Текст книги "Вырванные страницы (СИ)"
Автор книги: Never Died
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)
«А как же Боунс и его чудо-зелье? – подсказало сознание. – Вместе вы спасли Джейн Картер».
Гвин неуловимо качнул головой.
– Да, – согласился Мэтью. – Но иногда нужно сломать пару жизней, чтобы спасти весь мир. Жертвы всегда будут. Профессор, я ведь не набиваюсь в герои. И не хочу славы. Я просто хочу помочь. Сделать все, что возможно, ради этого. Древняя магия не идеальна. Я знаю, вы ненавидите ее. И вы имеете на это полное право. Но ведь даже вы не можете отрицать, насколько она сильнее нашей магии. И пока вы заперты здесь, где не можете никому помочь… Я лишь хочу сказать, обладать такой силой и ничего не делать… Сэр, что, если это единственное, что может остановить войну?
Пытливые глаза уставились в душу Гвина. Они не видели ничего кроме тьмы, мужчина знал это. Потому что не видел сам.
Он разглядел в Мэтью Сноу эту осознанную мысль – пожертвовать собой ради других. То, чем никогда не обладал сам. Даже тем зеленым мальчишкой он мечтал о геройстве и лаврах победителя. Ни в одном своем сражении будучи Мерлином он не думал о самопожертвовании. Он всегда, всегда, стремился вернуться к Розе. Пока не потерял ее. И теперь, когда он так хотел смерти…
– Это особые знания, Мэтью. Особые секреты. То, чему я учил вас в школе – лишь основы. Стать Жрецом – значит нести на себе это проклятье до конца. Это неспособность управлять собственной судьбой. Это долг хранить знания от зла. Если тебя схватят, если будут пытать… Если Волан-де-Морт узнает о том, что Древняя магия не утеряна, что есть те, кто о ней знают, все вы превратитесь в мишени.
– Знаю. Я не прошу за всех. Профессор… Вам нужен кто-то. Помните, на самом первом нашем занятии кружка вы сказали: «Древней магии всегда нужен Хранитель»?
Гвин помнил. Годы спустя после своей неудавшейся попытки самоубийства он пришел к выводу, что Древняя магия не хотела умирать. И не дала это сделать ему потому, что после себя он никого не оставил. Спрыгни он хоть сейчас с Астрономической башни, останется жив. Когда любой другой превратится в кровавое месиво на земле.
Мужчина склонился вперед, и Мэтью потянулся к нему навстречу. Глаза в глаза.
– А помнишь ли ты, как я сказал, что Древняя магия – путь к безумию?
Во взгляде Сноу коротко вспыхнула память.
– Вы не безумны, – тихо возразил он.
Разве?
Гвин ничего не ответил, лишь откинулся обратно на спинку стула. И умный Мэтью Сноу уже понял, что это означало.
***
Он ненавидел себя. Собственное отражение вызывало презрение. Кровь с рук не смывалась, хотя на самом деле ее давно не было там. Целыми днями Гвин мог лежать на полу, ощущая твердые доски под спиной приятной болью. И смотреть, смотреть в уходящим в никуда потолок. Взгляд расплывался. Мысли плавились. И пустота давила, окружая со всех сторон, душила. Но никогда до конца. Когда Гвин уже почти умирал, она отступала, снова давая ему жизнь. То, что большинство воспринимало бы как подарок, юноша считал наказанием. Пыткой.
Иногда апатия сменялась приступами неконтролируемой агрессии. Гвин яростно носился по квартире, словно в клетке. Только прутьями этой тюрьмы были вовсе не стены, а собственный разум. Он бил посуду, ломал мебель, разбрасывал книги, рвал листы. И бил, бил до исступления стену, каждый удар сопровождая криком отчаяния. Пока вместо рук не оставалась кровавая каша, а на стене не появлялось темной пятно. Тогда, скрипя зубами от злости, Гвин стекал вниз, усаживался на пол, поджимал к груди колени и плакал. Как ребенок. Сухими серыми губами тихо звал – «Мама». Но от этих кошмаров никто не мог его спасти. И монстром под кроватью стал он сам.
