Текст книги "Красная линия (фанфик Сумерки) (ЛП)"

Автор книги: WinndSinger

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 55 страниц)

«Я пытался узнавать о тебе, чтобы знать, что вы с Таней в порядке. Я потерял тебя на какое-то время, после того как ты ушел, но потом я услышал, что вы поженились. Я снова разъярился. Я всё еще не забыл её, надеялся, что может вы расстанетесь, или что она позвонит или напишет мне, попытается объясниться. Но она молчала. Пока вы не поженились».

Глаза Эдварда вспыхнули от злости.

«Она написала тебе?» – прорычал он.

Карлайл кивнул, «Она сказала, что любит ТЕБЯ. Что хочет ТЕБЯ, а не меня. Она послала меня за то, что я выкинул тебя из колледжа и из-за меня ты прошел сквозь ад. Она сказала, что ненавидит меня и не хочет видеть меня рядом с любым из вас. Она сказала, что носит твоего ребенка и счастлива по этому поводу. Сказала, что сделает тебя счастливым и однажды отправит тебя назад в колледж и исправит всё. Она любила ТЕБЯ, Эдвард. Я мог видеть это в её письме, с какой страстью она писала. Но я всё еще любил её. Я был зол на неё, но всё еще хотел её.

«Мысли о том, что ты женился на ней, и что у вас будет ребенок, убивали меня», – признался Карлайл, «Я всё думал, как я могу вернуть её, но потом мне становилось плохо от того, что я допускаю такие мысли. Не знаю, почему я не мог просто забыть её. Время не стерло моих чувств к ней. Как будто она чем-то держала меня, и её хватка не слабела. Я начал принимать наркотики. Я брал их из больницы, никто не знал об этом. Я больше не беспокоился о медицине… Я почти ничего не слышал о твоей матери. Я даже начал задаваться вопросом, зачем я живу. Я хотел умереть.

«Когда ребенок родился, я узнал об этом, узнал, что вы назвали её Кэйтлин. Я заметил, что это очень похоже на Кэтрин. Я провел годы сражаясь с зависимостью от наркотиков. Я почти не занимался медициной в эти годы. Мне уже было плевать, кто что думает. И потом я узнал, что Таня умерла. Я узнал, что случилось с Кэйтлин. Тогда я всё еще был на наркотиках. Мне стало невыносимо от мысли, что Таня погибла с ненавистью ко мне, с любовью к тебе. И что я больше никогда не смогу увидеть её. Я был полон ярости. Я обвинял тебя. Я ревновал к тебе.

«Позже, когда ты пришел к нам с Кэйтлин, я был под воздействием наркотиков. Эсме была дома, также очень пьяная. Я рассказал ей, что с тобой случилось, и это убило весь прогресс, который она сделала. Она быстро покатилась по наклонной, когда вина и страх снова вернулись к ней. Мы оба были в ужасном состоянии. Когда ты пришел и умолял помочь твоей дочери, я был не в себе. Я всё еще был зол и ненавидел тебя. Я всё еще хотел Таню. Я не позволил Эсме помочь тебе, я запретил ей делать что-либо для тебя, или твоего ребенка. Я сказал ей, чтобы она избавилась от тебя, иначе я выгоню и её. Эсме была наркоманкой. В то время алкоголь и наркотики значили для неё больше, чем любой человек. Она выбрала их вместо тебя и твоей дочери. Она сказала, что мы не можем помочь тебе и захлопунла дверь перед твоим носом».

Эсме тихо плакала, не отрицая того, что сказал Карлайл, теперь она не смотрела Эдварду в лицо.

Повисла тяжелая тишина, и я начала сомневаться, что Эдвард вынесет всё это. Но его лицо всё еще не показывало никаких эмоций, когда он смотрел на них.

Я чуть не сказала что-нибудь, но промолчала.

Эдвард подскочил на ноги и повернулся к нам спиной, опершись руками на кухонную стойку, он глубоко дышал, стараясь переварить всё, что они сказали. Я начала бояться, что он плачет, но не вмешивалась. Если я понадоблюсь ему, я буду рядом. Я должна дать ему справиться с этим самому.

Наконец он заговорил очень низким, почти неслышным, голосом.

«Вы НИКОГДА не любили меня», – сказал он не со злостью, а чуть ли не с грустью… словно у него был ответ на вопрос, который постоянно был в его голове, он сказал это почти… для себя.

