Текст книги "Грань (СИ)"
Автор книги: Vogueliamatta
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)
Он был человеком, каких сейчас уже нет: настоящим интеллектуалом, жизнелюбом, прекрасным рассказчиком, влюбленным в искусство, и, наконец, личностью очень щедрой. Определённо точно Майкл обладал всем, чего женщина может желать в мужчине…
Посвящение:
Тебе, Агустин. За каждый взлёт и падение. За все те моменты, что никогда не случаются дважды. За то, как кардинально изменил мою жизнь и открыл мне меня.
Е.Н. За всё то, что навсегда останется сладкой мечтой.
Рокс, без слов. Ты моя Энн!
И конечно же тебе, мой наставник и вдохновитель, наполнивший жизни и сердца миллионов людей музыкой и волшебством! Я всегда буду стремиться смотреть на вещи твоими глазами и не устану создавать в своём воображении мир, в котором ты понят и счастлив.
Публикация на других ресурсах: Запрещено в любом виде
Примечания:
Первая книга дилогии ГРАНЬ/ЗА ГРАНЬЮ
Дисклеймер: Всё, что здесь написано, является художественным вымыслом автора, опиравшегося на факты из жизни господина Джексона. Работа не претендует на биографически достоверное и объективное описание личности. Все действующие лица являются лишь образами, созданными в контексте истории.
Добро пожаловать и приятного прочтения!❤️
========== Пролог ==========
Всё скоропреходяще. И в бесстрастье
Жестоком всё уносит жизни бег.
Остановить его – не в нашей власти.
Но, заблуждаясь горько, человек
Не верит в то, что и любовь и счастье
Даются лишь на время, не навек.
© Juana Inés de la Cruz
Июнь 25, 2009; 3:45 pm.
Los Angeles, California, USA.
Комнату разрывает дикий крик. Такие я раньше слышала только в кино, в фильмах ужасов, но никак не ожидала, что однажды сама так закричу. Прыснувший мне в кровь адреналин, точно укол анестетика, мгновенно вводит меня в состояние полнейшего оцепенения, заставляя моё тело буквально онеметь от ужаса, а сердце бешено колотиться в груди. Вперив обезумевший взгляд в потолок, я безвольно сползаю вниз по стене, плотно закрыв рот ладонью в попытке хоть немного приглушить звук, но из груди всё равно вырывается глухой сдавленный вопль, ещё более омерзительный и пугающий.
– Нет, нет, нет… – бесконтрольно нашёптывают мои губы, точно в бреду. – Это какая-то чушь! Чья-то злая и глупая шутка.
Стараясь усмирить одышку, я собираю остатки самообладания в кулак и усилием воли заставляю себя подняться с пола. Вбегая в просторную гостиную на ватных ногах, тут же хватаю с полки ленивчик и, включая телевизор, начинаю судорожно перебирать каналы, пока в конце концов не натыкаюсь на ВВС news.
«По предварительной информации Поп-Король поступил в больницу в состоянии глубокой комы. В течение часа лучшими специалистами «UСLA Medical Center» предпринимались безуспешные попытки реанимации. Но по уже подтверждённым данным Los Angeles Times и TMZ, певец, к сожалению, скончался. Майклу Джексону на сегодняшний день было пятьдесят лет. Предварительной причиной смерти называют остановку сердца…»
Отшатнувшись назад, я замираю на месте, ощущая как кровь начинает стыть в жилах, а время неимоверно замедляется, буквально останавливая свой ход: вся моя жизнь, – прошлое, настоящее и будущее, – предстают передо мной одним сконцентрированным сгустком из обрывков событий, мыслей, ожиданий и слов, лихо засасывая меня в этот безумный водоворот, заставляя на мгновение абсолютно выпасть из реальности и создавая странный, почти мистический диссонанс с этим миром.
– Этого не может… Просто не может быть! – стону я хриплым, дрожащим от почти осязаемого ужаса голосом. – Боже, прошу! Только не он! Не сейчас…
Растерянно оглядевшись по сторонам, я начала замечать, что пространство комнаты как-то странно и абсолютно сюрреалистично исказилось в моих глазах, из лёгких испарились остатки воздуха, и я готова была поклясться, что слышу гул от биения собственного сердца прямо в ушах, словно в замедленной киносъемке, – каждый чёртов удар, – так отчетливо и громко. В глазах потемнело, и в следующее же мгновение я начала стремительно терять вес собственного тела, ощущая, как земля буквально уходит у меня из-под ног.