В один из таких приступов, его вдруг словно переклинило. На шатающихся ногах он отправился в ванну. Включил воду и стянул с себя грязную футболку. Около зеркала, висевшего над раковиной, Гвин замер и поднял глаза. Впервые за последнее время, а юноша не знал, сколько его прошло после возвращения со скал, он смотрел на себя. И ненавидел еще сильнее. Это осунувшееся лицо мертвеца. Эти тени под глазами. И пустой взгляд. В нем словно застыл яд, отравляя его медленно и мучительно день за днем.
Гвин горько усмехнулся. Да так и было. И ядом этим была Древняя магия.
Схватив бритву, он забрался в ванну, наполнившуюся уже на половину горячей водой. Кожа тотчас покрылась мурашками.
«Пожалуйста», – пронеслось в голове.
Первого пореза Гвин не почувствовал. Он смотрел, как под лезвием расходится кожа на руке, как моментально появляется яркая красная кровь. Первая линия была короткой. Пробной. Но второй порез Гвин сделал сильнее и глубже. От сгиба на руке к кисти. Прямо по выступающей вене. Короткая вспышка боли вызвала мрачную радость. И хлынувшая кровь уже не была такой позитивно-красной, как на картинке. Гвин бы не удивился, окажись она и правда черной от яда. Следующие порезы он уже не контролировал. Когда на левой руке не осталось места, он вытянул правую, переложив в левую бритву. Пальцы дрожали. Кожа легко поддавалась. Словно была создана для того, чтобы мясники разделывали ее. Вспарывали тонкую ткань. Отцеживали кровь. До последней капли. Это единственный способ избавиться от яда.
Голова закружилась. Последний порез получился не до конца. Бритва выпала из ослабевших пальцев и исчезла в воде. Веки дрожали. Гвин и не заметил, как вода стала мутной. Руки его блестели от крови.
«Это прекрасно», – устало подумал Гвин, глядя на свои раны. Он опустил руки в воду, позволяя двум жидкостям смешиваться, и откинул голову на край ванны. Сознание уплывало. Это было так хорошо. Свобода от боли и пустоты. От бессмыслия этого существования. Гвин так устал. Он так хотел отдохнуть. На том свете. Закрывая глаза, он лишь подумал о том, что мечтает никогда больше не открыть их вновь.
***
Прошла неделя, как Гвин согласился вновь обучать Мэтью Сноу. До первого занятия оставалось еще три дня. Патрулируя, мужчина размышлял о том, что было бы неплохо вернуться в Лондон и забрать кое-что о Древней магии. Если уж учить Сноу, то как следует. Наверное, однажды Гвин пожалеет об этом решении. Но он не мог лишить Мэтью права выбора. Потому что этого юношу он уважал. Однако он понимал, если бы речь шла о других его учениках, он бы не согласился. И даже упрямая Марлин Маккинон не смогла бы его убедить. Пусть остальные живут. Он лишь надеялся, что не успел посвятить их в Древнюю магию достаточно глубоко, и та не сломает их жизни. Достаточно его и Сноу.
При воспоминании о Маккинон в груди что-то дрогнуло. Она ведь серьезно намерена стать мракоборцем. Ни разу больше не появилась в Хогсмиде. Гвин отрицал даже для себя, что, возможно, хотел бы ее здесь встретить.
– Гвин, – Тоун догнал его на улице, шагающего к «Сладкому королевству», – тебя вызывают в центр.
– Зачем?
Его заявление о переводе не приняли. Для чего начальству его вызывать среди дня в Лондон?
– Что-то случилось? – несколько резко спросил он. Тоун лишь пожал плечами.
– Мне не докладывали. Этот, Гранже, появился в камине и заявил, что тебя срочно требует босс, вот и все. В подробности не посвящал.
– Они прислали кого-нибудь вместо меня? – Гвин осмотрелся. – Ты не можешь патрулировать деревню в одиночку.
Тоун лишь усмехнулся.
– Да брось, Гвин. Что здесь может случиться? За все время здесь даже пьяной драки не было, а уж чтоб Пожирателей… Отправляйся в Лондон, я справлюсь.
Его рука автоматически потянулась к Гвину, чтобы похлопать его по плечу, но на полпути замерла. На лице Тоуна возникла неловкость, и он торопливо убрал ладонь. Сам Гвин не повел и бровью.
Сердце его болезненно сжималось.
Не уходи, не уходи, не уходи.
– Я скоро, – напряженно стискивая челюсть, произнес он. – И сразу же попрошу кого-нибудь отправить сюда.
Останься. Останься сегодня.
