Текст книги "Pro bono publico I (СИ)"

Автор книги: miss Destinу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

После прочтения письма Поттера в голове крутились неприятные мысли, да к тому же криворукие хаффлпаффцы умудрились на последнем занятии устроить взрыв, вынудив его сопровождать двоих, заработавших ожоги, в больничное крыло и полчаса выслушивать от Поппи Помфри все, что она думает о несоблюдении техники безопасности, что тоже радости не добавляло. Так что перспектива потратить еще час своего, отнюдь не лишнего, времени, слушая, как коллеги обсуждают первокурсников, не успев толком запомнить даже фамилий, его совершенно не вдохновляла, но, к сожалению, величайшей волей директора явка была обязательной.

Впрочем, явка еще не означала активного участия, а потому, войдя в директорский кабинет, Снейп огляделся и выбрал место в самом дальнем углу, искренне надеясь, что удастся сойти за деталь интерьера.

Не удалось.

– …еверус. Северус, вы слышите?! – резкий голос МакГонагалл ввинтился в мозг раскаленным гвоздем, вырывая его из собственных размышлений.

Снейп поморщился.

– Прошу прощения, Минерва, задумался.

– Северус, мы тут вообще-то вашего студента обсуждаем!

– Неужели? – Снейп поднял бровь. – Кто-то из моих успел отличиться в первый же день? Обычно это прерогатива ваших «львят».

МакГонагалл возмущенно сверкнула глазами, намереваясь ответить, но ее опередил Филиус.

– Мы говорили о Гарри Поттере, Северус. Дело в том, что на своем уроке я заметил его трудности в освоении заклятия левитации и рискнул проверить его магический потенциал.

– На основании первой неудачи? – изумился Снейп.

Флитвик нахмурился.

– Не только. Видите ли, поговорив с мальчиком, я выяснил, что у него за всю жизнь не было стихийных выбросов. Ни одного.

Северус напрягся. А Флитвик продолжил:

– Так вот, артефакт показал, что магический потенциал мальчика очень и очень низок, что странно, учитывая, что оба его родителя обладают выдающимися способностями. Да и у его сестры, как я мог заметить, проблем с колдовством нет…

– Бедный мальчик, – сочувственно покачала головой Помона Спраут. – Мало того, что он попал на Слизерин, не в обиду вам, Северус, так еще и учиться ему будет сложнее, чем другим. Теперь понятно, почему на моем уроке он выглядел таким подавленным!

– Представляю, каким ударом все это стало для Лили и Джеймса, – Минерва поджала губы.

Снейп ощутил прилив раздражения.

– Филиус, а вы, случайно, не поинтересовались у мальчика, Лили и Джеймс вообще пытались развивать его способности? – вкрадчиво спросил он. – Вам ведь не хуже меня известно, что очень многое зависит от практики, особенно если потенциал низкий.

– О, я уверена, что с детьми занимались! – вмешалась МакГонагалл. – Это прекрасно видно по его сестре!

– Если с мальчиком и занимались, то точно не полетами, – скептически заметила Роланда Хуч, закидывая ногу на ногу. – На метле он совершенно не умеет держаться. А вот Анна явно унаследовала талант отца.

В кабинете повисла пауза. Все синхронно посмотрели на Дамблдора, который благодушно улыбался чему-то своему, рассеянно поглаживая бороду. Заметив, устремленные на него взгляды, он вздохнул.

– Коллеги, в наших силах сделать все, чтобы помочь мальчику! Нужно проявить снисхождение и понимание. Если у него что-то не будет получаться, не следует его ругать или, не дай Мерлин, сравнивать с сестрой. Необходимо дать понять Гарри, что здесь его окружают друзья…

«То есть, вырастить из него тепличное растение без амбиций и желания развиваться, – мрачно подумал Северус, слушая вдохновенную речь директора о любви и понимании. – А еще лучше, не способного думать. Сейчас, размечтался. Уж кого-кого, а дураков на Слизерине никогда не было и не будет. Минерва пусть тебе безмозглых храбрецов растит, свято верящих во вселенскую любовь и общее благо.»

