Текст книги "Чертов менталист 2 (СИ)"

Автор книги: Тин Тиныч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Хотя встать все-таки пришлось по понятным причинам. До ванной комнаты дошел с некоторым трудом, придерживаясь за стены и ловя вертолетики. Сделал свои дела, заодно осмотрел повязку. Вроде не кровит, и на том спасибо. Пальцы сжимаются-разжимаются, онемение есть, но не такое сильное как вчера. Прямо повезло, что я правша, а удар пришелся по левой руке. Мне же через неделю придется конспекты писать. Раненой рукой я бы точно не мог этого делать.

Меж тем мне привезли завтрак. Увидев выбор блюд, я нервно икнул. Бутерброд с красной икрой, бутерброд с черной икрой, тартар из лосося с авокадо, отварное филе бедра курицы, стакан бульона – видимо, всё из-под той же курицы, и чай с плиткой шоколада. Не «Пижоны», конечно, уровень ощутимо пониже, но подход к снаряду схожий.

Хотя с шоколадкой я пролетел. Это оказался красиво упакованный гематоген. Впрочем, я не имел ничего против. В прошлой жизни, пока был подростком, с огромным удовольствием им лакомился. Вот заодно и вспомню его вкус.

Разомлев после сытного перекуса, я настроился на отдых, но не преуспел в том, поскольку ко мне на осмотр и перевязку явился лечащий врач. Не тот хирург, что меня шил, а какой-то молодой интерн. Впрочем, возражений против его кандидатуры у меня не было ни малейших. Вопросы задавал грамотные, садистскими наклонностями не отличался, общался вежливо и с юмором. И ни полслова не сказал против присутствия в палате служителя, который так и продолжал начитывать молитву. Видимо счел, что у богатых своих причуды, раз из-за ранения, не несущего никакой угрозы для жизни, дед пациента позвал такого специфического специалиста.

После его ухода я вновь сделал попытку расслабиться, как дальфон предупредил меня о новом сообщении. Я лениво потянулся и прочел:

«Какой кошмар! Я только что узнала, что ты едва не погиб из-за какого-то маньяка. Я еду к тебе и не собираюсь ни на минутку от тебя отходить. Только сейчас я поняла, насколько мне дорог, и какой я дурой была, что едва тебя не потеряла».

Да вашу Машу! Василькова, я зачем, по-твоему, пристраивал тебя в заботливые руки Карпа Матвеевича? Чтобы ты мне весь отдых испортила? Да и Давыдов хорош: куда смотрит, спрашивается? Вот понадейся на человека, ага…

Я тут же черканул Карпу записку, призывая его остановить безумную девицу. А затем написал Марии, что меня крайне тронула ее забота, но я прошу дать мне время прийти в себя под надзором медиков и без крайней необходимости не прерывать процесс моего восстановления.

Но тут дверь палаты распахнулась, и я понял, что категорически опоздал…

Глава 5

Я сделал единственное, что мог в такой ситуации: закрыл глаза и изобразил крепкий сон в надежде, что меня будить не станут и уметутся обратно. Василькова же подошла к моей кровати и… преспокойно уселась рядом на стул, не желая никуда уходить! Через пару минут сидеть просто так ей надоело, и Маша обратилась к служителю:

– А чего вы так громко бубните? Не видите, что ли: человек спит! Можете и в коридоре помолиться, если вам так надо.

Служитель сделал вид, будто ничего не услышал, и продолжил читать молитву, не обращая внимание на требование наглой девчонки.

– Эй, я к вам обращаюсь! – повысила голос Василькова.

Её опять показательно проигнорировали.

– Да что это такое? – начала заводиться Мария, и мне волей-неволей пришлось исполнить театральную миниатюру «мучительное пробуждение прооперированного человека от громкого голоса наглой посетительницы».

– А, это ты, – тихо произнес я, старательно изображая умирающего лебедя. – Зачем ты так громко кричишь? Я ведь только-только смог заснуть.

– Это не я, это он тебя разбудил! – тут же попыталась перевести стрелки Василькова, тыкнув пальцев в сторону служителя.

