355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Абузар Айдамиров » Долгие ночи » Текст книги (страница 12)
Долгие ночи
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 18:28

Текст книги "Долгие ночи"


Автор книги: Абузар Айдамиров



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 38 страниц)

– Если я нечаянно обидел тебя, прошу меня простить – ответил Кундухов.

– Нет, Муса, на такие слова ты имеешь право, право победителя.

Ты – царский генерал, на твоей стороне сила и богатство. Пять тысяч чеченских семей, вместе взятые, окажутся беднее тебя одного… Ты говоришь, что я предатель… Подожди, Муса, не перебивай, дай мне сказать, что я думаю. Так вот, я согласен оставаться нищим всю оставшуюся жизнь, нежели владеть богатством, пахнущим кровью своего народа.

Алихан испуганно толкнул его в бок.

– Опомнись, Сайдулла! Мы же у него в гостях!

– На сердце каждого чеченца много ран. У меня они вот здесь,

– он ударил себя кулаком в грудь. – И нельзя каждый раз бередить эти раны. Хозяин, как никто другой, должен знать об этом.

«Да, в своих предположениях я оказался прав, – подумал Кундухов, глядя на разволновавшегося гостя. – Ему не верит его собственный народ, а власти тем более. Значит, если умно повести дело, то его можно будет склонить на свою сторону. Но лев что-то слишком разъярился. Надо его успокоить».

Он подошел к Сайдулле и обнял его за плечи.

– Не сердись и не обижайся, друг! Мы – горцы, а значит, братья. Что из того, что я генерал? Царю теперь никто из нас больше не нужен. Времена изменились. Кстати, мне верят даже меньше, чем тебе. Только и я не бесчувственное дерево, и меня по ночам преследуют кошмары из-за того, что на мне кровь ваших соотечественников. Я боюсь Божьей кары и буду искать прощения и спасения. Я люблю и уважаю ваш народ и думаю, что нет надобности объяснять это. Так вот, я готов пожертвовать собой, чтобы хоть как-то облегчить его участь. При этих словах Сайдулла резко поднял голову и в упор, долгим и внимательным взглядом посмотрел в лицо Кундухову. Муса спокойно выдержал этот пронизывающий взгляд и ничем не выдал себя.

Подозрительный Сайдулла успокоился.

– Говори, Муса, я тебя слушаю, – глухо проговорил он. – Ты был жестоким, но никогда не был трусливым.

Кундухов поднял ладонь, словно закрывая ему рот и приказывая замолчать, и жарко выдохнул:

– Поймите меня, я такой же горец, как и вы!

– А раньше?

Кундухов вздрогнул, глаза его сверкнули, но огромным усилием воли сдержал себя.

– Мужчинам не подобает горячиться. – Он взял Сайдуллу за руку.-

Успокойся. А ты, Афако, налей-ка нам всем вина… Сайдулла, Алихан, вы оба должны выслушать меня. Вопрос очень важный, и от того, какое мы примем сегодня решение, будет зависеть будущее ваших соотечественников…

Кундухов замолчал. От внутреннего напряжения на лбу его выступила испарина. Опустившись в кресло, он вытер лицо платком.

Алихан и Сайдулла молча ждали, что хозяин скажет дальше. О чем будет идти речь, они не подозревали, но по поведению генерала, по всему его виду догадывались, что им предстоит услышать что-то весьма неожиданное и важное.

– Все, что будет мною сказано, – донесся до них голос хозяина, – должно оставаться в строжайшей тайне, в противном случае меня немедленно уничтожат.

– Ты хочешь, чтобы мы поклялись на Коране?

– В этом нет надобности. Но закрепить наш союз следует. – Он поднял рог. – Да поможет нам Бог!

– Аминь!

– Аминь!

Кундухов вытер усы и перевел дыхание.

– Друзья, в ваших глазах я всего лишь царский генерал. Да, я не нуждаюсь в вашей доброте и не боюсь вашего зла. Хотя сам в силах сделать вам и то, и другое. Успокойся, Сайдулла!

Наберись терпения и выслушай меня. Я выразился подобным образом, потому что знаю все ваши тайны.

– У меня нет тайн, Муса, сын Алхаза! – вскипел Сайдулла. – Я воин и все делаю в открытую!

– А готовящееся восстание?

