Текст книги "Отражение: Разбитое зеркало (СИ)"
Автор книги: Snejik
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
– Шерстлявых, – ответил Франсуа. – И больших.
– Которые бешено линяют и от них остается куча шерсти? – уточнил Барнс и резко перевел тему. – А где бы ты хотел жить?
– Все равно где, лишь бы с тобой! – с жаром ответил Франсуа и смутился.
– Ну что ты, малыш, – улыбнулся Барнс, протянул руку и погладил Франсуа по щеке, по губам, убрал пирожные с колен и, качнувшись, поцеловал его. – Мы будем вместе столько, сколько захочешь.
Барнс понял для себя одну вещь – если он влюблялся, то влюблялся навсегда. Но удерживать с собой насильно никого бы не стал. Хотя и попытался бы сделать все, чтобы Франсуа остался с ним.
– На самом деле у меня никогда нигде не было кошек, но я подкармливал бродячих и в приютах помогал, – постарался перевести тему Франсуа. – Родители просто вопили, что кошки хищники, зло и вообще, а в приемных семьях никому не до кошек, сам понимаешь.
Все для себя решив, Барнс притянул Франсуа к себе, прижал, погладил по спине, целуя в висок. Он хотел сделать Франсуа счастливым, и был уверен, что у него все получится, просто надо попытаться не давить, дать ему возможность решать, выбирать, делать по-своему.
– Все будет так, как ты захочешь, малыш, – пообещал Барнс. – Только говори, как ты хочешь.
– Да я и сам толком не знаю, как я хочу, – признался Франсуа.
– У тебя полно времени, чтобы придумать, – улыбнулся Барнс. – Придумать и рассказать мне. А сейчас пирожные.
Котики. Франсуа хотел котика, и Барнс готов был ему этого котика обеспечить, а заодно и себе. Нужно было только выбрать, каких именно котов купить. Можно было, конечно, взять из приюта, но Барнс почему-то не хотел приютских котов, он хотел иметь шанс выбрать, может быть, даже заказать именно то, что он хочет.
– Учти, если ты не хочешь пирожных, я их все слопаю, – предупредил Барнс, беря свою коробку, тарелками он, как и всегда, пренебрег.
Он знал, что сейчас можно было купить хоть льва, специально выведенного для домашнего проживания, ласкового и ручного, но лев был слишком большой и Барнсу в принципе не нравился. Поедая пирожные, он крутил в голове, какую большую пушистую кошку можно завести, а лучше двух, чтобы у каждого была своя, да и не скучно было, но к однозначному выводу так и не пришел, решив поискать потом, когда будет один.
А еще завтра заканчивался его отпуск. И нужно было приниматься за работу. Взять на себя лекции для “щенков”, а еще через неделю приедут учиться убивать и выживать новые гоблины. Барнс видел документы, сложных не будет, и будет два парня, которые выпускались с Франсуа, у них, кажется, были неплохие отношения. Барнс даже подумал, что надо будет ему об этом сказать, чтобы не было сюрпризом. Но все завтра. Вся работа навалится на него завтра.
Что делать с Анной Уилшоу, Барнс не представлял. Он был уверен, что, чтобы ни погнало ее в ночь и метель на берег одну, это глубоко личное и этого можно было не делать. Она подвергла опасности не только свою жизнь, но и жизнь другого человека, не важно, такого же курсанта или наставника. Потому что спасти бы ее попытался любой. Ее можно было просто отчислить, но это могло полностью разрушить ее и так не самую счастливую жизнь дочери родителей-наркоманов, которые напрочь забывали про собственного ребенка в пьяном угаре. А в приемных семьях тоже внимания не прибавилось, только необходимое. Наверное, это и было причиной ее столь поздней и небезопасной прогулки – желание внимания. И Барнс бы понял, будь это малолетка-школьница, даже пожалел бы. Но, черт возьми, за полгода должны были отрасти мозги? Или не отросли? Что ж. Объяснительную он прочитает завтра.
========== 10 ==========
Проснувшись за несколько минут до будильника, Барнс лежал, прижимаясь грудью к спине Франсуа, и ни о чем не думал. За окном крупными хлопьями валил снег, и Барнс представил, как ему сейчас придется пробираться по еще нечищеным дорожкам по колено в снегу, а может и не по колено, если снег падал не всю ночь.
