Текст книги "Хищник"
Автор книги: РуНикс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Морана изучала его, сузив глаза. Он казался достаточно искренним. Она кивнула.
– Всё нормально.
– Слышал, на тебя напали. С тобой все в порядке?
Морана подняла брови, хотя его беспокойство казалось искренним. А потом она вспомнила, что сказала ей Амара о двух мужчинах, защищающих женщин. Она снова кивнула.
– Я в порядке. Но мне нужна моя машина завтра.
Данте улыбнулся.
– Тристан уже организовал ремонт.
Ее брови коснулись линии волос, когда она повернулась к другому мужчине.
– Ты организовал?
Он проигнорировал ее, глядя на Данте.
– Я должен собраться?
– Да.
Еще один безмолвный взгляд.
Тристан Кейн кивнул и обошел стойку, направляясь к лестнице. Данте повернулся к ней, его темные глаза были искренне озабочены.
– Моя квартира двумя этажами ниже. Я знаю, что ты сказала, что не хочешь с ним работать, поэтому, если хочешь, можешь остаться там на ночь. Меня не будет дома, и она будет
пустой.
Она увидела, как Тристан Кейн остановился на лестнице, прежде чем она смогла что-то сказать, все его тело напряглось, когда он повернулся к Данте, его глаза были холодными.
– Она остается здесь, – прорычал он.
Прорычал.
Морана удивленно моргнула, заметив резкость в тоне. Это вызвало у нее дрожь. Она подумала бы, что он был бы рад избавиться от нее из своих волос.
Данте заговорил рядом с ней, обращаясь к мужчине с рукой в карманах.
– Это лучший вариант. Ты вернешься позже, а я нет. Она может с комфортом остаться до утра.
Тристан Кейн не моргнул от своего кровного брата, и они снова переглянулись.
– Тристан... – произнес Данте слегка обеспокоенным голосом. – Ты не ...
Тристан Кейн обратил на нее глаза, сила его взгляда выбила дыхание из ее легких.
– Сегодня ночью тебе не причинят никакого вреда, – сказал он ей твердым убеждением в голосе. – Оставайся.
Прежде чем Морана успела моргнуть, не говоря уже о том, чтобы переварить слова, он исчез.
И Морана сидела именно там, где сидела несколько минут назад, совершенно ошеломленная.
***
Дождь.
Капли бьются о стекло в музыкальной
меланхолической симфонии. Было что-то в звуке дождя, от которого ее грудь пронзила боль.
Морана лежала, свернувшись на боку, прислушиваясь к звуку капель дождя, ударяющемуся по стеклу, к побуждению почувствовать их, увидеть, подавляющих ее.
Она была совсем одна. В комнате. В пентхаусе. В ее жизни.
Сглотнув, она слезла с кровати в затемненной комнате и медленно пошла к двери, ее сердце почему-то тяжелело в груди. Открыв дверь, она выглянула в полностью затемненную гостиную и тихими ногами пошла к стеклянной стене, которая манила ее на уровне, о котором она даже не подозревала.
Слабый свет снаружи почти незаметно проникал сквозь стену. Она шла все ближе и ближе к стеклу, видя, как капли дождя разбиваются о стекло и скользят вниз.
Морана остановилась в шаге от стекла, наблюдая, как ее дыхание медленно испаряет его, прежде чем он исчез. Тучи тяжело висели в ночном небе, огни города мерцали справа, сверкали, как драгоценные камни, на обсидиановой ткани, море слева от нее, насколько она могла видеть, вздымалось и опускалось от шторма.
Морана стояла на месте и глотала зрелище, ее горло сжалось.
Она никогда не видела такого дождя. Никогда не чувствовала этой свободы в ее глазах. Виды из окна заканчивались ухоженными лужайками и высокими заборами, за которыми ничего не было видно. Она почувствовала, как ее руки поднимаются сами собой, глубокая потребность в ее сердце такая острая, в чем-то, чего, как она знала, никогда не может быть, в чем-то, чего она даже не знала, что ей нужно.