– Еще раз говорю: я о нем ничего не знаю! И если оно действительно готовится, то я против него, ибо кроме новых жертв оно ничего не принесет.

– Хорошо, мягко сказал Кундухов. – Верю тебе. Но речь сейчас не об этом. Мне хочется узнать и понять, на что вы надеетесь?

Вы думаете, царь даст прежние права? Или вернет вам ваши земли? Не надейтесь! Не мне вам объяснять, в каком сейчас положении находятся чеченцы…

Со двора донеслись шум, фырканье лошадей и приветственные возгласы. В комнату заглянул слуга и доложил, что прибыл офицер от Лорис-Меликова.

– Афако, пойди и побудь с ним, – сказал Кундухов, обращаясь к брату. – Ко мне его не пускай, скажи, что у меня гости.

– Говори, Муса, что еще придумал для нас русский царь? – угрюмо спросил Сайдулла, когда дверь за Афако закрылась.

– Это – государственная тайна. Открыв ее, я совершу преступление, – словно не решаясь на откровенность, тихо и медленно проговорил Кундухов. – Но и молчать я не могу, друзья мои…

Кундухов долго и подробно излагал им план Лорис-Меликова по переселению чеченцев в Малую Кабарду и заселению казаками освободившихся земель.

– Таким образом, – закончил он, – вы становитесь чужестранцами на своей же родной земле.

Алихан молчал, пораженный услышанным.

– Такого не может быть! – вскочил Сайдулла. – Значит, плохо они знают нас, если рассчитывают, что мы, подобно стаду баранов, пойдем туда, куда нас погонит пастух. Да я сам первый встану во главе восстания и докажу народу, что остался ему верен до конца.

Вот и наступил тот решающий момент, когда Мусе предстояло ринуться в атаку. Сейчас должно свершиться то, что не давало ему покоя, что заставляло метаться между Константинополем и Тифлисом.

– Ты, Сайдулла, и ты, Алихан, действительно ли вы хотите счастья для своего народа?

Оба гостя удивленно взглянули на хозяина.

– Так вот, восстание, как бы тщательно оно ни было подготовлено, ничего не даст, – твердо сказал Кундухов. – А раз так, то перед вами три пути: либо восстать и погибнуть в неравной борьбе, либо переселиться на указанную властями землю, либо… уйти в Турцию. Я не хочу и не буду принуждать к выбору. Сделайте его сами, исходя из того, что вам больше по душе.

Да, было над чем поразмыслить Алихану и Сайдулле! Алихан гладил преждевременно поседевшие усы, то и дело бросая беспомощные взгляды на Сайдуллу. «Я не могу, нет у меня сил, чтобы ответить!» – так и хотелось крикнуть ему. Не выдержав, он встал и, хромая на левую ногу, отошел к окну.

– Но мы же не имеем права вдвоем говорить от имени всего народа, – прервал затянувшееся гнетущее молчание Сайдулла.

– Если вы действительно желаете ему добра, то такое право у вас есть.

– Опять повторяю: строптивая речка не дойдет до моря. Не торопись, Муса. Прежде чем дать ответ, я должен кое с кем посоветоваться.

– Нет, Сайдулла, это уже не мужской разговор. Я открыл вам тайну, за которую меня могут повесить, а потому жду немедленного ответа. Решать вам.

Сайдулла перебирал варианты и мучительно искал выход:

"Восстание? Нет, слишком рано! В Малую Кабарду? Расселиться среди неверных? Народ совсем потеряет свое лицо. Что же остается? Турция?" Ему казалось, он задохнется. Он стремительно заходил по комнате. "Алихану легче. Он молод, а с молодого какой спрос?"

– А как бы поступил ты? – спросил он вдруг в упор, останавливаясь перед Кундуховым и глядя ему прямо в глаза.

– Ушел бы в Турцию.

– Чтобы уподобиться адыгам?! – вскричал Алихан.

Вот этого-то и боялся больше всего Кундухов. Но он предвидел, что такой вопрос ему будет задан, а потому заранее подготовил ответ.

– Адыги в Турции были незваными гостями. Они шли туда толпами, и султан лишь из жалости вынужден был принимать их. Вдобавок ко всему он и его страна не были подготовлены к приему своих единоверных братьев, поэтому адыги оказались в бедственном положении.

– А нас что, ждет там накрытый стол?

