355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Абузар Айдамиров » Долгие ночи » Текст книги (страница 34)
Долгие ночи
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 18:28

Текст книги "Долгие ночи"


Автор книги: Абузар Айдамиров



сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 38 страниц)

Я не виню в том ваш народ, господин офицер. Каждому чеченцу хорошо известно, что с русским человеком можно жить в мире и дружбе. Хоть и недолго, но мне довелось быть в России, и даже за столь короткое время я понял, что русскому мужику чужая земля не нужна. Но тем не менее кровь лилась. Кто в том повинен – Бог видит и знает. На вашей стороне сила. Нас же слишком мало. Потому царь и победил.

Зеленый, склонив голову, молча слушал.

– Да, вы победили, – продолжал Маккал. – И вы отобрали у нас самое дорогое – свободу. Если вам довелось бывать в аулах, то наверняка обратили внимание на наших голодных детей и оборванных стариков. Люди пухнут от голода. Власти разоряют аулы, забирают все, что попадется. Кому-то понадобилось распускать слухи о том, что нас сошлют в Сибирь и превратят в христиан. Кому понадобилось? Теперь-то мы поняли, кому. Но тогда посчитали слухи правдой. И вот пополз уже другой слух:

дескать, турецкий падишах зовет нас к себе, дает нам землю.

Кто об этом говорил? Кундухов Муса и Успанов Сайдулла. Причем клялись, что все это правда. Приходилось ли нам выбирать?

Остаться дома и умереть с голоду? Стать в Сибири христианами?

Или же податься в Турцию? Многие избрали последнее.

Собственно, другого выхода у них и не было. Теперь только стало ясно, как они ошиблись, как цинично и жестоко Кундухов и Сайдулла обманули нас. Земли, выделенные нам в Турции, оказались непригодными, мертвыми, и жить на них невозможно.

Кончив говорить, Маккал облизнул пересохшие губы. Видно было, как нелегки были ему воспоминания. Лицо его напряглось и побледнело, у виска вздулась вена. Александр Семенович налил из графина воды в хрустальный стакан и подал ему. Сделав несколько глотков, Маккал продолжил:

– Люди не хотят идти туда за своей погибелью, господин офицер.

Они совершили огромную ошибку, поверив специально распространенным лживым слухам. За Диарбекиром переселенцев ждет голодная смерть. То же самое и у Муша. Который месяц мы стоим там. Под палящим зноем, под проливными дождями.

Надвигается осень. За ней последует суровая зима. А у нас над головой нет крыши, нет одежды, нет хлеба. Пользуясь столь тяжелым положением, турки предложили нам стать наемниками.

Если мы дадим согласие, они нам обещают золотые горы. Но чеченцы не хотят становиться наемными убийцами. Если бы нам разрешили поселиться вокруг Муша, Вана и Карса, к весне, с Божьей помощью, мы бы что-нибудь придумали. Но говорят, ваш царь против. Неделю назад в Муш с тремя тысячами войск прибыл Эмин-паша. Встретился с нами, предупредив, что если мы не уйдем оттуда добром, то он нас заставит сделать это силой. И дал неделю на раздумья. Люди поклялись умереть, но не сделают ни одного шагу на запад. Отпущенный нам срок истекает сегодня.

Если не нынче, то завтра-послезавтра польется кровь. Умереть готовы все: и женщины, и стар, и млад. Что нам делать, господин офицер? Как поступить? В чьих руках наша жизнь? С этими словами Маккал вынул из нагрудного кармана лист бумаги и протянул его Зеленому. Тот повертел листок в руках, но прочитать не смог – лист был исписан мелкой арабской вязью.

– О чем здесь идет речь?

– Тут вся наша боль, все наше горе. Или мы поселимся у Муша и Вана, или же вернемся назад, домой. Одно из двух.

Александр Семенович вышел из-за стола и минуты три в раздумье ходил по комнате. Гости молчали. В тишине раздавался только скрип начищенных до блеска офицерских сапог. Штабс-капитан непроизвольно ссутулился, словно огромная тяжесть легла на его плечи и не давала ему распрямиться. Он то останавливался, рассеянно глядя куда-то в угол, то ускорял шаги. Маккал и Арзу отлично понимали, что творилось в его душе. «Конечно, он человек честный, но что в его силах?» – думали оба, чувствуя, что сейчас, возможно, решается судьба многих тысяч людей.

