Текст книги "Трудная профессия: Смерть (СИ)"

Автор книги: Mirash

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

– Держи.

– Зачем, ты же меня уже намазала, – смутилась я.

– А толку с одного раза? Нужно постоянно пользоваться, иначе не поможет. Все, лекция начинается, давай слушать.

Лекцию вел Некруев, поэтому ничего страшного в том, что я не писала, не было. Кстати, слушать и не писать оказалось любопытным опытом. Обычно я так была поглощена переживаниями, что не успеваю все записать, болью в сведенных напряжением пальцах, что мне уже было не до содержания лекции. А сейчас записывать я не могла и с интересом просто слушала преподавателя.

– Вот и хорошо, будут у тебя от моих лекций не только непечатные ругательства на уме, – сказал Некруев, когда я поделилась с ним своими впечатлениями.

– Вы мне всегда тот конспект припоминать будете?

– А как же, он оставил в моей душе неизгладимый след. Ксюш, я смотрю, ты с Вересной и ее компанией подружилась?

– Подружилась – громко сказано. Просто нас с Женей… кое-что объединяет сейчас. Я не могу сказать, извините, я ей обещала. А остальные сильно мне помогают, но это не дружба. Я не больно-то им соответствую.

– Чего вдруг так самокритично?

Я промолчала и он спросил:

– А как вы на практике общались?

– Сначала не особо, потом они наловчились меня гонять за пробами, – Виктор Андреевич улыбнулся.

– А в последнюю ночь вообще на руках носили! – усмехаясь, похвасталась я.

– Это как?

– Да просто я устала и выключилась под березкой, меня Андреев в спальник перетаскивал.

– Это вы, получается, распорядок нарушали?.. И как потом охраннику на глаза не попались?

– Да так… – я поняла, что сболтнула лишнего.

– Через золотые ворота забрались, что ли? – иронично поинтересовался Некруев.

– Вы про них знаете? – не слишком удивилась я.

– Знаю? Обижаешь, я их главный архитектор, а Оля – главный ландшафтный дизайнер.

– В смысле?!

– Я выламывал доски в заборе, она подсаживала кустики под предлогом облагораживания территории. Позднее мы это проделали и со стороны преподавательских домиков, когда пришлось переселяться туда. Нечего ухмыляться, пользоваться одной дыркой в заборе со студентами непедагогично, а сотрудники тоже люди и нуждаются в периодическом нарушении распорядка…

Глава 25

Соученицы были приятно удивлены присоединением к нашей группе полноценных наставницы и старшей. Также они были удивлены (уже не поручусь, что приятно) что командовать парадом, тем не менее, буду я.

Я коротко распределила пары по дням, назначила ответственных в каждой паре, потому что в этот раз не планировала контролировать полностью весь процесс дежурства. Лица девочек вытянулись, когда в первой паре, состоящей из наставницы и старшей, ответственной была назначена старшая. Элиремия чуть заметно усмехалась, гораздо более сдержанная Оксаремия с непроницаемым лицом попросила пояснить мое решение.

– Элиремия местная, вы – нет. Я не знаю, есть ли у наставниц дополнительные возможности в сравнении со старшими и в чем они заключается, поэтому не могу это учесть. Но при прочих равных, чем дольше мы на одном месте, тем лучше чувствуем баланс и все его составляющие. Так что с моей точки зрения Элиремия будет оценивать ситуацию вернее. Есть возражения?

– Нет, хорошее решение, – так же без лишних эмоций ответила наставница.

– В таком случае, пока все свободны. Через час первая пара должна быть здесь, я приму дежурство вместе с ними.

Через час на кухне снова собрались все, делая вид, что у них неотложные дела. Как бы там ни было, как бы ни понимали девочки необходимость признавать старшей хоть бы даже и меня, но я оставалась для них только соученицей, к тому же до недавнего времени отличавшейся исключительно недостатками.

В их понимании, да и в моем тоже, сейчас происходило что-то из ряда вон выходящее. Ученица, пусть даже экстерном доученная до старшей, командовала настоящей старшей смертью и наставницей! Конечно, на это нужно было посмотреть. Я их не гнала, хотя могла бы. Но если так хочется – пусть развлекаются, через часок-другой отправлю спать Танре, ей завтра на дежурство со мной. А Каттер и Лузза пусть хоть всю ночь не спят, их дело.