Ее руки колебались в дюйме от стекла, сердце истекало кровью. Она медленно прижала их. Холодное стекло казалось твердым в ее ладонях. Она стояла там долгое время, страдая, всего лишь стеклянная стена между ней и верной смертью. Она смотрела на город так, как никогда не видела, на город, в котором прожила всю свою жизнь, на город, который все еще был чужим.
Ее руки скользнули по стеклу, когда она села на пол прямо напротив него, скрестив ноги, и наклонилась вперед, от ее дыхания стекло многократно пропаривалось.
В небе загремел гром, луч молнии залил все
ослепительно-белым, прежде чем исчезнуть. Капли падали на стекло в тандеме, пытаясь разбить его, как пули, пытаясь добраться до нее, но не в состоянии сделать этого. Она сидела за стеной, желая почувствовать на себе эти капельки, желая позволить им обжечь ее, но не могла. И разве это не ее жизнь. Тоска по вещам, которых она не могла достичь, вещам, которые пытались добраться до неё и упирались в стену. Стеклянная
стена. Где она могла видеть все, точно знать, что ей не хватало, тонуть в своем сознании, даже если стекло не могло разбиться. Потому что, как и сейчас, разбить стекло означало смерть.
И в последнее время Морана задавалась вопросом, не стоит ли оно того.
Ее губы дрожали, руки прижались к стеклу, видя, как слезы падают с неба и скатываются по стенам в поражении, и почувствовала, как одна из них выскользнула из уголка глаза.
И почувствовал его в комнате.
Ей следовало повернуться и встать. Она знала, что определенно не должна отдавать ему свою долю, не должна оставлять себя уязвимой. Но в тот момент она не могла заставить себя убрать глаза с поля зрения и руки от стекла. Она не могла заставить себя напрячься. Она чувствовала себя уставшей. Измученная глубже ее костей.
И тот факт, что он сказал ей, что она не пострадает, говорит о том, что она не пострадает. Она видела в своей жизни достаточно лжецов, чтобы узнать человека, который не был им. Он не скрывал своей ненависти к ней, и, наоборот, именно это говорило ей, что в данный момент она может поверить его слову.
Так что она не напрягалась, не оборачивалась, просто ждала, когда он уйдет. Когда он смотрел на нее, ее шея покалывала, и она почувствовала, как он двигается. Она не знала, откуда она это узнала. Он абсолютно не издавал ни звука, его ноги совершенно бесшумно стояли на полу. Но она знала, что он двинулся.
Она сидела в тишине и видела его ступни периферией. Она не подняла глаз. Он не смотрел вниз. Молчание продолжалось.
Морана не сводила глаз с капель дождя, ее сердце бешено колотилось, когда он скрестил ноги и сел в футе от нее, глядя наружу.
Морана взглянула на него краем глаза, увидев, что его расстегнутая рубашка дразнит полосу плоти, которую она видела ранее, его вес лежал на его ладонях, покоящихся на полу, когда он опирался на них.
Она увидела небольшой шрам и почувствовала боль в сердце. Она никогда не думала о том, что случилось с мужчинами в их мире, несмотря на всю несправедливость, которая происходила с женщинами. Она знала, что сила и
выживание являлась двумя конечными точками, но никогда не задавалась вопросом, какова цена этого.
Были ли шрамы на нем нормой или аномалией, каким был он? Являлись ли они ценой этой аномалии семье, которая ценит кровь?Сколько было нанесено врагами? Сколько из них
попало в руки семьи? Было ли это ценой того, что он пришел туда, где он был в их мире? Какие потери это нанесли мужчинам? Не поэтому ли
большинство из них такие отстраненные? Потому что это стало единственным способом справиться с болью? Это то, что случилось с ее отцом? Был ли он отстранен, потому что именно так он справлялся всю свою жизнь, ради сохранения
своей власти?
