Текст книги "Ключ от Реальности (СИ)"

Автор книги: А-К. Никитина

Соавторы: Драндина Юлия
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Глава 4 – Айриас

Поздним вечером, когда Гвинбир уже закрыл свою лавку и ждал в жилых комнатах, она пришла к нему – тихая, уставшая. Прежде в женщине было столько сил, что это удивляло и восхищало дварфа. Она умело управляла вверенным ей отрядом, и её авторитет никто не смел подвергать сомнению. Иргейл любили и уважали – и её, и Джаральта. Гвинбир давно знал их семью. Конечно, к людям он относился со свойственной его народу долей снобизма, но таких, как она, уважал всем сердцем. Иргейл и Джаральт были ему друзьями. Маг Джаральт часто работал в мастерской Гвинбира, помогал с зачаровкой оружия. Дело это было сложным, кропотливым. Времени и ингредиентов требовалось много, поэтому снабдить всю армию Айриаса зачарованным оружием до сих пор не представлялось возможным – на это не хватило бы ресурсов даже всех имевшихся у повстанцев магов. Но они старались, как могли, иначе как их воины смогли бы противостоять Единому Ордену? Колдовать-то Чёрные умели знатно. Все источники волшебства Энферии были в их распоряжении. Почти все…

Джаральт был толковым парнем – трудолюбивым и усидчивым, как дварф, сметливым, как человек, добрым, как… да, в общем-то, как мало кто. «И как же угораздило тебя, друг… Как же ж угораздило к Чёрным-то попасть… И девка-то твоя как теперь без тебя? Совсем ведь пропадёт…» – сокрушённо думал Гвинбир, накрывая на стол.

Горе сломало Иргейл – он видел это. Лучшая сталь закалялась в самом жарком огне. Но иногда клинок не проходил очередной закалки и становился ломким, как слюда. Страшная казнь Джаральта лишила капитана Иргейл Дайр воли к жизни, воли к победе. Остался только едва тлеющий уголёк надежды да страшная, чёрная ненависть. Люди были противоречивой расой. Ими двигали чувства и прекрасные, и ужасающие. Повстанцы Айриаса были разными, с самыми разными мотивами для этой войны. Райдан Брейон и Амила Лунносветная умело выковывали из эмоций своего народа меч, направленный точно в цель. Чего только не было в этом сплаве – и вера, и стремление к свободе, и боль, и горечь, и надежды, и желание нажиться, и ненависть.

Иргейл стала хрупким клинком, более не пригодным для настоящей битвы. Генерал Брейон понимал это, и поэтому не взял её в бой в Твайне – в городе, на подступах к которому казнили Джаральта. Гвинбир видел мудрость этого решения, и потому ничего не сказал в ответ на жаркие возмущения Иргейл, когда та ругала Брейона, на чём свет стоит, за то, что он изменил решение и взял другой отряд. Но как бы там ни было, эта человеческая женщина оставалась его другом, а если уж дварфы называли кого друзьями, это дорогого стоило. Гвинбир во что бы то ни стало должен был найти для неё смысл, что-то, за что она могла бы зацепиться, кроме этой ненависти к Чёрным, которая могла сжечь её изнутри. «Кабы у вас хоть детки были…» – с грустью подумал дварф.

Но детей у Иргейл и Джаральта не было. На заре своей военной карьеры воительница получила ранение, которое едва не унесло её жизнь. Её спасли, подлатали, как следует, вот только выносить ребёнка она уже не могла – что-то в ней было повреждено безвозвратно. Но тогда – лишь в теле, а теперь ещё и в душе…

Иргейл села за стол, безразлично нарезала сыр и хлеб и взяла один кусок. Гвинбир не был уверен, что она даже вкус еды чувствовала. Он хотел налить им эль, но потом передумал. Для этого вечера требовалось что-то более крепкое.

Дварф сходил в погреб и вернулся с настойкой из пещерных грибов, традиционной для его народа. Пойло было ядрёным, но качественным. Он до сих пор не знал точно, сколько требовалось человеку, чтобы уснуть прямо сидя за столом. Дварфу обычно хватало кружек полутора.

