Текст книги "Весталка. История запретной страсти (СИ)"

Автор книги: Жюльетт Сапфо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава 18

Марк Блоссий оставался в Кампании до конца лета. Он устраивал на своей вилле шумные пиршества с музыкантами и чтением стихов, отправлялся с гостями на морские прогулки с посещением островов, участвовал в катаниях на колесницах. Женщины не упускали ни единой возможности завести с ним близкие отношения, но Марк принимал их знаки внимания со снисхождением и холодным спокойствием человека, пресытившегося любовными приключениями.

Однажды в разгар пира к нему подошёл один из его рабов и прошептал ему на ухо:

– Господин, тебя хочет видеть какая-то женщина. Она ждёт в саду.

– Ты её знаешь?

– Она скрыла своё лицо покрывалом, и, хотя говорила она очень тихо, её голос показался мне знакомым.

– Ладно. Я поговорю с ней, – Марк поднялся из-за стола.

Как только он вышел в сад, перед ним возникла фигура с окутанной покрывалом головою; положив руки ему на плечи, женщина зашептала: «Идём же! Скорее! Я хочу говорить с тобой!»

– Мы можем поговорить и здесь, – спокойно отозвался Марк.

– О нет, нет! Здесь могут увидеть, подслушать. Давай уйдём отсюда! – настаивала женщина.

– Кто ты? – спросил кампанец.

– Для чего тебе знать, кто я? Может, я одна из тех, кого ты любил когда-то, кому дарил наслаждение, в ком пробуждал безумные страсти... Ты ушёл, а я не перестала грезить о тебе. Я хочу тебя и сгораю от желания! Заклинаю тебя Венерой, полюби меня снова, овладей мною здесь, в этом ночном саду...

Марк хотел было уйти, не дослушав, но женщина вдруг бросилась к нему и, прижимаясь грудью к его груди, проговорила жарким шёпотом:

– Всего одна ночь! Ночь забвения и ночь воспоминаний!

Блоссий оторвал от себя её цепкие руки и, отстраняясь от неё, сказал:

– Я узнал тебя, Деллия.

В тот же миг раздался пронзительный хохот, и женщина откинула покрывало.

Даже в неясном свете взошедшей луны было видно, как она хороша собой. Её густые рыжие волосы отливали позолотой; цвет лица поражал своей мраморной белизной; продолговатого разреза глаза горели огнём страсти; красиво очерченные губы непреодолимо влекли к себе. На высокой полуобнажённой груди её переливалось ожерелье из изумрудов, на руках блестели золотые браслеты.

– Итак, Деллия, я слушаю тебя, – с холодным безразличием проговорил Марк Блоссий.

Её смех резко оборвался.

– Не будь так жесток ко мне, Марк, – сдавленным голосом сказала Деллия. – Твоё оскорбительное равнодушие убивает меня.

– Чего ты хочешь?

– Чего – спрашиваешь ты? – Деллия посмотрела на Блоссия в упор. Потом умоляюще сложила руки и произнесла голосом, в котором звучала мука: – Пожалей меня, Марк! Я больше не могу жить без тебя! Мне несносны Рим, пиры, развлечения и мои любовники! Я задыхаюсь от любви к тебе!

– Ты теряешь сдержанность и рассудок, – заметил Блоссий.

– О, я давно потеряла их! Ты не представляешь, каким мучительным был этот год без тебя, этот долгий, как вечность, год! Напрасно я старалась забыть тебя, напрасно искала душевного покоя, избегая тех мест, где я узнала тебя и была счастлива с тобой! Ничто, слышишь, ничто не могло изгнать тебя из моего сердца!

В страстном порыве Деллия протянула к Марку обе руки. Но он не двинулся с места. Взгляд его чёрных блестящих глаз был спокоен и даже насмешлив. Казалось, страдания его бывшей жены совсем не тронули его.