– Как тебе не совестно? – я посмотрел на девушку с укоризной. – Молитва всегда помогает мне успокоиться и расслабиться. И мне-то лучше знать, что именно вырвало меня из объятий сна. Я проснулся из-за твоих громких претензий в адрес служителя Всесоздателя. Не делай так больше.

– Но при нем даже поговорить нормально не получится, – раскапризничалась Маша.

– И не надо. Оставь все разговоры до моего возвращения в Академию. А сейчас мне нужен покой, чтобы восстановить силы после ночного нападения.

– Тогда я буду охранять тебя, – тут же решила девушка и передвинула стул еще ближе к моей кровати.

– Маша, во-первых, в этом нет нужды. Во-вторых, это неприлично, я ведь не одет, – попытался я достучаться до мозга Васильковой, но тот, похоже, или напрочь отсутствовал, или был выключен за ненадобностью.

– Это совершенно не страшно, ведь я твоя невеста.

Вот тут я едва не взвыл в голос. Вроде же несколько раз уже обговаривали с ней этот момент, так нет же, она опять за свое!

– О вашей помолвке с княжичем Валерьяном Изюмовым даже не было объявлено. А с графом Валерьяном Птолемеевым тебя и вовсе ничего, кроме знакомства, не связывает. И я категорически настаиваю, чтобы так было и впредь. Иначе мне придется жестко ограничить наше с тобой общение.

Насупилась, нахохлилась. Можно, конечно, попытаться промыть ей мозги, но я ведь уже выяснил в свое время, что на мои влияния она не слишком поддается. Видимо, сказывается ее Иная природа. Да и Карп Матвеевич с дедом могут заметить, что я без особой на то надобности опять запретным даром пользовался.

– Я, между прочим, все дела бросила, чтобы к тебе приехать, – с легкой укоризной бросила мне Василькова.

– Если бы ты потрудилась заранее списаться со мной, то выяснила бы, что в этом не было ни малейшей надобности. Я вообще сейчас открыт только для деда и представителей спецслужб. К тому же напоминаю: здесь больница. Не цирк, не театр или музей с интерактивной программой. Для тебя эта поездка сродни развлечению, а для меня – мучению. Потому что я чувствую себя слабым, хочу отдохнуть, не одет нормально, в конце-то концов! И попросту не готов ни к какому общению. Всё, что мне требуется сейчас – безмятежный сон под звуки молитвы.

Мы еще некоторое время вяло препирались, после чего Маша наконец-то вымелась прочь, и я с облегчением вздохнул. Не знаю почему, но общение с ней стабильно меня раздражало. Даже в те редкие моменты, когда она не пыталась заявить на меня свои права. И думать не хочется, что было бы, если нас с ней каким-то образом все-таки умудрились поженить. Да мы бы разругались уже к концу первой недели семейной жизни!

Дед, как и обещал, заехал ко мне после обеда с сумкой, полной вещей, и я немедленно облачился в труселя и футболку взамен больничной распашонки, которая успела мне надоесть до крайности.

– Ну что, крысу, вернее, крысенка одного мы-таки вычислили, – сообщил мне Игорь Семенович, когда увидел, что я готов его слушать. – Не удержался, спер карточку с трупа, когда увидел, что она на предъявителя.

– Хм, – задумался я. – Тогда не бьется. Я-то считал, что Ноябрь успел ее припрятать где-нибудь в тайнике с тем, чтобы воспользоваться, когда переселится в новое тело. А он ее с собой таскал. Не понимаю зачем.

– Может, затем, что денег на ней уже и не было? – подмигнул мне Семеныч. – В банке уверяют, что все, что там хранилось, было снято за пять попыток в пяти разных банкоматах. А поскольку наличных при Косыгине не обнаружено, это означает, что в его тайнике лежат наличные, а не карточка. И это серьезно осложняет нам задачу его будущей поимки, поскольку пропала последняя возможность хоть как-то отследить его транзакции.

– Вот хитер, зараза! – невольно восхитился я.