– О вас султан даже слишком наслышан. У него сложилось мнение о чеченцах, как о храбрых защитниках ислама. Я ездил в Стамбул к визирю Абдул-Межида Али-паше, к моему хорошему другу. Я встречался и говорил с султаном, поведав ему о трудном положении, в котором вы находитесь. Он очень печалился и обещал чеченцам свою помощь. «Передайте моим братьям по вере, – сказал он мне, – что я не потерплю стонов мусульман под игом гяуров». И просил передать, что если вы согласитесь переселиться в Турцию, то он примет вас с радостью, выделит хорошие земли и окажет помощь в благоустройстве.

Все это звучало слишком неправдоподобно. Да разве султан когда-нибудь помогал чеченцам? Никогда! Не доверяя ни единому слову Кундухова, гости переглянулись.

– Вижу, сомневаетесь! – сказал Кундухов, вставая. – Я понимаю вас.

Он подошел к сейфу, стоящему напротив небольшого письменного стола, и достал из него прокламацию, напечатанную по просьбе Лорис-Меликова в Тифлисе.

– Вот, – сказал он, передавая прокламацию Сайдулле, – читайте сами, что пишет вам турецкий султан.

Сайдулла долго вчитывался в арабский текст, походил по комнате в глубочайшем раздумье и еще раз перечитал прокламацию.

– Твое мнение, Алихан?

– Если верить Мусе и этой бумаге, то Турция, я думаю, явится для всех нас лучшим да и единственно возможным выходом.

– Видит Аллах, я сказал истинную правду, – пожал плечами Кундухов.

– И все же, не так-то просто уйти в Турцию, – не сдавался Сайдулла. – Во-первых, согласятся ли наши люди? А во-вторых, пойдет ли на это царское правительство?

Кундухов рассмеялся.

– Царь ночами не спит, думая о том, что с вами делать. Чеченцы для него, что кость в горле. – Генерал двумя пальцами разгладил пышные усы, что было явным признаком хорошего настроения. – А люди… Они поймут, что иного выхода для них просто не существует. Если даже усомнятся, то их нужно убедить. Пять-шесть тысяч семей все равно удалят из Чечни.

Мне, например, известно даже о решении правительства переправить Кунту-Хаджи и его мюридов из мест его нынешней ссылки в Турцию. В любом случае многим придется распрощаться с родиной. Ведь и шалинское дело еще не закончено. И не следует тешить себя надеждой, что с арестом нескольких главарей оно будет прекращено. Нет, друзья, Турция может дать нам многое. Она позволит сохранить свой язык, веру, обычаи.

Знаю я и то, что правительство уже решило всех мюридов Кунты-Хаджи и малопослушных людей вместе с семьями выселить из Чечни или в Сибирь, или в Малую Кабарду. Куда именно, еще не уточнили.

– В России наши дети станут христианами, – с горечью произнес Алихан.

– Мне почему-то кажется, что власти даже окажут вам помощь.

Ведь ваш уход в Турцию будет добровольным. И для них это будет как бы избавлением от многих забот и неприятностей. О лучшем они и мечтать не могли бы.

– Мне кажется, Сайдулла, – болезненное лицо Алихана исказилось, – что Муса действительно желает нам добра. Я согласен!

– Согласиться не трудно, – неуверенно произнес Сайдулла. – Но речь идет не об одном человеке, а о многих тысячах голодных и оборванных людей. Но поймите, это ведь только бумага! – вдруг выкрикнул Сайдулла. – Бумага! Но где настоящая гарантия тому, что нам здесь обещано? Где?

– Такая гарантия есть.

– Где она, я спрашиваю?

– Разве лично я, Муса Кундухов, не достаточная гарантия для всех вас?

– Ты?

– Да, я!

– Не понимаю. Объясни…

– Я беру на себя личную ответственность за судьбы тех, кто твердо решит переселиться в Турцию. Всех сразу, конечно, переправить мы не сможем. Переправляться придется небольшими группами. Пусть люди берут с собой все имущество, весь скот.

Двигаться будем по суше, через Грузию. Конечно, я не могу защитить людей от смерти и от бед, ниспосланных Аллахом, но довести их до Турции и поселить на выделенных им землях – это в моих силах.

Еда на столе давно остыла, но к ней никто и не прикасался.

Хозяин не настаивал, а гостям было не до еды.

