий.

Необходимо, однако, сразу же уточнить, что руны у скандинавов эпохи викингов, в частности во второй половине X в., применялись подчас и в обиходных целях, например для передачи информации. Так, Гисли («Сага о Гисли», гл. XXIV) режет руны на палочке и подбрасывает ее в дом, чтобы вызвать хозяина[931] 931
  КИ. С. 319.


[Закрыть]. Для бытового письма руны применялись и в первой половине IX в., и в середине XII в., и в середине XIV в.[932] 932
  Во всяком случае, при раскопках в Бергене были найдены сотни деревянных стержней и дощечек с руническими надписями самого разного характера. См.: Мельникова, 1977; Knirk, 1993 и др.


[Закрыть] На одном из Сейшельских островов археологами обнаружена надпись рунами XIII в. на скале, содержащая имена рыцарей, которые ее вырезали, направляясь в качестве крестоносцев на Восток, на память о себе или для удачи. Тем не менее владение руническим письмом было завидным умением, а сами рунические знаки не только имели наименования, но им придавалось особое, очень важное, сакральное значение.

Руническое письмо, а также начертания обрывков фраз, слов и отдельных рун[933] 933
  До IX в. рунический алфавит насчитывал 24 знака, позднее, с IX в., их стало 16.


[Закрыть], понятные знающим людям своего времени, занимали большое место среди магических представлений и действий средневековых скандинавов. Во многих произведениях руны называются «вещими». Посох колдуньи с вырезанными на нем рунами обладает особой силой, равно как и охраняемый рунами меч. В поэме «Беовульф» (ст. 1721) говорится о «всесильном господе», который вершит судьбами мира, но непосредственно перед этим автор восхищается «рунами ясными», что сияют на золоте, на мече золоченом». В «Песни о Хельги сыне Хьерварда» (ст. 29) говорится о «рунах смерти», которые вырезаны, например, на оружии, дабы придать ему губительную силу. Руны выбивали на камнях, вырезали на кости, бересте и дереве, обычно на буке. Руны на дереве (возможно, не только на дереве) окрашивали кровью, чтобы придать им еще больше силы[934] 934
  Изречения Высокого. Ст. 142.


[Закрыть]. При неумелом обращении с рунами вместо добра можно было нанести вред. Известные колдуньи и колдуны обычно владели рунической магией.

Понятие «вещие руны» (так их называла еще «Песнь о Риге» в «Старшей Эдде») встречается в висе Эгиля; рунами вырезали заклятия[935] 935
  ИС I. С. 138, 155, 182, 217 и др.


[Закрыть], а также тексты на памятных камнях, которые поэтому и получили название «рунических». Можно предположить, что магическое значение руны приобрели еще в древности, когда знание письма вообще было редкостью, привилегией жрецов. Навести на человека порчу могли и хулительные стихи, тем более написанные рунами. Так, скальд X в. Торлейв Ярлов Скальд Раудфельдарссон (т. е. «Сын Рыжей Шкуры») написал так называемый «ярлов нид» против ярла Хакона, в результате чего тот заболел тяжелой, мучительной кожной болезнью.

В ходе многих обрядов использовали магические знаки, чаще всего нанесенные рунами; например, тайные знаки наносились на копье, которое было важным атрибутом обряда побратимства[936] 936
  ИСИЭ. С. 30.


[Закрыть].

Отношение к рунам хорошо видно из «Саги об Эгиле». Будучи в гостях, скальд увидел больную, тяжело страдающую молодую женщину, которая лежала на скамье. Оказалось, это дочь хозяина Хельга, которая почти помешалась от сильной лихорадки. Против ее болезни были «вырезаны руны», но ей стало еще хуже. Эгиль попросил заменить несвежую постель больной и обнаружил под ней «китовый ус, на котором были вырезаны руны. Эгиль прочел их, соскоблил и бросил в огонь весь китовый ус, затем велел вынести на улицу ее прежнюю постель». И при этом сказал:

 
Рун не должен резать / Тот, кто в них не смыслит.
В непонятных знаках / Всякий может сбиться.
Десять тайных знаков / Я прочел и знаю,
Что они причина / Хвори этой долгой.
 

Он вырезал новые руны и положил девушке под подушку. Больной сразу стало лучше, ей даже «показалось, будто она проснулась ото сна».

Наличие религии – одно из ярких и четких признаков выделения человека из животной среды. Общественную роль религии в истории людей трудно переоценить. И первой ступенью осознанных религиозных верований, характерной для патриархальных эпох, но кое-где сохраняющихся и сегодня, было язычество.