– Но крысенка, что его карточку подрезал, мы все равно с волчьим билетом выставляем. Такие сотрудники нам не нужны, – припечатал дедуля.

– Как вычислили-то, если не секрет? – поинтересовался я.

– Да я как раз в банке с предписанием был, когда служащий говорит: о, по вашей карте только что зафиксирована попытка выяснить баланс на счете. И выводит адрес банкомата и картинку с камеры над терминалом. А там один из молодых прямо в форме. Так что даже не пришлось к полиграфу прибегать или над душой у всей команды стоять. Само по себе всё выяснилось.

– Редкостный недоумок, – покачал я головой.

– О том-то и речь, – ворчливо подтвердил Игорь Семенович. – Лютый непрофессионализм налицо. Мог бы подружку какую об одолжении попросить, к примеру. Так нет, мало того, что сам поперся, еще и форму переодевать не стал. Вот о чем только думал?

– А по артефакту какая-нибудь ясность появилась?

– Пока нет. Работаем. Нам и самим такой специалист очень бы пригодился.

– Октябрина Косыгина знает уже, что ее сын погиб?

– Знает. Сам ей сказал. Решил, что негоже миссию скорбную на других людей спихивать. Жуткое дело. Она после этого вообще говорить с окружающими перестала. Ни на что не реагирует. Оно и понятно: единственный любимый ребенок был. Только для него и жила.

– А Изюмов слил одновременно и ее саму, и Ноября. У меня такое чувство непонятное, что Николай Алексеевич будто отомстил им таким образом. Видимо, за то, что она в свое время очень удачно его на деньги развела после рождения младенца, и князь все эти годы чувствовал себя обиженным. Он вообще терпеть не мог, когда кто-либо брал над ним верх, даже если это был шутливый спор.

– Вот чего только Оксанка в нем нашла? – вздохнул Семеныч. – Ну да, князь. И что? Можно подумать, у нас этих князей мало. Некоторые графья даже познатнее будут, да и побогаче. Но нет же, затуманил он девке голову похуже дурман-травы. Паук в паутине. Всё-то ему контролировать надо было, и чтоб ни шагу вправо, ни шагу влево. Дико раздражался, если кто-то ему перечить начинал. А я как раз с ним языками схватился, когда Оксана его ко мне знакомить привела. Хотел было запретить ей отцовской волей замуж за него выходить, а потом думаю: к чему мне такой позор? Она ведь всё равно уйдет к нему, там на лице всё написано было. Ну и благословил. А сам в тот день так горькой накушался, аж перед Богданом стыдно было наутро.

Мы немного помолчали. Я по понятным причинам мать Валерьяна совершенно не знал, но мог понять чувства деда. Да и к Изюмову симпатии не испытывал ни на грош, особенно после того, как выяснилось, что его дух способен вселяться в тела своих кровных родственников.

А еще меня тревожило то, что я по-прежнему не понимал логики происходящего. Да, Николай Алексеевич решил освободиться от проблемного с точки зрения закона тела своего бастарда Ноября Косыгина – это непреложный факт, который подтверждается хотя бы тем, что он успел снять все деньги с подаренной карты. Но вселиться в меня ему вновь не дали. Емельян тоже под защитой. И отец должен был это предвидеть. Однако он всё равно сделал то, что сделал. Так на что он рассчитывал?

И тут до меня дошло…

– Дедуля, мы с тобой идиоты.

– За себя говори, чертяка, или обоснуй, – тут же отозвался Игорь Семенович.

– Да то, что где один бастард – там и два, и три быть могут. Отец к таким связям относился предельно цинично и ничего зазорного в них не видел. Поэтому нам бы надо выяснить, с кем он еще пересекался до встречи с Оксаной.

Семеныч аж крякнул и покачал головой.

– И как ты себе это мыслишь? Такие связи афишировать не принято. Ребенка могли как угодно записать, даже без отцовского отчества.

– Та же Октябрина в теории могла знать о других женщинах. Или хотя бы подозревать кого-то.

