Текст книги "Смерть и Возрождение (СИ)"

Автор книги: Pale Fire

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Шпиц облаял машину.

Ближе к центру людей становилось все больше. Туу-Тикки старалась избегать совсем уж злачных кварталов, да и время было слишком позднее для девочек из развлекательных заведений, и все же Эдит то и дело ахала за ее спиной при виде прохожих.

– Это ужасно, – в конце концов не выдержал Томас, – ну не дикари же они в самом деле! Как можно так выставлять себя на всеобщее обозрение!

Последней каплей для него стала молодая азиатка в коротко обрезанных джинсовых шортах, ярко-розовых сетчатых колготках, трёх выглядывающих друг из-под друга футболках разных цветов и с десятком стальных колец в бровях и носу.

– А почему нет? – серьезно поинтересовалась Туу-Тикки. – Если работодатель не требует жесткого дресс-кода? Эта девушка явно работает не… – азиатка свернула в тату-салон, и Туу-Тикки кивнула. – В общем, ее облик соответствует месту, где она работает.

Машина в очередной раз встала на светофоре. Ее обогнал велосипедист – длинноногий жилистый мулат в радужных очках, шлеме, яркой зеленой футболке и черно-зеленых велосипедках. Эдит шокированно уставилась на его голые колени.

– Это непристойно, – так же серьёзно ответил Томас, – так же, как ходить по улицам и петь во всё горло.

– Все зависит от места и окружения, – объяснила Туу-Тикки. – В деловых кварталах, на классическом концерте, на благотворительном приеме такой облик будет неуместен. Просто неуместен – не непристоен. Здесь, в этом районе, на рэйв-пати или клубной вечеринке, на рок-концерте – это строгий и, в общем-то, сдержанный дресс-код.

Дорогу перед машиной перешли двое мужчин средних лет – в джинсах и клетчатых пиджаках, с одинаковыми татуировками на висках, с серьгами и широкими кожаными баслетами. Они держались за руки, а свободными руками толкали перед собой двойную коляску с близнецами.

– Кто эти люди? – спросила Эдит.

– Супруги, – ответила Туу-Тикки, трогая машину на зеленый свет. – В этой стране законны однополые браки. Это просто пара с детьми.

– Однополые браки?? – судя по голосу Томаса, он хотел сбежать обратно в Багровый Пик прямо сейчас.

– Сан-Франциско – гей-столица страны, – улыбнулась Туу-Тикки. – Самой старой паре, которая тут поженилась, было… – она задумалась. – Восемьдесять девять и девяносто один. Томас, – Туу-Тикки посмотрела на него в зеркало. – Разве от тебя кто-нибудь требует интересоваться существом твоего пола? Ты счастливо женат, так какое тебе дело до чужих предпочтений? Это люди не нарушают закон, не причиняют никому вреда, они совершеннолетние и дееспособные. Пусть живут как им нравятся. Они работают и платят налоги, усыновляют сирот, участвуют в благотворительности. Они, как правило, умны и талантливы, законопослушны, хорошие соседи.

– Это все равно дико, – сказала Эдит. – Вот так, в открытую…

– Они долго, много и упорно боролись за то, чтобы не скрывать свою любовь друг к другу, – сказала Туу-Тикки.

– Мы приехали оттуда, где за однополую любовь мужчин сажают в тюрьму, – напомнил Томас, – а на людях и обычной паре держаться за руки на грани приличий. Для меня это невыносимо.

Эдит тут же взяла его за руку. Сегодня они оба были без перчаток – странно, дико, смутительно.

– Сочувствую тебе, – сказала Туу-Тикки. – Но мир иной и правила иные.

– Не думаю, что я смогу жить тут сколько-нибудь долго, – в голосе Томаса диссонансными скрежещущими нотами слышались его смущение, разочарование и боль, как от вылезшего в сапоге гвоздя.

– Подожди с окончательными суждениями, – Эдит сжала его пальцы. – Мы видели всего десяток кварталов.

Туу-Тикки поймала «зеленую улицу» и минут за десять, не останавливаясь на светофорах, доехала до Золотых Ворот.

– Ой! – воскликнула Эдит. – Что это?

– Мост через бухту, – ответила Туу-Тикки. – Томас, тебе нравится?