– Ну как, встретились они с госпожой Лунносветной? – спросил Гвинбир, садясь напротив воительницы и разливая напиток.

– Угу. Посмотрим, будет ли с того толк, – воительница устало провела ладонью по лицу. – Она отправит их к Энсору… к Энсору…

Это имя Иргейл произнесла с такой ненавистью, какой дварф не помнил у неё даже в отношении к Чёрным. От взгляда её глаз, пустых, как открытые раны, хотелось отшатнуться.

– Он погубит их. Он допустил всё это, и их тоже погубит. Поднимет на позорные столбы, гнить заживо…

– Подожди-подожди, – Гвинбир потянулся и взял её за руку, крепко сжал. – Пророчество госпожи Лунносветной говорит совсем о другом.

– Она обещала, что с появлением Энсору всё изменится. Всё стало только хуже!

– Ночной Охотник и Соколица уже появились здесь, – продолжал гнуть своё дварф, – а значит, теперь эта застоявшаяся тачка с рудой, наконец-то, куда-то сдвинется.

– Знать бы ещё, куда сдвинется… – устало ответила Иргейл, с благодарностью сжав его руку в ответ. – Ты прости меня, друг… Совсем я сдала… Такое чувство, что это с меня кожу сняли, что всё теперь самим нутром ощущаю. Так больно…

Гвинбир вздохнул, сочувственно глядя на неё, и пододвинул к ней кружку.

– Давай за Джаральта… И за восстание Айриаса, в которое он верил до самого конца.

– За Джаральта, – эхом повторила воительница. – За восстание.

После нескольких глотков настойки в её глазах появился хоть и слабый, но всё-таки огонёк. Нужно было раздуть это пламя, дать Иргейл опору, иначе дварф мог потерять уже второго друга. Чудес ждать не приходилось – Джаральт погиб каких-то несколько дней назад, и боль уймётся нескоро. Но хоть что-то дварф сделать мог.

– Я тебе вот что скажу, – оружейник заговорщически понизил голос. – Кир’артру – последнее оружие, над которым мы с Джаральтом трудились вместе, ты же помнишь. Так вот, Верный выбрал себе хозяина.

Иргейл вскинула голову.

– Кого?

– Он запел в руках Ночного Охотника.

На лице у воительницы отразились смешанные чувства, но, насколько успел понять Гвинбир, больше в её глазах было радости и удивления, чем неприятия.

– Вот как… И ты хочешь отдать арбалет ему? Это ведь… бесценная вещь… артефакт. Верный мог бы служить кому-то из наших.

– Так тебе ль не знать, Ирг, что коли такая вещь кого выберет, то ни за что в руки другому воину не дастся, – дварф серьёзно посмотрел на неё. – Если Ночной Охотник примет нашу сторону, если поймёт нашу боль… я передам ему Кир’артру с лёгким сердцем.

– Надеюсь, что так и будет… – тихо, с чувством проговорила воительница. – Но как им понять агонию, разрывающую наш народ, когда они здесь совсем чужие?

– Думаю, тебе надо держаться Ночного Охотника, Ирг. Расскажи ему, что к чему, как мы тут живём вообще. Сама понимаешь, одно дело из уст Верховной Жрицы про пророчества слышать, а другое дело – вот так, по-простому. Да я и сам не прочь буду с вами по кружке эля пропустить, если что.

– Хорошо… А то из меня сейчас собеседник не ахти какой. Ты б ему хоть про Рагнатеран рассказать мог.

– Давай, и девицу приводи – пусть тоже послушает. А там и до Праздника Урожая недалеко. Им, думаю, понравится.

– Не может не понравиться… – Иргейл мечтательно улыбнулась. – Когда-то Джаральт мне свободу волшебства показал именно на одном из Праздников…

Гвинбир сдержанно кивнул, не решаясь бередить её рану разговорами о друге. Когда-нибудь они ещё не раз вспомнят Джаральта вместе. Когда-нибудь печаль станет светлой… но не сейчас.

