Текст книги "Грань (СИ)"
Автор книги: Vogueliamatta
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)
Ощутив на себе мой пристальный взгляд, Майкл обернулся.
– Детка! – приспустив объёмные наушники на шею, он поприветсвовал меня широкой улыбкой.
– Прости, что отвлекаю, – виновато поджала плечи я. – Можно?
– Конечно. Входи.
Я прошла вглубь просторной, практически лишённой мебели комнаты с высокими зеркалами и с любопытством осмотрелась по сторонам. Обычно я не имела привычки приходить в его импровизированную домашнюю мини-студию, которая по совместительству использовалась им как танцевальный зал, и отрывать Майкла от творческого процесса, стараясь оставлять за ним его личное пространство, но этим вечером острая потребность в нём была сильнее хороших манер и всякой предосторожности. Да и он, казалось, был искренне рад меня здесь видеть. Развернувшись в кресле, Майкл наблюдал за мной с тихой улыбкой. Осмотрев пространство вокруг, я наконец решилась поднять на него глаза, но спустя мгновение вновь пристыжено потупила их в пол.
– Ты давно дома? – не дожидаясь ответа, он встал с кресла, подошёл ко мне и кончиками пальцев придержал за подбородок, заставляя вновь устремить на него мой хаотично метавшийся по периметру взгляд. – Поцелуешь меня?
Я привстала на мыски и послушно потянулась к его губам, оставляя на них мягкий, невесомый поцелуй. Первое, что я встретила, отстранившись – его улыбку. И мне нечем было ему ответить.
– Тяжелый день? – вкрадчиво поинтерисовался он, слегка нахмурившись.
– Как обычно, – хмыкнула я, уклончиво отводя в сторону взгляд.
Он мягко коснулся ладонью моей щеки, внимательно всмотревшись в глаза. Кое-как я выжала из себя жалкое подобие улыбки, стараясь придать ей естественность, но всю меня пробивал отвратительный мелкий озноб, и я никак не могла заставить себя с ним совладать. Мне было невероятно сложно смотреть Майклу в глаза! Вероятно оттого, что меня не покидало навязчивое чувство, будто он видит меня насквозь, читая мои мысли даже в мимолётном, брошенном в его сторону взгляде. За время нашего знакомства мы с ним досконально изучили каждый миллиметр друг друга, но именно сейчас я ощущала себя как никогда прежде – обнажённой. В его пристальном взгляде ощущалась некая настороженность, граничащая с недоверием. Будто бы он уже знал обо всём, что произошло. Или это у меня паранойя?
«Он всё узнает!» – и как только эта тревожная мысль мелькнула в моем сознании, скепсис в его лице сменился насмешливой доброжелательностью. – «А впрочем нет, не узнает…»
– Хочешь посмотреть? – кивнув в сторону пульта, ухмыльнулся он.
Я с живым энтузиазмом покачала головой в ответ. Майкл уселся обратно в кресло и увлёк меня за собой. Обвив его шею руками, я поудобнее устроилась у него на коленях. Он нажал кнопку play но в комнате почему-то было всё так же тихо. Заговорщицки прищурив взгляд, Майкл усмехнулся.
– Видишь этот рычажок? Подними его вверх, только не очень сильно, – я осторожно следую его указаниям и пространство постепенно начинает заполнять голый бит, звук как будто окружает нас в кольцо со всех сторон. – Ударные, это костяк и основа, которая задаёт ритм всей композиции. Вокруг неё выстраиваеться весь остальной звук, – обрисовывая сферу в своих руках, объясняет он, – насыщая и окрашивая. Теперь вот этот, – Майкл указывает на рукоять рядом, и я медленно сдвигаю вверх и её, доводя до одного уровня с ударными. – Электрогитара, – тут же поясняет он, оба инструмента гармонично сливаются друг с другом, но я без труда различаю звучание каждого из них. – Слышишь? – подровняв рычажки, прищёлкивает пальцами он, и я тут же выделяю мелодичный перелив фортепиано и периодические поддразнивания саксофона на фоне, всё вместе начинает походить на настоящую и завершенную, полноценную композицию. – Обожаю такой ритм! – слегка двигаясь в кресле в такт, он широко улыбается, пританцовывая, и я вдруг ощущаю, что мне и самой становиться сложно усидеть на месте. Эта музыка определённо создана для того, чтобы танцевать.