Размышляя о падающем снеге, Барнс оставил Франсуа спать дальше, чувствуя, что у него все еще держалась температура, и пошел в душ. Он посчитал, что, если ничего не поменялось, то сегодня завтрак на всех готовила Чарли, а у нее были обалденные кексы, поэтому, быстро собравшись, Барнс накинул новую куртку, решив ее опробовать, и пошел на кухню.
– Доброе утро, Джеймс, – обернулась к нему Чарли, вытаскивая один противень и ставя в духовку другой. – Не ожидала тебя так рано.
– У Франсуа до сих пор температура, – сразу сказал Барнс. – И да, доброе утро. Мне нужна объяснительная этой красавицы, сводка о ее состоянии здоровья и рекомендации по пиздюлям.
– А, точно, у тебя закончился отпуск, – усмехнулась Чарли. – Вернулся злой командир. К Барсучку я зайду днем, а что до Анны… Она здорова, рука срослась. Но подвал я категорически запрещаю, она только перенесла переохлаждение. Объяснительная на серваке, смотри и радуйся. Я так понимаю, ты к ней не зайдешь и слова доброго не скажешь.
– Чарли, я не знаю, что ей сказать, потому что не знаю, что ее туда понесло, – вздохнул Барнс, желание убивать само собой сошло на нет. – Вот прочитаю ее объяснительную и подумаю.
– Бери свои кексы и пиздуй отсюда, не пугай народ с утра, – рассмеялась Чарли, отдавая ему контейнер с кексами.
– Спасибо. О, привет, Лейла, – поздоровался он с только что пришедшей Лейлой. – Все, я у себя.
Утреннюю разминку в любое время года и погоду он уже давно не вел, поэтому добрался до своего кабинета в домике администрации, в которой кроме его кабинета был еще архив и аппаратная, в которой сидели дежурные по базе.
Устроившись в кресле и вытащив кекс, Барнс разбудил комп и открыл объяснительную.
«Я, Анна Уилшоу, 24.12.2136 вышла в сектор V8, чтобы подумать о своей будущей жизни. По неосторожности я не удержалась на краю площадки и упала в море. Из-за непогоды выбраться самостоятельно я не смогла и мне помог инструктор Адан Франсуа. В будущем обязуюсь казарму после вечерних занятий и ужина не покидать и о будущем не думать. Анна Уилшоу».
– Вот сучка, – расхохотался Барнс, прочитав объяснительную.
После прочтения у него прошло не только желание убивать, но даже отчислять или как-то еще строго наказывать девчонку. Но наказать было надо. Не за то, что шлялась непонятно где непонятно во сколько, ведь у них действительно не было регламентированного отбоя, а за то, что подвергла опасности свою жизнь. Надо было дать понять, что ее поступок повлек за собой последствия.
– Рик, – ткнул Барнс в коммуникатор.
– И вам доброе утро, командир, – отозвался тот.
– Уилшоу ко мне пришли, как разминку утреннюю начнете.
– Есть! – и отключился.
Барнс глянул на часы, разминка должна была начаться с минуты на минуту.
Анна робко постучалась в дверь кабинета Барнса и вошла.
– Курсант Уилшоу по вашему приказанию явилась! – бодро отчиталась она.
– Садись, – указал ей на стул Барнс, – и рассказывай, какие такие думы погнали тебя в непогоду в квадрат V8? Туда даже в ясный летний день стараются не ходить.
Анна села на краешек стула, исподлобья посмотрела на Барнса. Она была ничем не примечательная девушка: угловатое лицо, вздернутый нос, блеклые глаза, широкий рот, россыпь мелких прыщиков на лбу, ежик русых волос, обрызенные ногти.
– Ну я… – начала она. – Рождество же было. Сочельник. А в казарме шумно.
Барнс хмыкнул. Шумно в десять вечера при подъеме в пять утра. Он поражался иногда этой выносливости.
– Ясно. Ты понимаешь причины моего столь пристального внимания к произошедшему? – решил спросить Барнс, чтобы лишний раз не объяснять, да и проверить, что она по этому поводу думает.