Томас прилип к окну, разглядывая ажурную конструкцию, соединяющую два берега – высокие пилоны, стропы-струны. Даже отсюда был виден поток машин, и только по нему можно было понять, насколько велик мост на самом деле.

– Восхитительно, – признал младший Шарп. – Очень дерзкое инженерное решение. А как он переносит бури? Я слышал, в Америке часты ураганы.

– Он стоит уже восемьдесят лет, – сказала Туу-Тикки, – и не требовал иных ремонтов, кроме плановых. Он не боится штормов и ураганов.

– Под ним туман… – задумчиво произнесла Эдит. – Он такой высокий?

– Да, – Туу-Тикки вывела машину на мост. – Он высокий. А еще он поет, слышите?

– Там люди! – удивлённый Томас показал на ближний пилон, по которому действительно карабкались двое мужчин в ярко-оранжевых жилетах, похожие на жуков на ветке.

– Ремонтные рабочие, – сказала Туу-Тикки. – Плановая проверка или что-то еще в этом духе. У меня где-то был фильм про то, как проверяют этот мост.

– Надо будет посмотреть, – решил младший Шарп и снова прилип к окну.

Машину обогнал тяжелый трейлер с языками огня, нарисованными на кабине. Он был огромный, как железнодорожный вагон. Эдит испуганно вздохнула. Пахло морем и автомобилями, вровень с машиной летели крикливые чайки. Эдит казалось, что мост никогда не кончится, но вот уже дорога запетляла между высоких холмов.

– Мы въехали в Окленд, – сообщила Туу-Тикки.

Тут дома были серыми и скучными, как доки в лондонском порту. Томас оглядывался на Золотые Ворота, пока мост не скрылся из виду.

– У меня сложилось впечатление, – задумчиво сказал младший Шарп, – что ваш мир куда быстрее нашего. Быстрый транспорт, люди едят на ходу.

– Да, именно так, – согласилась Туу-Тикки. – Но при этом, установленный законом рабочий день зачастую короче, заработки выше, личного времени у людей больше.

У нее запиликал мобильник. Она чуть сбавила скорость, взяла телефон и начала говорить.

– Да. Мяушки. Как вы там? Ну вы быстро. Ага. Ну, сам решай. У, печально. Ты ему выдай сам в том же объеме, а потом он отдаст тебе из своих. Люблю тебя.

Томас посмотрел на жену, улыбнулся ей.

– Ты не устала? Мы так быстро едем.

– Нет, – покачала головой Эдит. – Наоборот, это здорово. Вот когда мы с тобой ехали от железнодорожной станции в Алердэйл-Холл, я устала. Было медленно.

– А для меня всё слишком быстро мелькает, не успеваю рассмотреть. Хотя верхом мы бы, верно, весь день добирались до электростанции?

– Сколько я помню, – начала объяснять Туу-Тикки, – скорость лошади около пяти миль в час. Нам надо проехать около ста двадцати миль. Это два часа на автомобиле. Вот и считайте.

Эдит задумалась.

– Получается, сутки дороги без перерыва? То есть… – она начала загибать пальцы. – Четверо суток? Потому что больше восьми часов в день все равно никто не едет, лошади устают. Это и правда какая-то безумная скорость!

Томас только покачал головой. Мистер Эккенер предупреждал, что ему предстоит узнать много шокирующего, но чтобы столько… Младшему Шарпу всегда нравилась техника, он ездил смотреть Хрустальный дворец, постренный к Всемирной выставке 1851 года, ему нравились автомобили и пароходы. Но здесь всё было слишком – слишком быстро, слишком много, слишком ярко. Томас вздохнул и откинулся на спинку сиденья.

Окленд Эдит не слишком заинтересовал. Но когда машина выехала из города в лес, Эдит ахнула от восторга. Она ни разу в жизни не была в настоящем лесу. Эдит родилась и выросла в городе, и бывала только в городах. Багровый пик был самым безлюдным поселением в ее жизни, но и там не было лесов.

– Томас, смотри! – воскликнула она. – Какие деревья!

– Большие? – улыбнулся младший Шарп.

Он бывал в знаменитых Ноттингемском и Арденнском лесах, видел леса, пока путешествовал по Испании и Америке.

– Да. Так здорово! Туу-Тикки, а вокруг станции есть лес?