Русскому офицеру излишне было объяснять всю трагичность сложившегося положения, что отчаявшийся человек готов пойти на любые крайности. Пусть все будет ясно, определенно, им не надо больше ни пустых обещаний, ни красивых слов.

– Как же мне помочь вам, друзья мои? – проговорил наконец Зеленый. – Все ваши требования вполне законны и чисто по-человечески оправданны. Но, – Александр Семенович развел руками, – лично я бессилен что-либо предпринять. Выполнять указания сверху – вот и вся моя власть. Решает Тифлис, я же исполнитель его воли.

– Мы просим вас, господин офицер, отошлите вот эту бумагу в Тифлис, – обратился молчавший до сих пор Арзу. – Может, узнав о нашей беде, там и помогут нам.

Александр Семенович невесело рассмеялся и покачал головой.

– Они там не хуже вашего осведомлены о ситуации. Я самолично писал туда дважды.

– И что они вам ответили?

– Нельзя, мол, нарушать договор…

– Не верю, – покачал головой Арзу – Не верю, такого не может быть. Как бросить на гибель столько людей? Договор – договором, но люди-то при чем? Разве у властей в Тифлисе нет жалости? Ведь они обрекают всех нас на верную смерть. Если сардар прочтет нашу бумагу, неужели не дрогнет его сердце? О Аллах!

Александр Семенович тяжело опустился в кресло и сидел молча, задумчиво постукивая пальцами по столу. Взгляд его вновь остановился на бумаге. Он взял ее, растерянно вглядываясь в чужие, незнакомые буквы.

– Как бы долго мы ни говорили здесь, что бы мы ни предлагали, – промолвил он наконец, – никак делу не поможешь. Я еще раз повторяю, что это, к сожалению, не в моих силах. Я всем сердцем сочувствую вам и сделал бы все возможное, что могло бы хоть как-то облегчить вашу участь. Но, увы. Я слишком маленький человек, чиновник…

– Что вы посоветуете нам делать?

Офицер пожал плечами. Он очутился в крайне нелепом и двусмысленном положении: два чеченца видели в нем своего спасителя, он же только разводил руками. Если их сейчас чем-то обнадежить? Это значит вновь обмануть их.

– Послушайте меня. Вы жестоко обмануты. Я не вправе говорить вам такое. Но, понимая всю критичность положения, не стану о том умалчивать. Ваше прошение я, конечно, передам. Но со всей ответственностью смею заверить вас, что ничего путного из вашего прошения не выйдет. Не надейтесь зря. Правительство не впустит чеченцев обратно. Не для того оно переселяло вас. Но и туда, куда вы хотите, вас тоже не поселят. Во-первых, царь не даст на то своего согласия, а во-вторых, даже если бы и разрешил, то расселить вас там просто некуда. Вы думаете, Эмин-паша приезжал на прогулку? Разумеется, нет. Открою вам большее: он уже телеграфировал великому визирю и просил разрешения на применение оружия. Кроме того, потребовал прислать дополнительные войска. Просьбы удовлетворили. Что из всего этого следует – вам должно быть понятно.

Они все это понимали и все это видели собственными глазами.

Тогда зачем же было ехать в такую даль? В самую последнюю минуту, когда казалось, что нет уже иного выхода, они и написали это прошение. И была у них робкая надежда, что сардар пойдет им навстречу. Теперь этот карточный домик рухнул.

Больше надеяться было не на кого. Следовало рассчитывать лишь на самих себя…

Маккал выжидающе глянул на Арзу, полагая, что он скажет что-либо еще, попытается еще хоть что-то сделать, предпринять.

Но Арзу хлопнул ладонями по коленям и встал.

– Что ж, – сказал он горестно, – нам остается либо погибнуть в Турции, либо попытаться вернуться обратно.

– Обратно вам ходу не дадут, – покачал головой Зеленый. – Турки не подпустят вас к границе, а если вы и прорветесь, откроют огонь наши войска. На то есть приказ.

– У нас нет выхода… – медленно протянул Арзу. Потом спокойно добавил:– Все же вы отошлите наше прошение, господин офицер.

Кто знает, может, сердце сардара не из камня.

– Раз вы настаиваете… Я сказал вам, что думал. Поступайте, как сами сочтете нужным. Подождите! Куда же вы? – воскликнул штабс-капитан, видя, что вслед за Арзу поднялся и Маккал.

– Нам пора.

