Текст книги "Долгие ночи"

Автор книги: Абузар Айдамиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 38 страниц)

«Что ни говори, а Совет умнее меня, – думает Вара. – Маккал, хотя и молодой, но он один из самых образованных улемов в Чечне. Берс учился в Петербурге, хорошо знает науки и обычаи урусов. Оба они честные и благородные люди. Солта-Мурад, Арзу, Шоип, Дада и другие – прекрасные воины и мужественные предводители, которых народ уважает и любит. Куда я денусь от них? И не может быть, чтобы все они были глупее меня, а я один умнее всех их».

* * *

Вара остановился над левым берегом стремительного Аргуна и долго смотрел на родное село. Его настороженный слух ловил малейший шорох. Много врагов у Вары. Самый опасный из них -

Гудантов Мудар из Чеберлоя. Эта вероломная собака является старшиной Чеберлоя, потому и власти на его стороне. Вара убил брата Мудара, такого же жестокого и такого же вероломного.

Мудар давно преследует Вару, но никак не может схватить.

Быстрый Аргун бешено бьется о крутые скальные берега. Но после выхода на равнину воды его становятся тихими и послушными. Как похож человек на эту горную неукротимую реку. В молодости своей он так же бурно пробивается к жизненным просторам, а перевалив за сорок, смиряется нравом, становится более степенным, не шумит и не бурлит. Иногда лишь услышишь его кашель да старческие стоны. Потом и они исчезают, а человек тихо уходит в мир иной… Взгляд Вары задержался на тусклом свете оконца в нижнем конце аула. В том доме, где горит этот огонек, живет его друг Вагин Паша. Он абрек тайный, но всегда помогает ему, а иногда по ночам совершает вместе с ним дерзкие набеги. Вара был уверен, что хорошо знает своего друга. Но Вара ошибался. Он не знал, что его друг, Вагин Паша, за золото уже продался Мудару. Не знал он и о том, что сегодня ночью, как только Вара войдет в его дом, Паша отправит к Мудару всадника, а Мудар приведет из Чахкари отряд казаков. Не мог знать Вара и о том, что после трехчасового боя, когда кончатся у него порох и пули, вынет он кинжал и, громко читая ясин[73]73
  Ясин – 36-я сура из Корана, отходная молитва (арабск.).


[Закрыть], бросится на врагов, а те изрешетят его пулями, растерзают его на куски…

Нет, далекими от такого поворота были его мысли. Он думал, что скоро увидит свою семью, отчего в душе становилось так тепло. Мысленно он уже ласкал младшую дочурку Веди и даже ощущал, как он теребит ее мягкие черные кудри, а она улыбается ему, обнимая своими маленькими ручонками его колючую морщинистую шею. У него было трое дочерей, а вот сына Аллах ему не сохранил, и после него, Вары, в семье не останется мужчины, продолжателя его рода. Кто же после его смерти позаботится о женщинах? Ведь идет страшная молва, что скоро всех мужчин заберут в солдаты и сделают из них гяуров, которые будут глумиться над женщинами…

А ведь был, был у Вары сын, первенец. Но погиб он в бою шесть лет назад. Молодой, стройный, смелый, красивый. Пал Лечи в Ичкерийских лесах… Даже жениться не успел…

Неужели же жизнь всегда будет такой горькой и состоять только из потерь? Или у падишаха, его инарлов и хакимов нет собственных родителей, детей, жен и сестер? Или они просто не любят их, думают, что и Вара не способен любить своих детей и близких. Может, в груди царских хакимов вместо сердец камни?

Зачем, зачем они проливают слезы чеченских отцов и матерей?

Не первый раз задумывался Вара над этими вопросами. Они мучили его много лет.

Вара тихо тронул поводья. Конь понял всадника, вошел в бурный Аргун, разрезая реку своей мощной грудью, потом, перейдя на противоположный берег, остановился на мгновение, стряхивая с себя холодную воду.