– На нее надежды мало. Говорю же: замкнулась в себе. Как бы не пришлось её в тюремную лечебницу переводить. Очень уж похоже на то, что бедная женщина с ума сходит.

– А если от противного пойти? Гены у Изюмова сильные, следовательно, дети с большой долей вероятности получились некромантами. И отправились получать высшее образование.

– А в каком филиале? – желчно поинтересовался Игорь Семенович. – Изюмов до женитьбы любил путешествовать. Так что бастарды его могут обнаружиться где угодно. Будешь все эти сотни, а то и тысячи человек с лупой проверять?

– Чем не вариант рассматривать только детей от матерей-одиночек?

– А если мать успела подсуетиться и вовремя вышла замуж за другого мужчину? Который ребенку и фамилию, и отчество свое подарил?

Вновь повисла тяжелая пауза.

– А хотя бы центральный филиал ты проверить сможешь? Тайник-то свой Изюмов по-любому где-то в столице обустроил.

– Проверю, но нутром чую: пустышку тянем. Вот представим чисто теоретически, что у отца твоего есть еще бастард. Да хоть в том же Ипатьевске! До начала учебы еще неделя с небольшим. Он просто едет в столицу якобы посмотреть город или придумывает себе повод для посещения центрального филиала Государственной магической академии, а сам опустошает тайник и возвращается. И что ты предлагаешь? Изучать списки всех, кто за эту неделю в столицу прибудет? А если он, скажем, вместе с приятелем на машине отправится? Его ты как вычислишь? Реально иголка в стоге сена.

– Другого плана у меня нет, – я развел руками и, видимо, сделал это неосторожно, потому что левую руку душевно дернуло, у меня аж искры из глаз полетели.

Расстались мы с дедом взаимно недовольные друг другом. Видимо, потому что признавали правоту оппонента, но и от своей позиции отказываться не спешили.

На следующий день служителей Всесоздателю в моей палате уже не было. Логично. Одно дело отгонять от меня дух отца, когда я под наркозом. А сейчас, когда я уже не рисковал обнаружить себя в беспамятстве и вполне мог постоять за себя, необходимость в круглосуточном молебне пропала. Но отчего-то все равно было жалко. Мне нравилось вслушиваться в размеренный речитатив, который удивительным образом успокаивал мой взбаламученный последними событиями дух.

Дед тоже не приехал. Видимо, новостей, которыми можно было бы похвастаться, у него не было, а продолжать нашу тягостную дискуссию по поводу того, где нам имеет смысл искать очередного бастарда Изюмова, он не рвался. Впрочем, я ничуть не огорчился этому обстоятельству.

Врач сказал, что заживление идет отлично, гнойных выделений нет, то есть рана не инфицирована. А значит, если есть желание, то завтра после очередной перевязки можно будет выписаться.

В общем, у меня оставался, считай, еще целый свободный день, чтобы от души полодырничать. И разумеется, в какой-то момент в голову пришла очередная гениальная мысль.

«Малой, а ты мне можешь сказать: дух Изюмова, когда он еще в своем теле находился, и он же, но в теле Ноября, для тебя как-то отличались между собой?»

Филин молчал преступно долго, секунд тридцать, пожалуй, а затем ответил с некоторым удивлением.

«А знаешь, пожалуй, что и нет».

«Если ты вновь такой дух в другом теле ощутишь, сможешь сообразить, что ты уже его раньше встречал?»

«Смогу, разумеется!»

Призрачный план, набросанный, что называется, на коленке, начал обретать очертания. Я изучу списки всех студентов-некромантов. Найду самые подходящие по ряду критериев кандидатуры и отправлю Филина их проверять. В конце концов, надо же хоть что-то делать в такой ситуации⁈

Хотя на месте Изюмова, выбери он тело очередного студента центрального филиала, я бы предпочел перевестись в любой другой город, лишь бы только оказаться подальше от меня. Он ведь должен понимать причинно-следственную связь: он позволил себе злые эманации в мой адрес, чем и привлек мое внимание. Я рассказал об этом деду. Дед с коллегами объявили Ноября в розыск. Следовательно, чтобы не наступать на те же грабли, Изюмов должен маскировать свое истинное отношение ко мне: либо постоянно носить артефакт сокрытия, либо как минимум не думать обо мне плохо.