Больно в груди. Словно обручами сдавило так, что ребра трещат.
– Ладно, – равнодушно кивнул Тоун. Гвин вытащил палочку и направился прочь из деревни. По мерам безопасности, трансгрессировать на ее территории было невозможно.
***
Когда Гвин открыл глаза, боль ушла. Вода уже стала холодной. Сколько он провел в отключке? Осторожно вытащил руки. И чуть не закричал от разочарования. Все его порезы, какими бы глубокими ни были, затянулись, оставив лишь белые нитки шрамов. Не о бессмертии он мечтал, а о жизни.
Юноша выполз из ванны, позволяя воде стекать с него на пол. И снова остановился напротив зеркала, опираясь руками на края раковины.
– Ненавижу тебя… – сухо прошептал он яростным голосом, глядя в свои ракушки-глаза. Семейные глаза Гвинов. И вот он последний, у кого будут такие. Эти особенные глаза цвета морской волны и такой необычной формы, умрут вместе с ним. Ведь когда-нибудь он должен умереть. Однажды Древняя магия устанет мучать его. Только на это ему и оставалось надеяться теперь.
– Ненавижу…
Дыхание стало рваным.
– Дай мне уже сдохнуть!
Кулак ударился в зеркало, и оно со звоном обрушилось в раковину и на пол блестящими осколками и каплями крови.
– Пожалуйста… Я не хочу жить…
***
Тревога усиливалась. В мракоборческом центре как всегда было шумно. Бегло здороваясь, Гвин направился прямиком к кабинету начальника. Но около дверей встретил двух болтающих коллег.
– Скоулз, Гранже.
– Привет, Гвин.
Мужчины ответили на рукопожатие.
– Ждет тебя, это важно, – поведал Гранже.
– Ладно, – кивнул Гвин.– Слушайте, отправляйтесь в Хогсмид.
– Чего? – мракоборцы обменялись взглядами.
– Пока я здесь, – терпеливо пояснил Гвин, чувствуя, как сжимается в груди узел. – Оба. Отправляйтесь в Хогсмид. Нельзя оставлять Тоуна без прикрытия.
– Но мы же… – попытался спорить Гранже. Он не нравился Гвину. Кабинетный работник. Любой выезд для него словно пытка. Его бы воля – обложился бы бумажками в офисе до конца жизни.
– Я скажу боссу. Если не пойдете сами, сейчас получите его приказ, – холодно процедил Гвин, не мигая глядя на мужчин. – Мне хватит девяноста секунд, чтобы убедить его в этом.
Гранже собирался что-то сказать, но Скоулз толкнул его в плечо.
– Да ладно, Жан, – примирительно произнес он. – Смотаемся в Хогсмид, это только на полдня. Зато заглянем в «Три метлы». Помнишь Розмерту? Эта красотка работает там. Да и еда у них что надо. Да и я с Тоуном увижусь, приглашу его в субботу на ужин. Ты же знаешь, он брат моей жены.
– Я не поеду. Возьми этих зеленцов у Патила. Их давно пора выгулять.
В итоге в Хогсмид отправились трое новобранцев во главе со Скоулзом. Когда они ушли, Гвин шагнул за порог.
Он искренне надеялся освободиться как можно скорее, но не получилось. Оказалось, Пожиратели совершили массовую атаку на маггловскую школу. Четырех удалось задержать. Одного из них в свое время подозревали в убийстве семьи Гвинов и Розы. Когда начальник сказал об этом, то с осторожностью взглянул на Гвина и предложил ему воды.
Но лицо мужчины оставалось непроницаемо холодным. Убийца его семьи давно сгорел в аду.
– Что вы от меня хотите? – прямо спросил он.
– Этот человек сбежал и убил одного из наших. Остальных Грюм доставил в Азкабан и допросил. Он выяснил, где скрываются другие нападавшие, а значит, и убийца твоей семьи. Возможный, конечно. Отряд отправляется за ними.
– Хотите, чтобы я тоже пошел? – равнодушно спросил Гвин. Министерство перестало бояться, что он слетит с катушек от мести? Они ведь не знают, что так и было.
– Нет. Пока их не задержат и не отправят в тюрьму, вы, Гвин, останетесь здесь.
Все-таки, боятся.