Вара направил коня к аулу. Рука его лежала на рукояти пистолета, засунутого за пояс, а глаза по-волчьи бегали, вглядываясь в темноту. Мысли же по-прежнему были заняты семьей. Через несколько минут он увидит жену, детей. А через пять месяцев, возможно, придет конец и всем этим мучениям.

Чеченцы готовятся весной переселяться в Турцию. Со своей семьей Вара хотел отправиться в первой же группе переселенцев.

В этом ему должен был помочь Успанов Сайдулла. В былые времена они были друзьями. Все последние двадцать лет неразлучно сражались бок о бок против войска падишаха. Сайдулла стал большим наибом, а теперь сделался и хакимом падишаха.

Удивительное дело: многие из тех, кому было хорошо при Шамиле, отлично устроились и при падишахе. Некоторые наибы и муллы Шамиля сделались хакимами при власти гяуров. У них большое жалованье, много земли и скота. А горемыки, вроде Вары, и при Шамиле были обездоленными, и сейчас остались такими же. Может, в Турции найдутся для них мир, спокойствие да кусок хлеба.

Говорят, там, при мусульманском падишахе, будет лучше. Поедем, посмотрим. Здесь положение безвыходное. Во всяком случае, хуже, чем здесь, не будет. Не должно быть…

С этими думами и вошел Вара во двор Вагина Паши, не подозревая, что не увидит даже восхода солнца…

ГЛАВА IX. ПОСЛЕ БАЛА

Военное положение страны предписывало меры, которые могли развивать в горцах дурные страсти, но полезны были для утверждения нашего могущества… Тогда поощрялось в чеченце корыстолюбие… Тогда нужно было разрушить в горцах враждебную нам любовь к родине и посеять в них раздоры и распри. Тогда нужно было военное шпионство и предательство… Отсюда уже видно, как необходимо устройство в покоренной стране правильной и благожелательной администрации…

Н.А. Добролюбов

На улицах Владикавказа, а особенно в той его части, где размещались штаб войск Терской области и резиденция командующего, царило редкое оживление. Празднично-нарядные дамы и офицеры в парадных мундирах разгуливали по тенистым аллеям, толпились у парадного подъезда. Их привело сюда событие, не часто случающееся в столь захолустном городе, каким был Владикавказ, событие радостное и знаменательное: по пути из Петербурга в Тифлис в городе остановился начальник Главного штаба Кавказской армии генерал-лейтенант Карцов.

Каждому не терпелось предстать пред очами столь высокопоставленной особы, читавшей незадолго до своего нового назначения лекции по военной тактике императору Александру II и брату его, Михаилу Николаевичу. Великий князь и сейчас расположен к нему. Кто знает, может, от случайного взгляда на твое лицо, от удачно произнесенной фразы или от другого случая благополучно решится вопрос о дальнейшей карьере…

Вчера Лорис-Меликов устроил гостю пышный прием. В честь него был дан бал. Веселье длилось всю ночь, а теперь отсюда во все стороны разъезжались фаэтоны и кавалькады всадников.

Начальникам отделов, округов и полковым командирам было приказано задержаться до вечера. Предстояло провести совещание.

К назначенному времени все собрались, хотя вид у всех был довольно усталый: сказывалась бессонная ночь. Только молодой командир 77-го пехотного Тенгинского полка флигель-адьютант полковник Святополк-Мирский удивлял своей неистощимой энергией. Он был как всегда свеж, бодр, говорил громко, а заразительный смех его и остроумные реплики вызывали невольную улыбку.

– Господа, господа! Должен признаться вам, что общество наших милых дам куда приятней, чем соседство этих полудиких чеченцев. В том я еще раз убедился сегодня ночью…

Разговор в основном вертелся вокруг бала, и ничего в этом не было удивительного, поскольку в таком захолустье и впрямь можно было сойти с ума от скуки. Человеку для душевного равновесия всегда требуется встряска, а здесь, вдали от столичной жизни, какое развлечение… Тоска одна. А потому бал явился событием исключительным.

– Такие мгновения… как звезды в темной ночи, – не унимался Святополк-Мирский. Казалось, он еще окончательно не протрезвел от вчерашнего.