– Да, на берегах водохранилища, – сказала Туу-Тикки. – Если хотите пить, есть вода.

– Миссис Шук, а на вас тоже вуаль? – спросил Томас, – Вы ведь тоже отличаетесь от людей.

– Заклятье от Эшу, – сказала Туу-Тикки. – Оно на этих темных очках. Я сама не умею окутываться вуалью, к тому же, это и неудобно – когда я в городе, я часто общаюсь с людьми. Но в этих очках меня воспринимают как обычного человека. Правда, я не старею… Надо будет спросить Эшу, как воспринимается мой возраст.

– А сколько тебе лет? – с любопытством спросила Эдит. – Прости за такой неприличный вопрос.

– Сорок семь, – улыбнулась Туу-Тикки.

Эдит в испуге прикрыла рот ладонью. В ее понимании, сорок семь лет уже были старостью.

– Это потому, что ты сидхе? – спросила она. – Ну, ты не стареешь.

– Да, я думаю, – согласилась Туу-Тикки.

– Сэр Эдвард сказал, что женился в двести, – вспомнил Томас, – интересно, сколько мы проживём?

– Грен говорил, что средний срок жизни чистокровных сидхе – от шестисот до тысячи лет, – Туу-Тикки покачала головой. – Но мы все полукровки, так что не знаю.

– Сколько вопросов без ответов, – пробормотал Томас. – Интересно, а почему нельзя смотреть людям в глаза и заговаривать с ними?

– Вуаль слетит, – объяснила Туу-Тикки.

Она свернула с приморской трассы на восток, к горам.

– Уже недолго, – пообещала она. – Успеваем к полудню.

Уставший от впечатлений Томас вопросов больше не задавал, просто сидел и рассеянно смотрел в окно. К полудню они действительно успели – поблескивающую под солнцем плотину электростанции было видно издалека, о приближении к ней предупреждали плакаты у дороги. А потом стало слышно, как рокочет и жалуется пленённая река.

Туу-Тикки поставила машину на наполовину заполненной стоянке, взяла сумочку из тисненой кожи, подождала своих пассажиров.

У главного входа уже собиралась группа экскурсантов – в основном младшие подростки в яркой пестрой одежде. Тут и там надо ними возвышались родители, в основном отцы. К облегчению Туу-Тикки, ее знакомых тут не оказалось.

Томас выбрался из машины, помог выбраться Эдит. Завертел головой, оглядываясь. У него было очень странное ощущение большой мощи совсем рядом, не доброй и не злой, опасной, но равнодушной. Младший Шарп не мог понять, что это.

– Какая она огромная, – Эдит окинула взглядом здания электростанции. Земля под ее ногами слабо вибрировала.

– Добрый день! – звонкий сильный голос высокой негритянки в комбинезоне и ярко-желтой каске перекрывал все шумы. – Рада приветствовать вас на главной ГРЭС Северной Калифорнии. Меня зовут Софи Митчелл, я ведущий инженер этой электростанции и сегодня расскажу вам про нее и отвечу на вопросы. Предупреждаю: никому не заходить за полосатые ограждения! Всем надеть каски и жилеты!

На входе в здание и правда выдавали оранжевые жилеты и такие же каски. Туу-Тикки помогла Эдит надеть их, подтянула ремешки.

– Зачем это? – тихо спросила Эдит.

– Для безопасности. И чтобы мы помнили, что электростанция – место повышенной опасности.

Здешний английский язык Томас понимал ещё хуже, чем тот, на котором говорили в Буффало, тем более что некоторые слова были ему просто незнакомы. В его мире ещё не существовало понятия «ведущий инженер». Но каску и жилет он послушно взял и натянул, напоминая себе, что нельзя смотреть людям в глаза. Впрочем, местные сотрудники и не пытались на него посмотреть, их внимание было сосредоточенно на подростках.

Их провели внутрь здания, там было очень чисто, работали люди разных возрастов и цветов кожи. На всех были каски, жилеты и такие странные бирочки, Томас не сразу понял, что это, только потом разглядел, что там указаны имя, фамилия и, кажется, должность. Женщин среди работников оказалось довольно много.