Всё сломалось уже вечером. Резкий порыв ветра ворвался в кабинет, взявшись из ниоткуда, стукнул дверью, всколыхнул бумаги. И Гвин вскочил. Тревога, копившаяся в нем с утра, била в колокол.
– Что случилось? – мужчина выбежал из кабинета, где его заставили сидеть, и обратился ко всем присутствующим разом.
– О чем ты, Гвин? – кто-то осторожно подал голос. Несколько новичков, которых он учил, смотрели на него во все глаза, будто ожидали, что сейчас разыграется какой-то спектакль.
Ветер свистнул под потолком еще раз и улегся так же внезапно, как и возник. Сердце стукнуло о ребра.
– Хогсмид.
– Что?
Там ведь только Тоун и Скоулз. Да еще трое ребят, которые не бывали в битвах. Для которых война, это романтика. Те, кто всегда умирают первыми. И пепел оседает в их стеклянных глазах.
– Свяжитесь с Тоуном, срочно!
Мракоборцы застыли, обмениваясь взглядами. Гвин знал, что многие сомневаются в его психическом состоянии после той трагедии и понимают. И даже жалеют. Но только во всем этом он не нуждался. Он заспешил к выходу, когда в двери влетел взъерошенный мистер Патил – куратор новичков.
– Сообщение их Хогвартса! – выкрикнул он. – На Хогсмид напали. Около дюжины Пожирателей. Учителя отправляются на помощь нашим, но этого не достаточно. Нужно спешить!
Гвин прибыл в деревню первым. После он слышал за спиной хлопки от трансгрессии остальных, но не смотрел на них.
Деревня горела. Воздух накалился. Пахло дымом, кровью и страхом. Темные фигуры в плащах и масках рассылали заклятия направо и налево. Мракоборцы и некоторые из местных жителей давали им отпор. И на дорогах лежали мертвые и раненые.
– Помогите… – Гвин услышал тихий шепот, когда послал смертельное заклинание из палочки в широкую грудь Пожирателя. Он обернулся и увидел среди тел движение. И тотчас бросился туда. Девушка с переломленной палочкой в руке лежала на животе, и волосы ее слиплись от крови. Осторожно мужчина перевернул её и тотчас узнал. Энджел. Он учил ее сражаться.
– Ты будешь в порядке, – зачем-то сказал он, осматривая ее ранения.
– Я… не хочу… – губы девушки, покрытые черной копотью, дрожали, а по щекам, оставляя светлые дорожки, стекали слезы, – не хочу умирать… Пожалуйста… Я не хочу…
Все мы герои в своих мыслях. Но война это не место для мечтаний. Это место смерти. Гвин знал, что эта девушка умрет в первой битве как только увидел ее. И ему было жаль, что он не ошибся. Когда он снова взглянул Энджел в лицо, она уже не дышала. И в пустых глазах словно в окнах покинутого душой дома отражалось черное небо.
Невольно в голове вспыхнули мысли о Марлин Маккинон. Если она придет в мракоборцы, если поступит, он должен сделать все, чтобы в один день она не оказалась среди мертвых с пустыми глазами.
***
«Я не хочу жить», – эта мысль звучала в каждом ударе сердца. Вырывалась с каждым вздохом. Пульсировала в голове. Сгустком боли сидела в груди. Плавилась на краю сознания. И ныла, ныла, ныла…
Гвин пал на самое дно. И не знал, как выбраться. Да и не хотел, на самом деле. Его крылья были обрезаны, и он никогда больше не сможет летать. Не сможет жить. Только и умереть не получается. Вот оно, настоящее проклятье. Замкнутый круг, из которого нет выхода. Несправедливость жизни. Его семья, его сестренка, его Роза – все они мечтали о будущем, хотели жить. Но оказались мертвы. А он напротив – молил о смерти как о спасении, и жил.
Он больше не искал смерти, потому что не верил в нее. Древняя магия спасет его от любой попытки суицида. У судьбы на него свои планы. Знать бы, какие. В последнее время Гвин часто думал об этом. Если бы он понял, что Древней магии от него нужно, он бы сделал это сразу же, и тогда, быть может, она позволила бы ему умереть.
Жрец говорил, что ветра нашептали ему о смерти за два года. Ветра Гвина молчали. Жить еще два года, а то и больше… Это выше его сил. Он так сильно сломан. Он меньше, чем ничто. Разве так возможно?
Пожалуйста, пожалуйста… Я не могу…
В плену своих сил, обратившихся самым жутким проклятьем.