– Фанково звучит, – застенчиво усмехнулась я. – Очень сочно.
Округлив свои до безобразия экспрессивные, выразительные глаза, Майкл уверенно покачал головой.
– Именно! – усмехнулся он. – Настоящий Ритм-энд-блюз, каким он был во времена моей юности. Литл Ричард, Би Би Кинг, Джеймс Браун… – с лёгкой настольгической улыбкой вздыхает он.
– Я просто обожаю Мистера please, please, please! * – приникнув ближе к Майклу, я с довольной усмешкой уткнулась носом в его плечо. – Здорово! Не хватает только твоего потрясающего вокала.
Слегка пританцовывая плечами, Майкл, словно принимая мои слова, как вызов, ловко встроился в дорожку сочным битбоксом, добавляя мелодии весьма характерное его стилю резковато-насыщенное звучание, а затем мягким фальцетом тихо и неразборчиво напел слова. От его голоса по телу пробежались восхитительные мурашки. Атмосфера разрядилась и я заметно успокоилась, но когда он легонько коснулся губами моего плечика, я совершенно чётко ощутила, как паршиво себя чувствую.
Майкл неспешно продолжил рассказывать мне о музыкальных жанрах, различиях в звучании и тонкостях процесса создания мелодии, и я с упоением ловила каждое его слово, не в силах оторвать от него глаз. Взгляд Майкла загорался каким-то особым блеском, едва речь заходила о музыке. Поразительно, как этот человек, посвятив всю свою жизнь одному делу, все ещё оставался настолько искренне и неподдельно им увлечён.
Я по-своему завидовала ему. Завидовала этой невероятной способности преображать чувства и мысли в восхитительные произведения, оставляя неизгладимый след в сердцах миллионов людей и самой истории. Понимая, какую высокую ценность и значимость имела его жизнь, я сама вдруг показалась себе еще более маленькой и незначительной.
Именно здесь, в студии, у меня впервые зародилось стойкое чувство, что музыка всегда была и останется для него первой. Даже сидя у него на коленях в этот момент, я знала, что мне, увы, отводился лишь второй план. Эта была ревность какого-то необычайно странного характера. Я ревновала к тому, что он был способен испытывать столь всепоглощающую страсть к чему-то, частью чего я не являлась. И даже если я бесследно исчезну из его жизни навсегда, в ней все равно останется нечто настолько непостижимо прекрасное, придающее смысл каждому вздоху. Мой же мир без него померкнет абсолютно. Этому человеку каким-то образом удалось подчинить себе всю мою жизнь, стать её центром и главной ценностью, придававшей смысл всему моему существованию.
Закрыв глаза, я вжалась в плечо Майкла лицом. От острого переизбытка эмоций этим вечером у меня вновь начинала кружиться голова. Я приникла к нему всем телом и, не сдерживаясь, полной грудью вдохнула в себя его аромат. Это уже не я! Я вообще не знаю эту девушку, которая жадно впилась в него руками и панически вдыхает запах его кожи, как будто разучившись дышать обычным воздухом, и от этого теперь зависит вся её жизнь. Всего несколько месяцев… А мне казалось, будто я знала его всегда. Я вообще не могу вспомнить, а что же было до него, жила ли я вообще? Господи, да как же так вышло? И… какова будет цена? За близость к чему-то настолько непостижимо-прекрасному всегда приходится дорого платить.
– Контролируя эту панель, – продолжил он, оторвав меня от раздумий, невольно отвлекавших от сути разговора, – можно услышать каждый инструмент в отдельности, и до мельчайших подробностей изучить анатомию всей композиции.
– Мне безумно нравится изучать анатомию вместе с тобой, – с ленивой усмешкой выдохнула ему в шею я.
– Мм… Вот как? – Майкл облизнул растянувшиеся в похабной улыбке губы. И как только ему удаётся улыбаться так неподдельно-смущённо и нагло одновременно?
