Текст книги "А отличники сдохли первыми... 5 (СИ)"

Автор книги: R. Renton

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

7.

Мико

Шесть месяцев назад, анонимно и через осторожного брокера, я купил один из самых больших особняков позолоченного века в Чикаго. Он расположен на северной окраине города в густом лесу. Вы вряд ли узнаете, что вообще находитесь в Чикаго. Деревья настолько густые, а каменные стены вокруг особняка такие высокие, что в окна почти не проникает солнечный свет. Даже обнесенный стеной сад полон тенелюбивых растений, которые могут выдержать тусклый свет и тишину.

Его называют Домом барона, потому что он был построен для пивного барона Карла Шульте в стиле немецкого барокко. Все это обветренный серый камень, черные железные перила, богато украшенные скульптурные рельефы в виде завитков, медальонов и двух громадных мужских фигур, которые держат портик на своих плечах.

Я купил его, думая, что он станет убежищем. Место, куда я могу пойти, когда захочу уединиться.

Теперь я понимаю, что это идеальная тюрьма.

Как только вы проходите через железные ворота, вы исчезаете.

Я собираюсь заставить Нессу Гриффин исчезнуть. С того момента, как Йонас приведет ее ко мне, ни одна душа не увидит ее лица. Ни шпионы, ни свидетели. Ее семья может сносить город кирпич за кирпичом, и они не найдут ни следа ее.

Представляя их панику, я впервые за долгое время улыбаюсь. У Гриффинов и Галло так много врагов, что они не узнают, кто похитил ее. Братерство — их худшие и самые недавние враги, но в своем высокомерии они думают, что уничтожили нас, убив Таймона. Они настолько чертовски близоруки, что я сомневаюсь, что они даже знают мое имя.

Именно это мне и нравится. Я — вирус, который вторгнется в их систему незаметно. Они даже не поймут, что произошло, пока не начнут харкать кровью.

Я слышу звук машины, въезжающей во двор, и чувствую всплеск предвкушения. Я действительно жду этого.

Мои шаги звенят по голому камню вестибюля, когда я спешу к двери. Я спускаюсь по ступенькам и оказываюсь возле Land Rover еще до того, как Йонас вылезает из машины.

Он вытаскивает свою массу с переднего сиденья, выглядя довольным собой.

— Все прошло отлично, — говорит он. — Я попросил Андрея отвезти джип в мастерскую (chop shop - мастерская по разборке угнанных машин). Сначала он закоротил GPS, чтобы они не смогли отследить его до того места, где он сломался. Потом он все разобрал и разбил. Они не найдут даже фары.

— У тебя ее сумочка? — спрашиваю я его.

— Вот здесь.

Он тянется на переднее сиденье и достает сумочку, простую кожаную сумку, такую же, какая была у нее в клубе. Это единственная сумочка, которой она пользуется, к счастью, поскольку именно с ней она ходила целую неделю пока я следил за ней. Если бы она была типичной избалованной светской львицей с дюжиной дизайнерских сумок, это было бы очень неудобно для меня. Но это все равно бы меня не остановило.

— Я выбросил ее телефон в мусорный контейнер на Норвуд, — говорит Йонас.

— Хорошо, — я киваю. — Давай отнесем ее наверх.

Йонас открывает заднюю дверь. Несса Гриффин лежит без сознания на заднем сиденье. Ее рука безвольно болтается, а глаза подергиваются за закрытыми веками. Ей что-то снится.

Йонас берет ее за ноги, а я беру ее под руки и несу в дом. Ее тело неловко болтается между нами. Через мгновение я говорю: — Я отнесу её, — и подхватываю ее на руки.

Несмотря на то, что она лежит мертвым грузом, это не тяжелый груз. Я могу легко нести ее по лестнице. На самом деле, меня настораживает, насколько она хрупкая. Слишком худая, ее ключицы просвечивают сквозь кожу, впалые и похожие на птичьи. Она бледная от наркотиков, ее кожа почти прозрачная.

В ее распоряжении будет все восточное крыло. У Йонаса свои комнаты на первом этаже, как и у Андрея и Марселя. Я живу в западном крыле.

Единственный человек, который приходит в этот дом — Клара Гетман, наша экономка. У меня нет никаких опасений по поводу ее благоразумия. Она двоюродная сестра Йонаса из Болеславца. Даже если бы она говорила по-английски, она знает, что лучше не рисковать моим гневом. Я могу отправить ее обратно в ту дыру одним щелчком пальцев. Или опустить ее на шесть футов под землю.