Кундухов продолжал вкрадчиво убеждать и даже уговаривать Сайдуллу. Нет, на легкую победу в своем замысле он не рассчитывал. Но даже сейчас, когда Кундухов пустил в ход все свое красноречие, Сайдуллу еще нельзя было считать окончательно побежденным. И крайне недоверчивый, во всем сомневающийся бывший наиб Шамиля начал уже раздражать генерала своим упрямством. Он словно читал какие-то мысли Кундухова, и они вновь и вновь заставляли его обдумывать каждое слово генерала.

Глаза их встретились.

– Муса, ты сможешь ответить на мой вопрос правдой? – негромко спросил Сайдулла.

Кундухов молча кивнул.

– Считал ли ты, сколько пролито тобой чеченской крови, скольких чеченцев по твоему приказу повесили, расстреляли и отправили в Сибирь?

– Знаю, Сайдулла, много.

– Тогда ответь мне, как мужчина мужчине, почему вдруг ты стал проявлять такую трогательную заботу о нас?

«Тот же самый вопрос задавал мне сначала Лорис-Меликов, теперь и этот. Но отвечать на него мне надо».

– Вы оба вправе задать мне этот вопрос, – с не свойственной его голосу искренностью заговорил Кундухов. Лицо его стало грустным. – Да, на войне я действительно был жесток и на моей совести действительно немало крови многих ваших соотечественников. Вы знаете об этом даже лучше, чем я.

Нетрудно догадаться, что руководило тогда мною: молодость, честолюбие, жажда славы. И было у меня вполне объяснимое оправдание. Поступали приказы, и я их исполнял, и ослушаться их не мог. Но все дело-то в другом. Верите или нет, но я не думал тогда о Боге. Я не простирал рук к Аллаху. Я ни в его, ни в чьей-либо помощи тогда вообще не нуждался. Но годы, годы берут свое. Мертвые стали преследовать меня по ночам. Крики женщин, плач детей и кровь, кровь… Нескончаемые потоки крови. Я стал вскакивать среди ночи и зажигать свет. Я стал бояться темноты, ибо она походила на мое кровавое прошлое. Как избавиться от всего этого наваждения, от воспоминаний? Как искупить свою вину перед Богом и своими соотечественниками?

И тогда пришло решение помочь им избавиться от новых страданий…

Эта исповедь тронула сердце Сайдуллы. Но все же на окончательный ответ он решиться не мог. Его душу терзали сомнения. Чужой народ, чужая страна. Покинуть родину не так-то просто. Перебраться в Турцию – это не переехать из Гехи в Гойты. Разве он, Сайдулла, имеет право вести людей в неизвестность? Это все равно, что с завязанными глазами пойти по самому краю пропасти.

– Верю, Муса, что ты говорил от чистого сердца, верю, что ты искренне хочешь нам помочь, – сказал Сайдулла. – Но ни у меня, ни у Алихана в Турции нет знакомых, не знаем мы и чуждого нам языка. Пока чеченцы на родной земле, султан может говорить им самые сладкие речи. Но верить им у нас нет оснований.

– Вы поедете не одни! Вместе со всеми вами уеду и я, – генерал бросил на стол свой последний и решающий козырь. – С первой же партией переселенцев я отправлю свою семью, с последней поеду сам.

Слова его прозвучали, как гром. Всего ожидали от него гости, но о таком и думать не могли. Генерал царской армии вместе со своей семьей уезжает вместе с ними в Турцию? Было от чего прийти в изумление.

Сайдулла даже привскочил.

– Как? – почти шепотом переспросил он. – Ты тоже едешь с нами?

– Да, я решил это окончательно и бесповоротно.

– А свое богатство куда ты денешь?

– Тебя же, как преданного генерала, русские очень и очень ценят, – вставил Алихан, тоже еще не пришедший в себя от слов Кундухова.

– Ну и что? – возразил Кундухов. – Я не только в Турцию, в отшельники пойду, лишь бы искупить свою вину. Часть имущества раздам бедным, а чин – это так, пустое. Никто не спросит меня завтра, на том свете, до какого дослужился звания. Все мы одинаково будем держать ответ за земные грехи. Аллах предопределил наши судьбы… И мы поступаем так, как повелевает он… Не надо сомневаться. Я помогу вам устроиться.

Чин паши позволит мне сделать это.

Последний гвоздь в мост, ведущий к сердцу Сайдуллы, был вбит.

