Текст книги "Просто друзья (СИ)"
Автор книги: PaperDoll
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)
– У меня вроде как домашний арест, если ты вдруг забыла.
– Главное, что я не забыла, это, что ты самый ярый противник любых правил. Когда это ты подчинялся им? Если уж, кто и умеет нарушать границы, то только ты. И сейчас самое подходящее для этого время! – когда она посмотрела на меня, взгляд её стал куда жестче. Она сузила глаза, надула губы, пытаясь выглядеть куда серьезней, чем была на самом деле, что даже позабавило. Я улыбнулся, а следом за мной это сделала и сама девушка, сдавшись быстрее, чем я ожидал.
– И что такого в этом первом снеге? Я вижу его каждый год.
– Какой же ты невыносимый сноб! Одевайся скорее, прошу тебя, – девушка подтолкнула меня к шкафу с одеждой. Она умоляюще сложила руки впереди, и что мне оставалось делать? Я снял футболку, заставив Джо смущенно отвернуться к окну.
Джо всё ещё была в школьной форме, что привело к заключению о том, что после школы она первым делом прибежала сюда, чтобы вытащить меня из дома и узреть то, что в её глазах сияло невиданным волшебством. Лямка рюкзака была перевернута, шапка перекошена, как и шарф, ладони в варежках сжимались и разжимались.
– Мои куртка и ботинки в прихожей, – сказал я, как только переоделся. – В гостиной может сидеть отец. Ему вряд ли понравиться моя затея сбежать из дома.
– Ладно, Фредерик. Похоже, я действительно прошу тебя о многом. Я, наверное, пойду, – Джо смешно шмыгнула носом. Её щеки полыхали красным из-за поднявшейся в тепле температуры тела. Она последний раз посмотрела на меня, словно именно в эту минуту, я должен был её остановить, и что-то внутри меня всё же надломилось.
– Жди меня снаружи, – вздохнув, произнес я, не выдержав этой пытки. Ей даже не нужно было убеждать меня в чем-либо, когда я был согласен на всякую глупость независимо от того, делало это нас ближе или нет. Она начала ощущать свою силу надо мной, и это было именно то, чего я опасался. Щенячьи глазки, теребящие скромно край юбки пальцы и переминание с ноги на ногу – срабатывало безотказно. Обаяние Джо, о котором она навряд ли сама подозревала, всякий раз поражало всё больше, хоть я и должен был научиться противостоять ему, вместо того, чтобы сдаваться раз за разом.
– Подсади меня только, пожалуйста, – без прежнего вызывающего тона попросила девушка. Я помог ей вылезти наружу, чем заслужил ещё одну милую улыбку, согревшую даже при ненавистном морозе.
Отец уснул перед телевизором, поэтому я без лишнего затруднения быстро набросил на плечи куртку, завязал вокруг шеи шарф и обулся. Джо уже стояла возле подъездной дорожки и ловила языком снежинки, забавляя своей беззаботностью всё сильнее.
– Они ведь умирают на твоем языке, ты знаешь? – я подошел к девушке сзади, заставив её подскочить на месте от неожиданности. Она нахмурилась, толкнув меня в бок, от чего я даже слегка пошатнулся.
– Всегда тебе надо всё испортить, – обиженно заявила девушка, прежде чем побежать вперед, схватив меня за руку. Я не стал бежать за ней следом, чем тормозил Джо, что злило её. Она повернулась ко мне и схватилась обеими руками за мою ладонь, прилагая всё больше усилий, чтобы хоть немного ускорить мой ход. Я лишь жалел о том, что не мог переплести с ней пальцы, в чем помехой стали чёртовы варежки. Холод покалывал кончики пальцев, но это казалось сущим пустяком по сравнению с этой проблемой.
– Куда ты меня ведешь?
– Разве не очевидно, что мы идем… В никуда! – громко крикнула девушка, из-за чего мне даже подумалось о том, что пустая улица ответит ей эхом, чего, конечно же, не случилось. – Нам не нужно идти куда-то, чтобы чувствовать в воздухе чудеса.
– Я чувствую только холод, – я шмыгнул носом, после чего сделал глубокий вдох. Морозный воздух застрял где-то в глотке, вытеснив из тела всё тепло. – Никаких чудес.