– Инструктор Адан, – выдавила она. – Он до сих пор болеет, да? Я не нарочно упала, я просто не ждала… испугалась… думала про Рождество, про елку, про подарки…
– Почти права. Да, инструктор Адан болеет. Но дело в том, что ты поставила под угрозу свою жизнь, за которую отвечаю я. И ты об этом знала. И теперь я хочу тебя спросить, ты подумала о том, что за тебя с меня спросят, если с тобой что-то случится? Потому что твое тело мы могли бы и не найти, случись что.
– Меня бы рыбы съели, да? – Анна виновато посмотрела на Барнса.
Барнс вздохнул, понимая, что объяснить Анне ничего не сможет.
– Пять нарядов по казарме вне очереди! – рявкнул он. – И чтоб дежурный всегда знал, куда ты собралась. Ясно?
– Да, командир! – гаркнула Анна.
– Иди занимайся. Бегом! – отправил Барнс ее назад к “щенкам”, а сам чуть не схватился за голову, понимая всю печаль ситуации.
Анна была из тех, кому лучше было бы служить в регулярной армии, где не нужно думать над задачей, где тебе все разжуют и в рот положат. Нет, конечно, не лучше было бы, если бы она умерла, но Барнс начинал задумываться о тесте на IQ для “щенков”. А то ну уж слишком тупые попадались.
Он до вечера был занят то одним, то другим. Накопилось много почты, которую надо было разгрести, а помощница, которая готовила ему дела поступающих, этим не занималась. Провел пару занятий для “щенков”, забыл пообедать и к вечеру вернулся домой, где горел свет, было даже жарко, а его ждали. Это было такое приятное ощущение – возвращаться куда-то, где тебя ждут. Возвращаться, когда тебя ждут.
Скинув верхнюю одежду, Барнс тут же скользнул на диван к Франсуа, который читал одну из его книг.
– Я так рад тебе, – промурлыкал Барнс, укладываясь рядом и забираясь под плед. Он не скучал по Франсуа, некогда было. Расставания с ним давались ему легко и непринужденно, но возвращаясь, Барнс был очень рад.
Это было не так, как с Себастьяном, но Барнс перестал сравнивать почти сразу, потому что это не имело смысла.
Франсуа обнял его.
– Ты очень захватывающе пишешь, – сообщил он. – Я весь день читал и не мог оторваться.
– Это моя первая книга, – Барнс чуть не смутился от похвалы, чего с ним давно не было. – Ты ужинал?
– Да, Габриэль заставил. Но там есть еда для тебя. Как там Уилшоу? Все еще болеет?
– Уилшоу – это пиздец. Полный, безоговорочный и совершенно незамутненный, – и Барнс пересказал Франсуа разговор с Анной, попутно целуя его и отмечая, что температуры уже нет.
– Да, – согласился Франсуа, ответив на поцелуй. – Феерическая дура. Но, Баки, интеллектуалы же к нам и не попадают. Небось фантазировала про елку, подарки под ней, все такое…
– Ну ты-то вроде не дурак, как я погляжу, – Барнс улегся, положив Франсуа поверх себя, и сжал ладонями его ягодицы. – А ты хочешь елку и подарки под ней?
– Неа, – Франсуа помотал головой и откашлялся. – Наелся досыта. В последней приемной семье было принято наряжать здоровенную елку во дворе, выкладывать под ней гору коробок, а в коробках – какая-то ерунда вроде шампуня, лосьона для лица… Одна видимость. И я таки не очень умный, – признался Франсуа. – Я пытался сдать тесты в университет, но ничегошеньки не сдал.
– Если ты все еще хочешь сдать тесты в университет, я могу тебе помочь, – предложил Барнс. – А на тему не очень умных, я свое первое образование получил, когда мне было уже за сотню.
Подумав, Барнс устроил Франсуа рядом с собой, чтобы можно было общаться и одновременно ласкать его, забираясь руками под одежду, а губами исследуя открытые участки тела.
– Вот и я подожду, – сказал Франсуа. – Подзаработаю и накоплю на университет. Еще подумаю, надо ли оно мне.
Он стянул свитер через голову и кинул на спинку дивана. Под свитером была черная майка-борцовка.
– Тебе поужинать надо, – напомнил Франсуа Баки.
– Хуй с ним, с ужином, – шумно выдохнул Барнс, целуя Франсуа в плечо, в шею, гладя руками спину, проходясь пальцами по позвоночнику. Прижался пахом к бедру, чтобы Франсуа почувствовал его желание. – Дашь мне пять минут на душ, малыш?
