Текст книги "Смерть и Возрождение (СИ)"

Автор книги: Pale Fire

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Собака подтверждающе заворчала и прихватила младшего Шарпа зубами за локоть. Подержала и ввинтилась между Томасом и женой, с любопытством засопела.

Эдит осторожно погладила собаку по голове между ушей. Та в восторге принялась лупить Томаса хвостом по коленям. Тот ойкнул и на всякий случай прикрыл пах.

– Это баргесты нашей семьи, – Эдвард наконец отпустил второго пса и сел прямо на землю. – Вот это Гвинт, – старший Шарп поймал чёрного пса за длинный хвост, тот плюхнулся на бок и запыхтел алой пастью. – А это Мелльт. Боги, как я рад, – Эдвард наклонился над баргестом, начёсывая горячее пузо.

– Такие большие, – задумчиво сказала Эдит, которой Мелльт лизал руки. – И такие ласковые. Здешняя собака совсем неласковая.

– Для здешней собаки мы чужаки, притащившие в дом опасную гадость, – Эдвард улыбался, не замечая, что улыбается. – Для баргестов мы свои. Для любого вне семьи они опасны.

– Я их почти не помню, – виновато сказал Томас. – На вид – совсем не помню. Только на ощупь. Они тёплые. Меня однажды мать осенью выгнала за порог на всю ночь. А ко мне пришли собаки и грели.

Эдит с сочувствием поглядела на Томаса. Ее саму наказывали разве что лишением сладкого или запрещали выходить из комнаты до следующего дня. Но выгнать ребенка осенью из дома на всю ночь? Эдит покачала головой.

– Я выбрал настоящее чудовище тебе в матери, сын, – тихо сказал Эдвард. – Не удивительно, что ты не хочешь возвращаться домой.

Томас не ответил. Не говорить же, что пока его не отправили в закрытую школу после смерти матери, он и не знал, что есть семьи, в которых живут оба родителя, в которых детей не бьют, в которых дети могут играть в саду и к которым приезжают гости.

– Люсиль говорила, что мать запрещала им с Томасом спускаться из мансарды, – вспомнила Эдит. – Под самой крышей. Там, должно быть, зимой было ужасно холодно.

– Было тепло, – возразил младший Шарп. – Просто скучно. Книги брать нельзя. Ничего нельзя. Тихо. Играть тоже нельзя.

Эдвард поднялся, баргест обиженно заворчал, задирая морду. Мягко протянул руку к сыну, движение было настолько текучим, что даже испуганный и настороженный ребёнок в сердце Томаса не шарахнулся прочь, обнял за шею и притянул к себе. Младший Шарп напрягся, но отец ничего не говорил и не двигался, и сын наконец отрывисто вздохнул и уткнулся ему в плечо.

========== 29 ==========

Эдит чувствовала себя напряженной и взбудораженной. Она вернулась из сада в дом, оставив Томаса говорить с отцом – им многое надо было друг другу сказать. Баргесты остались с ними.

В гостиной Грен играл на арфе. Туу-Тикки и мальчиков не было видно. Некоторое время Эдит посидела, глядя в огонь и слушая музыку, но Томас все не шел, и она поднялась к себе. Проверила шкаф, нашла в нем новую одежду, взяла ночную рубашку, халат, свежее белье и отправилась в ванную. Ей очень хотелось вымыться. Книгу про волшебника она прихватила с собой, с легким удивлением отметив, что может читать ее без очков. В книге было дело или в здешнем ярком освещении, Эдит не знала.

Пробка в ванне была смешной – алая морская звезда, к которой была прицеплена цепочка со спасательным кругом. Эдит вспомнила, что Туу-Тикки говорила про пену для ванн и решила попробовать лавандовую. Поставила поближе флакон с жидким мылом для волос, придвинула мыльницу и губку, проверила, достанет ли из ванны до полотенец. Потом закрыла дверь на задвижку и принялась раздеваться. Постояла обнаженная перед зеркалом, чего не делала еще никогда в жизни. Бледная кожа – красиво и аристократично, как и полагается леди Шарп. А Туу-Тикки загорелая, и все женщины в журналах тоже были загорелыми. Наверное, сейчас такая мода.

Эдит забралась в теплую ароматную воду. Ванна была огромной, наверное, чтобы в ней мог улечься и высокий мужчина. Погрузилась с головой, намочив волосы. Промокнула руки полотенцем и взяла книгу.

