Текст книги "Вырванные страницы (СИ)"
Автор книги: Never Died
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)
Лицо Джеймса Поттера исказила гримаса боли. Сириус Блэк, его верный друг, стоял рядом. Их локти соприкасались едва-едва, но этого казалось достаточно, чтобы просто ощущать поддержку друга. И черные, словно ночь, глаза Блэка были полны боли. Затягивающая бездна горя. Ему не было легче, чем Джеймсу, просто он лучше себя сдерживал. Римус Люпин замер по левую руку от Поттера. Сгорбившийся, словно лишившийся поддерживающего его стержня. Потерянный. Маленький мальчик. По его щекам беззвучно стекали слезы, оставляя влажные дорожки и теряясь в изгибе губ. Эми Кингстон держала его за руку, и этим касанием она держала Люпина здесь, в настоящем, не давая ему рухнуть в пропасть. Гвин почти улыбнулся, поняв это. И лишь понадеялся, что эту пару ждет лучшее будущее. Петтигрю застыл рядом с Блэком. Он прятал лицо в руках, но всё равно не мог скрыть свои красные глаза и опухший нос. Из всех мародёров он всегда казался Гвину самым слабым. И сейчас он тоже нуждался в поддержке, как и остальные. Потому что и он любил Джейн. И его другом она была.
Но не их искали глаза Гвина. Не друзей Джейн, потерявших свою веселую упрямую подружку. Нет. Гвин искал кого-то более важного. Того, кто потерял больше, чем все они.
Эдгар Боунс прятался в тени, за чужими спинами. Сириус Блэк время от времени оглядывался в его сторону, и Гвин видел в его глазах тревогу. Но всё это не имело смысла. Важен был лишь Эдгар. Так внезапно повторивший судьбу своего учителя.
***
Кладбище встретило его пустотой, серым небом и одиночеством. Ветер тихо бормотал что-то себе под нос, пробегаясь по траве и верхушкам памятников и плит. Гвин не слушал его слова. Не сейчас. Он шел к своей семье и хотел быть просто Гвином, а не тем, кто владеет Древней магией. Кто, пусть и косвенно, но виновен в их смерти. И за это он себя никогда не простит. Не хватит и века.
Лишь заметив на чьей-то случайной могиле цветы, Гвин понял, что сам ничего не принес. Первым желанием было уже привычно, используя Древнюю магию, исправить это, но юноша одернул себя. Нет. Не здесь. Его глаза не станут золотыми в том месте, где лежит его семья.
Четыре белых надгробия с крупными рельефными буквами. Четыре имени – оборванные внезапно жизни. Не заслужившие такой смерти.
Гвин опустился на колени у могил родителей, достал палочку и легким взмахом наколдовал два венка из нежно голубых цветов.
– Простите меня… – прошептал юноша, и его ладонь легла на могилу матери. – Пожалуйста, простите. Я не хотел, чтобы так вышло. Я лишь мечтал… что вы будете мной гордиться.
Так ведь и было. Всё, что он делал, к чему стремился, это чтобы его родители были счастливы видеть, какого сына вырастили. Он хотел быть лучшим для них, не понимая, что для них был таким всегда. Они подарили ему жизнь. И умерли из-за него.
Гвин подавил растущие в горле рыдания. Он удивлялся, как в нем еще остались слезы. О, если бы можно было умереть от горя, он бы давно погиб. Но увы.
Не вставая на ноги, Гвин переполз к могилам брата и сестры. Его Мартину было лишь двадцать три, он был красивым, веселым и счастливым. У него были друзья, были мечты. Он так и не успел найти свою единственную, хоть и гулял со многими девушками, не успел завести детей. Маленьких Гвинов. Они бы звали Мерлина дядей, а Марлин тетей. И у них были бы самые синие Гвиновские глаза.
Красные розы легли на холодную плиту, и Гвин нежно провел пальцами по имени брата.
– Я так любил тебя, Мартин. Ты был моим лучшим другом. Мне так тебя не хватает, что иногда я не могу дышать. Я так запутался, Мартин, я так нуждаюсь в твоем совете…
Рука соскользнула с букв и упала на землю. Правда в том, что Мартин никогда больше не даст совета своему младшему братишке, не потреплет его по волосам и не расскажет об очередной своей подружке. Он всегда любил говорить о девушках, пусть и знал, что его брату кроме Розы никто не нужен. Лишь об одной он не говорил – той, что встретил в Бразилии. Гвин не успел узнать, почему. И что между ними произошло.