Я несу Нессу в ее новую комнату. Я купил этот дом с мебелью. Кровать — старинный балдахин, темного дерева, с пыльным малиновым пологом. Я укладываю ее поверх покрывала, ее голова лежит на подушке.

Йонас поднялся следом за мной. Он стоит в дверях, его глаза блуждают по беспомощному телу Нессы. Он развратно ухмыляется.

— Хочешь, чтобы я помог ее раздеть?

— Нет, — огрызаюсь я. — Ты можешь уйти.

— Хорошо, — он поворачивается и неторопливо уходит обратно по коридору.

Я жду, пока он уйдет, а потом снова смотрю на бледное лицо Нессы.

Ее брови сошлись, придавая ей жалобный взгляд, даже с закрытыми глазами. Ее брови намного темнее ее волос. Они выглядят так, будто нарисованы сажей.

Я стягиваю с нее кроссовки и бросаю их на пол рядом с кроватью. Под ними на ней маленькие носочки, которые закрывают только половину ступни, чтобы их не было видно сверху обуви. Я снимаю носки, обнажая тонкие маленькие ступни, избитые до неузнаваемости. У нее синяки, волдыри, мозоли и пластыри на нескольких пальцах. Тем не менее, она покрасила ногти в розовый цвет — попытка украсить себя, настолько бессмысленная, что почти заставляет меня смеяться.

Она все еще носит джинсы и толстовку на молнии.

Наркотики, которые дал ей Йонас, вырубят ее на несколько часов. Я могу раздеть ее догола, если захочу. Она ничего не почувствует. Возможно, это было бы забавно сделать, просто чтобы она проснулась в таком виде, без малейшего представления о том, что с ней произошло.

Мои пальцы задержались на ее груди, чуть касаясь молнии ее кофты.

Затем я опускаю руку на бок.

Она и так будет напугана. Не нужно доводить ее до истерики.

Вместо этого я натягиваю одеяло на ее тело.

В ее комнате уже стемнело. Окна из свинцового стекла, их почти невозможно разбить. Даже если бы она смогла их открыть, она находится на третьем этаже, и ей некуда спуститься. Кроме того, здесь каменные стены, камеры, датчики по периметру.

И все же, в качестве дополнительной меры предосторожности, я взял электронный браслет, который держал на тумбочке рядом с ее кроватью. Я застегиваю его на ее лодыжке и защелкиваю. Он защищен от ударов, водонепроницаем, и его можно открыть с помощью кода, который знаю только я. Он тонкий и легкий, но прочный, как латы.

Я выхожу из комнаты, запирая дверь снаружи.

Затем я кладу ключ в карман.

Никто не войдет туда без моего разрешения.

 

8.

Несса

Я просыпаюсь в темной комнате, на незнакомой кровати.

Первое, что я замечаю, это пыльный, древний запах. Пахнет старым деревом. Засохшими лепестками роз. Пеплом. Заплесневелыми шторами.

Моя голова кажется распухшей и тяжелой. Я так устала, что хочу снова заснуть. Но назойливый голос в моем мозгу говорит мне, что я должна встать.

Я сажусь, отчего одеяло сбивается вокруг моей талии. От одного этого движения у меня начинает кружиться голова. Мне приходится наклониться вперед, прижать руки к вискам, пытаясь успокоиться.

Когда зрение проясняется, я оглядываюсь вокруг, моргаю и пытаюсь разглядеть очертания комнаты.

Несмотря на то, что окна не закрыты, лунного света едва хватает, чтобы хоть что-то разглядеть. Я сижу на кровати с балдахином в огромной спальне. Несколько массивных предметов мебели стоят у стен, каждый размером с полувзрослого слона — шкаф, туалетный столик и что-то дальше, что может быть письменным столом. Кроме того, зияющая дыра, достаточно большая, чтобы в нее можно было залезть, в которой, как я думаю, находится камин. Это похоже на пещеру. Пещеру, внутри которой может быть что угодно.

В моем мозгу мелькают воспоминания, как искры вокруг костра. Рулевое колесо, содрогающееся под моими руками. Вспышка солнечного света, когда я вылезала из машины. Черноволосый мужчина с сочувствующим выражением лица, которое не доходило до его глаз.

Мое сердце начинает бешено колотиться. Я нахожусь в незнакомом доме, привезенная сюда неизвестным человеком.

Меня, чёрт возьми, похитили!