Следующие две пары удивленных глаз ждали меня при приеме дежурства. Старшая и ее ученица из дежурной группы перед нами тоже не ожидали такого необычного зрелища. Что же, у меня все и не как у нормальных людей, и не как у нормальных смертей. Я приняла дежурство, что, по сути, заключалось в «пост сдал – пост принял». Процедура передачи дежурства обычно была формальностью, хотя изредка случалось, что предыдущая группа задерживалась из-за какой-нибудь тяжелой ситуации.

С Элиремией и Оксаремией я провела первый час, убедилась, что все идет нормально – мало ли. Заодно немного последила за их работой. Раз уж есть возможность, будем учиться и здесь. Не сказать, что бы я вдруг прониклась любовью к своей специфичной профессии, но все больше приходила к мысли, что должна лучше вникнуть в детали, раз уж так сложилась моя судьба.

Через час я отправилась домой, оставив наставницу и старшую без указаний – глупо пытаться наставлять тех, кто понимает ситуацию лучше тебя. Дома загнала в кровать слабо сопротивляющуюся Танремию, немного поговорила с Луззой. Забрала у Каттер оплаченную квитанцию за учебу и убрала наставнице в стол, к другим документам, утащила еще одну свечу, немного помедитировала на нее, после чего пошла спать.

Утром, когда еще было темно, я выключила надрывающийся будильник, ополоснулась в душе и, зевая, побрела на кухню. Хорошо-то как дежурить только один день из трех! Я с содроганием вспоминала опыт трехдневного дежурства и обещала вселенной вести себя очень хорошо в обмен на избавление в будущем от такой радости.

Когда я пила кофе, на кухне вдруг возникла Элиремия в своем истинном облике, сжимающая в кулаке край балахона и моментально отпустившая его, увидев меня.

– Как проходит дежурство?

Она приняла нормальный вид, я внимательно на нее посмотрела. С ней что-то не так? Да вроде нет, разве в глазах что…

– Все проходит нормально, старшая, – невозмутимо сказала она. – Я на несколько минут, выпить воды. После этого Оксаремия отправиться отдыхать.

– Когда отдых был у вас? – осторожно поинтересовалась я.

– Пару часов назад, я дала себе час на время завтрака. Это обычно оптимальный вариант – мы дежурим два часа вместе, отдыхаем по часу, но обычно не подряд, в более свободном режиме даем друг другу отдохнуть по два часа… – Элиремия продолжала не особо внятно перечислять без того так понятные вещи, и мне в голову закралась мысль, что она просто хочет избежать вопросов с моей стороны.

– Спасибо, я запомню эту схему. Мы делали что-то подобное, но теперь я усвоила все лучше, – она кивнула, допила воду, приняла истинный облик и исчезла.

Вскоре на ее месте появилась Оксаремия. Она обрела плоть и кровь, сдержанно поведала мне ситуацию и уселась пить кофе. Я некоторое время размышляла, стоит ли, но наконец, решилась и обратилась к ней.

– Я, конечно, понимаю, что все это мое командование номинально, если я что-то начну делать не так, вы это быстро пресечете. И, наверное, я не должна спрашивать, но все же… Что с Элиремией? – Оксаремия посмотрела на меня.

– А что с ней?

– С ней что-то не то, – с некоторым раздражением сказала я, потому что мне уже надоело, что они в таких случаях делают вид, будто ничего не происходит. – Считаете, что мне это не нужно знать, тогда ладно. Но едва ли вы могли не заметить, что она… нервничает.

Наставница отставила кружку с кофе.

– Ничего особенного не произошло, но да, была тяжелая для нее ситуация. Сегодня умерла ее школьная учительница.

– Она сама выпила эту жизнь?

– Да.

– Когда это произошло? До ее последнего отдыха или после?

– После. Примерно полчаса назад.

– Ясно, – я перенеслась в свою комнату, натянула балахон и отправилась к Элиремии.

Она стояла над очередным умирающим, поза была напряжена, кисти рук сжаты в кулаки.

