Текст книги "Визит из невыразимого (СИ)"
Автор книги: Pinhead
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)
«…У неё всё маленькое, как она сама!»
Но касаться его сразу – значило испортить всё удовольствие. Сперва нужно было как следует поработать языком, как следует раздразнить её губы, внешние и внутренние, он двигался вверх и вниз, но язык при этом то совершал короткие горизонтальные движения, щекоча напряженным кончиком, то распластывался для широкой ласки, то неожиданно нырял вниз и вглубь на два-три сантиметра. И неизменно он вновь забирался вверх, описывал вокруг клитора круг и опять оставлял его в покое, потому что главной задачей было сейчас избавить подругу от тех тормозов, которые буквально сжимали её изнутри. Он положил левую ладонь ей на живот, используя правую, чтобы слегка помогать своему языку подушечками пальцев, и одновременно прислушивался ко всё более учащающемуся дыханию, которое из неё рвалось.
«Ну же, дорогая, ты всё равно не сдержишь этого!»
Когда из неё, наконец, вырвался первый стон, он решил немного сжалиться и стал уделять клитору более пристальное внимание, дразня языком и ловя губами, делая посасывающие движение, но неизменно вновь откатываясь вниз, чтобы не дать возбуждению быстро достичь предела. Стоны Гермионы были более низкой тональности, чем её обычный голос и буквально обдавали его кожу волнами мурашек, насколько проникновенно звучал этот вырвавшийся из-под многолетней опеки звук. Он почувствовал сейчас глубокое внутреннее удовлетворение, оттого что смог таки добиться своего. Она бросила себя контролировать и сейчас всё сильнее двигалась всем телом в такт своим стонам, руки метались по простыне, сжимая и разжимая пальцы, пока, наконец, буквально не обхватила его голову ногами, а её живот напрягся и стал судорожно сокращаться. Он подумал, что нельзя уже больше прерывать это удовольствие, он полностью сосредоточился на её клиторе, языком и губами доводя её сперва до кульминации, когда она так сжала его голову между бедер, что загудело в ушах, а потом и до разрядки, когда раскидав в стороны руки и ноги, она раскинулась на постели, выпуская из себя стон теперь уже облегчения вместе с шумным дыханием. Он приподнялся и приобнял её, чтобы она не чувствовала себя в одиночестве в такой момент.
Что ж, пока что он вполне мог чувствовать себя довольным собой. Начало оказалось неплохим, несмотря на все странности её поведения. Впрочем, она немедленно напомнила ему, что не все сюрпризы ещё позади.
– Зачем ты это сделал?! – этот возглас он услышал в тот же момент, как только она смогла связно выражать свои мысли.
– Что сделал? Ты о чем, Гермиона?
– Зачем ты дал мне… дал мне… закончить?
– Но…
– Почему нельзя было сделать это… нормально?
– Эй, да что с тобой? Как нормально? Ты о чём?
– Как будто ты не понимаешь. Разве мы не должны были сделать это вместе? Зачем было… так? Это неправильно! Я думала, мы сделаем это вместе, я хотела быть с тобой, вместе с тобой, а не… так.
– О-о-о! – протянул он сокрушенно.
«Ну вот что прикажешь с ней делать?!»
– Гермиона, скажи, ты куда-то собираешься прямо сейчас?
– Нет, почему ты спрашиваешь? Если ты хочешь, чтобы я ушла…
– О, господи, нет! Это была только прелюдия, Гермиона! Только прелюдия, понимаешь? Я просто хотел, чтобы ты немного расслабилась, прежде чем мы займёмся этим всерьёз.
– Только прелюдия? Но… это было… так по-настоящему… Прости! Я опять горожу какую-то чушь! Я же сказала, что тебе не надо меня слушать. Совсем.
«Если тебя послушать, такое ощущение, ты делаешь это вообще в первый раз! О боже, да что происходит?!»
– Как ты себя чувствуешь сейчас?
– Замечательно, – она потупила взгляд. – Спасибо. Не думала, что смогу… ох! Не думала, что смогу такое… Неважно! Но ты меня так раскачивал туда-сюда, что под конец я уже хотела тебя убить! Если бы ты еще чуть-чуть промедлил, я бы так и сделала, клянусь!