* * *

Последующие дни потекли в нетерпеливом ожидании. Линдар хотел поскорее отправиться в путь. Айлонви, напротив, предпочитала отложить этот момент и полностью ушла в свои мысли – настолько, что они даже общались многим меньше, чем в ходе их совместного путешествия.

Но несмотря на своё нетерпение, Линдар оценил мудрость решения Амилы Лунносветной. Верховная Жрица хотела, чтобы Энферия перестала быть им чужой. Волшебство этой земли и её народа исподволь будто впитывалось в них, выплетало неразрывные связи, и уже сложно было отследить тот миг, когда они вдруг перестали быть просто странниками. Линдар хотел верить, что Айлонви разделяла это ощущение.

Погружение в жизнь Айриаса, соприкосновение с настроениями повстанцев тоже не могло не наложить свой отпечаток. Память местных о живых событиях их страшных судеб отражало историю страны лучше любых летописей. Одно дело было слушать истории, а другое – смотреть в глаза людям, терявшим близких, строившим новую жизнь на руинах прежней, проигранной жестокости власти. Умом Линдар ещё мог понять необходимость суровых законов, потому что в ходе путешествий видел, какой беспредел способны творить люди, если их никто не ограничивает. Что уж было говорить о жителях страны, которая была одним сплошным магическим источником. Но стальная длань Энсору и Единого Ордена даже при самом разумном подходе казалась ему чрезмерно жёсткой. И пугали даже не кровавые сражения, в которых схлёстывались представитель единого народа, но та чётко выверенная жестокость, с которой правитель и его жрецы отвечали на бунт. Даже самые отчаянные храбрецы и закалённые в боях солдаты боялись орденских Мастеров Пыток – тех, кто умел отгонять смерть на тот срок, который был им удобен и угоден, кто с ужасающей утончённостью ломал тела не ради даже добычи сведений, но ради устрашения.

Линдар слышал и другие истории – о тех, кто возвращался домой и нёс в своём разуме скрытое искажение, становясь болью или погибелью для своих близких. Не всегда даже жрицы Храма Луны, искуснейшие целительницы, могли разобраться в хитросплетениях трещин в разуме этих несчастных. И тогда вернувшихся приходилось умерщвлять, а бремя этого решения и его реализации ложилось на их родных и друзей. Неизвестно, какая участь была ужаснее – потеря по частям тела, или потеря разума настолько, что ты становился спящим оружием против своих.

Да, Единый Орден был страшным и непримиримым врагом. Чтобы выступить против него, требовалось либо отчаянное безрассудство, либо немыслимая смелость. И того, и другого в Айриасе хватало. Линдар не считал себя каким-нибудь рыцарем из песен менестрелей, да и осторожности ему было не занимать – сказывался образ жизни – но внутренне уже выбрал для себя сторону в этой войне. Произошло то, о чём он не смел и мечтать. Его бесцельный путь, сама его жизнь вдруг обрели смысл. Он оказался в Энферии случайно, он был просто наёмником, странником, а теперь начинал верить в дело повстанцев, хоть его лично происходящее здесь и не касалось. Зов точно утих, даже не верилось. А внутри поселился тот особый покой, когда, наконец-то, определяешься с целью. Что бы ни готовила им встреча с Энсору, попробовать было необходимо.

Энферийцы оказались поистине удивительным народом, ещё более удивительным, чем представлялось по рассказам Верховной Жрицы. Поначалу Линдара удивляло, что жестокие реалии не разучили их верить в древние легенды, многие из которых были отняты Единым Орденом вместе с памятью об иных временах, с самой историей страны, знавшей Золотой Век. Истинная история, до неузнаваемости переписанная победителями, по крупицам возвращалась упорной работой магов и Хранителей Знаний, начиная с самой Лунносветной и заканчивая каким-нибудь любопытным учёным, движимым исключительно собственным энтузиазмом. Единый Орден Акхараат позаботился о том, чтобы стереть упоминания о древнейших династиях, о других культах и орденах волшебников – обо всём, что могло поставить под сомнение их власть и смутить сознание народа. Библиотека Храма Луны, открытая Лунносветной около двадцати лет назад, оказалась хранилищем настоящих сокровищ, которым не было цены ни в золоте, ни в редчайших колдовских ингредиентах. Древние энферийские манускрипты, которые словно обошло само время, расшифровывались и копировались жрицами, а потом распространялись по всему Айриасу, чтобы впредь истинная история никогда не была забыта. Часть этих источников уже была в Храме, когда первые жители только основывали Айриас в его окрестностях, защищённых древней магией. Свитки и фолианты, хранившиеся здесь, содержали в себе самую разнообразную информацию – от быта давно минувшего времени до научных магических изысканий, забытых настолько, что даже описания их были малопонятны современным энферийским чародеям.

