Текст книги "Трудная профессия: Смерть (СИ)"

Как жить, если ты – смерть? Если ты обязана отбирать жизни других людей, нравится тебе это или нет? И неважно, что ты всего лишь юная студентка, с кучей личных проблем и задолженностями в институте. У тебя есть твой долг, ты смиришься.

MirashТрудная профессия: Смерть

ЧАСТЬ 1

Глава 1

– Что ты о себе возомнила? – Я вцепилась в рукав собственного свитера, стиснув зубы.

– Не смей отмалчиваться. Изволь отвечать за свои поступки!

– Я не смогла. – Выдавила я из себя.

– С чего бы вдруг?

– Я не могу убить ребенка.

– Вот как? – мне в лицо полетел мой балахон. – Одевай!

Кусая губы, я натянула на себя ненавистную тряпку. Наставница больно вцепилась в мою ладонь костлявыми пальцами. До меня дошло, что она собирается сделать.

– Я не хочу! Не заставляйте меня!!! – я пыталась вырываться, пока наставница не впечатала меня в стену перед детской кроваткой в небольшой полутемной комнате. Утром я ушла отсюда, так и не выполнив свое задание.

– Только посмей не смотреть! – этого она могла и не говорить. Я и без того была не в силах отвести взгляд от крошечного существа, захлебывавшегося криком. Лицо несчастной девочки было искажено болью, в комнате стоял тошнотворный запах лекарств. Даже утром все было не так ужасно!

Рука моей наставницы стала ледяной, ее лицо побелело и вместо глаз зазияли черные провалы. Я физически ощутила, как она потянулась своей силой к малышке и выпила из нее жизнь. Девочка в последний раз вздохнула, страшно вскрикнула и умерла.

– Неее-ее-еет!!!!!! – молодая изможденная женщина, мать несчастной, кинулась к тельцу. – Будьте вы прокляты!!!!

Я истерически рассмеялась и опустилась на пол. К чему нас проклинать? Мы уже прокляты!

Вечер собирался идти по проторенной дорожке. Когда дверь распахнулась, обнаружив за собой мою наставницу, я была уже в том состоянии, что прятать бутылку под стол и дышать в сторону представлялось бесполезной тратой сил, – поэтому лишь философски пожала плечами и сделала очередной глоток. Наставница по традиции отняла у меня последнее утешение, отволокла в душ и окатила ледяной водой. Я по традиции попыталась вырваться, но она не отпускала меня до тех пор, пока холод не заставил меня относительно протрезветь. Через небольшой промежуток времени я сидела под одеялом на кровати и стучала зубами, пытаясь немного согреться, а моя мучительница деловито обыскивала комнату, избавляя меня от лишней, с ее точки зрения, собственности. Каждую бутылку я провожала тяжелым вздохом, мне они доставались вовсе не бесплатно. Все это мы уже столько раз проходили…

Наконец конфискация завершилась (к моему облегчению, не все было обнаружено) и наставница встала напротив, прожигая меня своими ледяными глазами.

– Что ты скажешь на этот раз?

– Оставьте меня в покое! – алкоголь однозначно прибавил мне смелости.

– Что бы ты продолжила превращать себя в растение?

– Лучше быть растением, чем такой, как вы!

– Чем ты лучше? Ты – безответственная эгоистка.

– А почему я эгоистка? Потому, что не хочу убивать детей? Потому что не хочу убивать их матерей и отцов? Стариков? Потому что вообще не хочу убивать – это эгоизм?!

– Мы не убиваем. Мы лишь выпиваем жизнь.

– Да нет никакой разницы! – взвизгнула я. – Кто из тех, у кого мы «лишь выпили жизнь», хотел с ней расстаться? Чем это отличается от убийства?!

– Тем, что мы не выбираем, кому жить, а кому умереть. Мы забираем то, что человеку уже не принадлежит. Эта девочка – ты считаешь, было бы лучше, если бы она продолжала мучиться? Излечить ее не в наших силах. Наш долг – выпить ее жизнь. И надо было сделать это как можно скорее, не обрекая ее на дополнительные страдания.

– А ее мать? Каково ее матери?!