Приходя в сознание и открыв глаза, я обнаружила себя лежащей на полу гостиной. Пытаясь понять, какого чёрта со мной произошло, я чуть приподнялась на локтях и в то же мгновение ощутила острую пульсацию, отдающуюся где-то в затылке. Инстинктивно прижав ладонь к тому месту, по которому расползалась ноющая боль, я мгновенно нащупала кончиками пальцев огромную взбухшую ссадину и поняла, что моя шея и рука в крови.
– Дьявол! – упираясь ладонями в пол, я встала на четвереньки и на мгновение замерла, стараясь крепче ухватиться за остатки сознания и, преодолевая сильнейший рвотный позыв, стала ползти вперёд.
Подобрав свою сумочку с пола прихожей, я вытряхнула её содержимое на ковёр и дрожащими от шока руками стала спешно выискать среди всего этого барахла спасительный пузырёк. К горлу вновь подступил омерзительный ком, но каким-то чудом я всё же заставила себя сдержаться и проглотить несколько таблеток.
Обрывками улавливая суть происходящего, я старалась хоть немного успокоиться и привести мысли в порядок, но доносившийся из гостиной монотонный и бесчувственный голос репортёра, бесконечно повторяющий его имя, и весь этот абсолютно нелепый, чудовищный и абсурдный бред, глухим эхом отдающийся в моей голове, за считанные мгновения довёл меня практически до состояния чистейшего, неконтролируемого безумия.
– Замолчи, замолчи… Замолчи! – истерично завопила я во всё горло, подрываясь на ноги и вбегая обратно в зал, ухватившись за края плазмы, я одним махом сбросила её на пол. – Заткнись, наконец! – выдохнула я, на короткое мгновение ощутив некое подобие умиротворения.
Но заполнившая комнату тишина и постепенно приходящее ко мне осознание реальности происходящего стремительно накрывали очередной лавиной парализующего шока и ужаса. Это чувство удушающим комом скапливалось в центре груди, и я сразу поняла – на этот раз оно совершенно иного рода. Что-то настолько омерзительное и пугающее, что я оказалась абсолютно бессильной перед его лицом. Оно буквально смыло меня, поглощая, точно зыбучий песок полнейшей безысходности, не оставляя ни единого шанса на спасение, отнимая у меня остатки самообладания и рассудка.
Словно в бреду, в состоянии аффекта я полностью перестаю контролировать себя. Понятия не имею, откуда во мне взялась эта свирепая, нечеловеческая сила. Знаю лишь, что в следующее же мгновение тяжёлый журнальный столик с адским грохотом влетел в креплёные у стены хромированные ящички. Огромная винтажная ваза разлетелась на тысячи мелких осколков следом, статуэтки и фото на полках, мини-бар у стены – я крушила всё, абсолютно всё, что попадалось мне под руку. Опомнилась я, лишь когда моё измождённое и измученное тело бессильным грузом вновь рухнуло на пол.
А дальше… Осталась лишь боль – чистейшая, непостижимая, ни с чем не сравнимая боль, захватившая собой всё мое существо и сознание. Боль, разрывавшая мою душу в клочья, заставляя беспомощно корчиться в болезненных судорогах отчаяния. Она была так сильна, что мою грудь буквально сжимало тисками, и в эти мгновения я совсем переставала дышать. А когда мне наконец удавалось ухватить ртом драгоценный глоток воздуха, – он вызывал во мне лишь очередной невыносимый, ещё более мучительный и болезненный спазм.
– Господи, прошу тебя… Боже! – захлебываясь рыданиями стонала я. – Я сделаю что угодно, всё, что скажешь, только молю, не отнимай его у меня! – я хрипела и давилась слезами, моля неведомые силы мне помочь. – Если ты действительно меня слышишь, прошу, пусть это окажется лишь страшным сном!