– Ну вот, выходит я на чуть-чуть поторопился!
– Я тебя убью прямо сейчас! – она хлопнула его подушкой.
Да, теперь он видел, что она и вправду расслабилась. И совершенно перестала стесняться своей наготы.
– Так ты хочешь продолжить?.. Впрочем, чего это я спрашиваю?!
Он ухватил её поперек туловища и перевернул на живот, в очередной раз поражаясь, насколько же легким было это тело. Она издала что-то похожее на протестующий возглас, но тотчас затихла, как только он провёл обеими ладонями длинным растянутым движением по её спине. Впрочем, длинным его можно было назвать только условно, учитывая крошечные габариты хозяйки. Почти тут же ладони оказались у задницы, буквально упёрлись в неё, и он со смаком промолвил вслух:
– Н-да, вот и ОНА!
– Что это ты такое имеешь в виду? – буркнула Гермиона, пытаясь озабоченно выглянуть поверх своей спины.
– О, ты знаешь!
– Эй, только не вздумай меня уверять, что ты раньше пялился на мою задницу, Гарри Поттер!
– Именно это я и делаю все последние недели.
– Хффф! – она задохнулась возмущённым возгласом. – Как тебе не стыдно?! Я же твоя подруга!
– Одно другому не мешает, – довольно констатировал он, делая первые поглаживания.
Он продолжил широкими круговыми движениями, обеими руками, захватывая и бёдра, в одну сторону, в другую, делал это, пока она не привыкла к его рукам, потом перешёл к более настойчивым ласкам, позволив своим ладоням плотнее сжимать её ягодицы, ноги, тиская их, разводя в стороны и снова сводя, заставляя подругу попискивать от наслаждения. Ей было приятно, она снова разогревалась для секса, но эти движения больше были направлены на повышение его собственного желания. Он слишком себя контролировал до этой секунды, пора было расслабиться самому.
– Думаю, теперь ты готова.
Он не заметил, как перешёл на покровительственный тон, но она сама была виновата. Нечего было себя вести, словно для неё всё как в первый раз.
«Может, это какая-то игра?» – мелькнула мысль. Впрочем, он понимал, что догадка звучала глупо, особенно учитывая обстоятельства.
– Мне перевернуться?
– Нет, переворачиваться не надо. Поднимись на колени.
– На колени? А… хорошо.
Она медленно поднялась, смешно переставляя руки по прогибающемуся матрасу. Он в это время стягивал с себя штаны, которые до сих пор оставались на нём просто потому, что не нашлось другого подходящего момента, чтобы их снять.
– Хм… – ему пришла в голову забавная идея, – теперь выгни спину.
– Выгнуть. Спину?
– Да.
Она выгнулась совсем чуть-чуть, не решаясь посмотреть на него, не решаясь спросить, что он задумал.
– Ну же, Гермиона, выгнись по-настоящему! Ты же можешь.
Вряд ли она догадывалась, что он пытался сейчас про себя устроить заочное соревнование между ней и Джинни, но его просьба её сильно смущала. Ему стало стыдно за такое своё поведение, когда она начала выгибаться, но какой-то бес противоречия внутри него буквально подзуживал довести дело до конца.
– Еще сильнее.
– Гарри… но…
– Пожалуйста!
Она выгнулась так, что уже буквально прижалась грудью к своим коленкам. Определённо, её портрет нравился ему больше портрета жены. Он понял, что уже не просто возбужден, а, пожалуй, перевозбуждён.
– Мне так неудобно, – сказала она жалобно, и он решил, что она имеет в виду недостаток собственной гибкости.
Но она продолжила:
– Я чувствую себя как… чувствую себя как…
Он прекрасно понял, о чём она, и улыбнулся глумливой улыбкой. Она вовсе не то подразумевала под словом «неудобно». Почему-то в голову пришла странная мысль, что, будь он садистом, над такой неопытной, неискушенной жертвой было бы одно удовольствие издеваться. И тут же постарался поскорее выгнать у себя из головы эту гадость, неизвестно как забредшую туда.