– Ей стало лучше от того, что жизнь ее дочери продлилась на несколько страшных часов?!

– Все это неправильно… – мне уже не хотелось ничего ей доказывать.

– Откуда тебе знать, что правильно, а что нет? Ты – смерть. Ты должна выполнять свою работу. А ты желаешь жить иначе, не думая о последствиях. В этом твой эгоизм и твоя безответственность.

– Уйдите!!! – наставница к моему удивлению действительно просто развернулась и вышла.

Я встала и с трудом доплелась до стола, – все же я была изрядно пьяна, – взяла со стола нож и со злостью полоснула по запястью. Потом еще раз. И еще… пока проклятое сознание не оставило меня в покое.

Рука болела. Голова – еще сильнее. Сосредоточиться на лекции я не видела никакой возможности, впрочем, не видела и необходимости. Отчисление уже давно перестало казаться чем-то значимо неприятным, напротив, я бы вовсе не отказалась избавиться от необходимости посещать институт. Увы, наставница была здесь крайне категорична, и я продолжала давиться гранитом ненужной мне науки. На открытый протест я не решалась, все равно это было обречено на провал. Проще было худо-бедно посещать занятия, предоставив наставнице разбираться с моими откровенно провальными сессиями. Впрочем, так было не всегда. На первый курс я пришла с горящими глазами и желанием учиться…. Даже смешно.

– Ксюша, у тебя листочка не найдется? – зашептали с соседнего ряда. – У меня тетрадка закончилась.

Это Арина Роднева. В моем понимании – блаженная. Единственная на курсе, кто до сих пор продолжает общаться со мной, причем так искренне и дружелюбно, что я вместо обычной порции трехэтажного мата выдаю реакцию почти нормального человека.

– Забирай мою тетрадь, я не пишу. – Арина все равно лишь аккуратно отсоединила несколько листов и вернула мне мою собственность. Я безразлично пожала плечами: не хочет и не надо.

– Смотри-ка, у нее рука забинтована. – Настиг меня ехидный шепоток.

– Ага, и перегаром опять несет, как из вытрезвителя!

– Давно пора отчислить. Мы тут убиваемся, что бы экзамены сдать, а у нее тетка приходит и за полдня зачетку заполняет…

– Лучше бы не ходила, не позорилась.

– А я вот не понимаю, чего Аришка с ней общается? Как не видит, с кем разговаривает…

– Ну, кстати, Ксения с Ариной нормально себя ведет, на удивление.

– Я бы все равно на месте Аришки обходила ее десятой дорогой. У нее же уже крыша съехала, не знаешь, что от нее ждать…

Как же я ненавижу свой чересчур хороший слух!

Наступил перерыв на обед, с нетерпением ожидаемый всеми студентами. Мой аппетит тоже не спал, однако в последнее время я предпочитала терпеть голод, но избегать общения с однокурсниками в очереди и буфетчицами. Моя недобрая слава шла настолько впереди меня, что никаких шансов ее обогнать не было – везде меня встречали презрительные и любопытные взгляды. Я уже давно перестала пытаться убедить себя в своем безразличии к мнению окружающих. Как ни крути, оно меня очень больно ранило и попытки внутренних самооправданий, что людям никогда не понять ту, которая вынуждена быть смертью, не давали результатов. Поэтому перерывы я предпочитала проводить, заперевшись в кабинке женского туалета, чем дополнительно подогревала сплетни.

К сожалению, в это время учебного дня желающих занять кабинку, – по отличающимся от моих нуждам, – было весьма много. Обычно я старалась в это время найти себе другую нору, но в этот день нелегкая понесла меня прятаться от общества в туалете. Спустя десять минут общество окончательно осознало, что второй кабинки на всех недостаточно.

– Твою мать, что она там делает?!

– Может, ей плохо стало? – это Арина, конечно.

– Да давайте охрану позовем, и пусть они с ней разбираются.

– Надо дверь вышибить… а потом ее мозги!

