Текст книги "Весталка. История запретной страсти (СИ)"
Автор книги: Жюльетт Сапфо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Глава 24
Дом Деллии находился на Палатине – одном из семи холмов Вечного города, где издавна строила свои великолепные виллы римская знать. Его колонны были увиты виноградными лозами, стены убраны зеленью мирта и плюща. В глубине сада, окружавшего дом, волшебно пел соловей.
Луций Магий без труда нашёл виллу Деллии. Беспрепятственно миновав атрий – у привратника был приказ впускать его в любой час дня и ночи, – Магий увидел Сиру, которая проводила его в покои своей госпожи.
Деллия возлежала на ложе с множеством подушек и с удовольствием смотрелась в зеркальце из полированного серебра. Свет, с трудом пробивавшийся сквозь затканый узорами занавес, смягчал округлость её форм, придавал матовый блеск гладкой коже, тускло мерцал в рыжем золоте волос.
Войдя, Магий быстро посмотрел по сторонам и, убедившись, что женщина одна, подошёл к ней.
– Да будет милостива к тебе мать Энея*, – приветствовал он Деллию и умолк, любуясь её красотой.
– Какие вести ты принёс? – деловито спросила Деллия, не удостоив гостя даже мимолётным взглядом.
Магий вздрогнул от звука её голоса, прервавшего созерцание женских прелестей, и низким голосом ответил:
– Будь терпелива, красавица, и я всё тебе расскажу.
– Я жду, – торопила его Деллия, начиная хмуриться. – Ты что-нибудь разузнал?
Какое-то время Магий молчал, не сводя с женщины тяжёлого взгляда, который постепенно становился похотливым. Затем он, продолжая всё так же смотреть на неё, обошёл вокруг ложа и остановился у изголовья.
Неожиданно Деллия почувствовала, как её руки коснулись пальцы Магия: они двигались от запястья к плечу, в которое затем впились как змеиные жала. Деллия вскрикнула от боли и попыталась освободиться из тисков этой сильной мозолистой руки, но тщетно – хватка не ослабевала.
– Что ты себе позволяешь, мерзкий плебей? Убери свою руку, иначе я позову рабов, и, клянусь чёрным скипетром Плутона, ты пожалеешь, что родился на свет! – вскричала Деллия в ярости.
Она развернулась и занесла для удара свободную руку, но Магий ловко перехватил её и вывернул ей за спину. Деллия застонала от боли и повалилась на постель. Над ней тут же нависло, подобно грозовой туче, мрачное лицо Магия.
– Я ждал этого, ждал, когда своими оскорблениями ты напомнишь мне о моём происхождении, – прошипел он, и глаза его мстительно сузились. – Так вот, я хочу, чтобы ты хорошо запомнила: не смей приказывать мне, я – не раб, я такой же свободный римский гражданин как ты. И я не потерплю презрительного отношения к себе.
Он сел на ложе и уже спокойно прибавил:
– Ведь у нас с тобой одна цель, не так ли? Мы сообщники и должны быть на равных, должны доверять друг другу. Ты согласна?
– Что ты вообразил себе? – возмутилась Деллия, приподнимаясь на локте и потирая больное плечо. – Ты думаешь, я не обойдусь без тебя?
Магий встал.
– Попробуй, – равнодушно ответил он и повернулся, чтобы уйти.
Деллия поняла, что он не шутит и что она допустила ошибку. Он был нужен ей: его никто не знал и он мог появиться там, где не могла появиться она, он мог стать её глазами и ушами. К тому же, он уже сумел разузнать что-то, чего она не знала, но что ей необходимо было узнать.
– Послушай, – обратилась она к нему примирительным, почти ласковым тоном, – судьба свела нас в храме Фурий не для того, чтобы мы, имея общих врагов, сами стали враждовать. Ты сам говорил, что каждый из нас в одиночку не сможет что-либо сделать. Так зачем же расходовать силы в этой ненужной междоусобной борьбе?