Со вторым пунктом сразу пролет: Николай Алексеевич меня ненавидит. А что до первого пункта, опять-таки нужен артефакт. И если его прошлая покупка была разовой акцией, то новый ему взять попросту негде. Поэтому отдельно буду смотреть, кто из студентов нужного мне факультета вдруг запросил себе перевод в самом начале учебного года.

Вот по чему буду слегка скучать, выписавшись из больницы, так это по местной еде. Я понимаю, что усиленное питание обусловлено большой кровопотерей, но с каким же наслаждением я сжирал всё, что мне приносили! Рыба и мясо, гранатовый сок и питьевые йогурты для повышения иммунитета. Пожалуй, зайду потом в аптеку и куплю себе сразу упаковку того же гематогена. Знаю, приедается он довольно быстро, но вместо конфет к кофе или чаю пойдет просто изумительно.

Единственное, что слегка выбешивало, так это боль в руке: то тянущая, то дергающая. Но тут, как объяснил лечащий врач, без неприятных ощущений никак не обойтись. Разве что обезболом закинуться, если из-за боли не удастся заснуть. Но я решил, что как-нибудь справлюсь с этой проблемой собственными силами.

В день выписки дед отдельно предупредил, что выслал известного мне водителя, чтобы тот доставил меня в Академию. Я от всей души поблагодарил Семеныча, поскольку уже прикидывал, как вызвать отсюда такси. Ехать общественным транспортом не хотелось просто категорически. Если кто-то в толчее схватит меня за больную руку или хотя бы неудачно её заденет, я могу и не сдержаться: выскажу обидчику, какой он Хуан, чем, вполне вероятно, спровоцирую эпическую свару. Так что нет-нет: даешь индивидуальные поездки. Как минимум до тех пор, пока рука не заживет окончательно.

Завидев меня в общаге, Евстигней обрадовался, как родному. Я аккуратно порасспрашивал его о том, о сем, и должен был признать, что дедуля свое обещание выполнил: коменданта на допросы дергали крайне аккуратно и никаких левых признаний из него выбить не пытались. В конце еще раз поблагодарил за спасение и, сославшись на усталость после ранения, отбыл в свою комнату.

Мне еще предстояло успеть совершить массу дел: заказать еду и напитки, почитать учебники по магии воздуха для начинающих. Ну и провести хотя бы предварительную выборку среди студентов-некромантов. Причем девушек можно из списка выкидывать смело. Изюмов тот ещё шовинист. Для него оказаться в женском теле – просто неприемлемо, товарищ весьма брезглив. А значит, задача несколько упрощается.

Как со мной это частенько и случается, я увлекся и провозился со своим расследованием до поздней ночи. Однако теперь у меня был список на двадцать человек, которые по тем или иным критериям могли в теории оказаться бастардами Изюмова. Я ознакомил Филина с этим списком и отправил его в общежитие к некромантам. Пусть полетает, осмотрится на месте. Ему теперь там еще долго ошиваться придется.

Спать я ложился с чувством глубокого удовлетворения от проделанной работы. Однако дальфон вдруг сообщил, что я кому-то срочно понадобился на ночь глядя. Был большой соблазн проигнорировать сигнал, но… вы же помните: я – любопытный. Поэтому полез читать.

Странно. Глафира просит, если я не сплю, дай ей знать, чтобы она мне позвонила. Ладно, послушаем, что хочет сказать мне мачеха…

Глава 6

– В этом зале сегодня собрался, так сказать, весь магический цвет нашего дружного сада, кхе-кхе…

– С тебя поход к Сашке.

– Так нечестно, ты заранее знал, что ректор про магический цвет скажет.

– Разумеется, знал. Он каждый год эту фразочку вворачивает. Так что нечего было со мной спорить!

– Я не спорил, а просто удивился такому бредовому словосочетанию.

– Усомнился, и тем самым дал повод для пари.