– Да какие там мозги-то…

По отдельности наши девушки меня все же опасаются, – мало ли что может выкинуть человек, который с головой откровенно не дружит? Но стоит им объединиться в группу более двух человек, как я перестаю с их точки зрения представлять собой что-то, кроме раздражителя. Для моей силы смерти это вовсе не непобедимая армия, но ведь силой я сейчас воспользоваться не могу. А без нее я всего лишь нескладная, не обремененная хорошей физической формой девушка. И мне лучше не выходить на суд общественности, а отсидеться, как обычно. К сожалению, это понимание пришло ко мне позже, а в тот момент я психанула, выскочила из кабинки и нацелилась на Евгению Вересную, предлагавшую позвать охрану – которую считала главным своим врагом в институте. Удивительное дело – я всегда честно себе признавалась в том, что согласна с однокурсницами в их мнении обо мне. И не согласна я была с Ариной, упорно пытавшейся найти во мне разумное и доброе. Но полностью соглашаясь, тем не менее, я яростно ненавидела их за эту правду, за это отношение. Поэтому я накинулась на Вересную, горя желанием вцепиться в ее извечно раздражающую спокойствием физиономию.

Руки сразу нескольких девчонок оттолкнули меня от Жени. Вопреки всем традициям нашего приличного института назревала драка. Но я упала на пол, больно ударившись локтем, и взвыла от боли. Мгновенно все замерли, замолчали – как будто даже почувствовав себя виноватыми. Ни на кого не глядя, я выбежала из туалета и нырнула в прокуренный закуток под лестницей, только что освобожденный поспешившими со звонком на пару студентами. Неожиданно вслед за мной последовала Арина. Немного опасливо глядя на меня, она попросила:

– Ксюш… Расскажи мне, что с тобой происходит…

– Меньше всего я желаю тебе узнать, что со мной происходит. – Уже почти спокойно сказала я, – Ты мне помочь все равно не можешь. Да и никто…

– Ксюш… да что бы это ни было… – она постаралась ободряюще улыбнуться. – Ограбление банка, шпионские секреты, мафия… даже в этих случаях можно попытаться что-то сделать.

– Да, в этих можно и попытаться. – Наивная дурочка! Если бы речь шла о какой-то там мафии…

– Ты… ты чем-то больна?

– Я здорова. Роднева, иди по своим делам! – повысила я голос.

– Хорошо, – сдалась она. – Просто знай, что со мной ты можешь поговорить. – Ответа она от меня не дождалась. Глядя ей вслед, я размышляла о нелепом чувстве юмора вселенной. Обычная юная девушка пытается оказать моральную поддержку смерти…. Я подождала, пока она уйдет, и перенеслась к себе в комнату. Обычно я этого не делаю, но сил оставаться в институте или идти домой пешком – сумка с проездным осталась в учебной аудитории – у меня не было.

Моя комната сомнительное, но единственное мое убежище. Удивительно, насколько она похожа на меня. Когда-то она была моим сказочным дворцом…. Когда-то я ее любила, а сейчас ненавижу. Но это ничего не меняет, – я обречена жить здесь до конца своих дней, если такое счастье вообще когда-либо наступит. Впрочем, здесь есть дверь, мои маленькие тайнички и кровать. Я торопливо сделала большой глоток, обжегший горло, ликвидировала явные следы своего нарушения дисциплины и забралась под одеяло. Меня трясло от пережитого унижения и абсолютно непроглядного отчаяния.

В комнату вошли, на несколько секунд замерли, затем подошли к кровати.

– Что случилось? – спросила Лузза, моя старшая соученица. Она стянула с меня одеяло и развернула лицом к себе. И я вдруг стала судорожно говорить, объяснять. Лузза всегда неплохо ко мне относилась и сейчас терпеливо выслушивала, держа за руку. Когда я измученно замолчала, она спокойно сказала:

– Ксю, тебе нужно прислушаться к настоятельнице. Мы не зло, мы просто выполняем свою работу. Люди – вовсе не наша забота. Эти проблемы надуманы, их просто нет. Поговори с настоятельницей, она желает нам только добра. Тебе нужно успокоиться и пересмотреть свою позицию.