Она читала, увлеченная историей Геда, время от времени добавляя в ванну горячей воды. Время шло незаметно, звуки арфы давно стихли. Непрочитанных страниц оставалось все меньше и меньше, и вот уже Эдит прочла эпилог, который намекал, что есть еще продолжение. Эдит отложила книгу, потянулась, огляделась. В ванной было по-прежнему светло, но от пены на поверхности воды остались лишь крохотные островки. Эдит открыла и понюхала шампунь. От него сильно пахло чем-то приятным, но совершенно незнакомым. Она прочитала инструкцию, маленькими буковками написанную на флаконе, и принялась мыть волосы. Она уже и не помнила, когда мыла их в последний раз, и не знала, когда будет мыть в следующий – Эшу ждали уже завтра, а значит, прощай, волосы. Интересно, как Томас отнесется к ней лысой? Тоже сочтет кошмарной?

Эдит промывала волосы, пока они не начали скрипеть от чистоты. Тщательно вымылась сильно пенящимся мылом. Посмотрела на бритву и решила, что обойдется без нее. Надо же иметь, что принести в жертву.

Наконец она закончила купание, выбралась из ванны на пробковый коврик и принялась вытираться. Намотала полотенце на голову, надела ночную рубашку и халат и изучила свои ногти. Они определенно нуждались в уходе. Кровь и глина из-под них вымылись, но и только.

Устроившись на пуфике перед зеркалом поудобнее, Эдит взяла маникюрный набор, изучила его. В нем было больше предметов, чем она привыкла, но все нужное оказалось на месте. Эдит неспешно приводила в порядок ногти на руках и на ногах, почти ни о чем не думая. Закончила, расчесала влажные волосы. Изучила тюбики и баночки с притираниями, нашла крем для рук, воспользовалась им. Подождала, пока крем полностью впитается и наконец вышла из ванной.

Внизу, в гостиной, было темно. Из-под дверей комнат второго этажа нигде не пробивался свет. Эдит вошла в свою комнату, где горела только одинокая лампа слева над кроватью, и обнаружила Томаса – тот уснул над книгой. Эдит присела рядом, погладила мужа по обтянутому серой шелковой рубашкой плечу. Волосы у Томаса были влажные – наверное, он тоже принимал ванну, ждал Эдит и уснул. Эдит осторожно забрала из его рук книгу, закрыла и положила на тумбочку. Понюхала незнакомые цветы в вазе. Оглядела комнату.

Ей совершенно не хотелось спать. Ей хотелось, чтобы как можно скорее настало утро, пришел Эшу, чтобы можно было, наконец, пройти через боль и стыд и очиститься. Ей хотелось знать, который час, чтобы понять, сколько еще ждать.

Эдит забралась под одеяло со своей стороны, взяла электронную книгу, но приключения мальчика-натуралиста не могли ее увлечь. Некоторое время она рассеянно листала страницы, почти не вникая в текст, а потом решительно встала, запахнула халат, завязала пояс, погасила лампу и спустилась в гостиную.

Коты встретили ее сонными взглядами со своей невероятной трехэтажной лежанки. Эдит обошла гостиную, потрогала лианы на опорных колоннах. Она думала, что это листья из ткани, а это оказались живые растения. Вспомнив, что говорил сэр Эдвард, Эдит кинула в пламя камина несколько волосков. Огонь ласково лизнул ее пальцы, не обжигая. Дрова почти прогорели, и Эдит добавила несколько поленьев.

Она забрела на кухню, рассеянно пощипала стоящий на столе виноград, заглянула в холодильник. Не нашла ничего для себя интересного – ей не хотелось есть. Заглянула в кладовую, наполненную запахом яблок. Потрогала странные изогнутые желтые плоды – кажется, они назывались «бананы». Решила, что попробует их в другой раз. Попыталась угадать, из чего Туу-Тикки варила варенье – банки не были подписаны. Перенюхала все чаи и специи в круглых баночках – их был целый шкаф. Прочитала надписи на кошачьих и собачьей мисках. Выглянула в окно, помахала рукой баргестам, валяющимся на лужайке. Почему их не пустили в дом?

Кабинет Туу-Тикки пах табаком и книгами. На вязальной машинке висело новое полотно, на этот раз из серого твида. Эдит пошла вдоль полок, читая названия и имена. Вытащила на пробу книгу некой Лорел Гамильтон, посмотрела на обнимающихся полуобнаженных мускулистых людей на обложке и поставила обратно. Пролистала том Стивена Кинга, обнаружила, что не знает значения по крайней мере трети слов – что такое «байк»? «Листерин»? «Айпод»? Наконец Эдит нашла продолжение истории Геда и обрадовалась. А на соседней полке обнаружила толстенный иллюстрированный том «Феи и эльфы», взяла и его. Перебралась в гостиную, рассеянно попросила духов приготовить белый чай и принялась читать.