– Проходимец! В следующий раз напомни, чтобы я с тобой в азартные игры не играл.

– Да тише вы! – шикнули на нас с Минделем откуда-то из задних рядов, и мы сочли за лучшее примолкнуть.

Первое сентября наступило неожиданно. Все казалось, что до этой даты еще несколько дней как минимум, а потом уже послезавтра, завтра… а вот и оно.

Признаться, мне не терпелось приступить к учебе. Даже сам от себя такого рвения не ожидал, а вот поди ж ты. Да и хотелось голову чем-нибудь другим загрузить. Потому что меня бессовестным образом атаковали дамы, видимо, решив записать в свои штатные психоаналитики. Карп Матвеевич несмотря на то, что, по его словам, был вполне благосклонно воспринят Машей, был сильно занят по работе, поэтому не мог удалять Васильковой столько внимания, сколько ей требовалось, и она пыталась компенсировать это общением со мной. Князь Асатиани же, несмотря на явное расположение к мачехе, пугал Глафиру своей активностью, и она то и дело просила у меня совета… Впрочем, кого я обманываю? Она под любым предлогом рассказывала о том, как они проводят время с Леваном в надежде на то, что я одобрю её выбор и в сотый раз подтвержу, что не вижу никаких препятствий для их встреч.

Так что мне приходилось вертеться ужом, чтобы не рассориться ни с одной из них, хотя временами накатывало желание рявкнуть и потребовать начать думать собственной головушкой, а меня под это дело не припрягать. Я вам не дамский угодник. И не друг закадычный. Просто знакомый. Зна-ко-мый! И то, что мы с одной дамочкой вместе избавлялись от трупа, а с другой прожили изрядный кусок жизни под одной крышей, не означало ровным счетом ничего. По крайней мере для меня. Вот только они сами так не считали.

Дело с расследованием заговора, как я понимал из редких оговорок деда, продолжалось. Но пока особых результатов не приносило. Или же меня не считали нужным в них посвящать, что тоже было вполне объяснимо. Да и я особо не рвался их узнавать. Захотят – сами скажут, а мавр свое дело сделал и удалился.

Из-за большой загруженности Давыдова и Игоря Семеновича про наш маленький клуб исследователей Иных и вовсе не вспоминали. Возможно, оно и к лучшему. Всё-таки изначально это была моя любимая тема, и мне хотелось вдоволь покопаться в ней самому, прежде чем обмениваться с коллегами результатами своих изысканий.

Ну и Изюмов. Вообще полная тишина. Не проявлял себя никак. Из чего я сделал вывод, что не ошибся, предположив, что он успел благополучно переселиться в очередного бастарда. Ноября Косыгина, как только с его телом закончили проводить следственные действия, отпели. Мать его, кстати, волей деда, на отпевание привезли. В церковь она зашла сама в сопровождение двух сопровождающих, из церкви выйти смогла с трудом, да так бы и рухнула на ступеньках, если бы те же сопровождающие ее не подхватили. Пока жива, в тюремной больничке отлеживается, но… в общем, предельно грустная история. Николай Алексеевич – редкостный мерзавец. Вот зачем он убедил свою бывшую любовницу напасть на меня? Его ведь, по сути, любой из двух вариантов устраивал. Убьет она меня – Изюмов отомщен. Я отбился, и дамочка загремела на нары – Изюмов опять же отомщен.

Филин дневал и ночевал в общаге некромантов, успел повидать многое из того, что грозило бы детишкам большим ата-та, прознай про то полиция и преподаватели, но… пока его деятельность особых результатов не возымела. Он проверил уже всех из того списка, что я ему набросал, но…

«Папаша, пойми, они в какой-то момент все для меня начинают одинаковыми казаться, – пытался объяснить мне конструкт пару дней назад. – От них фонит смертью».

«А можешь среди них всех найти того, кто вообще никак не фонит?» – спросил я, памятуя о артефакте сокрытия, который использовал Ноябрь при нападении на меня.