Небольшая же часть письменных источников была передана сюда позже, собранная прежними поколениями повстанцев и чудом сохранённая их последователями. Библиотека постоянно пополнялась новыми летописями, большинство из которых доставались с большим риском для искателей, а то и вообще в обмен на чью-то жизнь. Айриасцы бесконечно ценили возвращённые им Знания. Знание истинной истории народа придавало совершенно иной смысл их жизни и борьбе и освещало их существование самым драгоценным из всех светочей – Верой.

Их война тянулась гораздо дольше, чем само восстание Райдана Брейона. Длилась она многие века, и начало её затерялось во времени так же далеко, как и начало правления Единого Ордена. Краткие победы и пики триумфа сменялись неизменным падением, а путь был устлан тысячами жестоких смертей. Конечно же, во все времена были те, кто готов был противостоять любому правлению, для кого восстание отвечало запросам внутренней выгоды или отменяло их преступления перед действующим законом. Но многие повстанцы действительно верили – верили в правоту и истинность своих действий, верили в возможность иного будущего.

Линдар несколько жалел, что ему так и не удалось увидеть человека, бывшего сердцем восстания. Пожив в Айриасе, он понял всю силу авторитета генерала Брейона и Лунносветной. Плоды их действий оборотень видел воочию. Те, кто примкнул к восстанию не по убеждениям, а просто чтобы противостоять текущему порядку или в поисках наживы (таковых здесь тоже было немало), вынуждены были следовать той же жёсткой дисциплине, что была установлена для воинов. Закон был одинаков для всех, хоть и более милосердный, чем назначенный Единым Орденом, но достаточно суровый, чтобы оберегать порядок. Что же до жителей, чья жизнь действительно была подчинена идеалам восстания – Линдар видел их самоуважение, их удивительное внутреннее достоинство и несгибаемую волю, особый дух, который не мог сломить даже кошмар войны. Райдан Брейон и Амила Лунносветная воспитали в верных им людях эту неутолимую жажду принести перемены, во что бы то ни стало не позволить факелу сопротивления угаснуть. Этому факелу предстояло разгореться пожаром, способным выжечь, очистить скверну с лица настрадавшихся земель. Не последней искрой этого огня воли была собранная из осколков легенда о грядущем чудесном избавлении – та самая, о которой рассказала Амила.

А теперь Линдар оказался к этой легенде причастным – он мог хотя бы попытаться претворить её в жизнь. Думать об этом было… странно. Такому повороту простой, в общем-то, жизни было место в каком-нибудь древне-энферийском сказании об Избранниках Судьбы, или как там они назывались. Но сказания или нет, а они действительно оказались вдруг в самой гуще событий, по случайности или по чьему-то хитрому замыслу…

Тем вечером Иргейл предложила встретиться на кружку эля. В этом не было ничего необычного – воительница добровольно сопровождала Линдара в Айриасе. Хоть она, по понятным причинам, и была неразговорчива, но всё-таки показала ему, что тут было и как. Основное же о местных нравах и легендах оборотень почерпнул из разговоров с мастером Гвинбиром, дварфийским оружейником. Даже Айлонви, как ни старалась казаться равнодушной к происходящему, а всё-таки тоже любила послушать красочные рассказы мастера. Дварф вообще оказался на редкость приятным малым, и пропустить с ним по кружечке эля было настоящим удовольствием.

