Текст книги "Смерть и Возрождение (СИ)"

Автор книги: Pale Fire

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

– Я не хочу терять её. Думаю, лучше будет оставить её спать. На некоторое время, – Эдвард вспомнил вопрос хозяина ситтина. – Да. Да, благодарю.

Туу-Тикки вложила в руку Эдит стебель бокала с вином. Эдит безвольно сделала глоток, другой.

– Идемте, – позвала Туу-Тикки Эдварда. – Я вас накормлю. А Грен сыграет Люсиль исцеление и сон.

Эдвард молча последовал за хозяйкой ситтина, потом опомнился.

– Где я могу привести себя в порядок? – на его руках была кровь всех троих.

Туу-Тикки отвела его в ванную на втором этаже, показала пустую спальню.

– В шкафу есть одежда, – сказала она. – Не та, что вам привычна, зато чистая. В ванной – халат и полотенца, мыло и жидкое мыло для волос.

Эдвард коротко поклонился. Одежда в шкафу была похожа… на нижнее бельё и рабочие штаны. Но действительно чистая и почти ничем не пахнущая. Кран в раковине тут был один, а не привычных ему два, но так даже удобнее. Старший Шарп отмылся от крови и красной глины, причесался. Он смутно понимал, что с ним по-прежнему что-то очень сильно не так, но не мог определить, что именно. Но хотя бы ярости и желания убивать он не чувствовал.

Вниз он спустился уже в халате, наброшенном сверху на брюки и сорочку. Замер у самой нижней ступени лестницы, слушая, как хозяин ситтина играет исцеление. Это было больно, как сдирать присохший бинт с раны, но Эдвард даже не моргнул. Он привык к боли. Люсиль тихо спала на диване, свернувшись клубком, как в детстве.

– Идемте есть, – позвала Туу-Тикки.

Эдит сидела с почти пустым бокалом и завороженно слушала.

Эдвард вздрогнул, он совсем забыл про голод. Осторожно обошёл большую арфу и оказался на кухне.

– Я полагаю, жена моего сына тоже голодна.

Туу-Тикки успела капнуть каплю света в бокал Эдит, и жидкость в нем тоже слабо светилась.

– А?.. – отвлеклась Эдит. – Нет-нет. Я буду слушать.

– У вас разрешено есть в гостиной? – спросил Эдвард хозяйку ситтина. – Мне кажется, она давно не ела нормально.

Туу-Тикки кивнула. Духи принесли поднос с тарелками и поставили на журнальный столик.

Эдвард пронаблюдал, как девушка берёт ближайшую тарелку, и со сдерживаемым вздохом опустился на стул. Посмотрел на Туу-Тикки.

– Пахнет вкусно.

– Приятного вам аппетита, – отозвалась та. – Это хорошая еда, хотя и выращена людьми.

Рапторы на экране улеглись спать под какими-то цветущими кустами. Пошли титры. Туу-Тикки взяла пульт и выключила экран. Лерой снял наушники, обернулся к ней и спросил:

– Пора спать?

Оуэн надулся. Но послушно стянул наушники. Требовательно спросил:

– Ты же почитаешь нам перед сном? Про Мартина?

– Почитаю, – согласилась Туу-Тикки. – Идите, я приду через полчаса.

Мальчики поднялись наверх. Оуэн то и дело оглядывался вниз, на гостей. Лерой придерживал его за плечо и не давал особо замешкаться.

Не воспитывай его отец, как человеческого баронета, Эдвард сгрыз бы тарелку. Или облизал по крайней мере. Он и не подозревал, насколько хотел есть. Туу-Тикки ещё дважды наполнила его тарелку, прежде чем старший Шарп попросил подогреть вина без специй. С кружкой он осторожно вернулся в гостиную и устроился на диване в ногах спящей дочери.

Туу-Тикки укрыла Люсиль легким теплым пледом в синих розах. Потом посмотрела на часы, на то, как Эдит ест – та клевала, словно птичка, – села в кресло и начала набивать трубку.

Грен все играл, и звуки большой арфы пронизывали дом от крыши до нижнего подвала. Эдит роняла слезы в тарелку.

Эдвард откинулся на спинку и медленно прихлёбывал по глотку. Он давно уже не слышал менестрелей своего народа. Увидел движение краем глаза и повернулся всем телом – закутавшийся в одеяло Томас сидел на верхней ступени лестницы.

Туу-Тикки грустно улыбнулась Томасу и раскурила трубку. По гостиной, колыхаясь от волн музыки, поплыл сладкий голубоватый дым.