– Кажется, вы скоротали вчерашнюю ночку, Николай Иванович, весьма недурно-с? – произнес с таинственным видом полковник Головаченко.

– Полноте, Николай Николаевич! В нашей жизни это такая редкость… Да, изумительно. А Мария Васильевна… богиня…

О женщины, я ваш раб. – Святополк-Мирский выбросил вперед руку, словно поднимая бокал шампанского. – Увы, тоска, милый Николай Николаевич, однообразие. А жизнь – мимо, мимо, как облака, плывущие по небу куда-то вдаль. Вот спровадим своих туземцев, угоним за тридевять земель, в тридесятое царство, тогда и заживем, Николай Николаевич. А что касательно туземок, – он оглянулся по сторонам, – то скажу я вам, они весьма прелюбопытнейшие создания, глазищи… огонь, устоишь ли разве, но…

– И как, удачно-с?

– Н-не совсем, должен признаться. – Святополк-Мирский досадливо махнул рукой. – Туземцы они и есть туземцы. Прав был наш славный Ермолов, без них спокойнее.

Стоявший неподалеку Кундухов резко обернулся:

– Вам лично, господин полковник, они перешли дорогу?

Святополк-Мирский сделал удивленное лицо, не понимая, в чем, собственно, он провинился.

– Вам-то что за дело до них? – продолжал Кундухов.

– Позвольте, я что-то не так сказал?

– Вот именно. Вы изволили… Прошу запомнить, господин полковник, люди, о которых вы столь пренебрежительно и двусмысленно отзываетесь, ничуть не хуже других. И понятие о чести, кстати, у них выше, чем у нас с вами, и гордости побольше.

– Я, признаюсь, не совсем понимаю вас, господин Кундухов.

Горцы были и остаются нашими злейшими врагами, и если, отозвавшись о них, я чем-то оскорбил вас, то покорнейше прошу меня извинить. Коли вы не удовлетворены…

– Полноте, полноте, господа, – вмешался командир Гребенского казачьего полка Беллик, – что за ребячество! Право же, Муса Алхазович, я вас не узнаю.

– Действительно, господа! – повернулся от окна и наказной атаман Терского казачества Христофор Егорович Попандуполо.-

Не разводите канитель. Стыдно-с…

В зал вошли начальник штаба полковник Свистунов и князь Туманов.

– Рассаживайтесь, господа, – громко сказал Свистунов.-

Александр Петрович будет через минуту.

Вскоре в дверях показался Карцов, за ним шел Лорис-Меликов.

Карцов грузно опустился в венецианское кресло во главе стола под массивным портретом Александра II, застывшего на огромном полотне во весь рост.

– Господа офицеры, – начал он густым басом, – обстановка в Терской области всем вам хорошо известна. В целях усмирения и умиротворения края правительство наметило ряд мероприятий.

Главное и самое важное из них – это удаление из края хотя бы половины чеченского населения, как нашего самого опасного и непримиримого врага.

При этих словах Святополк-Мирский, сидевший напротив Кундухова, повернул к нему голову и пожал плечами, словно говоря: «Ну что вы, голубчик, теперь скажете?» Кундухов заметил его движение, но никак не отреагировал.

К Святополк-Мирскому вернулось хорошее расположение духа. «Бог даст, совещание не затянется», – подумал он, и лицо его просветлело.

– …Будучи в Петербурге, я имел беседу с военным министром Милютиным по данному вопросу. Наш государь одобряет начинание кавказских властей. Ответственность за успешное завершение дела в первую очередь ложится на вас. Поэтому мне бы хотелось узнать о положении дел в Чечне. В общих чертах о ситуации мы знаем из записок начальника области. Окружных же начальников прошу остановиться на этом вопросе поподробнее. С вашего разрешения, предоставлю слово начальнику Среднего военного отдела.

Поднялся князь Туманов. Генерал-майор Попандуполо и полковник Беллик, сидевшие сбоку от него, одновременно чуть отодвинулись в разные стороны.