– Я полагала, что людей ненавидящих снег не существует, но ты снова сумел меня удивить, – она сдалась. Перестала тянуть меня торопливо вперед и взяла под руку, опустив голову на плечо. – Неужели снег не пробуждает в тебе некое предчувствие? Словно скоро всё точно должно измениться, стать лучше.
– Подобное чувствуют лишь люди, которые в этом нуждаются.
– Разве тебе это не нужно? – Джо странно посмотрела на меня, дожидаясь исключительно искреннего и правдивого ответа, который и сама знала.
– Что насчет тебя? – спросил я вместо того, чтобы ответить самому.
– В этом году я нуждаюсь в этом больше, чем когда-либо. Не знаю, знакомо ли тебе чувство, когда ты над чем-то усердно трудишься, а затем результат не оправдывает твоих ожиданий. И я ведь даже пыталась убедить себя в том, будто сделала всё, что было в моих силах, что в остальном обязательно должно повезти, что это ещё не конец света, но… В этот раз я сдалась. Слишком много обстоятельств было против меня, с чем я не смогла справиться. И мне так стыдно за то, что я проиграла, позволила воспользоваться собой, так глупо верила… Дело ведь было не только в выборах… – конечно же, свою лепту внес и Вуди Кёртис. Чёрт, я уже успел позабыть об этом ублюдке. – Неужели я не могу кому-то нравиться? Просто так и без всяких предлогов. Почему хоть кто-нибудь не может увидеть во мне хотя бы что-то, что заслуживало бы малейшего внимания, не стоящего мне ничего? Почему никто не находит во мне и капли особенности, отличающей от остальных? Почему я чувствую себя плохим человеком из-за этого? Почему…
– Послушай, Джо… Джозефина, – быстро исправился я, когда девушка, нахмурив светлые брови, резанула острым пронзительным взглядом. Я знал, что в этот раз дело было не в неправильно произнесенном имени, а горькости, что мучила девушку, терзая её нежную душу. Дело было не в выборах. Её подавляющее молчание было вызвано не утратой самообладания из-за поражения, в первые минуты после которого Джо довольно-таки стойко держалась, а в мучительной обиде на парня, разбившего её хрупкое наивное сердце, прежде преисполненное добротой и отвагой. Вуди сломил Джо, сделав это без лишнего сожаления и с четким намерением сделать это. Всё это время, пока она отталкивала меня от себя, она справлялась с другого рода поражением, заставившего почувствовать её разбитость и угнетенность первым разочарованием.
Мне горько было слышать всё это, ведь на каждое «почему», моим ответом было бы возражение, раскрывавшее моё истинное отношение к Джо, что со временем лишь крепло, возрождая внутри множество схожих вопросов. Почему я замечал в ней столько противоречивых качеств и всё равно поддавался пылкости сердца? Почему находил ней особенность без особых на то причин? Почему чувствовал, будто она была самым лучшим в мире человеком? Почему…
Момент был как раз подходящим для того, что раскрыть чувства, освободив себя от тяжелой ноши. Шел первый снег, Джо нуждалась в любви, а я всего лишь был рядом и мог всё исправить, вернув ей чувства важности и особенности, что она сама вселяла мне, возвращаясь раз за разом, когда я сам того не заслуживал. Она сделала достаточно много всего для меня, чтобы я отплатил ей немногим – нелепым признанием в жалких чувствах. Но слова застряли посреди глотки, и я почти был уверен, что не смогу их произнести, глядя прямо в её голубые глаза, в уголках которых сдерживались бусины слез, застывшие там вместе с задержанным дыханием девушки.
Я же продолжал смотреть на неё, приоткрыв, как дурак, рот, откуда так и не вышло больше и слова. В белоснежном пейзаже она казалась даже красивее. С лица, покрытого бледностью, стерлись все веснушки. Вместо них на щеках и кончике носа появились алые следы морозных поцелуев. Из вязанной шапки, что будто бы казалась больше её головы, выбивались пряди спутанных волос. Голубизна глаз отдавала ещё большей прохладой.
