Текст книги "Отражение: Разбитое зеркало (СИ)"
Автор книги: Snejik
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
Он не был уверен, что хочет оказаться первым, потому что это возложило бы на него огромную ответственность, а трахать девственника после такого перерыва, как у него… Барнс, конечно, был из тех, кто верил, что masterstvo ne prop’esh’, но это был не Себастьян, которого он помнил “от” и “до” даже сейчас, это был другой человек, неопытный мальчишка, и Барнс не хотел облажаться.
– Да, – сказал Франсуа. – Давно просто.
Он подхватил себя под колени и развел ноги, подставляясь.
Барнс застонал от вида Франсуа такого открытого, готового. Растянув его на три пальца, он налил еще смазки и, надев презерватив, приставил головку к сжатому, но податливому входу, и толкнулся, позволяя войти только головке. Замер, сам пережидая приступ острейшего возбуждения, зажмурился, как от боли, на мгновение и распахнул глаза, жадно вглядываясь в лицо – совершенно другое – Франсуа.
Тот обхватил Барнса за плечи, обнял ногами за талию и ударил пяткой.
– Давай же! Я не барышня!
– Ты хочешь побыстрее, или чтобы было хорошо? – усмехнулся Барнс, медленно протискиваясь в эту до безобразия узкую задницу, от которой сводило с ума и срывало все стоп-краны. Но все равно не хотелось делать больно, даже чуть-чуть.
– Я тебя хочу! – взвыл Франсуа. – Ну пожалуйста, еще!
Барнс входил медленно, но неотвратимо, и наконец вошел до конца, выдохнув. У него уже перед глазами плясали черные мушки, он приподнял Франсуа под бедра, только сейчас поняв, что лучше было бы положить подушку. Но Барнс мог и подержать его сколько потребуется.
Удерживая одной рукой под поясницу, другой Барнс провел от горла по груди до самого паха, двигаясь короткими толчками, почти не выходя, плавно меняя положение, ища тот самый наилучший угол проникновения, чтобы хорошо было обоим.
Франсуа любил его, и Барнс почему-то очень боялся разочаровать его.
– Да! – взвыл Франсуа, выгибаясь. – Да, еще, давай!
И Барнс дал. Он втрахивал Франсуа в кровать с таким остервенением, словно это был последний секс в его жизни. Вколачивался в него, прижав всем телом, чувствуя, как тот вскрикивает после каждого жадного толчка. Впивался жесткими поцелуями в яркие зацелованные губы, и плыл, уплывал в полное блаженство, дурея от ощущения живого человека в объятиях.
Франсуа завопил в голос, впился в Барнса короткими ногтями и кончил. Сперма выстрелила почти до подбородка. Но цепляться за Барнса Франсуа не перестал, ударил его пяткой по заднице, чтобы не останавливался.
От этого крика, от того, как сжался на нем Франсуа, Барнсу хватило всего нескольких толчков, чтобы кончить, провалиться, словно в глубокий колодец, в оргазм. Он упал на Франсуа, тяжело дыша, целуя в шею, ключицу, губы, гладил по волосам, перебирая их пальцами. Стянул презерватив и, завязав, кинул на пол.
Он хотел, чтобы у них получилось. Чтобы у него, у Барнса, получилось пустить этого мальчишку в свою жизнь.
Франсуа тоже целовал его, куда придется, и не торопился отпускать.
– Знаешь, – сказал он, когда сердце немного успокоилось. – Мне иногда снится, что на меня валится небоскреб. Я там с кем-то дерусь, а потом он валится, и все горит, и я горю… Я еще поэтому к тебе приехал. Тут-то нет зданий выше одного этажа.
Сон о небоскребе мог означать все, что угодно, вплоть до ничего вообще, но вкупе с душащим его Зимним, Франсуа снились куски из жизни Брока Рамлоу, последнего хэндлера Зимнего Солдата. Но для верности стоило показать ему фильм, чтобы подтвердить или опровергнуть догадку. И тогда уже думать, что делать, если это правда Рамлоу проявляется во снах, а не просто Франсуа когда-то посмотрел это кино, или кадры из него, а сейчас уже и не помнит.
Полежав еще пару минут, Барнс сполз с Франсуа и улегся рядом, обнимая.
– Завтра покажу тебе фильм, в котором есть и Зимний Солдат, и падающее здание.
– С тобой так хорошо, – Франсуа положил голову ему на плечо. – Вот знаю же, что ты пиздец ходячий, да все знают, наверное, но с тобой у меня с самого начала было чувство, что у меня наконец-то спина прикрыта.
Барнс напрягся. Даже Чарли и Оливер, те, с кем он начинал всю эту эпопею с тренировочным лагерем, не знали, какой он в бою. А те из Блэкуотер, кто знал, половина покойники, а те, кто живы, поди их теперь найди, дело-то было тридцать лет назад. Да и пиздецом ходячим, а также отморозком и еще парой звучных эпитетов наградил его в свое время именно Рамлоу.
– С чего это ты взял, что я пиздец ходячий? – осторожно спросил он Франсуа, приподнявшись на локте, заглядывая в глаза, теперь понимая, чьи глаза они ему напоминают.
Посторгазменную негу как рукой смахнуло, потому что что-то во всем этом было не так, и нужно было срочно понять, что именно, и чем оно грозило.
– Ну… я как тебя увидел, как-то сразу и понял, – растерянно сказал Франсуа и посмотрел через плечо Барнса на картинку на стене. – И почему это он Зимний Солдат? Я его во сне всегда Активом называю. Странный позывной. Все жду, когда он маску снимет, и просыпаюсь как раз когда он ее снимать начинает.
– Ща, погоди, – Барнсу не хотелось отрываться от Франсуа, но он все же поднялся, дотянулся, выудил из своих штанов телефон и быстро нашел ролик на ютубе, где он рассказывал про оружие Солдата, как раз начиналось оно с маски, которую потом Барнс снимал. – На, глянь, похож?
Франсуа сел, взял телефон.
– Гос-споди! – выдохнул он. – Это же Актив! Только волосы длиннее. И руку не видно.
Он смотрел дальше, и когда Барнс в ролике снял маску, ахнул:
– Да! А… почему видео плоское? Оно такое старое? Это ты? Это же ты?
Барнс вздохнул, забрал телефон, открыл на нем свою любимую сцену драки Солдата и Капитана Америки, засмотренную до того, что он знал наизусть каждое движение обоих, и снова протянул телефон Франсуа. Он никак не мог решить, рассказывать правду или сказать, что это актер, который умер тридцать четыре года назад. Но проблема была в том, что к Франсуа приходили воспоминания Рамлоу, и даже покажи Барнс ему фильм, в фильме нет и сотой доли того, что тот знал.
Не веря в реинкарнацию, Барнс, однако, доподлинно знал, что она существует, и раз воспоминания приходят, они будут приходить. Вопрос был в том, вернется весь Рамлоу, или только его память? Барнс надеялся, что только память. И тогда он уже не сможет врать Франсуа. Да и не хотел он ему врать, не должны отношения, если они будут, эти отношения, начинаться со лжи.
– Точно! – воскликнул Франсуа, глядя на драку. – Точно, я это в бинокль видел! Только тут все не так, неправильно. Постановочная драка же, да? Я под другим ракурсом все видел, издалека. Там еще какие-то парни были со мной, и Актив должен был кого-то убить… мне не снится, кого. Все потом наперекосяк пошло, да? А кто эта рыжая? Что-то знакомое…
Досмотрев сцену драки, Франсуа вздохнул и обхватил колени руками.
– Знаешь, мне с детства что-то такое снится. У меня родители сектанты были, у них даже телевизора не было. Я пытался им рассказать, рисовал что-то, а отец меня пиздил. Потом меня у них забрали, я по приемным семьям мотался, штук десять, наверное, сменил. Ну, ты мое досье знаешь. Я, конечно, мудак по жизни еще тот, но это, – Франсуа постучал пальцем по экрану телефона, – оно всегда со мной. Как будто я не доделал что-то, что-то очень важное. Упустил, облажался, не знаю. А потом… – Франсуа потер лоб. – Потом взрыв, и я горю в аду, и знаю, что так и должно быть. Мне Актив всегда снился перед какой-нибудь лажей. Когда на алмазные копи напали здоровенным отрядом, он снился накануне, и когда Смит меня заточкой хотел пырнуть, еще в школе – тоже. В общем, как Актив приснился и меня душит – значил, лажа будет. Предупреждение такое. А если просто снится и маску собирается снять – значит, любой пиздец стороной пройдет.
Устроившись на кровати, Барнс погладил Франсуа по спине. Он решился. Потому что не хотел ему врать, потому что Рамлоу явно что-то было нужно, раз даже спустя столько лет он нашел дорожку к нему, к Барнсу.
========== 5 ==========
– Актив – это я, – сказал Барнс и замолчал, ожидая реакции.
– У тебя рука живая, – возразил Франсуа и поцеловал Барнса в левое плечо. – И без всякой звезды.
– Мне вырастили новую руку, – ответил Барнс. – Про это тоже в фильмах есть. А снятся тебе воспоминания Брока Рамлоу. Некоторое, то, что тебе снится, было в фильмах, а некоторые вещи мог знать только он. Франсуа, малыш, я просто не хочу тебе врать.
– Это типа переселения душ? Как индусы верят? – спросил Франсуа с некоторым сомнением. – Так, что ли? Типа я был этим Броком Рамлоу в прошлой жизни? А смешно. Брок – барсук, и у меня кличка Барсук, только на французском… – Он помотал головой. – Ничего не понимаю. – И с надеждой посмотрел на Барнса.
– Я не знаю, – вздохнул Барнс. У него не было ответов на вопросы Франсуа, он просто притянул его к себе, заставляя лечь рядом, и обнял. – В этом мире Зимний Солдат, Актив, был всего лишь выдуманным персонажем, как и Рамлоу, как и все прочие. Но был другой мир, где все они были реальными людьми со своими сложными судьбами. В одном из фильмов я распался пеплом и перенесся в этот мир, встретившись с актером, который меня играл в фильме.
И Барнс как мог кратко рассказал о том, как оказался в этом мире, как остался тут насовсем, и совсем кратко, что случилось потом. Он рассказал про Себастьяна, но не стал расписывать чувства, которые на самом деле к нему испытывал, не видя в этом никакого смысла, а про детей вообще говорить не стал.
– А Рамлоу я практически не знал, – закончил Барнс. – Так что не знаю, что ему может быть нужно. Но не могу исключать, что и я.
– А кем я тебе приходился тогда, там? – спросил Франсуа. – Мне жаль, что твой муж умер. Правда очень жаль. Вы так долго были вместе… Ты поэтому сказал, что не можешь? Потому что все еще любишь его?
– Да, – не стал скрывать Барнс, – поэтому. Но я попытаюсь, обещаю. А что до Рамлоу… Ну, ты явно не он, а он был одновременно моим дрессировщиком и моим подчиненным. Актив – совершенное оружие, винтовка с глазами. Идеальный исполнитель хоть в режиме автономной работы, хоть как командующий небольшого отряда, но ему требовалась определенная настройка…
И Барнс как мог подробно рассказал о том, как хранили и эксплуатировали Солдата. То, что знал и помнил, стараясь не домысливать и не вдаваться в собственные ощущения, как оно было.
Франсуа прижался к нему.
– Как же тяжело тебе пришлось, – сказал он. – И я во всем этом участвовал? И никак не попытался тебе помочь?
– Не ты, малыш, – Барнс твердо был уверен, что воспоминания – еще не личность. – Ты не Рамлоу, даже если обладаешь какими-то его воспоминаниями. И я не хочу, чтобы ты им становился. Ты – это ты.
– Я люблю тебя, – сказал Франсуа. – Уже давно. Вот и вернулся. Хочу быть с тобой. Мне Чарли еще тогда говорила, что ты, похоже, вдовец. Так и оказалось. Мне правда очень жаль.
– Себастьян умер больше тридцати лет назад, – Барнс одной рукой погладил Франсуа по голове, а другой сжал жетоны. – Думаю, мне пора его отпустить.
Почему-то от того, что он не может (а может быть никогда и не сможет) любить Франсуа, было больно. Неужели он так и будет везде искать Себастьяна, любые отношения сравнивать с ним? Барнс не хотел так жить, он хотел оставить для себя светлую память, а не болезненную необходимость.
Франсуа только вздохнул. Он не предполагал, что все окажется настолько сложно и запутанно. Ждал, что будет сложно, но и представить не мог, насколько.
– Сколько же тебе получается лет? – спросил он. – Я, наверное, личинка какая-то по сравнению с тобой.
– В марте исполнилось двести девятнадцать, – ответил Барнс, быстренько подсчитав, сколько ему сейчас лет. – Если бы я считал тебя ребенком или, как ты выразился, личинкой, я бы не стал с тобой трахаться. Не воспринимал бы как мужчину. Прости, малыш, что все так получилось. Если хочешь, я уйду.
– Вот еще! – возмутился Франсуа и вцепился в Барнса. – Можно я буду тебя по имени называть? Ну, наедине?
– Можно, – улыбнулся Барнс, вспомнив, как Себастьян звал его “Баки”. Хотелось бы Барнсу, чтобы его так же звал Франсуа? Наверное, нет. Баки в очередной раз умер, чтобы больше никогда не воскреснуть. – Можно даже не только наедине, но только не при курсантах. А так я не собираюсь скрывать наши… отношения. Если ты не против, конечно.
С Франсуа было тепло, за долгие годы тепло не просто физически, а тепло в душе, но Барнс боялся, что, вернувшись к себе, он будет чувствовать себя предателем, поэтому уходить не хотелось, вот только было нужно, не мог он позволить себе остаться до утра, потому что не хотел пугать своими кошмарами, которые до сих пор ему снились.
– Покажешь мне фильмы? – спросил Франсуа. – Так хочется уснуть с тобой… Только ты же не останешься? Давай тогда еще разок, а?
– Давай, – согласился Барнс, тут же невероятно быстро оказался нависающим над Франсуа, потираясь пахом о пах. – Ты можешь уснуть рядом, я просто не останусь до утра.
– Понял, – кивнул Франсуа и крепко обнял Барнса. На пробу произнес: – Джеймс?
– Да, Франсуа? – так же попробовал на вкус имя Барнс, опираясь одной рукой о кровать, он свободной рукой погладил по груди, по животу и сжал в ладони заинтересованный в происходящем член. – Расскажешь мне, как ты хочешь?
– По-собачьи, – сказал Франсуа. – Чтобы ты меня сзади отодрал.
Он нащупал член Джеймса и сжал.
– Ух ты какой!
Облизнувшись, Барнс встал на колени и, резко перевернув Франсуа на живот, вздернул его задницу вверх, заставляя тоже встать на колени, и убедившись, что он еще достаточно растянут, налил смазки, надел презерватив и отодрал, как Франсуа и хотел. Получилось довольно жестко, так, как никогда не было с Себастьяном, которого хотелось нежить, ласкать. Франсуа тоже хотелось ласкать, и вот так вот жестко трахать, чтобы мозги у обоих отключались, чтобы даже стонать не мог, только поскуливать от каждого толчка. И кончать, отчаянно извиваясь и сжимаясь на члене.
Франсуа уснул рядом с Джеймсом, пробормотав:
– Ты мне фильмы про Актива обещал…
– Спи, – Барнс поцеловал Франсуа в макушку. – Завтра посмотрим.
Он ушел задолго до рассвета, когда понял, что Франсуа уже не проснется. Выбрался из кровати, укрыв его легким летним одеялом, оделся и вышел, аккуратно притворив за собой дверь. На базе редко закрывали на замок двери, особенно в неделю пересменки, когда один курс они уже выпустили, а другой еще не приехал.
Барнс чувствовал себя очень странно. Тело полнилось приятной расслабленностью, сладкой истомой, телу оказалось все равно, с кем заниматься сексом. А Барнс шел и не мог понять, почему не съедает его чувство вины, которое, казалось, должно было сожрать его с потрохами, но все, что было, это понимание, что он спал с другим человеком, не Себастьяном, и получил от этого массу удовольствия. Словно Себастьян действительно взял и разрешил ему жить дальше, позволить кому-то другому стать близким. Одно казалось Барнсу невозможным – полюбить Франсуа.
У них у всех было еще два дня, свободных от новых курсантов. Для кого-то выходные, а кто-то все равно был завален работой, но хоть не вставать в пять утра. Подумав, Барнс решил сделать то, чего не делал уже очень давно – приготовить завтрак. На всех. Придумано – сделано. Он зашел домой, ополоснулся и пошел печь пироги с ягодами, которых летом на острове было полно и их стояли ведра.
К восьми утра Барнс приготовил несколько пирогов, заварил чай, ткнул кофеварку, и принялся ждать. Он в кои-то веки был в мире с собой, даже рад и почти счастлив, чего последние лет тринадцать за ним не водилось.
Первой пришла завтракать Чарли, почти одновременно с ней пришла Лейла.
– Привет, Джеймс! – сказала Чарли. – Случилось чудо и ты взялся готовить? Что, кит в океане помер, что такое чудо случилось?
Лейла, глядя на Барнса, коснулась своей шеи в том месте, где у Барнса был виден слабый след от укуса.
– Это Барсучок добился своего, – сказала она. – Не обижай звереныша, Барнс.
– Так говоришь, – усмехнулся он, – будто я ем на завтрак младенцев или поступаю, как самка богомола. Или что, я не могу порадовать завтраком своих любимых работников?
– Ты так редко это делаешь, – покачала головой Чарли, взяла три куска пирогов с разными начинками
Лейла взяла четыре.
Франсуа пришел на завтрак после Габриэля.
– Вау, пироги! – восхитился он. – Командир, ты еще и пироги печешь?!
– Я полон скрытых талантов, – улыбнулся Барнс.
Это было странно – вот так вот взять и впустить в свою жизнь сразу столько народу, но на самом деле Барнс понимал, что они давным давно были в его жизни, просто он не хотел признаваться в этом самому себе, а Франсуа помог ему понять, что мир не рухнет, если будет кто-то рядом, а чувство вины и страх снова остаться в кромешном одиночестве не замучает, потому что просто некогда будет рефлексировать.
– Я решил сегодня побыть дежурным по кухне, – объяснил свое странное поведение Барнс, на самом деле не совсем понимая, что же на него такое нашло, но оно было приятным. И, наверное, пришло время признать, что люди, которые работали вместе с ним на базе, все-таки стали для него семьей, потому что, кроме Франсуа, Натан, инструктор по рукопашному бою у щенков, был самым молодым членом коллектива, пришел к ним всего десять лет назад. И вот теперь Франсуа, который как-то очень быстро стал своим.
– А кто сегодня готовил завтрак? – спросила Викки, пришедшая вместе с Эрикой, как ни смешно, обе были отличными снайперами, а после того, как Барнс сам натаскали их по своему разумению, тянулись к тому, чтобы обставить его по дальности выстрела. Не получилось еще ни у одной, но эти женщины были близки к Барнсу. Им не хватало только суперсолдатской сыворотки.
– Командир! – крикнул Франсуа от стола. – Налетайте, а то расхватают!
Барнс оказался в центре внимания. Все, кроме Чарли, которая еще помнила, как он в самом начале готовил, а потом перестал, потому что появилось множество других забот, удивлялись, хвалили выпечку, а кто-то даже интересовался, сколько еще у него скрытых талантов, о которых они не знают.
От такого количества комплиментов в свой адрес Барнс слегка обалдел, и сказал, чтобы жрали молча, а то он уйдет, и больше его на кухне не увидят. Поржав, все все же прекратили его смущать. Пироги, которые Барнс готовил из расчета по штуке на одно рыло, ушли моментально, не осталось ничего.
– Посуду моет кто угодно, кто не я, – заявил Барнс и подошел к Франсуа, он не собирался прятаться и скрывать, что между ними что-то есть. – Пойдем кино смотреть?
– Пойдем, – согласился Франсуа. – А сколько их?
– Посуда за мной, – вызывался Габриэль. – Сегодня вообще-то я по кухне дежурю.
– Ну вот и дежурь дальше, если хочешь, – усмехнулся Барнс. – Свистни мне, как надумаешь, мне не влом, так-то.
– Ну уж нет, у меня на завтра планы были, – Габриэль тоже улыбнулся. – Так что я закончу.
– Их десять, – ответил Барнс Франсуа, когда они уже направлялись к его дому. Такому же типовому коттеджу, как у остальных, только он занимал его один целиком.
– Ого! – восхитился Франсуа. – Так это не на один день, да?
– Ну, если очень захотеть, можно посмотреть за сутки, – пожал плечами Барнс. – Но я бы рекомендовал так не делать, а то каша в голове будет.
Пока они шли к его дому, Барнс немного нервничал. Нет, конечно, он пускал в свой дом гостей, но не больше чем на пару десятков минут или чашку чая, да и визиты эти были больше по делу. А сейчас он собирался привести Франсуа к себе, усадить на диван перед телевизором, предварительно убрав всех Зимних, наверное, в спальню, в которой вечно был бардак. Барнс так и не научился наводить идеальный порядок, который так любил Себастьян, и каждый раз говорил пустоте вокруг “прости”, словно Себастьян мог его услышать.
Незаметно выдохнув, Барнс открыл дверь, предлагая Франсуа войти.
– У тебя уютно, – сказал Франсуа, оглядывая отделанный деревом коттедж. – Ох, – он заметил коллекцию плюшевых Зимних Солдат. – Сколько их у тебя!
– Их Себастьяну дарили несколько лет подряд, – почти ровно сказал Барнс, но сердце пропустило удар, а в горле образовался ком. После смерти детей ему стало совсем не с кем поговорить о Себастьяне, некому было рассказать, чьи это куклы, и вот, нашелся человек, которому Барнс рассказал правду, как-то стихийно, не подумав о последствиях. И, вроде бы, с ним можно было поговорить, рассказать, как Барнс скучает, как до сих пор любит, но захочет ли это слушать влюбленный в него Франсуа? Барнс и сам понимал, что это форменное издевательство – говорить о бывшем любовнике нынешнему, даже если бывший – это горячо любимый супруг, с которым ты провел полжизни.
Франсуа обнял Барнса, положил подбородок ему на плечо.
– Тебе, наверное, будет тяжело смотреть его фильмы? – сказал он. – Может, просто дашь мне ссылки и я у себя посмотрю?
– Все нормально, – заверил Барнс. – Я сейчас Зимних уберу…
Он сгреб в охапку кукол, непроизвольно вдыхая запах, хотя Себастьяном они не пахли совершенно, прижал к себе и унес в спальню, высыпав на незастеленную кровать, и тут же вернулся, закрыв дверь.
– Присаживайся. Могу предложить кофе, чай, сок, какао. Ты пробовал какао или горячий шоколад? – спросил Барнс.
Проблемы с деревьями какао начались давно, Себастьян еще был жив, и Барнс тогда решил купить огромную оптовую партию шоколада и какао-порошка в вакуумных упаковках, и запасы его не оскудели до сих пор, хотя сейчас шоколад считался лакомством для богатых и очень богатых.
– Соевые плитки с ароматизатором, идентичным натуральному, – сказал Франсуа, усаживаясь на диван и сажая себе на колени одного из не перебравшихся в спальню Зимних Солдат. – Откуда у меня деньги на шоколад?
– Хочешь? – спросил Барнс, доставая из шкафа плитку шоколада.
– Ну… будет интересно. Ты так любишь шоколад? Разделим тогда пополам?
– Да, я очень люблю шоколад, – признался Барнс и достал из шкафа еще одну шоколадку, и протянул Франсуа. – Но у меня его достаточно, чтобы угостить тебя целой плиткой. Ешь.
Забравшись с ногами на диван, Барнс устроился рядом с Франсуа, подумал, и прижался к нему, обняв за талию одной рукой, а другой тыкал в телефон, включая первый фильм про Капитана Америку.
– Я совсем забыл, что раньше фильмы были плоскими, – пробормотал Франсуа, устраиваясь у Барнса под рукой и засовывая в рот кусочек шоколада. – Ух ты как вкусно! А что, правда раньше шоколад был совсем дешевым и продавался в любом супермаркете?
– Смотря когда раньше, – улыбнулся Барнс. – Во времена моего детства он тоже был дорогой. Вернее, он, может, и не такой дорогой был, но вот денег на него никогда не было. А потом – да. Полно всякого шоколада было, и купить его было легко.
Барнс не особо обращал внимание на происходящее на экране, он наклонил голову и прижался губами к макушке Франсуа, горячо выдыхая. Он только сейчас по-настоящему стал осознавать, что устал быть один.
А Франсуа увлекся фильмом. Он смотрел на экран, затаив дыхание, а когда в кадре впервые появился Баки Барнс, сжал руку Джеймса от избытка чувств.
– Так вот какой ты был до всего… – сказал он. – А Стив писал тебе из учебки и из армии?
– Нет, Стив не писал, секретная программа, все дела, – ответил Барнс. Они со Стивом никогда не обсуждали это, у них было полно других тем для разговора, чем выяснять, почему же малыш Стиви не писал на фронт своему лучшему другу. – Ну, это не я. Это Себастьян, он всегда был очень красивым.
– Но вы очень похожи, – сказал Франсуа. – И это же твоя история, а ты говорил, что она довольно точная. Что, за тобой правда так девчонки бегали?
– Правда, – ответил Барнс, продолжая утыкаться носом и губами в макушку Франсуа. Ему было вроде бы хорошо и спокойно, но с все равно немного горчило где-то то ли на языке, то ли глубоко в душе. Он не пересматривал фильмов с Себастьяном, хотя засмотрел до дыр некоторые свои обзоры, где он снимался. – Бегали. Если бы за это не запирали в психушке и не отправляли под трибунал, за мной бы и парни бегали. Или я за ними, сложный вопрос.
– Ух, я совсем забыл, как все сурово было в те времена, – признался Франсуа и дальше смотрел молча.
История Капитана Америка его не особо заинтересовала, а вот когда оказалось, что сто седьмой попал в плен, и Баки забрали для экспериментов, он напрягся.
– Ты… – начал он. – Это все правда было?
– Правда, – ответил Барнс, хотя хотелось соврать, что все это киношная выдумка. Он отчаянно не хотел, чтобы его жалели. Он даже в сочувствии по этому поводу не нуждался, потому что это все было очень давно, так давно, что иногда казалось, что и не было вовсе. Барнс надеялся, что Франсуа не будет жалеть его, словно бездомного щенка.
– Ты крут, что все выдержал! И этот переход по балке – ух! Я понимаю, что это не ты и кино, но у тебя же тоже все так было?
– Примерно так же. У меня этот кусок как в тумане, – признался Барнс, который действительно был не в себе, когда Стив стащил его с прозекторского стола, на котором он лежал. – Мне даже страшно почти не было. Я думал, что это сон.
– Ну еще бы, после всего остального!
Когда Баки Барнс сорвался с поезда в пропасть, Франсуа теснее прижался к Джеймсу.
– Господи, вот это по-настоящему страшно, – выдавил он.
– Когда я снова смог видеть сны, мне снился один и тот же кошмар, как я падаю, а вокруг все белое, – почему-то стал рассказывать Барнс. Франсуа вообще легко было рассказывать, словно они были давно знакомы. – Когда появился Себастьян, кошмары ушли. А теперь я снова ночами падаю в белое ничто.
– Давай я буду спать с тобой, – предложил Франсуа. – У меня огонь, у тебя белое ничто – может, они взаимно уничтожатся?
– Я… не уверен, что готов к этому, – честно сказал Барнс, не представляя, как заснет с кем-то не просто рядом, обнимая кого-то. Хотя он и секса себе не представлял, а все получилось очень хорошо, гораздо лучше, чем он предполагал. – Прости.
– Я буду ждать, – сказал Франсуа. – А ты приходи, когда захочешь.
Они досмотрели фильм. Франсуа высказался о самоубийстве Стива на «Валькирии». Посочувствовал ему – тяжело проснуться в другом веке. И спросил, шурша пустой оберткой из-под шоколада:
– А что было дальше?
– Дальше у Стива, или дальше у Баки? – уточнил Барнс, прикидывая, какой фильм включить следующим. – Чего-нибудь еще хочешь?
– Что было дальше у тебя? Ты же выжил.
– Очевидно, раз я тут с тобой сижу, – улыбнулся Барнс и включил следующий фильм по Стива. – Тут как раз Рамлоу будет, только его очень мало. Совсем-совсем мало-мало.
Диван был очень широким, и Барнс, откинувшись на спинку, пересадил Франсуа себе между ног, предлагая откинуться ему на грудь, и обхватил его.
Франсуа так и сделал. Устроился поудобнее, положил поверх ладоней Джеймса свои.
– Это что за классный хрен? – спросил он, когда на экране появился Рамлоу.
– А это и есть Рамлоу, – ответил Барнс, поглаживая Франсуа по груди, целуя в макушку.
Он соскучился по прикосновениям, он помнил, как хотел касаться Себастьяна. Всегда. Постоянно. Как не мог отойти от него дальше, чем на пару метров, как тяжело переживал, когда он уезжал. С Франсуа такого не было, он вполне был способен его отпустить, но сейчас тот был рядом, и касаться его хотелось неимоверно. Тактильный голод, так это называл Себастьян. Барнс довел себя до того, что у него от прикосновений было что-то сродни истерике, только очень тихой. И он гладил, целовал Франсуа, прижимал его к себе.
– Крутой мужик! – оценил Франсуа. Повернул голову и поцеловал Джеймса.
Когда на экране впервые появился Зимний Солдат, Франсуа подался вперед:
– Вот он! Ух ты!
– Да, у Себастьяна Солдат очень хорошо получился, – Барнс нехотя разомкнул объятия, позволяя Франсуа сесть, как ему нравится.
Франсуа поерзал и снова прижался спиной к груди Джеймса.
– Просто… ну, это круто. Кино, но понимаешь… я знаю, что это кино, что это твой муж снимался, но в то же время, все это происходило с тобой на самом деле, и это круто!
– Тут драки хорошо поставлены, а на самом деле мы со Стивом так накинулись друг на друга, что хрен разберешь что-то в том мельтешении, – рассказывал Барнс. – Я его не узнал, я его совсем не помнил.
– Да, хореография потрясающая. Хотя тут скорее танец, чем драка.
Сцена с обнулением потрясла Франсуа.
– Так ты его вспомнил! А тебя… Что это было, Джеймс? Электрошок? А Рамлоу стоял и смотрел?
– А что он должен был сделать? – поинтересовался Барнс, который хоть и прочел множество фиков о том, как Рамлоу героически вытаскивал его из Гидры, влюбляясь по самые уши, не шибко верил в подобный расклад. – Он хорошо ко мне относился, не пиздил лишний раз, помогал после крио и обнулений в себя прийти.
– Думаешь, он просто ничего сделать не мог? – спросил Франсуа.
– Я не знаю, малыш, – ответил Барнс, чуть крепче прижав Франсуа к себе, и легко провел по его шее дорожку из легких поцелуев. – Почему тебя это так волнует?
Как ни странно, Барнс был уверен, что ответ он знал, потому что ответ был очевиден – Франсуа любил его, и вряд ли хотел иметь что-то общее с человеком, который ничего для него не сделал, а просто стоял рядом и смотрел. Но Барнс понятия не имел, что было в голове у Рамлоу, в фильме он был более чем второстепенным бессовестным злыднем. Они с Себастьяном об этом даже практически не говорили, так, обсудили разок и забыли. Поэтому на данный момент у Барнса не было идей, каков же был Брок Рамлоу, кроме того, что он относился к Зимнему Солдату лучше многих.
– Потому что я не понимаю, как можно биться вместе с человеком и ничего не сделать, когда его так мучают, – объяснил Франсуа.
– А никто не говорил, что он считал меня человеком, – ответил Барнс. – Малыш, рядом с Солдатом на самом деле крутилось очень много народу, но никто не посчитал нужным спасать его. Он сам, кстати, тоже не спешил себя спасать, хотя мог бы. У Солдата была достаточная автономия, чтобы сбежать. Но… Не было там человека, была машина.
– Я все равно не понимаю, как так можно, – упрямо сказал Франсуа.
На эпизоде, когда на Трискелион обрушился хэлликэрриер, Франсуа вытянулся в струнку и замер, стиснув зубы.
– Почти мой сон, – выдавил он. – Другой ракурс.
– Т-ш-ш-ш, – Барнс прижался грудью к закаменевшей спине, погладил по груди, пытаясь успокоить, хоть как-то поддержать, потому что помнить, как на тебя падает дом, особенно, когда он на тебя не падал, должно было быть страшно. – Это было не с тобой, Франсуа. Не с тобой.
– Снится, – только и сказал Франсуа.
Подвинувшись так, чтобы поцеловать его, Барнс накрыл губы Франсуа своими, забрался в короткие волосы, поглаживая затылок, пытаясь отвлечь, а сам подумал, что Рамлоу как был мудаком, так и остался. Не мог слить мальчишке каких-нибудь более приятных воспоминаний, чем о том, как помирать в разных вариациях. Хотя, может быть, это были самые яркие его воспоминания. Барнс не знал, как это работает, а спросить было совершенно не у кого, они со Стивом спали очень вразнобой и виделись крайне редко.