Ведь если вдруг кто-то из них обладает подобной вещью, да еще и прячет с ее помощью свою силу духа без особых на то причин – это уже серьезная причина крайне пристально присмотреться к такому человеку. А учитывая, что подобные артефакты просто так на улице не купишь, это уже процентов семьдесят успеха и прямая наводка на очередного моего братишку.

«Только если получится каждого застать отдельно от других, – обескураженно сообщил Филин. – А они, считай, постоянно вместе держатся. Даже в торговую зону по одному не ходят».

«Экие дружные ребята! – восхитился я. – Но ты продолжай наблюдение!»

По факту единственное, что как-то помогло скоротать мне время до начала учебы в относительной радости, так это общение с Эрастом. Вот уж никогда подумать не мог, что, находясь в твердом уме, смогу назвать другом некроманта. После князя Изюмова и барона Усольцева они мне все редкостными тварями представлялись. Ан нет. Как оказалось, не стихия портит человека, а человек стихию.

Мы тут с ним как-то сошлись в одном теоретическом споре, так и не прояснив для себя механизм умирания. Что происходит раньше: дух по каким-то своим причинам покидает еще вполне работоспособное тело, или же дух вынужденно отлетает от тела, окончательно исчерпавшего свой ресурс?

– Ты пойми, – горячился Миндель, – вопрос вообще некорректно ставить таким образом, потому что никто и никогда не мог документально засвидетельствовать, что дух в живом теле уже не присутствует. Разве только менталисты были на это способны, но сам знаешь, их деятельность запрещена. Опять же, тело – это тебе не квартира, захотел зашел, захотел гулять отправился. Чтобы разорвать свою связь с телом, духу требуется пережить ужасный стресс, назовем это так. И обычно он происходит в момент, когда тело разрушается и не способно функционировать, то есть умирает.

– Это-то понятно. Но меня чисто теоретически интересует, что вы, некроманты, думаете про возможность оставления духом здорового тела.

– Тогда позволь мне от имени всех некромантов заявить тебе со всей ответственностью, что такого даже теоретически случится не может.

– А если дух чем-то сильно напугать? Устроить ему тот самый стресс?

– И только два варианта тебя ждут. Либо не выдержит тело, тот же инфаркт, к примеру, словит. Либо не выдержит дух, и испытуемый в лучшем случае лишится сознания, в худшем сойдет с ума. Но тела не покинет. Это связь крепка и незыблема! Да сам вспомни, сколько ритуалов у нас завязано на временный призыв духа к его мертвому телу!

Выводы Минделя отчасти подтвердили те выкладки, к которым я пришел самостоятельно. Ну и слегка успокоили. Николай Алексеевич не сможет прыгать блохой от одного бастарда к другому, кроме как лишаясь всякий раз предыдущего тела. Уже проще…

– Ладно, я к своим, – дружески ткнул меня в бок Эраст. – Вечером встречаемся у Сашки, и не вздумай улизнуть, ты мне вчистую продул!

– И в мыслях не было, – хмыкнул я, ответив ему той же любезностью в районе ребер.

Речь старенького ректора выдалась на редкость занудной, хоть и обращался он к залу без бумажки. Видать, заучил все наизусть за те долгие годы, что возглавлял центральный филиал Государственной магической академии. Но веяло от нее таким нафталином, что чисто физически захотелось выйти и срочно подышать свежим воздухом.

Но нет. Следующей частью программы были встречи стихийников с первого по пятый курс и их преподавателей. Ректор упоминал об этом. Дескать, большая семья смотрит на своих младшеньких братьев и сестер, все друг с другом знакомятся, крайне милая традиция. Я же за этой приторной патокой безошибочно уловил знакомый запах дедовщины. Кто моет аудитории? Первый курс! Кто выезжает на картошку? Первый курс! Кто подметает в парке опавшую листву? Первый курс! А с учетом того, что в записях нашего коменданта я по-прежнему числился единственным воздушником, кто заехал в общежитие к новому учебному году, ситуация выглядела предельно глупой и нелепой. Особенно учитывая мои крайне скромные пока что познания в магии воздуха.