Проворный предупредительный дух забрал из рук Эдит опустевшую наконец тарелку, долил ей вина, принес бокал для Томаса.

Младший Шарп напряжённо разглядывал всех присутствующих. Он вспомнил, что слышал голос отца, и это его напугало. Он не понимал, где они находятся. Но хотя бы Эдит была жива и, кажется, невредима. А где Люсиль? Надо предупредить остальных, что сестра опасна.

Мужчина на диване в халате шевельнулся, посмотрел прямо на него, и Томас узнал своего отца. Дёрнулся скрыться, но остался на месте. Он давно уже не мальчик и сможет постоять за себя. Даже если придётся драться, он стал достаточно силён, возясь со своей глиняной машиной.

Туу-Тикки, уловив эмоцию Томаса, отложила трубку, поднялась по лестнице, положила ладонь Томасу на плечо.

– Ты в безопасности здесь, – сказала она. – Вы все в безопасности.

Младший Шарп посмотрел на женщину снизу вверх, не вставая. Это было совершенно неприлично, но подняться он не мог.

– Рядом с ним никто не в безопасности, – коротко ответил Томас. – Скажите, моя сестра здесь?

– Ты ошибаешься, – Туу-Тикки провела по его спутанным кудрям. – Вон она, на диване, под пледом. В этом доме никто и никому не причинит вреда. Помочь тебе спуститься?

– Что это за место? Как мы сюда попали?

– Это дом смерти и возрождения, – объяснила Туу-Тикки. – Ситтин в ситтине. Ваш отец привез вас сюда.

– Он решил нас убить? – Томас вскочил, его повело так, что он с трудом удержался на ногах. Подхватил сползающее одеяло.

Эдвард наблюдал за их разговором, не шевелясь. Он не слышал, о чём они говорят, но легко мог предположить вопросы сына.

– Томас, – мягко сказала Туу-Тикки, одновременно подставляя плечо. – Иногда, чтобы исцелиться и вернуться к жизни, необходимо пройти долиной смертной тени. Ты еще совсем молод и можешь этого не знать, но твой отец – зрелый фейри, и он знает.

– Мой отец так же безумен, как моя сестра. Не знаю, что это за место, но поверьте мне, он опасен.

– Магия этого дома, духи этого дома не позволят никому навредить друг другу и нам, – Туу-Тикки чувствовала, как слаба рука, опершаяся о ее плечо.

Томас вздохнул, сдавшись.

– У нас дома ни магия, ни духи не спасали. Пожалуйста, помогите мне. Я хочу спуститься к Эдит.

– Пойдем, – Туу-Тикки забрала у него бокал и повела вниз, медленно и осторожно. – У нее трещины в костях ноги и сломаны ребра. Позже духи или мы с Греном проводим вас наверх.

Она довела Томаса до гостиной и усадила рядом с Эдит. Та кинула на него быстрый взгляд, облегченно вздохнула и взяла за руку.

Младший Шарп осторожно сжал её пальцы, накрыл сверху второй рукой. Она была жива, боги, она действительно была жива!

Эдвард отвёл взгляд от своего сына и его жены. Ещё несколько мгновений оставался неподвижным, потом поставил пустую кружку на пол и медленно поднялся. Достаточно медленно, чтобы Томас не заметил движения. Он помнил страх в глазах мальчика. Не оборачиваясь, ушёл наверх в комнату. Эдвард предпочитал не искушать судьбу лишний раз.

========== 23 ==========

Шевелиться отчётливо не хотелось. Открывать глаза не хотелось. Эдвард несколько вздохов так и пролежал – не открывая глаз и не шевелясь, пытаясь понять, почему сейчас и здесь он предпочитает быть мертвецом. Потом вспомнил – неожиданное известие о слишком раннем браке сына, долгую дорогу, кровь и глину на снегу. Смерть в умирающем ситтине. Мужчина открыл глаза и сел. Поморщился – болели плечи.

Тут по-прежнему пахло табаком и кофе. За окнами светило солнце. Эдвард осторожно поднялся, взял халат с кресла, отправился в ванную. Посмотрел на себя в зеркало и подумал, что в ночь Хэлоуина он мог бы пугать детей без грима и тыквы со свечой. Хотя его дети и в детстве этой тыквы не боялись.