– Что же, Марк, неужели ты даже не обнимешь меня? Неужели ты всё забыл? Ведь я такая же, как прежде, и, как прежде, горячо моё тело и губы мои покорно ждут власти твоих губ. Марк... Марк! – продолжала взывать Деллия, опускаясь перед Блоссием на колени. – Ты отверг меня, ты унизил меня позорным разводом... Я хотела ненавидеть тебя, но вместо этого говорю тебе о своей любви... Знаешь, я старалась не выпускать тебя из виду, мои соглядатаи сообщали мне, где и с кем ты проводишь время. Я безумно ревновала тебя к каждой из твоих любовниц и ко всем вместе и хотела причинить тебе боль... Но кто теперь твоя возлюбленная, Марк? Я не знаю ни одной женщины, которую ты удостоил бы этой чести...

Деллия вдруг выпрямилась и пристально вгляделась в лицо Марка. Ей хотелось видеть, какое впечатление произвели на него её последние слова. Но ни единый мускул не дрогнул в лице кампанца – оно оставалось неподвижным и холодным, точно высеченным из камня.

– Однако, Марк, ты должен позаботиться о выборе своей невесты, – продолжила Деллия изменившимся голосом. – Ведь ты нарушаешь закон императора о браке. Позволь напомнить тебе, что этот закон требует от мужчин вступать в новый брак через полгода после развода.

– Послушай, Деллия, я не нуждаюсь в твоих советах, как, впрочем, и в твоём обществе, – с тем же невозмутимым видом отозвался Блоссий. – И если это всё, что ты хотела сказать, позволь мне уйти.

– Нет, Марк! – внезапно вскричала женщина и вцепилась в одежду кампанца; лицо её страдальчески исказилось. – Не отталкивай меня! Не смей пренебрегать мною!

– Ты безумствуешь, Деллия.

– Но если я без ума от тебя!

– А я говорю тебе: прогони всякую мысль обо мне из своей разгорячённой головы и оставь меня в покое, – с этими словами Блоссий мягко освободил край своей тоги из сжимавшей его руки Деллии.

– Клянусь Фуриями, если ты отвергнешь меня, я заставлю тебя страдать! – в злом отчаянии крикнула Деллия, не сводя с его лица горящего взора. – Ради мести я смогу решиться на всё... даже на самые ужасные, самые гнусные преступления! Я разрушу твою жизнь!

– Опомнись, безумная, – тихо проговорил Марк, мрачнея. – Уходи из моего дома и больше никогда не появляйся здесь. Я не желаю даже слышать о тебе.

После этих слов Марк Блоссий повернулся и ушёл, оставив в одиночестве дважды брошенную им женщину. А она ещё долго стояла в тени деревьев, с трудом сдерживая рыдания. Потом завернулась в своё широкое покрывало, вышла на дорогу, которая вела от виллы Блоссия в Капую, и остановилась. Подняв к небу свои сверкающие от гнева и обиды глаза, она призвала Фурий и с глубокой ненавистью в душе поклялась отомстить за своё унижение.

Глава 19

В Риме бушевала гроза. Частые молнии одна за другой озаряли город зловещими вспышками; раскаты грома сотрясали дома бедноты и роскошные особняки, храмы и торговые лавки.

Сильный ветер задувал с пронзительным свистом в двери и окна дома весталок. Слышно было, как дождь стучит по крыше и в листве деревьев.

Дрожащий огонёк масляного светильника в виде лебедя, клюв которого заканчивался фитилём, рассеивал мрак в комнате весталки Альбии. Убранство комнаты было скромным: в одном углу стояло ложе, в другом – комод с овальным зеркалом, две скамьи у стены. В этих уединённых покоях, где всё дышало тишиной и святостью, Альбия не могла заниматься ничем иным, как предаваться унылым размышлениям.

Какая мрачная погода! Какая тоска и серость... Ах, с какой радостью сбросила бы она с себя ярмо вынужденного одиночества и этого постылого затворничества! С какой лёгкостью отказалась бы от того учения, которое с такой жадностью впитывала в себя в течение стольких лет, свято веря в то, что стала избранницей древнейшей из богинь!..

За стенами дома весталок прогрохотал гром. Альбия вздрогнула, встала, походила по комнате, выпила воды из кувшина и снова села на ложе. Сон не приходил, а тоска становилась всё глубже, и сильнее охватывало отчаяние.