– Эдит, – удивилась Туу-Тикки, спустившись поутру из своей спальни. – Ты так и не ложилась?

– А? – Эдит подняла голову от красочной иллюстрации выезда королевы фей. – Да. Не смогла уснуть. Скоро придет Эшу?

– Сейчас семь утра, Эшу явится в полдень, – ответила Туу-Тикки. – Пойдем, посидишь со мной, пока я буду готовить моим мужчинам завтрак.

Эдит отложила книгу, поднялась, глубоко вздохнула.

– Почему не духи? – спросила она.

– И духи тоже.

Туу-Тикки засыпала кофейные зерна в кофемолку и включила ее. Под громкое жужжание быстро поставила булочки в духовку, заварила свежий чай, завела тесто для оладьев. Пока оно поднималось, занялась кофе. Эдит села за стол, положила голову на сложенные руки.

– Устала, а заснуть не могу, – пожаловалась она. – Есть от этого какое-нибудь средство?

– Чтобы уснуть или чтобы проснуться? – спросила Туу-Тикки.

– Наверное, чтобы проснуться.

– Сейчас.

Щелкнул, закипев, стеклянный чайник. Туу-Тикки взяла с полки круглую деревянную чашку, кинула в нее что-то вроде темно-коричневой жемчужины, залила горячей водой и размешала. А потом поставила перед Эдит.

– Это смола пуэра, – объяснила Туу-Тикки. – Либо ты от нее уснешь, либо будешь бодрой весь день.

– Какое странное средство, – Эдит принюхалась к чашке. – Что такое пуэр?

– Такой черный чай. От него либо засыпают, либо наоборот, у каждого своя реакция и заранее не предскажешь. На меня от почти не действует, Грен от него спит, а Дани и Дэн, наоборот, становятся даже слишком деятельными.

Эдит попробовала пуэр – ничего особенного. Спросила:

– Кто такой Дэн?

– Брат Дани, тоже рыжий. Он живет в соседнем мире с одной из моих сестер. Ну как, спать или прыгать?

Эдит рассмеялась.

– Пока не знаю.

Туу-Тикки принялась жарить оладьи сразу на двух сковородах. В кухне вкусно пахло кофе, булочками, ванилью и горячим маслом.

– Туу-Тикки, – нерешительно сказала Эдит, – можно тебя кое о чем попросить?

– Да, конечно.

– Сэр Эдвард рассказал вчера, как именно снимается проклятие. Он говорит, что, возможно, мне придется раздеться перед Эшу, чтобы окунуться в океан.

– Эшу не причинит тебе вреда и ни скажет ни одного дурного слова, – пообещала Туу-Тикки.

– Да, но… Я не умею плавать. И мне страшно. Пожалуйста, побудь со мной там.

Туу-Тикки, держа в руке лопатку с оладьей, повернулась к ней.

– Конечно, Эдит, – сказала она. – Я отвезу вас на берег и привезу обратно, и возьму с собой термос с чем-нибудь горячим. Я буду с тобой. Не бойся.

– Спасибо, – вздохнула Эдит и зевнула, прикрыв рот ладонью.

– Иди спать, моя хорошая, – посоветовала Туу-Тикки. – Я подниму тебя, когда Эшу явится.

Грен, за которым летел дух, спешно заплетающий ему косички, появился в кухне, когда мальчики уже позавтракали и побежали одеваться к школе. Наклонился над Туу-Тикки, поцеловал ее в волосы, сел рядом. Она пододвинула ему чашку с молочным улуном.

– Спасибо, – кивнул Грен. – Что-то ночь какая-то беспокойная была.

– Эдит нервничала, не могла уснуть, – объяснила Туу-Тикки. – И Лерою плохие сны снились, я к нему вставала.

Грен поцеловал ее снова, пообещал:

– В следующий раз я встану. Отчим ему снился?

– Да, что-то вроде. Наверное, надо все-таки найти ему психолога.

– Надо, но… – Грен покачал головой.

Туу-Тикки кивнула:

– Понимаю. Сложно придумать непротиворечивую историю.

– Да нет, ничего сложного. Просто перенести ситуацию из Альба-сити куда-нибудь в Филадельфию. Мало ли откуда мы усыновили мальчика? Тем более что таких больших усыновляют не слишком охотно.

Туу-Тикки вдруг хихикнула:

– Ты знаешь, что нам государство за мальчиков платит?

– Что? – изумился Грен.

– Эндрю, когда делал документы, создал досье Оуэна и Лероя в системе усыновления, все как полагается. А за усыновление выплачивается помощь от государства. Я эти деньги кладу на отдельный счет, им на университет или куда они там решат пойти после школы.

– Я и не знал, – улыбнулся Грен. – Сложные у нас в этот раз гости.

– Сложные и много, – кивнула Туу-Тикки. – Ты отвезешь сегодня мальчиков в школу?

– Отвезу, а потом поеду на рыбный рынок. Про креветки я помню. Насчет психолога я посоветуюсь со школьным – она может дать подходящие контакты.

– Да, школьный психолог у них хороший, – согласилась Туу-Тикки.

– За такие-то деньги, – усмехнулся Грен. – Частная школа все-таки. Три языка, музыка, танцы, спорт…

– И очень хорошие результаты по поступлениям в университеты, – добавила Туу-Тикки.

– Хорошо, что платит Первый Дом.

– Да мы бы и сами потянули.

– Но уже с трудом, – заметил Грен. – Эшу сегодня придет, помнишь?

– Но снова будет работать с проклятием Шарпов.

– Снова срыв репетиции.

– Да ладно тебе, вы не к концерту готовитесь. И в Самайн вы не играли нигде.

– Просто не собрались. А надо было.

– Тогда почему не играли?

– Кот отсоветовал, – сказал Грен. – Отличные оладьи. Булочки еще теплые?

– Ага.

Грен сделал себе сэндвич из булочки и копченой лососины.

– Как ты смотришь на то, что мы с мальчиками съездим на игровой конвент в Сакраменто?

– Когда?

– В этот уик-энд. Я уже забронировал гостиницу.

– Поезжайте, конечно. Им будет интересно. Слушай, а игры для детей их возраста где-нибудь проводят?

– Я узнаю. Пожалуйста, сделай мне кофе, я что-то никак проснуться не могу.

– Конечно, – Туу-Тикки встала. – Знаешь, а Эдит мне нравится. Если она решит остаться в этом мире, я буду только «за».

Грен внимательно посмотрел на нее.

– Это значило бы выбор между сидхе и человеком в пользу человека, – сказал он. – Я не уверен, что Томас выберет человечность.

– Ну они все же не сиамские близнецы.

– Они супруги из того времени, когда судьба мужа и жены становилась общей.

– Да я помню, – Туу-Тикки вздохнула. – Но было бы здорово. Плохо было быть женщиной в викторианскую эпоху. Тем более в Британии.

На этот раз Эшу пришел один, без Дани. Более собранный и серьезный, чем обычно, в черно-зеленой коже с золотыми узорами, он устроился на диване в гостиной, закинул ногу в высоком сапоге на колено и спросил у Туу-Тикки:

– У тебя нож есть? Не стальной?

– Есть керамика в кухне, – не вполне понимая, о чем он, ответила та.

Эшу поморщился.

– Ритуальный нож, – объяснил он.

– А, поняла, – Туу-Тикки отложила вязание, подошла к камину, привстала на цыпочки, заглядывая на каминную полку. – Вот, – она показала Эшу обсидиановый нож с костяной рукоятью. – Годится?

– Дай сюда.

Эшу повертел нож, понюхал, чуть ли не лизнул.

– Годится, – кивнул он. – Хвостом чую, сегодня будет весело.

– Да, Эдит и Томас готовы.

– Ты их кормила уже?

– Нет, как раз собиралась идти поднимать Эдит.

– Не корми. Старшего чуть наизнанку не вывернуло, а младший родился с этой дрянью. Мало будет радости, если он наблюет в колени своей леди.

Туу-Тикки хмыкнула.

– Я поеду с вами, – сообщила она. – Эдит просила.

– Ну поезжай, – пожал плечами Эшу. – Как там младшая полукровка?

– Спит и вроде бы у нее что-то с памятью. Эдит крепко приложила ее по голове.

– То есть она еще и недееспособна?

– У нее есть взрослые непроклятые дееспособные родственники.

– Ну да, ну да, – покивал Эшу. – У тебя есть полынь и шалфей?

– Сухие – есть.

– А свежие? Живые?

– Если надо – будут, – спокойно ответила Туу-Тикки. – Ты не хочешь, чтобы Эдит каталась по траве?