– Это всё неправда, – наконец-то смог произнести, заставив Джо вяло улыбнуться. Она наклонила голову набок и с теплом смотрела на меня. – Ты нравишься мне. Ты замечательная. Милая и смешная… Хотел бы я ещё сказать, что у тебя замечательный вкус в музыке, но…
– О, Фредерик, – Джо прижалась ко мне ещё сильней, из-за чего моё сердце начало пропускать удары в разы быстрее. – От такого старого ворчуна, как ты, подобные слова звучат в миллион раз приятнее. Ты лучший друг, чем пытаешься казаться. Ты многих заставил в это поверить, но я не переставала видеть в тебе животрепещущий луч света и никогда не перестану…
Моё сердце упало вниз и разбилось. Я был её лучшим другом. Всего лишь, лучшим другом. Казалось, этого могло быть достаточно, ведь слово «лучший» придавало позорному званию «друга» некой фамильярности, но этого было мало. Я хотел получить от Джо большего и мог сделать ещё одну неуклюжую попытку добиться этого, раскрыв всю полноту испытываемых мною чувств. Но стоп-слово «друг» заставило меня остепениться, остановиться на этом. Я сделал осторожные шаги вперед и хоть те никуда меня не привели, я чувствовал, что пойти на больший риск было бы непростительной глупостью.
– Очень мило с учетом того, что кроме тебя у меня нет друзей, – я расслабил руку, вниз по которой скользнула и рука Джо, спрятавшаяся через секунду в пропасть кармана.
– У тебя их больше, чем ты можешь себе вообразить. Может быть, ты понял бы это, если бы остался на своем же дне рождении? – конечно же, мы не могли обойтись без мелкой ссоры. Джо не могла не подкинуть ложки дегтя в медовую идиллию, что хоть и начала разрушаться у меня на глазах, но всё же не имела шанса уничтожить интимную атмосферу, возникшую между нами. Джо с этим быстро справилась.
Был у неё этот дивный дар завораживать меня, заставлять волноваться и чувствовать себя идиотом, чтобы в следующую минуту вызывать раздражение, злость и расстройство. Я ещё больше замедлил шаг, когда Джо напротив стала идти быстрее, к чему привыкла. От минутной слабости не осталось и следа. Она открыла мне свою голову, выставив напоказ все мысли лишь на короткое время, прежде чем снова захлопнула двери, оставив меня с непониманием всех её причуд наедине.
– Почему тебе так сложно поверить в то, что ты можешь что-то для кого-то значить? – она обернулась ко мне и стала идти задом наперед.
– Могу тебя спросить о том же, – я усмехнулся, вспоминая недавнее откровение Джо, одно упоминание которого заставило её растеряться.
– Ты же понимаешь, что я совершенно не это имела в виду. Это совсем другое, – она вскинула в воздухе руками. – Я ценю друзей и родных, но мне не хватает всего одного человека, который любил бы меня… Не так, как остальные, а иначе… То есть… Чёрт, чувствую себя глупо, – знала бы она, как глупо чувствовал себя я. – Тебе этого не понять. У тебя есть Дженна. Вы любите друг друга, и вообще вы, парни, беспокоитесь об этом гораздо меньше, – если бы так и было, я был бы несказанно рад.
Затем Джо отвернулась и продолжила идти вперед, словно и не дожидалась, чтобы я ей снова возразил. Глупым признаниям тоже больше не была места, хоть я и не был уверен, хотел ли произносить их вслух после того, как Джо упомянула Дженну, о которой я даже забыл на некоторое время.
И пока я устало плелся за девушкой следом, опустив голову вниз в размышлениях о том, как можно было всё исправить, как в меня прилетела снежка. Подняв голову, я заметил, что Джо продолжала упрямо идти вперед, пока откуда-то сзади в её спину не врезалась вторая. Разгневанная она обернулась, но затем улыбнулась, окликнув того, кто причинил этот беспорядок.
– Рик! – крикнула девушка и стала лепить снежку, что через минуту попала в меня, не долетев до своего получателя.