– Вы сейчас далеко?

– Возвращаемся обратно.

– Но время-то к ночи.

– Выедем за город, где-нибудь в поле и переночуем.

– Нет-нет. На ночь глядя я вас не отпущу. Правда, другой комнаты у меня нет. Но зато есть теплый сарай и свежее сено.

Анисимыч все устроит и накормит вас. А на рассвете и поедете.

Гости поглядели друг на друга.

– Если мы вас не затрудним… – сказал Маккал. – Кони бы наши отдохнули… И места, конечно, здесь нам незнакомые…

* * *

А на родине им уже готовили «торжественную встречу»…


"Начальнику среднего военного отдела Терской области генерал-майору князю А. Туманову. № 2244, 18 августа 1865

года.

Милостивый государь, Александр Георгиевич!

За уходом 17-го сего августа последней партии переселенцев и за прекращением уже в нынешнем году дальнейшего переселения туземцев вверенной мне области в Турцию, я предлагаю Вашему сиятельству сделать немедленное распоряжение, дабы с настоящего времени отнюдь не дозволять жителям вверенного вам отдела ни под каким предлогом следования в Турцию, в случае их возвращения на родину без билета канцелярии моей, были немедленно препровождены под караул во Владикавказ даже в том случае, если бы лица эти имели при себе визированные паспорта наших консулов.

Вместе с этим считаю необходимым предупредить вас, что в случае укрывательства возвратившихся из Турции лиц вся строгость ответственности падает на наибов, а старшина, не объявивший о возвращении переселенца, будет выслан в Россию.

Генерал-лейтенант Лорис-Меликов".

ГЛАВА X. ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ

Ты, Боже, дал птицам своим по гнезду,

Лишь я заблудился, изгнанник, во тьме…

Мое разорено гнездо, я устал,

Скитаюсь без сил, скитаюсь без сил…

О. Туманян

Черные грозовые облака сгустились над лагерем, сверкнула молния, и первые капли проливного дождя ударились о сухую землю, вздымая пыль. Гроза набрала силу. Со склонов хлынули потоки воды и по узким отводам, вырытым между землянками, устремились вниз к реке Мурат.

Землянка Мачига, считавшаяся самой прочной в лагере, и та в конце концов не устояла перед таким ливнем. С потолка потекло, и Мачиг топтался теперь внутри, подставляя под струйки воды всю имевшуюся в хозяйстве посуду. Впрочем, она почти не помогала, однако Мачиг не успокоился до тех пор, пока окончательно не убедился в тщетности всех своих стараний.

На возвышении, лицом к Каабе, лежала Зару. Она долго болела и час назад скончалась. Умирала она тихо и безропотно: не страдала, не мучилась, не причитала. Просто молча закрыла глаза и словно отошла ко сну. Лишь две маленькие слезинки выкатились из глаз и скользнули по впалым щекам. И Мачиг остался один.

Из травы и тряпья Мачиг соорудил нечто вроде постели посередине землянки, где текло поменьше, потом, взявшись за концы войлока, перенес его вместе с трупом дочери туда. Сверху покрыл тело Зару буркой. А чтобы под Зару не подтекала вода, топором прорубил канавку и вывел ее за дверь.

Вода из посуды лилась через края, но Мачиг уже не обращал на это внимания. Он отыскал себе более или менее сухое местечко, и сжавшись в комок и накрывшись мешковиной, заплакал.

Плакал Мачиг, и сколько он себя помнил, это был лишь второй случай в его жизни, когда он не смог удержать слез. В первый раз такое случилось в далеком детстве, еще во времена Бейбулата. Тогда генерал Ярмол-сардар[101]101
  Имеется в виду генерал Ермолов.


[Закрыть]
заманил триста стариков из ближайших аулов в крепость Герзель и безжалостно всех истребил. Среди них были дед и отец Мачига. Мачиг остался один. Вот тогда и заплакал он впервые.

Очар-Хаджи Майртупинский отомстил убийцам, заколов двух генералов[102]102
  16 июля 1825 года царские генералы Греков и Лисанович для переговоров в крепость Герзель вызвали 318 старшин чеченских аулов. В ходе переговоров они стали издеваться над старшинами. Один из них схватил за бороду Очар-Хаджи, жителя с. Майртуп. Тот внезапно заколол кинжалом обоих генералов. В отместку царские солдаты перебили 200 старшин.