Это осознание не так чуждо мне, как могло бы быть для обычной девушки. Я — дочь мафиози. И хотя я могу плыть по залитым солнцем морям, я слишком хорошо знаю, что прямо под водой плавают акулы. Я постоянно чувствую опасность. Это слышно в разговорах, когда я прохожу мимо офиса моего отца. На это намекают напряженные морщины на лицах моих родителей.

Так что, думаю, я всегда знала, что со мной может случиться что-то безумное. Я никогда не чувствовала себя в полной безопасности, какой бы защищённой я ни казалась.

Тем не менее, теория и реальность — две разные вещи. Я больше не в объятиях своих родителей. Я в доме врага. Я не знаю, кто он. Но я знаю, что он собой представляет. Эти люди жестоки, свирепы и лишены сострадания. Что бы они со мной ни сделали, это будет ужасно.

Вот почему я должна выбраться отсюда.

Прямо сейчас.

Я выскальзываю из-под одеяла, намереваясь бежать.

Как только мои ноги ступают на пол, я понимаю, что у меня нет ботинок и носков. Кто-то стянул их с моих ног.

Это не имеет значения. Если только пол не сделан из битого стекла, я смогу убежать босиком.

Однако когда я пытаюсь сделать первый шаг, мои колени подгибаются подо мной, и я падаю вперед на ладони. Моя голова похожа на воздушный шар, который едва держится на плечах. Мой желудок переворачивается, делая тошнотворные петли.

Я чувствую, как рвота поднимается в горле, и мне приходится глотать ее обратно, глаза слезятся. У меня нет времени ни на рвоту, ни на слезы. Мне просто нужно выбраться.

Я крадусь через всю комнату к двери. Такое ощущение, что я преодолеваю длину футбольного поля. Я ползу по антикварному ковру, а затем по голому твердому деревянному полу.

Наконец я добираюсь до двери. Только тогда до меня доходит, что я, вероятно, заперта внутри. Но, к моему удивлению, ручка легко поворачивается под моей рукой.

Я поднимаюсь на ноги, опираясь на дверную ручку, и даю себе еще минуту, чтобы комната перестала кружиться. Я делаю медленный, глубокий вдох. На этот раз мои колени остаются устойчивыми, и я могу идти. Я выскользнула в длинный темный коридор.

В доме абсолютная тишина. Здесь нет света и никаких признаков присутствия других людей. Это место настолько старое и жуткое, что в любую секунду из стен может выскочить призрак. Я чувствую себя как в фильме ужасов, в той части, где девушка бродит вокруг, как идиотка, и все зрители закрывают глаза, зная, что сейчас произойдет что-то ужасное.

Я не могу быть одна.

Я не настолько глупа, чтобы думать, что кто-то приложил все усилия, чтобы похитить меня, только для того, чтобы оставить меня без присмотра. Они могут прятаться повсюду вокруг меня. Они могут наблюдать за мной по камере прямо сейчас.

Я не понимаю ни этой игры, ни того, чего они от нее хотят.

Неужели мой похититель — кот, играющий со своей едой, прежде чем съесть ее?

Это не имеет значения. Мой второй вариант — остаться в своей комнате. А я не собираюсь этого делать.

Поэтому я продолжаю идти по коридору, ища наиболее вероятный выход из этого места.

Это нервирует, проходить мимо стольких пустых дверных проемов.

Это место огромное, гораздо больше, чем дом моих родителей. Но не настолько ухоженное. Ковер в коридоре потёртый и местами сбился в комки, мне приходится шаркать ногами, чтобы не споткнуться. На окнах толстый слой пыли, а картины на стенах перекошены. В темноте трудно разобрать сюжеты, но я думаю, что некоторые из них мифологические. Я точно вижу длинную картину маслом с изображением запутанного лабиринта, в центре которого притаился Минотавр.

Наконец, я подхожу к широкой, изогнутой лестнице, ведущей на нижний этаж. Я смотрю вниз, но не вижу никакого света в этом направлении. Боже, это дезориентирует, когда идешь по незнакомому месту в темноте. Я теряю чувство времени и направления. Каждый звук кажется усиленным, но это только еще больше сбивает меня с толку. Я не могу сказать, являются ли скрипы и стоны, которые я слышу, делом рук человека или всего лишь оседанием дома.

Я торопливо спускаюсь по лестнице, кончиками пальцев проводя по перилам. Моя голова проясняется с каждой минутой. Кажется маловероятным, что мне удастся так легко сбежать, но, возможно, мне повезёт. Может быть, они неправильно рассчитали то поганое лекарство, которое дали мне, и рассчитывают, что я буду спать всю ночь. Может, они просто некомпетентны. Возможно, меня выкрали дилетанты или сумасшедшие, которые ничего не соображают.

Я должна держаться за свой оптимизм. Иначе меня охватит страх.

Спустившись по лестнице, я ищу входную дверь, но теряюсь в кроличьей норе комнат. Старые архитекторы не любили открытые планы этажей. Я брожу по библиотекам, гостиным, бильярдным и кто знает, по чему еще. Несколько раз я натыкаюсь на торцевой столик или спинку дивана, и чуть не опрокидываю стоящую лампу, едва успевая поймать ее шест, прежде чем она падает на пол.

С каждой минутой мои нервы становятся все более расшатанными. Что это за место, черт возьми, и почему я здесь?

Наконец я замечаю тот же холодный, бледный наружный свет, который я видела из своего окна. Луна или звезды. Я спешу в том направлении, через большую стеклянную оранжерею, заполненную тропическими растениями. Густая листва свисает с потолка. Горшки стоят так плотно, что мне приходится протискиваться сквозь листву, чувствуя, что я уже снаружи.

Я уже почти дошла до задней двери, когда раздается голос: — Наконец-то проснулась.

Я замираю на месте.

Передо мной стеклянная дверь. Если я побегу, то, вероятно, смогу добраться туда прежде, чем этот человек сможет схватить меня.

Однако я нахожусь в задней части дома. Если дверь вообще не заперта, то мне придется бежать через двор.

Поэтому вместо этого я медленно поворачиваюсь лицом к своему похитителю.

Я настолько ошеломлена и напугана, что почти ожидаю увидеть клыки и когти. Буквально монстра.

Вместо этого я вижу мужчину, сидящего на скамейке. Он стройный, бледный и небрежно одетый. Его волосы настолько светлые, что почти белые, длинные и откинуты назад от лица. Острые черты его лица только усиливаются при этом свете — высокие скулы, тонкая челюсть, темные тени под глазами. Под черной футболкой видны татуировки на обеих руках, спускающиеся до тыльной стороны кистей, а затем поднимающиеся вверх по шее. Его сверкающие глаза похожи на два осколка разбитого стекла.

Я сразу же узнаю его.

Это мужчина из ночного клуба. Тот самый, который смотрел на меня.

— Кто ты? — требую я.

— За кого ты меня принимаешь? — отвечает он.

— Понятия не имею, — говорю я.

Он вздыхает и встает со скамейки. Непроизвольно я делаю шаг назад.

Он выше, чем я ожидала. Он худой, но у него широкие плечи, и он двигается с легкостью, которую я узнаю. Это человек, контролирующий свое тело. Тот, кто может двигаться быстро и без колебаний.

— Я разочарован в тебе, Несса, — говорит он. Его голос низкий, четкий и тщательно выверенный. В нем есть намек на акцент, который я не могу определить. — Я знал, что тебя оберегали. Но я не думал, что ты окажешься глупой.

Его оскорбление режет меня, как удар плетью. Может быть, дело в выражении его лица, в том, что он скривил губы в отвращении. А может быть, дело в том, что я и так уже на взводе от ужаса.

Обычно я не вспыльчива. На самом деле, я могу быть немного мямлей.

Но мой мозг решил, что сейчас самое время наконец-то проявить снисходительность. Именно тогда, когда это может привести к моей смерти.

— Мне жаль, — говорю я сердито. — Разве я не оправдываю твои ожидания как заложник? Пожалуйста, просветите меня, насколько проницательным ты был бы, если бы кто-то накачал тебя наркотиками и бросил посреди какого-нибудь жуткого особняка с привидениями?

Как только я это сказала, я пожалела об этом. Потому что он делает еще один шаг ко мне, его глаза свирепы и холодны, а плечи напряжены от гнева.

— Ну, — тихо шипит он, — я бы, наверное, был достаточно умен, чтобы не злить своего похитителя.

Я чувствую, как мои ноги дрожат подо мной. Я делаю еще один шаг назад, пока не чувствую, что прохладная стеклянная дверь упирается мне в спину. Моя рука слепо нащупывает дверную ручку.

— Ну же, Несса, — говорит он, его глаза буравят меня, когда он подходит ближе. — Не можешь же ты быть в полном неведении о том, что происходит в твоей семье?

Он знает мое имя. Он послал человека с черными волосами похитить меня — значит, этот парень работает на него, как солдат. И в его речи есть намек на акцент. Утонченный и необычный — ничего узнаваемого, вроде французского или немецкого. Это может быть восточноевропейский. У него такая внешность — высокие скулы, светлая кожа и волосы. Русский? Нет...

Четыре месяца назад моя семья столкнулась с польским гангстером. Некто по кличке Мясник. Мне, конечно, никто об этом не рассказывал. Аида упомянула об этом позже, вскользь. Ее старший брат убил его. И на этом все закончилось.

Или я так думала.

— Ты работаешь на Мясника, — говорю я, и мой голос срывается на писк.

Он стоит прямо передо мной, возвышаясь надо мной. Я почти чувствую жар, исходящий от его кожи. От него исходят волны ненависти, когда он смотрит на меня яростными глазами.

Этот человек ненавидит меня. Он ненавидит меня так, как меня никогда в жизни не ненавидели. Я думаю, он мог бы с радостью содрать плоть с моих костей своими ногтями.

— Его звали Таймон Зейджак, — выплевывает он, каждое слово отрезается как ножницами. — Он был моим отцом. И ты убила его.

Он имеет в виду, что моя семья убила его.

Но в нашем мире грехи семьи возлагаются на всех, кто имеет одну кровь.

Наконец я нахожу дверную ручку. Я пытаюсь повернуть ее у себя за спиной.

Но она застыла на месте, словно глыба твердого металла.

Я заперта вместе с этим зверем.

 

9.

Мико

Девушка в ужасе. Она дрожит так сильно, что у нее стучат зубы. Она дико мечется за спиной в поисках дверной ручки. Когда она наконец находит ее, то пытается открыть дверь, чтобы выбежать в сад. Но дверь заперта. Ей некуда бежать, если только она не хочет броситься через прочное стекло.

Я вижу, как пульс скачет в ее горле, под тонкой, нежной кожей. Я почти чувствую вкус адреналина в ее дыхании. Ее страх — как соль на блюде, он только делает этот момент еще вкуснее.

Я жду, что она начнет плакать. У этой девушки явно нет стержня. Она слабая, по-детски наивная. Избалованная принцесса американской королевской семьи. Она будет умолять меня не делать ей больно. И я сохраню каждую ее мольбу в своем сознании, чтобы передать ее семье, когда буду убивать их.

Вместо этого она делает глубокий вдох и расправляет плечи. Она закрывает глаза на мгновение, ее губы расходятся, когда она испускает долгий вздох. Затем эти большие зеленые глаза снова открываются и смотрят прямо мне в лицо, широко и испуганно, но решительно.

— Я не убивала твоего отца, — говорит она. — Но я знаю, как мыслят такие люди, как ты. С тобой невозможно рассуждать. Я не собираюсь трусить и умолять — тебе это, наверное, только понравится. Так что делай то, что должен.

Она поднимает подбородок, ее щеки розовеют.

Она думает, что она храбрая.

Она думает, что сможет остаться сильной, если я захочу ее пытать. Если бы я хотел сломать ей кости, одну за другой.

Я заставлял взрослых мужчин звать своих матерей.

Я могу только представить, что я мог бы заставить ее сделать, если бы у меня было достаточно времени.

Конечно, как только я поднимаю правую руку, она отшатывается, боясь удара по лицу.

Но у меня нет намерения бить ее. Пока нет.

Вместо этого я прижимаюсь кончиками пальцев к нежно-розовой щеке, слегка усыпанной веснушками. Мне требуется каждая унция самоконтроля, чтобы не впиться пальцами глубоко в ее плоть.

Я провожу большим пальцем по ее губам. Я чувствую, как они дрожат.

— Если бы все было так просто, моя маленькая балерина, — говорю я ей.

Ее глаза расширяются, дрожь пробегает по ее стройной фигуре. Ее пугает, что я так много о ней знаю. Я знаю, чем она занимается и что любит.

Эта девушка даже не представляет, как легко ее читать. Она так и не научилась возводить стены, чтобы защитить себя. Она так же уязвима, как клумба с тюльпанами. Я намерен топтаться по ее саду, вырывая цветы из земли один за другим.