Его родители ничего не сказали. Молча смотрели друг на друга.

«Нет», – подтвердила Эсме, «Не любили. И мне на самом деле жаль. Мы всё делали неправильно. И хотя даже мы причинили тебе боль, я рада, что мы не являемся большой частью твоей жизни, Эдвард. Тебе вырастили с любовью. Ты хороший человек. Тебе лучше без нас. Мы не хотели рассказывать тебе эти ужасные вещи. Еще одна причина, почему мы никогда не привязывались к тебе. Но мы хотели объясниться, как бы тяжело это ни было. Мы должны тебе хотя бы это. Радуйся, что мы не любили тебя. Мы бы испортили и тебя тоже».

«Твоя мать и я… мы всё еще женаты, но мы больше не пара», – сказал Карлайл, «Мы уже несколько лет ходим на терапию вместе и по отдельности. После того, как мы последний раз видели тебя и твою дочь, после того, как мы поняли, что отвернулись от тебя, когда ты больше всего нуждался в нас, мы решили сделать всё возможное, чтобы стать лучше. Для тебя. Мы знаем, ты не хочешь и не нуждаешься в нас сейчас. Уже слишком поздно, и много чего случилось между нами в прошлом. Ты можешь никогда не простить нас. И мы не просим тебя об этом».

«Но мы всегда будем рады предоставить всё, что тебе нужно для Кэйтлин», – добавила Эсме, «Если ты не хочешь, чтобы мы были рядом с ней, мы поймем и это».

Эдвард ничего не сказал, и неожиданно его глаза выглядели очень старыми и уставшими, когда он посмотрел на меня. Я так боялась, что он всё держит внутри и не выпускает этого. А потом я начала бояться, что он выпустит всё это, и я не смогу спасти жизни его родителей.

«Всю свою жизнь я думал, что я сделал… что я сказал… что заставило вас ненавидеть меня настолько, что вы никогда не были рядом», – тихо сказал он, «Но теперь… когда я знаю всю вашу историю… это даже не важно. Человек, которым я был две недели назад, был бы разрушен, когда узнал бы, что его отец был первым у его жены, и что он любил её, а не меня. Я бы был опустошен, услышав как моя мать говорит ‘нет, мы никогда не любили тебя’. Это бы убило меня, и я бы позволил этому опустить себя еще глубже в мой собственный ад. Но я слишком долго оплакивал то, что не мог контролировать. Я больше не могу оплакивать вас. Я даже не могу ненавидеть вас. И ваши слова о том, что вы никогда не любили меня, не причиняют особой боли, потому что… я никогда не любил ВАС. Я никогда вас не знал. Вы были тенью в моей жизни. Я мечтал о вас, о своих идеальных родителях… и я даже не понимал, что у меня уже есть идеальные родители. Кэтрин, Джозеф… Я знаю, вы как-то удерживали их от связи со мной. Это закончится прямо сейчас. Я позвоню им в ближайшие пару недель и увижусь с ними, когда захочу. Я не хочу видеть никого из вас, когда я приеду к ним».

Он замолчал на мгновение и продолжил, «Я не выгоняю вас из своей жизни. Начнем с того, что вы никогда в ней и не были. У меня была своя жизнь и теперь у меня есть дочь. Я больше не могу тащить на себе ваш груз. Он всю жизнь ломал мне спину. Так что я отпускаю вас. Надеюсь, вы найдете свой путь. Но я не могу позволить своей ненависти разрушить меня изнутри. Кэти нуждается во мне, и я не собираюсь совершать такие же ошибки, которые вы совершили.

«Я буду с ней. Каждый день. Я дам ей всю любовь, на какую способен, и даже больше. Я сделаю так, чтобы она видела, что её папа любит её. Я должен сделать её счастливой. И я не смогу, если буду ненавидеть вас каждую минуту. И даже несмотря на то, что я хочу ударить тебя, Карлайл, за то, что ты сделал со своей женой… и с моей… я не буду делать этого. И даже несмотря на то, что я бы хотел ненавидеть тебя, Эсме, за то, что ты никогда не была моей матерью, за то, что ты любила деньги и наркотики больше, чем меня, я не буду.

