Текст книги "Отражение: Разбитое зеркало (СИ)"
Автор книги: Snejik
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Они досмотрели фильм и сразу начали смотреть третий, про Земо и подставу. Когда на экране появился Старк, Франсуа сказал:
– Мерзкий какой чувак. Он мне не нравится. А ты правда убил тех людей, ну, его родителей?
– Я вообще много кого убил, – спокойно сказал Барнс. – И все они были чьими-нибудь детьми, братьями, сестрами и даже родителями. Я по этому поводу не рефлексирую, в отличие от персонажа, которого играет Себастьян.
– А почему Себастьян рефлексирует? Ну, его персонаж?
– Так в сценарии было написано, – пожал плечами Барнс, устроив подбородок на плече у Франсуа и поглаживая его ладонями по животу, забравшись под футболку.
Драка Кроссбоунса с Капитаном Америка заставила Франсуа напрячься, а когда Ванда локализовала взрыв и зашвырнула полыхающего Кроссбоунса в здание, Франсуа выдавил сквозь зубы:
– Так что, это мой ад?
– Думаю, как библейской величины ада не существует, – вздохнул Барнс. Он не знал, что может сделать для Франсуа, чтобы тот посмотрел на ситуацию хоть немного проще. Не воспринимал все так, словно это действительно он там погиб, поглощенный пламенем. Как донести, что наличие воспоминаний не делает его Рамлоу, не вешает на него его грехов и не накладывает никаких обязательств? – Но даже если и ад, и твой, тебе не кажется, что лучше так, чем в котле с другими грешниками?
– Да ну, глупости это все про котел, – Франсуа с трудом улыбнулся. – Просто я… умер в огне, получается? Вот оно и… Ну, теперь хоть бояться не буду. Оно все уже было.
Поставив фильм на паузу, Барнс развернул к себе Франсуа и заглянул в глаза.
– Это все было больше сотни лет назад, в другом мире и не с тобой, – сказал он, обхватив ладонями лицо любовника. – Наличие воспоминаний не делает тебя автоматом тем, чьи это воспоминания.
Барнс понимал, что это слабое утешение для человека, которого мучали кошмары о чужой смерти как о своей. А что такие кошмары мучительны, он знал не понаслышке. Он коснулся губами губ Франсуа, почти невесомо целуя.
– Хочешь дальше смотреть?
– Да, – кивнул Франсуа. – Надо же знать, что с тобой было дальше.
– Тут про меня мало. А в остальных фильмах с переменным успехом, – Барнс глянул на часы в телефоне. – Обедать пойдем, или позже? Или я могу тебе что-нибудь приготовить.
Забота. Личная забота о конкретном человеке, вот чего не хватало Барнсу все эти годы. И сейчас, получив в свое единоличное пользование живого человека, который хотел с ним быть, желание заботиться активизировалось, становясь необходимостью.
– Давай досмотрим и вместе приготовим, – предложил Франсуа.
– Давай, – согласился Барнс.
Если Франсуа следил за перипетиями сюжета, то сам он просто ждал моментов с Себастьяном, и так зная, что там будет дальше. Чувства были странными, у него вообще в голове был какой-то бардак, который не давал разобраться в том, что происходит. Барнс был рад появлению в его жизни Франсуа, но одновременно скучал по Себастьяну. Он обнимал и хотел одного, но любить продолжал другого. Это казалось Барнсу нечестным по отношению к Франсуа, но он так хотел тепла, хотя даже не представлял, что оно ему нужно, пока Франсуа не поцеловал его.
– Мне кажется, – сказал Франсуа, досмотрев послетитровую сцену, – что ты в Ваканде в криокамеру попросился не из-за кодов, а потому что смертельно устал от всей этой беготни. А Старк сволочь.
– На Старка мне плевать, – честно сказал Барнс. – А крио… Там много разных причин было, почему я захотел обратно в крио. Но немаловажную роль сыграло то, что это состояние было мне знакомо и понятно, и я совершенно не представлял, чем заняться.
– Но тебя же разморозили? – спросил Франсуа. – Что будем готовить?