[Закрыть]
, но жестокий Ярмол-сардар в отместку за смерть двух генералов истребил множество аулов. С тех времен почти сорок лет прошло, и все эти долгие годы ни одной слезинки не уронил больше Мачиг. А сегодня он снова плакал. И не было у него сил сдержать слезы. Сколько их накопилось за сорок лет!

Выплакался Мачиг, успокоился немного. Но на сердце легче не стало. Мысли перенесли его теперь в родные горы. Он словно наяву бродил по берегам бурного Терека, шального Аксая, по густым лесам. Ох уж эти родные леса! Сколько в них плодов, сколько птиц и зверей! В самый голодный год леса утоляли и голод, и жажду. Здесь же совсем не то. Здесь и земля, и лес принадлежат кому-то. Идешь за ягодами, словно на чужой двор за бараном.

Земля-то здесь, вроде, и неплохая, но вот люди! Жестокие они тут какие-то, бездушные. Кажется порой и не люди это совсем, а какие-то похожие на людей звери. За кусок хлеба глотку друг другу перегрызут. Совсем не так было у них дома. Там и соседи помогали. Пусть все были не одной веры, и языки имели разные, но ведь все равно относились-то друг к другу по-человечески и из беды друг друга выручали. Чеченцы всю жизнь враждовали с царем, но с русскими бедняками жили как кунаки. Сказать по правде, Мачиг всегда был убежден, что нет на свете людей честнее и добрее, чем русские. Белобрысые, с румяными круглыми лицами, с чистыми прозрачными глазами, спокойные и немногословные. Как не любить их и не дружить с ними! Да разве сравнишь этих русских с теми другими, которые хоть и называют себя тоже русскими, а на самом деле сами точно не знают, чья кровь течет в их жилах.

А чем плохи грузины? Что из того, что они участвовали в войне против чеченцев, все равно чеченцы считают их своими братьями.

А вот здешние грузины и армяне совсем иные. Словно они и не дети гор Кавказа. Какие-то придавленные, запуганные. Турки, видать, их здорово поприжали.

Да и людей, похожих на Андрея, Яшку, Корнея, Васала, Мачиг больше нигде и никогда не встречал. Васал в поисках справедливости бежал в горы. И он правильно говорил: «Не ищи, Мачиг, правду, не найдешь! Ибо нет ее на земле». Нет, не послушался Мачиг добрых советов Васала, Арзу и Маккала. Не послушался! Все казалось, во вред ему люди советуют… И вот дожил! Только один Кюри у него и остался от прежней большой семьи. Хотя и он сейчас неизвестно где находится…

А гром продолжал греметь. И дождь лил, как из медного таза.

Совсем близко, почти над головой Мачига сверкали молнии. Мачиг весь промок, но сырости не чувствовал. При вспышке молнии виделись ему его дети: изнуренные, худые, беспомощные… И снова плакал Мачиг… Плакал, держась обеими руками за голову и раскачиваясь, словно исполняя зикр. Плакал Мачиг от горя, от сознания полного своего одиночества, без крика, без слез.

Сердцем плакал Мачиг…

* * *

Возвратившись из Эрзерума, Арзу доложил старейшинам о результатах поездки. Ни обсуждать, ни спорить никто не стал:

надвигалась гроза, и уже где-то над Циран-Катарой сверкали молнии. Да и о чем спорить. Вопрос-то уже решен: надо возвращаться домой.

Арзу внес некоторые изменения в свой прежний план. Люди покидают лагерь организованно, небольшими партиями. К партии прикрепляется отряд из пятисот всадников, командир которого несет ответственность за жизнь каждого. Отряды, в свою очередь, делятся на сотни, закрепленные за определенной группой переселенцев. Пока первая партия не перейдет границу, вторая не должна двигаться с места. Следующие группы отправляются с интервалами в два дня. Все, что имеется в наличии, – лошадей, волов, продукты – разделить поровну между всеми партиями. Решили, что первую партию сопровождать будет отряд Чоры. Трогаться в путь, не мешкая…

С первыми каплями дождя люди разошлись. Ушли в свою землянку Арзу с Маккалом, Али и Чора.

Частые вспышки молний выхватывали из темноты мрачный силуэт храма на Севсарской горе. Гром грохотал с такой силой, что казалось, это рушатся горы.

Все четверо сидели, накинув бурки, и каждый думал о своем. При близком раскате грома Чора шептал короткую молитву.