Взявшись за руки, мы сомкнули наши ладони в замок. Он пристально рассматривал мои пальчики, пока я молча наблюдала за его лучившейся хулиганским озорством улыбкой, глазами цвета мокко и корицы, и тем, как мило он щурился, радуясь таким мелочам.
Господи, как он прекрасен! Мой смешливый мальчишка… Его влажные волосы, наспех собранные в небрежный пучок, из которого выбивается пара непослушных завитков. Убрав упрямую прядку с его лица, я стала медленно прорисовывать пальцем каждую чёрточку: брови, носик, линию подбородка, губы… Боже, его губы! Влажные и заманчивые. Он целует ими мои пальцы, сводя тем самым с ума.
Любая мелочь в нём казалась мне безупречной и я всем существом желала, чтобы хотя бы в этот короткий миг он был только моим. И сама хотела стать ему необходимой, как воздух. И хотела я этого именно здесь, в его студии, стены которой были пропитаны музыкой. Его неспешными и самыми личными, потаёнными мыслями. Им самим.
Здесь не хватало нас…
Устроившись на нём поудобнее, я заключила лицо Майкла в свои ладони и приникла к нему губами. Мы неспешно пробуем друг друга на вкус. Я мягко прикусываю его нижнюю губу, пытаясь расстегнуть на нём рубашку. Верхние пуговки с лёгкостью поддаются, открывая моему искушённому взгляду его белоснежную, матовую кожу, испещрённую мелкими тёмными пятнышками. Склонившись над ним, я оставляю россыпь невесомых поцелуев на некоторых из них. Майкл сидит смирно, позволяя мне свободно прикасаться к нему. И в этот момент в глубине его спокойного взгляда я замечаю отблеск тихого, беспрекословного доверия. Этот мужчина доверяет мне! Осознание этого факта пронзает моё существо, словно ударом молнии.
Я знала… Прекрасно знала, как сложно ему было прийти к этому. Человеку, пережившему прилюдное унижение, предательство, манипуляции, интриги и обман, грязную конкуренцию, борьбу за деньги, власть, признание и славу, когда каждому от тебя что-то нужно… Он пропустил сквозь свою тончайшую, чувствительную и по-детски ранимую душу всю грязь и несправедливость этого безумного мира, словно сквозь фильтр, не извергнув и капли в ответ. Он обладал потрясающим свойством. Нет, миллиардом потрясающих свойств, которые вкупе делали его таким особенным и неповторимым. Единственным в своём роде. Отчаянным, но не отчаявшимся. Человеком без возраста, без расы, без границ. Чьё имя стало нарицательным. Синонимом исключительного таланта и дьявольских усилий. Гениальности! Избранный самим Богом, он был целебным средоточием любви, лечащим собой любые раны, вселенскую боль. Дарующим веру в чудо… Он и был самим чудом!
Я же никогда ещё не ощущала себя большим ничтожеством, чем сейчас. Сидя рядом с ним, глядя ему в глаза, я задавалась одним единственным вопросом – за что этот прекрасный мужчина, этот бесноватый ангел в теле мужчины мог меня полюбить? За что Господь был так благосклонен ко мне, послав его на моём пути?
Я вдруг почувствовала себя настолько недостойной этого, что мне искренне захотелось рассказать ему правду и сполна ответить за свою распущенность и безрассудство. Покаяться. И будь, что будет… Но мне так не хотелось ранить его. Да и какой в этом смысл? Что от этого изменится? Едва ли я освобожусь от произошедшего. Разве что желание, даже необходимость быть с ним откровенной. Вдруг, в какое-то мгновение это стало так неимоверно важно для меня – быть предельно честной с тем единственным, кого люблю больше жизни.
«Не будь дурой, Камилла! Не соверши серьезной ошибки…» – тут же предостерёг меня мой внутренний голос. В конце концов, ничто так не разрушает отношения, как полная откровенность. И я очень сомневаюсь что понятия «облегчить жизнь» и «облегчить совесть» являются синонимами.
Разрываясь на части сомнениями и противоречиями, я вжалась лицом в его грудь, не в силах больше сдерживать себя, вздрагивая от непрошенных слёз и, чувствуя это, Майкл недоумённо склонил голову на бок, мягко придержав меня за плечи.