– Могу предложить на выбор мясо или рыбу. Я вчера форели наловил, – озвучил варианты Барнс. – К этому делу можно нажарить брокколи, сварить рис или еще что-нибудь придумать. Могу, конечно, и что-нибудь хитровыебанное соорудить, но это по большей части долго.
Выпустив Франсуа из объятий и поднявшись с дивана, Барнс ушел на кухню, которая была отделена от гостиной барной стойкой, и принялся доставать посуду. В отличие от спальни, где царил кавардак с раскиданной одеждой и незаправленной кроватью, который Франсуа мог заметить, когда Барнс относил кукол, на кухне у него царила просто-таки стерильная чистота.
– Я купил пару новых винтовок с прицельной дальностью четыре километра, – заговорил Барнс, гремя чем-то в нижних шкафах. – Наконец-то дождался, пока технологии позволили реализовать проект моей дочери. Завтра собираюсь поставить перед Викки и Эрикой новую задачу. Хочешь с нами пострелять?
Задача заключалась в том, чтобы в течение полугода уверенно положить в мишень, установленную на соседнем островке, десять пуль. Если не получалось, задача оставалась та же еще на полгода. Свои десять Барнс укладывал сразу же, чтобы девочкам, как он их ласково называл, было к чему стремиться.
– Хочу, – радостно отозвался Франсуа. Он подошел к Барнсу, поцеловал его в щеку и сказал: – Командуй, что мне делать. Давай съедим рыбу. Я люблю рыбу.
– Тогда сгоняй на продовольственный склад и найди там зеленую спаржу, – подумав, сказал Барнс. – В холодильнике для овощей и фруктов, должна лежать на дверце. Принеси пару пачек.
И принялся чистить здоровенную форелью тушку, полностью сосредоточившись на процессе. В голове был приятный вакуум, душа не болела и не ныла, словно все, что сейчас происходило, было правильным. Так и должно было быть.
Франсуа притащил спаржу и здоровенный розовый помидор. Поцеловал Барнса в шею, обняв за талию, подкинул помидор в ладони и спросил:
– Ты будешь салат из помидора?
– Из одного помидора – это не серьезно, – улыбнулся Барнс, указывая взглядом на двух немаленьких рыбин, которые собирался резать на порционные куски. – Бешеный метаболизм – особенность суперсолдатского бытия. Так что или беги хватай еще штук пять, или я не претендую.
– О, – лицо Франсуа вытянулось. – Я не подумал.
Он принес еще пять помидоров и две паприки и принялся резать салат со сладким луком.
Барнс жарил рыбу сразу на двух больших сковородах, поливая ее лимонным соком, выкладывая готовые куски на здоровенное прямоугольное блюдо. Под самый конец жарки, когда задействованной осталась только одна сковорода, он отварил спаржу и кинул ее в сковороду с соком от жареной рыбы, немного припустив, и выложил в блюдо поменьше.
Он давно ни для кого не готовил, пироги для работников базы с утра были не в счет. Он давно не готовил для кого-то, с кем собирался есть в почти интимной обстановке. И этот процесс вызывал странное чувство удовлетворения и предвкушения одновременно.
Выставив все на барную стойку, которая у него служила обеденным столом, Барнс достал тарелки и приборы, и выкопал в недрах одного из верхних шкафов бутылку белого вина, правда, бокалов у него не было. На базе вообще не пили, не то, чтобы это было строгое распоряжение, скорее негласное, но неукоснительно соблюдаемое правило, но он-то тут был самый главный, поэтому мог нарушать любые правила, хоть все сразу.
– Только никому не говори, – хихикнул Барнс, вдавливая пробку указательным пальцем в бутылку и разливая вино в две кружки. – А то еще уволят.
– Я кремень! – заверил Франсуа. – За что пьем?
– За тебя! – поднял Барнс свою кружку с вином.
На самом деле, он не знал, за что пить, потому что если пил, то пил один, совершенно не боясь спиться, даже не пьянел. Сыворотка лишила его удовольствия погружаться в пьяное забытье.
Франсуа стукнул своей кружкой о барнсову и улыбнулся.
– Когда я тебя в первый раз увидел, – сказал он, – я испугался. Ты такой суровый был. Понимаешь, я уже тогда просекал, с кем как себя вести. Кому нахамить и он отстанет, кого надурить. Ну, ты понимаешь. А на тебя смотрел и понимал – хрен тебя надуришь и на хамство тебе похрен.
– А сейчас я как-то кардинально изменился? – спросил Барнс, по привычке таская спаржу из общего блюда руками, но быстро одернул себя. – Извини, я немного дикий стал в некоторых аспектах жизни.
Он рассматривал Франсуа и размышлял, может ли действительно что-то получиться, или парень, получив желаемое, наиграется и успокоится? А сам Барнс? Ведь пройдет время, и может прийти осознание, что это все не то, что ему надо. Потому что дело было не в сексе, Барнсу хватало дрочки на светлый образ покойного Себастьяна. Дело было в человеческом живом тепле, которое нельзя получить у случайных любовников на одну ночь, которое могло быть только от настоящего чувства, не обязательно пылкой любви, но и не одноразового интереса.
– Я изменился, – ответил Франсуа. – Ты отучил меня бояться.
– Надеюсь, я не отучил тебя здраво опасаться, – заметил Барнс. – Но да, ты изменился. Но если бы не Чарли, я бы никогда даже не подумал о тебе так, и не понял бы, что ты интересуешься мной в подобном ключе. Как она сказала, я бываю удивительно слеп.
Франсуа погладил его по руке.
– Ты охренительно готовишь, – сказал он. – И рыба совсем свежая. Как ты ее ловишь, сетью?
– Руками, – совершенно серьезно ответил Барнс. Он любил свежую рыбу, но вот ловить ее традиционными методами терпеть не мог. Тем более что ловля руками была отличной разминкой на реакцию. – Зимой тоже, но реже. Сетей тут нет ни у кого, а удочками я пользоваться так и не научился.
Захотелось добавить, что Себастьян любил ловить рыбу на удочку, но Барнс не стал.
– А меня научишь? – спросил Франсуа. – Ну, руками? Я понимаю, реакция у меня не суперсолдатская, ну так и всякие амазонские аборигены тоже не суперсолдаты, а рыбу руками ловят.
– Жабры себе отрастишь – милости прошу со мной на рыбалку, – мягко усмехнулся Барнс, доедая третий кусок форели. – Я рыбачу далеко от берега под водой.
Он поймал себя на мысли, что неотрывно смотрит на влажно блестящие губы Франсуа, и хочет их поцеловать. В общем-то, можно было себе не отказывать, но все же после еды, потому что что-то подсказывало, что, поцелуй его Барнс, и они больше к обеду не вернутся.
После обеда Франсуа быстро перемыл и вытер посуду, вытер руки и повернулся к Барнсу.
– Фильмы или?.. – спросил он.
Ситуация была странной, Барнс невольно подумал, что у Себастьяна никогда не возникало вопросов, да и у него самого тоже. Зачем спрашивать, если тебе уже не отказали вчера, и ничем не показали, что готовы отказать сегодня? Такой уверенный и настойчивый вчера, сегодня Франсуа был тих и скромен, и это несколько сбивало Барнса с толку. Нужно было научиться читать между строк, видеть, как видел Себастьяна.
– Смотря, что ты сам хочешь, – ответил Барнс.
Иррациональное нежелание тащить Франсуа в спальню не давало просто взять, притянуть его к себе и окунуться в пучину чувственного наслаждения.
Франсуа ухватил его за грудки, притянул к себе и основательно поцеловал. Переместил ладони на талию, прижался бедрами к бедрам.
Это был более чем исчерпывающий ответ. Барнс ответил на поцелуй, и воздух между ними вспыхнул от страсти. Одной рукой сжимая ягодицу, а другой с силой поглаживая между лопаток, он подтащил Франсуа к дивану, и потянул, предлагая сесть на себя верхом, коротко застонав в губы.
Франсуа оседлал Барнса и склонился над ним, целуя. Одной рукой он опирался о подлокотник дивана над головой Барнса, а второй пробрался под футболку.
Стягивая свою футболку, Барнс плавно изогнулся всем телом, открывая светло-золотистую от загара кожу, под которой перекатывались тугие мышцы. Можно сказать, что он даже решил покрасоваться, подразнить, томно прикрыв глаза, пока стаскивал футболку с Франсуа, откидывая ее куда-то в сторону. Барнс любил раскидывать одежду, свою и Себастьяна, когда раздевался сам и раздевал его. Как оказалось, с Франсуа ему это нравилось делать ничуть не меньше.
– Малыш, – жарко выдохнул он, с силой огладив спину, и забрался под штаны и белье, сжимая задницу, – у меня резинок нет.
Конечно, об этом стоило сказать чуть раньше, а не тогда, когда они оба были полураздетые, с расстегнутыми штанами и стоящими колом членами. Но Барнс подумал об этом только сейчас. С Себастьяном они резинками не пользовались.
– У меня есть, и смазка, – улыбнулся Франсуа, лаская соски Джеймса. – Я запасливый.
От ласки Барнс снова изогнулся и зашипел, выдыхая сквозь зубы. Тактильный контакт всегда заводил его.
– И ты во всем такой? – спросил он, потянув с Франсуа штаны, но чтобы их снять, ему нужно было подняться с Барнса.
– Примерно, – Франсуа вытащил из кармана резинки и тюбик смазки, встал и быстро разделся, кинув одежду на пол.
Он постоял перед Джеймсом, красуясь. Франсуа был стройный, мускулистый, но сухощавый. У него была короткая армейская стрижка, но грудь, живот, руки и ноги густо заросли черными волосами. Загар был только на руках и на шее, но и не видевшая солнца кожа была довольно смуглой. У Франсуа, вопреки современной моды, не было ни одной татуировки, а на шее болтались армейские жетоны.
Барнс лежал, глядя снизу вверх на Франсуа, разглядывая его идеально рельефное тело, смуглую кожу, вчера как-то не до этого было. Он протянул к Франсуа руку, погладив по внутренней стороне бедра, не касаясь уверенно стоящего члена, от вида которого, смуглого, аккуратного, обрезанного, с яркой головкой, перевитого канатиками вен, рот наполнился слюной. А еще Барнс был рад, что Франсуа не похож на Себастьяна. Совершенно ничем.
Засмотревшись на него, Барнс даже забыл, что тоже собирался снять штаны, так и лежал, одной ногой свесившись с дивана и касаясь ступней пола. Франсуа наклонился над ним и принялся раздевать, целуя живот, бедра, запуская пальцы в густую поросль лобковых волос, но не касаясь члена.
Целующие его губы обжигали, пальцы поглаживали, дразня, и Барнс приподнял бедра, потянувшись за лаской. Он хотел большего, много большего. Член дернулся, выдавая желание.
– Хочешь меня? – хрипло спросил Барнс, шире разводя ноги, закинул руки над головой, полностью открываясь.
Франсуа провел ладонью по его промежности, нащупал дырочку, приласкал ее. На его члене выступила прозрачная капля.
– Хочу, – глуховато откликнулся он и откупорил смазку.
Франсуа не был Себастьяном, и ласки его были другими, новыми для Барнса. И он хотел их больше, хотел еще, так его взбудоражили эти легкие прикосновения. Он прикрыл глаза, глядя на Франсуа из-под ресниц, предвкушая продолжение.
Франсуа наклонился над Джеймсом, целуя головку его члена и одновременно нащупывая дырочку смазанными пальцами. Растягивал Джеймса он без лишней деликатности, уверенно и целенаправленно.
Пальцы в себе ощущать было приятно, но хотелось большего. Хотелось почувствовать в себе член. Живой, горячий, пульсирующий, приделанный к охуенному мужику, а не бездушные игрушки, которые, хоть и помогали достичь разрядки, но и только.
– Ну же, давай, – взмолилися Барнс, сам активно насаживаясь на пальцы.
Франсуа дернул его на себя, закидывая ноги Джеймса себе на плечи, приставил член к растянутой дырке и надавил. Он входил не спеша, но совершенно неотвратимо. Войдя, ненадолго замер, а потом двинулся назад.
– Расслабься, – велел он. – Хуй мне жопой откусишь.
– Не откушу, не волнуйся, – хохотнул Барнс. – Ты мне нравишься в полной комплектации.
Но все же расслабился. Он так давно не был с кем-то живым, что от этого сносило крышу. От ощущения члена в заднице, а не силиконовой игрушки, от уверенности, с которой Франсуа брал его.
Франсуа сложил Джеймса практически пополам и увлеченно, с полной самоотдачей ебал его, одной рукой опираясь о диван, а второй надрачивая любовнику член.
Поза была не самой удобной, чтобы тоже в полной мере участвовать в процессе, но Барнс умудрялся подаваться на каждый толчок, сжимался на члене. Он потянулся, обхватил Франсуа руками за шею и заставил склониться для поцелуя. Жадного, немного болезненного, страстного.
Франсуа трахал его и целовал, и ухитрялся дрочить. Он был жаден, и в нем не было ни капли трепетной нежности, только страсть и сила. И они казались Барнсу такими правильными сейчас, нужными. Это был просто бешеный секс, чем-то напоминающий борьбу. И хотелось еще, хотелось больше, хотя Барнс и так потерял способность мыслить в принципе, не то, что связно. Он отдавался Франсуа так же жадно, как тот брал его, и чувствовал, что надолго его не хватит.
Франсуа ускорился, и его рука на члене Джеймса ускорилась тоже. Он яростно вколачивался в Джеймса, по его груди стекал пот.
– Я… скоро, – выдавил Франсуа.
Барнс давно потерялся в ощущениях, таких знакомых и таких других одновременно. Отдаваясь, он искренне отдавал всего себя, плавился, под другим – не Себастьяном – и не чувствовал угрызений совести или вины, а просто получал удовольствие.
– Давай, малыш, – выдохнул Барнс, сжавшись на члене.
И Франсуа «дал». Он ебал Джеймса вдохновенно и самозабвенно, как в последний раз, яростно надрачивал его член. А потом закричал, вколачиваясь в крепкую задницу.
От этого крика Барнса выгнуло, тело свело судорогой наслаждения, а рука на члене уверенно толкнула за грань. Он кончал долго, ярко, чувствуя, как его трясет, а тело становится ватным.
Франсуа осторожно вышел из Джеймса, поцеловал его и слизал капли спермы с его живота и груди, а потом вытянулся на широком диване рядом и обнял.
Барнс лежал, оглушенный оргазмом, с пустой головой и легкостью во всем не желающим повиноваться теле. За окном еще высоко над горизонтом сияло летнее солнце, заглядывая в гостиную своими шаловливыми лучиками, играя бликами на ручках дверей, на экране телевизора.
Шевелиться не хотелось. Вообще ничего не хотелось, кроме как лежать вот так вот с человеком, которого он, похоже, пустил в свою жизнь.
========== 6 ==========
Понаслаждаться обществом Франсуа у Барнса получилось еще один день, а потом приехали новые курсанты. Двадцать восемнадцатилеток, которым определенным образом повезло закончить не на улице, а попасть к Барнсу и иметь реальные перспективы на будущее, если не облажаются в самом начале. И тридцать опытных вояк, которые решили, что им в жизни чего-то не хватает. Например, пережить повышение квалификации у Барнса. Были среди этих тридцати и двое его щенков. Один выпуска пятилетней давности, а второй получил свой сертификат аж десять лет назад.
Но Барнс это отметил походя, просто потому, что узнал еще по документам. Но он никогда никого не выделял, только за объективные личные успехи в процессе подготовки.
С прибытием новичков у Барнса, как обычно, появилась куча забот, и все левые мысли, хорошие ли, плохие, отошли на второй план. Нужно было понять, кто чего стоит, разработать план внезапного ночного нападения, или взять один из старых сценариев, которые прошли очень удачно. Вся печаль была в том, что у Барнса нельзя было выиграть, можно было только противостоять неизбежному лучше или хуже. Но никто, кроме его работников, об этом не знал, просто потому что нельзя было составить объективную статистику даже по десяти таким играм. Только если просмотреть их за все время.
Первая неделя всегда была самой сложной, потому что нужно было пообломать рога самым ретивым, вовремя их определив, пресечь зародыши травли и издевательств. А у старшей группы понять, кто чего стоит на самом деле, потому что приходящие досье часто не отражали всего. Но чаще всего люди, которые приходили к Барнсу после войн, знали чего они хотят и готовы были учиться так, как он предлагал.
Первый месяц тоже был не сладкий, потому что никаких выходных у курсантов не было. Подъем в пять, отбой – как выполнишь все, что намечено на день, но обычно общие тренировки заканчивались не позже девяти. Барнс и сам понимал, что его программа зверская по отношению к людям, зато она позволяла выжить потом, потому что что-то хуже придумать было уже сложно. Дальше шли только целенаправленные пытки.
Раньше Барнсу не надо было искать время, чтобы уделить кому-то внимание, потому что внимание уделять было некому, но у него был Франсуа, о котором, правда, Барнс вспомнил как о любовнике только к концу первого месяца, вспомнил, и подумал, что он бы на его месте Барнса послал подальше с таким отношением, хотя Барнс ему ничего не обещал.
И все равно он чувствовал себя козлом, потому что найти время, если захотел бы, мог. Значит, не захотел. Барнс вспоминал, как скучал по Себастьяну, стоило тому уехать на пару дней, как писал дикое количество сообщений, просто создавая иллюзию общения, когда Себастьян не мог ответить. А про Франсуа он просто забыл, видя его каждый день, даже общаясь, когда удавалось вместе поесть, он не стремился найти его, увидеть, обнять. И Барнсу казалось, что это неправильно, словно он попользовался и выкинул, потому что не то, эрзац. Но это было не так, ему нравился Франсуа, хотя они успели провести вместе всего пару дней.
В голове даже всплыло предположение, что Франсуа и сам забил на него, не дождавшись и толики внимания. Барнс лежал у себя в спальне, обнимая одного из Зимних, и думал, гонял одни и те же мысли по кругу.
– Мудак я, лапушка, – тихо сказал он темноте. Он иногда разговаривал сам с собой, представляя, что говорит с Себастьяном. – Надо сходить, извиниться хотя бы. Знаю, что поздно, но вдруг не разбужу. Хоть пиздострадать закончу.
В его воображении Себастьян с ним согласился, и Барнс вышел из дома как был, в домашних штанах и растянутой футболке с пошлой надписью, даже не обувшись. Закат догорал и на улице было серо от скорого приближения темноты.
Оказавшись у нужной двери, Барнс замер на пороге, не решаясь постучать, потому что понял, что не знает, что сказать, кроме “извини”. Но за что именно он пришел извиняться, было как-то не очень ясно. За то, что забыл про него на месяц? За то, что пришел только сейчас, хотя еще тогда Франсуа предлагал ему заходить в любое время? За то, что вообще пришел?
Дверь распахнулась, и Франсуа оглядел Барнса вспыхнувшими радостью глазами.
– Заходи! – сказал он и тут же втащил Барнса в дом, притиснул к стене и поцеловал.
Такая встреча была несколько неожиданной, но тот решил не портить радость ни себе, ни Франсуа, жарко отвечая на поцелуй, сжал в объятиях, проводя ладонями по горячей даже под футболкой спине, выдохнул и потерялся, совершенно забыл, зачем именно он приходил, так рад был снова почувствовать объятия, губы на губах, сплетение языков, слышать частые удары второго сердца рядом.
– Я соскучился, – Франсуа ненадолго оторвался от Барнса, уткнулся носом ему в шею, жадно вдыхая запах. – Не думал, что в начале курса будет такая запарка.
Больно кольнуло сердце, от того, что не может сказать того же, потому что не скучал. Просто забыл. Барнс боялся, что так и пойдет дальше: он будет иногда вспоминать, что есть человек, с которым тепло, будет приходить, трахаться и уходить, почти не вспоминая в промежутках. Это даже отношениями назвать нельзя, просто использование в личных целях. Потреблядство какое-то.
– Ты тоже приходи, если хочешь, – решился Барнс, чтобы это не было игрой в одни ворота. Он погладил Франсуа по коротко стриженному затылку, коснулся губами виска.
– Приду, – пообещал Франсуа. – Я бы и раньше пришел, но просто счет дням потерял. Понял, что уже месяц так вертимся, только потому, что сегодня смска о зарплате пришла. Ты ужинал?
– А вы что, не за идею работаете тут? – очень живо изобразил удивление Барнс.
Франсуа рассмеялся.
– Ну, поскольку деньги тратить некогда и негде, получается, что за идею.
Он снова поцеловал Барнса.
Ответив на поцелуй, Барнс прижал Франсуа к себе, с силой оглаживая спину, бока, сжимая задницу, а потом просто обнял, положив голову ему на плечо. Было так хорошо и спокойно. Тихо и светло.
– Можно остаться с тобой? – спросил Барнс, расхотев возвращаться в одиночество собственной спальни, хотя и собирался уйти. Но вот к утру вместе он был еще не готов.
– Оставайся сколько хочешь, – ответил Франсуа.
– Ты, наверное, спать собирался? – спохватился Барнс, подумав, что лучше поздно, чем никогда.
Он ощущал себя странно неопытным, словно это были его первые отношения, и он боялся все испортить. В чем-то так оно и было, потому что до Себастьяна были мелкие интрижки, которые, Барнс точно знал, никогда бы не переросли во что-то большее, хотя с дамами он всегда был галантным кавалером. А потом был Себастьян, с которым он был вместе дольше, чем просто до этого прожил. И сейчас Барнс понимал, что ему не нужна интрижка, которая не закончится ничем, потому что ему надоест, но и как построить отношения, тоже был не сильно в курсе. Он не только был слеп в некоторых вопросах, как правильно заметила Чарли, в некоторых вопросах он был неопытнее подростка.
– Еще нет, – ответил Франсуа. – Хотел какую-нибудь фигню посмотреть, а то мне эти курсанты сниться будут.
– И это только начало, – улыбнулся Барнс. – Но дальше будет проще, сам же знаешь, все втянулись и двигаются по инерции. Пойдем, посмотрим твою фигню.
Поцеловав в висок, Барнс потянул Франсуа на диван в гостиной, даже не подумав взять его на руки, как поступил бы с Себастьяном.
«Фигней» Франсуа оказались ролики про котов с Ютуба. Коты скидывали предметы с полок и столов, охотились на огоньки лазерных указок, играли друг с другом. Франсуа смотрел и смеялся.
– Меня это очень расслабляет, – признался он.
Они устроились на диване так, чтобы Франсуа мог откинуться на Барнса, а тот его обнимал и поглаживал. Ему нравилось слушать смех Франсуа, видеть его улыбку.
– Значит, котиков любишь, – улыбнулся Барнс, ему тоже понравились ролики, и правда отвлекало от суровой действительности, хотя сам Барнс для расслабухи перебирал оружие, которое он покупал в большом количестве, и у него уже давно личный арсенал вырос вдвое против того, что он попросил распродать Мику с Лексом. – Я тоже люблю кошек, только больше не завожу.
– А у меня никогда не было животных, – сказал Франсуа. – Вот когда-нибудь состарюсь, осяду где-нибудь и заведу кота.
– А чего сейчас не заведешь? – удивился Барнс, он никогда не запрещал заводить сотрудникам домашних животных.
– Скучать же будет, я домой только спать прихожу. Жалко зверя.
– Тоже верно, – согласился Барнс и перевел тему. – И как тебе работа? Нет желания все бросить и сбежать куда подальше?
Ладонь, лежащая на груди, сама собой забралась под футболку, поглаживая рельефный живот. Барнс чуть сдвинулся, устраиваясь иначе, чтобы второй рукой тоже было удобно гладить, и горячо выдохнул в макушку Франсуа, целуя.
– Мне нравится, – ответил Франсуа, направляя ладонь Барнса к своему соску. – И адреналина хватает, и реальной опасности мало. И вызов: курсанты-то почти все старше меня, а я им лекции по теории читаю.
– Надо будет зайти как-нибудь, послушать, что ты им там читаешь, – промурлыкал Барнс, сжав пальцами сосок Франсуа, чуть наклонился, целуя в шею, прихватывая зубами нежную кожу, и снова целуя. – Мне пришлось пройти теоретический курс онлайн, чтобы вообще представлять, что рассказывать. Я плохой теоретик.
При этом второй рукой Барнс пробрался под резинку домашних штанов Франсуа и поглаживал лобок, очень медленно спускаясь ниже.
– Зайди, – томно выговорил Франсуа и развел колени. Его член натягивал синюю ткань штанов.