– Вам необходимо отдохнуть после случившегося, – сказала я негромко. – Я приму дежурство на час, потом передам его Оскаремии. Полагаю, двух часов вам достаточно.

– Это необязательно, – выпрямилась Элиремия.

– Я настаиваю, – твердо сказала я. – Отправляйтесь на мою кухню, примите человеческий облик и переведите дух.

– Ксюаремия, я опытнее тебя и уверяю, что…

– А я сейчас старшая группы и это мое распоряжение.

– Нахальства тебе не занимать, – гневно сказала Элиремия, но перенеслась.

Хорошо, по крайней мере, не стала спорить. Сейчас немного отдохнет и выпьет горячего чаю, придет в себя. А еще я рассчитывала на наставницу, они вроде бы неплохо друг друга понимают. Надеюсь, Оксаремия сумеет найти для старшей нужные слова. Через час наставница сменила меня на посту, я вернулась на кухню и потянулась к горячему кофе. Элиремия сидела на диване, выглядела лучше.

– Зачем было это делать? – спросила она меня. – Неужели ты полагаешь, я бы не справилась?

– Я знаю, что вы бы прекрасно справились. Но для вас лучше было получить отдых. А необходимости в геройстве абсолютно не было. Извините, что перешла границы.

– Отдых действительно пошел мне на пользу, – согласилась она. – Что же, спасибо, что перешла границы.

– И никаких санкций за мое нахальное поведение? – она улыбнулась.

– Нет, по сути ты поступила правильно. А укорачивать твой язык – занятие малоперспективное. Во всяком случае, над этим мы еще успеем поработать.

День прошел без происшествий. Я съездила на работу, Лузза тоже, Каттер наведалась в больницу, после чего засела готовиться к экзамену. На исходе суток мы с Танремией заступили на дежурство, я поблагодарила наставницу и Элиремию за помощь. Танре, видимо, впечатленная их участием в дежурстве, вела себя в этот раз на удивление послушно и за сутки не дала мне поводов для недовольства собою. Последними дежурили Каттер и Луз, у них все прошло также четко и правильно.

Я передала дежурство следующей группе и с облегчением выдохнула. Это никогда не бывает просто, во всяком случае, для меня. Нельзя оставаться равнодушной, когда обрывается чья-то жизнь. Рушатся планы, остаются несбывшимися мечты…. А бывает, что люди сами не хотят больше жить – и не большая ли это трагедия? Если такая ценность как жизнь, вдруг оказывается для человека карой и непосильной ношей?..

Раньше мне казалось, что это моя уникальная особенность и остальные не принимают близко к сердцу трагедии, происходящие на их глазах. Но сейчас я все больше убеждалась, что я не права. Луззаремия после дежурства неизменно спокойно садиться читать книгу, «отдыхать после физической нагрузки». Только если ей заглянуть через плечо обнаружится, что за прошедший час она не перевернула ни одной страницы. Катя, отдежурив, еще пару дней спит, не выключая свет в комнате, и неизменно затевает генеральную уборку. Танре замыкается, почти переставая разговаривать и стремиться уйти из дома.

В этот раз я поняла, что для Элиремии и Оксаремии дежурство тоже не проходит бесследно. А еще увидела, что они стремятся облегчить страдания умирающих, насколько это возможно. Все ли из нас разделяют эту позицию? Судя по рассказам Оксаремии, нет. Мы разные, у нас разные взгляды, разные реакции. Но в любом случае, я вовсе не одинока, близко принимая к сердцу то, чему невольно становлюсь свидетелем.

Что же, у меня есть шестьдесят дней до следующего дежурства. Я, наконец, могу немного освободить свои мысли от этих проблем и сосредоточиться на других делах. Например, на курсовой. В понедельник после пар я пошла лабораторию и встретилась с Некруевым. Мы уселись в подсобке пить кофе и есть оставленное Набоковой печенье «чтобы не испортилось». В какой-то момент я решилась его спросить:

– Виктор Андреевич, я понимаю, что бессовестно так напрямую…. Но мне ведь зачтут курсовую? Я просто думаю, что это все-таки в первую очередь исследовательская работа, вы говорите, что она хорошая. Неужели если меня опять перемкнет и я не скажу ни слова или снова картинно растянусь на полу, то меня отчислят?