– Ладно, – сказал он, распрямил её, обнял за бёдра и осторожно подтянув к краю постели, поставил коленками на пол, на собственные брюки, валявшиеся тут же. Потом опустился на колени сам, раздвинул ей ноги и встал между ними, ложась на неё сверху, запуская под неё руки, чтобы контролировать свой вес и не слишком прижимать её маленькое тело к постели. И прошептал прямо ей на ухо:
– Так хорошо?
– Да… – ответила она еле слышно, и он почувствовал прижатой к её груди ладонью, как бешено бьётся её сердце.
Когда-то, год назад, они точно так же начинали с Джинни. Джинни где-то вычитала, что для первого раза – это идеальная поза. Тогда вышло хорошо. И сейчас он решил, что, хотя Гермиона и не девственница, но в её поведении было столько откровенной невинности, что будет хорошей идеей начать точно так же.
Когда он стал входить в неё, она вся затрепетала под ним, и издала несколько нечленораздельных звуков, как будто хотела в последний момент остановить его, но потом прервала сама себя. Он вошел и замер, прислушиваясь к собственным ощущениям. И самое главное из них, которое ошеломило его больше всего – что он дома. Нет, что он НАКОНЕЦ-ТО дома! Это было… удивительно! У него снова возникла мысль, уже успевшая посетить его сегодня, что она словно создана для него, что она идеально ему подходит. Он сидел в ней так, как будто её специально для него изготовили по индивидуальному заказу. То, как она облегала, сдавливала его, её недостаток смазки, который делал движение слегка растянутым, даже та незначительная сладкая боль, сопровождавшая эту растянутость, тот дополнительный жар от трения – всё казалось в точности таким, чтобы принести ему ощущение максимального наслаждения. Он медленно выдохнул, понимая, что в груди вновь поднимается волна бесконечной нежности к ней, и стал совершать первые движения, сперва осторожно, прислушиваясь к её реакции, но она замерла в его руках, прижатая к его груди и, видимо, потерявшая на время возможность как-то оценивать всё, что происходит, поэтому он увеличил амплитуду движений, входя в неё глубже, чтобы дать ей возможность опомниться, почувствовать себя полностью, и понемногу она начала отвечать. Её реакция отразилась в том, что она сперва сбросила с себя первоначальную скованность, а потом потихоньку её тело стало отзываться на его движения. Он едва не кончил в тот же миг, когда её бедра в первый раз вдруг подались назад, ему навстречу. Любое, малейшее проявление желания с её стороны сейчас поднимало в нём планку возбуждения сразу до самого верха. Он затормозил, шумно выдыхая воздух сквозь сложенные в трубочку губы, получше опёрся на собственные локти, потом продолжил уже гораздо медленнее, но основательнее, вдвигаясь ещё дальше, чтобы она ни в коем случае не вздумала сейчас частить, иначе это всё кончится очень быстро, а он хотел, чтобы первый раз был первым разом и для неё тоже. Она поймала его ритм и теперь уже вполне осознано двигалась вместе с ним, и её усилившееся дыхание стало хорошо слышно ему сейчас.
«Она совсем привыкла ко мне», – подумал он и вдвинулся еще дальше, на полную длину, когда вдруг его головка словно достигла чего-то, какой-то мягкой и упругой преграды, и в тоже мгновение Гермиона, распахнув губы, издала под ним резкое:
– Акк!
«О, подруга, – тут же мелькнула в голове ехидная мысль, – вот сейчас ты будешь кричать!»
Она оказалась короткой, короче Джинни. Чтобы достать жене до ворот её матки, ему приходилось хорошенько её изогнуть. Его член вовсе не отличался феноменальными размерами. Но с Гермионой всё было по-другому. Он не просто достал, он ещё и сразу правильно попал куда надо, что было большой проблемой даже со знакомой партнершей. Снова он подумал об их замечательной совместимости друг с другом. Надо было только правильно этим воспользоваться.
Он принялся загонять в неё член на всю длину, с удовольствием слыша, как всякий раз в конечной точке его движения из её полуоткрытых губ вылетают громкие крики. На этот раз она кричала совсем тонко, почти как маленькая девочка, каким-то жалобно-истерическим тоном, не желая, да и не имея никакой возможности сдерживаться, и она кричала его имя. В этот момент он явственно осознал, что рая не существует. Потому что не могло быть блаженства сильнее, чем то, что сейчас испытывало его тело и его душа, а если там не было и этого, то к чему такой рай?