Туманов потянул книзу полы мундира, плотно облегавшего его стан, взял со стола исписанные листы.

– Ваше превосходительство, Александр Петрович, как всем известно, под моим началом находится Средний военный отдел Терской области, в которой живет чеченское племя, самое воинственное, самое мятежное и самое многочисленное из всех племен покоренного нами Кавказа. Хотя я регулярно и достаточно подробно делаю письменные доклады его превосходительству генерал-лейтенанту Лорис-Меликову, но поскольку вашему превосходительству это угодно, то изложу ситуацию во всех деталях.

«Этот не скоро кончит, – подумал Святополк-Мирский. – Ну до чего несносный народ эти грузины. Как заведет речь, так на два часа, как поднимет тост, так на час. Ну вот, я же знал, что он опять повторит то, о чем говорил уже дважды. Ничего не поделаешь, такая порода. Столько наговорят лишнего, второстепенного, пока до сути доберутся. У всех одна и та же болезнь – медом не корми, дай только поговорить».

У Николая Ивановича была веская причина беспокоиться. Она касалась младшей из трех дочерей Лорис-Меликова, с которой на сегодня у него было назначено свидание. Николай Иванович всего несколько раз виделся с девушкой, но был ею покорен. Он и сейчас словно видел ее смуглое курносое личико с черными, как две смородинки, глазами. Как не влюбиться в эту стройную веселую красавицу со смешанной русско-кавказской кровью! При воспоминании о вчерашнем бале у него вновь начала кружиться голова. Соня дарила ему и мазурку, и вальс, а ее прелестные губки были в непрестанном движении и то и дело раскрывались в радостно-счастливой улыбке. До сих пор он чувствовал нежный аромат ее редких духов.

А как была счастлива мать ее, Нина Ивановна! Как восторженно она следила за ними. О, это был прекрасный вечер. Единственный запоминающийся вечер из тех, что он провел на Кавказе.

Повторится ли он?

Туманов между тем еще не добрался до главного, с чего, по мнению Николая Ивановича, ему следовало бы начать.

– …Стесненное положение чеченского населения в поземельном владении вызывает меры к обеспечению в будущем быта этого племени – прикреплению их к земле, обратив в мирных граждан, – говорил Туманов с характерным грузинским акцентом. – Но эта последняя цель при громадном населении Чечни не осуществима, а посему единственным средством к разрешению вопроса нужно признать удаление из Чечни определенной части населения…

Однако, чтобы избежать необходимости прибегать к насилию, предоставляется возможность употребить другое средство – возбуждение в чеченцах желания к переселению в Турцию.

Начальник области возложил на меня обязанность по исполнению этой ответственной задачи, для коей я не жалею сил и времени.

Если нам удастся решить эту задачу, то последствия ее принесут двоякую пользу: ослабят враждебное нам население и навсегда отобьют охоту к новым волнениям…

«Господи, – взмолился Святополк-Мирский, – когда же он закончит!» Николай Иванович начинал нервничать. Его уже раздражал не только голос Туманова, но и густые жесткие усы, и горбатый нос князя. Он чуть было не чертыхнулся вслух. «Ну зачем столько слов, доказывая, что дважды два – четыре».

Головаченко увлеченно рисовал что-то на листе бумаги. Николай Иванович скосил глаза: всадники, женские головки и… он чуть не прыснул в кулак – лысая голова сидевшего в конце стола Комарова, командира 77-го Навагинского пехотного полка. Взгляд его задержался на рисунке внизу. На виселице, склонив голову набок, висел тощий бородатый горец без одной ноги и без одной руки.

«Похож на Бойсангура, – подумал он, – которого полковник раненым взял в плен и вздернул в Хасав-Юрте перед церковью».