Вопросы оставались в ее голове, наряду с воспоминаниями о порезах, которые она видела на теле человека рядом с ней. Она могла ненавидеть его, но уважала силу. И его тело, как она поняла, было больше, чем оружием. Это храм силы. Это хранитель сказок – рассказов о его выживании, о вещах, которые она даже не могла понять в этом уродливом, некрасивом мире.
Морана подумала об Амаре, о пытках, которым она сопротивлялась и выживала в течение нескольких дней от рук врагов, и поняла, насколько ей по-настоящему повезло в сравнении с ней. Ее никогда не похищали, никогда не пытали,
никогда не насиловали, как многих других женщины в их мире. И она задавалась вопросом, почему. Это из-за ее отца? Или по какой-то другой причине?
– Моя сестра любила дождь.
Тихо произнесенные слова в этом хриплом, резком голосе виски и греха прорвались сквозь ее мысли.
А затем слова проникли в нее, ошеломляя ее. Не только потому, что он поделился с ней чем-то в высшей степени личным, но и из-за глубокой, глубокой любви, которую она слышала в его тоне.
Она не думала, что он способен на любовь, которую она слышала в его голосе, ни к кому. И это ее ошеломило. Морана не повернулась, чтобы взглянуть на него, даже не посмотрела на него, как и он на нее, но ее руки прижались к стеклу, удивление охватило ее от его слов, даже если это смутило ее.
Она сглотнула, ее сердце сильнее забилось.
– Я не знала, что у тебя есть сестра, – сказала она тем же мягким тоном, не отводя взгляда.
Тишина.
– Я больше не знаю этого.
И ровный тон вернулся. Но Морана этому не поверила. Она слышала это тепло, слышала любовь. Даже он не мог так быстро вернуться в этот отстраненный режим. Но по какой-то причине она его не называла.
Они сидели в полной темноте, глядя на небо, город и море, смотря на быстрые капли, падающие синхронно с сердцебиением, тишина между ними не была густой, но и не хрупкой. Просто тишина. Она не знала, что с этим делать.
Ее рот открылся прежде, чем она смогла об этом подумать.
– Моя мама любила дождь.
Пауза.
– Я думал, у тебя есть мать.
Знакомый узел перехватил ее горло.
– Я тоже больше не знаю этого.
Она почувствовала, как он взглянул на нее, и повернула голову, ее глаза встретились с глубоким, глубоким синим. Что-то темное снова мелькнуло в его глазах, и он перевёл взгляд в сторону.
Морана сглотнула.
– Почему ты хотел, чтобы я осталась здесь?
Он сидел там, не напрягаясь, не глядя на нее, его взгляд смотрел наружу. Тишина.
– Данте был прав. Я могла бы быть там в безопасности и в комфорте, – тихо сказала она ему.
– Ты здесь в безопасности и комфорте, – сказал он ей столь же тихим голосом, слова полны смысла. – На сегодня.
– На сегодня.
Морана снова посмотрела в окно, увидела дождь, услышала, как он хлопает по стеклу, когда она сидела в футе от него. Они сидели в этой кромешной тьме, поддерживая своего рода безмолвное перемирие, которое, как она знала,
прекратится с восходом солнца, безмолвное перемирие, которое они никогда не признают при свете дня, украденный темный момент у стеклянной стены, который она запомнит, но никогда не скажет.
Она запомнила это, потому что в этот момент что-то внутри нее изменилось. Совершенно изменилось, потому что в этот момент враг, человек, который ненавидел ее больше всего на свете, сделал то, что никто никогда не делал. В тот момент человек, заявивший о ее смерти, дал ей представление о жизни, сделав то, что он, вероятно, даже не осознавал. В тот момент враг сделал то, что никто даже не пытался сделать для нее.
Он заставил ее почувствовать себя немного менее одинокой. Момент закончится, когда выйдет солнце.
Но в этот момент тишины что-то внутри нее за пределами ее собственного понимания, хотя она и ненавидела его, изменилось.
Глава 9
Поворот
Ее тяготила нерешительность, когда дело касалось ее собственных эмоций.
Ее отец больше не звонил. Ни разу.
Морана не знала, почему это ее беспокоило, но по какой-то причине она не могла избавиться от ощущения, что что-то должно произойти. То, что ей ни в коем случае не понравится. В любом случае она бы не стала, если бы это делал ее отец.
Глубоко вздохнув и отбросив эти мысли на потом, она открыла дверь в гостевую спальню и вошла в пентхаус.
После предыдущей ночи, будь она обычной девушкой в любом другом мире, она бы не знала, чего ожидать. Но ее нормальность была нестандартной, и именно поэтому она знала, чего ожидать.
Она вышла из гостевой спальни, зная, что в пентхаусе она одна. Он ушел, как только рассвело, и она тоже, отступив в гостиную на остаток ночи, несколько часов назад.
Они не говорили ни слова после этой беседы, но когда она шла на кухню, она знала, что безмолвное перемирие, существовавшее с теми хрупкими каплями исчезли вместе с дождем. Солнце ярко сияло в небе, свет проникал сквозь стеклянную стену и освещал всю комнату, каждый темный дюйм пространства был затронут огнем, кондиционированный воздух отводил жару. Этот великолепный вид открывался перед ее глазами, солнечный свет отражался от воды с одной стороны и перелезал через здания с другой.
Сев на табурет, на котором она сидела накануне вечером, она подумала приготовить себе кофе, но передумала. Перемирие закончилось. Однажды она уже была под наркотиками. Она не была настолько дурой, чтобы снова стать ею.
Звук открывающегося лифта заставил ее быстро повернуться, положив руку на сумочку, в которой находился ее пистолет. Ее хватка за сумочку немного ослабла, когда она увидела идущую к ней Амару, ее высокое пышное тело в коричневых брюках, красном топе и зеленом шелковом шарфе. Ее темные, дикие кудри, ниспадающие на ее красивое лицо, и легкая улыбка на губах.
– Доброе утро, Морана, – кивнула женщина, ее лесно– зеленые глаза сияли.
Морана слегка расслабилась и кивнула в ответ.
– Амара.
Амара улыбнулась и открыла холодильник.
Знакомая манера, с которой она передвигалась по комнате, доставая очки из шкафов, почему-то раздражала Морану. Она стиснула зубы и отвернулась, глядя на вид.
– Хочешь сока?
Морана обернулась и увидела, что она держит в руке немного апельсинового сока, склонив голову в вопросе. Она заколебалась, и Амара улыбнулась.
– Я не добавляла сюда наркотики, не волнуйся.
Мысленно качнув головой, Морана кивнула.
– Я не могу винить тебя за беспокойство. Не после того, что случилось в клубе, – продолжала говорить Амара, выливая прохладную жидкость в два высоких стакана, ее голос был таким же мягким тембром, что и раньше, заставляя сердце Мораны сжиматься.
В голове бешено забегали вопросы об этой женщине, проявившей единственную доброту. Каково ей было, зная, что она никогда не могла говорить громче шепота? Будет ли ей больно, если она заговорила громче? У нее тоже имелись физические шрамы? Насколько сильно ее пытали?
Морана отбросила вопросы, в ее голове возникли более насущные.
– Ты благополучно вернулась в клуб той ночью? – спросила она, когда Амара села напротив нее, положив локти на стол.
– Да, – мягко ответила Амара. – Тристан был там. Я находилась в безопасности.
Это заявление, исходящее от женщины, которую пытали в детстве, многое рассказало Моране. Она отложила это на потом и продолжила задавать вопросы.
– Ты знаешь, кто сел во внедорожник после того, как ты и мистер Кейн добрались до клуба?
Амара слегка нахмурилась, ее губы поджались.
– Нет. Что-то случилось?
Морана вздохнула, качая головой. Нет смысла рассказывать ей эту историю, если он этого не сделает. Он сказал Данте? Или снова опустил информацию?
– Хотя, – размышляла женщина, ее темные глаза мигали в памяти, – Теперь, когда я думаю об этом, Тристан действительно поспешил, когда увидел, что внедорожник снова поехал.
Морана смотрела, как Амара делает глоток из своего стакана, и, убедившись, что все в порядке, она сделала глоток из своего. Сладкий прохладный напиток заполнил ее горло, пощипывая чувства, когда она села прямее, глядя на другую женщину.
– Знаешь, ты невероятно храбрая, – произнесла Амара своим приглушенным голосом с улыбкой на губах.
Морана удивленно моргнула, прежде чем почувствовать, что слегка краснеет.
– Хм, спасибо, я думаю.
Другая женщина усмехнулась ее неловкому ответу, полностью расслабившись в пространстве.
– Тристан – устрашающий человек, сам по себе. И он изо всех сил старается запугать тебя еще больше. Тот факт, что ты провела ночь в одиночестве в его доме, многое говорит мне о тебе. Хотя ты единственный ребенок мужчины такой же известный, как твой отец ... Не знаю, почему я удивлена. Ты сильная. Я восхищаюсь этим.
Сильнее покраснев, хотя она пыталась скрыть это, Морана прочистила горло. Она никогда не получала комплиментов ни за что, кроме ее интеллекта. И получить его сейчас, о чем-то столь укоренившемся в том, кем она являлась, было, мягко говоря, тревожно.
Готовая сменить тему, она глубоко вздохнула и..
– Ты живешь здесь? – слова растворились в воздухе.
Aмара выпила немного ее сока, ее глаза расширились, прежде чем она лопнула от смеха. Звук был мягким, но подлинным.
– С Тристаном? Господи, нет!
Это беспокоила Морану, но она расслабилась после услышанного.
Амара продолжала хихикать.
– Этот человек территориально относится к своему пространству. Очень территориально. Однажды я вошла в его комнату, не постучав, он чуть не выпалил из меня глаза!
Все внутри Мораны застыло от этой информации.
Вчера она без разрешения вошла в его комнату. Она стояла прямо на краю его пространства, и он видел ее. Вот только он не смотрел. Он был поражён.
Слова, его слова, сказанные несколько недель назад, заполнили ее разум.
У меня есть территория, которая принадлежит мне. Никогда не вторгайся в неё.
Может, это были всего лишь слова в попытке утвердить его контроль, как она думала, или что-то еще?
Голос Амары вырвал ее из мыслей.
– Тристан не пускает людей в свое пространство. Все, кто его знают, об этом в курсе.
Морана моргнула, все еще не оправившись от вопросов о невероятно сбивающем с толку человеке.
– Тогда почему он позволил мне остаться здесь?
Почему настоял на том, чтобы она осталась? Почему так зарычал, когда Данте был готов предложить ей свою квартиру?
Глаза Амары слегка сузились, на ее губах появилась улыбка.
– Это любопытно, не правда ли?
Морана молчала. Амара покачала головой.
– Итак, отвечаю на твой вопрос, нет, я здесь не живу. Но живу поблизости.
Ее любопытство было возбуждено.
– Ты не живешь в Тенебре?
Морана увидела тень от глаз Амары, когда она отвела взгляд. Задумчивость окутывала ее плечи, когда она вздохнула, вздох вырвался из глубины ее души.
– Я могу навестить там свою семью, но мне не разрешили остаться.
Интересный подбор слов.
– Почему? – спросила Морана прежде, чем смогла остановиться.
Амара посмотрела на Морану, ее темные глаза горели болью, неся темное бремя, хотя ее губы криво улыбались.
– Некоторые вещи лучше оставить без ответа, Морана. Мой дом там. Моя мама по-прежнему обслуживает семью Марони. Мои корни, все, что я есть, все, кого я люблю, все там. Но я проклята, чтобы не остаться.
Морана моргнула, чувствуя боль в сердце из-за женщины. У Амары был дом, любящее место, где она никогда не могла жить. Морана жила в одном месте, но не имела дома. И в этот момент она почувствовала боль женщины.
Прежде чем она осознала это, ее рука пересекла пространство между ними, схватила Амару и мягко сжала.
– Мне жаль.
Морана увидела удивление в глазах другой женщины от этого жеста, даже когда она сжала руку в ответ, ее выражение было мягким, благодарным. Она пожала плечами.
– Иногда я просто скучаю по дому. Вот почему я так рада, когда приходят Тристан или Данте.
– У тебя здесь должны быть друзья, – размышляла Морана.
– Не совсем, – Амара посмотрела вниз. – Я здесь в основном по работе. К тому же это не мой город. У меня имеются ограничения.
Морана хотела сказать ей, чтобы она когда-нибудь позвонила. Хотела сказать ей, что у нее тоже нет друзей. Хотела сказать ей, что хотела бы подружиться с самой смелой. Но не могла.
У нее вертелись слова на кончике языка, готовые вырваться наружу. У нее была эта потребность, так глубоко внутри нее, узнать кого-то, завести друга, поделиться своей жизнью и историями с человеком. Но подобные действия могут иметь последствия не только для нее, но и для Амары. Она была изгнана собственным городом и отправлена сюда. Морана не могла заставить ее выбросить или убить.
Она закусила губу и отдернула руку, откашлявшись, выглянула из стеклянной стены внутри себя, но не могла дотянуться.
Звук открывающегося лифта спас ее от неловкой тишины.
Морана снова повернулась, чтобы увидеть
новоприбывших, ее взгляд упал на Данте и входящего Тристана Кейна, обоих высоких, широких, невероятно красивых мужчин. Она увидела, что Данте запнулся на секунду, когда его взгляд упал на Амару, но он продолжал приближаться к ним, одетый в другой острый костюм. С другой стороны, мужчина рядом с ним грациозно вошел, привлекая взгляд Мораны. Снова.
Она чувствовала, как ее живот сжался, когда ее глаза встретились с его, эти острые голубые глаза великолепно выглядели на солнце, его плотное мускулистое тело в простой футболке и штанах-карго говорило ей, где бы они ни были, это было достаточно неформально.
– Вижу, ты поудобнее устроилась на моей кухне, Амара, – сказал он своим виски-голосом женщине позади нее, хотя его глаза не отрывались от нее.
– Просто на твоей кухне, – ответила Амара мягким, но задорным голосом.
Данте подошел к стеклянной стене, засунув руки в карманы, и посмотрел на вид, полностью игнорируя всех в комнате. Морана наблюдала за другим мужчиной, чувствуя напряжение между ним и Амарой. Она и раньше это чувствовала.
С любопытством она оглянулась на Тристана Кейна, но обнаружила, что он роется в своих шкафах, его глаза смотрели на нее так же, как ее глаза смотрели на него.
Он посмотрел на нее. Ее сердце заикалось. Он отвел взгляд. Ее сердце забилось.
Закрыв глаза на свою глупую реакцию, Морана откашлялась и повернулась к Данте, который стоял у стены.
– Ты что-нибудь нашёл на складах?
Данте не повернулся, а громко заговорил.
– Не здесь. Но в Тенебре были определенные.. странности.
– Странности? – Морана заинтересованно наклонилась вперед.
– Этот склад давным-давно принадлежал одному из наших местных конкурентов, – сообщил ей Данте, его профиль был резким на солнце. – За исключением оборудования, которое нашли мои люди, оно принадлежало другой банде. Мы пока не можем выяснить, кто его использовал.
Морана прищурилась, колёсики в ее голове закружились.
– Что будет означать для мистера Кейна, если будут использованы коды и его подставят?
Данте обернулся, пристально глядя на нее.
– Это будет означать его смерть, Морана.
Таким образом, она могла исключить возможность того, что Тристан Кейн играет в игру с вдохновителем и подставляет себя. Если только этот человек не был на самоубийственной миссии.
– Ты узнаешь о любых событиях, как только они произойдут, – пообещал ей Данте, и Морана кивнула, отказываясь повернуться к другому мужчине.
Амара прочистила горло.
– Я на самом деле просто пришла, чтобы отдать это тебе, Морана.
Морана посмотрела на стойку и обнаружила, что там лежат ключи от машины. Ее машину, ее ребенка починили. Ее глаза метнулись, чтобы встретиться с глазами Тристана Кейна. Он не смотрел на нее.
Морана кивнула, ее сердце учащенно забилось, и она спрыгнула с высокой табуретки, закинула сумочку через плечо и схватила ключи.
– Мне пора уходить, – пробормотала она, один раз оглядевшись.
Данте вежливо кивнул ей, на что она кивнула в ответ, зная, что они свяжутся.
Амара улыбнулась ей.
– Надеюсь, мы встретимся снова, Морана.
Морана сглотнула.
– Я тоже.
А потом она обернулась, не сказав ни слова хозяину пентхауса, не взглянув в его сторону, без выражения той благодарности, которую она чувствовала. Она шла к лифту быстрыми, уверенными шагами, ее глаза в последний раз посмотрели на вид снаружи, запоминали его, врезаясь в память, как предыдущая ночь была запечатлена в ее душе.
За ее спиной никто не произнес ни слова. Напряжение ласкало ее спину, когда она вошла в лифт, ее сердце колотилось, ладони вспотели.
Глубоко вздохнув, она повернулась, чтобы нажать кнопку, и обнаружила, что ее глаза в последний раз столкнулись с великолепными голубыми глазами, в то время как он стоял на
кухне и смотрел на нее.
Морана нажала кнопку, их взгляды встретились.
И двери закрылись.
***
Что-то пошло не так.
В тот момент, когда она влетела в двери особняка, в ее животе воцарилось глубокое дурное предчувствие.
Она не должна была возвращаться. Ей следовало взять свою отремонтированную прекрасную машину и поехать куда– нибудь, кроме этого особняка. Но она этого не сделала. Потому что Морана Виталио была многогранной, но не трусихой. И если она собиралась умереть, она умрет, зная об этом.
Стиснув зубы, она припарковала машину на этом месте и вышла, ее глаза блуждали по новым колесам. Как Тристан Кейн отремонтировал машину за ночь, за такую бурную ночь? Были ли у него хорошие связи?
Покачав головой и выбросив этого сбивающего с толку мужчину из своих мыслей, Морана окинула взглядом прекрасные залитые солнцем лужайки, великолепную подъездную дорожку и потрясающий особняк.
И не ощущая ничего, кроме дурного предчувствия.
Она собиралась уйти. Она пообещала себе, что в тот момент, когда коды будут найдены, она сбежит и исчезнет, изменит свою личность, будет жить так, как ей хочется. Она собиралась уехать куда-нибудь далеко-далеко и без колебаний будет заводить друзей, встречаться с мужчинами и веселиться, и жить без смерти, которая каждый день свисает над ее головой.
В тот момент, когда коды будут уничтожены, она все бросит.
Чувствуя, как сила вливается в нее с этим решением, Морана направилась к своему крылу, намереваясь пойти прямо в ее комнату. Глаза людей ее отца следовали за ней, когда она увидела мужчину, сидящего в беседке, с двумя другими стариками, грубыми мужиками, обсуждающие дела.
Он видел, как она вошла и жестом велел, чтобы она пришла к нему, жест, который раздражал ее ни в коей мере. Морана была бы рада показать ему средний палец и уйти в свою комнату, но он сидел с другими людьми, и она знала, что подобное неповиновение, особенно после вчерашней ночи, могло слишком сильно его толкнуть.