– Наконец-то я слышу от тебя разумные речи, о Деллия, любезная богам и людям!
Магий вернулся на своё прежнее место у ложа.
– Прежде чем я утолю твоё любопытство, моя обворожительная сообщница, поклянись, что ты в свою очередь утолишь одно из моих желаний, – сказал он, наклонившись к Деллии так низко, что его жаркое дыхание обожгло её обнажённое плечо.
Не поворачивая головы, Деллия спросила:
– Какое ещё желание?
– Эту ночь ты подаришь мне, – прошептал Магий, губами касаясь её уха.
– Что?! – Деллия едва не задохнулась от гнева.
Мрачное лицо Магия выражало непреклонную решимость, и Деллия не могла тешить себя надеждой, что его слова – это просто шутка.
... Никогда прежде не встречала Деллия рассвет с такой радостью и облегчением, как после ужасной ночи, проведённой с Магием. И хотя она знавала многих мужчин, с такой жестокой и неутолимой страстью, которой обладал её новый знакомый, она столкнулась впервые. Наградой за то, что она принесла своё холёное нежное тело в жертву этому ненасытному животному, был его рассказ о тайной связи Марка с жрицей Весты.
Магий оказался внимательным наблюдателем и хорошо запомнил день, когда младшего из братьев Блоссиев вели на казнь. Следя то за Децием, то за Марком, он с удивлением заметил, что последний поддерживает знакомство с весталкой, чьё заступничество спасло его брата от смерти. Снедаемый смутными подозрениями, Магий переключил своё внимание на юную жрицу. Встреча с ней у книжной лавки не была случайной. Оказалось, целомудренная дева, служительница Весты, увлечена гнусной поэзией Овидия, жизнь которого представляла сплошные любовные похождения! Это уже что-то значило! Во всяком случае, для Магия. И тогда он продолжил свои наблюдения за весталкой, которые привели его вслед за ней к вилле Марка Блоссия. Разговор между девушкой и поэтом, который он подслушал, прячась в зарослях мирта, превзошёл все его ожидания.
– Значит, всё-таки другая! – вскричала Деллия, выслушав рассказ Магия. – Другая женщина... он увлёкся ею... – шептала она, в ярости сжимая кулаки.
Магий смотрел на неё с кривой ухмылкой; в его тёмных глубоко посаженных глазах плясали злобные огоньки.
– Ты так любишь его? – с затаённой ревностью спросил он.
Деллия расправила плечи, небрежно откинула упавший на лоб локон.
– Я любила Марка – да, это правда! Я любила его так, как никогда не полюбит другая! – воскликнула она дрожащим от переполнявших её чувств голосом. – И так же сильно, до самой глубины души моей, так самозабвенно, как я любила его, так я теперь его ненавижу!
Деллия вскочила. Глаза её сверкали зловещим блеском.
– Послушай, если ты поможешь мне в одном деле, то, клянусь Юноной, будешь помнить мою благодарность до самого своего смертного часа. Ты навсегда забудешь, что такое нужда... и ты, и твои дети будут богаты...
Магий прервал её речь нетерпеливым взмахом руки.
– Мне не нужна твоя благодарность, – жёстко проговорил он. – Если ты не забыла, я жажду отомстить не меньше тебя.
– Тогда не переставай следить за Марком Блоссием! Следи за каждым его шагом, за каждым вздохом... Мы отомстим ему и за священный огонь Весты и за мою униженную гордость!
– Ты забыла Деция Блоссия, – мрачно напомнил Деллии её гость. – А ведь его участь интересует меня гораздо больше, нежели та, что ты готовишь его брату.
– Ошибаешься, – отозвалась Деллия зловещим голосом, – я не забыла его. Я никогда не забуду Блоссиев, клянусь факелами Фурий!
Когда Магий ушёл, оставив её наедине с безумной ревностью, смешанной с бессильной яростью, она бросилась на ложе и, кусая руки, громко зарыдала.