– Только пять минут! – строго сказал Франсуа и тут же улыбнулся.
– Тогда встречаемся в кровати, – рассмеялся Барнс и убежал ополаскиваться, на ходу скидывая вещи.
Уложился он в четыре с половиной, явившись в спальню совершенно голый, и замер в дверях, ухватившись руками за притолоку. У Франсуа было, что показать, поэтому Барнс не стеснялся показывать свое.
Франсуа лежал в постели, задрав майку до ключиц и приспустив трусы, и лениво надрачивал член, одновременно лаская свой сосок.
Покачнувшись, Барнс отпустил притолоку и скользнул в кровать, моментально оказываясь рядом с Франсуа. Облизнулся, глядя на его губы, руки, член, не прошло и минуты, а у него уже стояло, и Барнс погладил себя. Желание разливалось по комнате почти удушливой волной, требуя утолить его немедленно, и Барнс не стал сопротивляться. Он провел пальцами по идеальному животу Франсуа, обводя рельеф, тронул сочащуюся смазкой головку пальцем и пошло облизнул его, во все глаза разглядывая своего любовника.
Франсуа притянул Баки к себе и жадно поцеловал, прикусывая нижнюю губу. Тут же откликнувшись на поцелуй, Барнс навис над Франсуа, едва касаясь кожей кожи. Дразня любовника, хотя и сам хотел близости, хотел сплестись телами, слиться хотя бы на время. Франсуа ласково провел ладонями по спине Баки вниз, сжал ягодицы, погладил копчик.
Снова впившись в губы Франсуа, Барнс коротко застонал, и прижался к нему всем возбужденным, сгорающим от желания телом. В паху горело огнем, мысли путались, и все, чего сейчас хотелось Барнсу, это Франсуа. Жаркий, податливый, твердый, но плавящийся в его руках, принадлежащий только ему.
Франсуа сжал в ладони оба члена и принялся неторопливо ласкать, целуя Баки.
– Хочу тебя вылизать, – прервыисто дыша, сказал Барнс. – Всего.
И принялся покрывать тело Франсуа поцелуями, где легко касаясь губами, где проводя кончиком языка, а где облизывая. Он медленно, начав с ушной раковины, двинулся вниз, выцеловывая шею, спустился к соскам, сжав один пальцами, а второй накрыл губами, прикусил, поигрывая с ним кончиком языка. Барнс почти не дышал, наслаждаясь процессом, слушая, как бьется сердце все чаще и чаще, как тяжело дышит Франсуа, и не потому, что все еще нездоров, а потому что хочет его. Франсуа выгнулся, подставляясь под его губы, шире раздвинул ноги, откинул голову назад, открывая шею.
Почти все тело Франсуа было покрыто густыми темными волосками, и Барнс, выцеловывая живот с густой блядской дорожкой, гладил его. Ему нравилось это ощущение под ладонями, особенно, когда он поглаживал против шерсти. Барнс даже не представлял, что это может так возбуждать.
Медленно спустившись к паху, Барнс погладил Франсуа по промежности, целуя сочащуюся смазкой головку. Тот жалобно застонал, сгибая ноги в коленях и раскрываясь для ласки.
Барнс погладил его ноги, поцеловал внутреннюю сторону бедра и, поглаживая член, втянул в рот сначала одно яйцо, потом другое, а потом застонал коротко, почти жалобно, и обхватил губами головку, обводя ее языком.
Как же ему нравилось ласкать Франсуа, дарить ему удовольствие, слышать его стоны, чувствовать его руки у себя на затылке.
– Ну почему так медленно? – проныл Франсуа. – Мы две недели не ебались!
Барнс сцапал с тумбочки смазку, налил на пальцы и загнал в задницу Франсуа сразу два до самых костяшек, уверенно находя простату.
– А ты хочешь так? – спросил он, выпустив изо рта член.
– Да! – восторженно выдохнул Франсуа. – Баки, еби меня! Я люблю жестко!
Рыкнув, Барнс вытащил пальцы и резко перевернул Франсуа на живот, вздернув вверх задницу.
– Хорошо, – мурлыкнул он, распластавшись по спине Франсуа, не глядя налил еще смазки на член и вошел плавно, чувствуя, как поддаются мышцы, как обхватывают его, сжимая.
– Так! – воскликнул Франсуа и подался назад, насаживаясь на член.