Юноша закрыл глаза, чувствуя, как слезы всё-таки вырываются, как тонкими струйками бегут по щекам. Солёные. Затем снова взглянул, но в этот раз на могилу сестры. Его любимая Марлин. Ей было только семнадцать. Она едва успела стать совершеннолетней, но так и не стала взрослой. И все не прожитые ей долгие счастливые годы обернулись пеплом. Всё из-за того, что её брат решил, что он избран судьбой и что сможет стать героем. Но, видимо, говорят правду – герои не бывают счастливыми, и их жертвы ради мира, ломают их снова и снова, пока не уничтожат. Только вот Гвин уже был уничтожен. Так почему его могила не соседняя с Марлин?
– Сестрёнка, – Гвин не сдержался и всхлипнул. Рука его дрогнула, когда он взмахнул ей, и вместо белых цветов получились золотые. Гвин помнил, как носил маленькую Марлин на руках, как учил заклинаниям в школе после уроков, как таскал ей еду с кухни и защищал от мальчишек. А потом она выросла и стала защищаться сама. Но он всегда был её героем. С самого детства. Герой, который в итоге подвел ту, кто верила в него дольше всего.
– Прости меня, Марлин. Прошу. Простите меня все. Я всё сломал. Всё…
И взгляд его обернулся к могиле Розы. Единственной из них, кто не успел стать Гвин. Кто так и осталась носить фамилию Смит.
***
Эдгар Боунс был мертв. И всё же стоял на кладбище, смотрел и не видел, как хоронят его половину медали. Будто его самого. Гвину как никому было знакомо это чувство. Словно ты уже гниешь заживо, разлагаешься. Но отчего-то ходишь, ешь, дышишь. И не понимаешь – зачем? Когда так хочется умереть. Стать пылью следом за своей половиной. Стать никем.
Глаза Боунса, вечно такие яркие и красивые, теперь стали тусклыми и пустыми. Остекленевший взгляд, синяки от недосыпа. Вряд ли с той ночи Эдгару удалось поспать. Погружаясь в сон, он наверняка видел кошмары. Его не было в деревне, когда Джейн убили, но это не значит, что этот момент не будет приходить к нему во снах. Снова и снова терзать израненное сердце. Избивать каждый раз до полусмерти, но оставлять в живых. Чтобы мучать снова и снова. Болью. Памятью. Утратой. Пустотой. Щемящее чувство одиночества, нецелостности больше никогда не исчезнет. Даже если Боунс полюбит, если судьба в насмешку подарит ему долгую жизнь, жену и детей, рана эта все равно не перестанет болеть. Боунс никогда не станет прежним собой. Потому что невозможно вернуться к себе, когда часть тебя в буквальном смысле мертва.
Уголки бледных губ смотрят вниз, скулы выступили острее. Волосы слегка взъерошены, словно никто не задумывался над тем, чтобы привести их в порядок. Разве это важно? Разве может быть хоть что-то важно в день, когда хоронят твою половинку? Не ту половинку, что выбрал ты, и которую можно выбрать заново, а ту, что создала для тебя судьба. Магия. Раз и навсегда.
«А если и правда, навсегда?» – прошептала в его голове Роза в далекий солнечный день из другой жизни. Счастливой жизни. «Навсегда» Эдгара Боунса и Джейн Картер, так же, как «навсегда» Мерлина Гвина и Розы Смит, было завершено.
Гвин встал в очередь за какой-то женщиной-маглой, чтобы подойти к могиле и опустить цветы, а после принести соболезнования бабушке. Он кивнул миссис Картер, и понял, что ей все равно, что происходит и кто все эти люди. Она потеряла внучку и вряд ли её волнует что-либо кроме этого. Сжав губы, Гвин подошел к свежей могиле и опустил розу в гущу других цветов.
«Покойся с миром, Джейн Картер, – мысленно произнес он. – Мне жаль».
Он отошел в сторону, в тень, чтобы дождаться Эдгара. Боунс плелся в самом хвосте и будто боялся подойти к могиле. Потому что когда цветы из его рук опустятся на надгробие, это всё станет правдой. И от этого всего уже не сбежать.
Гвин так внимательно засмотрелся на Эдгара, что слишком поздно заметил, что Марлин, шедшая перед Джеймсом, идет к нему. О, Маккинон, не надо. Не сейчас. Гвин слишком беспокоился за Боунса, чтобы пытаться оттолкнуть её.
– Профессор, сэр… – Гвин почти признал, что скучал по этому голосу. Почти.
– Здравствуйте, Марлин, – кивнул мужчина.
– Я знала, что вы придете. Вы ей доверяли, а она вам.
Прошедшее время. Вот что здесь главное.
– Всё это больше не имеет смысла, – несколько резко ответил Гвин, хотя и не хотел казаться сердитым. Просто похороны не лучшее место для разговоров. Пусть даже о той, кого хоронят.
Маккинон не нахмурилась, лишь вздохнула и с печалью в глазах уставилась на мужчину.
– Разве? Для друзей, для тех, кто дорожил ей, это всегда будет иметь смысл.
Гвин молча взглянул в ответ. Эта девушка была невероятно умной, не такой умной, что цитируют учебники, а той, что читают души и видят жизнь правильно, по-настоящему. И желание защитить Марлин стало еще острее. Но Гвин давно научился игнорировать свои порывы. Он бы хотел прикоснуться ладонью к щеке девушки, хотел бы провести большим пальцем по ее подбородку, но вместо этого лишь отступил на шаг назад и произнес:
– Вы видите, что может случиться с маленькой девочкой на войне, мисс Маккинон. Это не игры. Здесь не бывает чудесных спасений в последние минуты, а добрые не всегда побеждают. Перед лицом войны все равны. И все умирают.
Губы Марлин дрогнули, и её маска контроля разбилась вдребезги, обнажив чувства – боль и горечь. Единственная слеза скатилась по щеке.
– Летом набирают новых студентов в мракоборцы. Ускоренный курс обучения из-за войны. Надеюсь, вас там не встретить, Марлин. Всего доброго.
И прежде, чем Маккинон начала спорить, прежде чем Гвин не удержался и прикоснулся к ней, он развернулся и пошел прочь. Подождать Боунса можно и в другом месте. И Марлин не последовала за ним, но Гвин услышал её тихий сдавленный всхлип. «Поплачь, Марлин, поплачь. Станет легче. Возможно, легче», – в мыслях прошептал ей мужчина, но сам даже не обернулся.
Эдгара Гвин ждал у ворот, когда к нему подошел Дамблдор.
– Профессор Гвин.
– Профессор Дамблдор, – очень удачно. – Я хотел бы поговорить с мистером Боунсом. Могу ли я позже привезти его в школу сам?
– Разговор, как я понимаю, не из коротких, – подметил директор. И как всегда понимал он больше, чем говорил. Читать его было сложнее, чем других людей, но это Гвин всегда знал.
– Да.
Дамблдор смерил Гвина проницательным взглядом и кивнул:
– Хорошо. Только постарайтесь до ужина, не хочу поднимать волну беспокойства среди учеников.
– Спасибо.
Директор ушел, и Гвин услышал, как Макгонагал проверяет учеников. Эдгар Боунс показался вскоре. Он едва шел, опустив голову, руки безвольно болтались вдоль тела, спина сгорблена, взгляд под ноги. Казалось, он даже не заметил мужчину, пока тот не окликнул его.
– Эдгар, – только и произнес Гвин, как юноша подбежал к нему, обнял, прижавшись изо всех сил, и горько-горько заплакал, уткнувшись в плечо.
Первый миг Гвин растерялся – а затем осторожно одной рукой обнял мальчика, именно мальчика, за спину, а вторую положил ему на затылок.
И сейчас, в эти минуты, он чувствовал себя сильным, потому что этот юноша как никогда нуждался в помощи. И Гвин сделает всё, чтобы ему помочь. Как не помогли ему. Но пережить то, что пережили они оба, и остаться целым – невозможно. И теперь они оба это знали.
Плечи Эдгара сотрясались от громких рыданий и всхлипов, и Гвин ощутил, как от чужих слез смокла рубашка. Но он и не думал отталкивать Боунса. Лишь сильнее прижал его к себе и нежно погладил по волосам, как ребенка. А затем прошептал, не пряча в голосе боль, не от него:
– Ох, Эдгар. Мне так жаль, если бы ты знал. Мне так жаль.
***
Гвин не помнил, как долго сидел у могилы Розы. Сначала на кладбище опустились сумерки. Затем синяя ночь. После – предрассветный туман. А потом небо на востоке окрасилось в золотистый цвет. Гвин сидел, опираясь одним плечом на памятник с именем Розы и говорил, говорил, говорил. Вслух, пока не пропал голос. Шепотом, когда стало резать горло. И мысленно, когда сил уже не осталось. Розовые пионы на могиле начинали увядать. Но юноша не хотел уходить. Не мог. Куда? В пустую квартиру, в пыль и темноту? Зачем? Что его там ждет? Он устал искать способ понять Древнюю магию. Потому что это занятие казалось ему бесполезным. Он не мог. Не было больше сил. Он не понимал, зачем, для чего она спасла ему жизнь. Не знал, как это изменить. Его глаза уже болели от чтения, а голова – от мыслей. Как разгадать загадку, не зная всех данных?
– О, Роза… Я так хочу к тебе. Может быть, на небе ты станешь моей женой…
Только если есть небо, если есть рай, то Гвину его не видать. За свою месть он будет гореть в аду. Ну и пусть. Он не жалеет. Он не станет просить прощения за то, что стал монстром. Потому что он должен был им стать. И никто не извинялся перед ним за то, что толкнул его к этому, за то, что отнял у него всё.
– Я так и не увидел тебя в свадебном платье. Марлин говорила, ты в нем безумно красивая. Но знаешь, и ты невероятная в чем угодно. И без всего. Ты самая красивая, я сразу это понял, как увидел тебя. Ты мой свет, Роза.
Гвин прикрыл глаза и глубоко вдохнул прохладный утренний воздух.
– Спаси меня… – внезапно не сдержал он отчаянный шепот.
Наверное, Роза звала его так же, когда Жрец ворвался в их дом, когда убивал одного за другим, когда вырвал ей сердце. Старик сказал, Роза ждала Гвина. И теперь юноше с этим жить. Навсегда неполным. Лишь половина медали. Половина жизни. И разбитое сердце. Меньше, чем половина.
И от этой тьмы Роза его не спасет. Никто не спасет. Потому что никто не рискнет окунуться в эту тьму, пожертвовать всем ради призрачного шанса на спасение заблудшей души Гвина. Никогда. Никому больше он не будет нужен.
Не было слёз. Не было криков. Не было воспоминаний. Пустота. Гвин сидел с закрытыми глазами и только ощущение твердого камня под плечом позволяло ему оставаться в реальности. Если уснуть, снова приснится кошмар.
Так не может продолжаться вечно.
Гвин распахнул глаза и резко встал. Хватит. Он не может умереть, но больше не будет умирать. Смерть не придет раньше выбранного часа. И он не станет ожидать ее так. Может, он и не герой, каким видела его Марлин, но и не злодей, что бы ни кричал из пламени Жрец. Но учился Древней магии, учился ее покорять. Она течет в его крови, он выбран. И не ей диктовать ему условия. Нет. Гвин не станет ждать смерти на коленях. Он еще может что-то сделать. Так пора начинать. Он не был готов вернуться к людям сейчас и не знал, будет ли готов когда-нибудь. Но у него есть книги, есть старые свитки – последние крупицы знаний о Древней магии. Он изучит их все, он отыщет еще, в доме Жреца, в библиотеках, найдет логово второго Жреца, что угодно. Где угодно. Он заставит Древнюю магию ему покориться. И больше никому не причинит боли. Больше ничью жизнь не сломает. Никогда.
***
Эдгар плакал и плакал, не в силах остановиться. И единственное, что хотелось Гвину, это утешить его, забрать его боль. Но он не мог вернуть Джейн, не мог изменить случившееся. И этот мальчик проходил через то же, что и он когда-то. С той лишь разницей, что в смерти Джейн Эдгар был невиновен даже косвенно. Но сейчас для него это вряд ли имело смысл. Он даже не задумывался об этом. Просто потому что ему было невыносимо больно. Словно изнутри кто-то разрывал его на части острыми когтями, кромсал плоть, разрезал сосуды, обливаясь кровью. Дробил сердце и грыз легкие. И впивался острыми зубами в голову. Гвин не просто понимал чувства Эдгара. Он их знал. Как хотелось кричать. Как хотелось отомстить. А после – умереть. Но он не позволит Боунсу превратиться в чудовище. Достаточно того, что он сам натворил семь лет назад.