«Вы не стоите этого. И это только заставило меня понять, что Таня по-настоящему любила меня. Я был с ней также жесток, как ты с Эсме… Я шел по твоим стопам, несмотря на то, что мы не связаны по крови. Вы всё еще были ядом в моих венах. Моя ненависть к вам убила Таню еще до пожара. И в конце концов, это разрушило бы мою дочь. Я больше не позволю вам убивать нас. Так что, вы не мертвы для меня… вы просто… нечего не значите для меня теперь».

Они оба уставились на Эдварда, не зная, что сказать. Я и сама не знала, что сказать, кроме того, что Эдвард был невероятно понимающим и чрезвычайно всепрощающим, как и всегда.

Он не сказал этого вслух, но в своем сердце он простил их за всё. Он не будет обнимать и целовать их, или даже считать их частью своей жизни, но ему и не нужно. В своем сердце он отпустил их и всю боль, которую они причинили. Он был также прав на счет Кэти. Он никогда не сможет стать хорошим отцом для неё, если будет таскать с собой всю эту херню. Он бросил всё это с глухим стуком к ногам своих родителей. И он уйдет от них свободным, чтобы найти свой путь обратно к Кэти.

Я задумалась, что может быть он должен кричать, орать и ударить Карлайла… но что из этого выйдет хорошего, даже для него? Думаю, он знал всю жизнь, что они не любили его, он просто не знал почему.

Эдвард подождал минуту или две, и его родители тоже молчали. Наконец Эдвард открыл мой блокнот, вырвал чистый лист и написал что-то.

Он сложил его пополам и, глубоко вздохнув, подошел к дивану и протянул бумагу Карлайлу.

«Это адрес и телефон Бена», – сказал он, ему было больно, но он держал себя под контролем и был спокоен, «Там живет ваше внучка. Если вы хотите исправить что-то со мной, сделайте это за счет любви к ней. Даже если это просто телефонный звонок или открытка на день рождения, визит один раз в год. Так вы можете показать Тане и мне насколько сильно вы заботитесь. Теперь можете идти».

«Но, Эдвард…» – Карлайл взял записку.

«УХОДИТЕ сейчас же!» – прогремел Эдвард, быстро теряя контроль, «До того, как я что-то сделаю. УБИРАЙТЕСЬ!»

Он снова отвернулся, опустил голову и ждал, когда они уйдут. Он старался изо всех сил сдержать себя и быть сильным. Я знала, он кричал на родителей только потому, что он не доверял себе, боялся не сдержать этот жесткий внешний вид.

«Хорошо, Эдвард», – Карлайл помог Эсме подняться, и они быстро прошли к двери, открыли её и медленно вышли.

Перед тем как уйти, Эсме сказала, «Спасибо за то, что увиделся с нами, Эдвард», – она вытерла глаза, размазывая тушь, и всхлипнула, «Ты очень смелый. Прости».

Дверь закрылась, и они ушли. Боже, я ненавижу их. Прости. Я хочу выискать Эсме в аду и сломать ей нос.

Эдвард сдавленно простонал и начал задыхаться, опустив голову на стойку, прижав кулаки к глазам.

Я сразу же подошла к нему и обняла, поглаживая его волосы. Я не хотела читать ему лекции, или быть Доктором Беллой. Я просто любила его и надеялась, что этого достаточно.

Он взревел и несколько раз ударил стойку, словно бы он бил их.

Что я могла сказать, чтобы облегчить всё это? Может мне стоит позвонить Джеймсу? С этим нужно что-то делать. Думаю, я пока не доросла о таких дел.

«Эдвард…» – сказала я, когда он слегка притих, «Я знаю, всё это – самое ужасное, что случалось с тобой. Даже хуже Рэйвен. Я даже представить не могу, что ты чувствуешь. Не думаю, что я достаточно хороша, чтобы помочь тебе прямо сейчас. Может нам стоит позвонить моему профессору?»

«Нет, Белла, ТЫ», – его голос слегка дрожал, казалось, он плачет.

Он выпрямился, не боясь показать мне свои слезы, и обнял меня так крепко, почти до боли, «Я хочу только тебя. Пожалуйста. Мне нужна ТЫ. Ты мой доктор. Я больше никого не хочу. Пожалуйста, Белла? Не нужно…»

«Ладно, Эдвард, хорошо», – заверила я. Я ненавидела слышать его мольбы, чтобы я осталась его доктором, словно бы я могла бросить его сейчас, «Я всегда рядом. Я буду твоим доктором. Всё хорошо».