Отлепившись от спины, Барнс поднялся, ухватил Франсуа за талию, чуть прогладил, хватаясь ниже, и принялся трахать. Жадно, быстро, жарко. Он вколачивался, натягивая Франсуа на себя, говорил что-то нежное, ласковое, перемежая отборным матом, сжимал до синяков. И таял, растворялся в страсти, кипящей между ними. Франсуа с энтузиазмом ему подмахивал, вскрикивая и матерясь. Мышцы спины и плеч красиво напрягались, на коже выступила испарина.
Обхватив член Франсуа, Барнс принялся быстро дрочить ему, продолжая глубоко, мощно трахать его, проезжаясь по простате каждый раз, вырывая хриплые вскрики. Он обхватил Франсуа под грудью, заставляя встать на колени, прижаться спиной к его груди, откинуться на него.
Франсуа обхватил его за шею, закинув руки назад. От него густо пахло возбуждением и почти здоровым мужиком.
Уткнувшись носом в надплечье, Барнс прикусил его до боли, до отметины сжимая зубами, обхватил поперек груди одной рукой, жестко фиксируя, прижав к себе, а другой принялся быстро дрочить, вколачиваясь в узкую, безумно желанную задницу.
С Франсуа всегда было так – на грани между сексом и просто звериным соитием, когда хотелось не просто взять его, а подчинить себе, вытрахать до звезд перед глазами, до ватных мышц и полной пустоты в голове.
– Господи, Баки, блядский боже, я!.. – и Франсуа с рыком кончил, забрызгав подушки.
Баки сжал его в объятиях и продолжил вбиваться, не в силах остановиться. Ему потребовалось совсем чуть-чуть, чтобы оргазм выкрутил, выжал досуха, размазав по Франсуа. Они повалились на кровать, и Баки аккуратно выскользнул из растраханной задницы, устроился рядом, не выпуская из рук, прижимаясь, все еще подрагивающий от ярких ощущений.
– Боже, до чего же хорошо! – Франсуа тоже жался к нему.
– Люблю тебя, – выдохнул Барнс.
Ему хотелось говорить, как он любит, так же часто, как говорил это Себастьяну. Каждую свободную минуту, чтобы знал, чтобы верил.
Барнс отодвинулся, чтобы положить Франсуа на спину, и заглянул в его невероятные янтарные глаза, светлые и в тоже время теплые.
– Так люблю тебя, – и коснулся губ в нежном поцелуе.
– И я тебя, – Франсуа обхватил его руками за шею. – Ты невероятный.
– Я так хочу тебя чем-нибудь порадовать, сделать что-нибудь приятное, но, честно сказать, не знаю, что, – признался Барнс. – И у тебя все еще проеб в скалолазании.
– Прямо щас на стену не полезу, – помотал головой Франсуа. – Давай в душ и ужинать, ты еще не жрал.
– Давай поедим в ванне, – предложил Барнс, целуя Франсуа в плечо. – У меня есть столик как раз для этого.
– Вау, а у тебя и ванна есть? – восхитился Франсуа. – Я ел, если что. Я осьминогов возьму.
– Да, у меня есть подвал, в нем ванна и маленькая коллекция действительно раритетного оружия, – Барнс поднялся и подхватил Франсуа на руки, как любил носить Себастьяна. – Но и из него можно стрелять.
Барнсу нравилось носить на руках, быть немного сильнее, немного быстрее. Быть не лучше, а просто заботливее. Он никогда не хотел доказывать свое превосходство Себастьяну, и Франсуа тоже не хотел. Просто он мог больше, чем обычный человек, и не считал, что этим зазорно пользоваться.
Франсуа сначала дернулся, но потом расслабился в руках у Баки.
– А я не слишком тяжелый? – спросил он.
Когда Баки спустился в подвал, Франсуа завертел головой.
– Какое здесь все синее! Но осьминогов не хватает, вот честное слово!
– Я это учту, – пообещал Барнс, прикинув, что через трафарет легко создаст тут нужное количество осьминогов, так любимых Франсуа. Откуда у него такая любовь к этим хладнокровным тварям, Барнс понятия не имел, но мирился с любовью своего мужчины к ним. – Ты не тяжелый, ты обалденный. Ты хочешь воду погорячее или попрохладнее?