В то время как снизу от движений его члена расходилась волна плотского удовольствия, её крики входили в него сверху, и сбрасывали вниз по его нервам ответную волну, но во много раз более сильную; если бы не эта волна, он давным-давно кончил бы, не способный более сдерживаться. Но эта волна словно сильные заряды тока разрывала его нервы, принося совершенно иное, нежели плотское, удовольствие – удовольствие невиданного восторга, от того, что он делает сейчас для любимой женщины. Его просто всего сотрясало от этого ощущения, от чувства, что он дарит ей невероятное наслаждение и разделяет его с ней. Это могло показаться странным – он не делал ничего особенного, кроме самой простой и естественной вещи на свете. Но важно было не то, что он делал и как, важно, что это делал ОН – её любимый, именно тот факт, что от него она получала своё наслаждение, и делал его таким сильным и острым.
Постепенно её крики становились всё короче и выше, от его имени осталось только «А», превратившееся буквально в тонкий визг. Она уже вся извивалась под ним, царапала пальцами простыню, дергалась назад, желая увеличить темп, всё быстрее, быстрее, быстрее, и он старался изо всех сил, вдвинувшись в нее до конца и снизив амплитуду до минимума, до самого маленького последнего отрезка, чтобы временные промежутки между достижения устья её матки стали совсем короткими. И когда он понял, что она уже совсем на грани, он подался вперед, задержавшись в таком положении, двигая тазом, поймал заветное отверстие, она крикнула, и в тот же миг он почувствовал, словно что-то поймало и всосало внутрь его головку. Он уже просто дергался на одном месте, круговыми движениями, понимая, что осталась буквально пара секунд. Наконец, она издала длинный вопль, срывающимся голосом, и её тело всё устремилось вверх, ему навстречу, спина стала выгибаться, руки, лоб уперлись в постель, пытаясь поднять её, вытолкнуть, но он нарочно надавил сверху, не давая этого сделать, наблюдая, как её ладони беспомощно скользят по простыне, понимая, что вот он – тот самый момент и с облегчением кончил, дергая тазом в унисон с её конвульсиями, с шумом выдыхая рвущийся из груди воздух, с удовольствием ожидания волны уже идущего на него расслабления. Она на мгновение затихла, прижалась к постели, но потом вдруг её тело вновь начало новую серию конвульсивных движений, и он подумал, как хорошо, что он не успел выйти из неё, потому что это явно была вторая серия множественного оргазма.
«Охренеть! – вспыхнула в голове мысль. – С первого раза и такой фейерверк!»
Это была ЕГО женщина, по-настоящему, на сто процентов его, тут не могло быть никаких сомнений. Они идеально совпадали анатомически, ему казалось, что все его движения, все попадания были абсолютно инстинктивными, словно он знал её уже много лет. Это было невероятно, невероятно; ему пришло в голову, сколько разнообразных наслаждений они еще смогут испытать вместе в дальнейшей жизни, и ему захотелось рассмеяться от восторга.
Она затихла, и он осторожно извлек из нее мягчающий член, когда её настигла третья волна – на его выходе. Он, наконец, скатился с неё в сторону, давая ей волю выгнуться так, как стремилось её тело и наблюдал, лежа на спине, повернув голову, как она дёргается, уже не имея возможности даже кричать, просто разевая рот, как рыба, выжимая, выдавливая из себя последние капли удовольствия. Она даже сейчас была прекрасна – лицо, потерявшее все признаки человеческого, тело, лоснящееся от пота, копна свалявшихся волос – маленькая, тонкая, потерявшая себя от наслаждения женщина.
Когда она замерла полностью, он взял её подмышки и бережно перетащил, уложив прямо на себя, чтобы она в такой момент ни на секунду не чувствовала себя одинокой. Но, судя по её виду, она вообще не понимала, на каком свете находится, взгляд был совершенно диким. Он обнял её и стал гладить по волосам и спине, но только когда понял, что она стала понемногу отходить, зашептал ей прямо в ухо:
– Любимая, любимая, любимая…
Она прижалась к нему и стала покрывать короткими поцелуями его лицо и шею, твердя только одно слово: «Спасибо».