К тому моменту, когда всех, наконец, отпустили, Снейп окончательно укрепился в желании вырастить из мальчишки достойного мага. Исключительно назло одному старому маразматику, мнящему себя современным воплощением Мерлина.

========== Глава 7. Учение – свет ==========

15 сентября, 1991.

В гостиной Слизерина царила по-вечернему спокойная, ленивая атмосфера. В камине уютно потрескивал огонь, с диванов доносились негромкие голоса студентов, переговаривающихся кто о чем, шелест страниц, скрип пера…

Александра Мальсибер сидела в глубоком кресле, поджав под себя ноги, и задумчиво наблюдала за Гарри, который, устроившись прямо на ковре возле камина, увлеченно читал справочник чистокровных волшебников.

Мальчик был интересный. Очень. Алекс заметила это еще в самый первый день, когда произносила приветственную речь для новичков. Ну, как заметила, скорее, интуитивно почувствовала. А затем заинтересовалась, начала присматриваться и довольно быстро обнаружила, что первое впечатление было верным.

Для своих одиннадцати лет Гарри был удивительно умным, внимательным и способным к аналитическому мышлению ребенком. Он как губка впитывал любую новую информацию, задавал невероятное количество вопросов, много и с удовольствием читал и довольно быстро усваивал все новые знания, будто раскладывая их у себя в голове по воображаемым полочкам.

В целом, мальчик производил впечатление любознательного, но очень закрытого и недолюбленного ребенка. И это казалось странным.

В волшебных семьях, особенно древних и чистокровных, к мальчикам, тем более старшим, относились куда серьезнее, чем к девочкам. Им уделялось больше внимания, их образованием занимались более тщательно, и именно сыновья становились предметом гордости, что было вполне объяснимо, учитывая, что любому волшебнику хотелось достойно продолжить свой род. А наследником фамилии, как правило, являлся старший сын.

Алекс в этом плане повезло. Когда она родилась, ее старший брат Кристиан уже учился на шестом курсе Хогвартса, был взрослым, самостоятельным человеком и дома бывал крайне редко, а потому родительской любви и внимания ей досталось в избытке.

Правда, в основном материнской. Отца и брата, которые являлись ближайшими сторонниками Темного Лорда, Алекс в детстве почти не видела, в те годы война в магической Британии шла полным ходом, и в поместье они бывали нечасто, а если и появлялись, то запирались у отца в кабинете. Девочку в таких случаях уводили в комнату, поручая гувернантке, и позволяли спуститься, только когда мужчины снова уезжали.

Но в общем, не считая частых отлучек мужской части семьи, жили Мальсиберы хорошо. Денег было более, чем достаточно, поместье процветало, мать и дочь могли позволить себе красивую одежду, вкусную еду и дорогие покупки, а за порядком в доме следили четверо домовых эльфов.

Алекс было шесть, когда ситуация кардинальным образом изменилась. Тот злополучный август тысяча девятьсот восьмидесятого она помнила до сих пор, как будто это было вчера.

Тридцать первого июля, ранним утром, когда на горизонте только-только занимался рассвет, в ее спальню ворвался Кристиан. Смертельно бледный, с темными кругами под глазами, он вытащил сестру из кровати, рывком выбросил из шкафа вещи и приказал одеваться, а сам выскочил за дверь. Прибежавшая буквально спустя минуту гувернантка выглядела не лучше. Дрожащими руками она начала собирать вещи Алекс в дорожный чемодан, попутно, срывающимся голосом обещая, что скоро все объяснит.

Когда сонную, растрепанную, ничего не соображающую девочку волоком стащили вниз, в холле ее уже ждала мать. Белая как мел, с красными, опухшими от слез глазами и трясущимися пальцами, нервно сжимавшими сумку. Увидев Алекс, она всхлипнула и залилась слезами, а Кристиан, метавшийся по просторному помещению, как дикий зверь в клетке, казалось, побледнел еще сильнее и впервые, на памяти девочки, наорал на мать, заставляя ее взять себя в руки и успокоиться.