Вот и все. С тем же успехом я могла жаловаться ей на происки зеленых человечков. Луз в каком-то смысле и впрямь за меня переживает, но она никогда не сумеет воспринять мои доводы. Работа… как можно назвать этим словом выпитые жизни?! Как можно быть к ним безразличной? В комнату вошла Джуремия – другая моя соученица. В отличие от Луз она не просто относилась к «работе» спокойно – она ее любила. Даже будучи совсем детьми, мы были разделены пропастью противоречий, что уж говорить о настоящем? Она целиком и полностью разделяла позицию наставницы, она с радостью выполняла все ее распоряжения. И, пожалуй, никто из нас не сомневался, что именно она займет со временем ее место. Справедливости ради стоит добавить, что едва ли это когда-либо было основным мотивом ее действий – она просто искренне любит нашу работу.

Джуремия с нескрываемым презрением посмотрела на меня. Надо признать, у нее есть все поводы. Я ненавижу ее за то рвение, с которым она выполняет свою работу. Но она делает то, что считает нужным. И она в этом преуспела. Я же… я же давно сдалась и, продолжая провозглашать то, во что искренне верю, совершенно не имею сил бороться за это.

– Приведи себя в порядок – фыркнула соученица. – Наставница собирает нас в зале, нам дадут новые задания.

– Может, Ксю стоит отлежаться? – с сомнением проговорила Лузза. – она нездорова.

– Брось, Луз. – Раздраженно бросила Джуремия. – Дурость и безответственность не лечатся.

– Во всяком случае, не нам решать, что для нее лучше. – Примирительно сказала Лузза. – Я помогу ей переодеться и умыться, а ты иди.

Через четверть часа мы вошли в зал. Наставница хотела было сделать мне замечание за опоздание, но, то ли предупреждающий взгляд Луззы, то ли что-то в моем виде ее удержало. Мы расселись на свои места, при этом Джуремия брезгливо повела носом и отодвинулась от меня.

Всего нас шестеро, включая наставницу и меня, но Каттер и Танре отсутствовали. Сегодня был последний день дежурства нашей группы, каждой из нас приходится делать это раз в шестьдесят дней, работаем мы парами, каждый раз разными. Лузза и Джуремия выполнили работу позавчера, а я дежурила в паре с наставницей вчера… За те сутки я выпила жизнь из почти двух сотен человек нашего города. Мы собирали свою жатву по всему городу – всех самоубийц и всех убитых, всех жертв несчастных случаев, всех, чье тело сдалось старости или болезням.

Что же, у меня есть пятьдесят восемь с небольшим дней, перед тем, как я снова окажусь в аду убийств, крови и боли. Если только наставница не прикажет заняться кем-то особо. Хотя очевидно, что именно это она и собирается сделать, иначе ей незачем было бы нас собирать. Да и мы, ученицы, прекрасно чувствовали то, что всегда предшествовало решению наставницы заняться «особыми» жертвам. Я могла лишь надеяться, что в этот раз их будет не слишком много.

Когда очередь дошла до меня и я получила свое задание со стандартными двумя неделями на его выполнение, я была так ошеломлена, что молча и без возражений кивнула, затем тихо ушла в свою комнату. Поначалу я сидела на кровати, уставившись в одну точку и не в силах зацепиться разумом хотя бы за одну из проносящихся в голове мыслей. Но затем вдруг ко мне пришло осознание того, что я буду делать. Это решение было настолько ясным и понятным, одновременно с этим несвойственным мне, будто и не я его приняла, а кто-то могущественный сообщил мне о моем пути. Я прекрасно знала, чем закончится для меня этот путь – но это неожиданно отошло на второй план. У меня было две недели времени.

Аудитория находилась на втором этаже и путь до нее я преодолела в считанные секунды. Перед аудиторией стояла и разговаривала по телефону Вересная, – при виде меня ее глаза удивленно расширились. Да, видеть меня собранной, аккуратной и спокойной давно никому не доводилось. Собственно, меня здесь вообще не видели уже больше недели.

– Ты сейчас вернешься в аудиторию?

– Да, – несколько растерянно ответила она.

– Сделай одолжение, позови Арину, мне необходимо срочно с ней переговорить. – Евгения задумчиво на меня смотрела. Кажется, она не верила в мою способность осмысленно разговаривать.

– А с чего вдруг мне ее звать? Подожди перерыва.