Он с облегчением выдохнул и пару раз всхлипнул, зарывшись лицом в мои волосы.

«Ты идеально выдержал всё это», – я гладила его по спине, «Я никогда и ни кем раньше не была так впечатлена. Не знаю, как тебе это удалось… но я чертовски горжусь тобой».

«Ты сделала это со мной, Белла», – казалось, он немного успокоился, его горячее дыхание щекотало мою шею, «Ты научила меня этому. Ты замечательная женщина, Белла… и доктор».

Думаю, он всё преувеличивает. Может я и помогла ему за эти две недели, но на самом деле, Эдвард сам взял контроль над собой и сразился со страхом и болью, чтобы закончить эту ужасную главу своей жизни. Сейчас он не будет в порядке… потребуется время, чтобы осознать всё, что сказали его родители, не говоря уже о том, чтобы смириться с этим. Но я верю, что теперь он справится с этим. В нем больше нет слабости. У него есть повод сражаться… и он наконец понял это. Он готов снова начать жить.

«Когда я впервые встретил тебя, я отвел тебя в комнату Пробуждение», – он гладил меня по лицу и смотрел мне в глаза, «Я думал, ты наивная и милая, и эта комната для тебя. Я и подумать не мог… что это ТЫ разбудишь МЕНЯ».

«Хороший мой…» – прошептала я, смахивая слезы с его глаз, «Я рада, что ты плачешь. Это хорошо. Выпусти всё из себя».

«Я так устал», – выдохнул Эдвард, и еще одна слеза стекла по его щеке, «Я чувствую себя измотанным до костей».

«Пойдем», – я пошла спиной вперед, взяв его за руки, «Давай полежим. Я буду обнимать тебя, и мы можем поговорить. Как звучит?»

Он слабо улыбнулся мне, ему понравилась идея, и в этом не было ничего сексуального. Я на самом деле хотела просто обнять его и поговорить. Быть Доктором Беллой, только держать его в своих руках и гладить его, пока он будет заживать и делиться своей болью со мной.

«Прекрасно», – ответил он, «Любовь – ЛУЧШЕЕ лекарство для разбитого сердца».

Глава 26. Это Еще Не Конец.

EPOV

Я лежал рядом с Доктором Беллой, и это было так правильно, даже если с медицинской точки зрения это неуместно и непрофессионально.

Не стыдясь, я позволил слезам свободно стекать по моему лицу, и я не чувствовал себя слабым или жалким под её взглядом. Теперь мы лежали лицом друг к другу, в тепле и безопасности наших объятий.

Она не вытирала мои слезы, и я был рад этому. Она хотела, чтобы я плакал, чтобы я чувствовал боль и выпускал её из себя через соленую воду из моих глаз.

Мне потребовалось долгое время, чтобы переварить всё, что сказали мои родители, и озвучить самые болезненные вопросы.

Даже не подумав, я услышал свой голос, «Мой отец был насильником».

Что за семья… он ворует секс… а я продаю.

Я закрыл глаза, когда она пристально всмотрелась в них. Теперь мне было стыдно. Я вспомнил тот день, когда напал на Беллу, прямо здесь… и как это было просто.

«Эй», – строго сказала она, «Посмотри на меня, Эдвард».

Я заставил себя открыть глаза, и посмотрел в её, готовые наброситься на меня.