А несколько минут спустя Роуз Мальсибер вместе с дочерью, гувернанткой и единственным эльфом Ринни отправились порт-ключом во Францию к родственникам. Только на следующий день Роуз, за ночь словно постаревшая на десять лет, отводя глаза, сообщила шестилетней Алекс, что ее отец погиб, сражаясь с плохими людьми, враги победили, и в ближайшее время домой им возвращаться нельзя, поэтому пока они поживут в магическом квартале Парижа у родной сестры Роуз – Женевьевы.

Кристиан, несмотря на слезные мольбы матери бросить все и уехать с ними, остался в Британии, где в эти самые мгновения по всей стране волшебники поднимали бокалы, празднуя падение Темного Лорда.

Вопреки маминым прогнозам, у тети Женевьевы они гостили гораздо дольше, вернувшись в родную Британию только через два года, когда активные действия министерства по поиску и аресту сторонников Темного Лорда слегка поутихли.

К счастью, Кристиану и почти всем его близким друзьям, включая Терренса Эйвери, Регулуса Блэка, Люциуса Малфоя, Долохова и Гринграсса, удалось избежать ареста, но увидев брата после долгой разлуки, Алекс с внезапной ясностью осознала, что как раньше в их семье уже ничего не будет. В мрачном, подавленном мужчине с потухшим взглядом почти невозможно было узнать красивого, целеустремленного, обладающего искрометным юмором Кристиана, которого она помнила.

Он превратился в угрюмого затворника, мог неделями не выходить из поместья, отказывался от общения и, казалось, все время ждал чего-то. Но к тому моменту, когда Алекс исполнилось одиннадцать и пришла пора уезжать в Хогвартс, было окончательно ясно, что гибель Темного Лорда, служение которому было для Кристиана смыслом жизни, стала для него ударом, от которого он едва ли сможет оправиться…

Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, Алекс вынырнула из воспоминаний и обнаружила, что Гарри вопросительно смотрит на нее, явно ожидая ответа.

– Прости, ты что-то сказал? – она тряхнула головой, отгоняя яркие картинки прошлого.

– Я спрашивал, кто составитель этого справочника, – мальчик кивнул на лежащую перед ним книгу и поправил очки.

– Официально – он анонимный. Но фактически его автором считается Кантанкерус Нотт, прадедушка Теодора. На мой взгляд, очень похоже на правду. Я уже говорила тебе, что Нотты уже много поколений одни из самых ярых фанатов теории чистоты крови.

Гарри задумчиво кивнул и снова опустил взгляд на справочник.

– Значит, чистокровных родов всего двадцать восемь?

Алекс усмехнулась и покачала головой.

– Нет. В справочник входят лишь те семьи, которых сам Кантанкерус считал таковыми, к тому же, он был составлен давно. С тех пор многое изменилось. К примеру, род Пруэттов прервался во время войны, когда Фабиан и Гидеон погибли, их сестра Молли, последняя представительница рода, теперь носит фамилию Уизли. Род Гонтов тоже угас, зато Гойлы и Мальсиберы на данный момент вернули себе статус чистокровных. Так что, как видишь, список постоянно меняется.

– А как можно вернуть этот статус? – с интересом спросил Гарри.

– Вообще, чистокровным считается волшебник, у которого оба родителя, обе бабушки и оба дедушки были волшебниками, – Алекс пожала плечами. – Но сколько людей, столько мнений. Тот же Кантанкерус Нотт утверждал, что если в роду волшебников был хоть один маггл, то их кровь испорчена. Другие придерживаются мнения, что если чистокровная семья лояльна по отношению к магглам и тесно общается с ними, то их следует считать предателями крови.

– Я понял, – медленно протянул мальчик. – А есть еще какие-нибудь книги о родословных? Более… беспристрастные?

Алекс мысленно хмыкнула. Умный ребенок.