В шкафу нашлась нижняя рубашка с длинными рукавами и штаны из грубой ткани подходящего размера. Эдвард некоторое время потратил, разбираясь с молнией на штанах, подивился такому изобретению. Оно было удобнее пуговиц, но норовило защемить бельё и более ценные, чем бельё, части тела. Вниз старший Шарп спустился, набросив сверху халат. Выходит туда, где будут женщины, в одной нижней рубашке он счёл неприличным.

– Доброе утро! – приветствовала его Туу-Тикки, сидящая в гостиной с трубкой, вязанием и электронной книгой на большом экране. Сегодня она была одета в темно-серую водолазку и длинную узкую трикотажную юбку. На ткани водолазки лежало нефритовое ожерелье, волосы были собраны в сложную косу вокруг темени, лишь на спине свободно лежала одинокая длинная прядь. – Люсиль спит, Томас тоже, Эдит проснулась, но не до конца, я к ней скоро поднимусь.

– Доброе утро, – коротко поклонился Эдвард. – Все пережили ночь, это хорошая новость.

– Да, все, – согласилась Туу-Тикки. – Но пройти долиной смертной тени вам все же придется. Всем, даже Эдит. Но это позже, в Йоль. Вчера был Самайн – время стертых дорог и открытых холмов. Идемте, я велю духам подать вам завтрак.

– Что это за мир? Я предполагал, что мы останемся в пределах Земли, но такого, – он показал на кофеварку и холодильник, – у нас нет.

– Это тоже Земля, – пожала плечами Туу-Тикки. – Просто первая четверть двадцать первого века. Кофе или чай?

– Кофе, пожалуйста, – Эдвард ещё раз осмотрел кухню. – Больше ста лет разницы. В мире живут ещё сидхе, кроме этого дома?

– Черный или со сливками? – Туу-Тикки включила кофеварку. – Есть полукровки, но поселений нет. Впрочем, мы привязаны к дому и мало путешествуем по этому миру, больше по Дороге. Но наш ситтин создан не сидхе.

– Со сливками, – старший Шарп отвлёкся от висящих непонятным образом на стене ножей и перенёс внимание на хозяйку ситтина. – Да, на нём магия не сидхе. Сколько времени мы можем провести здесь? Сколько потребуется детям для выздоровления, или мы ограничены в сроках?

Туу-Тикки поставила перед ним чашку, колбу кофеварки, сливочник, сахарницу.

– Вы не ограничены в сроках, – сообщила она. – Год, два, три – сколько понадобится.

Духи переложили омлет с грибами со сковороды на тарелку, нарезали хлеб, достали мед, масло, сливовый джем. Туу-Тикки налила кофе со сливками, но без сахара, и себе, и села напротив Эдварда.

– Мне нужен Видящий, – сказал Эдвард, когда омлет закончился и дух убрал со стола тарелку. – Я так и не смог найти ответ на вопрос, какой человеческой магией нас всех отравили.

– Найдем, – кивнула Туу-Тикки. – А какие проявления?

– Немотивированный гнев, склонность к насилию, неконтролируемое сексуальное поведение, сужение восприятия, общая астения. Ни я, ни моя дочь не можем петь. Мы не можем держать животных в ситтине. Сам ситтин умирает. Гнев и агрессия направлена на членов семьи. И сексуальное поведение направлено на них же.

Туу-Тикки задумалась.

– Их мать была человеком? Вы не любили ее, но не могли отказаться от секса с ней?

– Их мать была очень дальним потомком сидхе. А я искал женщину, которая может родить детей от такого, как я. Отказаться от секса с ней я мог, только если уезжал из дома.

– Похоже на сексуальный приворот, – предположила Туу-Тикки. – Может быть, на менструальной крови. Привороты на ней дают в качестве реакции зависимость, ненависть и неконтролируемое желание. Но как мог сдетонировать такой приворот с природной магией сидхе, я не представляю. И что вырастет из детей, родившихся в результате такого приворота, я тоже не знаю.

– Как мог этот… приворот измениться и изменить нас? – уточнил Эдвард.

– Да. Сидхе приворожить очень сложно, даже кровью, даже кому-то с кровью сидхе. И если приворот был, он был очень и очень мощный. Эти привороты и с людьми-то дают непредсказуемые результаты, а уж люди и сидхе… – Туу-Тикки покачала головой. – К сожалению, я теоретик, а не практик. Практикующие маги у нас бывают – один будет сегодня к полудню, но он-то как раз не сидхе, а лорд Хаоса. Правда, сидхе – тоже раса Хаоса. Посмотрим, что скажет он.

– Насколько можно расчитывать на добрую волю этого лорда Хаоса?

– О, Эшу озорник, но вполне дружелюбен. Его можно будет попросить о помощи. К тому же, этот ситтин под рукой его Дома, и мы всегда можем рассчитывать на помощь своих покровителей. Он – один из них. А еще он играет на Дороге с моим мужем и со своим партнером. Так что тут и рабочие, и личные отношения. Вы любите кошек?

– Эшу? – старший Шарп недоверчиво взглянул на хозяйку ситтина. – Ну что ж, пусть будет Эшу. Я люблю зверей, кошек в том числе. Птиц меньше, к рыбам и гадам равнодушен. А почему вы спрашиваете?

С некоторым опоздание Эдвард осознал, что обсуждает интимные вопросы с чужой супругой, но было уже поздно. Да и не походило, что эти вопросы её смущали или задевали. Странные порядки у сидхе сто лет спустя. В своём мире старший Шарп у женщины-врача-то не был ни разу в жизни.

– Просто Эшу – котик, – улыбнулась Туу-Тикки. – Такой большой черно-синий котик. Побольше этого, – она указала на вошедшего в кухню Киану.

Киану мяукнул, подошел к своей миске, полакал воды и мяукнул еще раз.

– Ты уже завтракал, – сказала ему Туу-Тикки. – Хочешь добавки – иди поймай кого-нибудь.

Кот укоризненно посмотрел на нее, дернул хвостом, отерся о ноги Эдварда и вышел.

– Что-нибудь еще? – спросила Туу-Тикки. – Я собираюсь подняться к Эдит. Грен вот-вот вернется, он гуляет с Каем. Кай все порывался следить за Люсиль, но она еще долго будет спать.

– Благодарю, – Эдвард поднялся, – я сыт. Поднимусь к дочери, не хочу мешать жене моего сына завтракать – мы едва знакомы. Потом я хотел бы узнать у неё, что случилось в моё отсутствие.

– Если Люсиль проснется и захочет пить – у ее кровати есть вода с Живой Жизнью. Напоите ее.

Туу-Тикки выбира трубку, поднялась наверх и постучалась в дверь Эдит.

– Войдите, – слабым голосом сказала Эдит.

Туу-Тикки вошла. Девушка сидела на кровати, опираясь на подушки и натянув одеяло до самого подбородка. Туу-Тикки улыбнулась ей.

– Доброе утро, Эдит. Вы в доме смерти и возрождения, в Сан-Франциско. Сейчас две тысячи восемнадцатый год. Вас привез сюда ваш свекр. Ваш муж Томас и его сестра Люсиль тоже здесь. Оба они ранены.

– Две тысячи семнадцатый год? – слабым голосом произнесла Эдит. – Как такое возможно?

– Это не ваш мир, один из соседних, – Туу-Тикки присела на край кровати. – Мир сильно отличается. Обычаи изменились. Миновали две мировые войны, людей стало намного больше, Британская империя пала, Соединенные Штаты – одна из сверхдержав. Женщины имеют право голосовать, не зависят от мужей, свободны в выборе партнера, не носят корсетов, а длинные юбки носят, только если захотят. Вы травмированы – трещины в костях ноги и сломаны ребра. Что произошло?

Эдит нахмурилась. Посмотрела на стакан с водой. Туу-Тикки подала ей стакан. Эдит выпила половину, сцепила пальцы на холодном стекле и начала говорить:

– Люсиль убила моего отца. Она и меня хотела убить. Я думала, Томас меня любит, а ему были нужны только мои деньги. Люсиль и его убила. А я убила ее. Вот и все, что я помню.

– Томас жив, – напомнила Туу-Тикки. – Вы весь вечер просидели рядом, слушая арфу.

– Я думала, это… – Эдит покачала головой. – Арфа, Томас… Я думала, мы оба умерли.

– Нет, он спит в соседней комнате. И Люсиль спит. Эдит, вы осознаете, что ни вы, ни Томас, ни Люсиль – не люди? Не вполне люди.

– Что это значит? – напряглась Эдит.

– Отец Томаса и Люсиль – чистокровный сидхе. Томас и Люсиль – полукровки, как и вы.

– И поэтому мой муж и Люсиль… занимались… – Эдит замялась.

– Не поэтому, – вздохнула Туу-Тикки. – Кто-то проклял эту семью гневом, сладострастием и безумием. Сильнее всего досталось Люсиль, ее эта зараза затронула наиболее глубоко. Но вы тоже сидхе-полукровка. Томас выбрал женщину своей крови, сам не понимая, как и почему.