– Нет, конечно, не переживай. Если не учудишь ничего особо выдающегося, то все будет в порядке. Молчать, плакать или падать в обморок можно, хотя не нужно.

– Хорошо, обещаю не бить окна, не материться и придти трезвой. Ничего не забыла?

– Вроде нет. Одеть бы только тебя поприличнее…. Прости, конечно, но твои джинсы, которые прошли все тяготы практики и драные кеды с той же историей не вполне отвечают обычно предъявляемым требованиям к внешнему виду студента. Могу рассчитывать, что ты хотя бы наволочку с головы снимешь?

– Сниму, ради вас даже причешусь. А переодеться… я сама думала об этом, – признала я честно, – но у меня ничего больше нет. Разве что драные кеды могу сменить на целые резиновые сапоги да накинуть дождевик сверху.

– И лопату прихвати, – посоветовал с серьезным видом Некруев. – Скажем, что это ты полностью в образе полевика-геолога. У сестер нечего позаимствовать?

– Да где там… Лизка меня на две головы выше, Катька наоборот, заметно меньше ростом, а Таня не такая тощая. Наверное, у Жени можно было бы что-то попробовать примерить, но…. У меня рука не поднимется копаться в гардеробе сестры, которая только начинает приходить в сознание.

– Деньги на одежду ты сейчас, конечно, тоже не станешь тратить. Ладно, Ксюш, это я так, не бери в голову. И не думай, что это повлияет на решение по курсовой.

– Да я не думаю…

Из коридора неожиданно послышался голос Танремии, выясняющей мое местоположение. Что ей надо, что-то случилось? Она заглянула в лабораторию, хмуро поздоровалась с Виктором Андреевичем и исподлобья посмотрела на меня.

– В чем дело? – взволнованно спросила я.

– Мне нужны деньги.

– А… а зачем?

– Я выхожу замуж.

– Что?! – опешила я.

– Мне нужны деньги на свадьбу.

– Таня, у тебя совсем крыша поехала? – прорвало меня. – Какая свадьба, тетя в коме, сестра в больнице и кто вообще жених, я о нем впервые слышу?!

– Тебе и не надо о нем слышать, просто дай мне денег на свадьбу, – раздраженно сказала она.

– Откуда я их тебе возьму, Тань? Пусть твой жених платит, раз вам так приспичило.

– У него нет денег, он не работает!

– Совсем хорошо… Таня, ну, включи же мозг! Мне едва хватает на больничные расходы и коммуналку, а ты хочешь свадьбу!

– Оплатить учебу Катерины ты как-то смогла!

– Это же совсем другое…. Да с чего ты вообще вдруг замуж собралась?!

– А что, я права не имею? Я его люблю, я хочу выйти за него! – у нее в голосе отчетливо пробивались истерические нотки.

Надо успокаиваться мне, иначе будет плохо…

– Таня, хорошо, я поняла, ты его любишь. Ты имеешь на это право, конечно. Но у меня нет сейчас денег, пойми. И про любовь твою я впервые слышу. Ты мне объясни, пожалуйста, что там у тебя происходит, я постараюсь помочь. Вы давно встречаетесь?

– Уже месяц.

Час от часу не легче, я надеялась, что там хоть серьезные чувства и длинная трогательная история отношений.

– Таня, но это ведь очень мало. Ты уверена, что ты его хорошо знаешь, а он… тебя? – она злобно на меня посмотрела.

– Да, он меня знает!

Врет, поняла я. Не знает он ничего о сущности Танре и маленьких семейных нюансах.

– То есть ты собираешься уйти из дома?

– Нет, мы будем жить у нас, он иногородний. Все, что нужно делать… по дому… я, конечно, сделаю.

Я еле сдержалась, чтобы не наорать на нее. Что мне прикажете делать с этим женихом в доме?! И неработающим к тому же, его тоже кормить я буду? Но Танре говорить об этом сейчас бесполезно, только беситься будет.

– У меня сейчас нет денег, и я не представляю, когда они появятся. Для любви брак необязателен, вы можете его отложить. Или тихо расписаться. Если хочешь, приводи своего жениха в дом и живите.

– Мне на это твое разрешение не нужно! – закричала она. – Ты ведь даже не старшая на самом деле, по какому праву распоряжаешься? Почему я должна тебя слушать?