– Есть, называется «Природная знать. Родословная волшебников». Можешь взять в библиотеке… Только завтра, сегодня уже поздно, – поспешно добавила она, увидев, как Гарри вскочил на ноги, явно намереваясь бежать за книгой прямо сейчас.

***

Сорокадвухлетняя профессор древних рун, Батшеда Бабблинг, давно смирилась с тем, что ее предмет по популярности у студентов Хогвартса занимает место где-то между «Мерлин, какая скука!» и «А что такое руны?»

Нельзя сказать, что искренне влюбленную в эту науку Батшеду такое отношение радовало, но и не удивляло. Конечно, кому в тринадцать-семнадцать лет охота тратить время и силы, изучая сложные смысловые значения и составляя зубодробительные формулы, когда можно просто взмахнуть палочкой и, крикнув пару слов, получить мгновенный результат? И не важно, что руны гораздо практичнее и долговечнее, зато чары быстрее.

Вот и получалось, что когда приходило время выбирать дополнительные дисциплины, желающих изучать предмет Батшеды набиралось от силы пять-шесть человек. Даже к многоуважаемой, но слегка придурковатой Сибилле Трелони студенты и то шли охотнее. Что было понятно, учитывая, что для того, чтобы сдать Прорицание, достаточно было закатить глаза, приставить ко лбу два пальца и замогильным голосом произнести пару туманных фраз, вроде: «Вижу, тьма сгущается над нашими головами!»

К Бабблинг же шли учиться в основном магглорожденные, желающие узнать о магическом мире все, что только можно, или же безнадежные заучки, получающие удовольствие от самого процесса обучения, коих в Хогвартсе, к сожалению, с каждым годом становилось все меньше.

А ведь когда-то древние руны были почетным и обязательным к изучению предметом. Во времена основателей и вовсе вся серьезная магия строилась на рунных ритуалах, а чары считались удобным дополнением и предназначение их было в основном боевым, так как в схватке, разумеется, чертить формулы было проблематично.

Но времена менялись, ритм жизни становился быстрее, в Хогвартс поступало все больше магглорожденных и полукровок, программа упрощалась и постепенно рунная магия оказалась похоронена под пылью веков. Теперь ею пользовались разве что для проведения ритуалов, зачастую темных, да расшифровки старинных манускриптов. Предмет был исключен из списка обязательных, а при следующем этапе упрощения программы – Бабблинг готова была поспорить на свою годичную зарплату – стоял первым кандидатом на вылет.

В связи с этой печальной перспективой, последние три года Батшеда в свободное от преподавания время, которого у нее было с избытком, усиленно осваивала французский язык, намереваясь, в случае сокращения своей должности, податься в академию Шармбатон. У французов специалисты по древним рунам ценились на вес золота, не то что в родной, но до неприличия обленившейся Британии.

Исходя из всего вышесказанного, неудивительно, что увидев на пороге своего кабинета первокурсника Слизерина в круглых очках, Бабблинг ни на секунду не усомнилась, что ребенок попросту заблудился.

– Кабинет трансфигурации прямо по коридору и направо, – не отвлекаясь от сложнейшего англосаксонского трактата, над переводом которого корпела уже не один месяц, сообщила она.

– Простите, мэм, я ищу профессора Бабблинг, – вежливо возразил первокурсник.

Батшеда оторвала взгляд от свитка и, поправив очки в толстой оправе, изумленно воззрилась на мальчика.

– Зачем? – от неожиданности брякнула она, но тут же спохватилась. – То есть, это я. Чем могу помочь?

Ребенок закрыл за собой дверь, подошел к столу, за которым сидела Батшеда, и очень серьезно посмотрел на нее.

– Меня зовут Гарри Поттер, профессор. Я бы хотел начать изучение рунной магии прямо сейчас, не дожидаясь третьего курса, это возможно?

Сказать, что Бабблинг опешила, это ничего не сказать. Одиннадцатилетка, желающий изучать руны, категорически не вписывался в ее картину мира, рождая в голове целый рой мыслей от подозрительного: «Он издевается» до совсем уж глупого: «Мне это мерещится».