Но это не было сном. Я точно знала – не было. Меня душила бессильная ярость от осознания собственной беспомощности. И я рыдала, билась в этой истерике до тех пор, пока наконец не почувствовала, что боль моя стала вполне реальной. Взглянув на свои руки, я вдруг поняла, что буквально истекаю кровью, стоя на коленях в осколках битого стекла.
Порезы на теле сделали мою боль осязаемой, она обрела материальную структуру и эпицентр. И в этот чудовищный момент это показалось мне настоящим благословением. Тем единственным, что приносило мне хоть какое-то облегчение.
– Ты заслужила это, Кэм, – глядя на свои окровавленные, трясущиеся ладони шептала я. – Не делай вид, что не знала, к чему всё шло.
Окинув потерянным взором этот безумный кавардак, я случайно заметила на полу чудом уцелевшую бутылку «Macallan». Потянувшись за ней, точно утопающий за спасательным кругом, я жадно приложилась к горлышку и стала пить залпом. Горечь чистейшего, ничем не разбавленного виски буквально выжигала меня изнутри, тепло горячими волнами расходилось по телу. Это было божественно…
Гремучая смесь алкоголя и ксанакса постепенно довели меня до состояния полнейшей прострации, и в какой-то момент мне начало казаться, что я вообще перестала что-либо ощущать. Не знаю, сколько времени прошло, сколько я уже сидела вот так, чуть дыша, глядя в потолок пустым, мёртвым взглядом, не в силах пошевелиться. Я не чувствовала собственного тела, мне становилось всё сложнее улавливать ход своих мыслей, и лишь нестерпимая головная боль напоминала мне о том, что я всё ещё жива.
– Господи, и как я до этого докатилась? – обреченно и абсолютно безжизненно усмехнулась я.
Такая уважаемая всеми в L.А. светская львица, хозяйка крупнейшего на всём восточном побережье Event-агентства по организации вечеринок для бомонда и великих мира сего. Разбитая вдребезги, с распухшими от слёз глазами и растекшейся по всему лицу косметикой, в разорванном на бедре чёрном шедевре от Oscar de lа Renta. Да обычная дешёвка и шлюха, каких здесь полно.
– Та-дам, дамы и господа. Встречайте! – к моей груди вдруг подступил какой-то больной, истерический приступ смеха, такого дурацкого, пьяного хихиканья. – Боже, меня тошнит от самой себя!
Огромных усилий мне стоило оторвать наполненное свинцовой тяжестью тело от пола и заставить себя не рухнуть вновь. На подкашивающихся ногах я стала бесцельно бродить по дому, пока мой остекленевший от алкогольно-наркотического дурмана взгляд наконец не уцепился за стереосистему.
Подойдя ближе, я включила первый попавшийся трек, поднимая звук до максимума. Комнату тут же заполнил бархатистый голос Нины Симон*, и мои губы расплылись в благоговейной улыбке.
О, эта песня – в ней каждое слово отражало меня, она была буквально пропитана тем, что я чувствую постоянно с того самого дня, когда мы впервые встретились. Даже не знаю, полюбила ли я его сразу или просто, как полная дура, не став исключением, так наивно подпала под его абсолютно токсичный, магнетический эффект. Не знаю, был ли у меня хоть малейший шанс и какой-либо выбор, но я точно уверена лишь в одном – я не понимала, в какое дерьмо ввязываюсь.
Едва держась на ногах, я начала слегка переминаться из стороны в сторону, продолжая безбожно вливать в себя виски, подпевая охрипшим от слёз голосом:
When I think more than I want to think
Do things I never should do
I drink much more that I ought to drink
Because it brings me back you…*
– Боже, какая ирония! – усмехнулась я.
Даже сильно стараясь, я не смогла бы найти более подходящего саундтрека для такого чертовски особенного момента. Красивые истории… Они ведь и должны заканчиваться красиво, всегда со вкусом, не так ли? А наша с ним история, чёрт меня подери! Она достойна пера Шекспира. Нам стоило бы увековечить её, как одно из этих безжизненных, но таких прекрасных, навсегда застывших во времени произведений искусства.
В какой-то момент к моим мыслям и этой восхитительной мелодии, доносящейся из динамиков на запредельной громкости, начало примешиваться отвратительное жужжание дверного звонка, а затем в дверь стали с остервенением колотить. Чей-то голос за ней вновь и вновь с надрывом выкрикивал моё имя и это вызвало во мне волну дикого негодования и злости.