– А почему тогда я должна оплачивать твою свадьбу? – спросила я в ответ.

– Ты и не оплачиваешь! Думаешь, без тебя не обойдусь?!

– Так обходись, в чем тогда проблема? Ищи деньги, выходи замуж, тащи своего возлюбленного в дом – причем тогда я?

– Не причем!!! – Танремия выбежала, шарахнув дверью об косяк.

– Ничего себе, – заметил Некруев, наблюдавший за сценой.

– А можно без комментариев? – раздраженно спросила я. – Нет, ну что мне с ней делать?! Мне только этого жениха не хватало…

– Ксюша, ты здесь ничего не сделаешь, у нее мозги у самой должны встать на место.

– Я просто очень боюсь, что она что-нибудь учудит.

– Вряд ли ты ее от этого убережешь, – вздохнул он.

Увы, не прошло и двух часов. Раздался звонок от взволнованной Каттер.

– Тут такое случилось!

– Что еще случилось?

– Таню арестовали за кражу!

Я с размаху села на стул под удивленным взглядом Виктора Андреевича и выслушала информацию. Записала на листочек адрес отделения. Сказала Каттер не беспокоиться, положила трубку.

– Мне нужно уехать, сегодня вряд ли смогу вернуться на работу.

– Что-то с сестрой?

– Арестована за кражу.

– Так… Что собираешься делать?

– Пока не знаю. Поеду в отделение, узнаю подробности… попытаюсь ее вытащить.

– Давай я тебя отвезу?

– Да, если можно. Мне кажется, я сойду с ума…

В отделении я долго извинялась, уговаривала и униженно просила следователя и потерпевшую, кошелек которой в магазине попыталась украсть Танремия. Рассказала о сложной ситуации в семье, о проблемах с деньгами. Я выгребла все имеющиеся деньги с карточки и из карманов, предлагая их потерпевшей, что бы она не предъявляла к Танре официальных претензий. Клялась, что буду следить за сестрой и больше не допущу с ее стороны таких поступков.

Танремия не говорила ни слова, она была очень бледна, с остановившимся взглядом, еле держалась на ногах. То ли ее состояние, то ли моя отчаянная искренность, но все благополучно разрешилось и нас отпустили домой, даже не взяв материальную компенсацию. Некруев велел обеим садиться в машину, я села рядом с ним на переднее сиденье, Танремия, по-прежнему не произнесшая ни слова, послушно села сзади.

– Пристегнись, – сказала я ей.

Она так же безучастно закрепила ремень безопасности.

Дома Танремия, так и не заговорив, поднялась в свою комнату. Я пила кофе, пытаясь понять, что мне делать с ней дальше. Наверное, с ней надо как-то поговорить. Но как? Что сказать? Лузза растерянно смотрела в окно.

– Ксю, я понятия не имею, что ей говорить. Я от нее такого никак не ожидала. И про жениха впервые слышу… Он хочет таким образом решить жилищный вопрос?

– Надеюсь.

– Почему надеешься?!

– Потому что если этот жених действительно такой больной на голову романтик, что через месяц уже страстно мечтает жениться за чужой счет и, даже не познакомившись с семьей возлюбленной, переехать в дом к невесте… Танре сказала, что он еще и безработный. Я такое чудо в доме просто не выдержу!

– Да, ты права.

В кухню вошла расстроенная Катя.

– Ксюар, сделай что-нибудь! Она не хочет со мной разговаривать, только повторяет: «уйди»!

Я поднялась в комнату Танре, она стояла у окна, вцепившись побелевшими пальцами в подоконник и стиснув зубы.

– Давай поговорим.

– Уйди.

– Послушай, я не собираюсь тебя упрекать и воспитывать. Просто хочу понять, что с тобой происходит.

– Уйди от меня.

– Почему?

– Я воровка.

В ее негромком голосе было столько отчаяния, что у меня сжалось сердце.

– Неправда. Ты была расстроена, растерялась и сделала глупость, это еще ничего не значит. Мы просто это забудем. А сейчас ты умоешься и ляжешь спать.

Танре не отреагировала на мои слова, но покорно пошла, когда я повлекла ее в ванную комнату. Я включила воду, она смотрела в пустоту и ничего не делала.