– Девочка моя, эй! Ну что такое? – Майклу потребовались некоторые усилия, чтобы отстраниться и посмотреть в мои полные ужаса и слёз глаза. – Детка, что случилось?
– Не знаю, – прикрывая лицо ладонью, безостановочно всхлипывала я. – Не понимаю, что со мной творится. Я ненормальная просто!
– Ну что за глупости? – он тихо посмеивается, но смотрит на меня с таким участием и заботой, искренним желанием во что бы то ни стало понять, о чём я говорю, что чувствую. – Ками, поговори со мной… – вздыхает он. – В последнее время ты сама не своя.
Я уставилась на него сквозь непроглядную пелену горьких слёз.
– Обними меня, пожалуйста, – взмолилась я. – Мне просто вдруг стало не по себе, понимаешь? Немного страшно.
– Иди сюда, – ласково усмехнулся он. – Я с тобой, глупышка. Тебе нечего бояться.
Майкл укачивал меня, ловя губами соленые ручейки на моих щеках. Его объятия приносили облегчение, но я всё равно невольно вздрагивала, не в силах этому противостоять. Накопленные страхи и переживания рвались наружу и я поняла, что сейчас не стоило сдерживаться и просто позволить себе быть слабой. Выплакаться, пока он мягко и бережно меня утешал.
– Скажи, с чего ты взял, что любишь меня? – спросила я немного успокоившись, неторопливо перебирая пальцами завитки его упругих, чёрных как смоль волос.
– Люблю, – упрямо прошептал он, одним своим тоном давая понять, что это короткое слово не терпит никаких вопросов, сомнений и запятых. Это данность, существующая вопреки всему.
– Я не спросила, любишь или нет. Я спросила, за что? Почему? – терпеливо и вкрадчиво настояла на своём я. – Любовь бывает разной.
Он замолчал, ничего на это не ответив, лишь так по-детски зажмурившись, крепче прижал меня к себе, затем его губы оставили долгий бережный поцелуй в моих волосах и тихо прошептали.
– Не нужны для любви никакие причины, глупенькая.
Я оторвалась от его груди и, прерывисто вздохнув, внимательно всмотрелась раскрасневшимися, распухшими от слёз глазами в лучащееся спокойствием и уверенностью лицо. Не произнося ни слова, Майкл продолжал молча любовался мною в обманчивой полутьме кабинета.
– Ты такая красивая, – шепотом сорвалось с его губ, так тихо, будто слова эти вовсе не предназначались мне, он просто проговаривал какую-то очень личную, глубоко интимную мысль вслух. – Ангел мой, – с улыбкой вздохнул он. – Я так хочу превратить тебя в музыку.
– Что? – утирая остатки слёз со щёк, тихонько шмыгнула носом я.
– Правда, – Майкл небрежно пробежался языком по губам, растянувшимся в полузастенчивой, полулукавой усмешке. – Мне кажется, что я слышу, как звучит твоя кожа, твой запах… Такой глубокий, невероятно чистый и нежный звук. Мне хочется создать мелодию – твой портрет, которая передаст хоть толику того, как ты прекрасна.
Должно быть, я сплю. Ведь это просто не может быть правдой! Этот мужчина не может быть правдой… Всё, к чему он прикасался, становилось особенным. Быть его женщиной равносильно ощущению себя божеством, которому поклоняются просто за то, что оно существует. Настолько особенной он заставлял меня чувствовать! Может быть я и была маленькой и незначительной, но рядом с ним я становилась более, чем значимой…
Не произнося ни слова больше, мы в одно мгновение подались навстречу друг другу, и я буквально приклеилась к его губам. Кожа, волосы, вкус его поцелуя, тонкий шлейф парфюма и такой особый, присущий лишь ему одному аромат – всё ощущалось острее. Я упивалась моментом, как самым изысканным и дорогим вином, раздевая его под успокаивающий и вместе с тем пробуждающий желание шепоток.
– Поднимемся в спальню? – осипшим от возбуждения голосом прошептал он.