– Да какого хрена? Оставьте меня в покое! – стараясь перекричать музыку, орала я что есть мочи. – Отъебитесь и дайте спокойно сдохнуть!
Я продолжала мягко двигаться, сжимая бутылку виски в руках, заполняя всю себя изнутри этой тоскливой, тягучей мелодией и воспоминаниями о нём. Закрыв глаза, мне начало казаться, что я всё ещё могу ощущать кожей его дыхание, нежные прикосновения пальцев, влажное тепло его поцелуев, пьянящий аромат парфюма, его незримое присутствие в этом доме и моей жизни, в каждом её уголке. Я пропитана этим мужчиной насквозь, отравлена им до самого мозга костей! И мне уже не спастись, никогда не избавиться от этого…
Listen to me, why is everything so hazy?
Isn’t that he, or am I going crazy, dear?
Lilac Wine, I feel unready for my love…*
Я всё ещё дышала, заполняя воздухом не только лёгкие, но и безграничную чёрную пустоту внутри, словно уговаривая себя: «Давай же, Камилла, ещё одно усилие, один вздох…» – но это было слишко трудно, невыносимо больно и так чертовски… Бессмысленно. Я понимала, что в этом мире у меня не осталось абсолютно ничего, что придавало бы этому глупому механизму хоть какой-то смысл, не позволяя остановиться и сдаться окончательно и бесповоротно. Навсегда.
– Его больше нет, – мой взгляд стекленел, пока я повторяла это снова и снова, погружаясь в эту бессмыслицу всем своим существом. – Его нет. Нет. А меня, мать вашу, даже не было рядом с ним в этот момент! Кто же держал моего мальчика за руку? Он был один, совсем один…
Эта ужасающая истина пульсировала в моих висках, и я начинала ненавидеть себя за то, что всё ещё жива. Боль растекалась в груди, заполняя собой каждую клеточку моего существа – она была слишком сильна для кого угодно. Каждый вздох, каждая чертова секунда моего существования была невыносима. Мне хотелось укрыться, исчезнуть навсегда. Хотелось, чтобы всё это просто закончилось наконец. Я хотела к нему, хотела так непреодолимо сильно, что… Разве был у меня хоть какой-то выбор?
Смутно помню, как вышла на балкон, перегнулась через перила и далеко внизу увидела асфальт. Он словно черная, застеленная бархатом кровать, притягивал к себе, обещая вечный покой. Казалось, это всё, о чём я только могла мечтать. Несколько секунд свободного полёта – и всё будет кончено. Навсегда останется позади. Ни боли, ни страха – всего лишь миг. Короткий миг. Это, должно быть, так же просто, как провалиться в глубокий сон.
Человек – единственное животное на планете, способное испытывать отчаяние, подумалось мне вдруг. Но нам же дарована и способность принимать решения. Осознанно делать выбор. Так, какого чёрта? Добровольная смерть – это величайший подарок судьбы, позволяющий избавиться от адских мук, терзающих нашу душу.
Приложив усилие, я кое-как взобралась на широкий бортик, ограждавший меня от пропасти и крепко ухватилась за перила обеими руками, жадно вобрав в лёгкие воздух. Кислород и боязнь высоты мгновенно прояснили затуманенное алкоголем сознание, и мои трясущиеся, посиневшие от страха губы стали сами собой чуть слышно нашёптывать молитву.
Мне безумно хотелось набраться смелости и открыть глаза, чтобы в последний раз взглянуть на любимый город, но я боялась, что меня скуёт жалость и страх, и я так и не смогу разжать ладони. Каждый рваный вздох наполнял меня всё большей решимостью, приближал к той самой секунде, когда моё сердце замрёт, облившись кровью в последний раз. Я старательно прислушивалась к его бешеному ритму, пытаясь ни о чём не думать и уловить интервалы между ударами, чтобы не упустить тот самый момент. И когда я уже была практически готова, так близка к последнему шагу, за моей спиной раздался оглушительный крик, заставивший меня поневоле открыть глаза.
– Камилла! – истерическим воплем раздалось за моей спиной, и я машинально обернулась на голос.