Прошла еще пара минут, прежде чем она смогла членораздельно выговаривать фразы.
– Что ты со мной сделал? – спросила она, облизывая губы.
– Хочешь пить?
– Что ты со мной сделал, Гарри Поттер?! Что это было сейчас? Я думала, что умру от удовольствия. Думала, что уже умерла.
– Ну же, Гермиона, обычный маточный оргазм. Ты же должна была читать про такие вещи.
Она вдруг уперлась ладонями в его плечи и привстала, нависая над лицом.
– Почему ты раньше не делал это со мной?! Какого лешего ты не делал этого раньше?! Почему ты столько ждал?!
– Гермиона, успокойся, выпей воды.
– Нет, я спрашиваю тебя, Гарри Поттер, как ты посмел лишать меня этого?!
Она больно вонзилась пальцами в его плечи.
– Когда «раньше», Гермиона? – широко улыбнулся он. – Это наш с тобой первый раз.
– Тогда почему он случился так поздно? Почему не раньше? Мы должны были делать это… уже давно.
– Когда давно? – усмехался он, глядя в ее нахмуренное лицо.
– Давно – это давно! Всегда! С… четвертого… нет!.. с третьего курса!
– С третьего курса?! Ты просто сейчас не в себе. Ляг, отдохни, – он снова уложил её на себя, – могу себе представить, что бы со мной было, посмей я тебе что-то такое предложить на третьем курсе.
Он захихикал.
– Схлопотал бы по лицу, – заворчала она ему на ухо, – и целую неделю бы не услышал от меня ни слова…
– Вот видишь.
– Зато, спустя неделю, получил бы просимое.
– Что?! Не смеши меня. У тебя кроме учебников тогда на уме больше ничего не было. И вообще, – решил он подыграть ее разошедшемуся воображению, – где бы мы стали этим заниматься?
– В хижине Хагрида, например. Когда он уходил в лес.
– Какая прелесть! А когда бы он был на месте?
– Тогда лес был бы свободен. В лесу. Или на берегу озера.
– Чудесно, просто чудесно! А в холодную погоду?
– В Хогвартсе.
– Прямо в Хогвартсе? И где же, позволь спросить?
– В Выручай-комнате.
– Мы нашли её только на пятом курсе, ты забыла?
– Тогда… тогда в ванной старост. И в закрытых классах. Да хоть в подземелье!
– В подземелье? Брр!
– Ты бы отказался делать это в подземелье для меня?
– О, нет! Ну что ты!
– Ну вот, так что думай, чем искупить свою вину за столько лет.
– Я думаю, Гермиона, что ты просто хочешь ещё прямо сейчас, вот откуда твои экскурсы в историю Хогвартса с нашим участием.
Она фыркнула ему в ухо и заёрзала на нем.
– И ты можешь сделать это ещё раз?
– Через некоторое время.
– Прямо вот так же, именно так же?
– Гермиона, – он осторожно взял в руки её лицо, – мы оба делаем это. Вместе. Разве ты не понимаешь?
«Да что с ней вообще?!»
Она часто заморгала.
– Наверное. Только… раньше со мной такого никогда не было.
– Ну, значит, дело в том, что мы прекрасно подходим друг другу. Ты чувствуешь это?
– Я просто полностью доверяюсь тебе, Гарри. Если ты так говоришь, значит, так оно и есть.
«О, господи, она и вправду как в первый раз!»
– Хорошо. Дай мне попить водички, и сделаем это опять.
– Так же?
– Нет, на этот раз я хочу видеть твоё лицо.
– А может… лучше так же?
– Почему?
– Я… стесняюсь, Гарри! Не хочу, чтобы ты видел меня такой… не в себе.
– Несколько минут назад внутри тебя был мой член, тебе не кажется, что слово «стесняюсь» уже несколько утратило свою актуальность?
– Да ну тебя! – воскликнула она, смущенно хихикая.
– Ты сама сказала в начале, что я могу сегодня тобой покомандовать. Так?