Завязалась тихая беседа.

Арзу в разговор не вмешивался. «Вот мы сидим все четверо, все четверо живы и достаточно здоровы, – думал он. – Пройдись же по землянкам, и не найдешь ни одной семьи, не потерявшей близкого человека. Каждый день начинается с похорон. И завтрашний начнется с того же…»

Арзу размышлял и о завтрашнем дне. Он представлял, насколько более трудным окажется обратный путь. Голодные, истощенные, измученные болезнями люди без еды и почти без транспорта практически пойдут пешком… Но если бы только это! Русские уже закрыли границу, как и предсказал комиссар, и царь не пропустит чеченцев обратно в Россию. Как же быть? Ладно, лишь бы перейти ту черту. Там, считай, дома…

Мысли Арзу перекинулись на другой берег реки. Где-то там в селе живет Эсет. Он ни разу больше не разговаривал с ней после той памятной встречи у родника, хотя и видел ее в пути довольно часто. А как она обрадовалась, узнав, что и он едет в Турцию.

«Что с ней стало? – спрашивал себя Арзу. – А Гати, говорят, умер… Шахби же, хотя он и мулла, но человек подлый, и от него можно ожидать любой гадости».

– Один из нас отправится с первой партией, – услышал Арзу голос Маккала.

– Что? – встрепенулся он, отрываясь от собственных мыслей.

– Говорю, что обратный путь будет в тысячу раз труднее.

– Мы поедем вместе с первой или с последней партией.

– Нет, Арзу. Нам придется разделиться. Если мы уедем оба с первой партией, то кто организует остальных? Во втором же случае, если мы останемся, кто поведет первую партию? Ведь на нее все основные надежды. От того, как она пройдет, зависит передвижение всех остальных партий.

В душе Арзу согласился с Маккалом. Друг был прав. Муса, Сайдулла и Шахби устроились здесь припеваючи и о возвращении не помышляют. Бедные, темные люди, кто же поведет их, если и они с Маккалом останутся здесь? Нет, пусть уж Маккал сам и решает, кто пойдет завтра, а кто останется. Так будет лучше.

– Как ты планируешь? – спросил Арзу.

– Ты идешь с первой партией. Я пока остаюсь.

– Хорошо. Я уеду с Чорой, Али побудет с тобой.

– Нет. И он уедет.

– Нет, Маккал.

– Почему?

– Я не могу оставить тебя здесь одного! – повысил голос Арзу.-

Что скажет народ – что я бросил побратима и со своим родным братом уехал домой. Только такого позора мне и не хватало.

– Что же ты предлагаешь?

– Останусь я и Али.

– Я все твердо решил, Арзу.

– Ты решил, а мы? Разве мы лишены права голоса?

– Если ты считаешь, что оставаться опаснее, то ошибаешься.

Опасность грозит лишь самой первой партии. И турки, и русские бросятся на нее. Потому-то я и хочу, чтобы вы были вместе.

Кроме того, мы же расстаемся не навечно.

– В таком случае, я и останусь, а поедешь ты вместе с Чорой и Али, – почти крикнул Арзу.

– Да потише ты! – осадил друга Маккал. – Среди переселенцев у тебя гораздо больший авторитет. Потому ты и обязан ехать первым.

– А злые языки? – не сдавался Арзу. – О них не забывай! Не допусти Аллах, вдруг с тобой что-нибудь случится. Как я людям в глаза посмотрю?

Маккал махнул рукой.

– Кто нас знает, Арзу, тот про нас худого не подумает. Но пойми, ни ты, ни я не имеем права бросать этих несчастных на произвол судьбы. Ни тех, кто едет первыми, ни тех, кто последними. Или ты, Арзу, забыл, с какой целью мы направлены сюда? Когда дело касается родины и народа, всегда приходится чем-то жертвовать.

Арзу успокоился. Он знал: раз Маккал уверен в своей правоте, он не отступится.

– Конечно, Арзу, – продолжал Маккал, – всякое может случиться.

Смерть ходит по пятам, но когда она настигнет – не знает никто. Я с детства воспитывался у чужих. Ни братья родные обо мне не позаботились, ни сестры. Потому что их у меня не было.

Даже двоюродных. Но все равно я оставил семью, которая меня воспитывала, и родной аул, где были похоронены мои родители и братья, и поселился у тебя.