Анна, моя самая близкая и родная подруга, стояла на пороге, и на её взбудораженном, побледневшем как мел лице отразилась печать ужаса. Неподвижно застыв у распахнутой настежь балконной двери, она смотрела на меня полным ужасающего отчаяния взглядом, но не решалась сдвинуться с места или произнести хоть слово.
Выпавшая из рук консьержа связка ключей противно лязгнула о кафель пола, и этот звук, гулким эхом отразившись от стен, выдернул нас из состояния оцепенения, приводя, наконец, в чувства. Моё сердце зашлось болезненным спазмом, и лицо свело судорогой глубочайшего отчаяния и вины.
– Прости, – прошептала я, глядя ей прямо в глаза, и из моей груди вырвалось тихое, смиренное рыдание.
– Нет, Кэм! Не двигайся! – заорала она, глядя мне в глаза полным слёз и немой мольбы взглядом. – Всё будет хорошо, милая. Только прошу тебя, не шевелись.
– Не будет, – тихим, дрожащим от невольных всхлипов голосом прошептала я, отворачиваясь и устремляя взгляд к небесам. – Уже никогда не будет…
Закрыв глаза, я глубоко вздохнула и тихо улыбнулась, мужественно принимая свою судьбу. В конце концов, все однажды заканчивается. А двадцать пятое июня – это такой особый для нас с ним день! Если бы я только могла обнять его сейчас. Или повернуть время вспять и прожить всё это снова. Я никогда бы не отпустила его, я ценила бы каждое мгновение, каждую мелочь и секунду.
Двадцать пятое июня. Мой милый мальчик, мне безумно жаль, что у нас с тобой было так мало времени. Что нашим планам и мечтам не суждено было осуществиться. Но ты должен знать, что я очень этого хотела! И я старалась. Искренне старалась, мой родной. Но так и не сберегла тебя. Сможешь ли ты хоть когда-нибудь простить мне мою глупость? И почему мы всегда осознаём, что должны быть мудрее, лишь когда становится слишком поздно?
Двадцать пятое июня. У нас был год, всего лишь год. Но я благодарна судьбе за каждое мгновение, за эту бесценную возможность прикоснуться к прекрасному. Ты открыл для меня совершенно новый мир, столькому меня научил… И я так безумно люблю тебя, Майкл! Даже смерть не сможет этого изменить.
Двадцать пятое июня. Круг замкнулся. Но, знаешь… Я не променяла бы и секунды, проведённой с тобой, даже на тысячу жизней! Даже заранее зная, что эта история, наша с тобой история, приведёт меня сегодня к самому краю карниза.
Двадцать пятое июня. День, когда мой мир остановился.
Комментарий к Пролог
* Нина Симо́н – американская певица, пианистка, композитор, аранжировщица;
* Когда я думаю больше, чем хотелось бы,
И делаю то, что не следует,
Я пью куда больше, чем нужно,
Потому что это возвращает мне тебя. (Nina Simone – Lilac Wine, перевод с анг.)
* Послушай, почему всё так туманно?
Это он, или я схожу с ума, дорогой?
Лиловое вино, я не чувствую себя готовой к любви… (Nina Simone – Lilac Wine, перевод с анг.)
========== 1. Пусть L.A. сойдёт с ума ==========
Июнь 4, 2008; среда.
Los Angeles, California, USA.
Годом ранее…
Это июньское утро было просто чудесным! Солнечным, но на удивление свежим. Воздух ещё не успел нагреться и вдыхался легко и свободно, что для калифорнийского климата в это время года большая роскошь. И потому я, стараясь в полной мере насладится моментом, жадно вобрала его в себя полной грудью и на мгновение затаила дыхание, прежде чем тонкие каблучки моих любимых Manolo Blahnik звонко и уверенно зацокали по гладко асфальтированной дорожке к уже припаркованному у обочины автомобилю.
Водитель встретил меня широкой профессиональной улыбкой, любезно открыв передо мной дверцу и учтивым жестом руки пригласил внутрь.
– Мисс Виндал.
– Спасибо, – сдержанно улыбнувшись, поблагодарила я.
Комфортно устроившись на заднем сиденье и вдыхая устоявшийся в салоне приятный и успокаивающий аромат кожи, я дождалась момента, когда автомобиль тронется с места, и наконец сняла с лица так хорошо скрывавшие последствия вчерашней ночи тёмные очки. Слегка поигрывая дужками, я усмехнулась самой себе, подумав о том, как хорошо понимаю страсть селебритиз к этому незамысловатому, но неотъемлемому предмету их имиджа.
Водитель уверенно лавировал в плотном и оживлённом трафике Лос-Анджелесских улиц, и на какое-то время я позволила себе полностью расслабиться и отдаться тягучим мыслям, подставляя лицо навстречу скользящим меж стен плотно расположенных друг к другу домов солнечным лучам, нежась в их тепле. Однако, распахнув глаза на первом же перекрестке и услышав отнюдь не располагавший к подобному состоянию шум города, мгновенно пришла в себя, и, мотнув пышным облаком каштановых волос, бросила взгляд на экран смартфона.
– Вот же дерьмо! – несдержанно ругнулась я, переводя на водителя извиняющийся взгляд. – Я понимаю, что сейчас час пик. Но нет ли возможности двигаться чуточку быстрее?
– Сделаю всё, что в моих силах, мисс, – бросив на меня беглый взгляд сквозь зеркало заднего вида, он насмешливо покачал головой и вновь перевёл напряжённый и сосредоточенный взгляд на дорогу.
А впрочем, какая разница. Энн всё равно убьёт меня. Снова. Так что нет смысла тратить нервы зря. Лучше уж занять себя чем-нибудь более продуктивным.
Наспех набрав моей любимой подруге сообщение с наглой ложью о том, что я застряла в пробке и буду буквально с минуты на минуту, остаток пути я посвятила сортировке почты и составлению графика на вторую половину дня.
Вбежав в ресторан на всех парах, я всё же не преминула как обычно покрутиться перед широким зеркалом в холле, оглядев себя с ног до головы и, слегка подправив макияж и прическу, послала воздушный поцелуй Чарльзу, администратору ресторана. Милый паренёк.
– Мисс Виндал, рад снова вас видеть! – он галантно склонил голову и широко улыбнулся, приветствуя меня.
– Дорогой, ты как всегда любезен, – я одариваю его ослепительной улыбкой и, будто только что опомнившись, восклицаю. – Оу, я опаздываю уже на полчаса!
Последний поворот перед зеркалом. Надо признать, сегодня я неотразима. Стройная и грациозная, как кошка, разве что бёдра кажутся мне слегка полноватыми. Эх, так было всегда. Прямые длинные волосы цвета горького шоколада в лёгком беспорядке, что лишь придаёт моему образу легкомысленную романтичность, огромные карие, горящие соблазнительным азартом глаза, непринуждённый мэйкап и чёрное, плотно обтягивающее и совсем неуместное в это время суток платье, выдающее меня с потрохами – по нему с одного лишь взгляда становится ясно, что заглянуть домой после вчерашней ночи я так и не успела.
Проходя в зал, я сразу же направляюсь к дальнему столику у окна. Это уже традиционно стало нашим местом.
– Привет, малышка. Заждалась?
– Заждалась? – Энн буравит меня гневным взглядом. – Кэм, ты вообще совесть имеешь? Я здесь уже полчаса торчу как идиотка.
– Прости-и, – виновато тяну я, закусив губу в попытке сдержать неожиданно подступившие к груди пузырьки смеха. – Всего-то полчасика. Ты же знаешь, у меня были дела.
– Да знаю я, какие у тебя дела! – закатив глаза неодобрительно хмурится подруга. – Я еще вчера поняла, чем всё это закончится.
Я прыснула несдержанным смешком, поудобнее устраиваясь в кресле и прикрыла наигранно-смущённую улыбку картой меню, виновато поглядывая на неё исподлобья.
– Я рада, что хоть кто-то из нас хорошо провёл время.
– Тебе тоже не мешало бы последовать моему примеру, – покачала головой я. – Ты уже месяц как свободный человек. Сколько можно убиваться?
– Ну разумеется, мисс «Как-бы-не-так»! – хмыкает она. – Поговорим, когда хотя бы одни из твоих отношений продлятся чуть больше пяти минут.
– Могу тебя заверить, что мои отношения этой ночью длились гораздо, гораздо больше пяти минут, милая, – я игриво вскидываю бровки вверх, и Энн старательно сдерживает смех, пытаясь придать себе непоколебимо суровый вид.
– Ты неисправима, уголёк, – по-доброму смеясь, качает головой она. – Но я, всё же, говорила не о сексе.
– Я тоже, – хмыкаю я, подзывая к нам официанта. – Просто у нас с тобой крайне разные представления на этот счёт. Вот, взгляни на меня. Здоровый румянец и блеск в глазах – показатели прекрасного гормонального фона. Я влюблена! В жизнь, в свою работу, и в то, что остаюсь полноправной хозяйкой своей судьбы. И я правда думаю, что каждая женщина рано или поздно приходит к выводу, что здоровый, регулярный и качественный секс возможен без брака, равно как и брак без секса.
Анна насмешливо вздыхает и лукаво поглядывает на меня, пока мы делаем заказ. Мы с ней определённо чертовски разные люди, но я, конечно же, могу её понять. Отношения, продлившиеся три с половиной года, не перечеркнуть одним махом. Но на то и нужны друзья, чтобы поддержать и помочь вовремя выбраться из трясины депрессии и излишних, никому ненужных загонов. И в этом плане мне уж точно нет равных.
– Думаю, нам стоит устроить двойное свидание, – прищёлкнула пальцем я. – У меня как раз есть кое-кто на примете, симпатичный и вполне в твоём вкусе.
– Мы обязательно это обсудим, – примирительно улыбается Энн. – Как только ты наконец дашь мне сообщить тебе новость, ради которой мы здесь и собрались.
– Ладно, – выдыхаю я, придавая своему виду исключительно профессиональную серьезность. – Я вся во внимании.
– Вобщем, мне наконец перезвонил Стив Новак. Они дали ответ.
– И? – выжидающе прищуриваю взгляд я.
– Тендер наш! – Анна, не скрывая гордости, широко улыбается мне самодовольной, победной улыбкой.
– Детка, это же просто потрясающие новости! – несдержанно взвизгиваю я.
– Сроки, правда, ну очень поджимают. На всё про всё три недели. Зато бюджет просто огромен. И на этой вечеринке будут все, кто хоть что-то из себя представляет в киноиндустрии. Так что, дело того стоит.
– Мы должны это отметить!
– Кэм, ещё нет и десяти утра! – Анна кривит губы в осуждающей усмешке. – И у нас куча работы.
– Неважно. Выпьем что-нибудь лёгкое, – улыбаюсь я, взбрасывая руку вверх и вновь подзывая к нам официанта. – Можно нам бутылочку Просекко, пожалуйста. Брют. «Marca Oro» подойдёт.
– Конечно, мисс.
– Тебе только дай повод, – посмеивается Энн, скептически закатывая глаза. – Совсем без тормозов. И как только тебе удалось выстроить настолько успешный бизнес с таким-то отношением? Не устаю поражаться!
– Энни, именно поэтому и удалось, милая. Очнись, ты в Лос-Анджелесе – городе психов. Здесь ты либо расслабляешься и плывешь по течению, либо сходишь с ума. Хотя не буду отрицать, конечно, что я немного безбашенная. Ты – моя голова, и без тебя у меня ничего бы не вышло.
Что ж, грубая лесть – беспроигрышное оружие в любой конфликтной ситуации, и впервые за утро Анна искренне мне улыбается. Уж я-то знаю, как к ней подступиться.
Спустя пару минут мы уже поднимаем наполненные сухим игристым бокалы.
– Итак, я хочу выпить за самого потрясающего руководителя отдела развития, о котором только можно мечтать, и один из твоих наиболее масштабных и амбициозных проектов. Малышка, ты огромная молодец. Так держать!
– За «Los Angeles Film Festival», – улыбается Анна. – И лучшую вечеринку года, которую организуем мы с тобой, уголёк!
– Чин-чин! – задорно подхватываю я. – Пусть L.А. сойдёт с ума!
========== 2. Let’s party started ==========
Июнь 25, 2008; среда.
«Sazerac Club», Los Angeles, California.
Дорога от моего дома до места проведения мероприятия занимала не более десяти-пятнадцати минут, но вот уже около получаса мы утомительно и терпеливо простаивали в пробке. Растянувшаяся на пару кварталов цепь из подъезжающих к клубу автомобилей – не самая приятная, но вполне ожидаемая техническая неизбежность. Особенно учитывая наше с Анной полуторачасовое опоздание, – мой макияж а-ля Дита фон Тиз определённо того стоил, – вечеринка уже полным ходом набирала обороты, а значит мы очень непредусмотрительно попали в самый эпицентр событий. Что ж, по крайней мере, просторный комфортабельный салон Лексуса, кондиционер, шампанское и приятное предвкушение слегка компенсировали определённые неудобства этого душного июньского вечера и тесно стянувшего мои рёбра, точно изощрённое средневековое пыточное устройство, корсета. Чего только не сделаешь ради проклятой ковровой дорожки и безграничного уважения и любви к гению Александра Маккуина.
Неторопливо потягивая шампанское, я бросила короткий безразличный взгляд на дорогу, а затем вновь перевела глаза на Энн, нервно строчившую очередное сообщение для Эвелин, одного из ведущих менеджеров нашей компании, регулировавшей в данный момент технические вопросы на входе.
– Милая, прекращай, – кривлю губы я, красноречиво подсекая шею рукой. – Чего ты ожидаешь, что она подгонит Криса Хемсворта или Анджелину Джоли? Ну правда, расслабься. Ей там и так проблем хватает.
Тяжело вздохнув, Анна обречённо качает головой, смиряя меня строгим стервозным взглядом.
– Боже, и где ты только нахваталась этих типично итальянских замашек? – саркастично округляет глаза она, всё же откладывая в сторону смартфон и, тихонько посмеиваясь, жеманно имитирует недавний жест моей руки. – Я что-то пропустила?
– Ничего серьёзного, – ехидно пожимаю плечиками я, растягивая губы в лукавой улыбке, и мы обе заливисто хохочем, прекрасно понимая друг друга без лишних слов.
– Хорошо же тебе живётся, – ухмыляется она, – ты никогда и ничего не воспринимаешь всерьёз. Мне бы тоже не помешала такая суперспособность.
– Здоровый пофигизм – это вполне вырабатываемое с течением времени качество, а не какая-то там суперспособность, – усмехаюсь я. – Просто прими тот факт, что невозможно всё и всегда держать под контролем. И сразу же станет легче.
Энн насмешливо хмыкает, молчаливо раздумывая над моими словами.
– Проще сказать, чем сделать, – заключает она наконец.
– Ну, с этим не поспоришь, – усмехаюсь я, оживлённо ёрзая на сиденье и пытаясь разглядеть происходящее снаружи сквозь окно наконец подъезжающего ко входу автомобиля. – Не прошло и года! – закатив глаза вздыхаю я.
Водитель открывает перед нами дверцу, и я тут же ощущаю, как всю меня обдаёт волной прогретого до предела адским калифорнийским солнцем спёртого летнего воздуха. Ну и жара, мать её – градусов тридцать, не меньше! Температура не опускается даже ночью, а я просто не выношу это пекло и мгновенно покрывающуюся отвратительной липкой испариной кожу.
Протягивая руку, водитель любезно помогает выбраться из автомобиля сперва Энн, а следом и мне, что оказывается не такой уж и простой задачей в моём обтягивающем тело как перчатка и плотно сужающемся у колен платье кроя «русалка». Сплошные неудобства!
Благодарно улыбнувшись, я медленно расправляю складки на ткани и поправляю уложенные набок голливудскими волнами волосы, переводя взгляд на вход. Неимоверное количество репортеров и папарацци, телевидение, гости и случайные прохожие, ожидающие увидеть кого-то из селебрити, создают невероятное столпотворение, которое едва сдерживают хлипкие ограничительные ленты по периметру красной ковровой дорожки. Проходя чуть вперёд, мимо стоящих почти у самого бордюра устрашающей стеной охранников, мы сразу же встречаем беглый и цепкий взгляд Эвелин, стоящей за высокой стойкой со списком гостей. Она приветствует нас сдержанным кивком головы и вымученно-любезной улыбкой даёт понять, что у неё всё находится под полным контролем.