Барнс стоял рядом со здоровенной ванной на одной ноге, другой настраивая воду. Этому фокусу он научился еще, когда они плескались в ванной с Себастьяном, но его не посещало ни одной печальной мысли. У Барнса были предположения, что ему это аукнется, но он на них забил, нежа своего любовника как только мог.
– Погорячее, – попросил Франсуа. – Здесь прохладно. И иди возьми себе еды наконец! – рявкнул он.
Выкрутив горячую, Барнс опустил в наполняющуюся ванну Франсуа.
– Тебе что-нибудь принести? У меня есть вино и виски, или тебе только твоих мармеладок? – спросил он.
– Мне осьминожков и белого вина, – попросил Франсуа. – С морскими гадами хорошо пойдет белое вино, – объяснил он и оскалился.
– Хорошо. Осьминожки и белое вино, – улыбнулся Барнс и пошел за своим ужином и заказом Франсуа.
Столик, который он, как и ванну, использовал пару раз в год, вспоминая Себастьяна, нашелся быстро, и Барнс в два этапа притащил и его, и свой ужин, водрузил это все на ванну и забрался в практически обжигающе горячую воду напротив Франсуа.
Он никогда не представлял, что окажется в этой ванной с кем-нибудь, тем более, с кем-то настолько дорогим. И сейчас был счастлив без скидок и допущений, просто счастлив. Но он помнил о Себастьяне, всегда помнил, потому что никогда не смог бы забыть.
– Твое здоровье, – поднял Барнс свой бокал с вином. – Я люблю тебя, малыш.
– Твое здоровье! – Франсуа коснулся его бокала своим. – Я тоже люблю тебя. Наверное, с самого первого дня, как увидел.
– Это было восемь лет назад, – изумился Барнс, – тебе тогда было восемнадцать, ты был еще ребенком.
Барнс был очень удивлен такому откровению, и надо было честно признать, что тогда, восемь лет назад, он Франсуа и замечал-то только по спискам. И сам не совсем понимал, что его толкнуло в его объятия.
Наверное, уверенность Франсуа, его напор, хотя он и сам боялся, когда выпалил признание Барнсу. Но это было так подкупающе. А сейчас Барнс был только рад тому, что тогда поддался, прогнулся, и они оказались вместе в одной постели. Если бы не Франсуа, он бы до сих пор был одинок и совершенно несчастен.
– Ну вот так получилось, – развел руками Франсуа. – Я думал, у меня шансов нет, думал, это пройдет. А оно не прошло совсем. Я вернулся к тебе.
Барнс трескал свой ужин из целой запеченной форели и овощей и охуевал, потому что его любили так давно, а он даже внимания не обращал. И не обратил бы, не будь Франсуа так настойчив. И ведь заставил же себя полюбить, въелся под кожу, стал родным, близким, невыносимо нужным.
– Малыш… – протянул Барнс, словно извиняясь за все годы, которые он не обращал внимания, за все время, что не думал, не вспоминал. – Прости… Если бы не Чарли… Я бы не увидел. Я бы не смог. А ты… Господи, Франсуа, кажется, что я даже не заслуживаю тебя.
– Не говори глупостей, – решительно сказал Франсуа и допил вино. – Просто тебе было не до того. Ты привык жить как привык. А тут появился я и вцепился, как осьминожище.
Удобно сидя напротив Франсуа, Барнс гладил его член пальцами ног, ласкал, и как мог, аккуратно, так, чтобы ни крошки не упало в воду, поглощал рыбу.
– Знаешь, я, кажется, уже говорил, но повторюсь, если бы я не хотел, у тебя не было бы и шанса. А так… – Барнс отставил столик с остатками рыбы на пол и потянулся к Франсуа, – я хочу тебя, ты дорог мне. Я люблю тебя, мое осьминожище.
– Буль! – отозвался Франсуа. – Видишь, все получилось к лучшему, Баки.
Барнс накинулся на Франсуа в воде, расплескав львиную долю из ванны, но накрыл собой, а потом устроился сверху. У него снова стоял. От близости Франсуа у него рвало крышу, он не представлял, как остановить себя, хотя сдерживался, пока Франсуа болел, но теперь…
– А у нас есть водостойкая смазка? – спросил Франсуа, лапая Баки за задницу.
– Водостойкая, – кивнул Барнс, вылизывая шею Франсуа. – Какой же ты невероятный, как я хочу тебя.