– Так и будешь стоять здесь, как идиот? – спросил у меня парень, пробегая мимо, чтобы догнать Джо, которая стремглав рванула вперед. Я не был в настроении впадать в детство, по крайней мере, не в присутствии Рика точно. Настроение подупало и всё, чего мне хотелось, это вернуться домой, где я хоть и был заключенным, но всё же не был свидетелем всего этого.
Что связывало Джо и Рика? Как парень, вроде него, мог быть ей другом или, что выдавалось гораздо худшим вариантом, объектом её обожания? В голову, как пробка от шампанского, стрельнула мысль о том, что Рик мог привлекать Джо, как парень. Я встречал их несколько раз в магазине, что означало, что они проводили время вместе, встречались, гуляли и наверняка болтали (если с ним вообще о чем-либо можно было поговорить). Она пригласила его на мой день рождения, а он пристал на её просьбу не бить меня, хоть и слишком быстро нарушил обещание. Даже если сама Джо не находила Рика привлекательным, тогда он претендовал на её внимание, занимая всё больше её времени, которое я мог провести с девушкой.
Мысли эти взрывали мою голову громкими фейерверками, что сыпались злыми искрами из глаз. Я побежал следом за ними, вылепливая на ходу снежки, что неизменно бросал в одну спину. Мы бежали вниз по улице, сопровождаемые заливистым смехом Джо, напоминавший перезвон колокольчиков, пока девушка не врезалась в сугроб, погрязнув в нем.
Рик успел подбежать первым. Он взял девушку за руку, чтобы помочь ей подняться, но она потянула его на себя. Парень засмеялся. Он быстро перекатился на спину, но мне казалось, будто те короткие секунды, когда он навис над ней, длились слишком долго, взбудоражив мою ревность новым видением, что я повторял бы в своей голове раз за разом, придумывая всё больше отговорок, почему нам с Джо не суждено было быть вместе.
Джо позвала меня, вернув в реальность, где она и Рик лежали по разные стороны в дурацком сугробе и смеялись, словно умалишенные.
– Помоги мне, пожалуйста, – попросила девушка. Рик сидел в снегу и неотрывно наблюдал за мной, что я заметил краем глаза. И хоть в этом взгляде могло и не быть той злобы и зависти, что, скорее всего, испытывал я сам по отношению к нему, но я чувствовал, будто он выжигал во мне огромную дыру, из-за чего я чувствовал себя, будто под прицелом.
Я протянул Джо руку, и она без зазрения совести сделала то же самое, что несколько минут назад сделала с Риком. Я оказался сверху и намеревался провести там немного больше времени, прежде чем девушка сама не поспешила меня оттолкнуть от себя.
Джо и Рик принялись создавать снежных ангелов, когда я просто лежал и смотрел на небо, скрытое в белизне снега, летящего мне навстречу, чтобы оказаться в глазах, носу, ушах, волосах… Он был повсюду, а я лежал на одном месте, пытаясь отогнать от себя назойливую мысль о том, будто между Джо и Риком могло что-то завязаться за время нашего непродолжительного молчания.
Мы ещё немного прогулялись. Они двое резвились в снегу, как дети, когда я лишь уныло поддерживал их энтузиазм, только бы не потерять среди метели Джо.
– Джозефина, так завтра ты собираешься в дом престарелых? Просто я подумал о том, что и сам бы не прочь заняться волонтерством, – заявил внезапно Рик, когда мы остановились на прощальном перекрестке. Я закатил глаза, когда девушка радостно вздохнула. Нет, это уж окончательно меня добило. Рик и волонтерство соотносились в той же мере, что фастфуд и здоровое питание.
– Да. Это так замечательно, – она даже захлопала радостно в ладоши. Рик скосил на меня глаза, словно ожидал за мной следующего хода. Он был доволен собой, когда я просто оставался собой.
– Я хотел бы пойти с вами, – выпалил я, после чего прикусил язык, ведь так просто попался на эту удочку.
– Ты уверен? Как-никак, у тебя домашний арест, – иронизировала Джо. Помимо того в её голосе пробивались нотки сомнения в том, что я был вообще способен на подобное, что ещё сильнее покоробило меня. Рик не вызывал у неё сомнений в отличие от меня. Что ж, я был на несколько шагов позади.