О боги всемилостивые, что случилось с ней? Может быть, она стала жертвой собственного воображения? А, может, сходит с ума? С того дня, как она в последний раз видела Марка Блоссия, прошло уже немало времени, а она всё ещё не может забыть его. Наверное, он даже не вспоминает о ней... И, конечно, у него есть новая возлюбленная – та, которая может распоряжаться своей жизнью как ей захочется, которая может не таясь любить Марка и без стыда принимать его любовь.

«Нет, я не должна думать о нём, – убеждала себя Альбия. – Я посвящена Весте и буду служить только ей...»

Но тут она вспомнила, как искала защиты у другой богини – лучезарной Киприды – и обомлела. Она совершила предательство, святотатство – и кара постигнет её, если... Если она раз и навсегда не отречётся от своей любви. Вместе с тем Альбия вполне, всем сердцем осознала ясную истину. Ей уже не спастись – мир, созданный её воображением, рушился под натиском земных страстей. Всё труднее было отстаивать крепость святой веры – она грозила засыпать её обломками...

Сомнения, душевное напряжение стали невыносимыми, и Альбия бросилась бежать из комнаты, казавшейся ей темницей.

Через небольшой переулок девушка вышла к своему дому, утопавшему в зелени густого сада. Тяжёлые капли дождя пригибали ветви деревьев; в водосточных трубах журчала вода, потоками сбегавшая на землю и смывавшая отпечатки ног. Альбия вскинула голову, зажмурилась и подставила лицо упругим дождевым струям.

Вдруг чья-то ладонь опустилась ей на плечо, и девушка, оглянувшись, увидела кормилицу. Басса смотрела на неё с улыбкой и бесконечной жалостью, а в глазах её, ясных и добрых, читалось всепонимание.

Альбия хотела заговорить с ней, но голос её пресёкся, губы дрогнули, и она заплакала. Старая служанка молча взяла её за руку и повела в дом.

– Мне страшно за тебя, Альбия, – сказала Басса после того, как весталка, сменив одежду и просушив волосы, села на скамью в перистиле, освещённом александрийскими светильниками. – Я знаю, как велика власть Киприды над слабым человеческим сердцем, знаю, что тот, кто одержим любовной страстью, готов на любое безумие. И я боюсь за тебя, дитя...

Басса уже давно поняла, что происходит с девушкой. Она видела попытки Альбии справиться с новым для неё чувством и понимала, что не может помочь ей. Слишком серьёзным оказался её соперник. Впервые увидев его, Басса сразу ощутила исходящую от него силу – такую, которая заставляет людей терять осторожность и подчиняться ему. Обаяние – мощное оружие, а этот человек искусно владел им. Люди, подобные Марку Блоссию, непредсказуемы и, скорее всего, опасны, – так думала Басса, не без причины беспокоясь об участи Альбии.

– Неужели ты сможешь пренебречь законами и добродетелью ради преступной страсти к человеку, который так легко играет женскими судьбами? – взывала кормилица к благоразумию Альбии.

– Но я не считаю себя преступницей за то, что полюбила этого человека, – возразила ей весталка в негодовании.

Басса посмотрела на свою любимицу грустно и немного изумлённо; помолчав какое-то время, она обняла девушку и ласково сказала ей:

– Тебе необходимо отдохнуть: ты слишком взволнована, ты устала. Проведи эту ночь под родным кровом и постарайся привести в порядок свои чувства. Я знаю, ты справишься... и да поможет тебе твоя богиня...

Глава 20

По возвращении в Рим Деллия, снедаемая ненавистью к Марку Блоссию, не могла найти себе места. Она продолжала вести прежний образ жизни, но под личиной беспечного веселья и присущего ей легкомыслия скрывались удивительное терпение и лихорадочная работа мысли. Глядя на эту красивую жизнерадостную и беззаботную женщину, невозможно было поверить в то, что отныне жизнь её посвящена лишь одной цели – мести.

Однажды после полудня, едва Деллия встала с постели, в её кубикул стремительно вошла Сира, самая преданная из её служанок.

Молчаливая и мрачная в обществе незнакомых ей людей, эта молодая крепкая телом рабыня-сирийка преображалась, когда оставалась наедине со своей госпожой. Она была доверненным лицом Деллии, ей была известна тайная жизнь взбалмошной, ненасытной в развлечениях римлянки, и она очень гордилась этим.