Умоляю…
Без шанса что-либо изменить. Обреченный на пытку жизнью и временем. Вечность боли и пустоты. Чем он такое заслужил? За что был так проклят? Даже Жрецы обрели покой смерти. От его руки. Но сам он все еще в этом мире.
Мама… Я так скучаю. Я так хочу вновь в детство. Когда все было так просто. Когда мы были так счастливы. Ты помнишь, мама? Как любила меня…
Тихие беззвучные слезы стекали по щекам. В этом мире Гвин остался совсем один. И никто не мог помочь его душе обрести покой.
***
Битва закончилась довольно быстро с прибывшим подкреплением. Из мракоборцев убита оказалась лишь та девушка. И еще двое ранены. Страшнее – сколько местных жителей остались тенями на земле.
Гвин чувствовал вину. Он понимал, что не мог не отправиться в Лондон, но ведь его чутье подсказывало – что-то случится. Гвин был виноват так во многом, что еще один грех на его душу ничего не менял. Он и так проклят на сто жизней вперед.
– Тоун, ты в порядке? – Гвин склонился к напарнику и даже позволил себе коротко сжать его плечо. Тот кивнул.
– Спасибо тебе, Гвин, – выдохнул он с полуулыбкой на сером лице.
– За что же?
– За то, что прислал ребят вместо себя. Скоулз мне рассказал. Если бы не ты, я был бы мертв.
Гвин не ответил. Если бы не он, все эти люди могли бы остаться в живых. Древней магией он мог бы обезвредить Пожирателей прежде, чем они сделали все это. «Убить, – мысленно поправил он себя. – Не обезвредить, а убить». К чему избегать это слово, если оно – правда? И сам он давно убийца.
Гвин свернул в проулок, ведущий к Визжащей хижине, когда на земле увидел очередное сломанное смертью тело. Как много еще? Он подошел, чувствуя в груди пустоту. Это же совсем девочка! Темные волосы, тонкие ручки, палочка рядом с ладонью.
Узнавание кольнуло в груди. Задержав ставшее сбитым дыхание, Гвин присел на корточки и убрал с лица волосы. Сердце пропустило удар. На миг. И вновь забилось ровно.
Это была Джейн Картер. Когда-то живые карие глаза, полные дерзких огоньков и звезд, смотрели в никуда. Мягкие губы приоткрыты. Гвин столько раз видел, как они улыбались. Это была чудесная улыбка. Да что уж там, это была чудесная девушка. Девушка, которая восемь дней назад стала здоровой и вернула свою жизнь. Гвин верил, что теперь Джейн Картер обретет жизнь, которую заслужила, и свое счастье. Она так об этом мечтала. И теперь ее нет.
Золотой кулон в виде льва блестел на шее. Гвин знал, чей это подарок. Эдгар Боунс, несомненно, уже почувствовал, что случилось. И его душа погибла. Глядя на Боунса и Картер в школе, Гвин искренне верил, что этих двоих не постигнет та же участь, что его и Розу. Но истории свойственно идти по кругу. И вот Джейн, как и Роза, мертва. А Эдгар, словно сам Гвин, остался с поломанной навсегда душой без своей половины медали.
Это было так несправедливо. Джейн Картер очень хотела жить. Профессор Гвин очень хотел умереть. Только жизнь почему-то решила совсем иначе. И девушку ожидал смертный одр, а мужчину – пытка жизнью.
Последний раз взглянув в глаза Джейн, Гвин осторожно двумя пальцами опустил ее веки.
========== Страница двадцать вторая, в которой Гвин оказывается на кладбище. ==========
Он потерял счет времени. И больше не ощущал ни свое тело, ни свои чувства. Словно его сознание размеренно покачивалось на волнах мыслей. Отпущенное в их волю.
Гвин не имел ни малейшего понятия, как долго прятался в своей квартире – в этом созданном собственноручно заключении. Он просто плыл по течению, потому что ему было все равно, куда и зачем. Просто плевать на все, что происходило в мире.
Вот и сейчас Гвин лежал на полу и слушал, как за окном шумит дождь, как тяжелые капли ударяют по крыше и стекают вниз струйками по водоотводу, как врезаются в окна и бесшумно сбегают по стеклу подобно слезам. Вдалеке едва различимо время от времени раздавались раскаты грома. Словно эхо, отраженное звуком от высоких сводов пещеры.