– …Согласно данному мне поручению, через моих лазутчиков я слежу за расположением умов в Чечне. Пока сведения, получаемые мною, обнадеживающие. Полагаю, что переселение пройдет успешно. Однако я до сих пор не высказал чеченцам свой взгляд на этот предмет, даже иногда с осторожностью высказываюсь против переселения, конечно, с одной целью: не обнаружить наше участие в данном деле. На всякий случай потребуются несколько человек, готовых переселиться, которые, став во главе партии, облегчат нашу задачу…

Карцов устало поднял голову, сдвинул на лоб очки в золотой оправе и заметил:

– Кажется, Михаил Тариэлович ходатайствовал перед его высочеством об отпуске денег для вознаграждения таких лиц, и мы эту просьбу удовлетворили.

Карцов посмотрел на Лорис-Меликова.

Тот ответил:

– Да, я отпустил десять тысяч серебром. Думаю, Александр Георгиевич расходует их на пользу дела.

Прерванный Туманов продолжал свою речь:

– … Мои агенты доносят мне о каждом шаге чеченцев. Все говорит о готовящемся восстании. Правда, подобные слухи ходят почти каждую весну. Но может быть, восстание спровоцируется подготовкой массового переселения. По сведениям, полученным мною, восстание приурочено к концу мусульманского праздника.

Наша задача – подавить мятеж в самом его начале. Для его подавления потребуется сила. На сегодня мы имеем в Чечне четыре полка регулярных войск, один драгунский полк, один стрелковый и двадцать восемь линейных батальонов, пять конно-артиллерийских батарей. Кроме этого, пять бригад терских казаков. Думаю, что этих сил для Чечни недостаточно. Если нам придется силой удалять чеченцев из края и предупреждать их восстание, нам необходимо, во-первых, расположить регулярные войска возле Воздвиженской, Грозной, Ханкалы, в сторону Бердикел. Во-вторых, оба эти отряда должны быть самостоятельны, готовы к быстрому движению и должны иметь особых отрядных начальников с чрезвычайными полномочиями.

Выдвинуть эти отряды на указанные позиции мы должны не позднее середины апреля. Чтобы не вызывать подозрений у чеченцев и у самих солдат, это надо сделать под видом очистки огромного пространства сенокосных мест возле Грозной и Воздвиженской, которые пропадают под бурьяном и кустарником, мешающими росту трав. И, в заключение, я думаю, пользуясь присутствием Кундухова, следует разрешить очевидные разногласия между майором Успановым и майором Ипполитовым.

Лорис-Меликов неодобрительно покачал головой.

– А есть ли в этом необходимость? – спросил он. – Донесения Ипполитова я передал Мусе Алхазовичу, от которого и получил исчерпывающий ответ. Эти слухи исходят не от Сайдуллы. Мы-то хорошо знаем, что у него много недоброжелателей как в лагере противника, так и в лагере единомышленников. Так не специально ли распускаются слухи, чтобы навредить Сайдулле? Обо всем этом нам и расскажет Муса Алхазович.

Святополк-Мирский беспокойно ерзал на стуле. Он уже потерял всякую надежду на встречу и от нечего делать принялся рассматривать плешивого начальника штаба Свистунова, удобно расположившегося слева от Лорис-Меликова. Длинное лицо, тонкие губы, маленькие, глубоко посаженные глазки говорили о жестоком характере этого человека. Жалости он и в самом деле не знал.

Он беспощадно и даже жестоко расправился с горцами, восставшими недавно в Ичкерийском и Аргунском округах. Это он через двенадцать лет торжественно проводит Лорис-Меликова с Кавказа, воздвигнет в его честь курган около Моздока, займет пост начальника области и год спустя потопит в крови последнее крупное восстание в Чечне… Генерал Кундухов, играя темляком сабли, презрительно следил за хитрым Белликом. Услышав свою фамилию, вскочил.

– Вырвать бы все языки, клевещущие на Сайдуллу! – сверкнул он глазами. – Какие основания жаловаться есть у Ипполитова? Сидит в Шатое и собирает бабские сплетни. Этой лисе преподнесли в дар более тысячи десятин земли. За что? За какие заслуги?

Перед всеми расстилается. Женился на чеченке. Отбирает последние клочки у горцев и раздает родственникам своей жены.