– Нет. Я хочу здесь. Прямо здесь, на диване…
Крепко ухватив меня под бёдра, Майкл встал с кресла. Ни на секунду не отрывая губ от кожи, я обвила ногами его поясницу, пока он нёс меня к широкому дивану у противоположной стены. Едва рухнув на мягкую обивку, мы оба издали тихий, насмешливый вздох облегчения.
– Ты такая соблазнительная, – нашептывал он, покрывая поцелуями всю меня. – У тебя самая нежная в мире кожа…
Я глухо постанывала, отвечая на его ласки. Тянущее чувство внизу живота усилилось, и мне до боли не терпелось снять этот дискомфорт. Взяв ладонь Майкла в свою, я нетерпеливо и требовательно направила её прямо себе между ног.
– Господи, детка! – с тихим придыханием вздрогнул он. – Всё это время ты была… – его пальцы мягко касались моей сверхчувствительной кожи, ощущая полное отсутствие белья под тонким кружевом пеньюара. – Полуголая.
В глазах Майкла отразился какой-то лихорадочный, животный блеск. Он был так возбуждён! Откинувшись на спинку дивана, он попытался усадить меня на себя, но я остановила его, воспротивившись.
– Нет. Ты сверху, – укладываясь на спину, я мягко утянула его за собой. Сейчас мне больше всего на свете хотелось почувствовать себя покорной, слабой, ведомой. Подчиниться, полностью вверяя себя его воле.
Накрыв своим весом, он с глухим стоном стал проталкиваться внутрь настолько медленно, бережно и степенно, что я громко взывала, выгнувшись дугою в его руках. Майкл шумно втягивал ртом воздух, больших усилий ему стоило не вдолбить его в меня одним рывком, быстро и до конца.
– Вот так, мальчик мой, – тихо постанывая, успокаивала его я.
Он овладевал мною очень ласково, покрывая короткими поцелуями шею и лицо. Сплетая пальцы рук над нашими головами, мы замерли, едва заметно содрогнувшись, но внутри нас происходило что-то невероятное. Не было слышно ни диких криков, ни стонов, лишь тихое дыхание – каждый наш вздох. Чувства обострились. Мы занимались любовью так, как могут заниматься ею лишь два человека, до одури поглощённых друг другом, и я понимала, что никто и никогда не прикасался ко мне с такой нежностью и заботой, никто прежде по-настоящему не любил меня. Он был первым. Первым и единственным мужчиной в моей жизни! Это было совершенно несопоставимо со всем остальным… И теперь я точно это знала.
Майкл мягко обхватил мою шею ладонью и прижал мою голову к своей. Мы смотрели друг другу прямо в глаза, вдыхали и выдыхали в унисон, пока он совершал плавные, беспрепятственные толчки, проникая глубоко в меня и замирая внутри на доли секунды. Я слегка помогала ему бёдрами, мягко двигаясь навстречу. Мы раскачивались в упоительном ритме, нашёптывая друг другу самые нежные слова, все ради того, чтобы быть еще ближе, слиться еще теснее, преодолеть то крохотное расстояние, что всё еще разделяло нас. И любить. Любить еще сильнее, еще ярче…
Язык Майкла мягко скользнул по моим губам, я послушно приоткрыла их и с очередной фрикцией он втолкнулся глубоко в мой рот. Я вобрала его в себя на всех возможных уровнях разом, но мне всё еще было мало!
– Заполни собой всю меня, – молила я на последнем издыхании, ощущая какую-то дикую, неистовую потребность во что бы то ни стало его удержать. – Прошу, останься со мной навсегда…
– Девочка моя, – его дыхание обожгло мою кожу.
Он был во мне так глубоко, как это только возможно. Я подалась вперёд, прижав его бедра к своим и плотно сомкнула ноги на пояснице. В глазах потемнело от внезапно нахлынувшего, сильнейшего в моей жизни чувства. Ещё никогда я не ощущала мужчину так остро. Каждое его движение, каждый стон сиюсекундно отдавался неимоверными волнами дрожи по всему телу. Кажется, я сошла с ума! Мы прорастали и растворялись друг в друге не только телами, но душами. Он был во мне и со мной настолько полно, всецело и абсолютно, что в этот миг я готова была поклясться чем угодно – мы с ним одно существо!