– Мне срочно нужно ее видеть. А если я войду, занятие будет сорвано. Лучше, если это тихо сделаешь ты.

– Хорошо, я ее позову. – С сомнением согласилась она.

Через минуту за дверь выскользнула взволнованная Арина.

– Ксюша? Привет! Что случилось?

– Пойдем со мной. – Не слушая ее вопросов, я пошла все к тому же закутку под лестницей.

– Да что случилось?! – повторила она, когда мы оказались в нем.

– Помнишь, я говорила, что не желаю тебе узнать, что со мной происходит?

– Помню, а что…

– К сожалению, ты это узнаешь. Я – смерть. И я должна выпить твою жизнь – с этими словами я протянула к ней руки и позвала свою силу.

Глава 2

Конечной точкой перемещения была небольшая квартира на окраине города, которую я сняла заранее. Упав на пол и пытаясь справиться с тошнотой и головокружением – вызванными не столько самим перемещением, сколько психологическим шоком – стонала Арина. Я быстро прошла по квартире, убеждаясь в отсутствии кого бы то ни было, и вернулась в комнату. Арина сидела на полу и смотрела на меня совершенно безумными глазами. На миг мне показалось, что она сошла с ума.

– Арина, я не причиню тебе вреда – как можно спокойнее сказала я.

– Не приближайся! – крикнула она.

– Хорошо. Видишь, я стою здесь и не касаюсь тебя.

– Что происходит? Кто ты?!

– Я тебе объясню. А ты постарайся это осознать. Это непросто. – Она медленно кивнула. – Я потихоньку опустилась на корточки, стараясь оказаться на уровне ее глаз.

– Я – смерть. Я выпиваю жизнь из людей, которые должны умереть. Люди умирают по разным причинам – от болезни, травм или просто время пришло… Но само умирание – это выпитая из человека жизнь. И мне было велено выпить твою. Но я не могу с этим согласиться и постараюсь сохранить тебе жизнь.

– Бред какой-то! – Нервно выкрикнула Арина.

– К сожалению, нет. Я не выбираю, кому умереть.

– А кто выбирает?

– Сами люди могут выбирать, убивая себя или других. Кто выбирает остальных, я не знаю. Возможно, наставница.

– Кто?

– Наша наставница – я не единственная смерть. Ты считаешь ее моей тетей.

– Я…что…. Да нет. Чушь… – Арина встала и судорожно отступила к стене.

– Это невозможно!!!

– К сожалению, возможно. И ты ведь понимаешь, что это не просто мой бред – именно поэтому я сначала переместила тебя, а теперь пытаюсь что-то доказывать. Я прекрасно понимаю, что просто на слово ты бы мне не поверила. Поэтому… – На этих моих словах Арина потеряла сознание.

Следующие два дня были неимоверно тяжелыми для нас обеих. В одночасье были перевернуты с ног на голову представления Арины о мире. Она бесчисленное число раз теряла сознание, впадала в истерику, просила отпустить ее, пыталась убежать, плакала и отказывалась есть. Дважды нам пришлось перемещаться – истошные крики Арины не могли не привлечь внимания. Каждое перемещение стало для нас обеих кошмаром, хорошо еще, что я догадалась заранее снять несколько квартир на первое время.

Больше всего я боялась, что ее рассудок не выдержит такой нагрузки или она что-то с собой сделает – тогда выходило, что я напрасно все это затеяла и только зря мучаю ее перед умиранием. Не эгоизм ли это, в самом деле, как говорит наставница? Я была близка к тому, что бы признать поражение, выпить жизнь из Арины и сдаться на милость наставницы. А еще я безумно хотела спать – постоянная слежка за Ариной не давала мне возможности отдохнуть. Закончилось все тем, что я заснула ночью в кресле, рядом с ее кроватью.

Проснулась я уже утром. Проснулась и сначала страшно испугалась, но Арина тихо сидела на кровати и смотрела на меня.

– Мне страшно. – Сказала она просто.

– Прости.

– Я ведь не сошла с ума. – Уверенно сказала она.

– Ты в своем уме. – Подтвердила я. Затем встала с кресла – Арина вздрогнула.