Майор Ипполитов сам сеет смуту в Аргунском округе. Все его донесения, которые, кстати, противоречат одно другому, вызваны лишь ненавистью к Сайдулле. Будь иначе, он не кормил бы нас сплетнями. Я вынужден заявить прямо: все, что Ипполитов пишет в отношении майора Сайдуллы, есть ложь и клевета. Я не только не сомневаюсь в нем, напротив, считаю своим долгом доложить вам, что успеху дела мы будем обязаны только ему, Сайдулле.

В скором времени вы в этом убедитесь. Крайнее мое негодование вызывают некоторые начальники округов. Они если и не противодействуют, то во всяком случае плохо понимают важность начатого нами дела, которое, кроме всего прочего, для меня является и делом престижа. Как и Сайдулла, я твердо убежден, что переселение состоится, и состоится именно так, как того мы желаем. Я никого не успокаиваю и делать этого не собираюсь.

Успокоиться сейчас – значит допустить непоправимую ошибку.

Чечня есть Чечня. Мы с вами ее хорошо знаем. Но знаем еще и другое. Ипполитов не одинок, таких вот Ипполитовых много. И если они и им подобные не испортят нам всю обедню, то в нашем крае водворится наконец долгожданный мир.

Полковник Экельн, друг Ипполитова, с трудом дождался, пока Кундухов сядет.

– Генерал, – сказал он, с ненавистью глядя на Кундухова, – в корыстных целях искажает истинное положение в Чечне. Как говорится, не так страшен черт, как нам его малюют. Кроме того, господа, меня оскорбляют слова: «Чечня – опасный и грозный противник». Это же курам на смех. Мы люди военные и хорошо знаем историю России. Нет на земле силы, способной противостоять русскому оружию! А здесь господин Кундухов разглагольствует о чеченцах, которых, откровенно говоря, можно и шапками закидать.

– Браво, господин Экельн, браво! – презрительно засмеялся Кундухов. – Вы преуспели в изучении России, но знаете ее лишь настолько, насколько это выгодно вам. Между прочим, людям, которые приехали в страну ради денег, чинов и почестей, больше знать о ней и не требуется. Тем не менее я постараюсь пополнить ваши знания. Героический русский народ сбросил с себя татаро-монгольское иго. Дал по зубам тевтонам, шведам, шляхам и французам, которые посмели вторгнуться в его земли.

России понадобилось чуть больше года, чтобы покорить Казанское и Астраханское ханства. С небольшим казачьим отрядом Ермак завоевал Сибирь. Из Кавказа изгнали турок и персов.

Триумфальным маршем продвигаемся по Туркестану. Однако уже восемьдесят лет мы ведем беспрерывную войну за покорение маленькой Чечни. И говоря откровенно, она и по сей день не покорилась нашей империи. "Несчастным чеченцам" оказалось мало тех шапок, которыми мы закидывали большие города, а то и целые государства. Не хватило наших шапок для маленькой Чечни. Наше оружие и наши победоносные войска перед ней оказались бессильными, господин Экельн. Даже сегодня, в мирное время, мы постоянно держим в области сорок шесть батальонов пехоты, три полка донских казаков и один драгунский полк. На днях из Кубанской области сюда переведены еще два полка. Я уже не упоминаю о пяти бригадах терских и сунженских казаков. В случае внешней войны нам придется вывести из Чечни половину находящихся в ней войск. Излишне говорить, что может тогда произойти в Чечне. Думаю, меня не назовут льстецом, если скажу, что не будь во главе области Михаила Тариэловича, который хорошо знает край и его жителей, здесь постоянно лилась бы кровь. Экельн изучал историю Российской империи, но совершенно не знает историю Кавказской войны. Поэтому я посоветовал бы ему изучить для начала историю полка, которым он командует. Этот полк уже ровно сто сорок лет воюет в Чечне.

– Я не нуждаюсь в ваших уроках! – дрожа от злобы, выкрикнул Экельн.