Необычным в этом вечере было то, что встретиться Иргейл предложила не в уже полюбившемся Линдару трактире. Название у заведения было таким же простым и уютным, как и вся его обстановка – «Печёное Яблоко». Капитан Дайр говорила, что гостиные дворы подороже носили названия более вычурные, так или иначе связанные с политикой Айриаса – например, «Ветер Свободы» или «Душа Земли». Но туда оборотню не хотелось. Во-первых, его смущала возможность встречи с элитой повстанцев, а во-вторых, ему нравилось и в «Яблоке». Он был совсем не готов к обсуждениям возложенной на них миссии с какими-нибудь аристократами. Компания Иргейл и Гвинбира его более чем устраивала. И сегодня дварф звал их к себе в мастерскую, сославшись на то, что ему как раз поставили заказ хорошего эля, настоящего, из Серебряных Гор. Перед таким предложением Линдар устоять не мог, хотя чуял какой-то подвох.

Айлонви, конечно же, тоже была приглашена и откликнулась с удовольствием.

В смежном с оружейной лавкой и кузней помещении Гвинбир накрыл невысокий стол, разлил по кружкам эль и выставил большое блюдо со свежим ржаным хлебом и сухим пряным сыром. Напиток действительно был выше всяких похвал, о чём гости не преминули сообщить польщённому хозяину. Как успел понять Линдар, дварфы были очень патриотичным народом – даже дварфы, жившие в Энферии уже боги знают сколько десятков лет. Что ни производили их соплеменники, они непременно считали лучшим. Гвинбир как-то хвастливо заявил, что добрый эль дварф способен сварить даже из дерьма варгов – похожих на больших волков хищников, которых северяне использовали вместо лошадей. Оборотень искренне надеялся, что в этой конкретной поставке эля ничьё дерьмо не фигурировало, но на всякий случай не стал уточнять, а просто решил наслаждаться вкусом.

Беседа текла без напряжения – наверное, потому, что не обсуждались ни восстание, ни Единый Орден, ни их грядущая миссия в замке Энсору. А потом Линдар решился задать давно интересовавший его вопрос, тем более что сегодня вокруг не было обилия народу, как обычно бывало вечерами в «Яблоке». Он выждал, пока дварф совершит свой ритуал – отхлебнёт несколько глотков эля, неспешно откроет маленькую резную табакерку из чистого серебра и набьёт свою трубку – и только тогда спросил:

– А можно подробнее узнать об этой вашей местной достопримечательности? О Мече-Читающем Сердца. Я уж не прошу о том, чтоб на него хоть одним глазком взглянуть… но хоть узнать, почему вокруг него столько шума. Это, как я понимаю, какой-то очень важный энферийский символ?

Вопрос явно занимал не его одного. В глазах Айлонви отразился интерес, который она тщетно пыталась скрыть.

– А-ах, – понимающе протянул дварф, откидываясь на спинку стула, и мечтательно вздохнул: – Рагнатеран… Произведение искусства, которое не под силу повторить простым оружейникам.

Иргейл отхлебнула эля и фыркнула.

– И хорошо. Мечи-то лучше ковать из стали, чем из камня вырезать. Это, Ночной Охотник, такая наша известная народная сказочка, тесно связанная с пророчествами об Избраннике.

– Ах вот оно что. То-то в Айриасе даже торговки на базаре про Меч толкуют. Мне уже даже как-то неловко, что я разговор поддержать не могу, – усмехнулся Линдар.

– По мне, так слишком уж много надежд на него возложено, как и на Избранника, – Иргейл с досадой махнула рукой. – Но да, эту историю даже дети знают.

– Энферийские дети, – с улыбкой уточнил оборотень.

Гвинбир покачал головой, раскуривая трубку. Взгляд у него стал таким, что Линдар как-то сразу понял – сейчас дварф не весёлые байки рассказывать будет, а что-то такое, что для него самого имело большое значение.

– Не сказочка это, Ирг. Есть одна легенда, которую даже в моём народе рассказывали, – дварф посмотрел на Линдара и Айлонви. – Вы про Аль-Итлан слыхали?

Оборотень задумчиво пожал плечами.