– Он в Риме! – выпалила Сира и опустилась у ног своей госпожи.

Деллия ничего не оветила, и только её продолговатые, со вздёрнутыми кверху внешними уголками глаза вспыхнули зелёным огнём. Она молча подошла к столику и взяла лежавшее на нём серебряное зеркало; на его тыльной стороне был выгравирован рисунок, изображавший дико мечущихся Марса и Венеру. Повернув зеркало к свету, Деллия долго рассматривала своё лицо. Наконец она разомкнула уста и властным голосом произнесла, обращаясь к Сире:

– Приготовь всё для выхода.

Римский Форум бурлил. У портиков храмов и других зданий, как всегда, толпился и галдел праздный люд. У ростральной трибуны прохожие замедляли шаг, слушая речи случайных ораторов. Сновали разносчики мелкого товара и водоносы; кричали, зазывая покупателей, торговцы фруктами, орехами и сладостями. В лавках зеленщиков и молочников спорили простые горожанки, а их знатные соотечественницы высокомерно взирали на них, выглядывая из своих паланкинов. В толпе свободных граждан было немало жрецов, всякого рода магистратов, чужеземцев, гладиаторов и рабов. С городскими жителями смешивались крестьяне из дальних провинций, которые в поисках работы отважились ринуться в ревущую жестокую западню, каким стал к началу императорской эпохи прославленный город Ромула.

Рослые рабы-каппадокийцы, нёсшие паланкин, миновали Новые лавки и остановились неподалёку от храма Венеры-Очистительницы. Между пурпурными занавесками китайского шёлка появилась белая холёная рука, от запястья по локоть унизанная золотыми браслетами. Сопровождавшая паланкин сирийка тут же откликнулась на этот немой призыв и просунула за занавески свою коротко стриженую голову.

– Что скажешь, Сира? – раздражённо спросила Деллия, обмахиваясь украшенным жемчугом веером, своими яркими красками напоминавшим хвост павлина.

На золотистых одеждах римлянки переливалась бирюза; вокруг головы трепетала вуаль, пришпиленная к волосам золотой булавкой с крупным жёлтым топазом.

– Где же он? – допытывалась Деллия, и в голосе её звучали злость и нетерпение. – Ты уверяла меня, что он будет ждать. Я не намерена охотиться за ним целый день – я и так уже изнываю от жары.

И она принялась яростно обмахиваться веером.

– Госпожа, я передала твоё послание из рук в руки, – оправдывалась Сира, потупив взор.

– В чьи руки?

– В руки его раба. Тот обещал немедленно показать его своему хозяину.

Сира выпрямилась и снова осмотрелась. Вскоре она увидела, как у храма появился статный красивый мужчина и оглядел улицу; казалось, он поджидал кого-то.

– Он пришёл, госпожа, – тихо сообщила рабыня, приблизив лицо к занавескам.

Опираясь на руку сирийки, Деллия вышла из паланкина и медленно, покачивая бёдрами, направилась к белокурому красавцу.

– Я надеялась увидеть тебя, – сказала Деллия, дотрагиваясь до его руки сложенным веером и забыв поздороваться.

– Да ну? А что, мы уже встречались прежде? – спросил мужчина бархатным голосом, открыто любуясь её обольстительной фигурой.

Он не мог отвести глаз от её округлых плеч и лебединой шеи, от высокой груди и соблазнительных бёдер, от струившихся волнами волос цвета тёмного золота, покрытых бирюзовой вуалью. И хотя вуаль скрывала её лицо, он был уверен, что оно так же прекрасно, как и её тело.

– Скажем так: я тебя знаю. А иначе мне незачем было искать встречи с тобой, – Деллия тихо замеялась, раскрыла веер и приложила его к своим губам.

– Пусть так. И чего же ты хочешь? – снова спросил красавец и протянул руку, чтобы поднять закрывавшую её лицо густую вуаль, но она успела отклониться и легонько ударила его веером по кончикам пальцев.