– Думаю, я справлюсь с этим, – я растянул губы в гадкой саркастичной улыбке. И мы смотрели с Джо друг на друга ещё несколько долгих секунд, словно между нами было какое-то противостояние, кто сдастся первым и отступит. Я точно не собирался проигрывать.
– Ладно. Тогда завтра на этом же месте в двенадцать? – Рик первым разорвал неловкое молчание, напомнив лишний раз о себе.
– Да. Всё верно. До завтра, – она обняла сперва парня, а затем и меня, прошептав на ухо испепелившее меня почти дотла «Ты не обязан».
– Я приду, – убедил я девушку в последний раз.
Вернувшись домой, я едва не забыл о том, что входить через двери было крайне опасным решением, а потому сразу же подошел к окну своей комнаты. Оказавшись внутри, я застыл на месте, заметив маму, которая собирала бегло мои вещи, что навлекло меня лишь на одну мрачную мысль – меня выгоняли с дома. Без шуток и лишних предубеждений.
– О, Фред, наконец-то. Не стой, как истукан. Джо предупредила меня о прогулке, о чем я предупредила отца… – я пребывал в ещё большем замешательстве. Джо всё подстроила. Договорилась с родителями, сделав мою вылазку запланированной.
– Что ты тогда делаешь?
– Как что? Мы собираемся в Лондон. На спектакль твоей сестры, – это заявление шокировало меня ещё больше, хоть в то же время немало успокоило. – Скоро выезжаем. Прости, что не предупредили, но Элла и сама позвонила твоему отцу лишь два часа назад, озадачив нас этой новостью, – мама заговорщически улыбнулась. Конечно же, она обо всем знала заранее, как и я. – Чего стоишь? Иди лучше в гостиную. Составь Дженне компанию.
– Прости, что?.. – меня не было дома около трех часов и, кажется, я пропустил слишком много.
– Она едет с нами. Прошу тебя, больше ни о чем не спрашивай. Нет времени объяснять, – мама махнула на меня рукой. Время для расспросов действительно было не самое подходящее. И всё же невзирая на количество потрясений, свалившихся мне на голову, как первый снег, больше всего я стал жалеть о том, что приходилось оставлять Джо наедине с Риком.
Глава 18
Наблюдать за отчаяньем отца не приносило того удовольствия, на которое я рассчитывал, представляя его реакцию на известие об успехе Эллы, что полностью и всецело воплотилось в реальность. Он выглядел подавленно, расположившись на переднем пассажирском сидении, оградив меня от возможности лицезреть его горе в полной мере. Я наблюдал за ним из зеркала и слабого отображения запотевшего окна, о которое мужчина устало прислонился лбом. За всю дорогу он не произнес и слова, что заставило маму волноваться, хотя на первой же остановке я попытался убедить её в том, что подобная реакция отца была вполне ожидаемой, что ей самой было невдомек.
Я не стал его донимать, хоть и представился отличный для этого момент, который я мог смаковать, оставляя в памяти искренне приятные воспоминания, когда в коем-то веке сумел упрекнуть отца в чем-то, заставив его чувствовать себя таким же бесполезным, слабым и лишенным счастливой участи человеком, каковым чувствовал себя я на протяжении многих лет. Он и без того выглядел так, будто его кто толкнул лицом в грязь, в которой он измазался достаточно, чтобы эта грязь засохла, впитала себя под его чистую кожу и изменила внешний облик, придав тому неопрятности, к чему отец не привык. Даже ступая по грязи, он словно не замечал её под подошвами тяжелых ботинок, разнося её повсюду, куда ступала нога, а теперь измазан в ней он был доверху. Проливной дождь моего неуместного напоминания о том, в чем отец был измазан, заставил бы его упасть ещё ниже, утонуть беспомощно в болоте самоистязания и малейшего неуважения сына, которое подорвало бы его дух ещё больше.