– Наклонись к раковине и обопрись. – Сказала я, закатывая рукава свитера.

Как только я смочила ладонь и дотронулась до ее лба, Таня горько заплакала, судорожно вздрагивая. Я осторожно ее умыла, дала полотенце, в которое она уткнулась лицом, продолжая рыдать, отвела обратно в комнату, уложила в кровать. Заснула она нескоро, всю ночь мне пришлось сидеть с ней, гладя по голове и держа за руку, потому что стоило только отстраниться, как она снова в слезах просыпалась. Утром я задремала, когда проснулась, Тани в кровати не было, мне на плечи было наброшено одеяло, а из душевой слышался плеск воды. Она вышла уже твердой походкой, но все еще очень бледная, села на стул, неестественно выпрямив спину.

– Ты не спала всю ночь из-за меня? – спросила она.

– Я нормально подремала, почти выспалась, – соврала я. – Ты как?

– Лучше, чем заслуживаю. Это больше не повторится. Ксюар, я вчера была на тебя зла, но я считаю тебя нашей старшей. Неподчинения больше не будет.

Танремия говорила спокойно и отстраненно, но была как натянутая струна, в глазах у нее застыло чувство вины и обреченность. Она сейчас выглядела взрослой уставшей женщиной, а не восемнадцатилетней девчонкой.

– Танре, все будет хорошо, я постараюсь найти тебе деньги, просто дай мне время, пожалуйста.

– Уже не надо, он меня бросил, – также безучастно сказала она.

– Из-за сорвавшейся свадьбы?

– Сказал, что да.

– Ты же сознаешь, что это не любовь? – осторожно спросила я.

– Да, – вдруг с горечью сказала она, низко наклоняя голову и опуская плечи, словно сдаваясь тяжести непосильного груза. – А где она, любовь? Просто мне она тоже нужна, понимаешь? У меня нет ни друзей, ни семьи, ни любимого мужчины. Я просто хотела не быть всегда только смертью, не руководствоваться только долгом. Мне хотелось обрести хоть кого-то, кому мое существование было бы в радость…

– А как же мы?

– Мы? Ты обо мне заботишься, Ксюар, но разве для тебя я имею значение сама по себе? Ты просто осознаешь мое значение для жизненного баланса. Мы все неразрывно связаны одной судьбой, но не душами.

– А для тебя мы сами по себе имеем значение?

– Да, – помедлив, сказала она так, будто выдавала мне страшную тайну. – Но я осознаю, что это просто мои эмоции и я с ними справлюсь. Я вовсе не жду от вас ничего подобного, Ксюаремия. Я все понимаю.

У меня на душе вдруг стало тепло и хорошо. Я с нежностью посмотрела на Танремию.

– Наоборот, ничего ты не понимаешь! – сказала я, вставая с кровати. – Мы семья, просто… мы это плохо умеем.

– Ты о чем?..

– О том, что у меня ничуть не меньше этих эмоций, о которых ты говоришь. Я вчера вообще не думала о нашем долге, я думала о тебе, мне было страшно и больно за тебя. Катька вся извелась и я готова поручиться, что она тоже забыла про то, что ты смерть и нужна нам для выполнения работы. Лузза весь вечер пила чай, не замечая, что он зеленый, а ты же знаешь, она его терпеть не может. Ты наша сестра и мы тебя любим.

Танремия еще ниже опустила голову и по ее щекам потекли слезы. Я подошла к ней и обняла, она неуверенно прислонилась к моему боку.

– Прости меня…

– Уже простила. Не переживай по этому поводу, – я наклонилась и прижалась щекой к ее растрепанным волосам. – Ладно, Танюш, извини, мне пора на работу. Не расклеивайся, я постараюсь придти пораньше и куплю нам тортик. Думаю, нужно себя побаловать.

Глава 26

– Как сестра? – спросил Некруев, едва я утром переступила порог лаборатории.

– Наверное, лучше, чем могло быть, – сказала я. – Но вообще плохо, конечно. Плачет, просит прощения…

– Вы поговорили?

– Да, немного утром. Вечером у нее была истерика, ей было не до разговоров.

– А что этот ее жених?