«Ты – не твой отец», – сказала она, начиная мою терапию, «И может он применил силу, но это не делает его насильником. У каждой истории две стороны. Твоя мать сказала, что много выпила. Может и он тоже. По началу она целовала его. Я не говорю, что он поступал правильно и не сделал ничего плохого… но может он подумал, что она хотела его. Может позже он понял, что поступил неправильно. Может и нет. Никто не знает. Не делай этого с собой, Эдвард. Даже если это было изнасилованием, и он знал, что делает, это не делает тебя хуже, чем ты есть. Это ОН. А ты – это ты. Совершенно другой человек. Ты был прав, когда сказал родителям то, что сказал. Ты должен оставить прошлое в прошлом. Когда я только познакомилась с тобой, ты был таким закрытым. Ты построил вокруг себя так много стен, я думала, что никогда не увижу настоящего тебя. Меня до сих пор поражает, что ты сделал за две недели. Я думаю, ты ХОТЕЛ освободиться… и поэтому ты так быстро открылся мне. Ты хотел помощи. И поэтому ты лучше, чем Карлайл, Эсме, твой отец, все они. Посмотри, что с ними случилось, когда они отказались от реальности и помощи. Мне становится приятно от того, что я выбрала эту профессию. Некоторые люди думают, что психиатрия – это глупо и бесполезно, но я всегда знала, что она может спасти жизни. Теперь я вижу это. Ты должен закрыть дверь в прошлое. Ты должен оставить его и жить здесь. Не позволяй этому убить тебя. Иди вперед, навстречу будущему. К Кэти. Сделай это прямо сейчас… и ты разорвешь этот круг тоски и боли. Не забывай это, потому что ты никогда не сможешь забыть прошлое. Но учись с помощью него. Позволь ему сделать тебя лучше, чем ты был. Позволь этому сделать тебя лучшим отцом для Кэти… чтобы она выросла и была хорошей мамой для своих детей».

Душа этой женщины заживляет меня, внутри и снаружи, даже после всего, что сказали мне родители. Если бы всё это произошло немного раньше, я был бы разрушен сейчас. Но она и то, как она всё объясняет для меня… я не мог поверить, что чувствовал надежду… и силу… и свободу.

Мой голос пропал, но мои губы должны были снова признаться ей в любви, показать ей, как я ценю все чудеса, которые она творит в моей голове.

Я поднес её руку к свои губам и осыпал горячими поцелуями кончики её пальцев, еще пара слез стекла из-под моих опущенных век… но это были не слезы боли. И не то, чтобы это были слезы радости, но я чувствовал, как будто что-то во мне исчезло…там, где раньше лежали тонны стыда, шкафы с ненавистью к себе, коробки полные неуверенности и злости и огромный зверь, который сожрал всё моё уважение к себе, там теперь была прекрасная пустота.

Я больше чувствовал всего этого. И я плакал от облегчения, от того, что я больше не чувствовал этот груз на себе. Теперь у меня много места для воспоминаний о Кэти, о её детском смехе. У меня есть место для Беллы, полки, предназначенные для множества разных поцелуев и изображений её красивого лица и тела, когда мы сливаемся в одно различными способами, но каждый из них прекрасен. У меня есть множество пространства для визитов Кэтрин и Джозефа, я практически слышал, как она кричит с ирландским акцентом, «Иисус, Мария и Джозеф!!», когда я появляюсь в дверях. Она стиснет меня в объятьях и оглушит меняя своим криком, но я жду не дождусь этого.

И в этот момент я по-настоящему поблагодарил Бога. Да… я верю в тебя, ублюдок. Я обязан, если в этом мире есть Кэти, Белла, Кэтрин. Так что я был не прав, ладно? Ты существуешь. Может, если я смог немного простить Карлайла и Эсме Каллен, может быть я смогу… простить и тебя. Я до сих пор не понимаю и не принимаю того, что ты украл у меня жену и мать у Кэти, но однажды ты всё объяснишь мне. Если ты еще не записал меня в Ад, а я пойму, если ты сделаешь это. Но теперь, я буду другим. Не для того, чтобы спасти себя от вечности в огне и пытках… но для того, чтобы когда я уйду, я смогу обернуться назад и увидеть хорошие вещи, которые я сделал на земле до того, как моё время вышло. Даже если это будет только Кэти, взрослая и счастливая со своей собственной семьей, мне этого хватит.

Единственная вещь, которая меня теперь беспокоила, это Таня. И я сказал это вслух.

«Почему Таня не сказала мне?» – прошептал я, «Думаешь, она всё еще любила Карлайла, или что-то такое? Может она любила его больше, чем меня».

Белла поцеловала меня в нос и задумалась на мгновение.