– Так, но…
– Скажи, моё командование пришлось тебе по вкусу?
– Да! – вырвалось у неё само, помимо воли, до того ещё, как она успела обработать свой ответ и придумать какую-нибудь обтекаемую фразу. И тут же снова покраснела.
«Когда же она устанет смущаться? Наверное, никогда».
– Ну, раз «да», слушайся меня и дальше. И получишь за это награду.
– Слушаюсь, сэр… обормот.
– За оскорбление старшего по званию полагается наказание. И оно последует прямо сейчас.
«Наказание» в той или иной форме длилось ещё ближайшие пару часов. Не то чтобы он прямо-таки установил сегодня рекорд (с Джинни бывало и похлеще), но в целом собой и своими действиями он остался доволен. Наградой ему служило счастье любимой женщины. Её чудесные глаза светились удовлетворением и покоем так, что не требовалось никакого освещения в сгустившейся темноте зарождающейся ночи. Пора было отдохнуть, и он сгрёб её маленькую фигурку, обхватил, прижав к себе, не желая отпускать до самого утра. Эта поза довольно быстро становится неудобной обоим, и многие ночи после они ещё наверняка проведут, распластавшись рядом на соседних подушках, но эту ночь он непременно хотел держать её в руках. Ни за что не выпускать из рук.
«Всё изменится, – твердил его собственный голос в голове, когда он почти сразу стал погружаться в сон, как только закрыл глаза, – теперь всё изменится».
Глава 23. За гранью понимания
Твой муж был похож на бога,
Но стал похожим на тень;
Теперь он просто не может,
То, что раньше ему было лень
БГ.
Когда он проснулся и вспомнил, где он и что с ним, то первая мысль, которая пришла ему в голову: «Гермионы нет». Её не было с ним рядом, и он сразу почему-то понял, что её нет и в квартире, хотя почти вся её одежда должна была находиться в другой комнате. Но, повернув голову, он увидел, как она сидит перед низким зеркалом в углу и с некоторым даже остервенением пытается расчесать свою пышную шевелюру. На ней были только трусики, и острые грудки энергично колыхались из стороны в сторону, в такт движениям её рук.
Он сел на постели, и она тут же скосила на него глаза.
– Ты проснулся, – сказала она с долей досады в голосе, – а я так не хотела тебя будить. Даже записку написала.
Он огляделся и увидел на столе сложенный домиком листок.
«С добрым утром!
Прости, но мне нужно бежать. Наши с тобой общие дела требуют завершения. Надеюсь, ты проснёшься пораньше, потому что до 12–00 квартиру надо бы освободить. Делать тут всё равно нечего, и еды в холодильнике нет. Увидимся вечером.
Целую, обнимаю.
Г.
P.S. Не пытайся отсюда аппарировать.»
Он улыбнулся. Это скупое послание было в сто раз приятней, чем самые сладкие слова. Будничность, отражённая в нём, как бы показывала, насколько естественно подруга уже воспринимает их отношения. Все эмоции спрятаны и запихнуты под маску деловой женщины. Его лицо посетила невольная усмешка, когда он вспомнил её бешеный взгляд и вызывающий упрёк: «Почему ты не делал этого раньше?!» Такие метаморфозы только возбуждали.
– Давай-ка я тебе помогу, – он подошел и попытался отобрать у неё расческу.
– Нет, даже и не пытайся. Ты не представляешь, какая эта мука – их расчесывать.
– Я буду осторожен.
– Вот этого-то как раз и не надо. Надо быстрее, я спешу.
– Я всё-таки попробую.
– Гарри, это плохая идея… – начала она, но он уже завладел расческой и принялся водить ею по её спутанным волосам.
Это и вправду была мука, расческа неминуемо вязла, и как он ни пытался придерживать волосы у корней, всё равно ему казалось, что он причиняет ей боль. Но он всё равно старался, и она, сперва вся подрагивающая от нетерпения, почему-то замерла и смотрела в зеркало на собственное отражение, как зачарованная, не в силах оторвать взгляд.
– О чём ты думаешь?
– Мне сейчас вдруг показалось, что мы уже тысячу лет вместе. И что ты всё это время каждое утро расчесываешь мне волосы.