– Кавказ учит глупцов, не считаясь с их желаниями…

– Господин Кундухов…

– Успокойтесь, господа! – вмешался Лорис-Меликов. – Мы собрались здесь не ссориться между собой. Эдуард Филиппович, должен, однако, заметить, что если мы вашими глазами будем смотреть на чеченцев, то еще не один и не два года проканителимся с ними. Не вижу необходимости и в том, чтобы кто-то здесь защищал или обвинял майора Ипполитова. Он дельный человек и неплохой администратор. Возможно, Сайдуллу он не понял, а потому и ошибся. Но донесение его написано от чистого сердца. Среди народа усиленно распространяются слухи, согласно которым правительство якобы намерено разоружить чеченцев, сделать из них солдат, обратить в христиан и тому подобное.

Ваша первейшая задача, господа окружные начальники, решительно опровергать эти слухи и бороться с ними. Кстати, командированный мной полковник Муравьев с этой задачей справился. Не позже конца апреля нам предстоит отправка первой партии. Еще раз повторяю: переселить всех желающих за один год мы не сможем. Но в первую очередь попытаемся спровадить тех, чье присутствие здесь крайне нежелательно. Остальные же пусть приступают к весенним работам. Я думаю, Александр Петрович, вы скажете завершающее слово и мы сможем отпустить господ офицеров.

Карцов осторожно снял очки, положил их на стол, откинулся на спинку кресла.

– Итак, господа, – сказал он, – опасения наши не напрасны. Горцы покорились, но не примирились. У них достаточно сил, чтобы нанести нам удар. Кроме того, правительство крайне обеспокоено организацией зикристов, число которых возрастает с каждым днем, а также военно-спортивными играми, проводимыми в аулах.

Не будет нам покоя, пока мы не расселим среди горцев еще несколько казачьих полков, пока не укрепим старые крепости и не возведем новые. На это требуются время и средства. Но прежде нужно выдворить из края половину чеченского населения.

Куда? В центральные губернии России? Хлопотно. К тому же окажут сопротивление. Самый простой и надежный способ – переселение в Турцию. Уже почти год мы готовимся к нему. О наших замыслах горцы не должны даже догадываться. Напротив, местные власти пусть отговаривают их от намерения переселиться. Саму же суть дела следует хранить в глубочайшей тайне. Если они дознаются о нашей заинтересованности, то никакими силами их уже не сдвинешь с места. А часть горцев в любом случае должна быть удалена. Это твердое решение правительства. Поэтому под видом тактического учения все воинские части области следует сосредоточить в Чечне. К вам же, любезный Христофор Егорович, такая просьба: на всякий случай срочно поставить под ружье казаков третьего запаса.

Придумайте сами какую-нибудь внешнюю угрозу. Теперь, господа офицеры, не смею задерживать вас более.

Карцов и Лорис-Меликов задержались и некоторое время сидели молча. Первым тишину нарушил Карцов.

– Сегодня мои догадки в отношении Кундухова подтвердились,-

Карцов вышел из-за стола, прошелся по кабинету. – Опасный он человек. Очень опасный. У него глубоко затаенная ненависть к России. И временами, вопреки его воле, она прорывается наружу.

Я рад, что он оставляет этот край. Вы согласны со мной, Михаил Тариэлович?

Лорис-Меликов не спешил с ответом.

– Интуиция не обманывает вас, Александр Петрович. Пока, хочет он того или нет, он оказывает России огромную услугу. Но рано или поздно он, конечно, изменит нам.

– А Сайдулла?

– То же самое. Надеюсь, что в самом скором времени они оба уберутся отсюда. Это меня несколько утешает.

Во второй половине дня погода внезапно испортилась. Солнце скрылось за плотными облаками, с севера подул холодный ветер.

Карцов выглянул в окно. Небо заволокли грозовые тучи. В случае дождя он не скоро попадет в Тифлис. Настроение у Карцева испортилось. Лорис-Меликов отлучился на несколько минут, оставив его одного. Александр Петрович вдруг вспомнил спор Кундухова и Экельна об истории Кавказской войны. В одном Кундухов прав: никогда нелишне оглянуться назад. Ведь впервые вулкан в Чечне взорвался еще в 1708 году и с тех пор действует активно, затихая лишь на весьма короткие периоды…

* * *

Национально-освободительная борьба чеченского народа по своему характеру и движущей силе имела особенности, которые отличали ее от борьбы других горцев.