Уверившись в полноте обладания им, я ослабила хватку, позволив Майклу двигаться чуть свободнее, контролировать характер и темп. Откинув голову назад, открывая полный доступ к своей груди и шее, я бессовестно извивалась в его руках, наслаждаясь каждым мгновением.
– Ещё, еще… Жёстче, – то и дело понукала его я. – Я хочу тебя глубже! Возьми меня, любимый… Всю меня!
Мгновение он вглядывался в выражение моего лица ошеломлённым моей откровенностью и бесстыдством взглядом, его руки впились в мои плечи до ощутимой боли и он накрыл меня собой, беспощадно нанося удар за ударом. Я ненасытно сжимала его в себе что было сил, ощущая, как дрожь пробегает по его, будто тетива, натянутому телу. Майкл заметно ускорил темп, отдавая этому последние силы.
– Ками… – он прерывисто выдыхает моё имя, окликая, ищет мои губы, прося поцеловать.
Мы смыкаем наши рты в судорожном поцелуе, он выдыхает упоительно-сладкий стон наслаждения, впечатывая меня в кожаную обивку всем своим весом и, встрепенувшись с очередным толчком, замирает, заставляя меня конвульсивно сокращать мышцы вокруг его эякулирующей плоти. Мы с ним сливаемся в единое, пульсирующее и содрогающееся от накрывающих нас волн экстаза целое. Я отрывисто дышу, ощущая сквозь пьянящую дымку наслаждения, как его сперма заполняет меня до краёв, растекаясь по внутренней стороне бёдер, ей слишком тесно внутри.
Наконец и стоны, и дыхание обрываются и он вытягивается, успокоенный и удовлетворённый. А я едва ощущаю своё тело. Мне не хотелось, чтобы Майкл двигался, и словно почувствовав это, он застыл на мне неподвижно, прижавшись щекой к моей щеке. Завитки его волос щекотали мои губы… и я потеряла счёт времени.
Вконец вымотанные и измученные мы лежали, прижавшись друг к другу и наслаждались тишиной – глубокой, полной успокоения, при которой нет сил произнести ни слова. Да и слова не нужны, они разбросаны где-то вдалеке, словно вынесенные на берег капризным приливом ракушки. Тишина окутывала нас мягким коконом спокойствия и безмятежности. Мы погружались в неё, и сами становились тихими, как дыхание. Но не бурное дыхание, а едва заметное, почти не вздымающее грудь.
Сознание прояснялось постепенно, а вместе с ним просыпалась и глубокая нежность. Истомленная рука, ищущая плечо, рот, который пытается издать какие-то бессмысленные звуки… Мне не хотелось двигаться, не хотелось говорить. Я лишь надеялась окончательно отогнать от себя все сомнения и взглянула на Майкла. Он так спокойно и умиротворённо дышал. Между бровями у него залегла тонкая складка. Я смотрела на него, и в какое-то мгновение мне показалось, что я вот-вот пойму что-то важное, войду в какую-то незнакомую, ровно освещённую комнату, в которой мне откроются ответы на все вопросы… Я смотрела на его лицо, и внезапно почувствовала, что все мои страхи испарились, и меня охватило чувство тихого, тихого счастья. Затаив дыхание я осторожно приближалась к нему, но в тот миг, когда я сделала последний шаг, всё исчезло.
…Я уснула в его руках.
Комментарий к 34. Ловушка Совести
* «Guilty» – женский парфюм торговой марки Gucci, название которого дословно переводится как «Виновна».
* Мистер please, please, please – одно из прозвищь Джеймса Брауна, наряду с «Крестный отец Соула» и «Мистер Динамит».
========== 35/1. В лабиринте разбитых надежд. Часть первая ==========
И всё же, время – поразительная вещь. Так часто его катастрофически не хватает. Вечно мы торопимся, опаздываем, бежим куда-то… Целые жизни пролетают вот так – одной короткой вспышкой, неуловимым мгновением.
Но бывают моменты, когда время искажается, неимоверно замедляя, почти останавливая свой ход.
Это была вечность, длинною в несколько коротких секунд.