И то ли от того, что он вспомнил свою сиротскую долю, то ли от того, что ему предстояла разлука с другом, голос Маккала неожиданно дрогнул. Он помолчал, откашлялся и спокойно продолжил:

– Ты заменил мне родного брата, Арзу. Говоря о тебе, я имею в виду и Чору, и Али. В детстве все мы как-то легче переносим несчастья. Но если с вами что-то случится, я этого не переживу. Потому, в первую очередь, простим друг другу обиды.

Лично я от вас ничего плохого не видел.

В сердце Арзу закралась тревога. Если Маккал уверен, что оставаться безопаснее, то почему он завел сейчас такой разговор?

– Конечно, при расставании и родители, и дети прощают друг другу и явные, и предполагаемые обиды, – сказал он. – Пусть Аллах простит всем нам, как мы прощаем друг другу. Умрешь ты, Маккал, – мы лишимся брата, останешься жив – у нас будет брат.

Но смерти никому не миновать. Как ты знаешь, на протяжении двадцати лет я ни разу не пошел против твоей воли, против твоего желания.

– Да, Арзу, и я благодарен Богу, что он послал мне такого брата.

– Тогда позволь, Маккал, хоть один-единственный раз ослушаться тебя…

Заговорили молчавшие до сих пор Али и Чора.

– Оставив тебя, мы поступим неблагородно.

– Арзу прав.

– Не горячитесь, друзья мои. Вопрос решен, и незачем повторяться. Помните, первой партии предстоят особенно большие трудности. Будьте осторожны. Не допускайте ни разбоев, ни грабежей. Не давайте повода для стычек и не идите на обострения. Все предвидеть невозможно, но будет лучше, если впереди каждого отряда верст на пять-шесть выдвинется группа из двадцати всадников. В каждом городе или селе имеются представители власти. Найдутся и среди них хорошие люди. Свет не без таких. Связывайтесь с ними. Помогут. Ни при каких условиях не ввязывайтесь в драку, ради Аллаха. Оружие применяйте в самом крайнем случае. Помните, что в наших руках жизни тысяч людей. Любой ценой постарайтесь перейти границу.

Там грузины, они уже не дадут вас в обиду.

– Добраться бы только, – вздохнул Чора.

– Что сказать Солта-Мураду и Берсу, вы лучше меня знаете. О дальнейшем выселении и речи не может быть. Пусть не надеются на турок.

– Странные ты ведешь разговоры, – опять не выдержал Арзу -

Словно умирать собрался. Или тебе рай по-турецки так пришелся по сердцу, что ты решил обосноваться здесь?

Маккал рассмеялся.

– Я говорю все это на всякий случай. Кто-то ведь должен добраться до наших гор и рассказать правду.

– Кто-то должен, – грустно подтвердил Чора. – Но и там нам придется несладко… Неужели мы покоримся русскому царю?

Вопрос повис в воздухе. Ибо никто не знал, что ответить.

При вспышке молнии все заметили стоящего на пороге человека.

– Али… – послышался голос.

Али сбросил с плеч бурку и, согнувшись, пошел к выходу.

– Кто здесь?

– Это я… Эсет…

* * *

Ливень прекратился, но где-то отдаленно и глухо еще продолжал перекатываться гром. Небо прояснилось, и стало чуть светлее.

Эсет как переступила порог, так и застыла в углу, опустив голову. Вода струйками стекала с ее платья, а лицо пылало. Она не стыдилась своего поступка, но в последнюю минуту решимость покинула ее. Словно откуда-то издалека доносился до нее голос Маккала, который о чем-то спрашивал, но о чем он спрашивал, она просто не в состоянии была понять…

– Я… мне… больше некуда идти, – наконец выдавила она. И сбивчиво рассказала о подлом предложении Шахби.

Это известие потрясло мужчин. Но они пока молчали, с трудом сдерживая гнев.

– Эсет, мы выйдем на свежий воздух, – нарушил наконец тишину Маккал, – а ты переоденься в сухое. Вот тебе черкеска и башлык.

Сойдут, пока твоя одежда не высохнет.

Мужчины вышли.

– Друзья мои, – начал Маккал. – Время сейчас очень тяжелое. Даже самые близкие не могут помочь друг другу, а Эсет одинока. Кто приютит попавшую в беду женщину?..