Эдит посмотрела на Туу-Тикки. Ее глаза наполнились слезами.

– Вы думаете, он действительно меня любит?

Туу-Тикки мягко улыбнулась.

– Я просто знаю это, – ответила она. – Я умею видеть чужие чувства и эмоции. Томас полон любовью к вам, она светится в нем, как маленькое солнце.

– Тогда почему он…

– На нем тоже проклятье. И в нем самом какой-то надлом. Он родился и вырос в отравленном, умирающем ситтине. А сидхе очень тесно связаны со своим ситтином.

– Он хотел его восстановить. Провел воду, электричество… А в крыше дыра. И никто ее не замечал.

– Это потому, что ситтин отражает душевное состояние своих хозяев, – объяснила Туу-Тикки. – Здесь и сейчас есть выражение «крышу снесло» – про тех, кто лишился рассудка.

– Очень уместно, – кивнула Эдит. – Мне нужно в ванную, но нога все еще болит. Вы поможете мне? У вас же нет прислуги?

– У нас есть духи, – улыбнулась Туу-Тикки. – Я помогу.

Комната Люсиль отличалась от собственной комнаты Эдварда только цветом занавесок на окне и бельём из чистого льна без рисунка или узора. Эдвард тихо прикрыл за собой дверь, постоял минуту, прислушиваясь к дыханию дочери. Последний раз они виделись, когда ей исполнилось четырнадцать, она вытянулась за лето, как птенец, и стала неожиданно очень похожа на мать. Он помнил, что ненавидел это её сходство, ненавидел настолько, что готов был убить. И потому в очередной раз сорвался с места и уехал прочь. Хотя видел, что ситтин уже болен.

Мужчина подошёл к постели, осторожно коснулся перевязанной руки.

– Кирэн, – сказал Эдвард, – девочка.

Люсиль засопела и отвернулась, перекатив голову по подушке.

– Па? – тихо, детским дрожащим голоском спросила Люсиль.

– Я здесь, Кирэн. Спи. Ты поправишься. Ты в безопасности, – мужчина помолчал, сдерживая дыхание. – Спи.

Ответом ему было только ровное дыхание. Эдвард подвинул кресло поближе, опустился в него. Потёр переносицу, матушка когда-то велела ему избавиться от этого неуместного жеста, это мелькнувшее воспоминание сейчас вызывало улыбку.

Должно быть, он задремал, неожиданно после крепкого кофе, потому что разбудил его звук совсем рядом.

– Па? – Люсиль сонно тёрла глаза кулаком.

– Не вставай, – Эдвард поднялся с кресла, наклонился над дочерью. – Хочешь пить?

– Угу.

Мужчина взял с тумбочки стакан из толстого стекла, придержал дочь под затылок, помогая пить. Взгляд Люсиль был сонным, а сама она вялой. Вряд ли она понимала, что происходит, кто с ней и где она. Эдвард подумал, что пока это и к лучшему.

Люсиль тут же заснула, отвернувшись от него к стене. Спутанные чёрные волосы, очищенные от крови, за ночь сбились колтуном. Это у обоих детей было от матери, волосы сидхе так не путались. Дверь приоткрылась, на пороге стояла настороженная собака. Эдвард вспомнил имя пса – Кай.

Кай вошел в комнату, обнюхал Эдварда, Люсиль и лег у двери, настороженно глядя на кровать.

– Она проспит ещё день или два, – тихо сказал старший Шарп. – Так и будешь тут лежать? Ты же охотник, а не страж.

Кай вздохнул и положил длинную голову на лапы.

В комнату заглянул Грен. Посмотрел на пса, покачал головой. Взглядом позвал Эдварда.

Шарп поднялся, мягко вышел из комнаты и прикрыл дверь.

– Что-то случилось?

– Туу-Тикки говорила, вы хотели пообщаться с Эшу, – сказал Грен. – Он уже пришел.

– Да, благодарю. Я сейчас спущусь.

Эдвард оставил халат в комнате и спустился вниз. В гостиной пахло незнакомой магией, сильной и изменчивой. Шарп помедлил, прежде чем войти в кухню. Он был не в полной силе и не в полном разуме, чтобы говорить с существом с таким именем, но выбора не было.

На кухне был один незнакомый Эдварду мужчина с тенью кота и ещё один – без тени другого облика. Второй, без тени, ел варенье из банки, как дорвавшийся до еды голодный. А первый, запах его магии Шарп учуял в коридоре, держал в руках прозрачный стакан. Черноволосый, в чёрной одежде, Эдвард предпочёл бы не встречаться с такими существами на дороге или на Дороге. Он не был злым, но что-то в его магии отзывалось на владеющее Шарпом безумие.

– Эшу, – допытывалась Туу-Тикки, – ты же чаю хотел.

– Чай заваривается, – недовольно ответил Эшу, – а я хочу пить.

– И охотиться, – подал голос Дани. – Лучше бы мы пошли в Поля Охоты, чем сюда.

– Добрый день. Меня зовут Эдвард Шарп, я ищу помощи у этого дома и его покровителей.

– Лапушка Грен сердится, если мы пропускаем репетиции, – заметил Эшу. – А в музыке он у нас главный. Добрый день, – Эшу повернулся к Эдварду, ощупал его взглядом и магией. – Проклятый сидхе. Однако. Какого рода помощи?

– Снять проклятие с меня и членов моей семьи.

– Только если каждый из вас этого захочет, – уверенно ответил Эшу. – Проклятие укоренилось глубоко, а это значит, что для него была подходящая почва.

– Или подходящая рана, – согласился Эдвард. – Сейчас дети ранены, им нужно время. Вы часто приходите в этот дом?

– По понедельникам, средам и пятницам, – усмехнулся Эшу. – Грен – сторонник жесткой дисциплины.

– Или так, – подал голос Грен, – или без меня.

– Ну вот, – кивнул Эшу. – А куда мы без арфы сидхе? Эдвард. Источник отравы в детях – в том числе в вас. Я чую этот яд даже отсюда. Знакомый запах… Чаша… Грен, прости, но если мне надо поработать с Эдвардом, репетиция откладывается. Эдвард. Чтобы побороть проклятие, вы должны желать от него избавиться, пройти очищение огнем, водой, землей и ветром и принести жертву. А, еще хорошо было бы отдать проклятие его источнику. Кто там был источник?

– Ты о чем? – удивилась Туу-Тикки. – Я думала, там просто был любовный приворот на крови.

– Не просто, – усмехнулся Эшу. – Совсем не просто. Приворот был сделан той, что посвящена кому-то из старых богов, и кровь делилась на две части – на приворот и в жертву богу. Который ярится, потому что ему не досталось всего.

– Я не маг, – ответил Эдвард. – Я принадлежу Охоте. И я желаю избавиться от этой дряни всей душой и телом. Но вам придётся простыми словами пояснить мне, что делать. И какую жертву уместно принести, – Шарп помолчал, задумавшись. – Я слышал от жены имя Немона, но не поверил.

– Опаньки… – промолвил Грен. – Ну вы попали…

Эшу задумался. Туу-Тикки поставила перед ним чашку с чаем. Дани выскреб остатки варенья из банки и посмотрел на Туу-Тикки взглядом изголодавшегося котика. Туу-Тикки улыбнулась и достала из кладовки банку абрикосового варенья с миндалем.

– Ты что, не завтракал сегодня? – тихо спросила она.

– Просто мы все выходные были там, где не было доступа к сахару, – объяснил Дани, открыв банку. – Только мясо.

– Волосы, – сказал Эшу. – Отличный чай. Жертва – волосы. Огню. Сначала я зафиксирую и локализую проклятье. Потом – окунуться в океан, обсохнуть на ветру, пройти сквозь огонь и обтереться травами. И отдать огню все волосы. Не зубы – отрастут.

– Эшу, сейчас, конечно, тепло, но океан холодный и ветер с севера, – напомнил Грен.

– А пресная вода не годится, – пожал плечами Эшу. – Такое только в океане топить.

– Чем резать волосы? Чем-то специальным или подойдёт любая бритва? – Шарп нахмурился, если топить можно только в океане, то удивительно, что они ещё живы. – И – все волосы с тела?

– Я сниму их магией. Все волосы с тела. Правда, не обещаю, что на теле они снова вырастут, – усмехнулся Эшу, и в его взгляде проскочила изумрудная искра. – А потом линька. В Йоль.

– В ночь Йоля? – уточнила Туу-Тикки.

– Нет, весь Йоль. Темнота, тишина, цветы смерти и все такое. Постель потом сожжешь.

– Цветы смерти – ты лилии имеешь в виду?

– Скорее хризантемы, – подал голос Дани. – Для сидхе больше подойдут.

– Волосы на теле – самая ценная для меня часть тела, – с еле уловимой иронией отозвался Шарп. – В вашем океане сейчас лёд не плавает?

– Он здесь никогда не плавает, – пожала плечами Туу-Тикки. – Но плавать в океане одинаково холодно и зимой, и летом. Если вы не шелки. Эшу, когда?

– Можно и сегодня, – сказал Эшу. – Но не в доме, в саду или на холме.

– Может, сразу у океана? – спросил Эдвард. – На ветру будет проще. Я опасаюсь делать это в ситтине.

– Там люди ходят, – сообщил Дани.

– А я защиту поставлю, – пожал плечами Эшу. – Ты останься здесь, хорошо? И – Туу-Тикки, ты еще не надумала петь? Мы под тебя репетировали.

– Я знаю. Но ты же сейчас уйдешь.

– Ну придумайте что-нибудь, – отмахнулся Эшу и встал. – Грен, у тебя найдется куртка на Эдварда?

– Конечно, – кивнул тот.

– Я вам цветов нарежу, – сказала Туу-Тикки. – Сейчас на берегу трава уже пожухла и жесткая.

– Это ничего, – сказал Эшу. – Немного крови не повредит.

Синяя куртка застёгивалась на такую же странную застёжку, как и штаны. Эдвард мельком подумал, что должен был бы чувствовать страх, но ощущал он только холод и усталость. И сожаление, пожалуй.

– Придется пешком, – с сожалением сказал Эшу. – Мили четыре. Я сегодня без байка.

Он вывел Эдварда из пределов малого ситтина, повел по холму вниз, туда, где за деревьями виднелась громада Тихого океана. По дороге Эшу молчал, втихомолоку ощупывая Эдварда нитями своей магии. Когда они дошли до шоссе, по которому проносились машины, и встали, ожидая просвета в потоке, Эшу сказал:

– Оно в твоей крови и твоих нервах. Будет больно.

– Я понял, – коротко кивнул Шарп. – Видения будут? Никогда не любил видения.

Мчащиеся по гладкому камню дороги плоские безлошадные повозки Эдвард уже видел. Не такие плоские, но опознаваемые. От них пахло очень человеческими запахами, после запахов ситтина Шарп фыркнул, не сдержавшись.

– Вероятно, – пожал плечами Эшу, взмахом руки останавливая поток в обе стороны и переводя сидхе через асфальтовую реку. – Все, что творил ты под проклятьем, все, что проклятье творило тобой.

Он провел Эдварда по узкой тропе к пустынному песчаному пляжу. Был отлив, пахло водой и водорослями. Эшу очертил круг, к которому на сотрю ярдов не приблизился бы ни один человек, сел на песок и сказал:

– Садись или ложись, как тебе удобнее. И надрежь кожу.

Эдвард пошарил по карманам, ножа там не нашлось. Взялся за стебель плоской бело-зелёной травы, дёрнул руку ввёрх. Ладонь защипало, между сжатыми пальцами показалась кровь. Шарп сел напротив Эшу, протянул ему порезанную руку. Поёжился невольно, холодный ветер задувал за ворот.

Эшу принюхался к крови, одобрительно кивнул, протянул руку над порезом – и запустил сеть собственной магии ловить проклятие. Это было не так уж сложно, просто долго и кропотливо. А сидхе, наверное, больно.

Было действительно больно. Огонь, то жаркий, то ледяной, прокатывался под кожей раз за разом, то широким потоком, то тонкими струйками. А потом Эдвард начал чувствовать в себе то чужое – словно оно выслаивалось из него, проступало, как изображение на фотопластине, и было до того отвратительным, голодным и жадным, что Шарп с огромным трудом удержался от того, чтобы сперва не выблевать всё, что съел за завтраком, а потом чтобы не вскочить и не убежать со всех ног.

Наверное, прошло несколько часов, может, целая вечность, даже наверняка целая вечность, потому что Эдварда уже мутило от усталости.

Эшу довольно прищурился, подсек что-то у пореза, как рыбу удочкой, и поволок наружу сопротивляющееся, влажно поблескивающее черно-багровое переплетение жил и нитей. Нити потянулись к самому Эшу и отпрянули, дернулись вправо, влево, обратно к Эдварду – но Эшу уже выволок последнюю жилу и свернул всю эту мерзость в сферу, а сферу заковал в кокон. Кокон пульсировал, словно больное сердце.

– Отдашь это Немоне, – сказал Эшу. – А сейчас – в воду. Я пока разведу костер.

– Благодарю, – Шарп потащил с плеч куртку.

Вода в океане была холоднющая, как шкура голодного келпи. У Эдварда аж сердце захолонуло, а яички поджались и попытались втянуться под лобковую кость. Но со следующим шагом волны уже не обжигали, хотя кожа на миг немела. А потом стало жарко. Шарп насколько мог быстро вошёл в воду по плечи, окунулся с головой. Длинные океанские волны норовили утащить его с собой, подальше от берега, а потом рядом плеснул хвост океанского коня. Эдвард опёрся о гладкий холодный бок. На ногах он держался с трудом.

– Поможешь мне? – спросил Шарп, конь всхрапнул, блеснули вплетённые в гриву жемчужины.

Эдвард ещё раз нырнул, оставался под водой, пока хватило дыхания. Ему становилось лучше с каждым ударом сердца. Сколько же сил и жизни выпила из него эта тварь?

До берега он доплёлся, держась за гриву коня. В полосе прибоя тот остановился, приветственно поржал в сторону Эшу. Подождал, пока Шарп выплетет пальцы из гривы и величаво пошёл обратно в океан. У Эдварда зуб на зуб не попадал, когда он подошёл к костру.

– Сначала ветер, – напомнил Эшу. – Дай ему обсушить себя.

Костер жарко пылал, полоскал языками огня по ветру, и разглядеть, из чего он сложен, было невозможно. Не так уж много плавника было у полосы прибоя – больше сухие водоросли да трава там, где кончался песок.

Шарп кивнул, не переставая стучать зубами. Он видел как-то раз в ситтине дальних родственников северного сидхе с иссиня-белой кожей, и с завистью подумал, что тому наверняка было бы сейчас тепло. Эдвард с усилием повернулся лицом к ветру, развёл руки. Ветер тут же радостно разлохматил его мокрые волосы.

Эшу наблюдал, как стремительно высыхают кожа и волосы сидхе. А потом сделал приглашающий к огню жест.

– Пройди через огонь, – сказал Эшу. – Потом поваляйся в траве.

Эдвард глянул на Эшу, тот явно не шутил. Пройти через огонь? Не перепрыгнуть его? Хотя дров в огне Шарп по-прежнему не видел, только пламя.

Он невольно задержал дыхание, сделав шаг. Волосы на его голове и теле скрутились, затрещали и опали серым пеплом. Эдвард дёрнулся от неожиданности, хотя кожу даже не обожгло. Вышел из огня и упал в траву.

Эшу смотрел, как он катается по жесткой траве, оставляющей длинные царапины. Костер погас, только черное пятно осталось на песке.

– Все, – заключил Эшу, когда Эдвард раскинулся в траве. – Вставай и одевайся. Нам еще обратно идти, – и Эшу протянул сидхе руку.

– Как я рад, что я не маг, – искренне сказал Шарп, поднимаясь и принимаясь одеваться. – А как отдавать это богине?

– У всех свои преимущества, – непонятно сказал Эшу. – Просто найди алтарь и отнеси на него. Скажешь: «Возвращаю тебе твое». Этого достаточно. Проклятие на твоих детях я солью с этим, чтоб два раза не ходить. Но это потом. Они ранены, и освобождение может убить их. И – они знают, что прокляты?

– Скорее всего – нет. Я не видел их, – Эдвард подсчитал мысленно, – девятнадцать лет. А когда вернулся, они уже были не способны говорить. Спросить я не смог.

– Тебе придется объяснить им, – сказал Эшу и перекинулся.

Черный кот в синих полосах потерся об Эдварда и двинулся вверх по холму.

– Я объясню, – ответил Шарп.

Такого кота он видел впервые в жизни, и будь у него больше сил, он был бы в полном восторге. В настоящем, свойственном больше детям, чем взрослым, восторге. Но сейчас его хватало только на то, чтобы идти следом, не держась за кошачий хвост.

Машины, как и по дороге к океану, остановились, пропуская кота и сидхе. Идти вверх было тяжело – Эшу тоже устал и проголодался. В спину им светило заходящее солнце.

========== 24 ==========

Эдит лежала в постели с книгой. Книга была странная – черная рамка с белым экранчиком. На рамке были кнопки, на экранчике – текст. Перелистывался текст кнопками, вверх и вниз, а размер букв можно было сделать любым, так что Эдит впервые за долгое время могла читать без очков.