В длительной борьбе с татаро-монгольскими ханами и полчищами Тимура чеченцы, которые не хотели покориться им, несли огромные потери, пока, наконец, завоеватели не вытеснили их с равнины, загнав в горные ущелья. На захваченных землях впоследствии надолго засели калмыцкие султаны, ногайские ханы, кабардинские и дагестанские феодалы. Стремясь к расширению владений, они постоянно вели между собой ожесточенную борьбу за землю, вовлекая в свои кровавые распри подвластные народы.

Больше всех страдали чеченцы, которые находились в особо зависимом положении. Они переходили из рук одного чужеземного феодала в руки другого, но ни один новый владетель нисколько не пытался облегчить их участь. Чеченские общества выступали против пришлых феодалов, но выступали разобщенно, а потому их борьба кончалась безуспешно.

В начале XVIII века Кавказ стал ареной противостояния великих держав. Иран и Турция стремились расширить и укрепить на Кавказе свое владычество. Сюда же тянулись и щупальца западных держав. Особенно длинными были они у Англии. Всем хотелось стать не только хозяином прекрасного и богатого края, но и обладателем крайне важного стратегического плацдарма. Ведь Кавказ являлся своеобразным природным трамплином, с которого можно было совершить прыжок в Месопотамию, Индию, на Восток.

Именно тогда началась политическая и дипломатическая борьба, которая постепенно перешла в кровопролитные войны, и народы Кавказа оказались вовлеченными в их бурные водовороты. Иран и Турция, используя военную силу, политические и дипломатические маневры, убийства, подкупы и фальсификацию, стремились переманить на свою сторону те или иные народы Кавказа, а точнее, их феодальных правителей.

В господстве над Кавказом не менее других, если даже не более, была заинтересована и царская Россия. Лишенная выхода к морю на юге, она, в случае покорения Кавказа, сразу становилась хозяйкой не одного, а двух морей, чьи порты становились воротами богатых восточных рынков.

В столь острой борьбе за Кавказ Россия имела ряд преимуществ.

Если феодальные Турция и Иран уже миновали период своего расцвета и начали загнивать изнутри, то Россия была молодой и великой державой, только начинавшей свое развитие. Если Иран и Турция продолжали оставаться во мраке средневековья и тисках клерикализма, то Россия делала головокружительные шаги по пути прогресса. Если Турция и Иран не только не способствовали экономическому и культурному развитию кавказских народов, а даже более того, пытались поддерживать их отсталость на целые столетия, то Россия могла дать им и то, и другое. Кроме того, многие кавказские народы уже испытали на себе последствия жестокого правления шахских и султанских завоевателей. Когда перед народами Кавказа встала реальная альтернатива – с кем им быть, – они без колебания приняли сторону своего великого северного соседа.

Кроме этих причин, чеченцев толкало к союзу с Россией и их стремление сбросить с себя вассальную зависимость от калмыцких, кабардинских и дагестанских феодалов. Однако в борьбе за владение Кавказом царизм применил уже знакомые, присущие всем колонизаторам средства: то натравливал друг на друга местных феодалов и правителей, то разжигал межплеменную вражду, то подстрекал подданных против своих властителей, а потом сам же помогал последним усмирять восставших против них холопов, то принимал в свои пограничные крепости беглых крестьян, и даже покровительствовал им, а потом выдавал их прежним хозяевам, добившись от горских феодалов политической или другой какой-нибудь уступки.

Но появилось немало феодалов, которые были недовольны политикой царизма. Их возмущало стремление властей взять под свой контроль горцев, а главное – стремление захватить их земли. Поэтому феодалы довольно часто оказывались в оппозиции к царским властям, а отдельные вступали даже на путь прямой борьбы с царизмом и искали для этого поддержку в Турции.