– Э… Дорогой, ты уверен, что не ошибся? – чувствуя себя клинической идиоткой, переспросила она. – Ты хочешь изучать именно руны?

– Да, мэм, – все так же серьезно ответил мальчик. – Мне очень интересен ваш предмет. Я уже начал читать кое-что, но многое мне пока непонятно. Я был бы очень благодарен, если бы вы согласились заниматься со мной, – и, покопавшись в сумке, он положил перед потерявшей дар речи Батшедой том «Рунные учения» под редакцией С. Агрелла.

========== Глава 8. Расстановка приоритетов ==========

К концу первого месяца учебы Гарри с уверенностью мог сказать, что определился с любимыми и нелюбимыми предметами.

В список со знаком плюс вошли зельеварение, чары и история магии. Но если с первым все было относительно ясно – зелья Гарри явно давались хорошо, Снейп особо не лютовал, а пять-десять лишних баллов для факультета всегда были кстати, то с двумя другими было сложнее.

Профессор Флитвик обладал поистине безграничным терпением, спокойствием мамонта и педагогом был от Мерлина, а потому уроки его Гарри нравились, хотя заклинания по-прежнему давались с таким трудом, что хотелось повеситься.

Впрочем, уже через пару недель тренировок и перо взлетело, и даже тяжелая книга, но проблема заключалась в том, что если другие студенты могли левитировать предметы около пяти минут без перерыва, то Гарри хватало секунд на двадцать, после чего по телу разливалась привычная боль и объект падал, будто кто-то отрезал невидимую ниточку. И все же Гарри был счастлив даже небольшим результатам, как и Флитвик, не забывающий подбадривать его после каждой неудачи и хвалить за достижения.

С историей магии дело обстояло с точностью до наоборот. Единственный профессор-призрак в Хогвартсе, Катберт Бинс, являлся самим олицетворением понятия «скука». В его изложении кровопролитные восстания гоблинов были ничуть не интереснее инструкции по применению чайной ложки, блистательные балы столь же тоскливы, как заключение в камере Азкабана, а Салазар Слизерин и Годрик Гриффиндор так же унылы, как Ровена Рейвенкло и Хельга Хаффлпафф.

Отчаянно стараясь не заснуть на его уроках, Гарри занимался тем, что листал учебник, который слово в слово пересказывал профессор, и через некоторое время с удивлением наткнулся на ряд несостыковок.

– Простите, профессор, можно задать вопрос?

Бинс, монотонно бубнивший что-то, от неожиданности осекся и вскинул голову, ища источник звука, а увидев поднятую руку Гарри, уставился на него так, будто никто из студентов никогда в жизни не пытался у него что-то спросить.

– Да, мистер… э-э…

– Поттер, сэр. Я хотел спросить, а разве можно без видимых изменений снизить температуру огня настолько, чтобы не испытывать боли от ожогов?

Профессор нахмурил призрачные брови.

– Что за глупость? Разумеется, нет! Пламя можно заставить застыть или нейтрализовать специальными составами, как в случае летучего пороха. Но так или иначе, изменения будут заметны! Откуда такой странный вопрос?

– Из учебника, сэр, – Гарри поднял книгу. – Здесь сказано, что в средние века не имело смысла сжигать волшебников на костре, потому что они умели замораживать огонь и чувствовали лишь приятное покалывание. В качестве примера приводится история Венделины Странной, которая так любила «гореть», что меняла обличия и передавала себя в руки инквизиторов сорок семь раз.

Сонная тишина, царившая в классе, сменилась оживлением. Остальные студенты, кроме тех, кто успел слишком глубоко уснуть, бросились листать свои учебники, а затем устремили на Бинса заинтересованные взгляды.