– Честно говоря, мало кому есть дело до другого континента, с которым даже торговлю не наладишь. Аль-Итлан вспоминают разве что вот в тех самых «народных сказочках». Мне особенно нравилась одна про заморские светильники, в которых живут духи, исполняющие желания.

– Ага, а ещё про щиты, отражающие любые заклятия, и про закопанные в старых кладах мечи, отгоняющие демонов, и про кольца, помогающие найти истинную любовь, и про магические жезлы, с которыми любой становится колдуном, – с улыбкой вставила Айлонви. – Ну, мало ли что в народе говорят? Тем более у нас, в Граддне. Вот уж где менестрелям-то раздолье.

Линдар отметил, что это «у нас, в Граддне» она произнесла уже как-то тихо и не вполне уверенно.

– Нет, погоди, мечи и щиты вроде бы как раз энферийские, а за кольца и жезлы не поручусь. Но светильники-то с духами вы точно тут не делаете? – с улыбкой уточнил он у Иргейл.

Капитан Дайр покачала головой, как всегда без тени ответной улыбки.

– Точно…

– Ну, значит, аль-итланские они, – подытожил оборотень. – Про Аль-Итлан рассказывают истории слишком уж чудесные, чтобы быть правдой – ну вот как про вашу Энферию иной раз. Кто-то говорит, что на том континенте вовсе не бесплодная пустыня, а какой-то заповедный край, родина могущественных чародеев, которым и сам Единый Орден ни по чём. Но как уже сказала Айлонви – мало ли что в народе говорят? Туда же не ходят корабли, да и оттуда вроде бы тоже. Разве что порталы кто открывает? Может, там и вовсе никто не живёт. Ну или жили давно эти чародеи, да вымерли уж все.

– Может, и вымерли, – согласился Гвинбир. – Но легенды на пустом месте не рождаются – это тебе не только энферийцы скажут.

Линдар счёл разумным спрятать улыбку, чтобы не обидеть дварфа и воительницу. Уж слишком часто за последнее время он слышал эту фразу.

– Так что всё-таки за легенда? – спросила Айлонви.

– Мне её ещё дед рассказывал. А на людском наречии она звучит как-то так… – голос дварфа потёк низко, певуче, как рокочущий в горах поток. Наверное, на его языке это звучало бы ещё красивее.

«И решили однажды Мастера-Чародеи, что свободно шагают по междумирьям и без труда познают саму ткань реальности со всеми слоями её, вложить свою силу и безграничную мудрость в клинок. Так, во имя баланса энергий, был рождён Рагнатеран, Меч-Читающий-Сердца. Он был выкован в землях Аль-Итлана, куда не смеют ступить даже могучие демоны, для защиты рода человеческого. Любовь самого Создателя освятила его. И был чудесный меч способен поразить любое создание, в ком течёт кровь нелюдская или светится дух нечеловечий. Посланника любых сил мог он отправить в небытие…

Но клинок был своенравен и не всякому служить соглашался. Возжелал Рагнатеран оказаться в страшных и чудесных землях Энферии, где любая мечта и любой кошмар могут обрести своё воплощение. Там впал он в сон, подобный смерти, в ожидании своего Избранника, и для непосвящённых ничем от хладного камня не отличается.

Лишь для Избранника своего и самой земли очнётся клинок ото сна и вспыхнет светом его сердца. И будет свет этот так нестерпимо ярок, что отступит перед ним всякий мрак и склонится непокорная империя.

Недостойного же, возжелавшего во что бы то ни стало овладеть им, без следа сожжёт заживо Рагнатеран, Меч-Читающий-Сердца...»

Казалось, легенда имела над людьми особенную тайную власть, завлекая сознание в выплетенную кем-то старинную паутину фраз. Линдар и на себе ощутил силу древних слов. Его разум силился разобрать смысл, скрытый за фасадом фраз, каждая из которых имела некое сакральное значение, но тщетно.

– И что же, он правда существует? – спросил оборотень.

– Правда, – кивнул дварф. – Меч хранится в Храме Луны. Рагнатеран – могучий артефакт, непременный атрибут истинного властителя. Не корона, не скипетр, а Меч Защитника.