– Могу ли я помочь тебе, госпожа?
Услышав голос Сиры, Деллия подняла голову. На её лице, обычно прикрытом маской холодного высокомерия, сейчас было выражение беспредельной горечи.
– Я знаю одну девушку, госпожа. Я думаю, она нам подойдёт.
– Что за девушка? – спросила Деллия, но взгляд у неё был невидящий, пустой.
– Она прислуживает в таверне Ларция, что на Этрусской улице. Она не глупа и проворна. К тому же, моя соотечественница...
– И ты можешь поручиться за неё? Можешь убедить меня в том, что служить она будет самоотверженно и преданно? – Деллия оживилась. Слёзы на её лице уже высохли, от недавних бурных переживаний не осталось ни следа.
– О, можешь не беспокоиться! Она твоя поклонница, – заверила её Сира.
– Тогда приведи её, и я посмотрю, чего она стоит, – с этими словами Деллия откинулась на подушки.
Рабыня поклонилась ей и вышла, опустив за собой занавес.
***
Мать Энея – имеется в виду богиня любви
Глава 25
В то время, как Деллию сжигала ненависть к Марку Блоссию, Альбия мучительно переживала разлуку с ним и, подобно свече, угасала от безнадёжной любви к нему. Она гнала прочь воспоминания о нём, но – увы! – его образ неотступно преследовал её. Томительными однообразными вечерами она перечитывала стихи Овидия, которые оживляли в памяти лица людей и события из недавнего прошлого. О, с какой радостью она отдала бы за те несколько счастливых дней всю свою жизнь! Увы, увы, тому, что миновало, уже не повторится...
Осень подходила к концу, когда Альбия узнала страшную для неё весть: Марк Блоссий вступил в легион консула Тиберия, выступавшего в германский поход.
Тиберий, как и его младший брат Друз, приходился императору пасынком: Август вступил в брак с Ливией, когда она уже родила сына от своего бывшего мужа Тиберия Нерона и была беременна вторым.
Тиберий не впервые отправлялся в Германию и он был не первым полководцем, которому сенат поручал покорение местных племён. Рим ещё оплакивал недавнее поражение Квинтилия Вара, когда оказались уничтожены три легиона с полководцем, легатами и всеми вспомогательными войсками. Сам Август был до того сокрушён, что несколько недель подряд не стриг волос и бороды и бился головою о косяк, восклицая: «Квинтилий Вар, верни легионы!». Намерения Тиберия усмирить рейнские племена и отомстиь за гибель легионов Вара привлекли к участию в походе самых мужественных и бесстрашных воинов, готовых к любым испытаниям длительного и опасного пути.
О том, что Марк собирается покинуть Рим, Альбия узнала от Кальпурнии.
– Но ведь он может погибнуть! – вырвалось у девушки, когда Кальпурния сообщила ей эту ужасную весть.
– К сожалению, милая моя Альбия, от этого никто не может уберечься, если только в младенчестве его не выкупали в водах Стикса, – беспечно отозвалась Кальпурния.
Уж ей-то не о чём было беспокоиться: в отличие от старшего брата Деций не жаждал военных приключений. Трудности, неудобства, опасности были ему не по душе. Он предпочёл остаться в Риме, заранее предвкушая выгоду нового положения: отсутствие Марка давало ему возможность порвать с надоевшей ему Кальпурнией. Кальпурния же была настолько уверена в своих чарах, что даже возомнила, будто Деций не следует примеру брата только по той причине, что не желает расставаться с нею.
– Но, Кальпурния, это несправедливо! – Альбия в отчаянии ломала руки. – Такой человек, как Марк Блоссий, не должен рисковать собой!
Она остановилась посреди комнаты.
– К тому же... к тому же, – задыхаясь от волнения, проговорила девушка, – я не переживу, если с ним что-нибудь случится...
Альбия поймала внимательный и немного лукавый взгляд Кальпурнии и тихо прибавила:
– Не знаю, откуда у меня взялось столько смелости, чтобы сказать об этом вслух...