Никогда мне не забыть этот взгляд…
НЕЗАДОЛГО ДО ЭТОГО…
Десятичасовой рабочий день пролетел буквально на одном дыхании, – стремительно и незаметно. Такого со мной не случалось уже давненько, но вчерашняя встряска, видимо, всё же пошла мне на пользу. Я, наконец, сумела выбраться из отнимавшей все мои силы вязкой трясины деструктивных мыслей и сместить фокус с личных проблем на проблемы профессиональные.
С головой и слегка подзабытым чувством удовлетворения от процесса, я погрузилась в работу, концентрируя внимание на первичных и самых неотложных задачах. Проторчав в кабинете весь день и не прервавшись даже на обед, первую половину дня я целиком и полностью посвятила организации рабочих процессов с филиалом в Майами, пытаясь наметить системный и долговременный курс развития, а также проставить чёткие цели и даты дедлайна – моего личного командировочного визита на восточное побережье.
Покончив со Стенли, чьи скабрезные шуточки за пару часов успели мне здорово осточертеть, я занялась мелкими, но не менее важными задачами списка GTD* и некоторой реорганизацией в отделах.
Такой неслыханной продуктивности можно было только позавидовать. Всего за день завалы недельной давности были фактически разобраны. Я управилась с обоими офисами разом, откладывая в дальний ящик лишь одну, самую неприятную и непростую задачу. Но на часах без двадцати семь, близился конец рабочего дня, и тянуть с этим и дальше было просто невозможно. Потому, недолго помявшись, но так и не отыскав себе никакого мало-мальски правдоподобного и значимого оправдания, я всё же заставила себя снять телефонную трубку и связаться с секретарём. Позвонить напрямую у меня просто не хватило смелости.
– Вероника, – вздохнула я, услышав характерный щелчёк на другом конце провода.
– Да, мисс Виндал.
– Ты не в курсе, Марсело всё еще в офисе?
– Эм… – в трубке повисла недолгая пауза. – За столом его нет. Но я точно видела его на этаже около получаса назад.
– Тебя не затруднит разыскать его и попросить зайти ко мне в кабинет?
– Конечно, мисс Виндал. Что-то еще?
– Это всё. Спасибо.
Положив трубку, я тяжело вздохнула, мягко надавив кончиками пальцев на утомлённые непрерывной работой за монитором глазницы, настраиваясь на не самый простой и приятный разговор. Подойдя к бару и наполнив стакан водой, сделала пару глотков, ощутив приятный холодок от разлившейся по опустошенному и измученному желудку жидкости, молча уставившись на панораму города. Вечернее небо L.A. отливало ультрамарином, в рваных облаках отчётливо проглядывалась глубокая осень, – день стал заметно короче, сумерки стремительно наползали на здания и улицы, добавляя атмосфере помещения какой-то особый, домашний уют.
Задумчиво покручивая содержимое стакана по стенкам, я тихо дышала, замедляя раш. Вид из окна располагал к созерцанию, постепенно погружая в неторопливые мысли о быстротечности жизни и переменчивости природы бытия, пока тихий стук в дверь не отвлёк меня от раздумий, развеивая туманную дымку столь неожиданно окутавшей меня осенней меланхолии.
– Можно?
– Марсело, – натянув на лицо любезную улыбку, я спокойно кивнула, приглашая его войти.
Он прошел в кабинет, плотно закрыв за собой дверь. Нужно отдать Марви должное, выглядел он при этом вполне собранно и спокойно: безупречно уложенные в британку пряди густых медовых волос и расстёгнутый нараспашку блейзер с подвёрнутым на четверть рукавом, из которых выглядывали края чёрной кашемировой водолазки, придавали образу мягкий штрих небрежной элегантности.
Меня с первого дня поражала эта его способность ловко балансировать на грани формальности, гармонично и грамотно сочетая в себе нотки раскрепощённости с неотъемлемой для офисного работника презентабельностью. Не только в стиле одежды, но, что немаловажно, в манере поведения. Он определённо умел подать себя в выгодном свете. И теперь я точно уловила – в Марсело ясно проглядывались схожие фамильные черты и яркая харизма его дяди. Он обладал редким талантом без труда располагать людей к своей персоне и виртуозно держал себя в руках. Лишь лёгкие, резковатые постукивания пальцами по кожаному чехлу планшета выдавали его беспокойство и истинное положение вещей.