– Оседлаешь меня? – спросил Франсуа, гладя Баки между ягодиц.
– Конечно, – зажмурился от предвкушения Барнс, прямо в воде обмазывая смазкой член Франсуа. – Конечно…
Он устроился поудобнее, направив в себя вожделенный член, насадился на него одним плавным движением, сжавшись на несколько мгновений, плотно обхватил и начал покачиваться, насаживаясь все сильнее.
Вода плескалась о стенки ванны, накатывалась на грудь Франсуа, капли повисали на темных завитках волос. Франсуа ласкал член и яйца Баки, свободной рукой теребил его соски. Барнс выгибался на ласку, двигаясь медленно, плавно, точно попадая себе по простате. Он прекрасно понимал, что в таком темпе они не кончат, но было просто приятно подразнить Франсуа. Наклонившись, Барнс поцеловал его, нежно, долго, томно. Он одновременно хотел вот так вот нежно и плавно и заставить Франсуа сорваться, сжать в объятиях и трахнуть до звезд в глазах.
Очень скоро Франсуа начал двигаться быстрее, толкаясь в Баки и придерживая его за бедра обеими руками. Вода выплескивалась на пол, Франсуа ускорялся, не обращая на это внимания. Он крепко держал Баки и навязывал ему свой собственный ритм.
Отдавшись полностью на волю Франсуа, Барнс двигался в заданном им темпе, чувствуя, как тугим жгутом скручивается в паху наслаждение, готовое выплеснуться в любой момент. Барнс хотел кончить, не прикасаясь к себе, только от ощущения члена в заднице, который двигался в нем все быстрее и быстрее, попадая по простате все чаще и чаще.
Прогнувшись, Барнс застонал, наслаждаясь процессом. Франсуа звонко хлопнул его по заднице и прибавил темпа, хотя это казалось уже невозможным. Он тяжело дышал и жмурился.
Громко, но не заглушая стоны, плескалась вода, большая часть которой уже была на полу. Барнс чувствовал, что ему совсем немного, чуть-чуть… Он резко наклонился, впиваясь жестким поцелуем в губы Франсуа и кончил с долгим стоном, сжимаясь на члене, но не прекращая двигаться.
Ему было почти невозможно хорошо, он тяжело дышал, но продолжал целовать Франсуа, чувствуя, как он жадно и часто толкается в него.
Через несколько толчков Франсуа закричал и кончил, зажмурившись. И тут же распластался под Баки, как тюлень.
– Теперь я тебя выкупаю, заверну в большое махровое полотенце, больше похожее на простынь, и отнесу в кроватку, чтобы укутать там в одеялко и лечь рядышком, – озвучил свои планы на совсем ближайшее будущее Барнс, поглаживая пальцами скулы Франсуа. – Или ты хочешь внести коррективы в этот простой, но очень интересный план?
– Неа, – улыбнулся Франсуа. – Не хочу. А мои осьминожки не утонули?
Барнс кинул взгляд на пол, где стоял столик с посудой, посмотрел, как выплеснувшаяся вода утекает в слив, расстроился, что намочили веселенький бело-синий махровый коврик, и снова посмотрел на Франсуа.
– Нет, все живы и целы, – рассмеялся он, открыл слив в ванне и взял гель для душа, пахнущий шоколадом, и принялся гладить Франсуа, нежно касаясь мыльными руками.
– Я буду пахнуть пироженкой? – подставляясь под ладони Баки, спросил Франсуа. – А ты меня не надкусишь во сне?
– Да, будешь, – кивнул Барнс, он был взрослым нормальным мужиком, но иногда желание хотя бы лизнуть этот блядский гель для душа у него появлялось. – Нет, у меня есть вполне себе реальная шоколадка, которой я даже готов делиться.
Если бы Франсуа захотел, Барнс бы отдал ему шоколадку и целиком, для него он готов был пойти на такие жертвы.
Намылив Франсуа, Барнс быстро намылился сам, а потом смыл пену с обоих, не разрывая поцелуя. Вылезать на мокрый и холодный коврик было не очень приятно, поэтому Барнс сделал, как и обещал, завернул Франсуа в огромное полотенце и, взяв на руки, понес в спальню, оставляя за собой мокрые следы.
Франсуа хихикал всю дорогу до спальни.
