Текст книги "Вырванные страницы (СИ)"
Автор книги: Never Died
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)
Тирли, тем временем, растерялся еще сильнее. Он замялся, переступая с ноги на ногу и нервно теребя конверт.
– Тут больше ничего не сказано, – промямлил он.
– Ладно, давай сюда. И смотри, как я сразу разберусь, кому это, – весело подмигнул ему Мартин. В два шага преодолел расстояние до мальчика и забрал у него конверт. Всё еще улыбаясь с легким самодовольством, он взглянул на буквы, и улыбка растаяла так резко, что стало не по себе.
– Мартин? – тотчас позвала Марлин, тоже заметившая это.
Даже отец отвлекся от своей газеты. Мартин нахмурил брови и поднял лицо. Глаза его, вмиг потемневшие, уставились на Мерлина. И тот понял – письмо ему. И уже знал – откуда.
– Глупая птица, – фыркнул он, подходя к брату и забирая у него письмо. – Нужно было сразу тащить его мне, а не ловить попутчиков.
Не вскрывая конверта и не оглядываясь, он отправился наверх. И никто не пошел следом. В таких конвертах ему присылали только одно – вызов на миссию.
***
Гвин держался на достаточном расстоянии от Марлин. Таком, что успел бы её защитить, в случае любой опасности, но в то же время оставался невидимым для неё самой. Знай она Древнюю магию глубже, давно бы его заметила. Но повезло, что занятия кружка не продолжались дольше.
Это было так странно, но отчего-то так приятно – видеть, как она идёт из магазина с пакетом с вишней и ест на ходу мороженое в вафельной трубочке. Как она живёт такой простой нормальной жизнью, которая была недоступна Гвину. Как она почти счастлива и спокойна.
Это то, что она заслужила – мирную жизнь, дом, семью. То, что было потеряно Гвином навсегда. Его война никогда не закончится. Даже если уже давно она стала чужой.
Проводив девушку до дома, Гвин тотчас трансгрессировал к себе. Он никогда не перемещался сразу в квартиру, предпочитая сначала оказаться на улице, где стоял его дом. А после, как нормальный человек, пешком подниматься к себе. Смотреть на людей. Следить, нет ли врагов рядом. Если Волан-де-Морт узнает, что Гвин владеет Древней магией, за ним придут. И Гвин знал, что в один день это случится. И тогда он будет к этому готов.
Такая сила, эти знания не должны попасть в руки зла. Если это случится, мир будет обречен. Поэтому Гвин осознавал, что когда явятся Пожиратели, он должен будет убить их. Или себя. Но нельзя, чтобы Волан-де-Морт получил Древнюю магию. И неважно, что придётся для этого сделать.
В квартире было привычно темно и пусто. Гвин отдернул шторы, впуская свет. Он даже не пытался создать здесь хоть какое-то подобие уюта. Дома. Потому что это не был дом в том смысле, что должно иметь это слово. Просто место, где Гвин прятался. Где боле менее чувствовал себя в безопасности. Место, куда мог вернуться. У каждого, даже самого потерянного человека, должно быть место, куда можно прийти и остаться.
Неожиданно в стекло раздался тихий стук, а затем легкое царапанье. Гвину не нужна была палочка, чтобы стать в боевой готовности. Но за окном всего лишь сидела сова, требуя впустить её. К лапке был привязан конверт. Гвин узнал эту бумагу сразу. Мракоборческий центр. Что им надо?
Он открыл стекло, отвязал письмо, и птица тотчас улетела. Даже она не желала задерживаться в этом пропитанном смертью мрачном месте. Гвин захлопнул створки и уселся в кресло, медленно вертя конверт в руках. «Мистеру М. Гвину». Когда-то безумно давно, в чужой жизни, было три человека, подходящих под эту категорию. Целых три. Теперь все они мертвы. Даже он сам. Он больше не Мерлин. Он не носил это имя с того дня, как потерял семью. Уже семь лет.
И Гвину было плевать, что там. Раньше в таких конвертах ему приходил вызов на очередную миссию. Сейчас он был бы рад отправиться куда угодно, лишь бы делать что-то, кого-то убивать. И перестать, наконец, мучать тех первогодок мракоборцев, которые, кажется, скоро возненавидят его за жестокость или наоборот, вознесут в своем глупом восхищении.
Он размеренным движением разорвал бумагу и вытащил письмо. Мелкие идеальные буквы.Должно быть, писала какая-нибудь дотошная женщина-перфекционист. У такой буква к букве. Петелька к петельке. Ни одной кривой или неверной линии.
«Уважаемый мистер Гвин. Куратор мистер Патил с завтрашнего дня готов приступить к своим прямым обязанностям, в связи с чем вас отправляют в Бедфорд в связи с сообщением о засевших там пяти Пожирателях смерти. Вылет сегодня в полночь. С вами отправятся еще два агента. Место сбора – Риджентс-парк вторая аллея слева. Хорошего дня. Матильда Вайлд».
Прекрасно. Кулак сжался, комкая лист. И мрачное удовлетворение расползалось по телу. Это было то, что нужно. Война. С которой Мерлину Гвину не суждено вернуться домой.
***
– Куда ты?
Мерлин в дверях оказался пойман Розой. Руки скрещены на груди. Губы поджаты.
– Ты обещал мне.
Мерлин ощутил укол вины. Он правда обещал, что не будет никаких командировок в последний месяц перед свадьбой и месяц после неё. Но это приказ. Он не мог спорить с приказом начальства. Это был не его выбор. Он хотел, чтобы Роза это понимала.
– Прости, – выдохнул юноша. – Я не могу отказать. Это моя работа, ты ведь знаешь.
Роза покачала головой, но взгляд больше не был сердитым.
– Так куда ты? – повторила она.
– Уэльс. Ничего серьезного. Со мной будет Шмидт. Тот бородатый, помнишь?
Роза кивнула и нырнула ему в объятья.
– Когда ты вернешься? – прошептала она.
– Уже на рассвете.
Мерлин не врал. Сообщение действительно не было серьезным. Ни намека на Жреца. Юноша считал, что вполне могли бы найти кого-то другого для этого задания, но оспаривать приказы не привык.
– Я буду ждать тебя, – выдохнула ему в грудь Роза. – В этот раз без шрама.
– Хорошо, – улыбнулся Мерлин, целуя её в макушку. – Когда я вернусь, мы попробуем все блюда из свадебного меню, чтобы убедиться, что всё идеально. И еще сделаем кое-что…
Он наклонился и зашептал девушке в ухо. Щеки розы мило покраснели, а глаза заблестели.
– Знаешь, – теперь и она расслабленно улыбалась, – с этого и начнем. Еда подождет.
Мерлин ухмыльнулся и поцеловал девушку так крепко, как только мог, чтобы выразить всю любовь, что переполняла его сердце.
Держась за руки, они спустились по лестнице. Тирли уже ушел, но вся семья собралась в прихожей, чтобы проводить Мерлина в дорогу.
– Эй, мы же прощаемся не навсегда, чего вы? – вскинул брови юноша, но ему было безумно тепло от такой любви.
Мама первой подошла и обняла его, крепко прижимая к себе. Губы ее беглым движением проскользнули на его щеке, а ладонь потрепала по плечу.
– Будь осторожен, сынок.
– Буду, мама.
Мистер Гвин кивнул, не позволив чувствам завладеть собой, но Мерлин-то знал, что и тот был бы не против обнять его. Но такие командировки, внезапные и ночные, давно стали не редкостью, так что каждый раз прощаться как в последний было бы странно. Пора к этому привыкать.
– Давай, Мерлин, надери там всем зад и возвращайся домой скорее, – протянул ему руку Мартин. – Твоя невеста не будет ждать вечно.
– Меня – будет, – парировал Мерлин и вместо рукопожатия коротко обнял брата.
А вот Марлин как всегда не стеснялась выражать все свои чувства. Она повисла на шее юноши, урывчато дыша.
– Эй, я вернусь уже утром.
– Да, – Марлин заглянула в его лицо, и Мерлину вдруг стало страшно. В этих озорных глазах он словно видел тень грядущей судьбы. – Просто… будь героем, Мерлин. Всегда. Будь им.
Сердце Мерлина кольнуло. Словно его маленькая сестренка чувствовала что-то. Но он отогнал внезапную тревогу прочь. Он уходит на полдня и ночь. Что может случиться за это время?
– Даю тебе слово, Марли. Слышишь? Я буду тем, кем ты хочешь. Только не плачь, ладно?
Личико сестренки вмиг стало привычно веселым. Она ткнула брата в грудь кулачком и разжала объятья.
Помахав всем напоследок, Мерлин поцеловал Розу и вышел на улицу. Уже за калиткой, он обернулся, чтобы увидеть всю свою семью на крыльце. Они заметили его взгляд и заулыбались. Но в груди Мерлин отчего-то сжался узел.
Мотнув головой, он трансгрессировал. Ещё не зная, что в последний раз видел свою семью живой.
***
Гвину часто снился тот день, когда он ушел в последний раз. Когда отправился в Уэльс. Он помнил последние объятья своей матери, улыбку отца. Он жалел, что не обнял его тогда, посчитав себя слишком взрослым для этого. Дурак. Он помнил улыбку Мартина, поцелуй Розы. Помнил внезапную тень в глазах Марлин. Словно Древняя магия через неё пыталась его предупредить. А он просто мотнул головой, хоть уже чувствовал надвигающуюся грозу. Но представить не мог. Никто бы не смог. Но это не уменьшало вины. Того, что Мерлина не было рядом с семьей, когда он был им нужен. Он спасал чужие жизни. И не спас их. Он защитил полмира, но не свою семью.
И тогда, в тот последний день, Марлин просила его быть героем. И Гвин нарушил это слово в порыве мести. Может, пора возвращать долги. Нет, Гвин не претендовал больше на это звание. Но раз уж он не мог умереть, то мог сражаться за других, как всегда хотел тот Мерлин. Как хотела его сестра.
Лишь в последний день августа Гвин вернулся в Лондон. Его постоянно бросали то в одно место сражений, то в другое. Каждый раз он выходил из битвы невредимым и с чужой кровью на руках.
И вот он снова в Лондоне, в своем старой недо-жизни, в пустой квартире. Уже почти ночь, когда он приезжает, и едва сдерживается, чтобы тотчас не отправиться к дому Маккинонов. Но всё в порядке. Если бы что-то случилось, он бы знал. Мракоборцам бы сообщили.
Гвин ворочается без сна всю ночь. В голове так некстати всплывают воспоминания о том, как прежде он возвращался с миссий. Домой. Но там, дома, Гвин не был уже семь лет. Не был с того утра, когда нашел там мертвыми всех, кого любил. И вернуться туда он не мог. Он боялся той боли, что ждёт его там. Призраков прошлого. Он итак едва существовал во тьме и отчаянии, в пустоте, что оказавшись там, пал бы в пропасть навсегда.
Наутро Гвин трансгрессировал на вокзал Кингс-Кросс.
Марлин он нашел сразу. В окружении ребят из кружка. И сердце Гвина отчего-то пропустило удар. Он бы так хотел подойти к ним сейчас, он знал, что они были бы рады его увидеть. Но вместо этого остался стоять в стороне, невидимый для них. Нет. Если Гвин решил их отпустить, чтобы спасти, то не стоило менять решений из-за секундной слабости. Они не часть его жизни. Они никогда ей не станут. У них свои дороги. И с дорогой Гвина им больше не пересечься. Ради того, чтобы сохранить в них свет.
Гвин смотрел, как один за другим они заходят в поезд. Марлин поднималась последней. На ступеньке вагона она остановилась и тоскливым взглядом с какой-то надеждой обвела вокзал. Вздохнула. И скрылась внутри.
– Хорошей дороги, Марлин, – прошептал ей Гвин, когда поезд тронулся с места. – Береги себя.
И больше ни на кого не глядя, пошёл прочь.
========== Страница семнадцатая, в которой Мерлин Гвин возвращается домой. ==========
Мерлин и Шмидт были в Уэльсе. Их вызвали, чтобы задержать скрывшегося от закона торговца драконьими яйцами. Ничего серьёзного. Мерлин, к своим юным годам уже успевший побывать в куда более страшных переделках, считал такое задание ерундой. Шмидт, видимо, тоже. Мерлин всю дорогу до Уэльса раздумывал, приходилось ли его нынешнему напарнику убивать. А убивать друзей? Но спросить так и не решился.
Всё случилось внезапно. Шмидт уже скрутил преступника и позвал Мерлина на помощь, когда в грудь юноши словно вонзили нож. Боль была такой сильной, такой настоящей, что он закричал. Рука потянулась к груди, но лезвия там не было. Шмидт удивленно и немного напугано уставился на Мерлина. Но тот не видел ничего. Боль продолжала разрывать сердце, и крик, полный отчаяния, не мог прерваться. Тьма окутала мир. И внезапно к этой боли присоединился глубокий ледяной страх. И что-то ещё. Иная боль. Боль от потери. От горя. Роза.
Это имя осколком врезалось в разум, разрывая клетки и выплескивая потоки крови.
– Мерлин! Что ты делаешь?! Куда ты?! – выкрикнул ему в спину Шмидт.
Но Мерлину было всё равно. Ужас крепкими пальцами сдавливал его горло, разрывал легкие, вспарывал грудь. Дыхание сделалось почти невозможным, и от недостатка кислорода сердце билось слишком истерично, а в глазах темнело.
Юноша трансгрессировал. Сначала в Бирмингем. Затем в Лондон. И лишь после, уже запыхавшись от гнетущего острого страха – домой.
Мерлин увидел, что что-то не так, едва, покачиваясь, ступил на дорожку. Калитка была распахнута. И около неё толпилось много людей.
Лица их были бледными и встревоженными. Они шумно переговаривались, держа наготове палочки, но едва завидели Мерлина, как все затихли, словно по команде.
Он знал. Знал их всех. Мракоборцы. И бегом бросился туда. Домой. Пожалуйста. Пожалуйста. Дыхание срывалось, и юноша не понимал, где только мысли, а где – уже слова. Он ринулся к калитке, как несколько крепких сильных рук перехватили его, не пуская туда.
– Мерлин! – чей-то голос звал его по имени. – Не ходи туда. Не сейчас.
– Нет! – Мерлин пытался выбиться из рук. – Я должен. Это мой дом. Там моя семья. Я должен помочь им.
– Мерлин, – в этот раз он различил голос – мистер Пристли. – Ты им уже ничем не поможешь. Мне жаль.
Слова ударили словно пощечина. Быть может, Мерлин уже чувствовал это. В тот самый миг пять минут назад, в Уэльсе. Но надежда давала ему дышать. А знание нанесло очередной ножевой удар в сердце. Это неправда!
Глаза Мерлина бесконтрольно озарились огнем, и тело его тотчас раскалилось так сильно, что те, кто держали его, с криками отпустили, чтобы не получить ожоги.
Освобожденный, он бросился вперёд. И не задумываясь влетел за калитку, в сад. Но на серой каменной дорожке вдруг замедлил ход. Потому что знал, что отныне она ведёт не домой, а в ад.
Над садом вставало солнце, начиная новый день. Алый рассвет словно кровь разлился по горизонту. Было пять часов утра. Время, когда Мерлин Гвин погиб.
***
Очередное письмо от Мэтью Сноу Гвин сжег, даже не открыв. Он и без чтения знал, о чем там говорится. Выпустившиеся из школы ученики, входившие в его кружок, желали продолжать обучение. И Гвин будет говорить им «нет» столько, сколько потребуется, чтобы они отступили. Чтобы поняли, что такая сила не даётся просто так. Но цена за неё может оказаться такой, которую они не будут готовы заплатить.
Но эти письма, все эти мысли о школе, о кружке, о Марлин Маккинон и Мэтью Сноу – всё это мешало Гвину вновь погрузиться в лёд. Словно за тот год в школе в нём что-то ожило. Будто на черном пепелище спустя годы вдруг появился маленький зеленый росток. Он может умереть или вырасти в нечто особенное. Но он жив. И Гвин впервые за семь лет ощущал себя живым. И несчастным. Он был сильным, потому что в его душе нечему было больше ломаться. Но сейчас нашлось еще что-то, что хрустело по кусочкам с каждым днём тишины в этой пустой квартире, которую Гвин вдруг стал ненавидеть. Она не была его тюрьмой – для этой цели ему служила сама его жизнь. Но это место так резко показывало ему всё одиночество, весь страх, загнанный по углам, всю боль, что хотелось просто упасть на пол и завыть.
Но Гвин этого не делал. Даже когда в душе его разверзлась пропасть хаоса, внешне он оставался спокоен. Даже в глазах, когда-то ярких и живых, был лишь серый лёд.
За окном уже вторую неделю шли дожди, выматывавшие мужчине душу. Не меньше погоды давило бездействие. После последнего задания Гвину дали что-то вроде отдыха, хоть он и протестовал. Но по глазам, по лицам людей в Министерстве он ясно видел ужас. Они боялись его. Боялись так же сильно, как и восхищались. Они знали его историю, многие помнили его другим, были дружны с его отцом и братом. Одни думали, что давая ему отдыха, берегут от срыва, заботятся, другие – что спасают себя. Гвин был согласен с последним.
Он долго смотрел в камин, даже когда огонек от горевшего письма потух, оставив лишь кучку пепла на дровах. Разжигать их мужчине не хотелось. Холод снаружи и внутри – разве так и не должно быть? Словно он уже гнил в могиле. Иногда ему казалось, что он слышит шаги смерти, но каждый раз с сожалением понимал, что ошибся. Его час не настал. Видимо, у судьбы на него какие-то планы.
Глаза заболели, и Гвин прикрыл их. Внезапная решимость откуда-то взялась в нём, и он решительно поднялся и, схватив плащ, направился к выходу. Довольно он бегал от себя. От прошлого. Пришла пора вернуться. Домой.
Пока не передумал. Пока такой живой и сильный страх вновь не заставил его отступить. Гвин вышел на улицу и, убедившись, что на него никто не смотрит, трансгрессировал.
Шум города так резко сменился тишиной, словно заложило уши.
Прошло семь лет.
Гвин замер, слыша лишь звук собственного вновь забившегося учащенно сердца в мертвой тишине вокруг. Он думал, что в его груди уже нет ничего, кроме черной затягивающей пустоты.
Где-то в глубине души зарождались эмоции, готовые принести слишком много боли. Той, которую не сможет выдержать даже Гвин. Но он отмахнулся от предупреждения Древней магии.
Он здесь. Всё-таки он вернулся. И теперь не собирался сбегать. Больше нет.
Медленным размеренным шагом он прошел по дорожке. Калитка была закрыта. Краска почти содралась, оголив серое от дождей дерево. Рука не дрогнула, когда Гвин ухватился за калитку и толкнул её от себя. Тихий скрип. Осторожно, словно на проволоке над пропастью Гвин вошел внутрь, в сад.
Серого камня под ногами не было видно – его скрывала выросшая трава. Лишь подошвой чувствовалось, что там – не просто земля. И мужчина вдруг замедлил ход. Эта дорога вела не просто к его персональному аду. В место, где он жил и был счастлив. Где всё потерял. Домой.
Над домом простиралось серое небо, угнетаемое тяжестью туч. Но дождь прекратился. Обнажая мокрый мир, полный тьмы.
***
Листва опала с деревьев и тихо шуршала под ногами. Голые темные ветви в беззвучной мольбе вздымались к небу, но боги, если и были, их не слышали.
Мерлин вышел из тени вишен, и сердце его рухнуло далеко-далеко в пропасть. Лишь с губ сорвался чужой отчаянный хрип, последний вздох умирающего сердца.
Серые камни перед домом стали черными от пролившейся на них крови. И запах смерти заполнил воздух, даже легкий свежий ветер не помогал. Словно расстояние между атомами уменьшилось, и теперь каждый глоток кислорода резал легкие острыми осколками.
Это не могло быть правдой. Еще десять часов назад они улыбались ему, стоя на крылечке дома. Через неделю у него должна была быть свадьба… И упрямое почти детское неверие в близость смерти вдруг сломалось. И хруст этот, казалось, слышал весь мир.
Мерлин упал на колени, закрыв лицо ладонями и даже не почувствовав боли, когда ударился о камни.
– Нет…
Мистер Гвин лежал на животе, раскинув в стороны руки, в луже собственной крови. Лицо его застыло, серое и почти незнакомое. Миссис Гвин находилась рядом. Конечно. Вместе. Рука об руку. Всю жизнь. Только так и могли они встретить смерть. Рядом. В попытке защитить своих детей. Именно поэтому они первые.
Мерлин буквально видел, как, ломая защитные чары, окружающие дом, черная тень врывается в сад. Навстречу ей выбегает отец с палочкой. Рядом – мама.
Не поднимаясь на ноги, юноша подполз к своим родителям и захлебнулся в рыданиях. Лицо женщины застыло в последнем ужасе, а горло было исцарапано глубокими порезами, черными от крови.
– Мама, – позвал Мерлин детским плаксивым голосом. Он вдруг превратился в ребёнка. И этот ребёнок сейчас умирал. Один. – Мама.
Одной рукой он погладил её растрепавшиеся волосы. Такие густые, красивые. А второй сжал её ладонь и поднял, чтобы поцеловать. И только тогда заметил под её ногтями кровь. Понимание пришло сразу же – это она. Она раздирала себе горло. Узел в груди сжался сильнее.
Сухие губы прижались к ладони, ощутив лишь холод там, где прежде было тепло. И Мерлин заплакала. Тихо-тихо. Он уронил голову, уткнувшись матери в грудь. Если бы мог, он отдал бы всю свою магию, свою жизнь, чтобы она была жива.
Плечи содрогались от рыданий. Медленно юноша поднял лицо и обернулся к отцу. Его последняя улыбка тотчас всплыла в памяти. Если бы Мерлин знал, что тот раз последний, он бы никогда не уходил из дома.
– Папа, – прошептал он, одной рукой потянувшись к мёртвому мужчине.
Они были его всем. Всю жизнь. Они любили его бесконечно сильно, и он отвечал им тем же. Они оба подарили ему жизнь. Подарили мир. Они всегда в него верили и поддерживали, переживали искренне и самозабвенно. Они отдали бы всё ради его благополучия. И всё, что хотел Мерлин с тех пор, как стал более или менее сознательным, так это сделать их счастливыми в ответ. Подарить им ту жизнь, о которой они мечтали, но не позволили себе, пока растили детей. Они хотели увидеть другие страны – весь мир. И Мерлин так хотел быть тем, кто подарил бы им эту возможность.
И вот их нет. Он так редко говорил им о своей любви, он считал это само собой разумеющимся. И лишь сейчас, целуя их мёртвые руки, осознавал с опозданием, что должен был говорить им это каждый день.
Взгляд его покрасневших глаз от мёртвых родителей скользнул в строну, и дыхание вновь сорвалось отчаянным хрипом. Мартин.
Ноги шатались, словно стали ватными. И едва дойдя до брата, Мерлин рухнул на землю безвольной сломанной куклой. Марионеткой, чьи ниточки вдруг обрезали – слишком резко и без предупреждения.
От ужаса тошнота подкатила к горлу. И пусть Мерлин видел уже не менее страшные вещи, но то были чужие люди. А это – брат. Его брат.
– Мартин…
Трясущимися руками он провел по лицу мужчины, по его щекам. Еще совсем недавно такое весёлое, красивое, оно почернело, и сквозь кожу виднелись капилляры. Тихо, большими пальцами Мерлин в последний раз закрыл эти ясные синие глаза.
Ладони его невольно скользнули вниз, к шее, но замерли на подбородке, в страхе не решаясь спуститься ниже. Горло Мартина было раскроено от уха до уха ужасной резаной раной. Кожа распухла, стала мягкой и влажной, словно покрытой слюной. И из этого разрыва до сих пор лилась и лилась черно-алая кровь, орошая тело и мостовую. Омывая вырванные наружу мышцы и мясо. Тонкие шейные косточки, переломанные резким сильным ударом. Руки Мартина были в крови, словно он еще пытался закрыть эту дыру, но безуспешно. И сломанная, как и он сам, палочка валялась рядом.
Стиснув зубы, Мерлин все-таки прикоснулся к месту разрыва. И пальцы его тотчас окунулись в кровь, ощутив ее последнее тепло. Ушедшая жизнь. Она должна была быть не такой. Мартин Гвин мечтал жениться. Мечтал о детях, с которыми стал бы возиться Мерлин. О доме. Хотел еще раз побывать в Бразилии, где ему так понравилось. Где осталась та загадочная девушка, о которой он не говорил. Мерлин всё ждал удобного случая, чтобы выспросить у брата о ней, да вот… Уже поздно. Теперь он не сделает этого никогда.
Наклонившись, он тихо поцеловал брата в лоб. И его горестные слёзы упали на мёртвое лицо.
– Прощай, Мартин, – прошептал он, не открывая глаз. – Прости меня, прости.
Он прижался лбом ко лбу мужчины, тяжело дыша. Это было так больно. Так невыносимо. Страшно. Словно все ужасы, что он наблюдал со стороны в течение своих миссий, лавиной обрушились на него.
Еще десять часов назад у него была семья.
Лучше бы он никуда не уходил и сейчас лежал мёртвым вместе с ними. Потому что смерть – единственное, что ему теперь оставалось. Его жизнь всё равно была сломана.
Мерлин поднял лицо, боясь идти дальше. Боясь увидеть еще чью-то смерть. Он словно наивно и упрямо верил, кусая до крови губы, что кто-то выжил. Что кого-то успели спасти. Пожалуйста. Хоть кого-нибудь.
Юноша сделал несколько шагов. Его сердце умирало с каждым движением. Около крыльца виднелось сломанное тело. Темные волосы. Голубая пижама. Она еще спала, когда всё началось. Но вместо того, чтобы спрятаться, бросилась на помощь. Так всегда поступала Марлин. Стараясь быть похожей на своего героя-брата.
Мерлин подбежал к ней и опустился рядом. Девушка лежала на животе, и юноша, обняв её со всей нежностью, на которую был способен сейчас, перевернул. Осторожно убрал волосы с лица. Приоткрытые серые губы. Сомкнутые веки. Порез на щеке. Уже подсохший. Мерлин никогда не видел это лицо без скрытой улыбки. Его Марлин всегда была полна жизни, радости. Даже когда грустила, в ней все равно жил этот теплый солнечный лучик. В уголке её губ.
И Мерлин сидел, обнимая свою сестрёнку. В памяти вместе с новым потоком боли всплывали воспоминания. Вот он держит малышку Марлин на руках. Вот ловит её, когда она падает. Вот учит летать на метле. Защищает от обидчиков. Сам в шутку дразнит её. А вот они вместе смеются над Мартином.
Нет. Это не может случиться… Прошу, нет…
Пальцы правой руки замерли на губах девушки. Там, где прежде всегда было солнце. Вторая рука скользнула в её волосы, и на затылке ощутила липкую кровь и осколки черепа, запутавшиеся в волосах.
Невольно его передернуло. Но Мерлин заставил себя держать руку, не убирая. Это его сестра. И она мертва. И уже ничто этого не изменит. Никогда.
***
Сад ужасно зарос и теперь напоминал лес. Листва с деревьев, мокрая и серая, усыпала всё вокруг. Сухая высокая трава колыхалась от ветра.
Гвин мрачной тенью вышел из-под крон деревьев и замер, оказавшись сразу перед домом. Он помнил, что дом стоял близко к калитке, но не был готов к тому, что боль нахлынет так сильно.
Он сам был призраком прошлого все эти годы. И вот теперь вернулся туда, где погиб. Где такие же призраки как он ждали его уже семь лет. А он отчего-то до сих пор ходил по земле, а не гнил в ней.
Камней на площадке перед домом не было видно из-за травы, но Гвин отчетливо помнил. Здесь лежал его отец. Совсем рядом – мама.
Он прошел к тому месту, где нашел их тела. И если бы оно не заросло – не сомневался, камни там черны от крови.
Вот там был убит Мартин. Жестоко и беспощадно. А около крылечка – его Марлин.
Они все спали, когда убийца явился в дом. Сначала подумали, что это вернулся уехавший в командировку Мерлин. А когда поняли, то пытались защититься. Но от Древней магии не спастись. Единственный, кто мог бы им помочь, не был рядом.
Сердце Мерлина сжалось от старого чувства вины. Комплекс выжившего, кажется, так это называется? Без разницы. Правда лишь одна. И она в том, что он никогда не сможет простить себя за то, что не спас их. Не спас свою семью. Он погубил их. Навлек на них убийцу. Прикончи он Жреца сразу, в лесу, и ничего бы этого не было. Его работа, призванная спасать, в итоге и погубила его родных. Работа и Древняя магия. Жрецы.
Там, где лежала Роза, Гвин постоял подольше. Он вдруг вновь словно стал тем юношей, что потерял невесту. Его всегда спокойное ледяное дыхание сорвалось, превратившись в сдавленные тяжелые хрипы. Будто астма. Будто ледяные руки изнутри сжимали легкие. Причиняя боль и холод. Разве мёртвые чувствуют?
Покачиваясь, мужчина побрёл к дому. Семь лет. Ступеньки под ногами печально заскрипели. Гвин поднял палочку, и замок открылся. Дверь заунывно запела, отворяясь. Словно тоже плакала вместе с последним из Гвинов. Действительно последним. Когда он умрет, его род прекратится. У него не было ни дядей, ни теть. Его сестра была слишком юной в день своей смерти. А у брата не было детей. И у Гвина их не будет.
Порой Гвину казалось, останься у Мартина ребенок, ему сейчас было бы проще. Был бы смысл жизни. Ради кого бороться. Но иногда думалось наоборот – будь у Мартина сын, разве остался бы он жив в той бойне?
Так или иначе, не сложилось. Гвин вступил в темноту дома. Шепот губ – и зажегся свет. Дом. Мужчина помнил здесь каждый гвоздь, каждый скрип, каждый угол. Все мелочи, все детали. Он бы с закрытыми глазами отыскал здесь что угодно. Он провёл в этом месте всю свою жизнь. Здесь он умер.
Закрыв за собой дверь, он прошел вперед. Шаги звучали едва слышно, приглушаемые толстым слоем пыли. Не только Гвин – никто не был здесь в течение семи лет. Дом, полный привидений. Душ убитых. Расколотых жизней. Пропитанный кровью и смертью.
Гвин не осознавал, что делал. Он просто бродил по дому, прикасаясь к вещам пальцами, оставляя черные следы в пыли. Возрождая свою память. Свою жизнь. И с каждой секундой воспоминания в него вонзался еще один нож. И всё больше и больше Гвин падал во тьму. Зная, что уже не сможет подняться. Не в этот раз.
***
Он думал, что быть больнее не может, но глубоко ошибся. Его тело словно разлетелось на тысячу осколков, едва он увидел Розу. И сердца не осталось. Будто его вырвали, оставив лишь пустоту и тьму. Боль. Нескончаемая невыносимая боль. От которой хотелось кричать и выть. Хотелось умереть.
– Роза!
Всё внутри оборвалось от ужаса и горя. И осколки его жизни полетели в пропасть. Его любовь, его невеста лежала в стороне от всех, на спине, и из-под её тела растекалась кровь. Слишком много крови, чтобы еще оставалась надежда.
И Мерлин не помнил, как оказался подле девушки. Но вот он уже сидел на коленях на холодных камнях, перепачканный кровью, и прижимал Розу к себе. Из груди его вырывались хрипы, а от слёз зажгло глаза.
– Роза… – безостановочно, словно в лихорадке, шептали губы. – Роза…
Лицо девушки было изуродовано страшными глубокими ранами. Словно кто-то изрезал его острым кинжалом. Искромсал. В истерическом приступе сумасшествия. Безумец, сделавший это. Чудовище.
Мерлин снова и снова проводил по шрамам пальцами, стирая кровь. И в памяти его вместо этого было другое лицо – Роза улыбалась ему и целовала его. И юноша наклонился, прижимаясь губами к её изрезанным губам.
Теперь у нас обоих есть шрамы.
Но кровь лилась, не останавливаясь. Пропитывая одежду Мерлина. Лилась из разрезанной груди девушки. Её желтая блузка стала коричневой от крови. А в месте разрыва – черной. И там, в груди, зияла пустота. Среди потоков крови и разорванных внутренностей, раскромсанных мышц и раздавленных ребер не было сердца.
Истерические всхлипы сменились тихими дорожками слёз по бледному лицу. Мир исчез. Исчезло время и пространство. И осталась только боль. Огромная нечеловеческая боль. Немыслимая. И невозможная. Та, с которой не живут долго. Не живут вообще. Последняя мысль, затухая, ещё звучала в голове – смерть. Умереть вслед за своей семьей. Потому что жить с этим, жить после случившегося – разве возможно это? Этот груз, эта боль и вина раздавят, уничтожат, сожгут изнутри. И лишь смерть принесет покой. Только она. Больше Мерлину ничего не осталось.
– Не оставляй меня… – прошептал юноша, чувствуя, что уже сам находится на грани безумия. Он был сломан. Так сильно, что никогда больше не соберется. И губами вновь прильнул к губам девушки. – Ты обещала мне…
Словно и его сердце вырвали из груди вместе с её.
Он умирал. Умирал мучительно долго. В этой тьме. Тонул. Захлебывался. Кричал. Но никто не слышал. Никто не мог его спасти. Они мертвы. Мертвы. Так почему он не лежит с разодранным горлом рядом с ними? Почему он до сих пор жив, когда все они убиты?