– Вот только когда мы его обнаружили, то были несколько разочарованы, – добавила Иргейл. – На поверку Рагнатеран оказался даже не настоящим оружием.

– То есть как это? – удивилась Айлонви.

Гвинбир затянулся и выпустил несколько колечек дыма.

– Меч-Читающий-Сердца оказался скорее изображением оружия, выполненным из неизвестного материала. Не камень, не дерево… даже не знаю что, – задумчиво ответил оружейник. – Он не был скрыт за печатями или погребён в камне. Он просто покоился на гранитном саркофаге в одном из многочисленных внутренних святилищ. На древне-энферийском на плите было выбито его имя. Маги и жрицы смутно ощущают его спящую силу. Ошибки быть не могло – это и был Рагнатеран. Правда выглядит он как самый обыкновенный клеймор, весьма, должен сказать, кустарной выделки. Да только поднять его одному человеку просто не под силу. Многие пытались, да из таких, кто силушкой от природы не обделён. Так вот он и спит там, и ждёт…

– Нда… Что избранник, что клинок – не ахти вышли у легенд воплощения, – невесело усмехнулся Линдар.

– Даже не начинай при мне об Энсору, – фыркнула Иргейл. – Я скорее издохну, чем назову этого орденского прихвостня моим лордом-властителем. Генералу Брейону бы, по-хорошему, перестать изводить и себя, и окружающих, да и заявить уже о своих правах на трон!

– Ну будет тебе, Ирг, – дварф положил тяжёлую ладонь ей на плечо.

– Ничего нового я не сказала, – заявила воительница и залпом осушила кружку. – Ему и Совет про это твердит, да только всё без толку!

Гвинбир задумчиво покачал головой, не развивая тему, и продолжал:

– Возвращаясь к Рагнатерану, некоторые историки вообще склоняются к мысли, что его роль, как оружия, скорее символ, чем его прямое назначение. Но у нас поговаривают, – он понизил голос, – что сама госпожа Амила Лунносветная избегает касаться клинка. В ней ведь кровь демонов течёт… Да я бы и сам его трогать не стал, учитывая, что согласно легендам, аль-итланцы покровительствуют только людской расе.

– Вы так верите в силу каменного… или какого там… изваяния, – пробормотала Айлонви.

– Райдан наш – генерал Брейон, то бишь – тоже однажды спускался в святилище, – ещё тише добавил дварф. – Только однажды. Чем закончилась его встреча с Мечом, никто не знает. Но, видимо, произошло там нечто такое, что оставило в нём неизгладимый след. Он и раньше на энферийский трон не метил, а с тех пор ещё более рьяно отказывается от титула правителя. Этот вопрос уже не раз поднимался на Айриасском Совете, как и сказала Ирг, но без толку.

– А только ли в Мече причина? – осторожно, боясь спугнуть откровенность собеседника, уточнил Линдар.

Иргейл мрачно покачала головой. Гвинбир некоторое время молчал, не то собираясь с мыслями, не то и вовсе передумав говорить. Когда выпущено было уже с добрый десяток дымных колец, он негромко проговорил:

– Много тут причин, Ночной Охотник. Долго, слишком долго мы воюем с Чёрными, присвоившими себе кровь земную, чтобы питать иллюзии или недооценивать нашего противника.

«Кровью земной», как успел понять Линдар, энферийцы называли текущее в их земле дикое волшебство, некую энергию, дававшую жизнь всему здесь и населявшую эту страну чудесами.

– Единый Орден опасен, почти непобедим, но не столько даже благодаря Силе, дарованной Богиней, сколько благодаря особенной мудрости. Корни её темны, как самые страшные потаённые уголки душ. Кажется, Чёрные знают о людских слабостях всё, потому именно люди всегда были самым верным их оружием. Ведь, как известно, самый страшный враг человеку, дварфу или оборотню – он сам. Политика Ордена всегда была тонкой и искусной. На протяжении веков Чёрным удавалось втравлять энферийцев в междоусобицы, рушить, разлагать изнутри любой уклад, даже если какое-нибудь восстание было удачным, и на троне Энферии успевала воцариться новая династия.