«Она любила тебя, Эдвард», – уверенно сказала она, «Она любила Кэти. Думаю, она просто тоже носила большой груз вины. Может она боялась, что если скажет тебе, ты бросишь её. Она не должна была держать всё это в себе, но она так любила тебя, что хотела, чтобы всё было хорошо. Я думаю, она винила себя за всё то, что причинил тебе твой… отец… то есть, Карлайл. Она видела, что ты не такой жестокий и холодный как, Карлайл, но она не хотела рисковать. Думаю, дальше давление на неё только усиливалось. Всё шло не так, как она хотела, и она чувствовала себя неудачницей за то, что не могла устроить тебя в колледж и мед. школу, как и мечтала. Я думаю, поэтому у вас был недостаток близости в конце. Это не из-за тебя. Ты не можешь заниматься любовью с кем-то, когда тебе больно и ты не любишь себя. Может иногда ей было не по себе быть с тобой после того, как она была с твоим отцом. Это просто догадки. Никто, кроме неё, не расскажет тебе правды».

Думаю, Белла права… снова. Черт, иногда это может раздражать, эта её идеальная правота. Но я не могу винить её за это сейчас.

«То, как Карлайл сейчас разговаривал с Эсме…» – признался я, «Я так же поступал с Таней. Я обвинял её в том, что она не любит меня, я всегда намекал, что она изменяет мне. Я ненавидел это, но сейчас я увидел себя в Карлайле. Мне бы хотелось извиниться перед Таней. Хотелось бы сказать, что я не ненавижу её. Что я любил её».

«Ты только что сказал ей, Эдвард», – Белла поцеловала мою руку, и я увидел слезы в её глазах.

«Я бы никогда не прошел через всё это без тебя, Белла», – никогда в своей жизни я не был настолько честен, «Ты не просто женщина, которую я люблю. Ты мой маяк. Ты заставляешь меня видеть… ты указываешь мне путь… ты ведешь меня домой к берегу».

Боже, я говорю, как пишут в романах. Но это правда. Глупо… и правдиво впервые за долгое время.

«Ты был в этом яростном океане слишком долго, Мистер Каллен», – она мило улыбнулась мне, «Добро пожаловать на землю».

Боже, я люблю тебя, Изабелла Свон.

«У меня хорошая идея», – неожиданно она повеселела, и я сильнее раскрыл глаза, наслаждаясь ею, она приподнялась и оперлась на локоть, «Почему бы тебе не позвонить Кэтрин и Джозефу прямо сейчас?»

«О, ну я не знаю…» – начал я, неуверенный, что готов к этому. Что если они сердятся на меня за то, что я ушел и ни разу не попытался позвонить? Я не смогу перенести того, если она бросит трубку или что-то ужасное в этом роде.

«Давай, это хорошо для тебя. Любовь – лучшее лекарство, помнишь?» – подбодрила она, поднявшись и бросив мне мой сотовый.

Он отпрыгнул от моей груди и упал рядом на кровать.

«Что случилось с сильным Эдвардом?» – она села и погладила меня по волосам.

«Ладно, черт возьми», – я сделал вид, что хмурюсь на неё и потом улыбнулся, листая телефонную книгу в поисках номера Кэтрин, «Надеюсь, номер еще тот же».

Я ждал, и моё сердце громко стучало, телефон прозвонил дважды.

«Поместье Калленов. Чем я могу вам помочь?» – её ирландский акцент такой красивый, точно как я помню его. Но она говорила устало, без своей энергичности.

«Кэтрин?» – улыбнулся я, «Я пропустил автобус, заберешь меня из школы?»

Я постоянно делал это. Она была в ярости, читала мне нотации, говорила, чтобы я был ответственен и не болтался с друзьями в школе после занятий, а тащил свою задницу к автобусу вовремя. Но я всё равно звонил ей бесконечно с этой просьбой… и она всегда приезжала за мной.

Она ахнула… не в силах сказать что-либо… и заплакала.

«Кэтрин, пожалуйста… не плачь…» – теперь и в моих глазах стояли слезы. Я не признавал или не осознавал насколько сильно я на самом деле скучал по ней.

«Мой мальчик…» – выдохнула она, пытаясь вернуть голос, «Мой красивый мальчик…»

Это было моё прозвище, она всегда так называла меня. Я не чувствовал себя красивым годами, и неожиданно я почувствовал стыд и вину за всё то, что я делал в последние годы, используя свою ‘красоту’, чтобы заработать на жизнь. Но в этот момент я не мог ненавидеть себя или чувствовать вину за это. Я чувствовал вину за то, что жил годы без неё, не говорил с ней и даже не писал… за то, что она пропала из моей жизни.