– Аа, вот вы о чем, – с какой-то неясной грустью протянул призрак. – Видите ли, в давние времена большинство волшебников владели стихийной магией, заложенной природой. Водой, огнем, землей и воздухом. Предрасположенность к той или иной стихии, обычно, являлась наследственной. Редко, когда один человек мог управляться с несколькими стихиями, но одна – считалась нормой. Судя по всему, та колдунья могла повелевать огнем, и ей для этого не требовались дополнительные средства.

– Ээ, минуточку, а куда все делось сейчас? – удивился Малфой, очевидно, тоже слышавший об этом впервые. – Почему никто из современных магов не повелевает стихиями?

– Почему же никто, молодой человек? – пожал плечами Бинс. – Есть отдельные личности. Другое дело, что их остались единицы. Способности к стихийной магии нужно развивать, это тяжелый и кропотливый труд. Тем не менее, у многих древних родов должна была сохраниться предрасположенность к этому виду волшебства. Да-а, – профессор вдруг мечтательно закатил глаза, – давненько меня, однако, об этом не спрашивали. Дай Мерлин памяти… лет пятьдесят уж точно.

– А об этом можно где-то почитать подробнее? – задумчиво поинтересовался Гарри.

Призрак покосился на него с легким недоумением.

– Ну, если вам действительно интересно, я, разумеется, мог бы порекомендовать вам несколько подходящих книг…

С того дня Гарри, а вместе с ним Малфой, Забини и Нотт, тоже заинтересовавшиеся забытыми магическими техниками, фактически поселились в Хогвартской библиотеке, попутно устроив игру «Кто найдет больше интересной информации».

И хотя профессор Бинс совершенно не собирался изменять своему стилю преподавания, на его уроках можно было спокойно читать что-то более интересное, а в конце занятия он даже снисходил до разъяснений, если у ребят возникали какие-то вопросы.

В списке же нелюбимых предметов Гарри лидирующие позиции с переменным успехом занимали: гербология, защита от темных искусств и трансфигурация.

Гербологию Гарри невзлюбил сразу же, и в этом не было ничего личного, потому что профессора Спраут не полюбить было невозможно. Эта кругленькая, румяная женщина, обладающая изумительным характером и по умолчанию любящая всех своих студентов, вне зависимости от цвета галстука, располагала к себе с первого взгляда. Но вот сам процесс копания в земле вгонял Гарри в тоску, а прихотливые и зачастую крайне мерзкие на вид магические растения откровенно раздражали.

С трансфигурацией дело обстояло еще хуже. Чрезвычайно полезная и нужная наука давалась Гарри так же плохо, как чары, вот только, если на уроках Флитвика он чувствовал, что со временем у него обязательно получится, то под суровым взглядом МакГонагалл вся уверенность в своих силах испарялась, как утренняя роса на солнцепеке.

Нельзя сказать, что профессор излишне придиралась к нему или ругала за неудачи, но по ее поджатым губам и укоризненным покачиваниям головой было очевидно, что Гарри она считает неперспективным «материалом». Зато Анна, вместе со своими подругами Лавандой и Гермионой, вызывала в строгой МакГонагалл небывалый энтузиазм и периодически удостаивалась похвалы.

Драко был уверен, что МакГонагалл просто счастлива возможности наградить Гриффиндор десяткой-другой баллов, которые ее факультет терял в немыслимых количествах. В основном, конечно, на уроках зельеварения.

Вообще, у Гарри складывалось странное впечатление, что соревнуются между собой не столько студенты, сколько деканы. Причем, только двое из четверых, потому что Спраут и Флитвику на межфакультетские разборки было откровенно начхать. Первая считала, что детям нужны забота, внимание и спокойный, размеренный труд, а не всякие непонятные гонки. А второй искренне полагал, что знания и умения куда важнее каких-то там глупых баллов.

Снейп же с МакГонагалл сражались за количество камешков в факультетских часах так, будто от этого зависели их жизни. Если первый отнимал баллы у Гриффиндора, вторая тут же находила повод их вернуть и добавить еще, и наоборот.