Язычество северных народов, как всякое многобожие, является обожествлением сил природы в виде системы преимущественно антропоморфных богов, волшебных существ и предметов. В последние века существования, о которых речь шла выше, эта система выглядит достаточно «размытой». Функции даже главных богов частично совмещаются, они не всегда последовательны и внутренне согласованы; функции мелких богов и волшебных сил смешиваются и перекрещиваются; в разных местностях они меняются местами по своей значимости. И весь состав языческого пантеона скандинавов подвержен изменениям. Так, в эпоху викингов на место верховного божества выходит Тор, особенно в Исландии, Норвегии и Швеции, именно его молот обычно противопоставлялся Святому Кресту. Для скандинава-язычника, жившего довольно изолированно, но много и далеко передвигавшегося и непрерывно воевавшего, был важен «личный» защитник, пусть даже малый бог. Поэтому в отличие, например, от греко-римского пантеона в системе их верований трудно найти сложившуюся веру. Основные обряды варьируются, неизменны лишь жертвоприношения (задабривания богов), часто кровавые, всегда – с помощью возлияний и драгоценных даров. Но путь к загробному блаженству твердо обозначен: он ведет через воинскую славу. В конечном счете оказывается вполне понятным, почему скандинав того времени «верит только в себя и в свои собственные силы».

Гораздо глубже укоренилось в мире людей саги всевозможное бытовое язычество: суеверия, обычаи, ритуалы, приметы, обереги, гадания, заклятия, предрассудки и т. п. Магические действа, слова, надписи, предметы используются постоянно и при самых разных обстоятельствах как необходимая помощь для достижения поставленной цели или обороны от «злых сил» либо как действенный способ преобладания, мести и разрушения.

В то же время очевидно, что языческая система верований древних скандинавов относилась отнюдь не только к их духовному миру. Они пронизывала всю их жизнь, определяла мотивацию поведения в самых разных ситуациях. К тому, о чем говорится в этом очерке, следует добавить и другие проявления язычества в повседневной жизни людей. О некоторых из них речь шла выше, о других она пойдет позднее, но здесь хотелось бы их все же обозначить. Так, в сагах упоминается «вынесение детей» (обычай оставлять новорожденного ребенка в пустынном месте, т. е. практически убивать его), похищение женщин и практика «неполной свадьбы» (выкуп, уплата за свободную девушку с целью сожительства с ней), бытование кровной мести («око за око», «жизнь за жизнь»), «очистительные» судебные испытания, наличие рабов и многое другое, что было или должно было быть изжитым после христианизации либо вошло в христианские обычаи в более или менее трансформированном виде[937] 937
  См. ниже.


[Закрыть].

Проявления языческих верований столетиями сохранялись в народных обычаях, то замирая, то взрываясь, особенно в сложные времена. Их реликты живы по сей день.

Не случайно процесс христианизации в этом регионе был не только поздним – он был в большинстве случаев мучительным.

От Капища – к христианской церкви

Язычникам, сохраняющим племенное сознание, всегда тяжело переходить к единобожию, ведь это требует серьезных изменений всего менталитета, переориентации сознания. В связи со стойкими языческими традициями местного населения христианизация скандинавского Севера была длительным и сложным процессом. На каждом его новом этапе обнаруживалось, что население по-прежнему молится языческим богам, мстит кровью за кровь и обиду, устраивает жертвоприношения в капищах, «выносит детей» и ест конину.

Следы знакомства скандинавов с христианской верой и церковью восходят к середине 1-го тысячелетия, когда после ухода римских легионов из Британии (IV в.) там резко обострились усобицы между малыми королями, и те начали прибегать к помощи германских наемников – англов, саксов, ютов, фризов, среди которых были будущие датчане и их соседи. Как известно, эта воинская служба постепенно переросла в образование англосаксонских государств, элита которых нередко принимала крещение. В середине 1-го тысячелетия возникли пограничные отношения северных германцев, особенно данов, с Франкским государством. С конца VII столетия и далее скандинавские воины, купцы, реже отдельные дипломаты и находники начинают принимать крещение, попадая в западноевропейские страны, в основном в Британию, на франкские территории и в независимые германские земли между Рейном и Эльбой.

Одновременно северными язычниками заинтересовались папский Рим и христианские миссионеры, которые время от времени добирались к скандинавским племенам как со стороны Британии, так и из германских земель.

Но только с наступлением эпохи викингов, по мере интеграции скандинавов в европейский мир и ускорения тенденции к образованию Скандинавских государств, можно говорить о процессе христианизации в странах Северной Европы. Еще вялый в IX – начале X в., этот процесс, органично сопровождая формирование объединенных государств, затем пошел в нарастающем темпе и завершился в целом в XII в.[938] 938
  Первую обоснованную периодизацию процесса христианизации Скандинавских стран см. в статье Л. Мюссе (Musset, 1967). С тех пор на эту тему были написаны сотни работ.


[Закрыть] Но еще в ХII – ХIII столетиях, когда церковные предписания в виде особых «Глав о церкви» вошли в областные законы трех основных Скандинавских стран, да и позднее, стойкие пережитки язычества в том или ином виде продолжали существовать в сознании и поведении населения Северной Европы.