Хотя, должен признать, не жалость перед отцом заставила меня умалчивать о том, что так сильно хотелось ранее произнести, дабы унизить его ещё сильнее, разбередив сомнение, что жило в его падкой к славе душе ещё со времен, когда его же отец, мой дед, неохотно отзывался о его произведениях. Я не был особо жалостлив к другим, осознавая то, что с рождения большинство людей принимало равные условия игры в жизнь, которая то и дело, что подбрасывала в костер неудач всё больше хвороста. Бывают те, которые умудряются обжечься об этот огонь, бывают и такие, которые находят способ согреться, находятся и такие, которые готовят на нем еду, а я остаюсь среди тех, которые садятся поодаль, игнорируя его звонкое потрескивание, вбирая в себя холод, накапливаемый в каменных стенах. Я не хотел жалеть кого-либо, хоть иногда проникался сожалением к самому себе, обвиняя того же себя, разрушающего свою жизнь нерешительностью и растерянностью. И всё же проявлял безразличность к отцу я лишь из-за сидящей близ меня Дженны. Я чувствовал себя ещё большим неудачником, чем он, будучи в заложниках у девушки, присутствие которой рядом было гарантировано на следующие три дня.
Дженна пыталась несколько раз завести разговор с моей матерью, но все они скатывались на «нет». Она была беспомощной в вежливых и беззаботных беседах, премного уступая в этом перед Джо, которая вмиг могла разговорить каждого, превратив незнакомца в друга за считанные минуты. Мне премного не хватало её, и меня неимоверно злили дурацкие попытки Дженны разговорить кого-либо из нашей весьма неприветливой компании, когда это было неуместно. Отец был отрешенным, мама – обеспокоенной, я – злым, а Дженна совершенно лишней.
Как я позже узнал, это отец пригласил девушку в незапланированную поездку, что, я почти был в этом уверен, он сделал назло мне. Дженна всего-то вовремя пришла ко мне домой, чтобы обрадовать своим незапланированным визитом и скрасить моё пребывание в холодных тюремных стенах, из которых я благополучно выбрался, благодаря Джо, жестокость безразличия которой толкала меня на безосновательную ревность. И когда голова Дженны упокоилась на моей плече, мне хотелось оттолкнуть её, сорвав на ней всё зло, что должно было найти Джо и обрушиться на неё.
Эта поездка в Лондон не задалась с самого начала. То ли дело было в людях, с которыми мне пришлось отправиться в путь, то ли дело было во мне и моей незадачливости. В голове звучало так много вопросов, и едва ли я мог ответить хотя бы на один из них. Я примерил на себя маску тоски, что приклеилась к лицу отца, и даже не мог высмеять его за то, что он был схож со мной в эту минуту.
Мы поселились в той же гостинице, где останавливались прежде с Эллой. По требованию матери она заняла одну комнату с Дженной, когда мне пришлось делить комнату с отцом, что не сильно радовало. Признаться бы матери, что у нас с девушкой уже давно случилось то, от чего она нас остерегала, но и оставаться наедине с Дженной большой охоты не было.
– Не совершить ли нам небольшую прогулку по городу, пока есть время? – мама из кожи вон лезла, чтобы изменить выражения на наших кислых рожах, но получалось у неё это отвратно. Дженна, рядом с ней, вымучено улыбнулась, соглашаясь хотя бы на такое развлечение (зря она что ли приехала).
– Я останусь в номере. Немного посплю, а то с дороги устал, – произнес отец, даже не подняв глаз на маму, которая замешкалась от его ответа. Она всего-то хотела, чтобы мы были сплоченными и дружными, выглядели совершенно, как картинка, застрявшая в её голове. Мама мечтала о том, чтобы мы были семьей, которой у неё никогда не было. Отец ушел, когда она ещё была ребенком, а мать отказалась, как только она забеременела в шестнадцать лет Эллой. Я понимал её стремление к совершенству, но если бы я не был одним из элементов, помочь было бы гораздо легче. Но я не мог изменить свою сущность, поддаться чужой воли сделать меня другим, лучшим, чего ни за что не делали бы ни Элла, ни папа, ни сама мама.
– Я тоже, – ответил я, последовав следом за отцом в номер.
– Ладно, мы и вдвоем справимся, – нарочито громко произнесла мама, обращаясь к Дженне, но по существу к нам. Прежде чем захлопнулись двери, я успел услышать её тяжелый томный вздох.