– Тшш, – прошептал он, продолжая поглаживать юношу по затылку.
– Я не могу… – глухо всхлипнул в плечо мужчины Эдгар. – Не могу жить. Я хочу умереть, профессор.
И без того разбитая душа Гвина сжалась и треснула очередным осколком. Только в этот раз не за себя.
– Знаю.
Эдгар замер в его руках, словно только сейчас понял до конца, кто перед ними – тот, кто действительно знает, – и поднял лицо. Глаза покраснели и опухли от слез, а губы искривились от боли.
– Скажите, – юноша взглянул на своего учителя, и в глазах его мужчина увидел обреченность, – когда-нибудь станет легче?
О, мальчик, ты ведь знаешь ответ. Он перед тобой. Такой же разбитый, как и семь лет назад. Просто научившийся жить с этой болью. Нашедший способ существовать, ежесекундно разбиваясь от собственной пустоты на осколки.
– Нет.
Губы Эдгара дрогнули. Но он не удивился. Лишь закрыл глаза, покоряясь судьбе.
– Я… – голос его немного хрипел от слез, – я всегда думал, что это буду я. Тот, кто умрет первым.
Гвин надеялся, что Эдгару не придется пережить такое. Ни ему, ни Джейн.
– Умирать легче, – ровным тоном произнес он. – Сложнее – оставаться с утратой.
Юноша распахнул глаза. В них снова стояли слезы.
– Я не знаю, как дальше жить, сэр. Я н… не знаю.
Гвин смотрел на Эдгара и видел Мерлина. Такого же растерянного и разбитого горем, ищущего смерти. Его спасла Древняя магия, текущая в крови, Боунсу такое не светит.
– Главное, жить, – Гвин медленно положил руки на плечи юноше. – Жить, Эдгар. Ты ведь знаешь, что Джейн бы этого хотела. Она готова была отдать за тебя свою жизнь, она отдала за тебя свое здоровье, так сделай так, чтобы это было не напрасно.
В глазах Эдгара было столько боли, знакомой Гвину, боли, которую он за эти годы научился игнорировать, а теперь она вдруг вернулась, что хотелось плакать самому. Но он сдержался. Ведь он Хранитель Древней магии. Он не тот, кто плачет. Больше нет. Он тот, кто сражается с самой судьбой и со своей тьмой.
– Но что я могу?
Эдгар Боунс заблудился во тьме. И Гвин должен был указать ему путь к свету. Пусть им обоим и не суждено до него дойти. Не все созданы для счастливых концов.
– То, что и хотел прежде. Чего хотела Джейн. Помогать людям. Бороться. И побеждать.
Не осознавая особо, Гвин поднял ладонь и вытер стекающую по щеке Эдгара слезинку. Юноша закрыл глаза, снова начиная плакать. Но уже без истерик. И Гвин позволил себе вновь проявить заботу, потому что должен был. Он снова обнял Боунса, а взгляд его устремился к новому надгробию, на котором стояло имя – «Джейн Картер».
Комментарий к Страница двадцать вторая, в которой Гвин оказывается на кладбище.
https://vk.com/albums-54870697?z=photo-54870697_456239019%2Fphotos-54870697
========== Страница двадцать третья, в которой учатся и готовятся к войне. ==========
Рождество – это время вечной надежды. На светлое будущее, на счастливое завтра, на любовь и мечту. Для Гвина надежды больше не было. Она умерла. Может, именно поэтому этот праздник, который он всегда любил, который проводил с семьей, теперь казался ненавистным. Потому что показывал, как много Гвин потерял. И что у него ничего не осталось.
Поэтому как только на улицах появились разукрашенные елки и люди в красных колпаках, Гвин закрылся у себя на квартире. Он и так сторонился чьего-либо общества, а теперь и вовсе не показывался нигде. Пережидая. Ни к чему ему эти фонарики, радостные дети, снеговики и прочие атрибуты зимних праздников. У юноши определенно было дело поважнее. Он наведался в архив книг в Министерстве, вытащил из чемодана те, что забрал у Жреца после его ухода и принялся усиленно изучать Древнюю магию. Вникать в ее суть. Потому что теперь перед Гвином стояла только одна задача – узнать о своей силе как можно больше и подчинить ее себе. Лишь разгадав, что ей надо, можно отыскать путь к смерти. Лишь став Жрецом. Не только по названию – по сути.
Может, Гвин и сломан без остатка. Может, в его груди дыра вместо сердца. Может, он и чувствует себя мертвецом. Но он достаточно силен, чтобы разобраться с Древней магией. Его учитель, его наставник, Жрец, тоже когда-то был юным и начинал свою работу. Пусть это и привело его в итоге к безумию и тьме, факт в том, что он по-настоящему познал Древнюю магию. Он знал о ее планах, о своем будущем, о будущем других. Теперь, оглядываясь в прошлое, Гвин не сомневался, что Жрец с первого дня знал, что именно его ученику предстоит его убить.
В тот день, день их битвы, Жрец сказал: «Я рад, что ты победил. …так было уготовано… Ты должен был меня победить. Чтобы стать Хранителем». Выходит, Древняя магия давно выбрала в Хранители Гвина. И лишь проверяла его готовность. Что если… дыхание сорвалось… что если смерть его семьи была еще одним испытанием? От этой мысли Гвин ощутил прилив гнева. Потому что если это так, если это всё правда, то его жизнь больше ничего не стоит. Она была сломана в угоду неизвестно чему.
«В этом твоя судьба. Ты поборол тьму. Ты лучше, чем я».
Нет, Жрец, не лучше.
«А ты ведь стал им! Стал тем монстром, которого ненавидел в моем брате и во мне. Ты такой же как мы».
Такой же как вы. Безумец? Проклятый? Одинокий? Или всё вместе? В детстве Гвин мечтал стать героем и побеждать чудовищ. Но в итоге в его истории чудовищем оказался он сам.
За эти месяцы, что Гвин начал искать ответы о Древней магии, он действительно узнал много нового, изучил, расширил границы. Он выискивал любые зацепки, узнавал историю других Жрецов и самой магии тех далеких времен, когда зарождался волшебный мир. Находил новые заклинания и пробовал их снова, снова и снова, пока кровь не шла из носа от напряжения. И все равно каждый раз добивался, чтобы они получались. Чтобы покорялись ему. Обращал свою боль в гнев, а гнев – в силу. И никогда не забывал про вечный контроль – эмоций, чувств, мыслей.
«Свобода… – прошептал перед смертью Жрец, – всё, чего я хотел». О, Гвин понимал его теперь как никогда прежде.
***
Эта миссия выдалась не из легких. Гвин и другой мракоборец, Грюм, попали в окружение семи Пожирателей смерти. Вообще-то, они отправились на вызов о появившейся метке в небе, но это оказалось ловушкой. Хороший бой с хорошим напарником. Гвин уважал Грюма и искренне считал его великим мракоборцем. Биться с ним бок о бок было достойно.
– Трое из напавших были убиты во время битвы, – отрапортовал Грюм. – Остальные доставлены мной и Гвином в Азкабан, где будут допрошены. А после суд, как всегда.
– Хорошо. Гвин, вы можете идти. А нам с Аластором еще нужно поговорить.
Гвин догадывался, о чем. Он вежливо попрощался и вышел из кабинета начальства. Не стоило усилий догадаться, что Грюма приставили к нему не просто так. Все в мракоборческом центре, кто помнил о трагедии его семьи, до сих пор боялись, что Гвин может слететь с катушек во время боя и броситься мстить. Они ведь не знали, что он уже это сделал. А теперь его самоконтроль совершенен.
По пути мужчина остановился перекинуться парой слов со знакомыми мракоборцами.
– Жаркая выдалась ночка, – подметил один из них.
– Три нападения в разных местах одновременно. Два из которых оказались ловушками, – кивнул второй. – Льюис отправлен в Мунго.
– Что-то серьезное? – поинтересовался Гвин, чувствуя, что это вопроса от него ждут.
– Эй! Гвин!– оклик из-за спины заставил мужчину обернуться и приветливо кивнуть спешащему к нему мужчине. Тот немного хромал, но в целом выглядел довольным.
– Мистер Патил, – Гвин протянул куратору новичков-мракоборцев, чьи обязанности когда-то выполнял, – как вы?
– Прекрасно, прекрасно, – улыбнулся мистер Патил. – Вчера поступила новая смена. Больше, чем я ожидал. Теперь готовлю их по ускоренному курсу. Ну, чтобы, знаешь, сразу в бой.
Гвин свел брови. Он не понимал этого странного оптимизма куратора. В памяти его всплыло покрытое копотью лицо Энджел, которая не пробыла мракоборцем и года, как погибла. И ее полные слез слова – «я не хочу умирать». Они же дети, черт. Все, кто приходят сюда поиграть в героев. Мечтают о славе, но в конце пути их ждет только смерть.
– Они сейчас здесь, – продолжал как ни в чем не бывало Патил. – Скоро начнется тренировка по скрытому проникновению в помещение. Ждут, волнуются. Хочешь взглянуть на них?
– Зачем? – удивился Гвин. Он не испытывал ничего даже к тем ребятам, которых успел поучить вместо Патила, а уж этих и вовсе не знал.
– Пойдем, – позвал его Патил вместо ответа и улыбнулся. Видимо, ему очень хотелось притащить Гвина к новичкам. Что ж.
– Ладно,– мужчина согласился, но лишь по одной причине – этим летом выпустились те, кого он учил в школе, кого знал. И кто-то из них может оказаться в той комнате, куда они сейчас идут с куратором.
Мистер Патил отворил двери и с порога привлек внимание толпы молодых людей:
– Смотрите, кого я привел. Мистер Гвин, тот самый единственный мракоборец, поступивший без учебы и испытаний.
Делает из него героя, которым Гвин не является. Он вошел следом за куратором и еще прежде, чем увидел, понял – она здесь. Цветочный запах ее духов замер в плотном пропитанном потом воздухе. Гвин обернулся, и в толпе его глаза встретились с глазами Марлин Маккинон.
***
Жрец всегда говорил, как важен самоконтроль. Гвин совершенствовался в этом. Наверное, сейчас Жрец бы гордился своим учеником. Пусть сам юноша и не испытывал ни капли радости от собственных успехов.
Сейчас он стоял босиком на белом льду озера, засыпанного снегом, и пытался воспроизвести очередное заклинание, найденное в книге. Чары, берущие силы от воды. Но они не желали так легко покоряться.
Гвин не чувствовал холода, но, закрыв глаза, растворялся в мире. Он слышал сотню звуков, недоступных другим, ощущал силы природы, бьющие в каждой капле воды, рождающиеся в земле, текущие в собственной крови. Он слышал, как за несколько миль от него смеются дети, как в церкви поют рождественский гимн, как осыпается с веток снег от ветра, как разрезают воздух крылья летящего ворона и многое, многое другое.
Юноша сделал медленный шаг вперед, ступая на тот участок льда, что был им очищен от снега. Абстрагируясь от всех звуков, кроме воды. Стань водой. Ощути себя в ней. Ощути себя ей самой. Каждой каплей. И тогда она отдаст тебе свою силу.
Гвин чувствовал, как растворяется в тихом шуме, напоминающем шепот. Его тело растворялось, его сердце замедляло свой ритм. Закрой глаза.
– Vieba nuelta, – прошептал юноша, поднимая руку и вытягивая ее вперед. И тут же ощутил резкий удар в висках, похожий на разряд. Крик едва не сорвался с его губ, но Гвин все-таки сумел его удержать. И распахнул глаза. Ресницы отчего-то слипались и казались тяжелее, чем обычно. Но ничего не произошло. Заклинание не сработало. Снова. Гвин пробыл на озере несколько часов, тренируясь, но пока безуспешно. Не зря Жрец всегда отзывался о воде, как об очень своенравной стихии. Покорить ее куда сложнее, чем силу земли.
– Черт, – выдохнул рассерженно Гвин. Ресницы по-прежнему были тяжелые, и нечто влажное стекало по щекам. Слёзы? Не может быть. Он резко провел ладонью по глазам и взглянул на нее. Пальцы окрасились в красный цвет. Кровь. У него из глаз текла кровь.
Это не пугало, но все же заставило Гвина вздрогнуть. Второй рукой он провел под носом. Тоже кровь. Он читал о подобном. Слишком сильные чары, которые не покорялись. Давление на мозг. На организм. Всё это вызывало субъконьюктивиальное кровоизлияние. Не смертельно.
Гвин вытащил из кармана носовой платок, вытер глаза и нос и запихал его обратно. Нет. Древняя магия не на того напала. Он не сдастся от пары капель крови и боли. Он заставит и эту силу покориться себе. Сделает для этого все. Проникнет в тайны Древней магии и поймет, почему не может умереть. А разгадав эту загадку, получит то, что желает больше всего на свете – свободу. Может, его учитель, Жрец, изучал магию для этого же. Так же искал своей смерти. Гвин не спрашивал и уже не узнает правды. Но сейчас он будет бороться снова и снова и победит или умрет без сил. Оба варианта его устраивали. Потому что его победа и есть смерть. И поражение тоже.
– Что ж, – Гвин опустился на колени и прижал ладонь ко льду. Вслушиваясь. Дыхание замерло. Мысли растворялись в озере, как и сам юноша. И в ответ вода растворялась в нем. Она упряма, да. Но и он тоже.
– Vieba nuelta.
***
– Отдыхайте пока, Гвин. А завтра утром жду вас на работе.
– Хорошо. Всего доброго.
Гвин вежливо попрощался с коллегами и пошел прочь. У него было еще часов семь до того, как снова придется вернуться в Министерство. Более чем достаточно, учитывая, что спал он все равно лишь пару часов за ночь. Но будет время придумать, какое заклинание выбрать для занятия с Мэтью Сноу. Они регулярно встречались каждую неделю, но дни всегда менялись из-за работы. То сам Гвин не мог, то Мэтью.
Мужчина спустился в вестибюль, когда услышал позади быстрые легкие шаги, а после его окликнули:
– Мистер Гвин!
Стоило ли сомневаться, что это произойдет? Гвин остановился и подождал, пока к нему подошла Марлин. Не в школьной форме и с собранными в хвост волосами она казалась действительно взрослой. Не девочкой, а девушкой.
– Ваша тренировка по скрытому проникновению уже закончилась? – вежливо поинтересовался Гвин, глядя в это открытое чистое лицо.
– Ага, – кивнула Маккинон. – Вы… уже домой, да?
– Да.
Гвин понимал, что должен идти, но почему-то стоял и глядел на Марлин. Она никогда не должна была стать мракоборцем, но где-то очень глубоко в душе мужчина почти улыбался, видя её.
– Вы сердитесь на меня? – совсем по-детски спросила Марлин. – Профессор.
– Называйте меня просто Гвин, – мягко перебил ее Гвин. – Ведь мы теперь вроде как коллеги. И нет, не сержусь.
– Разве? – девушка недоверчиво вскинула брови. И Гвин лишь покачал головой.
– Я надеялся, что не встречу вас здесь, Марлин, в рядах мракоборцев, – тень улыбки промелькнула на его губах. – Но, правда в том, что на самом деле я всегда знал, что вы будете здесь.
– Я… – Марлин поправила волосы, внезапно смутившись, – может, мы как-нибудь пообедаем вместе?
Эта растерянность, легкий румянец и взгляд из-под ресниц – все это так шло Марлин, делало ее такой невинной, как весна. Но за всем этим скрывалось большое упрямство, храбрость и сильный характер. Маккинон, может, и могла выглядеть как принцесса из сказки, но в спасении и принце явно не нуждалась. Она – та, кто спасет себя сама. И не только себя.
– Как-нибудь, – согласился Гвин, неуверенный, что это «как-нибудь» однажды случится. Но ему совсем не хотелось разочаровывать Марлин сейчас. Хотя и не стоило давать ей эту надежду. Он не изменился. Он все так же несет в себе лишь тьму. И ей следует держаться от него подальше. Ей не нужно стараться его спасти.
– Я пойду, Марлин. Всего доброго.
– До свидания.
Гвин направился к выходу, когда услышал в спину:
– Гвин!
Он оглянулся.
– Если мы теперь коллеги, может, перейдём на «ты»?
Гвин улыбнулся и кивнул. Ему нужно выспаться и подобрать заклинание для Мэтью. И что-нибудь съесть. А после – вернуться сюда. Теперь зная, что в любой момент он может встретить Марлин в этих стенах. Как было в Хогвартсе.