– Смелости, говоришь? Нет, Альбия, это не смелость – любовь говорит твоими устами. Тебе не удалось избежать сетей лучезарной Киприды!
– Кальпурния, после того, как я доверилась тебе, подскажи, что мне следует делать?
– О боги всеблагие! Она не знает, что ей делать! – вскричала Кальпурния. – Да на твоём месте я бы уже мчалась в Капую, пока есть надежда застать Марка на его вилле.
– Но что я скажу Великой деве? Она ни за что не отпустит меня... – Голос Альбии дрогнул; от отчаяния в глазах появились слёзы.
Вошла рабыня и доложила, что обед готов, но Кальпурния жестом приказала ей удалиться и, подойдя к весталке, заглянула ей в глаза.
– Скажи, ты любишь его, Альбия?
– Да, я люблю его, – едва слышно ответила девушка.
– Забыть его ты сумеешь?
– Нет...
– Тогда о чём размышляешь? Немедленно отправляйся в Капую и постарайся вернуться завтра до начала службы в храме. Если же ты опоздаешь, пусть твоя кормилица найдёт старшую весталку и скажет ей, что от усердного бдения у священного огня ты переутомилась, что у тебя жар и что у тебя нет сил встать с постели. Я думаю, Великая дева поймёт. Не бойся вызвать у неё сочувствие, Альбия!
– Ах, Кальпурния! Отчего-то у меня так тревожно на сердце... – Альбия закусила губу и взглянула на подругу. Выражение её лица было растерянным; взгляд не то вопрошал, не то молил о чём-то.
Кальпурния обняла её и уверенным голосом пообещала:
– Ни о чём не беспокойся, милая. Всё будет хорошо.
Глава 26
Чем меньше было расстояние до Капуи, тем радостнее становилось на сердце у Альбии. Она говорила себе: «Скорее, спеши же, будь с ним, пока позволяет Судьба. Ведь через несколько дней разлука отнимет его у тебя, быть может, уже навсегда». Она подбирала слова, которые собиралась сказать Марку при встрече, и представляла, каким при этом будет его лицо. Да, она расскажет ему о том, как безрадостна её жизнь без него, о том, какие муки ей приходится терпеть из-за своих чувств к нему. Она признается ему, что видеть его, слышать его голос ей необходимо и сладостно и что она уже не в силах бороться с желанием познать власть его объятий и поцелуев.
Несмотря на приближение зимы, всё в Капуе было наполнено солнцем; лазурь неба словно спустилась с заоблачной выси и растворилась в зеркальной поверхности залива, на берегу которого стоял, окружённый великолепным садом, дом Марка Блоссия. Мраморный фасад отчётливо выделялся на фоне зелени; с капителей колонн спускались на землю плети вьюнка и плюща.
Спустя какое-то время колесница весталки остановилась у ворот, ведущих к вилле Блоссия.
– Альбия?! – удивлённо и вместе с тем радостно воскликнул Марк при виде гостьи; счастливая улыбка озарила его лицо, смягчая жёсткие черты. – Вот так встреча! Не ожидал, но, по правде говоря, безмерно рад видеть тебя снова!
Он не сводил с лица девушки своих блестящих пронзительно-чёрных глаз.
– Скажи мне, моя дивная Альбия, как ты решилась явиться сюда? Что заставило тебя вспомнить обо мне?
Весталка молчала: голос не слушался её – близость Марка, как и прежде, лишала её власти над собой. Она стояла, опустив глаза, она наслаждалась его чарующим голосом и впитывала в себя волнующе-мускусный запах его тела.
– Так что же, Альбия? – снова спросил Блоссий ещё более нежным и проникновенным голосом.
– Я узнала, что ты уезжаешь из Рима, – наконец проговорила весталка.
– Да, я покидаю Рим вместе с легионами консула Тиберия, – сказал Марк и умолк, глядя на неё сразу посерьёзневшими глазами.