Оставлять маму и Дженну наедине казалось не самой лучшей затеей. Окажись на её месте Джо, как я был бы уверен в том, что девушка сможет приободрить женщину, отвлечь её от беспокойных мыслей, заставить забыть о невзгодах прошедшего дня. Я и сам не находил интересным занятием разговоры с Дженной, пропуская мимо ушей большую часть того, о чем она со мной болтала. Хоть мама и была лучшим слушателем, я был уверен, что это не поможет ей пережить день наедине с моей девушкой. К тому же они не были должным образом знакомы, ведь Дженна не оставалась ни разу на семейный ужин, не задерживалась, чтобы обсудить с моей матерью последний местный слух, не была с моими родителями наедине хоть раз. Я буквально чувствовал на расстояние неловкость, что ещё не успела повиснуть между ними, но даже это не могло сподвигнуть меня составить им компанию. Ведь гулять по городу со своей девушкой и матерью было ещё худшей идеей, чем оставить их вместе.
– Ты ведь не собираешься на самом деле спать? – спросил я, когда отец улегся на кровать и, сложив на груди руки, смотрел в потолок, будто вот-вот должен был отдать небесам душу. Я же первым делом решил переодеться и написать Джо о неудаче, воспретившей тому, чтобы я провел с ней следующий день.
– Всё, чего я сейчас хочу это, чтобы ты закрыл свой рот.
– Отлично. Твоя просьба не заставит меня заткнуться… Поговорим о погоде? – мой настрой значительно поднялся, стоило остаться наедине с отцовской угнетенностью. Не было здесь ни мамы, которая одним взглядом могла бы воспретить мне говорить отцу что-либо, ни Дженны, которая угнетала меня одним лишь своим присутствием.
– Ты обо всем знал, не так ли? – он подхватился с места. Пружины на кровати неприятно скрипнули, когда отец налег на них, чтобы перейти из лежащего положения в сидячее. Он смотрел на сжатые вместе ладони, не поднимая на меня искрящихся глаз.
– Не тебе ведь Элла должна была всё рассказать? Честно говоря, из-за тебя она даже чуть не отказалась от всего. Боялась разбить твою хрустальную мечту, – иронично произнес я, выискивая в карманах куртки телефон, которого там не было. Затем стал рыскать в карманах сумки.
– Ты врешь, – он помотал отрицательно головой, убеждая себя в том, что я говорил неправду. Что ж, подобная привычка была присуща многим. – Элла должно быть просто хотела сделать нам сюрприз, – отец обнадеживающе посмотрел на меня, когда мой взгляд не выражал ничего кроме убийственной жалости.
– Можешь думать так и дальше, если тебе угодно, – в боковых карманах телефона не было, из-за чего пришлось вытаскивать из сумки все вещи. – Как единственный человек в нашей семье, который осмеливается говорить тебе время от времени правду, скажу, ты жуткий эгоист, которых не сыскать. И твои мечты, к которым ты никак не можешь и на шаг приблизиться, мешают жить нам обоим – мне и Элле.
– Тебе-то как? – хмыкнул мужчина.
– Ты заставляешь меня заниматься тем, что мне не нравиться…
– Тебе ничего не нравиться, – заворчал он.
– Может, могло бы нравиться, если бы ты не заставлял меня это делать. Мне всего-то нужно было время, чтобы забыть обо всем и… И двигаться дальше, но ты давил на меня всё время. «Напиши чёртову историю, сыграй в спектакле, создай группу»…
– Может, таким образом я хотел помочь тебе забыть? – он поднялся с места, чтобы быть наравне со мной. – Сложно, знаешь ли, двигаться дальше, не двигаясь с места. Чёрт, ты ведь даже из комнаты не выходил. Дел говорила, что тебе нужно время, но успело пройти несколько лет. Я не мог мириться с твоим бездействием, – его голос повышался с каждым произнесенным словом, сотрясая вместе с тонкими гостиничными стенами и те, которыми я огородил себя от отца. – И оставь в покое ты эту чёртову сумку. Я вытащил телефон из твоего кармана и оставил дома.
– Прости, что?.. – спросил я, после затянувшейся паузы, во время которой мы тупо глазели друг на друга, будто виделись впервые.
– Ты мой сын, Фред. И веришь или нет, ты мне не безразличен. Если бы я знал, что мои благие намерения, отдалят нас ещё больше, лучше бы остался в стороне. Но я никак не могу понять, как вообще можно быть таким пассивным ко всему, будто тебе всё безразлично…
– Я спрашивал о телефоне, – мне пришлось перебить пламенную речь отца, ведь внутри меня загорелось ещё большее негодование, когда любые связи с Джо оказались оборванными. Я просто уехал, не объяснившись перед ней, заверив девушку предварительно в том, что обязательно явлюсь. Мне стоило лишь представить, как на чёртовом перекрестке она непременно встретиться с придурковатым Риком. Они будут ждать пятнадцать минут, прежде чем Джо совершит пять взволнованных звонков, которые будут предугадано пропущенными. И её доверие ко мне если не пошатнется в очередной раз, то точно сломиться, разрушив наши отношения навсегда. И эта перспектива меня совершенно не радовала, если не сказать, что разрушала окончательно.
– Конечно же, телефон важнее разговора с отцом, – мужчина опустился на кровать, скрипнув пружинами ещё раз.
– Ты не понимаешь… Я даже не предупредил Джо. Я ведь обещал ей прийти.
– Можешь взять мой телефон, если это так уж важно, – он протянул свой сотовый, который мне хотелось с силой выхватить, только бы разбить о его дурную зловредимую голову.
– Я не знаю её номера. Чёрт, – я ударил себя ладонью по лбу, когда желание ударить отца всё ещё было сильнее. – Зачем ты вообще это сделал?
– Исключительно в воспитательных целях. Если уж условия домашнего ареста были нарушены, я должен был придумать иное наказание, – продолжил объясняться отец, раздражая меня с каждым произнесенным словом всё больше и больше. – Боже мой, Фред, ты сбил меня с мысли. Ты отвлекаешься на глупости.
– Джо – это не глупости, – я прямо так и сжал ладони в кулаки, впиваясь ногтями в кожу. – Ты ничего не понимаешь. Я дал ей обещание прийти. И я не могу его нарушить. Я не могу подвести её снова…
– Сынок, послушай, – он стал потирать переносицу, изображая полнейшую усталость от того абсурда, что происходил в ту секунду. И я ненавидел его. Больше, чем когда-либо. Едва я хотел сделать малейшее усилие, чтобы всё наладить, вернуть к себе Джо и то легкое чувство забвения, которое она дарила вместе с иллюзией о том, что всё будет хорошо. Я скучал по времени проведенному с ней, и хоть всё нарушилось за доли секунды, когда я поддался яростному инстинкту разрушения, возвышающемся над контролем помутненного сознания, я скучал за ней. День моего рождения был не лучшим для воссоединения. Я должен был уйти. Я не мог сделать ничего кроме этого, потому что в тот раз Джо перешла черту, и агония запутанных чувств к девушке не могла погасить нарушенный установленный мною же порядок вещей, в котором я был кем-то, кто взял за привычку разрушать всё прекрасно сияющее, что происходило с ним.
Джо казалась мне наибольшей ценностью, с которой я пытался быть осторожным, хоть это давалось с трудностью, стоило ей что-то сотворить. Она была живым человеком, каковым являлся и я, а потому не была совершенной, но всё же её чувства казались мне хрустальными. Если я говорил глупость, то знал, что Джо снесет её, не приняв близко к сердцу. Если я врал, то знал, что Джо эта ложь порадует. Если я говорил правду, она не воспринимала меня всерьез. Она стала первой, кого я боялся потерять, потому что чёрт его знает, что в ней было такого, чего не было в других, которые пытались меня спасти, образумить, привести в чувство после смерти Нэнси. И всякий раз это ни к чему не приводило. Её мертвые глаза контролировали моё подсознание, поселившись там, как на чердаке, куда складывали старые ненужные вещи, что стоило бы уже давно выбросить. Джо пронеслась на моем чердаке, как маленький смерч, вытряхнула оттуда всю пыль вместе с несносным духом, оставив по себе, тем не менее ещё больший беспорядок.