Сайдулла Успанов размечтался. Он снова видел себя на вороном коне и в расцвете своей славы. Разве не унизительна роль царского шута, пусть даже и в чине майора, для бывшего наиба Шамиля? Такую роль отвели ему здесь, в России. А там, в Оттоманской империи, он снова станет прославленным воином.

Острая сабля и стальное сердце вновь приведут его к счастью.

– В Турции храбрость и мужество ценятся высоко, – словно читая его мысли, разжигал честолюбие гостя Кундухов – И, возможно, когда-нибудь во главе султанских войск мы сможем прийти сюда и освободить свои горы от гяуров.

– Может, возьмем с собой в Турцию лишь несколько сотен смельчаков? А там посмотрим…

Кундухов нахмурился. Ему снова пришлось доказывать Сайдулле необходимость массового переселения. Даже с точки зрения материальной помощи со стороны султана. Иначе незачем и ехать.

– Когда начнем выступать? – по-военному спросил Сайдулла. -

С началом весны.

Сайдулла снова надолго погрузился в молчание.

– Ну, давайте, друзья, решайте: да или нет? – не выдержал Кундухов.

– Сначала надо узнать, что думают люди, – снова протянул Алихан.

– Не думаю, что они откажутся. Тем более, когда узнают, что султан Абдул-Межид ассигновал на организацию переселения десять тысяч рублей. Сумеете сами, вдвоем организовать это дело – деньги достанутся вам двоим. Если найдете подходящих добровольцев, желающих содействовать вам, то поделитесь деньгами с ними.

– Муса, вот с этого и следовало тебе начать, – первый раз в голосе Сайдуллы прозвучали веселые нотки, а мрачное выражение на его лице сменилось улыбкой. – За то, что мы добровольно покинем ад, нам еще и деньги заплатят? Ты слышал, Алихан?

– Этот ад – наша родина, Сайдулла, – тихо проговорил Алихан.-

Свой ад, наверное, милее, чем чужой рай.

– Не надо скулить, Алихан, – веселое настроение теперь уже не покидало Сайдуллу. – Кто знает, может, мы действительно вернемся, чтобы освободить свою родину! Ради такой высокой цели не грех на время и покинуть ее!

– Так вы согласны? – спросил Кундухов.

– Да!

– Я смогу положиться на вас?

Сайдулла вскинулся:

– Не забывай, что перед тобой мужчины…

Кундухов вытащил из сейфа резной ларец с серебром, поставил его на стол. Затем с Кораном в руках подошел к гостям.

– Решение принято. И его следует скрепить клятвой. – Коснувшись правой рукой Корана, Кундухов стал торжественно и медленно произносить слова клятвы:– Я, Муса, сын Кундухова Алхаза, перед Богом, при свидетелях – Сайдулле, сыне Успана, и Алихане, сыне Цуги, – клянусь на этом Коране, что все, сказанное мною, – правда, с первого до последнего слова. И я не нарушу своей клятвы. Если же нарушу, то присутствующим здесь людям я заранее прощаю свою кровь.

– Мы же не требовали от тебя клятвы, – сказал Алихан.

– Вы и не могли от меня ее потребовать, ибо многого не знали.

Но теперь и я обязан попросить вас сделать то же, что и я, – сказал Кундухов. – Возьмите, Сайдулла и Алихан, Коран и оба поклянитесь в том, что тайну, которую я раскрыл вам, не передадите никому другому, что отныне вы будете беспрекословно повиноваться мне до той поры, пока я не освобожу вас от вашей клятвы.

Сайдулла смотрел не на Коран, а прямо в глаза Мусе.

– Подожди, Муса, – отстранил он рукой протянутый ему Коран,-

Насколько я понял, ты сказал, что собираешься переселиться в Турцию вместе с семьей. Так вот, это тоже необходимо заверить твоей клятвой. Раз ты не веришь нам, почему же мы должны слепо верить тебе?

Кундухов пристально посмотрел на Сайдуллу.

– Хорошо, Сайдулла, будь по-твоему, – спокойно ответил он и вновь положил руку на Коран. – Я еще раз клянусь, что в случае перехода в Турцию пяти тысяч чеченских семей, вместе с ними я отправлю свою семью, клянусь, что уеду туда сам и не вернусь, пока там останется хоть один чеченец из числа доверившихся мне. Теперь ты удовлетворен?