– Да все мы! – воскликнул Чора. – Мы все станем ей братьями…

– Ты прав, Чора… Но мне кажется, что Аллах направил ее к нам совершенно с другой целью… Да-да, Чора, ты не удивляйся…

Не секрет, что Арзу и она давно любят друг друга… Если все вы не против, я хотел бы обвенчать их…

– До чего же умная у тебя голова, Маккал! – вскричал Чора.-

Вот почему тебе первому приходят правильные мысли.

Арзу, нахмурившись, молчал.

– Ты-то что скажешь, Арзу? – спросил Маккал.

– Я запрещаю вам говорить на эту тему.

– Почему?

– Я еще не пал так низко, чтобы воспользоваться беззащитностью одинокой женщины.

– Ты только чушь не городи… Весь Гати-Юрт знает, как вы страдали и страдаете… Ведь жить друг без друга не можете…

– Тем более. Я стану ей любящим братом…

– Как это… любящим братом? А она… твоей любящей сестрой?

Что-то не пойму я. Ты смешишь людей, Арзу!

– Соглашайся, Арзу, – вмешался Чора. – Маккал прав. Не будете вы братом и сестрой перед людьми и Аллахом, а злые языки непременно найдутся. Чего же ждать?.. Поженитесь, и все встанет на свои места.

– Гати совсем недавно умер, – упорствовал Арзу.

– Три месяца минуло. Все законно, все по шариату.

Арзу сдался.

На следующий день Маккал, пригласив двух свидетелей – Касума и Тарама – обвенчал влюбленных.

– Клянусь Аллахом, давно я не испытывал такой радости, – говорил Маккал, обнимая молодоженов. – Живите счастливо…

* * *

Выписка из рапорта наместника Кавказа, главнокомандующего Кавказской армией, генерал-фельдцейхмейстера Его Императорского Высочества, Великого князя Михаила Николаевича военному министру Милютину:


"№ 1874. 28 декабря 1865 года.

По принятому Портой на себя перед началом переселения обязательству чеченцы не могли быть выдворяемы в ближайших к нашим пределам пашалыках.

…Как я и ожидал, турецкие власти с самого начала стали уклоняться от принятия надлежащих мер к безотлагательному удалению чеченских партий от наших пределов, и в результате этого почти половина всех переселенцев сосредоточилась в окрестностях Муша, а остальные вновь прибывающие партии стали располагаться в Эрзерумской равнине.

…Чеченцы, оставаясь на открытом поле, стали страдать от холода и жалеть о покинутой ими родине. При таком положении дел часть их направилась по дороге к Александрополю с намерением возвратиться в наши пределы.

Побуждаемые, наконец, из Константинополя местные турецкие власти очнулись от бездействия, но тогда чеченцы, в свою очередь, начали оказывать сопротивление к оставлению Муша и Эрзерума. Они потребовали предварительной посылки некоторых своих старшин для осмотра предназначенных для поселения их мест. Вали согласился на эту посылку, но старшины, доехав только до Чубакчура, возвратились, не увидев назначенной для них земли, и объявили, что земля плоха. Впечатление было произведено, и эрзерумские партии, двинувшиеся через Чубакчур к Палу, возвратились в Муш. Некоторые из достигших уже Эрзингана самовольно прибыли обратно в Эрзерум. После этого на новые требования турецких властей двинуться из Мушского округа чеченцы, число которых возросло там до 18–20 тысяч человек, несмотря на то, что из Муша до Чубакчура всего 18 часов езды и что при выходе из Чубакчура их ждали 3 тысячи войск, посланных диарбекирским генерал-губернатором с провиантом для них, отказались оставить Муш и ознаменовали пребывание там воровством, грабежом, убийствами и разорением христианских деревень. В довершение всего они дважды пытались атаковать Муш, и только благодаря распорядительности местного начальника войск предупрежден был открытый бой населения Муша с чеченцами. Несмотря на такое положение дел, вали употреблял те же полумеры, в которых обвинял своих предшественников. Так прошло время до начала октября, и только на категорический запрос Эмин-паше, сделанный капитаном Зеленым, намерен ли тот или нет вывести горцев из окрестностей Муша, вали обратился к великому визирю за разрешением употребить против чеченцев силу оружия. 7 октября получил просимое им разрешение и приказание водворить главную массу переселенцев в Диарбекирскую область, а остальных расположить на зиму в Ване, Муше, Эрзингане, Байбурте, Эрзеруме и Чильдыре. Капитан Зеленый протестовал против занятия Вана, Карса и Чильдыра…"


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю