Текст книги "Чертов менталист 2 (СИ)"

Автор книги: Тин Тиныч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Мы вышли из общежития, и тут…

«Папаша, он здесь!» – крикнул Филин, но при этом не показал ни направления, ни нападающего.

Я, действуя, скорее, на инстинктах, чем сознательно, отпрыгнул в сторону, одновременно толкнул Эраста от себя, чтобы он, не дай Всесоздатель, не пострадал.

Сверкнуло в ночи отражением фонаря лезвие. Я насколько мог отклонился вправо, так что сердце мне не задело, а вот руку, увы, зацепило, и по левому рукаву тут же хлынула горячая волна.

– Тревога! – заорал что было мочи Миндель. – Убивают!

Я меж тем, оживив в памяти наши с конструктом бои с тенью, решил навязать Ноябрю дальний бой, принявшись отмахиваться от вероятного противника ногами.

Я по-прежнему толком его не видел, и это меня изрядно озадачивало. Но тут наконец-то смачно попал кроссовком в чей-то корпус, после чего провел еще серию прыжков-пинков. На груди сводного старшего брата распахнулась накидка, похожая на маскировочную сеть, с привязанными к ней лоскутками. Но при этом ментально я по-прежнему его не чувствовал, что наводило на мысль о том, что он использует какой-то артефакт, чтобы скрыться от моего внимания. И когда только успел таким разжиться, гад.

Дверь общаги распахнулась, и оттуда вышел Евстигней с помповиком наперерез, явно собираясь как следует напугать возможного супостата.

И тут…

С радостной улыбкой, будто сектант-фанатик, Ноябрь поднял руку с зажатым в ней ножом и потряс им, привлекая к себе внимание.

Ба-бах! – грохнул выстрел коменданта.

На груди Ноября расплылось кровавое пятно, но он лишь еще шире улыбнулся, и только после этого грохнулся оземь с тем, чтобы забиться в короткой агонии.

Глава 3

Первым делом я позвонил деду. Он ведь сказал, что сообщения может пропустить, поэтому звонки предпочтительнее? Коротко отчитался ему и выдохнул. Осталось только дождаться приезда силовиков. Что-то слишком часто в последнее время с ними общаюсь, как бы в привычку не вошло, не приведи Всесоздатель! Вот тебе, называется, и «живи тихо, не привлекая внимания». Да я бы с радостью! Вот только не получается, хоть ты тресни. И скажите мне еще раз, что в этом есть хоть капля моей вины.

– У тебя кровь хлещет, – заметил Эраст, с тревогой глядя на мою руку. – Я скорую вызвал. Не нравится мне твоя рана, уж прости. Пусть лекари осмотрят.

– Спасибо, друже! И впрямь глубоко зацепило, – кивнул я, одновременно ощущая, как неприятно подергивает рану, и немеют пальцы на левой руке.

Евстигней подошел к нам, сжимая помповик, его потрясывало.

– Парень что, обкуренный был? – спросил он, в смятении чувств глядя на труп Ноября. – Тебя вон порезал. И сильно…

– Экспертиза покажет, что там с ним не так было, – Миндель мечтательно закатил глаза, и я прямо ощутил настоятельное желание приятеля самому вскрыть тело.

– Я… не ожидал. Но он… с ножом. Палец сам на крючок лег, – Евстигней с трудом сдерживал накатывающую на него истерику, не отводя взгляда от тела Косыгина.

– В первый раз человека убил? – участливо спросил его Эраст.

Комендант кивнул и осторожно положил свой помповик на землю, словно не веря, что только что весьма метко пальнул из него.

Глядя на мучения Евстигнея, я решил поддержать и ободрить его.

– Спасибо тебе огромное! Если бы не ты, этот ненормальный, вполне вероятно, еще сильнее меня бы порезал. А то и убил бы.

– Я его, кстати, знаю, – вдруг заметил Миндель, бесцеремонно разглядывая покойника. – Это же с нашего факультета студент. Некромант, значит. Как же его зовут-то?.. Помню, имя какое-то диковинное. О, точно! Ноябрь! Ноябрь Косыгин. А ты с ним знаком? – повернулся он ко мне.

– Впервые вижу! – честно признался я, поскольку своими глазами действительно смотрел на своего старшего брата впервые, а до этого видел его исключительно с помощью Филина.

– И чего он к тебе привязался? – с недоумением принялся рассуждать Эраст. – Обычный же парень. На занятиях не блистал, хотя дар у него был неплохим, мог бы неплохую карьеру при желании сделать. Но ленился он его развивать просто откровенно. Все контрольные делал просто на отвали, лишь бы только за неуспеваемость не отчислили. Спасался, мне кажется, только за счет хорошей памяти. Что во время лекций запомнит, о том на экзамене и расскажет. Но без огонька. Не люблю таких.

– Почему? – мне стало вдруг интересно.

– Если есть у тебя дар, так развивай его! Не просто так ведь он тебе достался. Изучай, выясняй, где и как ты можешь его применить. А не используй как ярлык на ухе у буренки во время сельхозаукциона: дескать, гляньте, какая я породистая, потому раскошеливайтесь и не спрашивайте, даю я молоко ведрами или стакан нацедите, и довольно с вас.

Я усмехнулся. Что-то в словах Минделя, определенно, было.

– Слушай, а может… может, это он не на тебя, а на меня напасть хотел? – вдруг осенило Эраста. – Я ведь и не скрывал своего отношения к Косыгину. И разок при всей аудитории отчитал, не стесняясь в выражениях, за то, что он в том семестре ни одной исследовательской работы не предоставил. Он вполне мог за это на меня злость затаить. Очень уж тогда над ним одногруппники смеялись. Вот у Ноября, похоже, окончательно чердак и протек, раз он за нож взялся. А ты меня оттолкнул и встал у него на пути, за что и пострадал.

– Скорее всего, ты прав. Этот парень сумасшедший какой-то, – заверил я приятеля, вполне довольный сделанным им выводом, поскольку он отводил от меня всякие подозрения. – Видел, какой у него взгляд был перед тем, как комендант его остановил?

– Видел. Еще и улыбался довольнехонький. Эх, ну почему я еще не патологоанатом! Такая загадка интересная другому для исследования достанется! Так ведь и не выяснят ничего толком. Жуткая несправедливость!

– Потерпи несколько лет, – усмехнулся я. – Станешь ты экспертом. Обязательно станешь.

– А вообще, надо же как вышло-то закручено, – вздохнул он. – Ты спас меня, а Евстигней спас уже нас обоих. Теперь мы его должники.

– А что Евстигней? Посадят… меня, – на коменданта было жалко смотреть. – Я же не охранник, а значит, не имел я права за оружие браться. Хранил его так, на всякий случай. Даже не знаю, что мне в голову стукнуло его прихватить, когда ваши крики услышал.

– Эй, выше нос! – потребовал у него Эраст. – Ты дворянин, и просто так тебя в кутузку никто не отправит. И мы все свидетелями будем, как ты самоотверженно встал на нашу защиту. Да тебя вообще наградить должны за такое! Это ведь легальный ствол? У тебя все разрешения на него есть?

– Есть, конечно же. Я о нем три года мечтал, по всем каталогам высматривал, пока нашел то, что хотел. Как раз успел все справки собрать и комиссию пройти.

– Вот видишь? Всё в порядке. Ты был вооружен, и преступник был вооружен. И времени на раздумья как бы не было. Еще несколько секунд, и мы бы пострадали еще сильнее. Возможно даже фатально. Так что ты всё правильно сделал, и не сомневайся.

– Мама… как я ей скажу? Даже если промолчу, всё равно же узнает. Непременно кто-нибудь донесет. А я не хочу, чтобы она волновалась лишний раз. Ей и так непросто приходится.

Мы с Минделем понимающе переглянулись. Да, когда работаешь с родителем в одной организации, безусловно, сложностей не избежать. Но ничего. Разберутся между собой как-нибудь. А я на всякий случай потом отдельно Игоря Семеновича попрошу, чтобы на Вилюкина не наседали излишне. И это самое малое, что я могу сделать для коменданта.

Повисла недолгая пауза, и я погрузился в размышления, пытаясь по горячим следам проанализировать, что же все-таки произошло, и зачем Изюмову это было нужно. Чего он добивался-то? Допустим, реально хотел мне отомстить за всё сразу: за выход из рода, за то, что столько лет водил его за нос, за то, что сумел отстоять свой дух и спрятал от него Емельяна. Но он ведь прямо обрадовался, когда увидел, что Евстигней вышел с оружием. Забыл даже сделать очередной выпад в мою сторону. Стоял, как безумный и размахивал окровавленным ножом. Неужели он и впрямь хотел, чтобы его подстрелили, не понимаю?..

И тут мне стало дурно, и я предпочел аккуратно усесться на землю, прежде чем меня накроет окончательно, и я свалюсь у всех на глазах. Ведь если Ноябрь мертв, а это непреложный факт, значит, дух Николая Алексеевича свободен! И волен вновь продолжать свои попытки вселиться в сыновей. Ой-ой-ой, как всё плохо-то… Вторая серия фильма ужасов «Кошмар под вязами, или никогда не спи, пока на тебя охотится маньяк». Надо срочно предупредить Глафиру!

Наплевав на поздний час, я позвонил мачехе. Она долго не отвечала, и я успел изрядно перенервничать, пока не услышал сонное «алло».

– Ты еще на богомолье?

– Да, но хотела уже завтра – послезавтра уехать отсюда. А что?

– Ни в коем случае! Долго рассказывать, но дух отца снова ищет себе носителя, и мы с Емельяном опять под ударом.

– А разве Николай Алексеевич не ушел безвозвратно? Ты вроде говорил, что отпевание поможет…

Я едва не застонал, сообразив, что не посвящал мачеху в эпопею с Ноябрем, сыном Октябрины.

– Еще раз: это долгий разговор, и вести его по дальфону не стоит. Просто знай: мы все снова под ударом. Заказывай суточный молебен, да хоть в самой церкви с Емельяном ночуй. Но с территории ни ногой! Всё слишком серьезно.

– Но ты можешь хоть что-нибудь мне объяснить? – в голосе Глафиры прорезались стервозные нотки, которых я в ее исполнении в свой адрес давненько уже не слышал.

Но тут издалека раздалась сирена подъезжающей службы. Кто успел вперед, скорая или силовики? Скоро и выясним. А на слух я их различать еще не научился.

– Прости, я не могу сейчас говорить. Я ранен, а мне еще с полицией общаться. Всё, отбой.

– Валерьян! – воскликнула в ужасе мачеха, но я уже отключался.

Разговор с ней отчего-то изрядно измотал меня. Или это так кровопотеря на мне сказывается?

Продолжаем анализировать. Зачем Николаю Алексеевичу смерть его нового тела? Ну, видимо, Косыгин оказался довольно проблемным активом. Попал в розыск, засветился с запрещенным обрядом. То есть мало того, что бастард, не дворянин и в целом на довольно скромных позициях находился. Так еще и окончательно потерял возможность хоть как-то продвинуться дальше. А жить загнанным зверем – то еще неудовольствие.

Ладно, принимаем как рабочую гипотезу. И что отец будет делать дальше? Предпримет очередную попытку вселиться в меня или Емельяна? Так еще по прошлому разу должен был понять, что не выйдет. Или самонадеянно решил, что мы с Глафирой расслабимся и снимем защиту? Что я упускаю в этой схеме?

Как же я мало, в сущности, знаю о некромантии, хоть и полагал в свое время, что в достаточной мере усвоил все ее секреты. Вот, к примеру, отпевание тела Ноября скажется на Николае Алексеевиче или нет? Заставит ли это мятежный дух всё-таки проследовать на аудиенцию к Всесоздателю? Или фокус с отпеванием срабатывает только для исходного тела? И ведь не спросишь об этом ни у кого, даже у Минделя, вот в чем загвоздка.

Наверное, я всё-таки отрубился, потому что в следующий раз пришел в себя уже в машине скорой помощи, которая явно находилась в движении, расшугивая водителей своей сиреной. Скосил взгляд на руку. О, уже перебинтовали, отлично. Самое неприятное пропустил, получается, вот и замечательно, вот и не жалко. Спросил у Филина, куда нас везут. Думал, что в ответ увижу нечто вроде карты маршрута, вид сверху на спящий город, но к своему удивлению, вместо этого получил точный адрес больницы. Видимо, конструкт подслушал разговор медиков с диспетчерской.

«Ты, кстати, как Ноября-то учуял, малой?» – спросил я, не открывая глаз, чтобы не привлекать к себе ненужное внимание, благо врач как раз сидел ко мне спиной, и мое пробуждение благополучно пропустил.

«Да как вспышкой какой-то. Я его так и не увидел, как ни старался. Но вот по эмоциям четко считалось, что Ноябрь близко. Коротко и остро. Прости, папаша, что я так облажался. Не понимаю, почему я не смог нормально его срисовать».

«Отставить! Наш противник воспользовался сильным маскирующим дух артефактом, как раз рассчитанным на то, чтобы его не засек менталист. Кстати, было бы неплохо узнать, кто тот мастер-умелец, который умеет делать подобные штуки. Что-то мне подсказывает, что в открытую продажу они совершенно точно не поступают».

«Получается, я засек Ноября на пике эмоций, когда он даже собственный артефакт умудрился изнутри пробить?»

«Полагаю, что да. И благодаря несдержанности Изюмова и твоему острому чутью мы с тобой остались в живых».

Тут машина сначала притормозила, а затем куда-то зарулила, после чего остановилась уже окончательно. Так и есть, прибыли в приемное отделение.

Врач, что осматривал меня, увидел, что повязка медленно, но верно пропитывается кровью, и закономерно выдал путевку в хирургическое отделение, куда меня оперативно доставили на лифте. Хирург же, срезав все бинты, нахмурился.

– Готовьте малую операционную. Будем шить. И возьмите анализ крови.

Медсестра кивнула, ловко воткнула иголку мне в вену, чего я на фоне растущей с каждой минутой боли уже практически не почувствовал, и куда-то споро умелась, не забыв прихватить с собой добычу. Ну а хирург впервые за всё это время обратился уже ко мне.

– Не волнуйся, парень. Порезали тебя сильно, но руку мы тебе восстановим в лучшем виде. И не бойся, больно не будет. Наркоз у нас хороший, забористый, – усмехнулся он. – Пациенты хвалят. Говорят, сон крепкий и здоровый, какой и на курорте не получишь.

Э-э, что⁈ Какой, к чертям, наркоз⁈ Какой, вашу Машу, крепкий сон⁈ Это же практически зеленый свет для заселения в мое тело духа Николая Алексеевича! Пока я буду в состоянии невменяемости, я не смогу отбиться от старого некроманта! Нет-нет-нет, я на такое не подписывался!

– Шейте под местным, пожалуйста. Мне общий нельзя, – сообщил я хирургу.

– С чего бы вдруг? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Да я понятия не имею! – я постарался аккуратно добавить своим словам веса и правдоподобия, чтобы проняло даже этого циника в униформе мятного цвета. – Что-то там со мной в детстве было, еле откачали после наркоза. С тех пор отец прямо требовал, чтобы я запомнил раз и навсегда и медикам о том сообщал при необходимости, что общий мне давать нельзя.

– Странно, – озадачился хирург. – Тебе же, – он сверился с картой, – всего восемнадцать лет. А состав для наркоза повсеместно поменяли вот уже лет двадцать как. Или тебе не повезло, и тебе тогда из старых запасов вкатили?

Это проверка, – вдруг понял я, считав проскочившую у врача поверхностную мысль. – Товарищ пытается выяснить, не пытаются ли ему тут наврать с три короба. Ладно, я на эту удочку не куплюсь, и его любезными подсказками пользоваться не стану.

– Да мне откуда знать? – вздохнул я. – Говорю же, маленький я тогда был. Вообще ничего толком не помню, ни что случилось, ни как я в больнице лежал. Старый состав, новый – не разбираюсь я в этом. Просто говорю вам, как мне отец покойный велел. Местный наркоз можно, общий нельзя.

– То есть, у твоего отца этот момент уже никак не выяснить.

– Увы, нет. Он сгорел в своем поместье вместе с моей старшей сестрой и слугами две недели назад, – я постарался, чтобы мой голос дрогнул в нужном месте; пустячок по большому счету, а придает достоверности словам.

– Ого! Мои соболезнования, парень. А твоя мать?

– Умерла в родах, – глухо буркнул я, давая понять, что мне крайне неприятна эта тема.

– Получается, у тебя из родни никого не осталось, кто мог бы этот вопрос прояснить.

– Мачеха только. Но она в нашей семье появилась сильно позже, – я всячески давал понять, что и рад бы помочь, вот только не получается.

– Ладно, я тебя понял.

Уф, кажется, пронесло. Да, придется стиснуть зубы и потерпеть художественное шитье своей тушки шелковым крестиком под местным обезболом, но лучше так, чем настежь открыть ворота в тело для нежеланного жильца, а самому отправиться к Всесоздателю. Не для того я тут юлой верчусь, чтобы столь бездарно пролюбить отпущенный мне сверху второй шанс. Так что справлюсь. Другого выхода все равно нет.

– Готово, – кивнула вернувшаяся медсестра, после чего вместе с еще одним медбратом принялась споро освобождать меня от лишней, по их мнению, одежды.

Хм, такими темпами закупать новый гардероб мне придется куда раньше, чем я думал. Надо будет дать знать деду, чтобы привез мне сюда хоть что-нибудь. Я же стараниями медперсонала теперь гол как сокол!

Затем на меня накинули простыню, волосы убрали под одноразовую шапочку, и я почувствовал себя как богач на СПА-курорте. Отличный сервис, внимание к клиенту. Надо будет поставить им пять звездочек.

Успокаивая себя подобным способом, я старался дышать ровно и не выказывать лишнего волнения. Я – самый адекватный в мире пациент.

И тут мне в голову пришла мысль. А что, если Изюмов что-то подобное изначально и планировал? Напасть на меня, поранить так, чтобы прямой угрозы для жизни не было, но в больницу на операцию под наркозом я попал однозначно. Самому тем временем свести счеты с жизнью, освободив дух от привязки к телу Косыгина, после чего выкинуть-таки меня прочь. А тут он успешно выполнил первую часть плана, как на крыльцо общежития выскочил комендант с помповиком. И Николай Алексеевич мгновенно сообразил, что хотя бы часть его проблем возьмет на себя кто-то другой. Отсюда и его широкая улыбка, и странное поведение перед выстрелом.

Меж тем меня перевезли в малую операционную. Хирург подошел ко мне, внимательно вглядываясь в листок, что передала ему медсестра. Видимо, подоспели результаты экспресс-анализа крови. Сам себе кивнул, отдал листок обратно. После чего добыл откуда-то из-за моей головы устройство, похожее на респиратор и поднес его к моему лицу.

Что⁈ Меня усыпляют? Черт, только не это! Филин, спасай, на тебя одна наде…

Глава 4

Темно. Глубоко. Я попал в водоворот? Где-то там далеко вверху виден свет. Кажется, меня кто-то зовет. Оттуда, там, где светло. Слов не разобрать, но мне почему-то кажется, что я не должен здесь находиться. Значит, иду на голос.

Я вяз в этой массе, которая упорно не хотела меня отпускать, уговаривая отдохнуть в ее объятьях, не спешить, сэкономить силы. Но отчего-то во мне крепла уверенность, если я окончательно завязну здесь, случится что-то очень нехорошее. И мне нельзя опоздать. Поэтому я не прекращал движение.

Было безумно сложно. Я то и дело ловил себя на том, что отключаюсь, перестаю осознавать действительность. Но я не сдавался, хотя долгожданный свет, похоже, ничуть не приближался ко мне, так и оставаясь далеким маяком.

Не знаю, как долго я находился в этом безвременье, но в какой-то момент вдруг буквально по щелчку пальцев вынырнул.

«Папаша, ну наконец-то! – услышал я радостного, хоть и несколько нервического Филина. – Я уже не знал, что и сделать, чтобы тебя в чувство привести».

Я сообразил, что маска с наркозом по-прежнему наброшена мне на лицо, и я рискую вновь свалиться туда, откуда с таким трудом только что выбрался, поэтому потянулся правой рукой и стянул ее.

Дышать сразу же стало легче, но моя манипуляция не осталась без внимания хирурга.

– Это что еще такое? Ты же еще спать должен! – удивленно крякнул медик.

– Я ведь просил: никакого общего наркоза. А ты меня обманул, – я не видел смысла в расшаркиваниях с человеком, который поступил по-своему и подверг тем самым меня серьезной опасности.

– Одни проблемы с вашей семейкой, – нахмурился врач. – Вы, Птолемеевы, все, что ли, с приветом? Ты мне какую-то дичь гонишь, хотя нет у тебя никаких противопоказаний к общему наркозу. Дед твой вообще корочками тряс, служителя Всесоздателя сюда притащил, еще и требовал, чтобы он свои молитвы прямо в операционной начитывал, с трудом убедили его в коридоре остаться. В общем, руку я тебе починил, ну а дальше уже от меня мало что зависит. Сейчас тебя в отдельную палату переведут. Общайтесь там, сколько хотите, хотя по-хорошему тебе сейчас нужен крепкий здоровый сон.

Дедуля, ты просто чудо! Вот почему я всё еще не отбыл в мир иной! Николая Алексеевича остановили молитвы служителя, которого ты сюда привез.

«Долго я был без сознания?»

«Один час сорок две минуты, – тут же отчитался Филин. – Папаша, прости, но до тебя просто нереально было достучаться. Я уж и так и сяк тебя звал, эффекта ноль».

«Вот чтоб больше мне таких глупостей не говорил, малой! Я только за твоим голосом и шел все это время, получается. Просто выбраться не сразу получилось. Так что запомни этот метод и совершенствуй его. Мне нужно, чтобы ты мог меня достать отовсюду».

«Ты правда меня слышал?»

«Слышал. Только ответить не мог».

«Класс! Тогда… я буду тренироваться дальше!»

«Тренируйся. Вот уж точно лишним не будет».

Палата, куда меня перевезли из операционной, оказалась неожиданно уютной. Видимо, платная. Дед денег на единственного внука жалеть не стал. Ну а я и в мыслях не имею отказываться от такого комфорта ради сомнительного удовольствия реагировать на реплики соседей по палате и пользоваться не индивидуальным туалетом, а бегать в общий на другой конец коридора.

Дед появился буквально через пару минут. Жестом попросил кого-то пока не входить, после чего закрыл за собой дверь и подошел к моей кровати.

– Как самочувствие, демон?

– Чего это ты меня перекрестил вдруг? – удивился я. – Всегда ж чертякой называл.

И тут Игорь Семенович без сил плюхнулся на стул, сгорбился и смахнул тыльной стороной ладони некстати выступившую слезу.

– Успел. Так боялся, что всё уже зря, но успел, чертяка ты мой драгоценный.

– Спасибо тебе огромное. Думаю, если бы не молитвы, мне бы пришлось несладко. Я ведь хирурга умолял буквально шить меня под местным наркозом, но он всё по-своему сделал. Да и сам посуди: даже если бы в меня Изюмов вселился, разве бы ты это не вычислил даже без своих детских проверок «демон или чертяка»?

– Вычислил бы, – устало подтвердил дедуля. – А потом бы стоял перед выбором, которого ни одному человеку не пожелаешь: прибить своего внука самому или сдать его коллегам на опыты. Глафире я, кстати, тоже позвонил. Оттуда и узнал, что ты о её сыне уже побеспокоился. Она очень просила завтра сообщить ей, как у тебя дела. Переживает. Хорошая девка. Умел Изюмов добрым бабам головы пудрить. Ладно. Ты давай тут отдыхай, я служителя у тебя в палате оставлю. Завтра утром его сменят, об этом я тоже договорился.

– Кстати, – спохватился я, пока Семеныч не ушел. – Две вещи интересуют. Артефакт, который был при Косыгине, с помощью которого он умудрялся уходить от внимания менталиста.

– Нашли, – подтвердил дед.

– Найдите еще и его изготовителя. Очень уже хочется с таким талантливым артефакторщиком накоротке потолковать.

– Не тебе одному, – хохотнул Игорь Семенович. – А что за вторая вещь?

– Карта банковская без имени пользователя, которую ему мать открыла.

– А вот ее не было, – нахмурился дед, резко сообразив, к чему я веду. – Могли, конечно, прикарманить те, кто тело осматривал, но… В общем, я инициирую внутреннюю проверку. Соблазн, конечно, большой.

– С твоими полномочиями ты можешь напрямую в банк обратиться, вряд ли они найдут причину отказать тебе, когда ты ведешь расследование заговора против Императора. Вот и посмотришь, когда по ней операции возобновятся.

– Изюмов специально ее в тайнике оставил в расчете на то, чтобы передать себе, когда переедет в следующее тело? Да, логично. Он всё продумал. Вот только на что он надеялся?

– Не поверишь, я задаюсь этим вопросом не меньше твоего. Вот только ответа нет. Отец, конечно, жестокий, в чем-то даже сумасшедший человек, но не настолько же, чтобы просто свести счеты с жизнью? И отсутствие карточки на месте преступления эту гипотезу подтверждает.

– Проверим. Заодно хороший повод выяснить, нет ли среди служивых крыс.

– Кстати, забрось мне завтра одежду, а то в этой распашонке красоваться счастья мало.

– Сделаю, не переживай. И вообще не привыкай к обстановке, тебе здесь не больше пары дней разлеживаться осталось.

– Да я хоть сейчас готов в общагу вернуться.

– Сейчас рано. Сначала надо убедиться, что рана нормально заживает. И я с этого твоего хирурга живого не слезу, если вдруг выяснится, что какое-то осложнение пошло.

– Он, конечно, с наркозом накосячил, но в целом вроде как грамотный специалист. Так что не перегибай палку, а то пойдут слухи, что в особом отделе по контролю за использованием магических способностей неблагодарные солдафоны работают.

– Не учи деда сало солить. Без тебя разберусь.

– Кстати, еще один такой момент. Проверь, оставил ли Ноябрь какие-то распоряжения относительно церемонии своих похорон? Может, он хотел отказаться от отпевания, чтобы дать себе побольше времени на попытки внедрения в чужое тело?

– Ты иногда что-нибудь такое сказанешь, что хоть стой, хоть падай, – хохотнул Игорь Семенович. – Вот теперь я прямо верю, что ты от наркоза не до конца отошел. Сам подумай: он в розыске был, кому и как он эти распоряжения оставить мог?

– Ну, мало ли. Я как бы не в курсе, как это делается. И кстати, вы, надеюсь, Вилюкина как уголовника крутить не станете? Он меня спас, на секундочку. И вообще он очень трепетная личность, несмотря на свои внушительные габариты. А еще сын дамы, которая возглавляет кафедру воздушников, так что мне бы очень не хотелось, чтобы мое имя ассоциировалось у Агнессы Игнатьевны с проблемами, которые образовались у ее драгоценного Евстигнея исключительно благодаря мне.

– О, как ты за друга заступаешься! Хвалю! Не думаю, что ему что-то реально грозит, но вопрос проконтролирую отдельно. Дуболомов везде хватает. Ладно, будет день и будет пища, – подвел черту под нашей дискуссией дед. – А теперь отдыхай и набирайся сил. Говорят, крови ты успел потерять изрядно.

Он наклонился, поцеловал меня в лоб, как маленького, после чего открыл дверь, призвал служителя, который сразу же занял кресло в углу палаты, а сам вышел.

Честно скажу: впервые отдыхал в условиях беспрестанной молитвы. А нечего, даже успокаивающе звучит. И слова хорошие. Судя по тому, что служитель шпарит безо всяких бумажек-подсказок, он реально неплох в своем деле, творит молитву от сердца, а не повторяет механически старые формулы. И где только Игорь Семенович такого обнаружил, да еще и уговорил помочь?

Спать, понятное дело, я не стал, ушел в состояние растворения. Рисковать по-глупому как-то не хотелось. Филин отдельно отчитался, что он на посту и всячески бдит, и даже только при намеке на появление духа Николая Алексеевича на всякий случай немедленно поставит меня в известность.

Всё-таки ментальный конструкт – бесконечно удобный напарник. Бодрствует круглосуточно, еды и зарплаты не требует. Похоже, я свалял дурака, когда в прошлой жизни решил не тратить силы на его создание. А то бы, глядишь, не пал жертвой ревнивого дружка Арамейцевой, Филин бы стопроцентно предупредил меня, что на ступенях Университета ошивается парень с оружием, настроенный ко мне крайне негативно. Ну да что уж теперь. Фарш невозможно провернуть назад.