– Да. – Сайдулла широко улыбнулся. – Но твою тайну нам придется приоткрыть народу, ведь призывая его к переселению, мы будем опираться на твое имя.

– Я разрешаю вам говорить о моей поездке в Стамбул, о моих переговорах с султаном и с визирем, а также и о том, что я собираюсь вместе со всеми вами переселиться в Турцию. Теперь очередь за вами, Сайдулла, Алихан.

Сайдулла взял в руки книгу, раскрыл ее и, убедившись, что это действительно Коран, сказал:

– Я, Сайдулла, сын Успана, перед Богом и при свидетелях клянусь на Коране не разглашать тайну Мусы, сына Алхаза, беспрекословно выполнять все его указания, если эти указания не будут посягать на мою честь и не оскорбят меня, клянусь сохранять верность товарищам, и если я нарушу клятву, то пусть постигнет меня Божья кара, а если мои товарищи не сдержат слова, то клянусь отомстить им, совершив над ними справедливый суд.

Такую же клятву произнес и Алихан.

– Теперь о деньгах. Вот они, – сказал Кундухов, открывая ларец. – Здесь пять тысяч рублей. Остальные получите потом, когда двинется наше дело. Возьмите с собой и обращение к чеченцам султана Абдул-Межида. Да поможет нам Аллах!

– Аминь!

Часть вторая. НАЧАЛО КОНЦА

ПОСРЕДСТВОМ ВОЙНЫ ЦАРИЗМ СТРЕМИТСЯ УВЕЛИЧИТЬ КОЛИЧЕСТВО УГНЕТАЕМЫХ РОССИЕЙ НАЦИЙ, УПРОЧИТЬ ИХ УГНЕТЕНИЕ И ТЕМ ПОДОРВАТЬ БОРЬБУ ЗА СВОБОДУ И САМИХ ВЕЛИКОРОССОВ.

В.И. Ленин


ГЛАВА I. В ТБИЛИСИ
(Вместо пролога)

Прогресс в условиях эксплуататорского строя всегда осуществлялся ценой тяжелых лишений трудящихся масс, а порой и гибели целых народов.

В.И. Ленин

Последний месяц осени выдался на славу: теплые дни и ясное безоблачное небо. Хотя снег лежал еще только на вершинах гор, чувствовалось, особенно по ночам, что вот-вот ударят холода.

Опасно стало ездить в Тифлис по Военно-Грузинской дороге. С тревогой думал об этом Михаил Тариэлович, собираясь в путь.

Путь же ему предстоял не из легких. Но он готов был проделать его по скалам и ущельям, лишь бы хоть на время вырваться из этой проклятой страны. Чечня в последнее время напоминала ему бочку с порохом: достаточно одной искорки, и она взорвется.

Разумеется, не только страх перед готовой взорваться Чечней гнал его в Тифлис, давно и покорно склонивший свою царственную голову перед всесильным двуглавым орлом. Нужно было во что бы то ни стало решить один крайне важный вопрос, связанный с переселением чеченцев в Турцию. Генерал Кундухов, посланный для тайных переговоров с турецким правительством, месяц назад вернулся из Константинополя, где обе стороны пришли к обоюдному согласию. Русское правительство отпускало чеченцев в Турцию, турецкое правительство соглашалось принять их и поселить на специально отведенных землях. Таким образом, судьба чеченцев была уже почти решена. Об истинных целях, которые преследовали обе стороны, Михаил Тариэлович не мог не знать. Но именно здесь-то и допустили промашку и генерал Кундухов, и русский посол Игнатьев. Министр иностранных дел Порты Али-паша буквально обвел их вокруг пальца. Лорис-Меликов сначала хотел выразить свое мнение в записке Александру Петровичу. Однако из-за бездорожья почта могла задержаться, да и к самой записке Великий князь, возможно, отнесся бы холодно. Поэтому, отложив все свои дела, Лорис-Меликов мчался в Тифлис.

Какое счастье снова побывать в отчем доме! Сколько с ним связано воспоминаний, радостных, а порой и печальных, но все равно близких сердцу.

Переночевав в родительском доме на Баронской улице, Михаил Тариэлович утром отправился на прием, приказав кучеру ехать через азиатскую часть города, по базарным площадям, которые вновь напоминали ему далекое детство. Кажется, ничего и не изменилось здесь с тех давних пор. Те же нескончаемые ряды дощатых и кирпичных, больших и малых лавок, которые тянутся параллельно через весь базар. Здесь всегда шумно и говорливо, здесь никогда не бывает безлюдно.