– Извини. – У меня, кажется, прорезались истерические нотки. Я постаралась говорить спокойнее. – Прости, но я страшно устала, простужена, голодна и мне нужно в туалет. Помоги мне хоть чуть-чуть. Хотя бы перестань от меня так шарахаться при каждом моем движении! Все, я в душ. – Я наплевала на риск побега или самоубийства Арины и действительно пошла в душ – я не могу вечно за ней следить. Будь что будет.

Но когда я вышла, все было в относительном порядке, она все так же сидела на кровати. Я сделала чай и бутерброды. Арина взяла свою порцию только когда я отошла от стола и устроилась как можно дальше от меня. Она настороженно отслеживала мои перемещения, но не плакала и наконец, нормально ела. Может быть, все еще получится? Я тоже принялась за еду. Арина закончила раньше, но не решалась приблизиться к столу, что бы поставить кружку. Когда я доела, она вдруг спросила:

– Как тебя зовут на самом деле?

– Да Ксюшей и зовут. – Я даже удивилась тому, что ей этот вопрос пришел в голову. – То есть вообще мое имя вроде как Ксюаремия. Иногда зовут меня Ксюар, иногда Ксю. Но по всем документам я Ксения Мягкова – так что… Ксюша и есть. – Я вытащила носовой платок и вытерла нос.

– Ты устаешь, спишь, можешь проголодаться, у тебя насморк… Ты же… человек?!

– Физиология та же, только бесплодна. Но я не человек. Понимай, как хочешь.

– А сколько тебе лет?

– Сколько и тебе, двадцать. То есть… Я думаю, что двадцать. Лет с пяти помню хорошо, раньше – не очень. Может, я просто не знаю, что на самом деле мне триста лет.

Какое-то время мы молчали.

– Покажи мне что-нибудь. Только не очень страшное. – Я не сразу поняла суть просьбы.

– Ну, ты же можешь что-то такое делать… необычное. Как с перемещением сюда.

– Да не особо, Арин. – Она поставила меня в тупик своей просьбой. – В своем нормальном виде я могу перемещаться, у меня очень хорошие слух и зрение – но, в общем-то, почти обычные. Еще развиты чувства, которые у людей не слишком развиты… Ну, например, ты же так и не смогла меня обмануть, когда притворялась спящей – я это чувствую. Я никогда не перепутаю мертвого и живого человека. Вот и все… Вот когда я призываю силу, тогда да – могу больше. Но я не могу ее просто так призывать. А так кроме перемещений и удивить нечем. Хотя вообще… смотри, только не пугайся – предупредила я. – Сейчас моя рука превратится в руку скелета – все, как полагается по сказкам, о костлявой старухе с косой. Только… ты точно хочешь это увидеть? – Арина прикусила губу, но кивнула.

Кисть моей руки, обнаженной до локтя, преобразилась. Сначала потемнела и сморщилась кожа, рука усохла. Затем кожа и плоть будто растаяли, обнажились кости. Я пошевелила фалангами, после чего быстро вернула руке нормальное состояние. Арина сидела белая, как бумага и дрожала.

– Если честно, мне и самой не по себе. – Призналась я. – Наверное, зря я тебе это показала.

– Да нет. – Сглотнула Аринка. – Так про косу – это тоже, правда? – У меня вырвался смешок.

– Нет, Арин. Мы на самом деле иногда скелеты в черных балахонах, но косы, грабли и другой сельскохозяйственный инвентарь не носим. Прости, не подумала, что ты буквально поймешь мои слова.

Арина встала с кровати и медленно приблизилась ко мне. Я спокойно сидела, опасаясь ее снова напугать.

– Можно дотронуться до руки? – неуверенно спросила она.

– Конечно. – Я протянула руку. – Не бойся, сейчас это обычная рука и я не буду ее менять.

Арина осторожно дотронулась до моей кисти, отдернула пальцы, набралась смелости и снова дотронулась. Потом потихоньку ощупала мою руку, сжала ее, поскребла ногтем.

– Ты еще кусни. – Не сдержалась я от язвительного замечания. Арина смутилась.

– Теплая… А ты можешь опять превратить ее?

– Уверена?

– Да…

– Будешь стоять рядом?

– Да, кивнула она, вцепляясь для храбрости в столешницу.