Но отдохнуть мне не дали. В палате появилась медсестра со шприцом.

– Что это? – осведомился я.

– Ой, да не волнуйтесь, я всё сделаю аккуратно, вы и не заметите, будто комарик укусил, – защебетала она, даже и не собираясь отвечать на мой вопрос.

Пришлось провести поверхностное сканирование ее мыслей. Так и есть: в шприце дивный купаж снотворного и успокоительного. Видимо, привет от хирурга, который счел, что только пациент с лабильной психикой в состоянии сильного стресса способен самостоятельно вынырнуть из медикаментозного наркоза. Не-не, мне такое счастье и даром не нужно.

Пришлось еще немного повозиться, но в итоге свой шприц с лекарством она оставила в верхнем ящике тумбочки, а сама удалилась в полной уверенности, что свою миссию исполнила. Служитель же ни на секунду не прерывал своей молитвы и вообще делал вид, что он ничего не заметил, исполняя функции живой радиоточки.

Так-то лучше. Не люблю обстоятельств в стиле «то измена, то засада». Но дед прав: как только смогу убедиться, что с раной всё хорошо, сделаю отсюда ноги. Не нравится мне эта медикаментозная атака, имеющая целью усыпить меня любой ценой. Вот когда угодно, только не сейчас. Слишком многое стоит на кону.

Как ни странно, но организм меня всё-таки победил, и из состояния растворения я скатился в крепкий сон безо всяких сновидений. Когда проснулся и потребовал у ментального конструкта отчета, как он посмел такое допустить, Филин убедил меня, что все было под контролем, супостат рядом не крутился, а мне действительно требовалось отдохнуть и не расходовать попусту драгоценные силы.

Что ж, возможно, именно наличие служителя под боком и подарило мне эту возможность полноценного отдыха. Он, кстати, успел смениться. И новый человек опять творил беспрестанную молитву безо всяких вспомогательных книг или записей. Удивительно, конечно. Впрочем, я отдаю себе отчет в том, что крайне мало знаю о религии, которая по сути является еще одним магическим направлением, где тоже есть деление на одаренных и нет, как среди всех прочих людей. Передо мной, без сомнения, очередной одаренный служитель. А вот неодаренный не смог бы обойтись без костыля в виде молитвослова.

Я потянулся к дальфону. Тревожить звонками меня никто не стал, зато сообщений скопилось эге-гей сколько.

Глафира писала, что Емельян спал спокойно, а князь Асатиани был столь добр, что разделил с ней эту бессонную ночь, охраняя покой мальчика. Хм, не буду я лезть в личную жизнь мачехи, но что-то мне подсказывает, глаз они с Леваном не сомкнули отнюдь не по озвученной мне причине.

Эраст настрочил целую простыню текста о том, как его опрашивали о случившемся, как ему посреди ночи позвонил отец и потребовал рассказать, что у нас там, черт подери, происходит, а когда узнал, неожиданно быстро свернул разговор.

Ну да. Если Глафира рассказала ему о том, что дух покойного мужа ищет себе тело кровного родственника, а я ничуть не сомневался, что именно так она и поступила, было немудрено, что Асатиани мигом сложил два и два и понял, что переполох случился не на ровном месте.

Даже Евстигней написал короткое сообщение, что задерживать его не стали, только временно изъяли помповик как вещественное доказательство. И он уже мысленно даже готов с ним проститься навсегда, лишь бы только не оказаться задержанным, бесконечно огорчив тем самым маму.

Дед предупредил, что появится после обеда и завезет мне вещи, а до тех пор простите-извините мне придется щеголять в своей распашонке. Зато, – ехидно добавил он, – это гарантирует, что я не стану покидать палату и ввязываться в очередные приключения на свою голову.

Будто бы я прямо-таки рвался погулять по больничному садику, или что у них тут есть на территории. Я и впрямь чувствовал себя несколько подразбитым, так что ничуть не возражал против того, чтобы еще поваляться в кровати.