– Ах, ведь Германия так далеко!..
– Так значит, ты не хотела бы расставаться со мной?
– Меня повергает в ужас мысль о том, что я никогда не увижу тебя... Я понимаю, что ты так решил, что должен уехать, но для меня это равносильно смерти... – Волнение, усиленное ощущением предстоящей разлуки, всё больше овладевало Альбией и рвалось наружу.
– Боги! Мне всё ещё не верится, что я стою рядом с тобою и смотрю на тебя! Но, может, это всего лишь видение? И слова, которые я только что услышал, это только эхо моих грёз? – Марк кончиками пальцев взял её за подбородок и, чуть приподняв ей лицо, пытливо вгляделся в её глаза.
– Ах, Марк, я так боялась уже не увидеть тебя! Я умерла бы от горя, если бы не встретила тебя сегодня... Я...
Альбия не договорила и, совсем обессиленная, снова склонила голову.
Обняв девушку за плечи, Марк мягко привлёк её к себе. Альбия невольно вздрогнула, прикоснувшись щекой к твёрдой мускулистой груди: горячее тело мужчины жгло даже через ткань туники. Она слышала его взволнованное дыхание и бешеный стук его сердца. И она подумала о том, что судьба её предопределена: Марк навсегда останется для неё единственным любимым мужчиной. Ещё она поймала себя на мысли, что их встреча была не случайной и, вероятно, это не последние испытания в её жизни...
– Моя Альбия! Если бы ты знала, какую радость, какое блаженство дарит мне это свидание! – Марк умолк на миг и затем прибавил с горечью: – Но какая мука: любить прекраснейшую из женщин, быть любимым ею и – бежать от неё!
– Не уезжай, Марк, умоляю тебя! – произнесла Альбия дрожащим голосом. И, одолеваемая отчаянием, неожиданно призналась: – Я не знаю, смогу ли теперь жить без тебя...
Она подняла голову и, заглянув Марку в лицо, вдруг поняла, что ничего так не желает в этот миг, как прижаться в поцелуе к его губам, ощутить их тепло. Ей показалось, что Марк тоже хотел поцеловать её, но удержался от соблазна, хотя и с явным трудом.
– Погоди, Альбия, – он вдруг встрепенулся и, чуть отклонившись от девушки, с тревогой посмотрел ей в глаза. – Не приключится ли с тобою беда из-за того, что ты здесь, со мною? Великая дева знает, куда ты поехала?
– Что мне Рим и Великая дева, когда ты покидаешь меня? – ответила весталка с глубоким вздохом. – Лучше бы ты никогда не говорил мне о своей любви! Я устала бороться с той непреодолимой силой, что влечёт меня к тебе... Эта борьба истерзала меня, я больше не могу жить в таких мучениях...
– Выслушай меня, моя божественная Альбия... Я всё равно не мог бы оставаться в Риме, зная, что ты где-то рядом, и испытывать боль от того, что мне никогда не будет дозволено любить тебя открыто. Разве я смог бы смотреть на тебя спокойно, издали любуясь твоей дивной красотой и при этом страстно желая обладать тобой? Видеть твоё прелестное лицо, твою нежную улыбку, манящие изгибы твоего тела и быть вынужденным отказаться от всего этого, – это свыше моих сил...
На искажённом лице Марка читалась жестокая борьба противоречивых чувств и желаний, бушевавших в его груди.
– Знай, Альбия, вдали от тебя, лишённый твоих взглядов и твоей очаровательной улыбки, я буду несчастлив... очень несчастлив... Но оставаясь в Риме, рядом с тобой, я был бы несчастлив вдвойне.
Слушая Марка, Альбия тихо плакала.
А потом вдруг обратилась к нему с мольбой, смешанной с отчаянием:
– Любимый мой, возьми меня с собой! Я последую за тобой хоть на край света... я буду жить там вдали от всех, от всяких предрассудков и тягостных обязательств... Я буду рядом с тобой и никто не помешает нам любить друг друга!