– Какой там жених… Сразу исчез с горизонта. Надеюсь, совсем. Хорошо, Таня все сама понимает.

– Понимает?

– Да. Знаете, мне бы не хотелось, что бы вы думали о ней плохо из-за случившегося. Это вовсе не в ее духе, до того, как случилась автокатастрофа, она была образцом хорошего поведения. Ей просто слишком тяжело пришлось эти полтора месяца.

– Я не думаю плохо о твоей сестре, – успокоил меня Виктор Андреевич.

– Хорошо, что все обошлось, надеюсь, она быстро придет в себя. А вообще… – Он подошел к столу, взял с него большой коричневый конверт, – у меня для тебя есть небольшой, но думаю, приятный сюрприз.

– Вот как? – удивилась я.

– Да, посмотри на девятой странице, – он протянул конверт мне.

– Серьезно, опубликовали? – поняла я, о чем речь, вытаскивая свежий номер журнала «Геология» и торопливо пролистывая до девятой страницы.

На ней сверху крупным шрифтом был написан заголовок нашей статьи и сразу под ним фамилии авторов, в том числе моя. Потрясающе, я – автор научной публикации! Я бережно положила журнал перед собой на стол и перевела взгляд на Виктора Андреевича.

– Ты прямо светишься, – сказал он, добродушно посмеиваясь над моим восторгом.

– Ага… Можно мне копию снять на память?

– Ксюша, всем авторам полагается экземпляр. Этот специально для тебя.

– В самом деле? Замечательно! – я повернулась обратно к столу, осторожно перевернула страницы, полюбовалась на иллюстрации. Как здорово, не верится даже!

– Виктор Андреевич, спасибо вам огромное, – очень искренне сказала я.

– Не за что. Тебе спасибо за хорошую работу, – улыбнулся он.

На лекцию я так и пошла, нежно прижимая журнал к груди.

– Ты чего это обнимаешься с периодическим изданием, как с любимым мужчиной? – спросила Лабутчер, привлекая внимание и остальных в группе.

– А у меня статья вышла… – вырвалось у меня, и я сразу об этом пожалела.

Вот зачем рот открыла, похвастаться захотелось? Перед кем, отличниками, которые только что помогали доделывать работы, что бы меня, двоечницу, не отчислили?!

– Статья? – переспросил Бабушкин. – В «Геологии», что ли? Можно посмотреть?

Коля аккуратно вынул журнал из моих рук и полез в оглавление, нашел нужную страницу. Через его плечо свесилась гроздь любопытных носов других одногруппников.

– Ого, базы данных! – восхитился Игорь. – Дашь почитать? Я тоже интересуюсь.

– Да, конечно… – я была сбита с толку их воодушевлением.

– Здорово, ты молодец, – высказал мнение обычно молчаливый Стасенко, вгоняя меня даже не в краску, а в панику.

– А почему такая тема статьи? – снова влез Игорь. – У тебя по ней курсовая работа?

– Ну да…

– Когда защита, завтра? Я бы пришел послушать.

– Зачем?! – перепугалась я. – Если хочешь, могу все материалы и литературу дать…

– Давай, – легко согласился Игорь. – Но послушать все равно приду, вдруг какие вопросы интересные будут?

– И я, пожалуй, загляну, – присоединился Коля.

– Давайте уж все сразу организованно соберемся и пойдем, – предложила Лабутчер.

Прозвенел звонок на пару, я принялась грызть ручку. Своими же руками устроила себе очередные проблемы. Как бы всех аккуратно подвести к мысли, что нечего им делать на этой защите? Чем меньше свидетелей моего очередного публичного позора, тем лучше. Но разве их переубедишь?..

Днем я поехала в больницу – на очередные медицинские манипуляции по приведению Джуремии в чувство. Евстигнеев выглянул в коридор и позвал меня.

– Могу поздравить, Женя пришла в сознание. Скоро она опять уснет, но вы можете пару минут попробовать поговорить; возможно, она вас поймет.

Я зашла в палату, едва справляясь с волнением, подошла к кровати. Джуремия лежала с открытыми глазами, в них был испуг.

– Женя… – позвала я, склоняясь к ней.