Софи Митчелл рассказывала об истории строительства ГРЭС, о том, как возводили плотину, как решали проблемы, связанные с частыми землетрясениями. Вопросов у Томаса было столько, что он терялся, о чём спрашивать в первую очередь. Да ещё так много незнакомых или непонятных слов. В конце концов он просто мысленно махнул рукой, решив, что прочитает ещё раз энциклопедию о технике, и стал просто рассматривать всё вокруг.

Он подмечал те же концепции, которые отметил в технике, использующейся в ситтине – удобство, простота, красота. Томас смутно представлял, что за этой кажущейся простотой стоят годы решений и разработок.

Когда экскурсия наконец закончилась и негритянка предложила задавать вопросы, Томас подошёл к миссис Шук.

– Я хочу узнать, где учат специалистов этой электростанции. И что это за материалы, – младший Шарп показал на детали из усиленных пластиков. – И я не понял, в чём хранят электричество.

– Я расскажу об этом дома, – пообещала Туу-Тикки. – Электричество не хранят, оно сразу отправляется по проводам дальше, к конечному потребителю. Например, в наш ситтин. Инженеров учат в Калифорнийском университете, техников – в местных колледжах. Инженеры учатся шесть лет, техники – четыре года. Материалы – пластики, результат сложного синтеза нефти. В детских энциклопедиях было что-то на эту тему.

Они вышли на смотровую площадку плотины, с которой было видно и водохранилище, и высоченная изогнутая стена плотины, и река внизу, и покрытые лесами горы до самого горизонта. Эдит взяла Томаса за руку – тут было так шумно, что невозможно было говорить. Вода ревела и грохотала, над плотиной стояли радуги.

Томас мельком улыбнулся жене, жадно оглядываясь по сторонам. В их мире уже использовали бетон и железобетон, но стену такого размера и такой гладкости младшему Шарпу видеть не приходилось. И сила напора стиснутой плотиной воды – Томас не брался представить, насколько она велика.

Воистину это странный мир – другие люди, другие обычаи, другая техника. Будет ли их мир развиваться так же или нет? Не угадаешь. И что интереснее – жить здесь, нагнать сто лет или вернуться к себе, туда, где столько всего ещё предстоит открыть и изобрести?

Другие экскурсанты собирались по двое и группками и, кажется, фотографировались. Потом негритянка собрала всех и вывела обратно на исходную площадку.

Эдит сдала жилет и каску, поправила волосы. Она была ошарашена до немоты. И старалась не выпускать руки Томаса. Ее поразила громадность станции – плотины, агрегатов, зданий. Но еще сильнее ее потрясла женщина, которая вела экскурсию. То, что она черная, то, что она инженер, то, что она тут главная… Эдит всегда стояла горой за равноправие и социальную справедливость, но еще никогда не видела их в действии.

– А вот теперь – на пикник, – предложила Туу-Тикки.

– Да, – охотно согласился Томас, после длинной дороги и захватывающей экскурсии он был голоден, словно не ел неделю. – Эдит, у тебя такие глаза… Тебя что-то напугало?

– Нет-нет, – рассеянно сказала Эдит. – Мне просто странно видеть в действии, как реализовалось то, за что я боролась, понимаешь?

– А за что ты боролась? – удивился Томас. – Я знаю, что ты пишешь книги…

– За равное отношение ко всем расам, – начала перечислять Эдит, – за то, чтобы работающие женщины получали равную плату с мужчинами, за то, чтобы девушки могли получать высшее образование, если они этого хотят, за право женщин голосовать…

Туу-Тикки тем временем вынула из багажника корзинку и плед, тронула Эдит за локоть и повела в обход станции к лесу.

Томас потёр лоб свободной рукой. Политичекие партии, движения и решения его никогда не интересовали. Унаследованный титул не давал ему права на место в Палате Лордов. Суфражисток он если и видел, то никогда не обращал внимания.

– Думаю, я промолчу, – сказал Томас.

– Помоги даме, – подтолкнула его Эдит, указывая на Туу-Тикки.

– Прошу прощения, – спохватился Томас, – могу я что-то из этого взять?

Туу-Тикки протянула ему корзинку – та была довольно увесистой.

В лесу было прохладно, свет пробивался сквозь золотые и алые кроны, бесшумно падали листья. Идти до кемпинга было не очень далеко. Туу-Тикки оглядела площадку со столами и скамейками, выбрала тот стол, что был поближе к воде, забрала у Томаса корзинку и принялась накрывать на стол. Клетчатая синяя скатерть, стальные тарелки и кружки, стальные приборы… Из еды она взяла салаты, холодное мясо, пироги, сыры и сэндвичи, бутылку вина и два термоса – с кофе и с чаем.

Томас открыл вино, после стольких впечатлений он нуждался в алкоголе. На свежем воздухе – осенний воздух отчётливо пах землёй и палыми листьями и еле ощутимо – дымом, – простая еда была восхитительно вкусной. А когда первый голод был утолён, можно было обдумать увиденное.

– Жаль, я понимал далеко не всё, что госпожа Митчелл говорила, – сказал Томас. – Разница в нашем образовании ещё больше, чем в языке.

– Да, это сложно, – согласилась Туу-Тикки. – Появилось очень много новых понятий, новых терминов. Новые отрасли знаний порождают новые слова. Но тебе понравилось?

– Да, это было потрясающе! – Томас взмахнул ножом, которым резал мясо. – Столько всего придумано, изменено. Стихия, которую взнуздали, как лошадь! Я очарован.

– Надо будет съездить еще и на ветряную электростанцию, – сказала она. – Это на юге. Эдит, ты не против?

Эдит прожевала кусочек сэндвича и ответила:

– Совсем не против. Скажи, а я могла бы научиться водить автомобиль?

– Почему нет? Это несложно.

– Научишь меня?

– Мы подумаем, как это осуществить, – пообещала Туу-Тикки.

– Ты не очень устала? – Туу-Тикки легко коснулась плеча сидевшей у камина Эдит.

– Нет, – Эдит обернулась, качнула головой. – Вот Томас – он переполнен впечатлениями. Я тоже, но не так сильно. Здешняя женская мода… Я даже не могу назвать ее неприличной, она просто за гранью приличий. И хорошо, что мистер Эккенер предупредил нас. Видеть главного инженера электростанции было очень странно. Я и не думала, что черная женщина… – Эдит покачала головой.

– Такое это место – такой мир, такая страна, – Туу-Тикки опустилась в соседнее кресло. – И все же это хорошее место.

– Потому что женщина может быть инженером?

– Или домохозяйкой, или предпринимателем, или изобретателем, или водителем тяжелого грузовика, – кивнула Туу-Тикки. – Кем захочет.

– А почему некоторые женщины на улицах носят детей на себе в перевязи?

– Им так удобнее, чем с коляской.

– Но почему бы не оставить ребенка с няней?

– Если ребенок все время будет с няней, он будет любить ее больше, чем маму, и примет ее ценности, а не ценности родителей.

– Понятно… – задумчиво сказала Эдит. – Я бы хотела почитать о том, как сейчас воспитывают детей. Ты говорила, что современные женщины сами выбирают, когда рожать. А как они это делают?

– Я как раз хотела побеседовать с тобой об этом, – промолвила Туу-Тикки. – Вы с Томасом не используете никаких средств, предупреждающих беременность?

– Нет… – Эдит была растеряна. – А надо?

– А как ты думаешь?

– Я всегда думала, что детей дает Бог. В моем мире, в мое время на это никак нельзя повлиять.

– Здесь это не так. Есть лекарства, предупреждающие беременность, есть барьерные контрацептивы. Лекарства подбирает врач после того как сделает анализы – их много разных, чтобы они подошли разным женщинам. А барьерные контрацептивы можно использовать когда угодно.

– Я не знаю, что это такое.

– Презервативы, например. Это такой чехол из тонкой резины, который надевается на пенис. Он не ощущается, но мужское семя остается в нем и не проникает в тело женщины. И не только семя.

– Ты про дурные болезни? – зарделась Эдит.

– Да, и про них тоже.

– Думаешь, нам с Томасом нужно что-то такое?

– Если вы не хотите детей к следующему лету, то да.

– Я не хочу, – твердо сказала Эдит. – Все так зыбко и неопределенно… Я даже не знаю, где мы будем следующим летом. Я не вернусь в Багровый пик, даже если он обратно превратится в ситтин. И не вернусь в Буффало. Я не знаю, как мы будем жить и что делать. Нет, я не хочу детей прямо сейчас.

– Это хорошо. Пойдем в мою спальню, я кое-что тебе покажу.

Туу-Тикки взяла Эдит под руку и отвела в спальню. Усадила на кровать, достала маленькую картонную коробочку с фотографией ракушки и надписью Durex, порылась в комоде и вынула из него… синий прозрачный фаллос.

– Что это? – испуганно спросила Эдит.

– Секс-игрушка, – просто объяснила Туу-Тикки. – Иногда нам с Греном хочется странного. А еще это хорошая штука для того, чтобы унять собственные желания, если Грена долго нет дома.

Эдит осторожно взяла синий фаллос в руки. Он был тяжелый, прохладный, мягкий, как человеческая кожа, с присоской на толстом основании. Туу-Тикки села рядом, вскрыла коробочку и вытащила из нее квадратный пакетик из фольги.

– Вот смотри, – сказала она, зажав фаллос между колен и распаковывая пакетик. В нем оказалось резиновое кольцо, блестящее и странно пахнущее. – Это презерватив. Он надевается вот так…

Туу-Тикки показала, как надеть презерватив на искусственный фаллос. Эдит потрогала раскатанный презерватив кончиком пальца. Он оказался влажным и немного липким.

– Что это на нем? Масло?

– Нет. Смазка на водной основе. Масло разъедает латекс презерватива и он рвется. Попробуешь?

Эдит глубоко вздохнула. Собралась с духом. И взяла фаллос и коробку с презервативами.

Правильно надевать презерватив она научилась с третьего раза, правильно снимать – со второго. Думать о том, как она будет надевать эту штуку на Томаса, а главное – уговаривать Томаса ею воспользоваться, Эдит пока не хотела.

– Использованный презерватив можно выкинуть в мусорную корзинку или в унитаз, – сказала Туу-Тикки.

– Все это очень… смущающе, – призналась Эдит. – Не знаю, как предложить такое Томасу.

– Надо бы, чтобы с ним о таком поговорил Грен, но Грен не вернется раньше вечера воскресенья, – покачала головой Туу-Тикки. – Я не подумала, прости. Но, возможно, Томас в курсе – в ваши времена похожие изделия уже были. Спроси у него.

Эдит потерла пальцы. Туу-Тикки протянула ей влажную салфетку. Эдит вытерла руки. Туу-Тикки тем временем выкинула обертки, развернутые презервативы, убрала фаллос обратно в комод, закрыла коробочку с оставшимися презервативами и сказала:

– Я велела духам положить пару коробочек в ящик твоей тумбочки. На всякий случай.

– Спасибо, – растерянно сказала Эдит. – А есть, ну, другие способы?

– Все они требуют визита к врачу, – вздохнула Туу-Тикки. – А это уже в январе.

– Почему так долго?

– Потому что всех вас ждет долина смертной тени. До того – мы просто не успеем.

========== 34 ==========

День клонился к вечеру. Томас поймал себя на том, что начинает нервничать. Хотя, кажется, ничего болезненного или страшного их не ожидало. Или ожидало? Что за смертный сон? Томас не собирался никому разрешать причинить Эдит боль. Она испытала её уже с избытком. Кажется, Эдит тоже об этом думала, потому что в ответ на очередной вздох мужа заложила книгу пальцем и посмотрела на мужа.

– Все будет хорошо, – сказала она. – Это просто надо будет, ну… пережить. Томас, мы уже так много всего пережили. Хуже, чем было, не будет.

– Твои бы слова – да Богу в уши, любовь моя, – нервно усмехнулся Томас.

Прежде чем Эдит ответила, в дверь постучали.

– Войдите, – отозвался младший Шарп.

На пороге возник сэр Эдвард. Томас поднялся.

– Сегодня на закате мы ляжем в долгий сон. У нас есть чуть больше двух часов времени. Полагаю, вы захотите услышать, что это?

– Да, – кивнула Эдит. – Конечно.

Старший Шарп закрыл за собой дверь и опустился в свободное кресло. Томас сел рядом с женой.

– Возвращаясь к тому, о чём мы уже говорили, – Эдвард опустил руки на подлокотники и скрестил кончики пальцев. – Это проклятие, вызванное запретной магией. Которое исказило всех членов нашей семьи. Будь это просто человеческой магией крови, на ритуале Эшу всё завершилось бы. Вы сбросили свои человеческие маски, я научил вас создавать их – и всё. Но в нашем случае искажены наши… пусть будут души. Это как с неверно сросшейся костью – мало убрать кривые лубки, нужно заново ломать.

Томас передёрнулся всем телом. Эдит нервно сжала руки на книге.

– Не будь этого Дома-Смерти-и-Возрождения, нам пришлось бы пройти через настоящую смерть и человеческие жизни, чтобы вернуться к тому, кто мы есть. К счастью, этот Дом уже существует. Сегодня с закатом начинается период Колеса Года, называемый Время Мёртвых. Оно приходит каждый год после Самайна. Границы между мирами живых и ушёдших истончаются. Нам повезло вдвойне, что в этом году Время мёртвых началось так рано. Мы успеем уйти и вернуться.

– Так нас никто не будет убивать взаправду? – уточнил Томас.

Эдит погладила его по руке. Ей отчего-то совершенно не было страшно, только как-то нудно и муторно, словно перед экзаменом.

– Нет, Киу, – старший Шарп слегка улыбнулся. – Нет нужды. Я погружу вас в зачарованный сон, войду в него сам – и мы каждый своей дорогой пойдём через мост.

– Мост? – вздрогнул Томас.

– Да, – кивнул Эдвард. – Ты заснёшь, а потом очутишься перед мостом через реку. Нужно будет его перейти и пойти по дороге.

– Это будет настоящий мост или мост в нашем сознании? – неожиданно спросила Эдит.

– Настоящий, – подтвердил старший Шарп. – Это не посвящение в сан или божеству. Всё, что будет с вами происходить – настоящее. Поэтому не ешьте и не пейте ничего на той стороне, если хотите вернуться.

– Вот как… – тихо сказала Эдит. – Спасибо. Я запомню.

– Киу, запомни и ты. Каждый из вас будет идти своей дорогой, мы не увидимся, пока не вернёмся. Не сходите с тропы, ничего не ешьте и не пейте на той сторое, а подарки принимайте осмотрительно. Вы обязательно кого-нибудь встретите там, будьте с ними вежливы. Независимо от их вида.

– Нам кто-то будет угрожать? – напряжённо спросил Томас.

– Только вы сами. Вы можете забыть мои слова. Увлечься и сойти с тропы. – Эдвард посмотрел на своего сына и его жену с незнакомым Томасу выражением. Казалось, ему самому томительно не хочется отпускать их. – Если вы будете просто идти вперёд, не задерживаясь нигде надолго, потом вы просто выйдете обратно к мосту. Остаться там весьма соблазнительно.

– Морин? – неожиданно спросила Эдит. – Морана? Я что-то припоминаю… но не могу вспомнить, что.

– Не важно, – мягко сказал Эдвард. – Просто будьте вежливы и осмотрительны. Томас мрачно кивнул. В данном случае он не хотел знать, откуда его отцу всё это известно.

Для Эдит Туу-Тикки собрала лепестки с белых хризантем. Для Томаса – с желтых. Люсиль ждали золотисто-коричневые, а Эдварда – багровые. Туу-Тикки обобрала все цветы в своем саду. Конечно, этого не хватило, да и увядшие цветки надо будет менять, но остальным озаботились духи.

Туу-Тикки проверила, как работают противопролежневые матрацы, постелила на них льняные небеленые простыни, выполосканные в ледниковой воде. Духи помогли ей расстелись поверх полотна толстый слой лепестков. А еще надо будет засыпать тела сидхе лепестками сверху.

Окна в их комнатах закрыли ставнями. Лампочки на всякий случай выкрутили. Грен расставил толстые восковые свечи и зажег их. Свечи должны были гореть все время – освещать путь назад. За ними Грен ездил в один дальний и очень католический мир. На всем Западном побережье невозможно было достать нужных свечей – в здешних храмах жгли стеарин.

Туу-Тикки нашла Эдит и Люсиль в саду. Люсиль с грустью смотрела на ощипанные хризантемы.

– Девочки, – обратилась к ним Туу-Тикки. – Солнце почти село. Пора.

– Что нам надо будет сделать? – спросила Эдит.

– Сходить в туалет. Потом прийти в свои комнаты, полностью раздеться, распустить волосы и лечь. Я приду укрыть вас цветами. Потом сэр Эдвард погрузит вас в сон.

– Я помню, – серьезно кивнула Люсиль. – Идти вперед и не оглядываться. Ничего не есть и не пить. Быть вежливой.

– Да, – кивнула Туу-Тикки. – Все так.

Баргесты уходить не хотели. Они вертелись, завывали и норовили забиться куда-нибудь в тёмный угол двора. Эдвард подозвал обоих, они с восторгом подскочили и едва не уронили его на землю. Старший Шарп обнял каждого по очереди и обещал, что позовёт их, как только вернётся. Баргесты поняли, что уговорить хозяина не удастся и повесили носы и хвосты. Эдвард не уходил в дом, пока псы на скрылись из виду. Потом вздохнул. Он уже ходил через мост и прошлый раз едва не остался там, очарованный.

Томас закончил свои дела в ванной, тщательно вытерся полотенцем и посмотрелся в зеркало. Волосы его уже отросли достаточно, чтобы младший Шарп не шарахался от своего отражения. Но почему-то только на голове. Грудь, пах, руки и ноги оставались младенчески-голыми. Томаса смущал вид его ничем не прикрытых гениталий, словно это было… слишком вызывающе? Хотя Эдит, кажется, так нравилось больше. Он не был вполне уверен – до ритуала они провели вместе только одну ночь любви. Но со всей определённостью жена касалась его без отвращения.

Томас набросил полотенце на вешалку, закутался в халат и решительно отправился в свою комнату. По всему второму этаже дома оглушающе пахло горячим воском и цветами. В комнате его уже ждал Грен – серьезный, весь в черном, с распущенными волосами.

– Ложись, – сказал он, перебирая лепестки в здоровенной цветочной корзине. – Я тебя укрою.

Томас молча положил халат на кресло, неловко улёгся на постель и вытянулся во весь рост. Руки положил вдоль тела, с трудом сдерживая желание прикрыться. Грен принялся засыпать его прохладными лепестками. Пах, живот, грудь, плечи, потом конечности. Одной корзины не хватило, но духи запасли цветов вволю.

– Вот так, – сказал Грен, закончив. – Пусть у тебя все получится.

– Благодарю, – Томас с трудом сглотнул, кашлянул. Аромат цветов стал слишком сильным, от него мутилось в голове.

Тихо скрипнула дверь в комнату, вошёл старший Шарп, с влажными волосами и в халате.

– Пора, Киу, – Эдвард посмотрел на Грена и тихо сказал. – Благодарю.

– Я готов, – пробормотал Томас.

– Мне страшно, – призналась Эдит Туу-Тикки, когда та укладывала ее на ложе из цветов. – Что если мы не вернемся? Что если я не вернусь?

– Ты обязательно вернешься.

– Какая горечь, – вздохнула Эдит, ложась на холодные лепестки. – Они так горько пахнут.

Туу-Тикки принялась укрывать ее.

– В восточной традиции, хризантемы – цветы долголетия, – сказала она.

– А в западной их принято дарить на похороны, – сказала Эдит.

– Да. Но я люблю их просто так.

Лепестки укрыли Эдит по самый подбородок.

– Вот так, – сказала Туу-Тикки. – Сэр Эдвард сейчас придет, и ты уснешь.

Когда Грен вышел, Эдвард положил сыну руку на лоб.

– Закрой глаза. Слушай мой голос и дыши медленно.

Томас послушно зажмурился. Чувствовать прикосновение отца было странно, но рука была тёплой, а голос – старший Шарп негромко говорил что-то на незнакомом языке – убаюкивал. Томас невольно зевнул. Ему уже не было страшно, что может грозить сыну на руках отца?

Эдвард закончил заклинание и мягким движение убрал руку со лба Томаса. Постоял минуту, слушая его дыхание. Он не мог видеть, как истинная сущность сына уходит из мира живых, и с этим можно было только смириться. Старший Шарп вздохнул и вышел из комнаты. Следующей по очереди была Эдит. Эдвард тихо постучал в дверь невестки.

– Я готова, – отозвалась та из-за двери. – Входите.

Старший Шарп подошёл к её постели. В полумраке глаза Эдит были очень большими. Она часто дышала, чуть приоткрыв рот.