Блоссий грустно улыбнулся и, прижимая девушку к своей широкой груди, тихо произнёс:
– Альбия, милая моя Альбия, я не могу... не имею права... Я перестану уважать самого себя, если стану причиной твоего позора... Мы должны смириться с этим роковым для нас обоих жребием...
– Нет, я вовсе не желаю принимать этот жребий как единственный и неизбежный. Не желаю, слышишь? Я приняла решение ехать с тобой и не пытайся отговорить меня!
Марк слегка встряхнул Альбию, стиснул её плечи и посмотрел ей прямо в глаза пристальным взором, точно убеждаясь в здравости её рассудка.
– Опомнись, Альбия! Неужели ты хочешь, чтобы я разбил твою жизнь, чтобы погубил нас обоих и нашу любовь? Нет, милая, я не хочу твоего бесчестья, не хочу, чтобы тебя презирали и оскорбляли само твоё имя! Альбия, я люблю тебя, люблю всем сердцем, но прошу, не требуй от меня большего...
Тогда Альбия обеими руками привлекла к себе его голову и покрыла его лицо горячими, влажными от слёз поцелуями.
Блоссий не успел прийти в себя после столь бурного порыва страсти, который обрушила на него целомудренная весталка, как всё кончилось. Альбия вдруг исчезла, как будто её и не было вовсе. И лишь в воздухе ещё витал тонкий аромат её волос.
Глава 27
Альбия возвратилась в Рим печальная и опустошённая. Разлука с любимым оказалась настолько мучительной, что через несколько дней весталка, обессиленная и исхудавшая, не смогла добраться до храма и принять участие в обряде жертвоприношения. Встревоженная внезапной болезнью своей любимой ученицы, Пинария временно освободила её от службы в храме и, уступив просьбам Бассы, разрешила Альбии снова поселиться в её доме на южном склоне Капитолия. Кормилица сумела убедить Великую деву в том, что под родным кровом выздоровление Альбии пойдёт быстрее, а сама она денно и нощно будет бдить у постели больной, тем самым благоприятствуя исцелению девушки. Так проходили дни.
Как-то после принятия лечебной ванны с травами, которую ежедневно готовила для девушки Басса, Альбия прилегла на ложе, расслабленная, рассеянная. Казалось, она уже смирилась со своей участью и теперь была похожа на покорного ребёнка, однако внутри у неё тлело пламя, которое невозможно было ничем погасить.
Пребывая в состоянии безысходности и отчуждённости, которое становилось для неё всё более привычным, Альбия не сразу обратила внимание на разговор, доносившийся из-за двери её кубикула. Негромкий голос Бассы приглашал кого-то войти. Занавес поднялся, и кормилица вошла, ведя за руку молоденькую, лет четырнадцати, девушку в короткой тёмной тунике. Девушка была хороша: гладкая оливковая кожа и густые иссиня-чёрные волосы выдавали уроженку знойного юга; мягко очерченный, приоткрытый рот свидетельствовал о наивности; широко расставленные, в обрамлении пушистых ресниц глаза казались бы прекрасными, если бы не их неподвижный, как будто застывший взгляд.
– Это Элат, родом из Сирии, – сказала Басса, подталкивая девушку вперёд. – Я увидела её, когда выходила от Пинарии. Кто-то зло подшутил над нею, указав на святилище Весты как на храм Эскулапа, который она искала. Бедняжка слепа и мечтает, что боги смилуются над нею и вернут ей зрение.
Альбия с усилием встала и подошла к девушке.
– Есть ли у тебя друзья или родственники в Риме?
Девушка была не то слишком робка, не то испугана.
– Нет, у меня никого здесь нет, – не сразу ответила она. – Мой старый господин умер, а его дочь, ставшая теперь хозяйкой в доме, вышвырнула меня на улицу. Она всегда недолюбливала меня...