– Будешь ржать – возьму и брошу, – пригрозил Барнс, но все равно донес до кровати и аккуратно на нее положил.
Поворошив содержимое кровати, Барнс понял, что белье имеет смысл сменить, плед и летнее одеяло, которые что-то до сих пор делали в кровати, – убрать, да и количество подушек можно было сократить, у него теперь было кого обнимать.
– Посиди пока в кресле, – предложил Барнс Франсуа, – я сейчас перестелю быстро.
И, убрав то, что посчитал нужным, Барнс быстро сдернул белье и достал комплект не менее темного, только на этот раз в сложный орнамент, белья.
– Слушай, а мое постельное белье к твоей кровати подойдет? – спросил Франсуа. – Или она таки намного больше?
– Намного. А что, скучаешь по своим головоногим любимцам, которые у тебя везде, где только можно? – усмехнулся Барнс.
– Скучаю, – кивнул Франсуа. – Они мне нравятся. Что-то напоминают, только я вспомнить не могу, что.
Барнс догадывался, о чем Франсуа могут напоминать осьминоги, и подумал, что нужно рассказать. Но как-нибудь не сейчас. Сейчас о Гидре вспоминать не хотелось. Даже думать о том, что так прикипел душой к реинкарнации Брока Рамлоу, тоже не хотелось. Он вообще об этом не думал, потому что Франсуа – не Рамлоу, никогда им не был и никогда не станет. А смутные образы из далекого прошлого, которые пробиваются на поверхность его сознания… Да черт с ними, с образами. Кого это сейчас волнует? Никого.
– Отдавай мне полотенце и устраивайся, – Барнс кинул последнюю подушку на кровать. – Я пойду приберу там бардак, который мы развели.
– Тебе помочь? – спросил Франсуа, выпутываясь из полотенца. Волосы у него на груди от влаги завились смешными колечками.
– Не нужно, – Барнс натянул на голую задницу домашние штаны и пошел вниз.
Вода на полу, столик с неубранными остатками еды и посудой, мокрый пушистый коврик. Осмотрев фронт работ, Барнс быстро выжал коврик и повесил его на ванну сушиться, отодвинул столик и смел в слив на полу оставшуюся воду, подхватил тарелки и бокалы, и отнес все это в кухню.
Его дом строили хоть и по типовому проекту, но все же с доработками, потому отказываться от ванны он не желал ни в какую. Еще часть подвала занимала кладовка, а остальное было отдано под действительно раритетное оружие, которое не пошло в массовое производство, но было достаточно приличным, чтобы заинтересовать Барнса.
Он подумал, что надо будет показать и эти свои игрушки Франсуа, вдруг ему тоже понравится.
В спальню он вернулся минут через двадцать. Франсуа уже спал, завернувшись в свою половину одеяла почти с головой. Барнс выключил мягкий свет, льющийся снизу, погружая комнату в темноту, скинул штаны и тоже забрался в кровать, стараясь не разбудить Франсуа. Но тот, словно почувствовав его присутствие, перевернулся и обхватил рукой поперек груди.
Вздохнув, Барнс накинул на себя одеяло и закрыл глаза. Ему было хорошо и спокойно. Замечательно ему было.
…Барнсу снился кошмар, в котором он вновь и вновь просыпался с ощущением липкого страха, и каждый раз, проснувшись, он видел Себастьяна, который смотрел на него мертвыми глазами. Барнс снова и снова пытался его разбудить, оживить, кричал, чтобы тот не оставлял его, но все было тщетно. Он проваливался в черноту, чтобы снова проснуться и увидеть заполненные зрачком едва различимо серые глаза, и снова звать, снова не верить, что он умер.
Барнс хотел и никак не мог остановить этот кошмар, проснуться по-настоящему, как привязанный, вновь и вновь просыпался рядом с мертвецом, все меньше веря, что это может когда-нибудь закончиться.
– Баки, – потряс его Франсуа. – Баки, проснись! Не плачь, это просто страшный сон. Просыпайся же!
Выныривать из сна было тяжело. Барнс чувствовал, что его зовет кто-то живой, кто-то почти такой же родной и близкий, как Себастьян, но не мог оставить мужа, не мог не смотреть в эти навечно застывшие, словно обвиняющие глаза, и снова падал в черноту зрачка, чтобы открыть глаза.