– Хочу видеть тебя гостем в моём доме, подобный Адонису Деций, хочу говорить с тобой, хочу познать твою любовь. Если ты будешь любезен принять моё приглашение, я укажу тебе дорогу к моему дому.

Деций Блоссий – а это был именно он – никогда не отказывал себе в лёгких знакомствах, и тем более, если речь шла о новых развлечениях. Женщины часто сами искали встреч с ним, и в нынешнем свидании для него не было ничего необычного. Без сомнения, таинственная незнакомка заинтриговала его – он безропотно пошёл за её паланкином.

Деллия, укрытая от посторонних взоров за плотными занавесками, довольно улыбалась, предвкушая быструю победу. Она неплохо знала Деция и была уверена в том, что в её умелых руках он будет мягок и податлив как воск. Стремясь отомстить Марку Блоссию, орудием своей мести она избрала его брата. Когда-то Деций пытался обольстить её – теперь ей предстояло разбудить в нём прежнюю страсть, что для женщины, привыкшей побеждать в любовных перипетиях, казалось делом проще простого. Очаровать Деция, подчинить его своей воле и заставить шпионить за старшим братом – вот чего хотела добиться Деллия.

Молчаливая сирийка проводила Деция в дальние покои дома и тотчас незаметно скрылась. Какое-то время он сидел в одиночестве, разглядывая убранство комнаты. Роскошное широкое ложе, скамья, комод, столик для фруктов – вся немногочисленная мебель была сделана из бледно-розового с янтарными прожилками мрамора, инкрустированного перламутром. С потолка, декорированного ажурными серебряными решётками, свисали гирлянды вьющихся роз; в воздухе витал их пьянящий сладкий аромат.

Деций закрыл глаза, наслаждаясь окружавшим его покоем и пьянящим благоуханием цветов. Он не слышал, как хозяйка дома переступила порог комнаты – такой лёгкой и бесшумной была её поступь: точно ноги её не касались пола.

Женщина села на ложе напротив гостя и устремила на него горящий взор. Ощутив её присутствие, Деций открыл глаза и – затаил дыхание.

Она была в лёгкой, почти прозрачной тунике, но на плечи по-прежнему ниспадала вуаль, закреплённая на сверкавшей топазами золотой дидеме. Её соблазнительное тело было рядом и благоухало неповторимыми ароматами – Деций чуть не задохнулся от нахлынувших сладостных предчувствий.

Он протянул руки к её плечам, медленно провёл по ним влажными ладонями, опуская их всё ниже, и наконец склонился, чтобы поцеловать край её воздушной одежды.

– Богиня любви, – прошептал он и поднял на женщину томные глаза.

В тот же миг вуаль соскользнула с её головы, открыв изумлённому взору Деция хорошо знакомые черты.

– Деллия! – воскликнул он и поднялся с колен.

Услыхав своё имя, женщина запрокинула голову и невесело рассмеялась.

– Чему ты удивляешься, Деций Блоссий? – спросила она, вперив в него холодно мерцающие глаза. – Может, тому, что я завлекла тебя к себе, а не наоборот? Тому, что безудержная страсть бросила меня, покорную и жаждущую, к твоим ногам? Но разве я не имею права вкусить того блаженства, которым ты одаривал других, менее достойных и менее красивых женщин? Чему удивляешься ты, для кого в мире нет ничего выше любовных утех?

– Я удивлён и не очень, – начал отвечать Деций, снова усаживаясь на скамью. – Я знаю, что твоими любовниками были почтеннейшие и знатнейшие мужи Рима, что среди женщин ты снискала себе славу, подобную той, что выделяет меня среди мужчин... Но я помню и другие времена, когда ты была горда и недоступна...

– Тогда я была женою Марка и принадлежала только ему одному. Но теперь я хочу принадлежать тебе, – после этих слов Деллия с грацией растянулась на ложе.

– Неужели твоя любовь к Марку угасла столь быстро? – спросил Деций, пытливо вглядываясь в её лицо.

На мгновение Деллия поникла, как тростник под ветром, но тут же выпрямилась. Изо всех сил стараясь казаться беспечной, она равнодушно ответила:

– После Марка моё сердце, как и моё тело, принадлежало многим мужчинам. Я давно забыла его!