– Бедняжка, – посочувствовала девушке Альбия, положив ладонь на её голову.
Затем она перевела взгляд на Бассу и спросила:
– Что же я могу сделать для неё?
– Она рассказала мне по дороге, что знает толк в цветах и умеет ухаживать за ними, – робко намекнула кормилица. И прибавила, с мольбой глядя на весталку: – Было бы жестоко оставить её на улице – она беспомощна и одинока, точно осиротевший ребёнок.
– Ты хочешь служить в моём доме? – обратилась Альбия к девушке.
– О госпожа! – вместо ответа воскликнула Элат, нашла руку весталки и принялась покрывать её поцелуями.
Альбия мягко высвободила свою руку и отвернулась: столь бурное проявление благодарности смутило её.
– Пойдём. Я отведу тебя в тепидарий* и дам тебе новую одежду. – Басса обняла сирийку за плечи и они вышли.
К новой рабыне Альбии постепенно все привыкли. Она оказалась на удивление смышлёной и исполнительной и, несмотря на слепоту, очень скоро научилась передвигаться по дому без помощи сердобольной Бассы. Иногда она даже опережала других служанок, первой приходя на зов своей молодой госпожи.
Так было и в тот вечер, когда Альбия получила послание от Марка.
– Помоги мне раздеться, – сказала весталка вбежавшей в её кубикул Элат. – Я хочу лечь.
– Конечно, госпожа, – покорно ответила рабыня и принялась снимать с неё обувь.
Уже не в первый раз Альбия удивилась тому, как эта слепая девушка ловко и быстро развязывает и стягивает её сандалии, будто боги, отняв у неё зрение, наделили её руки каким-то особенным умением.
Несчастная... Как ужасно быть незрячей! Не видеть посеребренного луной моря, сверкающего, как драгоценный камень, меж кипарисов и магнолий, не видеть, как лазурные волны рассыпают брызги, не видеть солнца... Должно быть, она никогда не влюблялась, – размышляла Альбия, закрыв глаза. – А я, если б это было возможно, пожалуй, поменялась бы с ней местами... И тогда бы никогда не увидела Марка и не тосковала бы сейчас по любимым чертам...
Её вдруг пронзила такая глубокая тоска по Марку, что она застонала, испугав Элат.
– Что с тобой, госпожа?
– Ничего, – слабым голосом ответила Альбия. – Всё в порядке. Можешь идти.
В этот самый миг в кубикуле весталки появилась Басса со свёртком в руках.
– Только что привёз гонец и велел немедля передать тебе, – пояснила она. – Это подарок от Марка Блоссия – так он сказал.
Альбия затрепетала от внезапно охватившего её волнения и попросила кормилицу развернуть свёрток. Внутри него оказалось две туники: одна из белоснежного тонкого шёлка, другая – золотистая, с зелёными полосами, а также изумительная пектораль, украшенная геммами, и диадема, усыпанная рубинами разных оттенков: от светло-розового до кроваво-красного.
Бережно взяв диадему, Альбия подняла её над головой. Драгоценные камни переливались, преломляя свет.
«Он на забыл обо мне!» – подумала девушка и почувствовала щемящую радость в сердце.
Восторгаясь подарками, ни Альбия, ни Басса не заметили, как из свёртка с вещами выпал свиток, скреплённый печатью с изображением выходящей из морской пены Венеры.
Когда Басса ушла, унося подарки от Блоссия, весталка глубоко вздохнула и закрыла глаза. Она думала о Марке, и так – с мыслями, с мечтами о нём – она и уснула.
Маленькая сирийка по имени Элат приподняла занавес и скользнула в комнату бесшумно и ловко, точно змея. Светильник горел ровным пламенем, отбрасывая на лицо спящей Альбии золотистые блики. Сирийка слышала её размеренное спокойное дыхание. Она на цыпочках подошла к ложу и, почти не дыша, протянула руку к лежавшему на полу папирусному свитку.