Линдар слушал, затаив дыхание, украдкой подметив, что Айлонви тоже напряжённо ловила каждое слово дварфа. Последняя фраза удивила его.

– Так значит, даже во времена Ордена у Энферии были короли?

– Ну, как мы узнали по летописям, так и было. Формально структура власти Энферии не менялась. Единый Орден подчинялся лорду– или леди-властителям… королю или королеве, коли вам так привычнее. Но только формально. Не любят Чёрные могучих владык, сами понимаете.

– Наше восстание ведь далеко не единственное в истории, – добавила Иргейл. – Орден стёр упоминания о других в официальных источниках, но не сумел стереть последнего, недавнего. Оно живо в памяти людей… особенно в нашей.

– Да, восстание лорда Иддрайга многому нас научило, – кивнул Гвинбир.

Оборотень уже жалел, что несколько пренебрежительно отнёсся к походу в Библиотеку Храма. Чтиво его никогда особо не увлекало – он предпочитал теории практику. Но сколько всего полезного он мог бы узнать, если б не поленился прочесть!

– Что произошло тогда? – спросил он одновременно с Айлонви.

– Основателем последней династии был Эйлад Иддрайг, лорд-чародей – могучий волшебник и талантливый политик. Его власть казалась нерушимой. Лорд-властитель Эйлад умел подбирать ключи к сердцам. Видите ли, его род считался верным Ордену, но, как оказалось, лишь до тех пор, пока последний лорд не разочаровался во власти Чёрных. У Иддрайга было много сторонников, таких же, как он – сильных, влиятельных людей, верных Энферии, но по тем или иным причинам не принимавших многовековой орденский уклад. Служители Богини за столько веков слишком привыкли к тому, что их власть была неоспорима, и не ожидали, что кто-нибудь посмеет бросить им вызов… Что ж, они ошиблись. Эйлад Иддрайг долго готовился к тому, чтобы нанести удар изнутри. В итоге он пришёл к власти, но не с помощью длительной кровопролитной войны, подобной нашей, а с помощью тонкого политического переворота… Когда Эйлад Иддрайг стал лордом-властителем, он действительно подарил народу надежду на совсем другую жизнь. Он сохранил в стране процветание, но уже при других законах. Это был новый золотой век Энферии… пусть краткий, но он всё же был.

В тот момент Линдар увидел, как Иргейл слабо улыбнулась. Она как будто увидела вдруг, как могла бы сложиться жизнь её и её супруга, если бы Иддрайг по-прежнему занимал трон.

– Верховные Жрецы и Жрицы Единого Ордена были прилюдно казнены, а оставшиеся в живых после переворота Чёрные – изгнаны из страны, – продолжал Гвинбир. – Казалось, пришло время, когда Богиня действительно могла быть свергнута!.. Но Эйлад Иддрайг погиб при странных трагических обстоятельствах. И тогда представители его окружения один за другим довольно быстро пали жертвами интриг и собственной жажды власти, перегрызлись между собой, ибо неясно было, кто должен наследовать трон Энферии после несравненного Иддрайга. Его дочь была слишком юна, и за место регента при ней шла жестокая борьба, – дварф снова понизил голос, словно боялся привлечь чьё-то нежелательное внимание. – В итоге власть в свои руки взяла та, кого мы зовём Демонической Королевой. Личность супруги Эйлада окружена слухами и загадками. Говорят, после его смерти она обезумела от горя. И хотя на несколько лет ей удалось успокоить смуту в стране, её тирания была едва ли не более жестокой, чем правление Единого Ордена. В конечном итоге её свергли оставшиеся в живых Чёрные, и больше её никто не видел. Их народ чествовал, как освободителей…

– Своих палачей – как освободителей… – тихим эхом повторила Иргейл.

– Так пала династия Иддрайг, – торжественно закончил Гвинбир. – Энферия вновь стала принадлежать Богине почти безраздельно... я говорю почти, потому что мы ещё сражаемся.