Взгляд Михаила Тариэловича невольно задержался на новых постройках, выполненных совершенно в ином стиле. «Европа, – усмехнулся он. – Европа, елки-палки».

Глазу новые постройки непривычны: точь-в-точь яркие заплатки на старом рубище скряги, который может, но не хочет расстаться с ним, дабы не тратить денег, а заодно не менять и своих стародавних привычек.

Самым оживленным местом была и осталась верхняя часть базара, где шла торговля фруктами. Над базаром царила разноголосица призывов торговцев:

– Ай, яблук, ай, виноград, ай, персик!

– Вав-ва-ва! Дашов оддам!

– Пожалуй, барин! Ай, киняз, здес хороши!

На одних и тех же весах взвешиваются без обертки и персики, и сыр, и масло, и изюм… И ничего, никто не в обиде…

Всякий люд снует меж рядами. Здесь же стоят караваны верблюдов и вереницы ослов с перекинутыми через спины корзинами и тюками. Прямо на тротуаре полыхают углями жаровни, бьют в нос и глаза дымом и ароматом шашлыков.

Миновав Армянский базар, фаэтон выехал на Татарскую площадь, тесную, сжатую со всех сторон обветшалыми постройками. Кругом грязь, лужи. Под ногами валяются гнилые фрукты, старая обувь, тряпки. Татарский базар похож на дом, где никогда не делали уборку. Но весь базар кишмя кишит народом. Тесня людей, сквозь толпу медленно и важно шествует верблюд, из широкой ноздри которого тянется веревка к персу-поводырю. Поводырь дергает веревку, и верблюд, послушно мотнув головой, сначала опускается на колени, а потом, выгнув шею, ложится и начинает равнодушно озираться вокруг.

Взору Лорис-Меликова предстают типичные лики азиатского мира.

Вон идет грузин. Шелковый архалук[53]53
  Архалук – кафтан.


[Закрыть]
его обшит позументом, широкие атласные шаровары при каждом шаге шуршат, как опавшие осенью листья. Шаровары заправлены в низкие сапоги с загнутыми носками. Мимо фаэтона важно прошествовал земляк – дородный купец-армянин в кавказской черкеске, но с русским картузом на голове. Живот выдается вперед, нос смахивает на баклажан, усы коротко подстрижены. Идет медленно, погруженный в свои мысли.

За ним семенит носильщик-имеретинец с набитой шерстью подушкой за спиной. Края его шляпы свисают лоскутками, закрывая половину лица. А вот – длиннобородый перс с накрашенными ногтями, в аршинной папахе и широком кафтане, поверх которого на плечи накинута аба[54]54
  Аба – накидка.


[Закрыть]
. Он подпоясан желтым шерстяным платком, из-за которого торчит рукоять кинжала. Поверх толпы озирается длинный черкес с черной бородой, в круглой каракулевой шапке.

На его ремне кинжал и пара пистолетов, ноги обуты в красные сафьяновые чувяки. В стороне застыл курд в красной куртке, расшитой синими и желтыми шнурами. Синие шаровары заправлены в тяжелые красные сапоги, вокруг головы повязана пестрая чалма, на боку висит кривая турецкая сабля.

Покрывая гортанными призывами базарный шум, тулухча-водовоз ведет лошадь, навьюченную двумя огромными кожаными мехами с водой. Медленно пробираются сквозь толпу женщины в белых чадрах. В толпе нетрудно различить русских бородатых мужиков и неуклюжих казачек. То здесь, то там мелькают форменные сюртуки солдат. Лавочники сидят у открытых дверей, заманивая прохожих. Из сапожных мастерских доносится стук молотков, из оружейных – тонкий визг напильников.

Плоские кровли домов облепили женщины и дети. Из внутренних дворов доносятся звуки зурны и ритмичные удары бубна.