Эшу неопределенно покрутил рукой. Туу-Тикки кивнула и послала духов искать листья шалфея и полыни, свежесорванные, где угодно, но как можно скорее. Она еще даже не успела заварить чаю для Эшу и разбудить Эдит, как духи высыпали на стол в кухне здоровенный ворох ароматной зелени. Туу-Тикки велела упаковать травы в большой пакет и приготовить какао в большом термосе, подала Эшу чай и пошла наверх.

========== 30 ==========

Разговор с отцом выбил Томаса из колеи настолько, что младший Шарп даже не заметил, что пришёл в комнату жены, а не в свою. И потому не задался вопросом, где же она. Ни разу до этого Томас не говорил со своим отцом вот так, без страха, с интересом. Они, в сущности, практически не были знакомы.

Томас бездумно полистал первую попавшуюся энциклопедию, это оказалась астрономия, но звёзды и планеты быстро ему наскучили. К тому же он просто не мог сосредоточиться на словах. Томас отложил книгу, тряхнул головой и отправился в ванную. Щетина у него наконец-то отросла достаточно, чтобы побриться, но завтрашний ритуал…

Младший Шарп оставил все свои волосы в покое и открыл воду, набирая ванну. Как хорошо, что в этом доме не рычали и не тряслись трубы. Да и вообще они были спрятаны куда-то в стены. Наверное, тут трубы делались в разы крепче, чем в его родном мире, не требовали частого ремонта. Томас невольно вспомнил разрушающийся Аллердэйл-Холл и погрустнел. Он действительно не хотел возвращаться туда, дом пугал его. Как и мысль о том, что завтра он увидит сестру. Но то, что рассказывал отец… Древо, вокруг которого вырос ситтин, яблоневый сад – сам Томас застал только умирающие деревья, которые рука не поднималась спилить; гости, арендаторы. Неужели Багровый пик когда-то был таким? Процветающим, живым, многолюдным. Томас тряхнул головой, выключил воду, потрогал её рукой. Вода в этом доме отличалась от воды в домах Англии, Шарпов или гостиниц в Америке, где они с Эдит познакомились. Томас не взялся бы внятно описать, чем, но отличалась. Хотя это такая мелочь.

Он едва не заснул в ванне, привела в себя его остывшая вода. Томас торопливо вытерся, завернулся в халат и пошёл к себе одеваться. Потом, впрочем, он всё равно вернулся в комнату Эдит. Тут ему было спокойнее. А когда он проснулся, жена уже спала рядом.

В комнату заглянула Туу-Тикки. Улыбнулась Томасу.

– Привет! – сказала она. – Эшу уже пришел, так что буди Эдит. Завтрака сегодня не будет – Эшу не велел.

– Сейчас… – забормотала Эдит и села, так и не разомкнув век. Потерла глаза кончиками пальцев, откинула за спину упавшие на лицо волосы. – Уже пора?

– Да, уже пора, – подтвердила Туу-Тикки. – Эшу ждет вас внизу.

Томас и Эдит переглянулись. Во взглядах у них был одинаковый ужас.

– Мы спустимся через пять минут, – пообещал Томас. – Сэр Эдвард сказал, что каждый из нас должен просить Эшу лично?

– Все так, – Туу-Тикки кивнула. – Он ждет. Все готово. А вы?

– Как обращаться к магу? – спросила Эдит.

– Просто по имени. Эшу, Медовый язык Первого дома.

– Эшу, Медовый язык Первого дома, – повторил Томас, запоминая. – Спустимся через пять минут.

Туу-Тикки ушла, прикрыв дверь. Эдит зябко передернула плечами, хотя в комнате было тепло, накинула халат на ночную рубашку и сказала:

– Я сейчас умоюсь и приду.

– Я тоже умоюсь и найду отца.

Эдит почти бегом ушла в ванную, быстро плеснула в лицо холодной водой, почистила зубы, причесалась, закрутила волосы в простейшую прическу – шпильки у нее были. Когда Эдит вышла из ванной, она почти столкнулась с Люсиль и шарахнулась в сторону, ударившись о стену.

– Доброе утро! – рассеянно сказала Люсиль. – Я вас не знаю. Я мисс Люсиль Шарп, а вы?

– Леди Шарп, – пробормотала Эдит и юркнула в свою комнату.

– Папа? – повернулась к отцу Люсиль. – Разве это леди Шарп? Почему я ее не знаю? Ты снова женился?

– Ты долго болела, много лет, помнишь? – спросил сэр Эдвард.

– Да… – Люсиль растерялась.

– Ты выросла. Томас тоже вырос. Это его жена.

Люсиль скуксилась, надулась, засунула ладони под мышки и пнула столбик балюстрады.

– Он мне обещал, что будет любить только меня. А он!.. Я тоже тогда его не люблю!

– Он всегда будет любить только тебя. Как сестру. Ты его единственная сестра. А Эдит – его жена. Это совсем другое.

Люсиль фыркнула, выпрямилась и начала спускаться по лестнице, гордо подняв голову. Эдвард со сдержанным вздохом пошел следом.

Эдит успела надеть белье и чулки до того, как вернулся Томас, и уже натягивала облегающую белую рубашку. Она запуталась в узких рукавах и тесной горловине, и даже не заметила, как открылась дверь. Томас подошел и помог ей, вытащил волосы Эдит из-за ворота.

– Какая все-таки странная здесь одежда, – сказал он. – Представляешь, я никого не нашел, ни отца, ни сестры.

– Я встретила их на лестнице. Они шли вниз. Думаешь, Эшу согласится провести ритуал сразу для нас троих?

– Я не знаю. Я ничего не знаю про магию.

Эдит надела коричневую юбку и пояс, посмотрела в зеркало.

– Я готова, – сказала она. – А ты так и пойдешь?

– Да. – Томас посмотрел на свои носки. – Я чувствую себя как перед выпускным экзаменом, даже хуже.

– Я так не боялась и на балу дебютанток, – призналась Эдит. – Идем скорее.

– Можно я тебя сначала обниму?

Они обнялись и некоторое время постояли так. И спустились в гостиную, держась за руки.

Эшу встал навстречу Эдит.

– Привествую Эшу – Медовый язык Первого дома, – торжественно сказала она.

Эшу хмыкнул:

– Как церемонно. Для вас, леди, так и быть: Эшу лорд Дворов.

Эдит исполнила низкий книксен.

– Эшу – Медовый язык Первого дома, – произнес Томас и поклонился.

Люсиль хихикнула от камина, куда она совала руки, гладя огонь. Эдвард посмотрел на нее неодобрительно.

– Эшу – Медовый язык Первого дома, я, Томас Шарп из Аллердэйл-холла, прошу тебя снять с меня проклятие.

– Эшу – Медовый язык Первого дома, я, Эдит Шарп из Аллердэйл-холла, тоже прошу тебя снять с меня проклятие, – эхом поддержала мужа Эдит.

Эшу оглядел их с ног до головы – перепуганных до дрожи и решительных. Одобрительно кивнул.

– Принято и услышано. Сейчас. На берегу. Водой, ветром, огнем и травами. Вы готовы принести жертву?

– Да, – подтвердил Томас.

– Я готова, – отозвалась Эдит.

– Я тоже, – подала голос с кухни Туу-Тикки. Она переоделась в джинсы, облегающий синий топ с высоким воротом и свободный серый свитер из вязаных полос, спадающий с левого плеча. – На машине поедем?

Эшу посмотрел на Люсиль, все игравшую с пламенем.

– Эдвард? – спросил он. – Ты с нами?

– Да.

– Блин, – огорчилась Туу-Тикки. – В мою машину мы не поместимся, а на своей Грен уехал. Пешком придется. Эшу, возьмешь рюкзак?

– Куда я денусь, – покорно вздохнул Эшу.

– А в чем дело? – спросил Эдвард.

– У меня пятиместная машина, – объяснила Туу-Тикки, – а нас шестеро. Не поместимся. А тут четыре мили, и обратно в гору.

Эдвард задумчиво посмотрел на дочь.

– Если мы пойдем туда же, где проводили мой ритуал, я проведу Люсиль тропинками.

– Туда же, – кивнул Эшу.

Туу-Тикки протянула ему рюкзак.

– Дай я хоть обуюсь, – огрызнулся Эшу. – Траву сама потащишь.

– Сама, сама, – согласилась она. – Эдит, я купила тебе туфли, вон там на стойке, голубые с дырочками на носках. Для Люсиль… ладно, есть туристические сандалии. Из стиля выбивается, но нам как бы не до стиля.

Эдвард сказал дочери:

– Нам пора.

Эдит присела на пуфик рядом с обувницей, осмотрела туфли. Они были похожи на мужские, но цвет и размер – явно женские. Мягкая кожа, невысокий широкий каблук. С коричневой юбкой они не сочетались, но, как сказала Туу-Тикки, сейчас не до стиля.

Туу-Тикки протянула Люсиль сандалии из трех ремней, показала, как расстегивать и застегивать застежки. Липучки Люсиль очаровали. Она расстегивала и застегивала трещащие застежки, пока Эдвард не сказал:

– Кирэн, нам пора.

– Папа, а можно я оставлю себе эти… как они называются?

– Сандалии, – объяснила Туу-Тикки. – Очень удобные. Оставь, конечно.

О том, что такие сандалии носят с джинсами, а чаще – с шортами, Туу-Тикки никому говорить не стала.

Они вышли из дома. Баргесты вскочили, заметили Эшу, заметались и, толкаясь, попытались спрятаться за Эдварда. Кажется, они распознали кота. Такого кота, который на завтрак может съесть двух-трех баргестов.

– Ждите здесь, – велел им Эдвард. – Встретимся на берегу, – сказал он остальным.

Туу-Тикки вывела из гаража зеленый автомобильчик.

– Я на переднем сиденье, – сказал Эшу. – Лучше бы я байк взял.

– Эдит, Томас, садитесь сзади, – сказала Туу-Тикки. – Эшу, открой им двери и покажи, как пристегиваться.

В машине густо пахло табаком. Томас влез в салон с чувством, будто он берет в руки святой Грааль. Эдит изящно скользнула на сиденье. Она уже ездила в автомобилях. Конечно, они и близко были не похожи на этот. Но все же это были автомобили. Мягкие сиденья, руль, какой-то непонятный рычаг между передними сиденьями, низкая крыша.

– Вытягиваешь этот ремень, – объяснил Эшу, – перекидываешь через себя и втыкаешь язычок вот в эту щель. Поняла?

С ремнем безопасности Эдит справилась не сразу. Сначала он не хотел вытягиваться, потом не хотел защелкиваться, а когда защелкнулся, Эдит показалось, что он слишком крепко прижимает ее к спинке сиденья. Томас же с совершенно ошалелым лицом трогал дверцу, стекла, кнопки, пялился на приборную панель.

– Пристегнись, – велел ему Эшу. – Тут совершенно бешеная дорожная полиция.

– А?

Эшу тихо зарычал. Томас посмотрел на него, не понимая. Эдит взяла Томаса за руку.

– Надо пристегнуться, – сказала она и показала на ремень на себе.

– Ага! – обрадовался Томас. – А зачем это?

– При экстренном торможении ремень удержит тебя, – вздохнула Туу-Тикки. – И не будет травм. Томас, скорость этого автомобиля – до ста шестидесяти миль в час. Ограничение по городу – шестьдесят, но это все равно много.

– Давайте уже поедем, – сказала Эдит.

Туу-Тикки вывела машину за ворота, спустилась по подъездной дороге до улицы и поехала на запад. Ехать было недолго – минут пятнадцать. Но к страхам Эдит относительно обряда добавился и страх скорости. Страх – и какая-то лихая бесшабашность. Туу-Тикки сама водит этот автомобиль! Может, и Эдит сможет научиться? Конечно, она не стала бы ездить так быстро, но…

Прежде, чем Эдит успела додумать, Туу-Тикки уже остановилась в парковочном кармане на обочине.

– Приехали, – сказала она. – Как удачно – на берегу никого. И ветер обещали южный.

Томас посмотрел на океан с ужасом. Он вспомнил, что они не просто поехали на прогулку. Он неловко отстегнулся, вздрогнул, когда пряжка ремня щелкнула, ударившись о стойку, вылез из машины, обошел ее сзади и окинул океан взглядом. Сэр Эдвард говорил что-то про морского коня. Где он, этот морской конь?

Туу-Тикки открыла Эдит дверцу, помогла отстегнуться, потом достала из багажника рюкзак и большущий пряно и горько пахнущий черный пакет.

– Тебе помочь? – спросила Эдит.

– Обойдусь. Эшу, веди.

Эшу, стоя на краю дороги, очертил рукой круг. Пространство отзвалось едва слышным за шумом волн и ветра переливчатым звуком.

– Пора, – сказал он.

Томас решительно зашагал по склону вниз, обходя травяные кочки и поддерживая Эдит на особенно крутых участках. Они ступили на песок – и точно к тому месту, где на песке чернел круг старого кострища, вышли сэр Эдвард и Люсиль. Люсиль была в полном восторге. Она вертела головой, разглядывая чаек, далекие корабли, город на холмах, волны и линию прибоя.

– Лошадки! – взвизгнула она, указывая пальцем в море. – Папа, смотри, лошадки!

– Да, это морские кони, – сказал Эдвард.

И тут Томас тоже их увидел – огромных, вороных с прозрачной прозеленью, с крупным жемчугом в хвостах и в гривах, вспенивающих волны тяжелыми копытами. Их просто не могло существовать. Но они были. Играли, заливисто ржали, вставали на дыбы, и солнце дробилось в их гривах радугами.

– Они вам помогут, – сказал Эдвард. – А сейчас у нас есть дела.

– Садитесь как удобно, – велел Эшу, скидывая рюкзак на песок. – Тикки, два метра в сторону. Эдвард – тоже. Тикки, нож.

Туу-Тикки протянула ему обсидиановый нож. Эдвард помог дочери сесть и сказал на ухо:

– Будет больно. Терпи.

Люсиль устроилась, скрестив ноги, пошевелила пальцами в смешных сандалиях, сделала серьезное лицо. Томас просто плюхнулся на песок. Эдит села рядом, подумала и переменила позу – сэр Эдвард говорил, что обряд длится долго, а значит, поза должна быть скорее удобной, чем красивой.

– Надрежьте кожу, – велел Эшу. – Каждый – сам себе.

Первой за нож взялась Люсиль. Она сосредоточенно закатала рукав и провела ножом по левому запястью. Кожа разошлась легко и почти не больно. На одежду закапала кровь. Потом она передала нож брату. Томас сцепил зубы, ожидая боли, задрал рукав и решительно резанул по руке на два дюйма выше запястья. Но было не больно, было скорее горячо. Он передал нож Эдит. Та свела брови и уверенно чиркнула каменным лезвием по ладони.

Воздух сгустился и задрожал. Эшу сидел сосредоточенный и собранный. Прибой замер, занеся над берегом волну. Замерли морские кони. Застыл ветер, игравший волосами. А потом пришла боль. Огромная, невероятная, ослепляющая боль. Люсиль стиснула зубы, закусила щеку изнутри, сглотнула кровь. Эдит открыла рот, но из него не вырвалось ни звука – так сильна была эта боль, так всеобъемлюща и всепоглощающа. У Эдит закатились глаза, она уперлась руками в твердый песок и только старалась дышать, дышать, ни в коем случае не забывать дышать.

Томас кричал, не слыша своего крика. Видения, пощадившие его отца, обрушились на него полной мерой – хруст черепа матери под ударом мясницкого тесака и её захлебнувшийся вопль, роды Люсиль, её кровь – на простынях, на сорочке, на хрипло кричавшем младенце. Кровь, которой кашляла отравленная Энола. Везде кровь. Везде смерть. Никакой надежды.

Эшу сосредоточенно вытягивал сеть проклятия из всех троих – тонкие кроваво-черные нити из Эдит, толстые сопротивляющиеся и извивающиеся жгуты из Люсиль; из Томаса проклятие выходило плотными сгустками неправильной формы, с каждым ударом пульса, с каждым криком. Эшу не смотрел на кровь на губах Люсиль, на слезы Эдит, не слышал криков Томаса. Ему было интересно, интереснее, чем с Эдвардом, потому что у этих троих проклятие было общим. Оно норовило забиться обратно, но Эшу его не пускал. Между ним и сидхе повисла черно-красная сеть – нити, жилы, сгустки. Солнце катилось вниз, где-то за плечом Эшу пересыпала песок из ладони в ладонь Туу-Тикки, сидел и ждал неподвижный, как кони, прибой и ветер Эдвард. Время шло. Эшу раз за разом обшаривал сидхе волнами своей магии, стараясь не пропустить ни ниточки, ни капли. Наконец он подсек проклятие, рыча, свернул его в кокон и заковал защитой.

– Все, – сказал он и запястьем вытер пот со лба. – В воду. С головой.

Томас упал назад. Люсиль рухнула набок, начала отплевываться – ей в рот попал песок. Эдит обмякла и ссутулилась, тяжело дыша. А потом – первой – начала снимать одежду.

– Томас, Люсиль – в воду. Раздевайтесь. Сейчас, – велел Эдвард.

Туу-Тикки тоже принялась обнажаться . Аккуратно сложила джинсы, положила на них свитер и топ, лифчик и трусики, рядом поставила свои тяжелые ботинки, в ботинки засунула носки. Помогла Эдит сложить одежду на травяной кочке, вынула шпильки из ее волос.