– Зайду, – почти прошептал Барнс срывающимся от возбуждения голосом и обхватил ладонью напряженный член, принимаясь медленно дрочить. – А тебе надо подтянуть альп-подготовку, пока холода не настали.
– Подтяну, у меня в плане, – Франсуа плавился под ласкающими руками. – Ты же меня трахнешь, правда?
– Обязательно трахну, – пообещал Барнс, у которого уже тоже стояло до звезд в глазах.
Он заставил Франсуа сесть, и тут же стащил с него футболку, поднялся, толкая в грудь, заваливая на диван, и стащил штаны вместе с бельем. Франсуа заставлял его действовать не грубо, но быстро, решительно, и снова Барнс поймал себя на мысли, что с Себастьяном было не так. Но так тоже было хорошо. Он стоял, полностью одетый, над обнаженным Франсуа и разглядывал его, облизывал взглядом.
Франсуа выпятил задницу и прогнулся. Ягодицы, поясница и бедра у него густо поросли черными волосками.
Шумно дыша, Барнс провел ладонью по телу от шеи до ягодиц, нагнулся, целуя в крестец, совершенно дурея от происходящего.
– Где у тебя смазка? Или сам принесешь? – хрипло спросил он, стаскивая с себя футболку, откидывая ее в сторону.
– Принесу, – ответил Франсуа. – И дай мне пять минут, чтобы подготовиться, ок?
– Пять минут, – повторил Барнс словно в забытьи.
Франсуа наклонился над ним, прихватил губами сосок, на мгновение сжал в ладони член и ушел в ванную. Он вернулся и вправду через пять минут, с тюбиком смазки в руке.
– У меня резинки кончились, – виновато сказал он. – Ты не против, если мы без них? Чарли меня проверяла перед началом смены, и я ни с кем не был.
– Нахуй резинки, – рыкнул Барнс, но в этом рыке слышалась радость. – Ненавижу резинки.
Он стремительно оказался рядом, уже успев избавиться от штанов и белья, обхватил Франсуа, прижимаясь всем телом и подтолкнул к ближайшей стене, вжав в нее. Шумно дыша, принялся выцеловывать шею, руками сжимая ягодицы, разводя их в стороны, касаясь пальцами входа. Франсуа часто дышал и подставлялся под жадные пальцы.
– Давай, – попросил он. – Трахни уже меня. Мы месяц не трахались.
Барнс резко развернул Франсуа лицом к стене, отобрав у него смазку, налил на пальцы и аккуратно вставил в него сразу два, уверенно находя бугорок простаты, погладил внутри, целуя шею, плечи.
Франсуа сдавленно застонал, насаживаясь на пальцы. Барнс уверенно растягивал его, стараясь не торопиться, но желание, плавящее его изнутри, требовало быстрее вогнать член в эту великолепную узкую задницу. Он размазал по своему члену еще смазки, бросив тюбик на пол, и, приставив головку к вожделенному входу, толкнулся внутрь, придерживая Франсуа за бедра.
Барнс понимал, что он торопится, что месяц перерыва – это много, что нужно быть нежнее, аккуратнее, и… не мог. Хотел до одури, хотя когда только пришел, готов был просто посидеть рядом, просто побыть не одному.
Франсуа низко, хрипло застонал, когда в него втиснулся толстый горячий член. Сжался на нем, а потом расслабился и подался назад, насаживаясь до конца.
Почти не дав привыкнуть, Барнс толкнулся раз, другой, и принялся вколачиваться в податливое тело в просто бешеном темпе, надрачивая член Франсуа, целуя и чуть прикусывая плечи. Он хаотично гладил его по груди, животу, то вжимаясь всем телом, то отстраняясь. Комната полнилась стонами, сбивчивым дыханием, шлепками тело о тело. Барнс шептал что-то нежное и пошлое одновременно, находясь на грани экстаза.
Франсуа отдавался ему так, словно всю жизнь только об этом и мечтал. Он стонал и вскрикивал, упираясь ладонями в стену, подмахивая как в последний раз.
Барнс чувствовал, что больше не выдержит, что сейчас распадется на множество осколков, чтобы после собраться вновь, но уже не тем, что был раньше.