Это умиротворяло. Успокаивало. Гвину казалось, что все его существование теперь – это дождь. Серый и ровный, как пульс трупа.
Мысли о собственной смерти все еще не покидали его, хотя теперь и не стучали в голове назойливым молоточком. Наверное, у него больше не осталось сил, чтобы бороться с тем, что было заведомо сильнее. Он так ненавидел Древнюю магию и именно из-за нее всё потерял. Но добивать его явно не входило в её планы. И это стало его проклятьем.
Гвин всегда рассуждал о Древней магии как об отдельном живом существе. Наделенном разумом и волей, своими тайными помыслами и планами. Потому что так говорил о ней его учитель, Жрец. Чувствовал ли Жрец такую же пустоту? Было ли что-то, что он потерял так же, как Гвин? Чем пожертвовал ради своих сил? Была ли у него своя жизнь, семья, любовь? О чем он мечтал перед сном, к чему стремился?.. Кем был тот старик до того, как потерял свое имя? И означает ли это, что Гвина ждет та же участь?
Юноша поднялся, чувствуя, как затекли спина и шея, и подошел к окну, разминая их. Серый дождь. Серый город. Серый тоскливый мир.
«Отпусти меня, пожалуйста… Отпусти», – мысленно выдохнул Гвин, глядя в глаза собственному тусклому отражению в окне. Ладонь с растопыренными пальцами легла на стекло, и тело невольно содрогнулось, ощутив контрастный теплу кожи холод, тихо ответивший ему решительное «Нет».
***
Записка, пришедшая от Дамблдора, тяжелым камнем лежала на столе, заставляя взгляд снова и снова натыкаться на нее. И каждый раз при этом разбиваться в осколки.
Когда Гвин пришел преподавать в школу, когда смотрел в лица старшекурсников, он знал, что многих из них заберет война. И первой стала Джейн Картер. При желании он с легкостью мог воспроизвести в голове ее поломанное заклинанием тело и пустые мертвые глаза. Так же, как мог представить её живую улыбку и упрямый взгляд. Ни то, ни другое он больше не увидит. Эта девочка мертва и скоро будет предана земле.
– Ты вернешься сегодня? – Тоун появился в дверях. Гвин стоял у зеркала и поправлял черное маггловское пальто, на которое сменил свою привычную мантию.
– Да.
Он не планировал задерживаться долго там, куда шел. Ведь он отправлялся туда даже не для того, чтобы попрощаться. А ради Эдгара Боунса. Этот парень только что прошел через то же, что и когда-то Гвин. И никто не знал, что он чувствует сейчас, лучше его учителя.
Когда погибла Роза, Гвин буквально упал во тьму. И некому было помочь ему, быть рядом. Потому что с Розой не стало всей его семьи. Но у Эдгара так быть не должно. Он пошел за Гвином, когда тот позвал его в свой кружок. Он доверил ему свою жизнь. И Гвин не оставит его в такой момент.
Ведь сегодня был день похорон Джейн. На маггловском кладбище. Но Гвин знал, что Дамблдор и Макгонагал сопровождают туда небольшую группу учеников, пожелавших проститься. Нет сомнения, там будут мародеры. Будет Эдгар Боунс. И, быть может, даже Марлин.
Гвин не хотел видеть Маккинон. Потому что в последнее время так часто представлял ее мертвой вместо Джейн, и от этого в груди его что-то болело. Хотя, казалось, там давно была выжженная пустота. Но ведь так и будет. Гвин не строил иллюзий по поводу судьбы Марлин – если она пойдет в мракоборцы, то, скорее всего, погибнет. Он бы сделал все, чтобы её защитить, но только вот казалось, что лучшая защита – это держаться от неё подальше. Он и так достаточно наломал жизней – не расплатиться вовек.
Гвин испытывал искреннюю грусть, когда трансгрессировал недалеко от ворот, ведущих на кладбище и уже спокойно, размеренно как магл вошел внутрь.
Стоял прекрасный день, в ветвях деревьев резвились с чириканьем птицы, кружили в воздухе бабочки. Здесь, на кладбище, не было тихо. Здесь, среди мертвых, кипела жизнь. Короткой вспышкой глаз Гвин наколдовал в руке алую розу и медленно направился между могил. Он не всматривался в имена на надгробиях, зная, что нужное увидит сразу. А эти буквы – лишь только буквы. В них нет памяти, нет души. Меньше, чем пустота. Ничто. Всё, что осталось от живших когда-то людей. Они смеялись, они любили, они думали и чувствовали, и вот их нет. Две даты на камне и высеченное имя. Последнее, что еще связывает их с жизнью, это воспоминания тех, кто их знал. Но однажды… однажды и это сотрется в пыль.
Так же как когда-нибудь исчезнет с земли Гвин. И через десятки лет некому будет вспомнить о нем. Будучи Мерлином, он волновался об этом, он мечтал о вечной славе. Сейчас он желал лишь покоя. И было бы куда справедливей, умри в тот день он, а не Джейн Картер. У неё впереди была вся жизнь, и душа её было чиста. А в его сердце слишком много тьмы.
***
« – Мерлин! Мерлин! – Роза радостно улыбалась, забавно склонив голову вбок. Они встретились в кафе в Косом переулке, чтобы съесть по мороженому.
– Привет, Роза.
Мерлин наклонился и поцеловал девушку в губы.
– Не мог дождаться, когда увижу тебя снова. Ты с родителями?
– Да, они гуляют по Лондону. Закупаются перед поездкой. Помнишь, я говорила, что они улетают в Италию в папин отпуск.
Мерлин кивнул. И быстро сделал заказ подошедшему официанту. Он так хорошо знал свою девушку, что спрашивать, что она хочет, не было необходимо. Они встречались с конца четвертого курса, а Мерлину казалось, что целую вечность. Потому что Розу он чувствовал, как себя самого.
– Слушай, Мерлин, я не хочу оставаться дома одна. Можно, я поживу у тебя остатки лета? Всего-то три недели, – вдруг спросила Роза.
Хорошо, что заказ еще не принесли, а то юноша бы точно подавился. И сердце его вдруг забилось в радостном предвкушении счастья. Роза даже не представляла, как сильно Мерлин этого хотел. Как мечтал, что она будет жить с ним. Как скучал без неё каждый миг. Как сильно её любил.
– Конечно! – выдохнул он, протягивая руку через столик, чтобы сжать ладонь девушки. – На три дня, три недели, три года… Сколько хочешь. Хоть навсегда.
Щеки Розы покрылись нежным румянцем, и она опустила глаза. А после подняла робкий горящий взгляд из-под ресниц и с мягкой улыбкой прошептала:
– А если и правда, навсегда?
Сердце Мерлина готово было взлететь, как и он сам. Невозможно поверить. Потому что это лучше всего. Потому что это прекрасно, как сказка. Потому что это его счастье. И Мерлин не сдержал улыбки, чувствуя, что в этот миг любит весь мир:
– Значит, навсегда.
Глаза в глаза. Яркие солнечные улыбки. И два сердца, бьющие в едином ритме.
– Ты готов?
– С тобой – да».
Мерлин задохнулся и резко проснулся. Ему не хватало воздуха, грудь словно что-то сдавило, вызывая боль. Хрипя, он откинулся на спинку дивана, на котором задремал, запрокинул голову назад, широко открытым ртом глотая пыльный воздух.
«Не могу… Не могу… – стучало в голове, – не могу дышать…» Пальцы скребли по горлу, словно в надежде разорвать его, прервать эти мучительные хрипы.
Навсегда. Навсегда… Как быстро закончилось их навсегда?
Роза улыбалась ярче солнца, которое играло лучиками в ее светлых волосах. Она вся была солнцем. Его, Гвина, солнцем. И теперь это солнце мертво. Уже семь лет, как Гвин остался в одиночестве в своей тьме. Где больше не будет света. Навсегда.
Дыхание вдруг выровнялось так же внезапно, как сбилось. Боль ушла. Гвин опустил голову, обхватив её руками, и тихо заскулил. Он так устал от такой жизни. Он просто хотел умереть. Не воскресить убитых, не подарить себе новое счастье, не беспамятства и не иной судьбы. Просто смерти. Потому что всё это было невыносимо. Чувствовать, как ломаешься. Как даже счастливые воспоминания приносят только боль. Вся его жизнь оказалась перечеркнута Древней магией. И пути назад больше нет.
Гвин поднялся с дивана, внезапно ощутив желание выйти отсюда, из этой пыли и темноты. И единственное место, куда он еще мог пойти, было кладбище. Пора навестить свою семью. Оставшуюся лишь только плитами на могилах и горем в его душе.
***
Церемония уже началась. Гвин видел могилы родителей и старшего брата Джейн. Что ж, вот и все Картеры вместе. Когда же он сможет лечь в землю рядом с остальными Гвинами?
Около ямы, почти у самого края, стояла старушка. Вся в черном, она казалась маленькой и высохшей. Миссис Картер. Бабушка Джейн. Её ручки тряслись, сжимая скомканный носовой платок, а слезящиеся глаза то и дело норовили закрыться и не смотреть. Словно, если не видишь, то можно поверить, что всего этого нет, что это не происходит сейчас, на самом деле, здесь. Сказки, которые не срабатывают. Миссис Картер знала это, и потому заставляла смотреть себя вниз, туда, где покоился гроб. Где лежала её внучка – последний член её сломанной семьи.
Гвин видел в её худом сером лице и опустошенных глазах тусклое желание смерти. Поменяться местами с той девочкой и самой лечь в могилу, лишь бы не Джейн… Но судьба жестока. Не только к Жрецам. Ко всем. И те, кто ждут смерти, ее не получают. А те, кто мечтают о будущем, теряют его навсегда.
Рядом с миссис Картер стояли какие-то маглы, взрослые и четверо подростков. Должно быть, соседи и старые друзья Джейн. А по другую сторону могилы, отделенные даже здесь невидимой чертой, скорбели маги. Седобородый Дамблдор застыл рядом с Макгонагал, и оба они печально смотрели на гроб. Сразу за ними и рядом стояли ученики Хогвартса. Немного их пришло попрощаться с Джейн. В основном, однокурсники с Гриффиндора. И, конечно, команда по квиддичу. При этом Гвин различил в толпе не только нынешних учеников, но и тех, кто играл с Джейн прежде. Равенна Фелпс рыдала на плече Маркоса Монтойи. Высокий Вуд и совсем уже ставший мужчиной Ривас стояли, склонив головы. Амелия Джойс с красным от слез лицом держала за руку Лили Эванс. Староста выглядела немногим лучше подруги. В руках она сжимала букет цветов, и даже на расстоянии Гвин видел, как дрожали её пальцы. Лили наклонилась к плечу Амелии, и Гвин вдруг увидел, что сразу за ними стояла Марлин. Она не рыдала, хоть глаза её и блестели от непролитых слез. Губы стиснуты в упрямую жесткую линию. И во взгляде – отчаяние.
Секунду Гвин ощутил резкое желание подойти к Маккинон и прижать её к себе. Спрятать от всех бед в своих объятьях. Укрыть руками от войны и спасти. Чтобы она могла жить. Чтобы могла не быть сильной. Хотя бы сейчас. Чтобы плакала вместе с другими, а не пыталась сдерживать эмоции. Чтобы перестала пытаться быть героем, а стала вновь той, кем была до встречи с Гвином – просто девушкой. Способной чувствовать. Способной полюбить чудовище, погрязшее в боли. И увидеть свет во тьме.
Но он не мог сделать этого. Не мог подойти. Он уже пытался помочь Джейн Картер, и теперь смотрит, как её гроб закапывают в землю. С Марлин такого не должно случиться.
И взгляд Гвина скользнул дальше. Мародёры. Конечно. Они бы сбежали из школы, если бы их не опустили сюда. Но только мужчина увидел их, как сердце его дрогнуло. Больно. Больно. Как же больно видеть их такими. Опустошенными. Сломленными. Разбитыми внезапным горем. Растерянными. Проигравшими. Потерявшими свою подругу. На сколько яркими и живыми они были обычно, на столько сейчас было заметно, как они потухли. Как сильно их изменило случившееся.
Джеймс Поттер, копия Джейн, тот же огонь и страсть, сейчас превратился в серую тень. Он стоял, спрятав руки в карманы куртки, и смотрел, как падает земля на гроб его бывшей девушки. Его подруги. Навсегда подруги, что бы там еще ни происходило между ними. Гвин лишь надеялся, правда, надеялся, что Джейн успела рассказать Джеймсу правду о своей болезни прежде, чем умерла. Потому что тогда, в пабе, когда он посоветовал ей это сделать, в её глазах он видел, что она не прислушалась и не собирается ничего говорить друзьям.