Итак, снова стиснув зубы через несколько минут, Морана подошла к тому месту, где он сидел. Большой навес из листьев над головой создавал тень для всех сидящих.
Ее отец посмотрел на нее, его глаза были совершенно нейтральными, в них не было ни единого огонька.
– Сегодня мы ужинаем не дома, в Кримсоне. Оденься соответствующе.
Морана кивнула и подождала, пока он что-нибудь скажет. Он приподнял брови и велел ей уйти еще одним щелчком пальцев.
Сжав руки в кулаки, она отвернулась и пошла в свою комнату, плотно заперев за собой дверь. Затем села на свою кровать. И подумала.
Он был отключён. Она ожидала, что он рассердится или даже начнёт насмехаться. Она ожидала, что он будет равнодушен, как всегда. Но это... это почти казалось манипулятивным. Его спокойствие после того, как она провела ночь вне
дома, было неприятным. Это не очень хорошее затишье. И живот у нее почему-то забился узлами, и не в хорошем смысле. Не те узлы, которые ей нравились.
Твоя независимость – это иллюзия, которую я позволил тебе поддерживать.
Глубоко вздохнув, Морана встала и направилась к ванной, с каждым шагом узелки только усиливались.
***
Кримсон.
Ее губы были малиновыми. Кровь, приливавшая к ее телу, была красной. Кровь, которую она хотела, чтобы из носа другого мужчины текла, была малиновой.
Сжав подбородок, Морана сидела в ресторане за столиком в углу, который всегда был отведен ее отцу, одетая соответственно в черное платье без рукавов и спины, которое расширялось в юбке от ее талии. Единственное, что было примечательным в этом, это простой разрез сбоку. За столом сидели еще четверо мужчин, кроме ее отца.
Ее отец не сказал ей ни слова в течение дня, и хотя это не было чем-то необычным, это было необычно после того трюка, который она проделала. Это необычный день. Обычно на ужины она ездила на собственной машине. Сегодня ее отец просто сказал ей сесть в его машину. Она почти запротестовала, когда он посмотрел на нее молчаливым взглядом.
– Важно, чтобы мы приехали вместе, – сказал он ей.
Морана прикусила язык и села в машину.
А теперь она сидела, понимая, почему ее отец хотел, чтобы они приехали вместе. Это был не просто ужин. Это был унизительный ужин.
Один из мужчин, красивый мужчина лет тридцати с небольшим, сидел рядом с Мораной, в третий раз пытаясь залезть рукой под разрез на ее платье. В первый раз она подумала, что это случайное прикосновение. Во второй раз отвела его руку и строго посмотрела в его сторону. Однако на этот раз ее вспыльчивость взорвалась. Она взяла его за руку и разогнула его пальцы назад.
– Коснись меня еще раз, и я сломаю тебе пальцы.
После ее слов на стол воцарилась тишина. Отец взглянул на нее, приподняв бровь. Она ждала, что он сделает выговор ей или мужчине. Он просто отвернулся, снова вовлекая остальных в разговор, будто мужчина на десять лет старше ее не пытался приставать к ней под столом.
Морана с отвращением отбросила мужскую руку от себя. Она откинулась на спинку стула, глубоко вздохнула, гнев пронзил ее кости.
– Наряд здесь.
Слова одного из мужчин средних лет за столом прорвались сквозь ее малиновый туман.
Ее отец кивнул.
– Я знаю. Охрана на месте.
По сигналу Морана впервые огляделась по ресторану и поняла, что ее отец был прав. Место, все место было охвачено охраной. И их, и Наряда. За столами настороженно сидели люди в штатском, оружие было спрятано, но явно видно по их одежде, угроза взрыва висела в воздухе. Гражданские лица, казалось бы, осознающие, что происходит, были напряжены и как можно быстрее заканчивали трапезу. Персонал ходил на яичной скорлупе, и нервозность капала с каждого подноса.