Ее глаза встретились с моими. Она определенно меня узнавала, хотя едва ли была этому рада. Знала бы я заранее, что она придет в себя, позвала бы Луззу… Но теперь поздно.

– Женя, вы с тетей попали в автокатастрофу. Ты долго была без сознания, но теперь идешь на поправку. Ты меня понимаешь? – она плотно прикрыла и снова открыла глаза, давай мне понять, что услышала и осознала.

Я смотрела на нее, не зная, что еще сказать. Обездвиженная, лишенная возможности говорить, она пришла в себя в больничной палате, окруженная людьми, к тому же незнакомыми. Она не знала, что с наставницей, она наверняка с удивлением видела мою сущность старшей… Мне было страшно представить, в каком смятении сейчас находится Джуремия.

– Тетя жива, с остальными все в порядке, – постаралась как можно спокойнее сказать я. – Выздоравливай, мы очень ждем твоего возвращения.

– Все, показатели ухудшаются, для нее это большой стресс, ей нужно поспать, – распорядился Евстигнеев.

Я склонилась к Джури.

– Не бойся, все будет хорошо. Завтра придет Лиза, ты меня понимаешь? – Джуремия опять утвердительно прикрыла глаза.

На нее быстро действовало снотворное, не прошло и минуты, как она снова спала. Я позвонила и обрадовала Луззу, разобралась с накопившимися делами, попрощалась с Евстигнеевым. Затем в растрепанных чувствах направилась на другой этаж, заглянула в палату и негромко позвала:

– Женя…

– Привет, что хотела?

– Выйдем в коридор? – Вересная, болтавшая с идущей на поправку крестной, поднялась со стула и вышла со мной.

– Что-то случилось? – взволнованно спросила она.

– Женька в себя приходила. Ненадолго.

– Это замечательно! А… почему ты не рада?

Я пожала плечами.

– Да не то, чтобы не рада, но как представлю себе, что ей еще предстоит… Ладно… Я собственно, чего позвала. Хотела попросить: ты можешь сделать, чтобы никто из нашей группы не пошел на эту мою защиту?

– Но почему?

– Просто не хочу, – мрачно ответила я.

– Не знаю, вряд ли… – покачала головой Женя. – Все как-то очень нацелились выяснить, что там у тебя за базы данных, да и вообще, поддержать хотели. Ты из-за этого переживаешь?

– Я не хочу, что бы вы приходили, – повторила я, не собираясь с ней откровенничать.

– Ксеня, ты просто неприступная крепость, – вдруг в совершенно другом, иронично-пафосном тоне заявила Вересная. – Вся группа уже пару месяцев добивается твоего расположения, но ты не сдаешься! Умоляю, скажи, есть ли у нас хоть малейший шанс на взаимность?!

– Тьфу на тебя! – я не удержалась от улыбки. – Ну, на что вы смотреть собираетесь? Как я буду заикаться у плакатов?

– Почему сразу «заикаться»? Ты доклад выучила?

– Наизусть, но в моем случае не помогает.

– А кому-нибудь рассказывать пробовала?

– Нет, кому?

– Я думала, тебя Некруев прослушает заранее.

– Он хотел, но я сбежала, – созналась я.

– Зря. Давай я тебя послушаю.

– Не нужно…

– Стоять! – со смехом ухватила она меня за рукав, потому что я уже начала попытку физического отступления. – Поехали в институт вместе, я на машине. Сходим на последнюю пару, а потом потренируем твой доклад.

Как у меня так получается?! Мне вообще нужно держать рот закрытым и ничего не предпринимать! Я заговорила с Вересной о докладе, потому что хотела избавиться от внимания одногруппников, а в результате теперь стояла в лаборатории и нервно кусала губы перед Женей.

– Ксюш, все нормально с докладом, только попробуй параллельно показывать по слайду.

– И говорить громче? – обреченно озвучила я обычную претензию ко мне.

– Наплюй. Кому надо, услышат, – огорошила меня Женя нетрадиционным подходом. – Давай еще раз.

Я с тяжелым вздохом зашла на второй круг доклада, старательно водя по экрану с презентацией пальцем в нужных местах. После второго круга последовал третий, когда Женя вручила мне указку, затем четвертый и так до тех пор, пока Вересная не сочла результаты удовлетворительными и не перешла к вопросам.