Мы долго разговаривали, и она отчитала меня за то, что я ушел той ночью, не поговорив сначала с ней. С этим её пылкая натура вернулась, и она снова была сильной и энергичной матерью, которую я всегда любил.

Я рассказал ей всё о нашем браке с Таней, и бесконечно говорил о Кэти. Мы говорили так, будто никогда и не расставались, оплакивая горе в жизнях друг друга… и смеясь над хорошими воспоминаниями.

Потом я рассказал ей о Белле Свон. Белла улыбалась мне и краснела, когда я осыпал её комплиментами и рассказывал Кэтрин, насколько она важна для меня. Я сказал, что Белла вернула меня обратно к жизни… и что я снова нашел любовь, хотя никогда не думал, что это случится со мной еще раз.

Я ничего не сказал ей о моей жизни в Огне, или о моем рабстве, или о Виктории. Это разбило бы ей сердце, а я не мог снова допустить это.

Я продолжал извиняться перед ней, а она только извинялась в ответ. Она сказала, что осталась с Карлайлом и Эсме только потому что знала, что я позвоню или приеду однажды. И она никогда не связывалась со мной из-за Карлайла.

Карлайл сказал ей, что я ненавижу их всех и не хочу видеть никого из них, даже “прислугу”, по его словам, я сказал это. Как будто я бы когда-нибудь назвал её или Джозефа прислугой. Теперь мне хочется пойти в Вальдорф и надрать задницу Карлайлу.

Я сказал ей, что никогда бы не назвал её так, сказал, что она моя мама… и что я не говорю этого часто, но я люблю её. Я всегда любил её.

Мы снова заплакали, когда она сказала, что тоже меня любит. Было здорово снова слышать это, но я всегда знал, что она любит меня. Каждое её слово и жест всегда сочились любовью, даже когда она злилась.

Она ругала себя, говорила, что знала, что это чушь собачья, «Я вырастила тебя хорошим мальчиком», – она шмыгнула носом, «Я знаю, какой ты добрый. Мне жаль, что я позволила себе поверить в подобное».

Мы говорили часами, но мне было так блядски хорошо, что я не мог попрощаться с ней. Я испугался, что она может попасть в неприятности, но потом вспомнил, что Карлайл и Эсме были в Нью-Йорке, а она дома, никто не поймает её. Хозяев нет дома, поэтому ей нужно только приготовить ужин для себя и Джозефа, если только там не работает еще кто-то.

Белла лежала рядом со мной, закрыв глаза, она улыбалась, наслаждаясь моим счастьем после визита моих родителей и тем, что её предложение еще больше заживило моё сердце.

Кэтрин пыталась найти Джозефа, чтобы я смог поговорить и м ним, но его нигде не было, наверно он был чем-то занят. Она попросила дать ей мой номер, чтобы она могла позвонить мне. Я сказал ей, что хочу вернуть их в свою жизнь. Сказал, что хочу говорить с ними хотя бы три-четыре раза в неделю, если они не устанут от меня.

«Прекрати нести чушь» – сказала она со своим дерзким акцентом, «Ты мой сын, так что лучше постоянно звони мне, или поплатишься, малыш!!»

«Знаю, прости, я забыл с кем разговариваю», – я усмехнулся, все следы слёз исчезли.

Казалось, разговор подходит к концу… и я ненавидел это. Но было такое ощущение, что теперь у меня появилась новая кожа – словно воин в видео-игре, который выпивает зелье и получает новые жизни и здоровье, когда он уже был готов упасть замертво секунду назад. Белла права – любовь – это ёбаное лекарство, спасающий жизнь разряд в сердце. Я благодарен за то, что я вовремя нашел врача, и она смогла спасти меня.

Я на самом деле чувствовал себя спасенным. Это было здорово. Я знаю, мне еще много чего нужно сделать, чтобы освободиться от Виктории, но я как-то перестал бояться этого. Я уже свободен.

«Я люблю тебя, мам», – сказал я с огромной улыбкой.

С тихим всхлипом она ответила, «Я люблю тебя, Эдвард, мой маленький мальчик».

Я усмехнулся на это. Во многом я всё еще был её маленьким мальчиком иногда. И гордился этим.

«Я позвоню завтра, ладно?» – спросил я, «Попроси Джозефа быть рядом. Потом меня не будет в городе около недели. Так что я позвоню тебе, когда приеду».