– Устроить бы им магическую дуэль, что ли, – раздраженно процедил как-то Блейз, после того, как на трансфигурации со Слизерина сняли десять баллов за то, что он помог Дафне с заклинанием. И это не вызвало бы вопросов, если бы двумя уроками ранее, на зельеварении, Невилл Лонгботтом не потерял ту же десятку, опрокинув котел.

– Точно, – развеселился Малфой. – Я так и вижу! Профессор, профессор, к барьеру! – он ехидно изобразил поклоны невидимым учителям. – Хитрецы против глупцов! Палочки на изготовку! Бой! Ох, простите, Минерва, я, кажется, вас ухлопал!

– С чего ты взял, что победит именно Снейп? – спросил Гарри, вытирая выступившие от смеха слезы.

Драко саркастически ухмыльнулся.

– А кто? Да наш декан лучший дуэлянт магической Британии! У МакГонагалл нет ни шанса, если только она не обратится кошкой и не натравит на него своих блох!

Слизеринцы снова расхохотались и с тех пор на каждом уроке трансфигурации развлекались тем, что представляли себе эту дуэль во всех красках.

Что касалось защиты от темных искусств, то тут все было мутно и непонятно. Профессор Квиррелл, невесть как получивший должность учителя ЗоТИ после года преподавания маггловедения, как поведали ребятам старшекурсники, со всем своим заикающимся красноречием принялся убеждать студентов в том, что чеснок – панацея ото всех бед, начиная вампиром и заканчивая фамильным проклятием.

Защитные и боевые заклинания, очевидно, в программу первого курса не входили, а вместо теории Квиррелл увлеченно рассказывал о собственных подвигах, большинство из которых – как подозревали студенты – ему приснилось, будучи уверенным, что учебник дети могут почитать и сами.

Гарри честно попытался. И довольно скоро осознал, что сложно научиться защищаться от того, о чем не имеешь представления. Ведь чтобы противостоять, например, дракону, неплохо бы как минимум знать, что он умеет летать и дышать огнем. А если дракон представляется этаким абстрактным злом без уточняющих характеристик, как понять, что для защиты от него не хватит остро наточенного ножика?

Так что защита от темных искусств оставалась для Гарри такой же темной, как сами искусства. И он решил пока сосредоточиться на других предметах.

Астрономия и полеты на метлах болтались где-то посередине между первыми двумя списками. Особого восторга не вызывали, но и сложностей особых тоже, и отношение к ним было нейтральным. Надо, так надо.

А вот руны, в изучение которых Гарри, следуя совету Флитвика, погрузился с головой, стали настоящим адом.

Продираться сквозь туманные смысловые значения символов, осваивать схемы построения формул и производить необходимые расчеты было неимоверно сложно. Уже с первого занятия Гарри понял, почему этот предмет начинают изучать только с третьего курса, концентрация внимания и терпение требовались просто бешеные. И это несмотря на то, что профессор Бабблинг, как могла, старалась упростить подачу материала, разжевывая каждое понятие так, чтобы понял даже низзл.

Гарри был чуть умнее низзла, поэтому с теорией справлялся почти прилично, а вот с практикой пока была беда. Значения рун перемешивались в голове, цепочка отказывалась составляться, а когда, наконец, Гарри удавалось выдать нечто, на его взгляд, логичное, выяснялось, что это не работает, потому что он забыл сто пятнадцатое правило сочетания символов. И тем не менее, отступать он не собирался, поскольку руны действительно могли сильно облегчить жизнь.

В этом он убедился, тщательно изучив полог собственной кровати, когда заметил, что несмотря на постоянный холод в подземельях, никто из студентов не мерзнет по ночам. Как он и предполагал, на внутренней стороне ткани оказалась вышита формула, благодаря которой от полога исходило тепло.

– Офигеть, – высказался Нотт, которому он показал находку. – А я думал, на нем просто согревающие чары…

– Я тоже сначала так думал, – отозвался Гарри. – Пока не узнал, что такие чары сами по себе не работают, и нуждаются в постоянной подпитке. Затраты, конечно, мизерные, но представляешь, сколько сил будет уходить у мага на поддержание согревающего заклятия на всех пологах всех кроватей в замке?