– Я как раз закончил составлять твоё рассписание на следующую неделю, – сжимая электронный органайзер в руках, натянуто улыбнулся он. – Твоя временная прокрастинация слегка сдвинула рамки, и там образовалась пара тройка несущественных накладок. Взгляни и пометь, пожалуйста, что для тебя в приоритете, чтобы я мог внести коррективы и связаться с…
– Марви, – мягко прервав на полуслове, я заставила его замолчать и остановить на мне свой проникновенно-вкрадчивый, настороженно изучающий меня взгляд.
Мы смотрели друг другу прямо в глаза, не пытаясь больше скрыть или как-то замаскировать образовавшуюся между нами неловкость. Она была слишком уж осязаема. Этим вечером нам впервые довелось ощущать столь невыносимо мучительный дискомфорт в компании друг друга. Мне понадобилось некоторое время на то, чтобы собраться с мыслями и наконец взять себя в руки.
– Спасибо, – улыбнулась я, пытаясь хоть немного сгладить возникшее между нами напряжение. – Сбрось мне файл, я займусь этим.
Марви кивнул, застенчиво поглядывая на меня из-под полуопущенных ресниц, и мягко прикусил губу в попытке скрыть непроршенную усмешку.
– И… Будь так добр, передай органайзер Веронике, – собравшись с силами, с отголоском искреннего сожаления в голосе, добавила я на выдохе.
Брови Марсело стремительно взлетели вверх, и тут же хмуро сошлись на переносице, лицо вмиг приняло искренне-недоумённый, растерянный вид. Пару бесконечно долгих секунд он прожигал меня испытующе-строгим взглядом, пока его руки наконец безвольно не опустились вниз, и губы не расползлись в горьковатой усмешке досадного поражения. Он всё понял. Ситуация едва ли нуждалась в резюме.
– Значит, вот как, – поджав губы, флегматично передёрнул плечамим он. – Просто возьмёшь, и уволишь меня из-за какой-то глупости! После всего, что я для тебя сделал…
– Во-первых, это не было какой-то глупостью, – строго прищурив взгляд, я предостерегающе склонила голову на бок, всем своим видом стремясь показать всю серьёзность моих намерений и слов. – И во-вторых, я не сказала, что увольняю тебя.
С губ Марсело слетел едва слышный, ядовито-надменный смешок.
– И что же ты сказала?
Глубоко вздохнув, я закусила губу, облокотившись бёдрами о край барного выступа. Моё тело определённо нуждалось в дополнительной опоре.
– Послушай, – заговорила я размеренно-мягким, почти ласковым тоном, – я не пытаюсь поставить под сомнение твой профессионализм. Ты знаешь, как высоко я ценю ответственный подход к работе – самоотдачу, концентрацию, вовлечённость… Ты ценный кадр, Марсело. Потому я готова предложить тебе неплохую альтернативу.
– Альтернативу, значит? – саркастично поджав губы, Марви бросил на меня принебрежительно-колкий взгляд.
– Я считаю, что ты способен добиться неплохих успехов в отделе развития. С твоей коммуникабельностью, незаурядным мышлением и прочими талантами, ты быстро войдёшь в курс дела. И у тебя появится неплохая перспектива карьерного роста.
– Мне это не интересно, – решительно отрезал он, высокомерно вздёрнув вверх подбородок, не задумавшись над моими словами даже на миг, хотя бы из чистой любезности. – Я точно знаю, чего хочу. Вот перспектива, которую я вижу ясно и чётко, – он обвёл рукой в воздухе, указав на нас обоих. – Я уверен, что с этой позиции способен принести компании и лично тебе, Камилла, гораздо больше пользы.
– Марви, – терпеливо вздохнула я. – Так вопрос, увы, уже не стоит. Я предлагаю тебе вполне приемлемый компромисс. Но продолжать работать вместе после произошедшего вчерашним вечером мы больше не можем.