Навстречу тащатся разномастные арбы. Вот грузинская – тяжелая, неповоротливая, ибо неуклюжие колеса у нее вертятся вместе с осями. На ярме сидит оборванный мальчишка, погоняющий буйвола длинной хворостиной. Немилосердно скрипят саженными колесами осетинские и лезгинские арбы…

Наконец и долгожданный поворот: фаэтон въехал на Эриванскую площадь. Всего-то десять шагов, а совершен скачок из Азии в Европу! Открылась широкая улица с высокими красивыми домами, извозчичьими дрожками, колясками, в экипажах и на тротуарах пышно разодетые дамы и щеголеватые мужчины. Но и здесь грязь, как и в старых районах улица не вымощена, вся в выбоинах и ухабах. На бревнах, сваленных прямо на площади, примостились горожане-туземцы, пересказывая друг другу последние новости или просто сплетничая о знакомых.

В зданиях, окруживших площадь, размещались Главный штаб Кавказской армии, городское управление, управление дежурного генерала, военно-топографический отдел, управление генерал-квартирмейстера, семинария и ресторан «Опера».

За семинарским домом Михаил Тариэлович сошел с фаэтона, легкой поступью военного направился к парадному подъезду резиденции главнокомандующего.

Давнишний друг его, Александр Петрович, встретил Лорис-Меликова радушно. Осведомившись о здоровье семьи, поговорив о домашних проблемах, перешли к делу.

– Ну, Михаил Тариэлович, что там насчет наших милых чеченцев?

На смуглом лице Лорис-Меликова мелькнула чуть заметная улыбка.

– Пока все идет отлично, дорогой Александр Петрович. Наши люди славно поработали. Иные даже перестарались, как, например, Сайдулла.

– Поподробнее, Михаил Тариэлович, поподробнее. Великий князь не далее как вчера потребовал доклад по данному вопросу. – С удовольствием, Александр Петрович! За этим я и примчался к вам.

Лорис-Меликов закинул ногу на ногу и сложил на коленях руки.

– Недавно я сам лично объехал Чечню и прямо скажу: остался доволен. Стремление к уходу в Турцию достаточно сильно. Число желающих уже в настоящее время весьма значительно, более того, оно с каждым днем возрастает. Уезжать собираются целые аулы, как, например, Шали, Элисхан-Юрт. Об этом сообщили мне Туманов и Кундухов. Князю Туманову я дал соответствующие указания.

Вопрос-то довольно щекотливый, если не сказать больше. Здесь важно посредничество самих местных жителей, на которых мы можем положиться. Ведь горцы ни в коем случае не должны даже подозревать, что мы имеем к этому делу хоть какое-то отношение. Иначе все пропало. Узнают, упрутся – и тогда уже никакая сила не сдвинет их с места. Поэтому мы же со своей стороны сейчас, наоборот, будем отговаривать их. Для этого я откомандировал в аулы полковника Муравьева, чтобы он и проводил эту линию. Мне думается, Александр Петрович, действуя подобным образом, мы ведем беспроигрышную игру: чем активнее мы уговариваем остаться, тем сильнее становится желание уехать. Я изучил их дурацкую натуру: они же все делают наоборот, ведь они нам не доверяют. Таким образом, переселение будет происходить якобы без нашего участия. Туманов писал мне, что Сайдулла вроде бы сказал чеченцам, что земля, на которой они живут, им уже не принадлежит и после их изгнания будет передана русским. Вот это Сайдулла сделал напрасно. Такие слухи не просто вызывают беспокойство и приводят в тревожное состояние население, а ведут к открытому озлоблению. Ипполитов также доносит, что агент Сайдулла, встав на такой путь, может подтолкнуть народ не к переселению, а скорее к восстанию. Но Кундухов сей факт в отношении Сайдуллы отрицает. И все же я приказал Туманову утихомирить Сайдуллу и предупредить, что в результате своих "стараний" и болтливости он вместо Турции может оказаться в Сибири.

Карцов недовольно поморщился.

– Чувствую, этот наиб весьма опасен. Или он глуп, или играет какую-то роль, – сказал он, покачивая головой.

– Во всяком случае, при таких его действиях он не может быть для нас полезным. Мне кажется, его как можно скорее надо отправить либо в Турцию, либо… подальше в Россию…

– Совершенно с вами согласен. Подозрителен мне и Кундухов. Что хотите делайте, а не нравится мне его поведение. Он успокаивает нас, заверяя, что переселение пройдет мирно, спокойно, но в то же время берет под защиту Сайдуллу, открыто подстрекающего народ. А не готовит ли восстание сам Кундухов, чтобы встать во главе его?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю