Текст книги "А отличники сдохли первыми... 5 (СИ)"

Автор книги: R. Renton

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

22.

Несса

Марсель ведёт меня в дом, поднимается в мою комнату, как и было приказано. Клара как раз сворачивала простыни, как это делают в шикарном отеле. Она не оставляет шоколадку на подушке, но я уверена, что она сделала бы это, если бы я попросила ее.

Она выпрямляется, когда я вхожу в комнату. Марсель стоит прямо за мной. Когда Клара видит его, она делает один быстрый вдох, и я вижу, как она проводит рукой по подолу фартука, пытаясь разгладить все складки.

— Привет, Клара, — говорит Марсель.

— Привет, — отвечает она, глядя в пол.

Можно подумать, что они никогда раньше не встречались. Хотя я точно знаю, что они работают здесь вместе уже много лет.

— Я помогу тебе подготовиться ко сну, — говорит мне Клара.

— Вообще-то, не могла бы ты сделать мне чай, Клара? Травяной? Если ты не возражаешь, мне просто нужно немного успокоиться.

— Конечно, — говорит Клара.

Она выходит из комнаты. Марсель говорит: «Спокойной ночи» и спешит за ней.

На самом деле мне не нужен чай. Я просто хотела дать им время поговорить, если они захотят. Миколаш и Йонас ушли, и некому их поймать. Никому, кроме меня.

Я знаю, что это ужасно, и я должна оставаться в комнате. Но любопытство убивает меня. Я должна знать, что происходит между этими двумя. Я придумываю в голове всевозможные сценарии мыльных опер.

Я крадусь по лестнице, тихо, как мышка. Оказывается, я гораздо больший шпион, чем предполагала. Или, по крайней мере, я стала им после того, как одиночество и скука преследовали меня в течение месяца. Раньше я никогда не врала и не подслушивала. Боже милостивый, мои похитители, должно быть, передали это мне.

Что ж, если они оказали на меня дурное влияние, то они за это поплатятся.

Я стою рядом кухней, спиной к старым зеленым обоям, ухо почти у края деревянного дверного косяка.

— Это всего лишь ужин, Клара, — говорит Марсель по-польски. У Марселя приятный голос. Он мало говорит, поэтому я не часто его слышала. У него приятный, успокаивающий тон. Который он пытается использовать с максимальной эффективностью в данный момент.

— Я сама могу приготовить себе ужин, — холодно говорит Клара.

Я слышу, как она наполняет чайник и достает чашки. Ей не нужно много времени, чтобы приготовить чай — Марселю лучше поторопиться.

— Когда ты в последний раз ела ужин, который тебе не пришлось готовить самой? — говорит Марсель.

— Гораздо меньше времени, чем прошло с тех пор, как ты что-то готовил, — говорит Клара. — Я сомневаюсь, что ты даже знаешь, как пользоваться тостером.

— Почему бы тебе не научить меня? — говорит Марсель.

Я не могу удержаться и выглядываю из-за угла. Клара ставит чайник на подставку, а Марсель подошел к ней сзади так близко, что они почти соприкасаются телами, между ними всего дюйм. Они красивая пара. Оба высокие, стройные и черноволосые.

Марсель пытается положить руки на бедра Клары. Клара резко разворачивается. Мне приходится спрятаться за углом, поэтому я не вижу пощечины, но я определенно ее слышу.

— Помни, что я не работаю в одном из твоих клубов! — кричит Клара. — Я не буду одной из тех девушек, которые сосут твой член за кокаин и деньги, пока я тебе не надоем.

— Когда ты видела, чтобы я это делал? — кричит ей в ответ Марсель. — Все, что я делал, это просил дать мне шанс, каждый день, в течение трех гребаных лет.

— Не совсем трех, — отвечает Клара.

— Что? — говорит Марсель, недоумевая.

— Два года и одиннадцать месяцев. Еще нет трех лет.

— Ты сведешь меня с ума, женщина, — говорит Марсель. — Мне кажется, тебе просто нравится меня мучить.

— Я должна заняться делом, — говорит Клара.

Я слышу, как она собирает чайный поднос. Я бегу обратно по лестнице, прежде чем она успеет меня поймать.

Я прыгаю на кровать и натягиваю на себя одеяло, оглядываясь в поисках книги.

Когда Клара заходит через минуту, она ставит поднос рядом с кроватью и подозрительно смотрит на меня.

— Что ты делаешь? — говорит она по-польски.

— Ничего. Просто жду.

— Почему ты так тяжело дышишь?

— Разве? Наверное, я переволновалась. По поводу того, что скоро ты принесешь мне чай.

Ее брови исчезли под челкой. Она не верит ни единому слову.

— О, спасибо. Отличный чай! — поспешно говорю я, глотая слишком много и обжигая язык.

Клара закатывает глаза и направляется к двери, унося с собой поднос.

Я выпиваю весь чай, но не ложусь спать.

Я слишком возбуждена после проведенной ночи. Все начиналось многообещающе, ведь я впервые за целую вечность смогла покинуть территорию дома. Но потом я поняла, что Миколаш везет меня на встречу с каким-то ужасным русским гангстером. Если Йонас казался мне плохим, то от этого парня у меня по коже поползли мурашки. Я не могла понять ничего из того, что они говорили во время ужина, но по черствости в его голосе было ясно, что это за человек.

Потом он попытался прикоснуться ко мне, когда мы уходили — ничего лишнего, он не пытался меня лапать или что-то в этом роде. Миколаш схватил его за руку, как будто собирался вырвать её из его тела. Мгновенно мы оказались в каком-то мексиканском противостоянии, и я была уверена, что это были последние секунды моей жизни.

Потом мы уехали, и Миколаш был как незаземленный провод в машине, который бил током и был полностью способен поразить меня до смерти, если я посмею до него дотронуться.

И вдруг ни с того ни с сего он отвез нас в «Yard». Я даже не подумать не могла о том, что там показывают «Блаженство». Я почти забыла о существовании шоу, живя в странном фантастическом мире особняка Миколаша. Но как только я увидела Марни и Серену на сцене, я точно знала, где мы находимся.

Боже мой, видеть то, что я создала... это было так непохоже на выступление в балете. Это было похоже на просмотр моего собственного сна, полного, яркого и реального. Я не могла дышать.

Я видела множество репетиций, но это было совсем другое, в полном гриме и костюмах, с освещением и декорациями. Я чуть не заплакала, я была так счастлива.

Я должна была сидеть прямо перед зрителями, вокруг меня была моя семья. Так бы и случилось, если бы Миколаш не похитил меня.

На мгновение меня охватил гнев. Я вспомнила все, что потеряла за последние недели — мои танцы, день рождения отца, семестр в школе.

Я посмотрела на Миколаша, настолько разъяренная, что могла бы что-то крикнуть ему. Но он совсем не смотрел на меня — он смотрел через стекло, наблюдая за балетом. У него было такое выражение лица, как во время сна. Суровость и гнев исчезли. На его месте было спокойствие.

И я вспомнила, что на самом деле я не пропускала танцы у него дома. На самом деле, я делала больше, чем когда-либо. При этом создавая нечто совершенно непохожее на то, что я делала раньше. Не продукт старой Нессы, а новой Нессы, девушки которая развивается, растет и меняется с каждым мгновением, так, как я никогда бы не смогла, если бы осталась дома.

Мой гнев улетучился. Мы закончили смотреть шоу и поехали домой. Я думала, что Миколаш поднимется со мной наверх. Но вместо этого он куда-то умчал.

И теперь я лежу здесь, не в силах заснуть, пока не услышу, как его машина подъезжает к дому.

Потому что где бы ни были гангстеры, там никогда не бывает безопасно.

Всегда есть шанс, что именно в эту ночь они не вернутся домой.

Проходит час. Может быть, больше. Наконец, я слышу, как шины катятся по рыхлым камням на подъездной дорожке.

Я вскакиваю с кровати, отбрасывая в сторону пыльные занавески балдахина.

Я бегу вниз по лестнице, обнажая ноги под подолом ночной рубашки. Клара собрала в гардеробе и ящиках столько красивой одежды. Ночные рубашки — единственная вещь, которая вызывает у меня смех. Они такие старомодные, как будто их носила маленькая девочка из викторианской эпохи. Я, наверное, похожа на привидение, когда бегаю по этому месту.

Когда я уже наполовину спустилась по лестнице, Миколаш услышал меня. Он оборачивается. Я вижу длинные царапины на его руках и тыльной стороне ладоней.

— Что случилось! — ахаю я.

— Ничего, — говорит он.

— Куда ты ходил? — я собираюсь дотронуться до его руки, чтобы осмотреть повреждения, но замираю на месте. Люди, которые, скорее всего, могли ранить Миколаша — это моя семья. А это значит, что он мог сделать им что-то ужасное в ответ.

Мой рот открывается от ужаса.

Миколаш видит это. Он говорит: — Нет! Я не... это не....

— Ты обидел кого-то из моих знакомых? — говорю я онемевшими губами.

— Ну... не то чтобы...

Я никогда раньше не видела, чтобы Миколаш заикался. Мой желудок сжимается. Кажется, меня сейчас стошнит.

Я отворачиваюсь от него, но Миколаш хватает меня за плечи, притягивая обратно.

— Подожди, — говорит он. — Позволь мне объяснить.

Он тянет меня из прихожей и ведет в зимний сад.

Он ведет меня через густую зелень. На улице уже почти зима, но здесь все еще тепло и влажно, воздух насыщен кислородом и хлорофиллом. Он усаживает меня на маленькую скамейку, где он сидел, когда я впервые проснулась в его доме.

— Слушай, — говорит он, — я никого не убивал. Я сделал кое кому больно, но он, блядь, заслужил это.

— Кому? — требую я.

— Тому директору.

— Что? — я секунду тупо смотрю на него. Это настолько далеко от того, что я ожидала от него услышать, что я не могу сложить все точки воедино.

— Он в порядке, — говорит Миколаш. — Я просто сломал ему руку.

Вольная интерпретация термина «в порядке», но гораздо лучше того, чего я опасалась.

— Ты сломал руку Джексону Райту, — говорю я в пустоту.

— Да.

— Почему?

— Потому что он вороватое дерьмо, — говорит Миколаш.

Я ошарашена.

Миколаш сломал руку Джексону... ради меня. Это самая странная услуга, которую кто-либо когда-либо делал для меня.

— Я не хочу, чтобы ты причинял людям боль от моего имени, — говорю я ему.

— Такие люди не учатся без последствий, — говорит Миколаш.

Я не уверена, что такой придурок, как Джексон, чему-то научится. Но на самом деле он меня не волнует. Внутри меня клубится ужас другого рода.

Я была полностью отрезана в доме Миколаша. Никаких контактов со всеми, кого я знаю и люблю. Я полагала, что ничего ужасного не произошло, пока меня не было. Но на самом деле я не знаю, так ли это.

— В чем дело? — говорит Миколаш.

Его светло-голубые глаза смотрят на мое лицо, твердо и ясно.

Мне приходит в голову, что за все время, что я здесь, Миколаш ни разу не солгал мне. Во всяком случае, насколько я знаю. Временами он был суров и агрессивен. Даже ненавистным. Но всегда честным.

— Мико, — говорю я. — С моей семьей все в порядке? Ты никого из них не обидел?

Я вижу, как мысли проносятся в его голове, пока он решает, стоит ли отвечать. Его челюсть сжимается, пока он сглатывает. Затем он говорит: — Джек Дюпон мертв.

Мой желудок сжимается в узел. Джек Дюпон — один из ближайших соратников моего брата. Они вместе ходили в школу. Он работал в нашем доме много лет. Он был моим водителем и телохранителем, а также другом.

— О, — говорю я.

Я чувствую, как слезы скатываются по моим щекам.

Миколаш не извиняется и не отводит взгляд. Его взгляд непоколебим.

— Я причинил тебе боль, — говорит он.

— Все остальные в порядке? — спрашиваю я его.

— Данте Галло в тюрьме, — говорит он. — В остальном — да.

Я закрываю лицо руками. Мое лицо горячее, а руки, по сравнению с ним, прохладные.

Аида любит Данте так же, как я люблю Каллума. Она, должно быть, сейчас сходит с ума.

И вся моя семья тоже. Потому что меня все ещё не нашли. А Джек мертв. И они знают, что грядет еще что-то ужасное.

Я поднимаю лицо от рук и пытаюсь встретить взгляд Миколаша с таким же уровнем самообладания.

— Что должно произойти? — спрашиваю я его.

Когда мы впервые разговаривали в этой комнате, он сказал мне, что собирается уничтожить все, что мне дорого. Я должна знать, по-прежнему ли это его план. Если между нами ничего не изменилось.

— Ну, — говорит Миколаш, — это зависит от обстоятельств.

— От каких?

— От тебя, Несса.

Он проводит рукой по своим пепельно-русым волосам, откидывая их с лица. Они тут же падают вниз. Они никогда не остаются на месте. Это единственный признак того, что Миколаш нервничает. Иначе вы бы никогда не узнали.

— Тебе нравится этот дом? — спрашивает он меня.

Это странный вопрос.

— Конечно, — отвечаю я нерешительно. — Он красивый. В каком-то жутком смысле.

— А что, если ты останешься здесь? — говорит Миколаш, его льдисто-голубые глаза смотрят на меня. — Со мной.

В этом пространстве почти слишком много кислорода. У меня немного кружится голова, как будто я вдохнула закись азота.

— У меня ведь нет выбора, правда? — мягко говорю я.

— А что, если бы был? — говорит Миколаш. — Могла бы ты быть счастлива здесь?

— С тобой? — повторяю я.

— Да.

— Ты говоришь о брачном договоре.

— Да, — говорит он. — Если твоя семья согласится.

Комната кружится вокруг меня. Это одновременно и самое страшное, что я могу себе представить, и единственное, что может дать мне надежду.

Это совсем не то, что я когда-либо представляла себе. Конечно, я знакома с концепцией мафиозных браков — мой брат только что женился на Аиде при схожих обстоятельствах. Но это кажется совсем другим.

Мой брат — гангстер. Он также политик и бизнесмен, но он был воспитан для такой жизни. А я нет. Ни капельки.

Я не такая, как Каллум и Аида. Я не крутая и находчивая. Я не храбрая. Я боюсь, что мне будет больно. Физически, и более глубоко, более долговременно.

Я только сейчас понимаю, насколько опасен для меня Миколаш. За то время, что я живу в его доме, он проник мне под кожу, проник в мой мозг. Он снится мне по ночам. Я думаю о нем весь день, пока танцую. Как мой похититель, он полностью завладел мной.

Насколько хуже было бы, если бы он был моим мужем?

Я всегда думала, что влюблюсь обычным способом. С флиртом, романтикой, добротой и нежностью.

Но вместо этого я влюбилась во что-то гораздо более мрачное.

Каждый раз, когда Миколаш говорит со мной, каждый раз, когда он даже смотрит на меня, он он набрасывает на меня крошечную нить паутинного шелка. Каждая из них такая тонкая и легкая, что я их не замечаю. Когда мы танцуем вместе, когда он целует меня. Когда он просто смотрит в мою сторону...

Я даже не представляла, насколько я запуталась в этом.

Меня пугает то, как далеко это может зайти.

Все, что произошло между нами до сих пор, было случайностью.

Что если я погружусь в это намеренно? Насколько глубок этот колодец?

Мне кажется, что я могу провалиться в него навсегда. Так глубоко, что никогда больше не увижу солнца.

Я не смотрю на него, потому что не могу. Его взгляд настолько пронзителен, что мне кажется, что он сможет прочитать каждую мысль в моей голове.

Миколаш берет мое лицо в свои руки и поворачивает его к себе, заставляя меня встретиться с ним взглядом.

Когда я впервые увидела его лицо, оно показалось мне резким и жестоким. Теперь я думаю, что оно не что иное, как разрушительное. Оно разрушает мои представления о том, что я считала красивым раньше. Мне нравился чистый, мальчишеский взгляд. Мне нравились милые и обычные парни.

Я никогда не встречала мужчины, который выглядел бы так, как Миколаш. Он — воплощение мужской и женской красоты в одном лице. Его высокие скулы, глаза цвета морского стекла и белокурые волосы в сочетании с острой челюстью, тонко очерченными губами и безжалостным взглядом.

Он порочен и нежен. Его татуировки подобны доспехам, которые он никогда не сможет снять, с несколькими бледными пятнами уязвимости, его лицо и руки, единственные частички, которые показывают, каким он был раньше.

Я знаю, что внутри он такой же многогранный. Он лидер, планировщик, убийца. Но также и тот, кто любит музыку и искусство, кто преданный, кто заботился о людях раньше — о своей сестре, приемном отце, братьях...

И, может быть, может быть... обо мне тоже.

Миколаш смущал и пугал меня. Издевался и мучил меня. Но я прекрасно понимаю, что он не переступил черту.

Я не думаю, что он хотел этой связи между нами больше, чем я. Но все равно это произошло. Это реальность. Я не думаю, что смогла бы разорвать ее, даже если бы захотела.

Что, если он сейчас отправит меня домой?

Это то, чего я хотела все это время.

Я представляю себя снова в моем светлом, современном доме на берегу озера. Обнятая, поцелованная и защищенная своими родителями, где безопасно и надежно.

Я думаю о своей комнате дома. Даже в моем воображении она теперь выглядит по-детски — взъерошенное покрывало. Пушистые подушки. Розовые занавески. Мой старый плюшевый медведь.

Я содрогаюсь, представляя ее. Чувствовала бы я себя там сейчас как дома? Или я буду лежать в этой узкой кровати с оборками и думать о запахе камня и масляной краски, пыли и цитрусовых, и мужском запахе самого Миколаша.

Я уже знаю правду.

Я бы скучала по этому мрачному, старому дому и по еще более мрачному мужчине внутри. Меня бы тянуло сюда, как одну из жертв Дракулы, укушенную, зараженную и вынужденную вернуться домой.

Хорошо ли это — чувствовать себя пойманной в ловушку мужчиной? Наверное, нет. Возможно, это плохо и неправильно на сотне уровней.

Но все равно это сильно и реально. Я не могу с этим бороться. Не знаю, хочу ли я вообще.

Все это время он смотрел в мои глаза, не мигая, бесконечно терпеливо. Он ждет, пока я сделаю свой выбор.

Но выбор делать не нужно.

Он уже произошел, без моего ведома.

Он захватил меня в плен, и отпустить его невозможно.

Я закрываю глаза и подношу свои губы к его губам. Я целую его, сначала нежно. Потом я чувствую вкус его губ и языка, вдыхаю его запах, и это как бензин на открытом огне. Я — дрова, он — катализатор. Сколько бы мы ни горели, мы никогда не исчерпаем себя.

Я сижу на его коленях, мои руки держат его лицо, его руки держат мои. Мы целуем друг друга глубоко, жадно, как будто никогда не сможем насытиться.

Затем он берет меня на руки и несет из зимнего сада, через первый этаж и по лестнице в западное крыло.

Он несет меня в свою комнату, как невесту через порог. Наши губы все время прижаты друг к другу. Каждый мой вздох вырывается из его легких.

Он бросает меня на кровать, и я в ужасе смотрю на его волчий взгляд и сверкающие глаза.

Я хочу этого. Так же сильно, как и он.

23.

Мико

Я бросаю Нессу на кровать и говорю себе, что не надо спешить, что надо быть с ней нежным.

Но прошли недели ожидания, недели тоски.

Я сдерживал себя тысячу раз.

Я больше не могу.

На ней одна из тех старомодных ночных рубашек — кремового цвета, кружевная, с сотней крошечных пуговиц спереди. Я возился с одной пуговицей, потом взял ткань в обе руки и разорвал ее, разорвав ночнушку от шеи до талии, обнажив маленькие нежные груди Нессы.

Кружево мягкое. Ее грудь в тысячу раз мягче. Я провожу языком по изгибу ее груди, затем закрываю рот вокруг соска. Ее груди достаточно маленькие, чтобы я мог сосать не только сосок — мой рот полон ее теплой плоти, и я сильно сосу, разминая рукой другую грудь.

Несса ахает. Ее тихие, испуганные стоны невероятно эротичны. Она похожа на животное, попавшее в силки. Чем больше она кричит, тем сильнее разгорается мой голод.

Я провожу языком по ее груди и горлу. Я облизываю ее губы и глубоко проникаю языком в ее рот.

А затем я спускаюсь вниз по ее телу, к тому месту, о котором мечтал день и ночь. Я кладу свое лицо между ее бедер и вдыхаю ее запах. Ее киска сладкая, как мед, ароматная, как самая спелая ягода. У каждой женщины свой запах. Если бы запах Нессы можно было разлить по бутылкам, он стал бы лекарством для любого вялого члена в мире. Нет ни одного мужчины на планете, который, уловив его запах, не оживил бы свой член.

Ее аромат опьяняющий, незабываемый, вызывающий привыкание. С того момента, как я провел языком между ее ног, я хотел большего.

Я ем ее киску, как дикий зверь. Я облизываю, покусываю и проникаю языком внутрь нее. Затем я ввожу в нее пальцы, чтобы проверить, действительно ли она такая тугая, как я помнил.

Боже, еще туже. Я снова говорю себе: — Будь осторожен. Не сделай ей больно.

Я едва могу контролировать свое дыхание. Мое сердце колотится все быстрее и быстрее. Мои зрачки расширяются, кожа горит. И мой член умоляет зарыться в эту теплую, тугую, бархатистую киску.

Раньше я относился к сексу так же, как ко сну — это было необходимо, но пустая трата времени.

Я хочу трахнуть Нессу, как будто это моя судьба. Как будто это единственное и неповторимое, для чего я был создан.

Я использую свои пальцы и язык, чтобы подготовить ее как можно лучше. Я жду, пока она не станет мокрой, пока я не смогу легко ввести и вывести из нее указательный палец. Я массирую ее клитор языком, приближая ее к кульминации.

Затем я беру свой член. Я провожу им по ее влаге, смазывая головку. Даже этот внешний контакт, головка моего члена, скользящая между губами ее киски, ощущается до боли приятно. Мои нервы трепещут. Я могу кончить прямо сейчас, просто от вида ее стройного маленького тела, розовых губок ее киски.

— Ты готова? — спрашиваю я Нессу, остановившись у ее входа.

Она смотрит на меня широко раскрытыми зелеными глазами, с выразительными бровями, которые, кажется, сами себе на уме. На этот раз они неподвижны — все ее лицо неподвижно и выжидающе.

— Да, — выдыхает она.

Я проникаю в нее, одним длинным, медленным движением.

Несса слегка ахает, и я останавливаюсь, мой член глубоко погружен в нее.

Я смотрю вниз, на ее лицо. Мы связаны физически настолько, насколько это возможно для двух людей. Я глубоко внутри нее, и она крепко обнимает меня, руки обвивают мою шею, бедра сжимают мои бедра. Мы дышим одним дыханием, я вдыхаю ее запах, а она утопает в моей постели, в том углублении, где я сплю каждую ночь.

Я смотрю в ее глаза и вижу, что эта девушка уже не та, которую я украл из ее дома. Произошла метаморфоза. Кем стала Несса сейчас, я не могу сказать точно. Она все еще меняется, не до конца сформировалась.

То, что я вижу, прекрасно. Некоторые вещи остались прежними — ее доброта, ее творчество. Она была бегущим ручьем, сверкающим в лучах солнца. Но с каждым днем ее вода становится все глубже. Она становится озером, а затем и вовсе станет океаном.

Я вижу ее, а она видит меня.

Я был смертью, а она — жизнью.

Я думал, что украл ее, спустил в подземный мир.

Все это время она пробуждала меня. Будоражила кровь в моих венах. Вдыхала воздух в мои легкие.

Я так поражен ее видом, связью между нами, что совсем забыл пошевелиться.

Только когда Несса сжимается вокруг меня, мягко двигая бедрами, я вспоминаю, что мы в самом разгаре траха.

Я вхожу и выхожу из нее, следя за ее лицом, чтобы убедиться, что это не слишком больно.

Она слегка морщится, но по румянцу на ее лице, по тяжелому взгляду в ее глазах — ошеломленных и затуманенных — я понимаю, что ей тоже приятно.

Я целую ее губы и шею, вдавливаясь в нее, пока она не откидывает голову назад и не стонет, ее пульс бьется о мой язык.

Она начинает вращать бедрами в ответ, двигаясь вместе со мной, подстраиваясь под мой темп. Это как танцевать вместе снова и снова. Мы двигаемся совершенно синхронно, наши тела выровнены, даже наше дыхание в ритме.

Раньше у меня никогда не было проблем с «длительностью». На самом деле, именно достижение кульминации было проблемой. Чаще всего мне становилось скучно, и я сдавался.

Теперь я ощущаю другую сторону медали. Необыкновенное удовольствие и отчаянный порыв кончить немедленно, сейчас, не дожидаясь ни секунды.

Несса еще не дошла до этого. Она дышит все быстрее и быстрее, двигаясь подо мной. Я хочу, чтобы она кончила. Я хочу почувствовать, как эта маленькая тугая киска сжимается вокруг меня.

Я вхожу в нее чуть глубже. Я обхватываю ее руками и крепко прижимаю к себе. Я утыкаюсь лицом в ее шею и нежно покусываю ее, прямо там, где шея пересекается с плечом.

Несса напрягается от укуса. Это выводит ее из равновесия. Она сильно прижимается своим телом к моему, ритмичные сокращения ее киски сжимают мой член.

— О Боже! — кричит она.

Мой крик гораздо менее внятный. Я стону ей в шею, протяжно, низко и гортанно. Мои яйца напрягаются, и я извергаюсь внутрь нее, раскаленным добела потоком, который, кажется, высасывает душу из моего тела. Это продолжается и продолжается, я изливаюсь в нее, а она прижимается ко мне, пока мы не начинаем дрожать от удовольствия, пока не израсходуется каждая унция энергии.

Потом все заканчивается, и мы разрываемся, чтобы лечь на кровать, задыхаясь. Немного крови на ее бедрах, еще немного на простынях, но не так много, как я боялся.

— Больно? — спрашиваю я ее.

— Немного жжет, — говорит она.

Я тянусь вниз между ее бедер и нежно прикасаюсь к ней, потирая большим пальцем набухший бугорок ее клитора.

— Это помогает или делает хуже? — спрашиваю я ее.

— Помогает, — отвечает она.

Я касаюсь ее чуть ниже, там, где моя собственная сперма тает и вытекает из нее. Она делает мои пальцы скользкими, поэтому они легко скользят по ее клитору.

— Как насчет этого? — спрашиваю я ее.

— Да, — вздыхает она, закрывая глаза. — Так еще лучше.

Я потираю ее клитор медленными круговыми движениями большого пальца. Когда румянец распространяется от ее щек вниз к груди, я начинаю тереть пальцами, оказывая большее давление на её клитор.

— О, боже, — задыхается Несса, — это происходит снова....

— Я знаю, — говорю я.

Я слежу за ее лицом, чтобы знать, когда ускориться, когда сделать сильнее. Вскоре ее кожа горит, она дрожит, как будто у нее жар. Она бьется бедрами о мою руку, кончая снова и снова. Даже в этот момент она грациозна, ее спина выгнута дугой, ее тело обучено. Каждое ее движение прекрасно, она ничего не может с этим поделать.

Я не могу насытиться ею. Я хочу делать это с ней снова и снова. И еще тысячу других вещей. Это только начало.

Когда Несса издает последние стоны, я снова взбираюсь на нее и глубоко целую.

Я чувствую вкус ее возбуждения. Он насыщенный и пьянящий, как темный шоколад в ее дыхании.

— Ты хочешь еще? — спрашиваю я ее.

— Да, — умоляет она.