За последнюю неделю я с горем пополам успел освоить все три учебника для начинающих, благо они во многом друг друга повторяли, но особыми успехами похвастаться пока не мог. У меня с трудом получалось сконцентрироваться на стихийном ядре, а следовательно, управлять его потоками. Так что по большому счету шевеление занавесок легким порывом ветра – вот мой текущий потолок.

Когда я увидел, какую скромную аудиторию выделили для общения воздушников, сначала озадачился, а потом… Вот что-то недоброе во мне поднялось. Крайне недоброе. Похоже, кто-то имел зуб персонально на Агнессу Игнатьевну, которая и была ведущей нашей встречи.

Посудите сами. Ремонт вроде бы сделан, но… пару лет назад, а то и раньше. Потолок успел пожелтеть, стены пойти трещинами. Видавшие виды стулья. Потрепанные и лишившиеся лака конторки. И размер, размер помещения. Да здесь даже сто человек не поместилось бы! Попробуй сюда тех же некромантов запихать, даже если бы стояли, набившись как сельди в бочку, не вошли бы всем составом. Про огневиков вообще умолчу.

Атмосфера тоже царила… гнетущая. Вилюкина как могла улыбалась всем нам, но в глазах ее сквозила отчетливая тревога, что тоже не добавляло оптимизма.

Я плюхнулся за свободную конторку в первом ряду, решив, что в такой ситуации отправляться на галерку не имеет смысла. И принялся слушать, отметив, что не вижу кое-кого еще. Например, остальных преподавателей-воздушников. Или вы хотите сказать, что обучение тянет в одно лицо Агнесса Игнатьевна? И это, простите, центральный филиал Государственной магической академии? Попахивает должностным преступлением, как минимум. И трясти за подобные вещи следует того милого дедулю-ректора. А там он уже сам расскажет, что, кому и почему. Если доживет до конца допроса. Жаль, что Игорь Семенович дал мне понять, что особый отдел в это дело лезть не будет. А зря. Очень зря.

Что-то я совсем разозлился. Надо бы успокоиться. Действовать на эмоциях – глупее этого и нет ничего. А я уже близок к этому порогу, что недопустимо.

– Здравствуйте, мои дорогие! – начала свою речь заведующая кафедрой. – Я очень рада видеть вас здесь, хотя и не в полном составе. Еще семеро студентов за прошедшее лето перевелись от нас в другие филиалы. Но не стоит отчаиваться! Зато оставшиеся смогут получить практически индивидуальное наставничество в малых группах, что всегда высоко ценилось.

Так как я сидел сбоку, я осторожно повернулся так, чтобы видеть лица студентов. И… радости после слов на лице не было видно ни у кого. В зале царила полная безнадега.

Да что тут такое происходит в конце-то концов!

– И по сложившейся у нас традиции давайте поприветствуем первокурсника. Да, в этом году он у нас один. Валерьян Николаевич Птолемеев, встаньте, прошу вас!

Мне вяло поаплодировали. Особой любви в свой адрес я тоже не уловил, хотя запустил поверхностное сканирование. Так, чисто на всякий случай.

– Ввиду сложившейся ситуации по профильным предметам, связанным с магией воздуха, Валерьян будет приписан ко второму курсу. К сожалению, я понимаю, Валерьян, – обратилась Вилюкина, глядя мне в глаза, – насколько это может оказаться для вас неудобно и некомфортно, но это не мое решение. Я же со своей стороны постараюсь минимизировать ваш разрыв с одногруппниками.

– Нечестно! – раздался откуда-то слева противный писклявый голос.

Я обернулся, чтобы посмотреть хоть, мальчик это сказал, или девочка. Так сходу и не поймешь по тембру.

– Добросвет, а разве я с вами не занималась отдельно почти весь прошлый год? И разве это не помогло вам успешно сдать экзамены и перейти на следующий курс?

Ага. Всё-таки парень. Вернее, пародия на парня. Но уже понятно, что он – мерзость та еще. Любитель перетягивать одеяло на себя. И видимо, не самый сильный студент, раз его отдельно к экзаменам натаскивать пришлось. Фу таким быть.