Я опять медленно превратила руку. Арина еще больше побледнела, но внимательно вглядывалась в мои кости.

– Можно дотронуться? – дрожащим голосом спросила она.

– Да можно… а точно стоит? – я не понимала, что ей движет.

Она кивнула, ее пальцы ходили ходуном, но все же дотронулись до моей мертвой руки и принялись ощупывать ее, как до этого живую. Я не была уверена, что делаю правильно, позволяя ей это. Но с другой стороны, наверное, ей действительно было проще так осознать и принять действительность. Она медленно провела пальцами от костяшек к локтю – туда, где рука была нормальной.

– Так странно… Совершенно не представляю, как это понять.

В этот момент в коридоре послышался приближающийся шум, затем в дверь громко постучали. Арина от меня тут же отдернулась и вжалась в стену.

– Натаха, открывай. – Пьяно проорали с другой стороны и снова стали дубасить в дверь.

– Здесь никакой Наташи не живет! Вы адресом ошиблись! – Крикнула я ему, подходя к двери.

– Натаха, хорош придуриваться, открывай! – заорал он еще громче и начал долбить в дверь ногами.

– Я сейчас полицию вызову! – разозлилась я.

– Ты че, не Натаха?!

– Нет! Уходите!

– А чего злая какая?! – возмутился он. – Ошибиться нельзя?!!

Он напоследок пнул дверь, выругался в мой адрес и пошел донимать соседей. Я в свою очередь негромко с этой стороны двери высказала свое мнение о нем и показала двери средний палец. В этот момент Арина нервно рассмеялась.

– Ты чего? – не поняла я.

– У меня нервы шалят. – Сквозь смех призналась она. – Но ты сейчас очень смешно смотришься, показывая неприличные жесты своими костями.

Я перевела взгляд на свою руку. Действительно, я ведь не вернула ей нормальный вид и сейчас напоминала школьный пластиковый скелет, немного «подправленный» учениками на перемене. Арина продолжала смеяться, по ее лицу текли слезы, которые она неловко вытирала дрожащими руками.

– Хорошо, что я ему хоть дверь не открыла. – Созналась я, «оживляя» руку. – Была бы у меня сверхурочная работа, по случаю его инфаркта. Первый раз со мной такое.

– Никогда не забывала?

– А чего забывать? Зачем мне в этот кошмар превращаться лишний раз? Я и жизнь могу выпить, не становясь скелетом. Это только когда надо силу призвать полностью – тут да, уже не обойтись.

– И тебя тогда видят такой те, кто умирает?

– Нас никто не видит, Арин, когда мы работаем. Если только мы сами этого не хотим.

Этот день прошел спокойно. Мы почти не разговаривали до самого вечера, но спокойно пообедали, я помыла посуду. Арина по-прежнему держалась от меня на расстоянии и не выпускала из поля зрения, но в целом привыкала. Вечером она сходила в душ – долго там сидела и вроде бы плакала. После ужина она спросила, что я собираюсь с ней делать.

– Я хочу сохранить твою жизнь. Ведь ты не больна, молода. Ты хороший человек. Выпить твою жизнь – это абсолютно неправильно! Однако наставница все же убьет тебя, если найдет. Но вообще, мы делаем свою работу обычно только у себя, а вовсе не носимся по всему свету. Нас много и мы не особо общаемся. В общем, если ты куда-то переедешь, то, скорее всего, сможешь зажить спокойной жизнью – лишь бы наставница не знала об этом.

– А каким образом ты собираешься это сделать?

– Не знаю. – Призналась я. – Прости, Арин, уж говорю, как есть, что бы у тебя иллюзий не было. Я могу перенести тебя в любое место мира хоть сейчас – но как там устроиться не представляю пока. Не твои, не мои документы использовать нельзя, во всяком случае, сейчас. Где взять другие – не представляю, да и денег нет. Задание выпить твою жизнь я получила две недели назад – и две недели на выполнение. Как видишь, честно тебя не трогала, сколько могла. Вчера был последний день. Что успела за это время сообразить – то и наше.

– Домой мне никогда нельзя будет вернуться?