– Так и будет, любимая. Так и будет.
– Я не верю, что это происходит со мной. Это сон. Просто прекрасный сон. И я каждую секунду боюсь проснуться.
– Это не сон… – он приподнял её со стула и развернул к себе, – вот видишь?
– Гар-ри, я-а лю-юблю-ю те-ебя-я! – внезапно разрыдалась она во весь голос. Совершенно по детски, безутешно, размазывая слезы и сопли, и уткнулась в его грудь, вся сотрясаясь от рыданий.
– Ну что ты, что ты?! – поразился он, осторожно прижимая её к себе.
Она продолжала рыдать ещё несколько минут, как будто в этом плаче она освобождалась от чего-то, от последних сдерживающих её изнутри преград, полностью открывая себя, как будто только сейчас поверила, что её любимый действительно рядом. Когда наконец слёзы утихли, она подняла на него глаза и сказала просто:
– Ты понимаешь, что теперь для меня всё изменилось?
– Ну-у…
– Раньше я могла терпеть. Теперь… если вдруг ты оставишь меня, я не смогу жить. Ты понимаешь это?
– Гермиона! Ты о чём это завела разговор с утра пораньше?!
Но она продолжала всё так же смотреть на него, пока он не сказал.
– Не волнуйся. Теперь и до самой смерти.
Она отчего-то сразу опустила голову и ответила.
– Да, конечно, – и, словно спохватившись, – мне давно пора идти. Ты уже всё прочитал в записке. Еды нет, до двенадцати надо уйти, не аппарируй. Угу?
– Угу, – кивнул он, расплываясь в улыбке.
Потом он несколько минут с наслаждением смотрел, как она носится по квартире, собираясь… куда бы там она ни собиралась. На работу, наверное. Смотрел и думал, что более прекрасного зрелища в жизни не видел. Потому что оно предвещало в будущем многие и многие такие совместные пробуждения и сборы, и от этого становилось тепло и как-то сладко на душе.
Когда она ушла, хлопнув дверью напоследок, он ещё какое-то время сидел и продолжал ловить это постепенно растворявшееся предвкушение грядущей совместной жизни.
Впрочем, пора было уже и правда покинуть это непритязательное, но ставшее таким гостеприимным для них обоих жилище. Если Гермиона помчалась по делам, то сам он не мог сейчас найти в себе силы отправиться на службу. Один день как-нибудь обойдутся и без него. Он решил вернуться домой и отправить оттуда сову с запиской, что ему нездоровится. В конце концов, после всей этой жуткой кутерьмы с ритуалами, начальство должно было понимать, что ему нужен небольшой отдых.
Он быстро собрался, ловя себя на том, что постоянно втягивает носом воздух, до предела наполненный смесью ароматов, оставленных женщиной, которая ночевала здесь, и его сводил с ума этот запах.
Прямо на двери была пришпилена ещё одна записка: «Дверь просто захлопни, она замкнётся сама», и он снова поневоле улыбнулся. Всякий след, ею оставленный, умилял его сейчас, так, что он готов был буквально растечься по полу сладкой лужицей восхищения.
Погода была замечательная, подстать его настроению, и он с удовольствием прошёл короткий путь до метро прогулочным шагом, наблюдая привычную суету утреннего Лондона, благо нога уже почти не болела. Когда все вокруг спешат на работу, а ты преспокойно направляешься домой после прекрасно проведенной ночи – это чувство сопровождало его и в метро и до самой двери его квартиры на площади Гриммо. С этим настроением он и вошёл туда, и, видимо, оно явственно было написано на его лице, потому что Джинни, которая почему-то была дома, приподняла брови и помотала головой с усмешкой, лишь только завидев его.
– Ты дома? – спросил он автоматически.
– Да, я дома, пока ещё это мой дом. Я планирую сегодня посетить специалиста по магическому праву в Министерстве.
– Праву? – удивился он.
– Ну да, праву, Гарри, праву! – повторила она ему, как недоразвитому. – Чтобы наш развод не превратился во всеобщий скандал, нужно всё подготовить заранее. Ты же, кажется, не собираешься этим заниматься?