– А как же факелы? – озадачился Теодор.

Мальчики переглянулись и, не сговариваясь, рванули в коридор.

– Так и думал, – удовлетворенно улыбнулся Гарри, когда они осмотрели подставку. – Руна огня, активированная воздухом, плюс добавочная, реагирующая на движение. Вот почему они зажигаются только когда кто-то оказывается поблизости.

– Погоди-ка, до меня только сейчас дошло, – Нотт растерянно почесал затылок, – это же получается, что в Хогвартсе почти все зачаровывается рунами еще со времен основателей! Чары же не могут держаться после смерти наложившего их волшебника!

– Ну… по идее, да, – неуверенно кивнул Гарри. – Странно, что этот предмет не входит в обязательную программу.

А на следующий день у Батшеды Бабблинг снова произошел разрыв шаблона, когда вместе с Поттером к ней на занятия попросились еще четверо слизеринцев.

***

– Мордред бы тебя побрал, Поттер, с твоим заразным энтузиазмом! – простонал Малфой, когда спустя неделю они сидели в гостиной, общими усилиями пытаясь перевести рунный текст. – У меня уже мозги кипят!

– Радуйся, о, неразумный, что у тебя есть, чему кипеть, – Дафна сдула со лба светлую челку и закатила глаза. – А то, смотри, атрофируются, будешь, как грифы, спортивными достижениями впечатлять!

Алекс, устроившаяся недалеко от них с книгой, хмыкнула, наблюдая за компанией. Гарри Поттер удивлял ее все больше и больше. Мало того, что он сам был сообразительным и любознательным, так еще и явно обладал лидерскими качествами, увлекая своими интересами других.

И это несмотря на то, что почти весь факультет был уже в курсе о его проблемах с собственной магией. Будь на месте Гарри кто другой, его бы давно заклевали. Полукровка, да еще и со слабым потенциалом! Но Поттер, очевидно обладающий харизмой и умом, умудрялся акцентировать внимание на достоинствах, нивелируя недостатки.

– Что-то бред какой-то получается, – вдруг пробормотал Гарри, хмуро глядя на пергамент. – То ли мы где-то ошиблись, то ли у одного из символов несколько значений…

– Приплыли! – тоскливо констатировал Драко, откидываясь на спинку кресла. – Эй, Алекс, кто у нас из старшекурсников рунами занимается, не знаешь?

– Знаю, – Мальсибер усмехнулась, откладывая книгу. – Я. Что у вас там?

Она подошла сзади к дивану, на котором сидели Гарри и Блейз, заглянула в текст и изумилась.

«Ох, нифига себе Бабблинг задания им дает! Тут у любого мозг закипит!»

– Ничего, – внезапно произнес Гарри, задумчиво покусывая кончик пера. – Пусть кипит, зато потом легче будет.

Алекс вздрогнула от неожиданности и уставилась на мальчика. Она была абсолютно уверена, что не произносила ничего вслух.

– Что ты сказал? – недоверчиво переспросила она.

Гарри обернулся, непонимающе посмотрев на нее.

– Говорю, ничего, что задания сложные, быстрее разберемся… А что?

========== Глава 9. Наследственность ==========

Северус сидел в своем кабинете и, ругаясь про себя всеми цензурными и нецензурными выражениями, проверял бездарные эссе пятикурсников, когда в дверь настойчиво постучали.

– Войдите, – хмуро буркнул он и, подняв голову, обнаружил на пороге Александру Мальсибер, крепко державшую за руку растерянно моргающего Поттера. – В чем дело?

– Профессор, вы не поверите, – выдохнула девушка, и Снейп только сейчас заметил, что выражение лица у нее, как у маггла, узревшего волшебство, – но, похоже, у Гарри огромный потенциал к легилименции!

Северус от такого заявления в первый момент опешил, но быстро взял себя в руки.

– Неужели? – он иронично выгнул бровь. – И откуда такие предположения?