— Я привел тебя сюда не для того, чтобы быстро убить, — говорю я ей. — Твои страдания будут долгими и медленными. Ты станешь лезвием, которым я буду резать твою семью снова, снова и снова. И только когда они будут слабыми, отчаявшимися и полными страданий, только тогда я позволю им умереть. И ты сможешь наблюдать за всем этим, маленькая балерина. Потому что это трагедия, и принцесса-лебедь погибнет только в последнем акте.

Слезы наполняют ее глаза, беззвучно скатываясь по щекам. Ее губы дрожат от отвращения.

Она смотрит на меня и видит чудовище из кошмара.

И она абсолютно права.

За то время, что я работал на Зейджака, я совершал невыразимые вещи. Я шантажировал, крал, избивал, пытал и убивал людей. Я делал все это без угрызений совести.

Все, что было хорошего во мне, умерло десять лет назад. Последний клочок того мальчика, которым я был раньше, был связан с Зейджаком — он был единственной семьей, которая у меня осталась. Теперь его нет, и во мне нет ни капли человечности. Я больше ничего не чувствую, кроме нужды. Мне нужны деньги. Власть. И, прежде всего, месть.

Нет ни хорошего, ни плохого, ни правильного, ни неправильного. Только мои цели и то, что стоит на пути к этим целям.

Несса медленно качает головой, отчего слезы текут еще быстрее.

— Я не собираюсь помогать тебе причинять боль людям, которых я люблю, — говорит она мне. — Неважно, что ты сделаешь со мной.

— У тебя не будет выбора, — говорю я, улыбка искривляет уголки моего рта. — Я же говорил тебе. Это трагедия — твоя судьба уже предрешена.

Ее тело напрягается, и на мгновение я вижу, как в широко раскрытых глазах вспыхивает искра бунтарства. Я думаю, что она может набраться смелости и попытаться ударить меня.

Но она не настолько глупа.

Вместо этого она говорит: — Это не судьба. Ты просто злой человек, который пытается играть в бога.

Она отпускает дверную ручку и встает прямо, хотя это еще больше сближает нас.

— Ты не больше меня знаешь, в какую историю мы попали, — говорит она.

Я могу задушить ее прямо сейчас. Это погасило бы вызов в ее глазах. Это показало бы ей, что какой бы ни была эта история, она не имеет счастливого конца.

Но тогда я лишу себя горького удовольствия, которого ждал все эти месяцы.

Поэтому вместо этого я говорю: — Если ты так решительно настроена написать повествование, почему бы тебе не сказать мне, кого я должен убить первым? Твою мать? Твоего отца? А как насчет Аиды Галло? В конце концов, это ее брат застрелил Таймона...

С каждым членом семьи, которого я называю, ее тело дергается, как будто я ее ударил. Кажется, я знаю, что причинит ей наибольшую боль...

— А как насчет нового олдермена? — говорю я. — Вот где начался конфликт — с твоего старшего брата Каллума. Он думал, что он слишком хорош, чтобы работать с нами. Теперь у него хороший офис в мэрии. Его так легко найти там. Или я могу просто пойти к нему в квартиру на Эри-стрит...

— Нет! — кричит Несса, не в силах остановить себя.

Боже, это слишком просто. Это совсем не весело.

— Вот правила на данный момент, — говорю я ей. — Если ты попытаешься сбежать, я тебя накажу. Если ты попытаешься причинить себе вред, я накажу тебя. Если ты откажешься от любого моего приказа... ну, ты поняла. А теперь перестань хныкать и возвращайся в свою комнату.

Несса выглядит бледной и больной.

Она вела себя вызывающе, когда думала, что на кону стоит только ее жизнь. Но когда я назвал ее брата и невестку, это стало для нее реальностью. Это мгновенно лишило ее сопротивления.

Я начинаю жалеть, что выбрал ее для этой маленькой игры.

Не думаю, что она будет сильно сопротивляться.

Конечно, как только я отступаю назад, чтобы дать ей возможность пройти, она покорно бежит обратно в направлении своей комнаты. Даже не попытавшись спасти свое достоинство.

Я достаю свой телефон, чтобы получить доступ к камерам, установленным в каждом углу этого дома.

Я наблюдаю, как она поднимается по лестнице, затем бежит обратно по длинному коридору в гостевые апартаменты в конце восточного крыла. Она захлопывает дверь и падает на древнюю кровать с балдахином, всхлипывая в подушку.

Я снова сажусь на скамейку, чтобы посмотреть, как она плачет. Она плачет целый час, прежде чем окончательно заснуть.

Я не чувствую ни вины, ни удовольствия, наблюдая за ней.

Я вообще ничего не чувствую.