Я ненавидел лгать ей, но не хотел говорить ей о моей неделе рабства у Виктории и о том, что я возможно буду рисковать своей жизнью. Она бы никогда не позволила мне сделать этого, не важно, как бы это помогло мне. Кэтрин упрямая, прямо как Белла.

«Ладно, любовь моя», – сказала она, теперь её голос совсем не был похож на тот, что я услышал, когда она взяла трубку. Она звучала счастливой, беззаботной… снова живой.

Улыбаясь, я начал гладить Беллу по щеке, наблюдая, как уголки её губ приподнимаются выше.

«До скорого, мам», – сказал я чуть громче, чем шепотом. Я больше никогда не хотел прощаться с ней, даже если это просто телефонный звонок.

«Ладно, дорогуша», – ответила она, «Будь осторожен».

Она постоянно говорила это… я почти забыл.

В моем горле появился комок, и я выдавил, «Хорошо. Ты тоже. Я позвоню завтра».

Она удовлетворенно вздохнула и повесила трубку. Я закрыл телефон, и Белла открыла глаза, словно завеса поднялась, открывая маленькие окна в Рай.

«Привет, красавица», – я улыбнулся ей, закручивая на пальце локон её шелковых волос, которые казались черными на фоне бледно-голубой подушки.

«Я же говорила тебе», – сказала она, словно ребенок, который всё знает, «Мама всегда любит сына. Всегда».

«Ты всё знаешь», – я начал щекотать её свободной рукой, и она засмеялась и начала дёргаться, и я добавил, «Мне это не нравится».

«Нет, нравится», – она снова закрыла глаза и расслабилась подо мной.

«Может нравится», – согласился я.

Я поцеловал её губы так, словно моё прикосновение могло повредить её, если оно будет слишком резким.

«Если ты не хочешь никуда идти сегодня, мы можем остаться дома», – сказала она, неверно истолковав моё настроение.

«С ума сошла?» – улыбнулся я, и она удивленно посмотрела на меня, «Я освободился от десятилетий боли… я вернул маму. Через неделю я буду свободен. Я главный игрок в полицейской операции против Виктории… у меня есть всё для празднования! Мы идем! Ты просто не хочешь одеваться в девчачью одежду!»

Она захихикала и страстно поцеловала меня. Моим губам чуть ли не было больно, но я на 110% целовал её в ответ.

«Я тоже хочу праздновать», – согласилась она, «Я оденусь красиво».

EPOV

«Нет, мы не можем сделать это!» – глаза Беллы сияли, и она шокировано смотрела на меня, когда я протянул ей свою руку.

«Давай, Белла», – я улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой, взял её за руку, покрутил и прижал её спину к своей груди, «Потанцуй со мной».

«Нас сюда не приглашали!» – громко прошептала она, и я усмехнулся, двигая бедрами, прикасаясь к её красивой заднице, и мы начали танцевать. Ну, я начал танцевать. Белла снова сопротивлялась мне, упёртая как и всегда.

(Продолжить)

Заиграла «The Pretender» Foo Fighters. Люблю эту песню!! Давай же, Белла, веселись… потанцуй со мной.

«Нам это и не нужно», – я быстро поцеловал её в губы и положил руки на её тонкую талию, двигая её немного против её воли.

«Эдвард!» – она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами.

Боже, она такая красивая. Не знаю, где она взяла это платье, соблазнительное, маленькое черное, сексуальное платье. Просто и элегантно. Оно открывало её длинные, великолепные ноги… и очень мило акцентировало декольте. Каждый мужчина здесь пялился на мою девочку. Только посмотрите на эти черные туфли на каблуке… ЧЁРТ.

Сегодня я прошелся по магазинам и купил костюм, черный пиджак и брюки, рубашку цвета бургунди и черный кожаный note 119Note 119
  !!??


[Закрыть]галстук. Элегантно… но в то же время круто. Белла была очень довольна мной, когда я вышел в этом из спальни. Чем больше она смотрела на меня, тем более спокойно и уверенно я себя чувствовал. Я люблю то, как она смотрит на меня сейчас.

Теперь я не мог оторвать глаз от её чулок… сзади, по центру каждой ноги шла тонкая черная линия, исчезающая в её туфлях. Не знаю почему, но это сводило меня с ума. Это супер сексуально.