– И всё-таки ты любишь его, Деллия!

В ответ на замечание Деция женщина, как змея, вильнула всем своим гибким телом и издевательски рассмеялась:

– Откуда ты знаешь, кого я люблю? Моё тело хочет тебя!

– Я не верю ни одному твоему слову!

– Отчего же, милый? – Деллия игриво улыбнулась. Хотя слова гостя неприятно задели её, внешне она оставалась по-прежнему приветливой. – Ведь я не виновата, что ты пробуждаешь во мне такое желание! Зная цену удовольствиям, отчего не веришь ты мне, знающей им цену не хуже твоего? Мы слеплены из одного теста, Деций, и я уверена, в Риме не найти другой такой пары как ты и я. Отчего же нам не стать любовниками? Рано или поздно наши пути должны были непременно пересечься – на то воля не столько Фортуны, сколько Венеры. Дотронься же до меня – пусть в тебе вспыхнет пламя всепоглощающей страсти, что уже давно сжигает меня!

После этих слов Деллия приподнялась и стала медленно развязывать свою воздушную тунику. Словно рассветный туман проступили в полумраке комнаты формы её обольстительного тела, помутившие сознание Деция.

– Ты прекрасна! – восторженно прошептал он и, уже не владея собой, сжал женщину в своих объятиях.

Он покрывал поцелуями её лицо, шею, обнажённую грудь, а затем, опрокинув её на ложе, втиснулся между её бёдер и вошёл в неё одним мощным толчком.

Деллия застонала от наслаждения – бурное желание внезапно охватило её – и она подалась навстречу двигавшемуся в ней мужчине, обхватила его ногами за талию. Сейчас она сама не понимала, чего жаждет сильнее – принадлежать Децию или отомстить Марку.

...Перевернувшись на спину, Деций потянулся, как умиротворённый сытый кот. Теперь, когда тело отдавшейся ему женщины больше не хранило никаких тайн, им овладело обычное для него настроение. Он снова был бесстрастен и холоден.

Встретив его взгляд, Деллия невольно вздрогнула: её испугала пустота его синих глаз и насмешливая ухмылка, кривившая его красивый рот.

– Что ж, Деллия, – сказал он, вставая и поправляя складки своей туники, – каждый из нас получил желаемое. Расстанемся без сожалений.

Глаза Деллии потемнели и сузились, как у разъярённой тигрицы. Она не привыкла, чтобы с ней обращались как с девкой из лупанария!*

– Ты неблагодарный, Деций, – сдавленным голосом проговорила она, едва сдерживая ярость, и так сильно сжала кулаки, что ногти впились в ладони.

А Деций, внезапно схватив её за кисти рук и приподняв с ложа, закричал ей в лицо:

– Неужели ты подумала, что я не догадаюсь, чем обязан твоей благосклонности? Какой же благодарности ты ждала от меня?

Он с силой бросил Деллию обратно на ложе и уже со своим обычным спокойствием продолжил:

– Тебе удалось на время затуманить мой рассудок, но теперь он ясен как никогда. И я хочу, чтобы с этой минуты и навсегда ты запомнила: нет женщины, страсть к которой ослепила бы меня настолько, что я смог бы предать своего брата.

Уже на пороге Деций вдруг остановился и бросил небрежно, через плечо:

– Как тебе, должно быть, жаль, что моя страсть к тебе погасла, едва разгоревшись. В этом поединке победа досталась не тебе, Деллия!

Деллия стиснула зубы. В её кошачьих глазах зелёным огнём полыхала ненависть.

Всё было кончено. Хитрость её не удалась, она недооценила Деция Блоссия. Она надеялась, что он станет восковым в её руках, но вместо этого столкнулась с глыбой льда... Никто никогда не причинял ей столько боли, никто не унижал её так, как эти двое. Нет, ещё не всё кончено! Она будет отмщена! Блоссии за всё заплатят ей!

Деллия видела, как опустилась за Децием завеса, скрыв из виду его высокую стройную фигуру. Сейчас ей хотелось одного: чтобы под его ногами разверзлась пропасть Тартара.

– Будь ты проклят! – крикнула она ему вслед.

***

Лупанарий – публичный дом