– Думаю, что нет – честно ответила я. – Я не знаю, как наставница поступит в этом случае. Я и раньше пробовала отказываться убивать, но тогда она по истечению срока убивала сама – или еще кого посылала. Однажды я три дня лишних умудрилась протянуть – все обещала ей собраться с духом и выполнить работу. Но, в конце концов, она все равно выпила и ту жизнь. В общем, может она когда и откажется от мысли убить тебя – но, скорее всего, нет. И сделает это, как только ты окажешься в поле ее зрения.

Ошеломленная Арина долго сидела на кровати, уставившись в пустоту перед собой.

– Послушай меня, – наконец сказала я. – Я не вправе тебя заставлять следовать моим планам, тем более таким сомнительным. Я не могла поступить с тобой иначе, чем перенести сюда и запереть – ты бы не стала меня иначе слушать, ведь правда? Ты пожалуй, имеешь причины мне не верить, но у меня все равно нет ни других доводов, ни доказательств. В любом случае ты меня выслушала, осталась в своем уме и ты достаточно пришла в себя, что бы здраво рассуждать. Так что решать тебе. Это твой выбор.

– Я не знаю, что выбрать. – Тихо сказала она, вытерев набежавшие слезы. – Хотя знаешь, я тебе верю. Пусть это и очень самонадеянно звучит, но я вижу, что ты говоришь искренне. Однако мне тяжело понять то, о чем ты говоришь. Я не хочу жить так, как ты предлагаешь. Но… я… я очень хочу жить… – она снова вытерла слезы.

– Тогда давай попытаемся. По крайней мере, это решение ты поменять точно сможешь. И не будем загадывать. Может быть, – говорю об этом прямо, – может быть, я напрасно считаю, что у меня есть шанс тебя спасти. А может, все скоро наладится, и ты проживешь долгую, счастливую и безопасную жизнь. Так что… Попытаемся?

– Да… – Медленно произнесла она.

– Вот и хорошо. – С облегчением сказала я. – Давай-ка умываться и спать.

– Расскажи мне о вас. – Попросила она на следующий день. – А я постараюсь понять.

Я рассказала ей, как мы живем в обычном частном доме с нашей наставницей – по документам она нас усыновила, а представляется обычно нашей теткой. Мы живем, в общем, как обычные люди. Едим и спим, слушаем музыку и смотрим фильмы, учимся и ведем домашнее хозяйство – все, как у людей. Вот только еще мы должны выполнять свою работу: выпивать жизни. Иногда это действительно необходимо. Бывает, попадет человек под поезд, или утонет – мы чувствуем, когда это происходит, оказываемся там и прекращаем его страдания. Иногда же человек просто состаривается или заболевает. А иногда сам хочет свести счеты с жизнью. Но бывает, что и нет никаких причин выпить чью-то жизнь – и все же мы это делаем.

Еще я рассказала ей, как мы чувствуем баланс жизни – порой все ею переполняется, тогда нам велят выпить чью-то жизнь. Иногда ее мало – тогда мы наоборот, оставляем жить тех, кто вроде бы и должен уже умереть. И не всегда можно понять, почему баланс жизни вдруг нарушился и почему именно так. Ведь иногда людей много и здоровых, – а мы чувствуем, что жизни мало. А иногда людей почти не остается, а как будто их слишком много… Я рассказывала ей, как мы приходим к людям, которые хотят жить, которых любят их родные – и выпиваем их жизнь. Как мы выпиваем ее из невинных детей – даже не всегда больных. И я честно признавалась ей, что это все чудовищно и несправедливо. Я только не готова была рассказать, почему я до сих пор это делала – но она не спрашивала.

После Арина пыталась уложить в голове новые знания о действительности. Понемногу она примирялась со своей ситуацией. Мы опять поменяли место жительства – перенеслись на много десятков километров, в крупный город. За предыдущее жилье я не стала платить, так как денег было мало. Убегая, я прихватила некоторую сумму у соучениц и наставницы, сколько смогла – но деньги имеют свойство заканчиваться, особенно если их так неумеренно расходовать и совсем не зарабатывать. Мне пришло в голову, что можно сбегать всякий раз, когда приходит время оплаты – пока не придумаю, как достать еще денег.