– Я собираюсь, Джинни. Собираюсь, – закивал он головой, но какое-то абсолютно блаженное ощущение никак не выветривалось из него.
– Ой, да по тебе видно, как ты собираешься! – она легонько стукнула кулачком ему по лбу. – Что, всё прошло «на ура»?
«Зачем она спрашивает?»
Она делала вид, что разговаривает этаким приятельским тоном, слегка саркастическим, как бы со стороны, но под этим всем сквозила понятная горечь. Он был искренне признателен ей за то, что она не срывается в обиду и упрёки, но это было слишком. Зачем было так себя мучить, интересуясь его успехами с соперницей?
– Джинни…
– Да можешь не отвечать! У тебя настолько всё написано на лице, что глупо и спрашивать. Не дергайся, я действительно рада, что у вас всё складывается.
– Ты не можешь быть рада, зачем притворяться?! Не думай, будто я не понимаю твои чувства. Ох, черт, теперь мне уже кажется, что лучше бы ты ругалась!
– Мои чувства? Ну да… Просто есть вещи поважнее моих чувств.
– Ты о чём?
Она смотрела на него напряжённо, исподлобья, как будто решая, подходящий это момент для разговора или не очень.
– Пойдем-ка! – потащила она его в гостиную. – Нечего торчать тут в коридоре.
– Ну, хорошо, – согласился он. Сейчас ему казалось, что то настроение, которое сидело в нём, не способен выбить никакой разговор. Слишком оно было блаженным.
– Значит, говоришь, у вас всё в порядке? – сказала Джинни, когда он уселся на диван. Она принялась расхаживать перед ним, обняв себя за плечи.
– Если уж тебе действительно так хочется это узнать, то да, действительно всё хорошо.
– И вы… собираетесь теперь жить вместе?
– Ну, мы это не обсуждали, но такие вещи подразумеваются сами собой.
– Хорошо.
– Джинни, к чему этот разговор?
– К тому, что я тебе… вам… оказала сегодня одну большую услугу. Надеюсь, ты её оценишь.
И она тут же полезла за сигаретой.
– Интересно. И какую же?
– Здесь был Рон… – начала она, и у него внутри как-то сразу возникло ощущение холодной пустоты, – сегодня утром.
– И что? Что ты ему сказала?
– У нас был длинный разговор. Очень длинный! – она затянулась, выпуская приблизительно такую же длинную струйку дыма.
– О чём?
– Я уговорила его, чтобы он дал жене развод.
– Ты? Уговорила? Э-э… хорошо, спасибо, конечно, но в этом совершенно не было нужды. Я бы и сам… Да и вообще, какой уже смысл в уговорах, когда и так всё ясно.
– Ты просто дурак! – она потрясла в воздухе сжатыми кулаками. – Иногда так и хочется звездануть тебе прямо в лоб! Ты же вообще ничего не видишь и не знаешь! Вообще!
– Что ты имеешь…
– Они заключали магический брак, МАГИЧЕСКИЙ, ясно тебе, дурная башка?!
– Так и что, мы тоже, вроде как…
– А ты знаешь законы на этот счёт? Не Великобритании, магической Британии? Знаешь?!
– Мм… нет. А что, там что-то особенное?
– У магов старая юридическая система. Очень старая. По ней Мерлина лысого женщина может развестись без согласия мужа! И причина для развода должна быть очень, ОЧЕНЬ серьезной. Такой, что далеко не всякий мужчина решится подобную озвучить. Ты настолько наивный, просто диву даёшься! Подписываешь магический контракт и не удосуживаешься даже прочитать, что в нём написано.
– В нашем контракте?..
– Да, да, «в нашем контракте»! – передразнила она. – Впрочем, чего тут про нас говорить, ты-то совершенно точно ради своей Гермионы на что угодно согласишься, так что не в нас дело.
– Хм. А Рон-то, конечно…
– Вот именно, дубина! У вас были бы серьёзные проблемы, вздумай вы расторгнуть контракт официально. Пойми – магов мало, все семьи на счету, существуют родословные, всякие старые правила, всем важно, от кого дети, кто в какую семью переходит… Ох, да что я тебе объясняю?! Короче говоря, я убедила его, чтобы он дал развод. Вот так.
